Текст книги "Грюнвальдская битва"

Автор книги: Ян Длугош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

МАГИСТР ЛИВОНИИ, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ В ЗАЩИТЕ МАРИЕНБУРГСКОГО ЗАМКА, РЕШАЕТ ОСУЩЕСТВИТЬ ЭТО ХИТРОСТЬЮ; ОБЕЩАНИЯМИ ОН СКЛОНЯЕТ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ЛИТВЫ АЛЕКСАНДРА НА СВОЮ СТОРОНУ. ПРИХОДСКИЙ СВЯЩЕННИК ГОРОДА ГДАНЬСКА, ПОКИДАЯ МАРИЕНБУРГСКУЮ КРЕПОСТЬ, ВЫНЕС С СОБОЙ ТРИДЦАТЬ ТЫСЯЧ ПОЛНОЦЕННЫХ ЗОЛОТЫХ ДЛЯ ОКАЗАНИЯ ПОМОЩИ СОСЕДНИМ КОМАНДОРАМ, ПРИЧЕМ ПОЛЯКИ НИЧЕГО ОБ ЭТОМ НЕ ПОДОЗРЕВАЛИ.

Магистр Ливонии Герман фон Винткиншенк, намереваясь тайно помочь Мариенбургскому замку, о крайне стесненном положении которого он узнал, прибыл в Прусскую землю с отрядом в пятьсот вооруженных людей;[330]330
  По сведениям «Хроники» Поссильге, ливонский отряд прибыл под начальством не магистра, а маршала ливонского (Possilge. Chronik, стр. 321), Бернда фон Гевельмана. Магистр был в это время болен.


[Закрыть] желая остаться незамеченным, магистр расположился в потаенном месте около города Кинсберга. Узнав от разведчиков о прибытии магистра, король Владислав послал против него великого князя литовского Александра, присоединив к силам князя двенадцать хоругвей польских рыцарей. Встретив магистра близ реки Пассарии за Голандом, Александр на следующий день собирался напасть на него. Однако ливонский магистр Герман, рассудив, что лучше служить делу Ордена хитростью, чем силой оружия, просит (как задумал уже давно) князя Александра вступить с ним в переговоры. Получив согласие, он лично прибывает в стан князя и без всяких свидетелей вступает в переговоры и обсуждает с ним условия тайного соглашения. Предлагая Александру отказаться от Самагитской и Судавской[331]331
  Судавской земли, т. е. земли ятвягов (см. 1387 г., прим. 41), которые у прусов и литовцев именовались «судавы».


[Закрыть] земель (из-за которых началась война) и никогда больше не притязать на них, магистр при помощи щедрых посулов переманивает князя на сторону Ордена; ибо князь больше жаждал воссоединения своей литовской родины, чем польской. Итак, заручившись благосклонностью великого князя литовского Александра, магистр отослал свое ливонское войско в замки Бальга и Бранденбург, сам же только с пятьюдесятью всадниками, во главе с князем Александром, двинулся в королевский стан у Мариенбурга, чтобы выполнить обещания и тайный уговор с князем Александром. По прибытии туда он по ходатайству и при содействии того же великого князя Александра, прельстившегося на тайные посулы, получил дозволение вступить в Мариенбургский замок якобы для того, чтобы склонить крестоносцев к сдаче в согласии с требованием короля. Пробыв там несколько дней и проведя переговоры и совещания с Генрихом фон Плауэном о возвращении потерянных замков, городов и земель, а также о тайном соглашении, заключенном с литовским князем Александром, магистр уехал. И с этого времени упомянутый командор Генрих фон Плауэн, проникнувшись великой отвагой и энергией, которые возбудил в нем упомянутый магистр Ливонии Герман, сделался упорным, заносчивым и надменным, не желая и слышать никакого упоминания о мире. Поэтому при переговорах с ним о мире от имени короля его никак нельзя было склонить к соблюдению тех условий, принять которые сам же он ранее умолял. Теперь король, взвеся хотя и поздно, какую выгоду он отверг, соглашался принять их. Король знал, что настроение Александра, великого князя Литвы, уже сильно переменилось и что князь решительно против продолжения осады, имея в виду обратить передачу земель Польскому королевству на пользу Литвы.[332]332
  Польский историк С. Кучинский по поводу последних слов Длугоша замечает, что соблюдение со стороны Витовта своих интересов было совершенно естественным, но отнюдь не означало, что ради них он собирался предать интересы Польши, как изображает Длугош (S. Kuczynski. Wielka wojna, стр. 431).


