Текст книги "Двуликий Янус"

Автор книги: Яков Наумов

Соавторы: Андрей Яковлев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Глава 18

Прошло несколько дней, а специалисты по шифрам все еще бились над расшифровкой записки, обнаруженной у Бугрова. Ничего пока не получалось. Не могли радисты нащупать и «Фауста». Зато графическая экспертиза закончила свою работу и представила заключение по письму Иваницкого. Оно выглядело примерно так. Графическое сличение почерка, которым написано письмо за подписью «И. Г. Иваницкий», с почерком монтера Иваницкого показало, что написание ряда букв, наклон в отдельных буквах того и другого почерков совпадают. В то же время в изображении кое-каких букв наблюдаются и расхождения. Вывод: почерки сходны, но утверждать, что письмо написано Иваницким, нельзя. Примерно так же было сказано и о сличении почерка убитой сотрудницы института Антоновой с почерком, которым была написана якобы ее записка. Вот пойди и разберись тут, кто что писал, где чей почерк.

Впрочем, хотя Кирилл Петрович и поругивал экспертов, в общем-то он был доволен. Его уверенность в том, что и записка и письмо – фальшивки, укрепилась. Больше огорчало другое: со дня убийства Антоновой прошло уже много времени, все возможные меры для изучения окружения убитой были приняты, а результатов – никаких. Вернее, результаты были, только они не радовали майора. У покойной Екатерины Михайловны было действительно много знакомых, друзей, немало было поклонников, но ни один из тех, кого удалось выявить, никак не мог быть причастен к преступлению. Получается тупик, а время идет….

Не лучше обстояло дело и на квартире Варламовых: никто не посещал квартиры, не раздалось ни единого примечательного телефонного звонка. Ната изнывала от скуки, от безделья, просила освободить ее от бессмысленного сидения у телефона, дать задание посерьезнее, которое могло бы навести на след дяди и тетушки. Но телефон оставлять ни в коем случае нельзя. Должен же быть звонок, должен. Та же Ева Евгеньевна рано или поздно, но обязательно позвонит.

Малявкин? И у того тишина. Ничего существенного. Отстукал шифровку в Берлин, сидит у своих Костюковых, потихоньку обрастает бородой и бакенбардами – для маскировки: не следует ему в своем естественном виде появляться на московских улицах – и ожидает ответа. А когда он будет, этот ответ? Ведь Малявкину абвером предписано выходить на связь не чаще двух раз в месяц, в определенные дни и часы. Время одного из таких сеансов миновало – немцы молчали.

Вот и найди при таких условиях этого самого «Зеро», отыщи Варламовых. Было от чего впасть в уныние. Горюнов тоже начал хандрить. Появляясь на час-другой в наркомате (большую часть дня он проводил с Малявкиным у Костюковых), Виктор донимал Скворецкого предложениями – одно фантастичнее и нелепее другого – и все возмущался: сидим сложа руки, ждем у моря погоды, а тем временем «Зеро»… Тем временем Варламовы…

Кирилл Петрович как мог пытался утихомирить своего не в меру ретивого помощника, а то и одергивал его: умение выждать, говорил он, это тоже одно из свойств, присущих чекисту.

Впрочем, Кирилл Петрович под ожиданием никак не подразумевал бездействие. Уж он-то не сидел сложа руки. Пока наступило затишье на других участках розыска (а что оно временное, Скворецкий не сомневался), он искал женщину с «рыбьей» фамилией, о которой рассказал Миклашев, искал методично, упорно, настойчиво. И еще думал. Вновь и вновь копался в материалах дела, изучал их, анализировал и думал, думал, думал…

Вновь и вновь перелистывал майор страницы справок: Баранова, Зайцева, Зародицкая… Друзья и знакомые Евы Евгеньевны Варламовой. Достаточно ли они изучены? Не скрываются ли все же Варламовы у кого-то из них? Нет, не похоже. За минувшее время чекисты успели присмотреться ко всем знакомым Варламовой, ко всем, кого назвала Ната, и ничего подозрительного – ничего, что бы говорило, что по одному из этих адресов могут находиться Петр Андреевич и Ева Евгеньевна. Вот только Зародицкая… Мария Абрамовна Зародицкая – одинокий домик в Сокольниках – все больше и больше привлекала внимание майора.

