Текст книги "Гуттаперчевый человек. Краткая история российских стрессов"

Автор книги: Яков Миркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Кто-то пожмет плечами и скажет: «Нужно больше работать и зарабатывать». Но мы же все понимаем, как много в доходах семей зависит от общего устройства экономической жизни в стране, от того, насколько высоко оценен каждый из нас. Дешевы мы или дороги? Наша жизнь – копейки или золото?

«Можете ли приглашать гостей на семейное торжество (день рождения, Новый год)?». 25 % российских семей ответили, что «нет», не имеют средств. А бабушки, радостно встречающие внуков? Для 36 % семей, состоящих только из пенсионеров, и 47 % семей инвалидов такое «семейное торжество» не по карману. Но хотя бы отдохнуть раз в год одну неделю, не в стенах дома, вы можете? «Нет для этого доходов, нет возможности», – так ответили 49 % семей. Да ладно! Не может быть! Но вот данные опроса: даже неделю не могут отдохнуть, выехать в отпуск 63 % семей, состоящих из одних пенсионеров, и 72 % – из инвалидов.

Нам что, действительно так трудно? Только 25 % семей ответили, что могут легко, без затруднений «свести концы с концами» при покупке самого необходимого. Такой же ответ дали 18 % «пенсионерских» семей и 14 % семей из одних инвалидов. А остальным что делать?

Можно долго искать, где лучше, где хуже, дойти до каждого поселения, но общая картина вызывает горечь. Кажется, что каждый день нам нужно кричать самим себе, что тонны, мегаватты и баррели – не главное, они только средство для народного потребления. Что спецы, профи, любые чины, кто угодно – для народа, подчинены ему. Что мы, даже если пахали со всем старанием всю жизнь, все равно должны измерять то, что сделали, тем, как живет народ. Не может быть счастливой частная жизнь, какой бы успешной она ни была, когда на пороге – бедность. Именно так нам говорят российская история и еще – наша совесть.

Что делать?

Должно наступить время изменений в коллективной модели поведения – просто чтобы выжить на расстоянии в несколько сот лет. Нас заставит это сделать все нарастающий поток внешних изменений, с которым ничего сделать нельзя.

Но что создавать?

Обычную вещь. Открытую, социальную рыночную экономику, совершившую собственное «экономическое чудо». Прошедшую посткризисную модернизацию. Создающую высокую добавленную стоимость. Основанную на уважении к жизни, обществу и государству как способу защитить, помочь и взбодрить всех.

Только в такой экономике имущество семей будет защищено – и будет прирастать, процветая.

Подробно об этом – позже.

Что еще почитать

У автора. Легко найти в Интернете.

Колонки Миркина в «Российской газете» (https://rg.ru/authors/Iakov-Mirkin):

• «Из чего состоит российская земля? И кому она принадлежит?». «РГ», 4.08.2021.

• «Кому на Руси жить хорошо?». «РГ», 21.06.2021.

• «Как мы живем?». «РГ», 23.05.2021.

• «Много ли денег у населения России?». «РГ», 18.03.2021.

• «У каждого ребенка – своя "цена"». «РГ», 03.09.2020.

• «В норах в 15–20 кв. метров ночевать будут, рожать – нет». «РГ», 20.04.2020.

Часть III

Ретроспектива российских стрессов

П. Клее

Стрессы. Знаковые фигуры

П. Клее

Под ними

Россия Петра I, Александра II и Александра III – это разные России, хотя ядро, модель страны, ее желаний, реакций – одни и те же. Каждое первое лицо в XX веке перекраивало страну заново, хотя это была та же самая страна.

Мы находимся внутри другого человека, – себя он считает хозяином земли русской. Он накладывает свой характер на все устройство общества. Его архетип, вкусы, реакции, способ мышления, люди, которые ему нравятся или нет, тяжести или восторги детства, комплексы, неисполненные желания – все это опутывает нас с ног до головы.

Он не может выпрыгнуть из самого себя, а мы – из него.