[Закрыть] Добавилась к этой и другая беда королю и королевству Польскому. Когда упомянутый магистр Ливонии Герман покидал Мариенбургский замок, с ним выехал приходский священник из Гданьска, брат Ордена крестоносцев, человек весьма преклонного возраста, будто бы для того, чтобы избежать тягот осады, на что король легко дал позволение. Его отъезд таил страшную опасность и нанес впоследствии великий ущерб делу короля; ибо через этого приходского священника Генрих фон Плауэн (считая иной путь ненадежным) переслал тридцать тысяч полноценных золотых для распределения между гданьским, члуховским и свецским командорами; последние по его распоряжению и наказу, в конце концов, позаботились о наборе на это золото значительного отряда наемных рыцарей из чехов, венгров, силезцев и немцев. Из этого любой человек по здравому суждению поймет, какую опасность может принести позволение на въезд или выезд из замка и города во время осады.

ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ЛИТОВСКИЙ АЛЕКСАНДР ПОД ПРЕДЛОГОМ ТОГО, ЧТО ЕГО ВОЙСКО СТРАДАЕТ ОТ ПОНОСА, СНИМАЕТ ОСАДУ МАРИЕНБУРГСКОГО ЗАМКА; КРОМЕ ТОГО, ВОЗВРАЩАЮТСЯ ДОМОЙ И КНЯЗЬЯ МАЗОВИИ.

Приближался день рождества владычицы нашей девы Марии, (8/IX) приходившийся в понедельник; Александр, великий князь литовский, подбирал различные предлоги и уловки, благодаря которым мог бы возвратиться со своим литовским войском в Литву, сняв осаду Мариенбургского замка. Князь утверждал, в частности, что войско его страдает поносной болезнью от непривычной ему изысканной пищи и что если в скорости не уйдет, то недуг распространится еще больше; хотя это и было правдой, однако при добром желании эту болезнь можно было пресечь простыми средствами. И хотя Владислав, король польский, старательно путем множества посулов пытался отговорить князя от его намерения, но, в конце концов, видя перемену его настроения и неискренность, разрешил князю уйти со всем войском. Получив это королевское разрешение, Витовт выступил со своим войском в четверг после рождества святой Марии и снял осаду Мариенбурга. Однако князь не решился идти без сопровождения королевского отряда, боясь нападения ливонцев или других крестоносцев и их наемников. Вследствие этого король Владислав предоставил ему шесть хоругвей своих войск из поляков; проводив князя до пределов Литвы, королевский отряд возвратился невредимым к осадному стану.[333]333
  Своим сообщением о том, что Витовт не решился идти без охраны, Длугош сам опровергает выдвинутое им выше обвинение Витовта в измене и заключении тайного соглашения с крестоносцами. Видимо, Витовт отверг сделанные ему предложения, и на этом основании опасался нападения на свое войско и на себя лично со стороны крестоносцев.


[Закрыть] Несколько позже ушли также мазовецкие князья Земовит, Януш и Земовит младший со своими войсками. Король, однако, с остальными войсками своего королевства, численность которых после ухода князей Литвы и Мазовии, конечно, уменьшилась, продолжал осаду. Таким образом, крестоносцы с целью отвратить осаду Мариенбургского замка и предстоящий в скором времени его захват, если бы осада продолжилась, подали князю Александру-Витовту небезосновательную надежду на возвращение Самагиттии. К этому князь с великой жадностью стремился, причем его надежда не расходилась с действительностью; прельстившись этой приманкой, Витовт переменил свое настроение и волю и задумал бросить осаду и, прекратив войну, уйти домой; Витовт стал не тем, чем был прежде. Кроме того, князь Витовт начал сильно опасаться за свое положение: как бы король, мирным путем овладев всей Пруссией, не лишил его литовского княжения.