В этом доме, расположенном невдалеке от Сокольнического парка, шла какая-то сложная жизнь. Хозяйка дома – зубной техник Мария Абрамовна Зародицкая – работала в одной из городских поликлиник, но дежурства у нее были не ежедневно и всего по нескольку часов в день. Большую часть времени она проводила дома, где также принимала обширную клиентуру, но уже частным порядком.

Казалось бы, посещение дома многочисленными пациентами служило препятствием тому, чтобы там мог кто-то скрываться, но это только на первый взгляд. На самом деле все было как раз наоборот. Домик, хоть и небольшой, был сравнительно просторным, в два этажа. Три комнаты в нижнем этаже, две на верхнем. Внизу застекленная терраса, вверху мезонин.

Расположение комнат (чекисты его превосходно изучили) вполне позволяло так вести прием посетителей, что никто из них не мог столкнуться с людьми, если бы те отсиживались, скажем, в мезонине или одной из комнат второго этажа.

В то же время многочисленные посетители служили отличной маскировкой: ну кто подумает, что в доме, куда постоянно ходит столько народу, скрываются посторонние?

Настораживало Кирилла Петровича и поведение самой Зародицкой. Мария Абрамовна постоянно часами ходила по городу, чаще по вечерам, на первый взгляд без определенной цели. Иногда она заглядывала в магазины букинистов, бывала в церквах – Елоховском соборе, в обновленческой церкви, что в Сокольниках, по соседству с ее домом, чаще – в синагоге. Но было не похоже, чтобы она заходила туда молиться, уж слишком кратковременны были эти визиты. И потом: сегодня – православная церковь, завтра – обновленческая, а там и синагога. Какая уж тут молитва, какому богу?

Еще более странным было то, что сплошь и рядом прогулки Марии Абрамовны не имели, как казалось, никакой цели: она выходила из дома, доезжала до центра города, бродила час-другой по центральным улицам и, никуда не заходя, возвращалась домой. Так бывало чаще всего.

Она действительно никуда не заходила, но зато у нее были бесконечные встречи. То в скверике возле Большого театра, на площади Свердлова, то в Александровском саду, то на улице Горького, то еще где-нибудь. Зародицкая постоянно встречалась с различными людьми: постоит, поговорит – и домой. Иногда что-то украдкой передаст, что-то получит. Такие же встречи, судя по всему, происходили и в церквах и в синагоге.

Было установлено, что среди лиц, с которыми чаще всего встречалась Зародицкая, кое-кто являлся сотрудниками иностранных посольств. Правда, все больше посольств союзных держав, так сказать дружественных, изредка – нейтральных, но все же…

Нет, Мария Абрамовна Зародицкая не напрасно попала в поле зрения чекистов, она требовала самого пристального внимания, однако сейчас Скворецкого больше всего интересовали Варламовы. Не у Зародицкой ли они, в Сокольниках?

Кирилл Петрович посоветовался с комиссаром, и было решено, что он сам поедет к Зародицкой с группой оперативных работников под видом ночной проверки документов. Той же ночью Скворецкий и его помощники выехали в Сокольники.

Дом Зародицкой располагался в небольшом садике, отделенном от тротуара невысоким забором. Никаких посторонних построек на участке не было, и спрятаться можно было только в доме, больше негде.

Калитку открыла сама Зародицкая и, кутаясь в наспех накинутый халат, провела чекистов в дом. Все движения, жесты, голос этой невысокой полной женщины выдавали в ней человека живого, энергичного. Но, как с первой минуты заметил Кирилл Петрович, Зародицкая была смертельно испугана внезапным появлением представителей власти.

– Документы? – переспрашивала она дрожащим голосом. – Проверка документов? Сейчас. Сию минуту… Смею вас заверить, документы у нас в порядке. И что я частной практикой занимаюсь, есть патент…

Зато мать Зародицкой была настроена воинственно.

– Какие еще документы? – басила она, появляясь на пороге своей комнаты. – Какая проверка? Это ночью-то, в собственном доме? Никакого права не имеете. Нет, мы будем жаловаться!..