Наша история пронизана силовыми именами. Когда народ становится расходным материалом, когда расход счетных единиц – людей – есть нечто, что входит в обычные издержки государства, за этим стоит не только нечто недоступное – система, строй, но всегда есть еще и личность, человек.

Не дай Бог попасть ему в руки.

Но век от века ему попадают в руки все.

1725. Гнать, перекраивать. Петр I

^[84]

Из Петра Великого любят делать сказочное и добродетельное существо. Прост, справедлив, обходителен, высок и могуч, всё – сам, своими руками, от простого солдата и плотника сам рос до высших чинов, все, что имел, имел только по заслугам, великий царь – на все времена. «Каждый день ходил он на работу с топором в руках и делал все, что ему приказывали. Работал он так… успешно, что скоро был удостоен звания. мастера»^[85]. «Петр I принял на себя великую задачу быть во всем народным наставником: не столько приказами и строгими наказаниями пробуждать других работать и учиться, сколько собственным примером, своею неутомимою деятельностью»^[86].

Всем царям царь! Петр Великий – «виновник бесчисленных благополучий наших и радостей, воскресивший аки от мертвых Россию и воздвигший в толикую силу и славу», «се Моисей твой, о Россие!», «се твой, Россие, Соломон, приемший от господа мудрость и смысл зело!», «великий монарх и отец наш». «Какову он Россию свою зделал, такова и будет: зделал добрым любимою, любима и будет; зделал врагом страшную, страшная и будет, зделал на весь мир славную, славная и быть не престанет»^[87]

Так что – царь обожествленный, почти миф, преобразователь (В. Соловьев), давший России основу, структуру, лицо, давший просвещение, промышленность, армию и флот, давший, наконец, выход на Запад и на Восток.

Но жизнь, внимая дифирамбам, только пожимает плечами и говорит нам тихонько: «Да, великий, и Соломон, и Моисей, но вы все-таки разберитесь получше, не стройте уж таких мифов, смотрите зорко, внимательно и, пусть скучно и реалистично, но все-таки имейте правильное мнение, кем он был, великий государь, что он внес и что построил, и лучше знать правду без прикрас и без преуменьшений, только правду, как она есть, чтобы строить собственную жизнь».

В. Кандинский

Миф об Антихристе

Был и другой взгляд на Петра. Взгляд черноватый, уничижительный, взгляд враждебный, чтобы было легче бунтовать. Он – Антихрист. «В России, сиречь в Третьем Риме… явился оный Петр, сын погибели, хульник и противник Божий, еже есть Антихрист. Оный льстец, сам о себе хвалясь, говорит: я сирым отец, я странствующим пристанище, я бедствующим помощник, я обидимым избавитель; для недужных и престарелых учредил гошпитали, для малолетних – училища; неполитичный народ Российский в краткое время сделал политичным и во всех знаниях равным народам Европейским… Я – благ, я – кроток, я – милостив. Придите все и поклонитесь мне, Богу живому и сильному, ибо я – Бог, иного же Бога нет, кроме меня! Так возлицемерствовал благостыню сей Зверь, о коем сказано: Зверь тот страшен и ни единому подобен; так под шкурою овчею скрылся лютый волк, да всех уловит и пожрет»^[88].

Взгляд этот ходил везде, особенно на Севере и среди старообрядцев. «Народ почитал Петра антихристом»^[89]. «В самой плоти его… на лице, и на челе, и на главе, и на всех удех его, даже до ногу его, образ и начертание мерзости запустения, латынства, якож брадобритие богомерзкое, и чела оголение, и покровение на главе, по обычаю поганых немцев и люторцов, и прочая вся одежда его латынская, паче же бесовская»^[90]. «Он не государь, а латыш, поста не соблюдает; он льстец (обманщик), антихрист, рожден от нечистой девицы; что он головой запрометывает и ногой запинается, и то, знамо, его нечистый дух ломает»^[91].