ПОЛЯКИ, ОСАЖДАЮЩИЕ ЗАМОК МАРИЕНБУРГ, ОТВЕРГАЮТ СГОВОР С ЧЕХАМИ О СДАЧЕ ЕГО ПРЕДАТЕЛЬСТВОМ, СЧИТАЯ ЭТО ПОСТЫДНЫМ.

Между тем чешские наемники, защитники Мариенбургского замка, видя, что осада затягивается надолго, встревоженные этим, завели с Владиславом, королем польским, через посредство чеха Яська Сокола, королевского рыцаря, сношения и переговоры о предательской сдаче Мариенбургского замка; уже король и предатели условились, что в ту ночь, когда они будут нести стражу, откроют ворота и впустят королевское войско в замок; в награду за предательство они получат после того сорок тысяч флоринов и полную безнаказанность. Однако, когда это дело рассматривалось тайным советом, то королевские советники признали нечестным и постыдным захватывать неприятельские замки обманом, коварством, предательством и золотом, когда имеется оружие, которым без стыда для себя и для кого-либо другого можно их завоевать; и переговоры о захвате Мариенбургского замка подкупом, которым, как мы видим, очень часто пользовались и честные воители, прекратились.

РАЗЛИЧНЫЕ МНЕНИЯ О СНЯТИИ ОСАДЫ МАРИЕНБУРГА.

После этого в королевском стане распространился возникший по ложному представлению слух, будто венгерский король Сигизмунд с большими войсками и силами вторгся в пределы королевства Польского, истребляя все грабежами и пожарами. Этот слух сломил мужество королевского войска, и оно стало проявлять склонность к возвращению; и среди вельмож было немало таких, которые настойчиво советовали отступить. Сильно пораженные этим новым обстоятельством и слухами о нем, рыцари и горожане Пруссии, в необыкновенном рвении и любви к Владиславу, польскому королю, приходят лично к нему и убеждают его светлость ни за что не прерывать осады Мариенбургского замка, так как, говорят они, продолжая осаду и овладев замком (что, должно надеяться, произойдет скоро), король впервые вкусит плоды своей победы; если же он не овладеет замком, то потеряет их, так как все замки и города, признавшие его власть, снова возвратятся в подчинение крестоносцам и Ордену. Когда же король Владислав стал ссылаться на недостаток денег, из-за чего наемные рыцари стали ему в тягость, и он заявил о намерении вернуться в Польшу для сбора денег, то прусские рыцари и горожане дали ему, без сомнения, здравый совет: именно обложить все прусские города побором; тогда у него будет достаточно денег не только на расплату с наемниками, но и для войны и продолжения осады. Однако король, чтобы в самом начале своего правления не обидеть прусские города, верность и преданность которых была еще шаткой, и не нарушить их прав и тем не побудить их к отпадению, предпочел воздержаться от обложения их побором. Ему внушали также и другой, столь же отличный совет: пожаловать замки и города в Пруссии и в землях Кульмской и Померанской, которые предались его светлости, наемным рыцарям; последние со своей стороны заявили, что охотно примут этот дар взамен жалованья, которое им причитается, и во всяком случае будут упорно продолжать осаду Мариенбургского замка. Однако король не счел заслуживающим одобрения и этот, хотя и весьма здравый совет, из опасения, что наемники будут в тягость прусским горожанам и поселянам или станут грабить их имущество, или же, подкупленные деньгами, начнут сговариваться с врагами о возврате им городов и замков. Таким образом, Владислав, король польский, в заботе о чужих тяготах был вынужден впоследствии испытать на себе самом и на своих людях еще большие трудности. Из всех же королевских советников никто с таким упорством не настаивал, многократно и ясно высказывая свое мнение, на продолжении осады Мариенбургского замка, пока последний не удастся взять приступом или заставить сдаться, как Миколай, подканцлер Польского королевства; Миколай утверждал, что в случае снятия осады тотчас же наступит много тяжких и горьких невзгод и ударов для короля и королевства; не довольствуясь одними советами и настояниями, подканцлер сопровождал их слезами и вздохами. Напротив, никто из всех вельмож с большей горячностью и усердием не убеждал снять осаду и возвратиться по домам, как Енджей из Тенчина, войницкий каштелян; он и склонил в пользу своего мнения большинство рыцарей и знати, будучи увлечен любовью к Анне из Красника, дочери подскарбия Польского королевства Дмитрия,[334]334
  Дмитрий из Красника – то же, что Дмитрий из Горая (см. 1386 г., прим. 2).