– Ах, мама, оставьте, – прервала ее Мария Абрамовна. – Ну чего вы вмешиваетесь? Вполне понятно, время военное. Товарищи проверяют документы, и все. У нас же все по закону…

Казалось, и это посещение окончится без результата, но когда Скворецкий, тщательно просмотрев документы Зародицкой и ее матери (они действительно оказались в полном порядке), сказал, что придется осмотреть весь дом, Мария Абрамовна не совсем его поняла и с испугом спросила:

– Осмотреть дом, вы сказали? Значит… значит, вы произведете обыск?

Уловив в голосе Зародицкой какие-то странные нотки, Скворецкий вместо ответа неопределенно пожал плечами.

– Не надо, – хрипло сказала Мария Абрамовна. – Не надо обыска. Я сама… Сама все скажу…

– Маша! – сердито крикнула мать Зародицкой. – Маша, что ты говоришь?.. Зачем?..

– Мама, молчите. Я знаю, что я делаю. Так будет лучше. Я сама…

Пожилая женщина всплеснула руками и без сил упала на стул, стоявший поблизости.

– Ну? – строго сказал Скворецкий. – Мы ждем!

– Минуточку, – сказала Мария Абрамовна. – Одну минуточку…

Она быстро опустилась на колени, откинула край ковра, которым была застлана середина комнаты, ловко приподняла половицу и вытащила из скрытого там тайника тугой мешочек. Вывернув его над столом, Зародицкая высыпала на скатерть несколько десятков золотых монет.

– Вот, – проговорила она, едва сдерживая рыдания. – Берите… Здесь – все. Но не забудьте, это я сама, сама все отдала, без обыска.

Скворецкий молча кивнул и присел к столу, пересчитывая монеты. Тем временем оперативные работники обошли весь дом и убедились, что ни Варламовых, ни кого другого, кроме хозяев, тут нет.

– Хорошо, – сказал Скворецкий, кончая подсчет. – Собирайтесь. Вам придется проехать с нами.

– Но зачем же?! – воскликнула Зародицкая. – Я ведь сама…

– Собирайтесь, – повторил майор.

– Минуточку, – поспешно возразила Мария Абрамовна. – Одну минуточку…

Решительным жестом она перевернула один из стульев, стоявший возле стола, отвинтила у него ножку и принялась трясти над столом. На скатерть высыпались новые монеты.

– Ну прямо мадам Петухова! – не выдержал один из оперативных работников. – «Двенадцать стульев». Товарищи Ильф и Петров…

– Тихо, – оборвал его Скворецкий. – Гражданка Зародицкая, лучше будет, если вы выложите всё сразу, зачем же по частям. А поехать с нами вам все равно придется.

– Хорошо, хорошо, – быстро заговорила Мария Абрамовна. В глазах у нее застыло отчаяние. – Я все понимаю. Только учтите мое поведение, мое искреннее раскаяние. Запишите (она назвала фамилию, адрес). Это букинист. У него – валюта. Доллары. Я скажу, где запрятано. Все скажу…

Доставив Зародицкую в наркомат и передав ее, а также и изъятое золото сотрудникам, которым надлежало этим заняться, Кирилл Петрович прошел к комиссару. Тот от души хохотал, слушая рассказ майора об очередном неудавшемся поиске профессора Варламова. Потом перестал смеяться:

– Да, все это хорошо, но где же профессор? Еще одна версия лопнула…

Глава 19

Да, лопнула еще одна версия, и Скворецкий с еще большей энергией принялся за розыск женщины с «рыбьей» фамилией. Только Горюнов сидел без дела возле Малявкина.

Розыск гимназической подруги Евы Евгеньевны был сопряжен со значительными трудностями – уж слишком мало было данных: ни точного адреса, ни фамилии, ни даже имени. Что было известно? Место и примерный год рождения, профессия, район, где она предположительно проживает. И все же Кирилл Петрович не терял надежды: он считал, что даже при наличии таких скудных сведений «женщина с рыбьей фамилией» будет разыскана. Пусть не сразу, не скоро, но – разыскана. Ему очень хотелось бы подключить к розыску Горюнова, но ведь нельзя бросить Малявкина надолго без присмотра, вот и приходилось самому бродить по переулкам, прилегавшим к улице Горького. И Кирилл Петрович шел из дома в дом по Благовещенскому, Палашевскому, Старо-Пименовскому, Дегтярному – по всем переулкам, выходившим на улицу Горького от площади Пушкина до площади Маяковского.