Миф о подмененном царе

А вот еще один взгляд. «Какой де он царь, он де вор, крестопреступник, подменен из немцы, царство свое отдал боярам, а сам обусурманился и пошел по ветру с немцы, в среду и в пятницу и в посты сряду есть мясо»^[92]. Петр I – «швед подменной», царь неистинный, замененный на антихриста либо в младенчестве, либо в заграничье.

«Он предстал перед народом с таким непривычным обликом… не в короне и не в порфире, а с топором в руках и трубкой в зубах, работал, как матрос, одевался и курил, как немец, пил водку, как солдат, ругался и дрался, как гвардейский офицер. При виде такого необычного царя… народ невольно задавал себе вопрос: да подлинный ли это царь?»^[93]. Он – подмененный, он – подкидыш^[94]. «Петр поехал за границу – это так; да Петр ли воротился из-за границы?»^[95].

Так кто же он?

Кто, если миновать мифы и пытаться исходить только из фактов, воссоздавая его фигуру во плоти?

Он – выше 2 метров, «цвет лица красноватый и смуглый; прекрасные черные глаза, большие, живые, проницательные и хорошо очерченные»^[96], быстр, энергичен. И еще – конфликтен. «Страшные движения и жесты царя доктора зовут конвульсиями. Они случаются с ним часто, преимущественно когда он сердит, когда получил дурные вести… когда чем-нибудь недоволен или погружен в глубокую задумчивость»^[97]. «Блуждающий и страшный взгляд царя продолжался лишь одно мгновение: он тотчас оправлялся. Вся его наружность обличала в нем ум, глубокомыслие, величие и не лишена была грации. Сколько он пил и ел за обедом и ужином, непостижимо»^[98].

«Любил великолепие в празднествах», но в частной жизни – необыкновенная простота: вилка и нож с деревянными черенками, халат и ночной колпак из посредственного полотна^[99].

Гнул на спор монеты. Любил до всего дотронуться физически, все делать сам, властвуя над мертвой материей. «Я… застал царя дома – неодетым, в кожаном, как у ремесленника фартуке, сидящим за токарным станком. Царь часто развлекается точением и, путешествуя, возит станок за собой. Он не уступит искуснейшему токарю»^[100]. Его считали «лучшим корабельным мастером в России… сам мог сработать корабль с основания до всех технических мелочей его отделки»^[101].

Ощущать со страстью, гнуть, резать – для живых предметов. Считал себя хирургом. Из г-жи Борстен, «одержимой водяной болезнью», выпустил более 20 фунтов воды, чем гордился^[102]. Она потом скончалась. «Собственными инструментами выдернул зуб… долговязой голландской девке… считает себя хорошим зубным врачом и всегда охотно берется вырвать кому-нибудь зуб»^[103]. «После него остался целый мешок с выдернутыми им зубами»^[104]. Питал склонность к анатомическим театрам. «Увидав… в анатомическом кабинете превосходно препарированный труп ребенка, не утерпел и поцеловал его»^[105]. «Петр собственноручно отрубил головы… пятерым стрельцам»^[106]. Казнь сына, казни в близком окружении Петра, страшные казни тысячами – этим была пропитана жизнь.

Любил огонь, любил сам, своими руками устроить фейерверки. Любил тушить пожары, «лез на самые опасные места»^[107]. Любил насилие и сумасшествие. «Царское величество… играл святки со своими комнатными людьми. И в тех святках… ругательство началось знатным персонам и великим домом… людей толстых протаскивали сквозь стула, где невозможно статься, на многих платье дирали и оставляли нагишом, иных гузном яйца на лохани разбивали, иным свечи в проход забивали, иных на лед гузном сажали, иных в проход мехом надували, отчего един… думный дворянин умер»^[108].

Всё – сам. Всем управлял – лично, «пропущение времени смерти невозвратной подобно»^[109]. Две жены, 10 детей, всегда с «метресами», 53 года жизни, вечно в войнах и подавлении бунтов, вечно – в движении, вечно – не в столицах. «Из 35 лет его царствования только один 1724-й год прошел вполне мирно, да из других лет можно набрать не более 13 мирных месяцев»^[110]. Войны на Западе и на Востоке (персидский поход). Исколесил всю Европу, десятки городов от Черного до Балтийского и Каспийского морей.