[Закрыть] которую страстно любил.

ОСАДА МАРИЕНБУРГСКОГО ЗАМКА СНИМАЕТСЯ.

Владислав, король польский, неохотно, после многократных и весьма враждебных напоминаний наемных рыцарей, а также сдавшись на настоятельные убеждения и некоторых своих вельмож, решает, не овладев Мариенбургским замком, снять осаду. И хотя король велел хранить это решение в тайне, строго о нем умалчивая, однако молва об этом тут же распространилась в войске, а осажденных ободрила, доставив великую радость. Итак, в ближайшую пятницу, перед праздником святого Матфея, девятнадцатого сентября, напрасно не послушавшись полезного и здравого совета прусских рыцарей и горожан, король предал свой стан огню. Уже на полпути к славе, он отступает, сняв осаду и возвращается на родину скорее в обличии побежденного, чем победителя. Это было явлено и ему самому в час его отступления зловещим знамением: когда королю подвели cziszawy, его коня,[335]335
  «Czisawy», его коня, т. е. гнедого его коня (см. выше, прим. 131).


[Закрыть] на котором он восседал в день великой битвы, конь громко заржал и начал рыть копытами землю; когда же король уже вкладывал ногу в стремя, конь внезапно упал, испустив дух, роковой смертью своей знаменуя, что с отказом короля от осады Мариенбургского замка радостям и удачам, до сих пор сопровождавшим короля, придет конец. Ведь было несомненно и даже совершенно несомненно, что Мариенбургский замок по прошествии одного лишь месяца перейдет под власть короля, так как осажденные из-за недостатка продовольствия (хотя оно готовилось на этот случай много лет) были вынуждены есть поджаренную пшеницу. От этой нездоровой пищи люди заболевали поносной болезнью, страшной заразой, от чего ежедневно многие погибали. Будучи не в силах сносить столь пагубный недуг, все защитники приходят к командору Генриху фон Плауэну и рассказывают о своем бедственном положении; они объявляют, что не будут терпеть тягот дальнейшей осады; ввиду неминуемой смерти, от которой они постепенно все погибнут, они покинут замок. Устрашенный этим заявлением, командор Генрих раздает осажденным несколько тысяч золотых [флоринов]; при этом он настоятельно упрашивает их продержаться только пятнадцать дней, уверяя, что по достоверным сведениям польский король вскоре снимет осаду. Просьбы и раздача денег смягчают осажденных, и они договариваются выдерживать осаду еще пятнадцать дней под тем, однако, условием, что по истечении этого срока они получат полную возможность сдать замок польскому королю. И вот, не прошло еще этих пятнадцати дней, как Владислав, король польский, отступил, хотя его отговаривали и порицали за это вернейшие советники, сопровождая уговоры стенаниями и слезами; столь легкомысленное и достойное сожаления отступление омрачило вечную славу королевских побед. Тогда впервые стало ясно, что король, разбив врагов, не сумел использовать победу и благоприятное время, и это отступление повлекло за собой много ужасных и пагубных войн. Енджея из Тенчина, каштеляна войницкого, считали главным виновником этого отступления. Пользуясь немалым влиянием среди рыцарей и простых воинов, он легко внушил стремление уйти многим из круга рыцарей, жаждавших снова увидеть своих жен, дома и детей, выставляя предлогом, будто венгерское войско выжигает и опустошает краковские и сандомежские земли.

Также и прочие польские советники (преимущественно те, которых князь Александр-Витовт, как уверяли, подкупом или обещаниями склонил к этому) приложили немало стараний убедить короля как можно скорее снять осаду Мариенбургского замка. Таким образом, польза государственная, как весьма часто бывает, была принесена в жертву личной выгоде; король же польский Владислав решал все военные и гражданские дела, по недостатку энергии и вялости ума, не своей, а чужой волей.