Он часами просиживал в конторах домоуправлений, листая то объемистые, то тощие домовые книги, выискивая нужного ему человека. Меньше всего его интересовали фамилии: главное внимание он обращал на те графы, где указывались место и год рождения, а еще – профессия. Долгое время ничего похожего на имевшиеся приметы не было: попадались уроженцы интересующего его города, но год рождения не совпадал с требуемым. Да и профессии были далекими от медицины.

Этим утром он заканчивал обследование Дегтярного переулка: оставалось два дома. В пыльной, замусоренной конторе Кирилл Петрович копался в толстенной книжище. Тут был перечень жильцов нескольких домов, объединявшихся общим домоуправлением.

Майор медленно перебрасывал страницу за страницей, не пропуская ни единой фамилии. Дело это ему чертовски надоело, но он упорно сжимал челюсти, подавлял зевоту и читал, читал, читал. Вдруг… Что это? Место рождения? Оно самое. Год рождения? Похоже, тот, что и требуется. Профессия? Ветеринарный фельдшер. Не врач, конечно, и – ветеринарный, а все-таки медицина. Ну, а фамилия? Рыбья? Фамилия была – Икоркина. Рыбья? Пожалуй, да. Кирилл Петрович усмехнулся, встал, до хруста в плечах потянулся. Сдается, дело сделано. Что-то все это даст?..

Час спустя, с несколькими фотографиями в кармане, среди которых было и фото Икоркиной, майор появился в институте, у Миклашева. Едва взглянув на разложенные перед ним изображения, тот сразу отложил в сторону карточку Икоркиной: она. Она самая. С «рыбьей» фамилией…

– Рыбьей? – улыбнулся майор. – Относительно рыбьей… Икоркина – фамилия этой женщины.

– Вот-вот, – подхватил Миклашев. – Икоркина. Точно. Вспомнил.

Итак, Икоркина. Ясно! Что предпринимать дальше? Ночную проверку документов? Можно. Но что это даст, если Варламовых там не окажется (а так и будет скорее всего: Икоркина занимает комнату в общей квартире – неподходящее место для убежища тому, кто скрывается). А что, если?..

Прямо из института Кирилл Петрович поехал на квартиру Варламовых.

– Икоркина? – всполошилась Ната. – Таисия Семеновна? Разве я вам не говорила? О, когда-то она была близкой подругой Евы Евгеньевны! Очень близкой. Правда, последние годы они не встречались.

По словам Наты, Икоркина ранее бывала у них на квартире, и, хотя и смутно, она ее помнила.

Бывала ли Ната у Икоркиной? Нет, никогда не была. Даже адреса не знает. Но, если надо… А насчет адреса: разве Кирилл Петрович не может ей помочь? Ему-то ничего не стоит узнать адрес.

Скворецкий, однако, решительно возразил: так не пойдет. Ната может направиться к Икоркиной только в том случае, если этот визит будет абсолютно естествен, если, в случае нужды, легко будет объяснить, как получила Ната требуемый адрес. Тут Ната припомнила, что еще раньше, до войны, у Евы Евгеньевны была записная книжка, куда она выписывала нужные ей адреса и телефоны (в лежавшей у телефона книжечке Варламовых, которую за эти дни не раз просматривали, Икоркина не упоминалась). Ната принялась за поиски и, провозившись часа два, перевернув все в спальне и в столовой, нашла старую записную книжку. Тут был адрес Икоркиной: Дегтярный переулок, номер дома, квартира.

Теперь вопрос был решен: Ната должна была явиться к Икоркиной, сообщить об исчезновении дяди и тетушки, рассказать, что страшно о них беспокоится (у них даже паспортов нет, остались дома) и что сама оказалась в крайне тяжком положении – ни денег, ничего. Как быть? Что делать? Где искать дядю и тетю? Как жить? Она уже была у Зайцевой. Без толку. Вот вспомнила старую подругу тетушки – может, она хоть что скажет, чем поможет? Можно и поплакать. Как у Зайцевой.

В тот же вечер Ната отправилась к Икоркиной. Поначалу та ее не узнала: «Кто вы? Что вам надо?» Но когда Ната назвала себя, назвала Еву Евгеньевну, Икоркина разохалась, разахалась, не знала, куда и усадить Нату, как ее приветить.