«Он, царь… в важных делах почти что не имеет помощников, вследствие чего поневоле заведует всем сам. Ему-де приходится обращать скотов в людей (скотами царь называет природных своих подданных) и предводительствовать ими в войне с одним из могущественнейших… народов в мире… Остается только удивляться… уму этого человека, правящего всем самолично… природным его силам»^[111].

Знал голландский, немецкий, французский. До всего старался дотронуться сам, достать и перенести в Россию любую новинку. «Монарх сей удивлял чрезвычайным любопытством… любопытство это касалось всего, не пренебрегало ничем»^[112]. После него остались 233 фабрики, сотни судов и более 16 тыс. пушек^[113]. Осталась армия в 300 с лишним тысяч человек^[114].

Из России сделал вертикаль (губернии, провинции, военное и гражданское устройство по «иноземному строю», бюджет и налоги, реформа права, все уровни просвещения, огосударствление церкви). Выстроил все служащее население (табель о рангах), всех, кто «внизу», закрепостил, переписал, связал накрепко с рекрутским набором, с подушным налогом, а дворянство – с армией с 15 лет, с единонаследием, высвобождавшим массу людей для нужд государства. Так было создано военно-гражданское население России, во многом подчиненной армии и флоту.

Скоты?

«Скотами царь называет природных своих подданных»^[115]. Люди в России – скоты? Какой же была человеческая цена войнам, насилию, реформам?

«Добрый по природе как человек, Петр был груб как царь, не привыкший уважать человека ни в себе, ни в других»^[116]. «Радея о народе, он до крайности напрягал его труд, тратил людские средства и жизни безрасчетно, без всякой бережливости. Он больше привык обращаться с вещами, с рабочими орудиями, чем с людьми, а потому и с людьми обращался, как с рабочими орудиями»^[117]. «Привыкнув никого и ничего не жалеть, он и не жалел ни о ком и ни о чем»^[118]. Вот данные о «потрясении, испытанном населением»: убыль дворов в 1678–1710 гг. – 19,5 %; это примерно 1,2 млн чел., из которых умерли – 0,35 млн, взяты в солдаты и (безвозвратно) на работы – 0,25 млн, побеги – 0,45 млн, переходы в другие сословия – 0,1 млн, нищенство и прочее – 0,05 млн.^[119] Число убитых и умерших русских солдат и офицеров в Северную войну – 0,2 млн.^[120] В других петровских войнах – до 0,05—0,1 млн.

Резко размножились налоги. «В своей финансовой политике Петр походил на возницу, который изо всей мочи гонит свою исхудалую лошадь, в то же время все крепче натягивая вожжи»^[121]. «Петр понимал экономию народных сил по-своему: чем больше колоть овец, тем больше шерсти должно давать овечье стадо»^[122]. Государство, система его управления, его финансы были дефакто подчинены войне, способности империи расширяться, стать европейской силой, иметь для этого ресурсы и технологии. Слова Петра: «денег как возможно собирать, понеже деньги суть артериею войны»^[123].

Такова двойственность российской истории и главных лиц в ней. Ей хорошо знакомы фигуры, соединяющие в себе одновременно «свет развития», роста производительных сил, и «тьму войны», самого жестокого расхода сил народа как счетных единиц, имеющих ценность только в массе. Петр I наложил отпечаток своей личности на все будущее строение государства, оно стало его олицетворением и на долгие времена приобрело свойства жесткости, бестрепетного распоряжения людьми, развития только сверху, волею верховных властей.

Так Россия стала страной крайностей, отражающей характер Петра, его силу, его тяжесть, его взрывной характер, его беспощадность, его поразительную способность осваивать все что угодно.