ПРИ ВОЗВРАЩЕНИИ КОРОЛЯ ВЛАДИСЛАВА ПОСЛЕ ОСАДЫ МАРИЕНБУРГСКОГО ЗАМКА ЕПИСКОП ПОМЕЗАНСКИЙ ВСТРЕЧАЕТ ЕГО ВМЕСТЕ С ДУХОВЕНСТВОМ И ГОРОЖАНАМИ.

Владислав, король польский, отступая после осады Мариенбургского замка с войском, отягощенный всевозможной добычей, в тот же день прибывает в Квидзин. Остановившись по пути в замке Штуме и прослушав там обедню, он отдает замок в держание рыцарю Енджею Брохоцкому, оставив в помощь нескольких своих придворных, опытных воителей, а именно: Ганка Хелмского, Канимира из Туховиц, Яна Голого, Пакоша Быстшановского, Петра Цебровского, Беняша Говожинского, Бартоша из Трембовли и других. После отступления короля из Пруссии они нанесли столько потерь крестоносцам в Мариенбурге в неожиданных стычках, нападениями и опустошениями не давая им покоя, что даже захватили однажды десять тысяч флоринов, отправленных крестоносцами для уплаты жалованья наемникам, перебив при этом много сопровождающих.

По прибытии короля в Квидзин, Генрих помезанский, епископ этой области, со всеми канониками и духовенством торжественно вышел навстречу и принял короля с должным почетом. Епископ ввел короля в кафедральный собор, показал ему келью и жилище некоей благочестивой и набожной женщины Доротеи; Доротея вела суровую отшельническую жизнь и славилась многими чудесами, но еще не была канонизована. Пожаловав затем епископу, духовенству и городу просимые ими льготы, король на следующий день (20/IX) выступил из Квидзина, запретив запирать город, а своим воинам вступать в него, из боязни, чтобы те не учинили насилий и грабежей имущества епископа и горожан. В стане, расположенном в полумиле от города, король провел два дня и в следующую субботу отправил в Штум много повозок с продовольствием для подкрепления. Самый же стан был помещен над городом и озером Гардзее.

ГЕНРИХ ФОН ПЛАУЭН, ИЗБРАННЫЙ МАГИСТРОМ ПРУССИИ, СОБИРАЕТ ДЕНЬГИ НА ВЕДЕНИЕ ВОЙНЫ ПУТЕМ РАСПРОДАЖИ ВЛАДЕНИЙ ОРДЕНА В ЧЕШСКОМ КОРОЛЕВСТВЕ.

Генрих фон Плауэн, избранный на место магистра Пруссии, чтобы отомстить за поражение и вернуть прусские земли, отправил к чешскому королю Венцеславу послов и продал тому же королю Венцеславу значительное имение Ордена Хомонтово в королевстве Чешском (с доходом в четыре тысячи флоринов), за сто пятнадцать тысяч флоринов золотом наличными, с правом выкупить его впоследствии (однако оно не выкуплено и до сего дня). Набрав на эти деньги наемных рыцарей, магистр опять возобновил войну. Кроме того, он занял еще сто тысяч флоринов, охотно данных ему гданьскими горожанами, которые уже были склонны подчиниться его власти.

ЗАХВАТ ЗАМКА РАДЗИНА.