Ната, как и было условлено с Кириллом Петровичем, рассказала о своих горестях, просила совета. Икоркина слушала внимательно, сочувственно, расстроилась, когда Ната заплакала, но сказать ничего не сказала: «Не знаю, милочка, не знаю, чем тебе и помочь. Я подумаю, подумаю… Может, и позвоню тебе. Ты все больше дома сидишь? У телефона? Ну и ладно».

Любопытно, что о Еве Евгеньевне и Петре Андреевиче Икоркина почти не упоминала. Складывалось впечатление, что она не в таком уж неведении об их судьбе, как изображала в начале разговора. Однако это было только впечатление, не больше. Пока и эта ниточка не привела к цели.

На другое утро, когда Скворецкий сидел у себя в кабинете и, уйдя с головой в изучение накопившихся материалов, изыскивал новые ходы, раздался телефонный звонок. Это была Ната.

– Кирилл Петрович, дорогой, – частила она, – знаете, с кем я сейчас разговаривала? С тетушкой. Представляете? С самой тетушкой, Евой Евгеньевной!

Майор, отложив все в сторону, кинулся на квартиру Варламовых. Наконец-то дождались! Ева Евгеньевна объявилась, позвонила по телефону. Разговор с Натой был у нее короткий: она расспросила, кто звонил, кто заходил, являлись ли из НКВД. Нет? Тем лучше.

Выслушав эту часть сообщения Наты, Кирилл Петрович задумался… Так, значит, тот, кто тогда звонил на квартиру и «поймал» Нату, удостоверившись, что есть засада, с Евой Евгеньевной не связан. Что же, есть над чем подумать! Между тем Ната продолжала рассказ. На вопрос девушки, как ей быть, Ева Евгеньевна ответила: ждать, все образуется. Главная просьба: переслать паспорта – ее и профессора. Без паспортов им может быть худо. Ева Евгеньевна указала почтовое отделение, куда нужно послать паспорта. Ценной бандеролью. До востребования. Назвала фамилию, имя и отчество человека, кому надлежит их адресовать. «Ты не грусти, дружок, – закончила она. – Не расстраивайся. Что-нибудь придумаем. Скоро позвоню еще».

Ната была счастлива: наконец-то и ей привалила удача. Судя по разговору с Евой Евгеньевной, профессор жив. Здоров. До чего же хорошо! И главное, теперь Петра Андреевича найдут, проследив путь паспортов, обязательно найдут. Кончится его нелепое, никому не нужное изгнание.

Видя искреннюю радость девушки, Кирилл Петрович посмеивался: «Хорошо, Ната, хорошо! Найдем теперь дядю, не беспокойся. Вернем его к нормальной жизни, к работе…»

В душе майор не спешил радоваться: он-то отлично понимал, что путь от подставного лица, которое получит направленные до востребования паспорта, к Еве Евгеньевне может оказаться далеко не таким коротким. Всякое возможно. И Кирилл Петрович не ошибся!

За паспортами в почтовое отделение явился… глухонемой переплетчик. Человек одинокий, проживающий в просторной комнате полуподвального этажа. Там он жил, там была и его мастерская. Соседи поговаривали, что мастер он был отменный, что до войны имел обширную клиентуру, многие московские собиратели книг, библиофилы – ученые, артисты, писатели – знали сюда дорогу. Теперь же, на третьем году войны, москвичам было не до создания личных библиотек, не до сдачи книг в переплет, и мало кто посещал искусного мастера. Впрочем, кое-кто бывал. Все бы ладно, но – глухонемой! Что от такого узнаешь? Не объясняться же по столь щекотливому вопросу на пальцах или записками? Выход был единственный: понаблюдать за переплетчиком. Должна же была Ева Евгеньевна, или кто-либо от нее, явиться за паспортами. Нить вела к Варламову, и ее надо было проследить.

«Хорошо, – думал Скворецкий, – что теперь к переплетчику редко кто ходит, а если бы как раньше? Тогда – все, концов не найдешь».

Так оно и случилось: ни в этот день, ни на следующий к переплетчику никто не являлся. И он сидел дома, никуда не выходил.