«Противоречия, в какие он поставил свое дело, ошибки и колебания, подчас сменявшиеся малообдуманной решимостью, слабость гражданского чувства, бесчеловечные жестокости, от которых он не умел воздержаться, и рядом с этим беззаветная любовь к отечеству, непоколебимая преданность своему делу, широкий и светлый взгляд на свои задачи, смелые планы, задуманные с творческой чуткостью и проведенные с беспримерной энергией, наконец, успехи, достигнутые неимоверными жертвами народа и великими усилиями преобразователя, – столь разнородные черты трудно укладываются в цельный образ. Преобладание света или тени во впечатлении… вызывало одностороннюю хвалу или одностороннее порицание. тем настойчивее, что и благотворные деяния совершались с отталкивающим насилием»^[124].

Разве это о Петре? Это еще и о нас с вами. О том, как 300 лет живет наше общество. О петровских временах, которые въелись в нашу плоть и кровь. Не миф, не царь, которого подменили, не Антихрист, а человек реальный, ставший одной из основ общества на века.

Превеликий всенародный вопль

Итак, личность Петра пронизала Российскую империю с начала XVIII в. и во многом определила ее судьбу, как во взлетах, так и в самых глубоких падениях. Всю жизнь он носился от моря до моря, всех напрягая, всю жизнь расширял свое государство, и лишь один год его царствования, 1724-й, был годом, когда не велась война. В этом бесконечном движении он не щадил никого, перекраивая весь свой народ, все его хозяйство, все государство для одной только цели – новая империя, подвинувшая силой, войной своих соседей.

«Он не любил зависеть от средств: они должны были подчиняться его воле и его слову»^[125]. Он «тратил людские средства и жизни безрасчетно, без всякой бережливости»^[126]. «Победоносная война приблизила народ к конечному разорению»^[127]. Так Россия стала (в первый ли раз?) страной крайностей, страной, в которой модернизация – политическая, техническая, социальная – происходит с крайней растратой сил народа, под «превеликий всенародный вопль»^[128]. А потом были подобные времена? Да,1917–1920, 1930-е, 1990-е, все они пали на XX век, хотя крайностей в России в эти 300 лет было предостаточно.

Но с какой стати российский люд должен был издать «превеликий всенародный вопль»? Что ж, есть факты, есть статистика, есть подробные объяснения. «Нововведения продолжались, началась война, потребовавшая больших пожертвований людьми и деньгами, рекрутская повинность впервые предстала народу со всею своею печальною обстановкою, и ропот усиливался. Крестьянин роптал: «Как его бог на царство послал, так и светлых дней не видали, тягота на мир, рубли да полтины, да подводы, отдыху нашей братьи крестьянству нет». Сын боярский говорил: «Какой-де он государь? Нашу братью всех выволок в службу, а людей наших и крестьян побрал в даточные, нигде от него не уйдешь, все распропали на плотах, и сам он ходит на службу, нигде его не убьют; как бы убили, так бы и служба минулась и черни бы легче было». Крестьянки, солдатские жены, кричали: «Какой он царь? Он крестьян разорил с домами, мужей наших побрал в солдаты, а нас с детьми осиротил и заставил плакать век». Холоп говорил: «Если он (Петр) станет долго жить, он и всех нас переведет…». Нищий говорил: «Да вот уж и на бога наступил: от церквей колокола снимает». Слышались слова: «Мироед! Весь мир переел; на него кутилку переводу нет, только переводит добрые головы!»^[129].

Ниже – короткое описание всех петровских реформ, всего, что важнее в них для народа. Высший класс – с 15 лет под ружье (служить сызмальства и пожизненно), единонаследие, высвобождающее массу людей для госслужбы, вертикальная табель о рангах. Низшие классы – закрепостить еще больше, загнать гулящих и полусвободных в крепость, обложить тяжелейшей данью, рекрутскими наборами, из которых уже не вернешься (служить пожизненно), повинностью на работы. «Отформатировать» население для службы, для войны.

Рекрутчина, работная повинность

«В 1705–1711 гг. государство забирало на службу максимально большое количество рекрут за все царствование Петра. Истощение в. 1699–1705 гг. таких источников рекрут, как добровольцы, дворовые, посадские, ямщики, вынудило обратиться к самой массовой категории потенциальных солдат – к крестьянству. Впервые в массовом количестве стали брать в солдаты крестьян с пашни – главное тяглое сословие России»^[130].