В воскресенье, в день святого Матфея, двадцать первого сентября, выступив из Квидзина, король прибыл утром к замку Радзину, который осаждался королевскими воинами со времени великой битвы; сам же город уже состоял в верности и подчинении королю. Расположившись станом в четверти мили от замка, над озером Мельдзее, король стал обсуждать, следует ли ему снять осаду замка, или взять его приступом. Было решено, что король отнюдь не должен пытаться овладеть замком (так как последний был весьма сильно защищен своим естественным положением и укреплениями, и, кроме того, в нем находились отличные защитники), но на следующий день, однако, следует произвести ложный приступ в расчете, что страх как-то склонит осажденных к сдаче. Итак, вызвав к себе для переговоров первейших горожан Радзина, король попытался убедить их сдать ему замок без кровопролития. Так как те отказались, король отложил штурм до следующего дня. Это решение, как оказалось, было не столь умно задумано, сколь имело счастливый исход; после того как в войске распространился слух, что король назначил на следующий день приступ замка, едва кончился обед, рыцари самочинно, без повеления короля, взялись за оружие и пошли на приступ замка Радзина. Итак, никем не побуждаемое и без руководства войско с великим пылом выступило и начало со всех сторон сильнейший приступ замка. И хотя крестоносцы и прочие осажденные пять и более часов оказывали сильное сопротивление, однако польские рыцари вели приступ с такой настойчивостью и жаром, что защитники под ударами копий и стрел, столь густо и часто пускаемых, что никто не смел даже пальца высунуть, пали духом и вынуждены были прекратить защиту и сдать замок. Рыцарь Добеслав из Олесницы с людьми своей хоругви уже взломал ворота нижнего замка, и при этом, прикрывая щитом того, кто взламывал ворота, получил удар из малой бомбарды или фистулы, пробивший щит. Кроме того, уже первым взошел в верхний замок рыцарь Петр Хелмский (а за ним последовали Флориан из Корытницы, каштелян вислицкий, и другие); когда же на него напал на стене[336]336
  В тексте: «in Parkani muro». Польск. parkan означает «стена». Длугош употребляет рядом два однозначных слова, латинское и польское.


[Закрыть] вице-командор замка, человек отважный, Петр вступил с ним в поединок, обратив врага в бегство. А Петр из Олесницы, сандомежский ловчий, с другими рыцарями уже вступил на предстенную площадку замка и, раненный в ногу, защищался от ударов сверху только своим щитом. Итак, осажденные под ударами стольких бедствий, опасаясь как бы им не пришлось погибнуть от рук разъяренных рыцарей, складывают оружие и сдают замок королю. Король, вступив в замок около часа последней вечерней службы, даровал жизнь всем осажденным и пленникам, среди которых имелось пятнадцать крестоносцев, мужей пожилых и даже старых; их, однако, король велел взять под стражу. Найдя в замке, кроме того, значительные сокровища, ценные вещи и продовольствие в изобилии, король пожаловал сокровища и ценные вещи рыцарям, а продовольствие оставил замку.

КОРОЛЬ ВЛАДИСЛАВ, ОСТАВИВ ОХРАНУ В ЗАМКЕ РАДЗИНЕ, РАСПУСТИЛ ВОЙСКО И ПЕРЕШЕЛ ПО МОСТУ ВИСЛУ, ЧТОБЫ ВОЗВРАТИТЬСЯ В ПОЛЬШУ.

Овладев замком Радзином, Владислав, король польский, во вторник после дня святого Матфея, двадцать третьего сентября, отдал замок Радзин в держание чеху Яське Соколу, рыцарю испытанной верности и отваги; с ним в том же замке осталось большое число поляков и чехов, среди других – чех Жижка, впоследствии знаменитый военачальник в Чехии, прославившийся многими победами,[337]337
  Ян Жижка – выдающийся деятель гуситского движения, один из вождей таборитов, революционного крыла движения. Замечательный полководец, отразил три «крестовых похода», предпринятых европейскими католическими государствами против «еретической» Чехии (1420-1422). В борьбе между таборитами и чашниками (бюргерско-дворянским лагерем движения) одержал блестящую победу над последними в 1424 г.


[Закрыть] а также Ангел и многие другие; затем король отбывает из Радзина и подходит к замку Рогозьно, а оттуда в среду – в Голуб; там, отобедав в замке, он переходит реку Дрвенцу и по вступлении в Добжинскую землю распускает свои войска и каждому разрешает возвратиться в свою область.

Проведя этот день и ночь (25/IX) под Цехоцином, король в четверг, перед праздником перенесения мощей святого Станислава, прибывает в Пшипуст, для переправы через Вислу по мосту на лодках, который туда был доставлен из Плоцка. В Пшипусте король оставался пять дней, так как из-за какого-то тайного рока с трудом удалось за этот срок собрать и установить мост, который в прошлый раз, когда король направлялся в Пруссию, был установлен за полдня. Также не без затруднения и тяжелых усилий король переправился со своими людьми через Вислу; так что даже и на этом подтвердилось, что счастье изменило королю. Тогда и все польское войско возвратилось в разные места по своим домам, с грузом золота, серебра и прочей ценной утвари; каждый уносил все это с радостью и весельем к родным очагам [...]