Сутки спустя, утром, в мастерскую прошел величественный старик с пачкой книг под мышкой. Пробыл он у переплетчика около часа и вышел с другой пачкой: получил, очевидно, книги, сданные ранее. Это оказался крупный ученый, литературовед. Никаких точек соприкосновения с Варламовыми у него не было.

В тот же день, несколько позже, в мастерской побывал и другой посетитель-женщина. Эта вела себя странно: выйдя от переплетчика, она долго петляла по окрестным переулкам, то убыстряя, то замедляя шаги, беспрестанно оглядываясь по сторонам. Проплутав минут сорок, женщина вышла к автобусной остановке и, пропустив две машины (хотя народу было не очень много), села на третью.

Устроившись на заднем сиденье, женщина вынула из объемистой сумки книгу и принялась читать, однако то и дело бросала косые взгляды на всех, входивших в автобус.

Проехав семь остановок, она быстро встала и стремительно направилась к выходу, но на остановке не сошла, а встала возле самой двери, обернулась и пристально оглядела немногочисленных пассажиров. Сошла она на следующей остановке в районе Арбатской площади. Тут опять принялась колесить по кривым переулкам в районе улицы Коминтерна, пока не выбралась к станции метро «Библиотека Ленина».

Снова пропустив два состава, женщина в последний момент, когда створки дверей уже тронулись, вскочила в третий и доехала до «Красносельской». Там сошла и пересела в поезд, шедший в обратную сторону. Так, петляя, путая след, она добралась до Казанского вокзала и электричкой доехала до Малаховки. В пустынном дачном поселке (война, москвичам было не до дачного сезона) она исчезла из виду, вильнув в одну из просек.

Час с небольшим спустя женщина вновь появилась на железнодорожной платформе и на этот раз без всякой опаски доехала до Москвы, а там проехала прямо на улицу Горького, в… Дегтярный переулок. Это была Икоркина.

«Наконец-то! – потирал руки Кирилл Петрович. – Круг замкнулся. Никакого сомнения: в Малаховку Икоркина ездила к Еве Евгеньевне. Варламовы – там. Иначе зачем ей было выкидывать такие фортеля, так путать след? Наивно! Ведь сами себя с головой выдала. Но Ева Евгеньевна, Ева Евгеньевна… Тоже мне конспиратор! Ишь до каких фокусов додумалась, но – перемудрила.

Правда, задача до конца решена еще не была: Малаховка велика, а точного адреса нет. Но дело теперь оставалось за малым. Малаховка – не Москва, да и район, где скрылась Икоркина, известен. День-два – и Варламовы будут обнаружены. Это уж непременно.

Прежде чем приступить к разработке плана поисков, Кирилл Петрович решил поговорить с Натой. Может, она что и знает про Малаховку, что-нибудь подскажет.

– Малаховка?.. – задумчиво повторяла Ната. – Малаховка?.. Нет, не припомню, чтобы дядя и тетя там бывали. У кого? Нет, не помню…

Вдруг Ната вскрикнула:

– Вспомнила! Так ведь там, в Малаховке, какой год снимают дачу Соболевы. И как я могла забыть?

– Соболевы? – удивился майор. – Что-то не припомню. Какие еще Соболевы?

– Да боже ж мой! Соболев. Аркадий Адамович. Бывший маклер. Жена у него – балерина. Я же еще в первый день говорила Виктору Ивановичу. Соболевы были дружны еще с родителями Евы Евгеньевны. Тетушка у них, как у себя дома…

Кирилл Петрович вспомнил. Теперь задача и вовсе упростилась, хотя точного адреса Соболевых в Малаховке Ната и не знала.

Скворецкий пошел к комиссару: надо было согласовать план операции, получить санкцию. Отправиться за Варламовыми решили в тот же день, вечером, не откладывая. Когда Кирилл Петрович вернулся к себе, ему доложили, что уже несколько раз звонили из бюро пропусков: там кто-то ждет майора, настойчиво требует встречи с ним. Скворецкий набрал номер дежурного.

– Товарищ майор? Пришел тут один гражданин. Битый час сидит. Чудной какой-то. В летах, между прочим. Обязательно вас требует. И еще говорит, что он пришел арестовываться. Да, да, арестовываться, так и говорит… Что? Как его фамилия? Варламов фамилия. Петр Андреевич Варламов.