«За 15 лет (с 1699 до 1714 года) армия потребовала для себя свыше 330 тысяч взрослых работоспособных людей… Это цифра действительного сбора, с населения же рекрут требовали в большем числе»^[131]. Это примерно 10–11 % мужчин, отнесенных к «тягловому населению» России. Каждый десятый, взятый пожизненно. В молодых возрастах, по оценке, примерно 1/3. Плюс рекрутские наборы в 1715–1724 гг.

«По первым наборам в рекруты требовались только холостые, позднее же стали приниматься и… женатые… Вначале рекруты требовались от 15 до 20 лет… по позднейшим указам рамки возраста расширяются… так в рекруты… принимаются люди 30, 40 и даже во время войны с турками – 50-летнего возраста»^[132].

А что потом? Примерно 70 % набранных отправлялись в армию, почти 30 % умирали, бежали или ссылались на каторгу, до 1 % «за болезнями отпущены в дом»^[133]. «Крестьянские дворы от наборов оскудевали, пустели, население разорялось, брело врозь, покидая свои домишки»^[134].

Рекрутский набор – это всё? Нет, рядом была работная повинность для государства, для «строек века». Каждый год – более 40 тыс. чел. «Пустели не только дворы, из которых были взяты работники, но разорялись и пустели и дворы соседей, которые, спасаясь от таких "нарядов", бежали в иные места»^[135]. «Едва ли найдется в военной истории побоище, которое вывело бы из строя больше бойцов, чем сколько легло рабочих в Петербурге и Кронштадте»^[136]. «Петербург основан на слезах и трупах»^[137].

Крайности налогов

Военные расходы составляли примерно 2/3 госбюджета, сводившегося с дефицитом^[138]. Эти расходы неизменно росли. Чтобы покрыть их, взыскивали натурой и деньгами. Натурой – по сути, натуральные налоги. Их взыскивали провиантом (зерно, мука, сухари, хлеб) и фуражом. Но не только. «В 1714 году по письму Государя… велено было «на морской флот» собрать с губерний гороху 6950 четвертей, масла коровьего 13 900 пудов, мяса свиного 13 900 пудов, «вина отъемного» 13 900 ведер, «круп овсяных, самых добрых» 6950 четвертей»^[139].

Собирали деньгами. В 1708 г. денежные платежи с одного двора выросли в 10–20 с лишним раз в сравнении с величиной до 1700 г.^[140] «По сравнению с допетровскими временами тяжесть налогов возросла в 8 раз!»^[141]. «Такие подати стали уму непостижны»^[142]. А вот письмо Петру от иностранца – управляющего заводом в марте 1715 г. (Геннин): «Воистину я опасаюсь вашего царского гнева, что не мог исполнить всех указов. На каждую неделю вновь указы присылаются, а тут еще вновь работы и припасов спрашивают в Петербург и в Архангельск, и от такой великой и крутой работы, и от высылки подвод, и от строения кат и шкун, и от смоляного куренья, сверх заводской нужды, остальные мужики разбегутся: они складывают уголь, известь, руду, гоняют подводы, отправляют заводские работы, да еще платят мелкие подати, так что приходится на каждый двор по 30 рублей – сам изволь рассудить о такой тягости! Я не для себя только, а для тебя и для народа, а тебе необходим будет завод в нынешнее время»^[143].

Нужны деньги на армию? У бюджета – дефицит? Расходы государства кратно растут? Ответ один – новые налоги и сборы. Подушный налог (вместо подворного), гербовый, «начиная с 1704 г. один за другим вводились сборы: поземельный, померный и весчий, хомутейный, шапочный и сапожный – от клеймения хомутов, шапок и сапог, подужный, с извозчиков – десятая доля найма, посаженный, покосовщинный, кожный – с конных и яловочных кож, пчельный, банный, мельничный – с постоялых дворов, с найма домов, с наемных углов, пролубной, ледокольный, погребной, водопойный, трубный – с печей, привальный и отвальный – с плавных судов, с дров, с продажи съестного, с арбузов, огурцов, орехов, и «другие мелочные всякие сборы. Указом 1705 г. борода была расценена посословно: дворянская и приказная – в 60 рублей., первостатейная купеческая – в 100 рублей (около 800 рублей), рядовая торговая – в 60 рублей, холопья, причетничья и т. п. – в 30 рублей; крестьянин у себя в деревне носил бороду даром, но при въезде в город, как и при выезде, платил за нее 1 копейку (около 8 копеек)»^[144]. Плюс казенные монополии – смола, ревень, поташ, клей, соль, табак, мел, деготь, рыбий жир, дубовые гробы (последняя роскошь зажиточного человека), водка, игры (карты, кости, шахматы). Плюс прибыль от ухудшения металла в монете^[145]. Всё – государству, ведущему войну. «Петр видел в податном вопросе только два предмета: солдата, которого надо содержать, и крестьянина, который должен содержать солдата»^[146].

Плюс деньги, взимаемые на содержание работников по трудовой повинности. Плюс помещичьи сборы и повинности, которых, на самом деле, было очень много.

Чем отвечал народ на эти крайности? Тоже крайностями: а) бегством, б) бунтами, смутой и разбоем, в) уходом в тень, сокрытием всего и вся.

1801. Доставать. Павел I

Для каждой власти почти всегда есть куда хуже.

Он засел у всех в печенках.

13 января 1797 г. «Его императорским величеством замечено, что те, кои одеты в немецкое платье, ходят в круглых шляпах и разнообразных шляпах, а потому предписывает… немедленно объявить в городе всем наистрожайше, чтобы кроме треугольных шляп и обыкновенных круглых шапок, никаких других никто не носил. И если кто, в противность сему, явится, тех тотчас под стражу представлять»^[147].

В Петербурге начался разгром.

«Первый подвиг свой новый порядок обнаружил объявлением жестокой, беспощадной войны злейшим врагам государства – круглым шляпам, фракам и жилетам!

На другой день человек 200 полицейских солдат и драгун, разделенных на три или четыре партии, бегали по улицам и во исполнение (особого) повеления срывали с проходящих круглые шляпы и истребляли их до основания; у фраков обрезывали отложные воротники, жилеты рвали по произволу и благоусмотрению начальника партии, капрала или унтер-офицера полицейского. Кампания быстро и победоносно кончена: в 12 часов утром не видали уже на улицах круглых шляп, фраки и жилеты приведены в несостояние действовать и тысяча жителей Петрополя брели в дома их жительства с непокровенными главами и в раздранном одеянии, полунагие… Вступивших же в спор и состязание с рыцарствующею полицею героев приветствовали полновесными ударами палкою»^[148].

20 января 1798 г. «1-е воспрещается всем ношение фраков, а позволяется иметь немецкое платье, с одинаким стоячим воротником, шириною не более как в три четверти вершка; а обшлага иметь того же цвету как и воротники, исключая сюртуки, шинели и ливрейных слуг кафтаны, кои остаются по нынешнему их употреблению. 2-е, запрещается носить всякого рода жилеты, а вместо оных употреблять обыкновенные немецкие камзолы. 3-е, не носить башмаков с лентами, а иметь оные с пряжками, а также и коротких, стягиваемых впереди, шнурками, или с отворотами сапогов. 4-е, не увертывать шею безмерно платками, галстуками или косынками, а повязывать оныя без излишней толстоты»^[149].

21 января 1798 г. «В дополнение… жителям в городе объявить, что мера одинаким стоячим воротникам не полагается, а оставляется на произвол каждого; но желательно, чтобы не безобразною вышиною сделаны были»^[150].

4 апреля 1798 г. «Носка перьев на шляпах принадлежит единственно чинам придворного штата»^[151].

28 июля 1798 г. «усмотрели мы развратные поступки Литовской губернии бржетского городничего Пирха, который, забыв все обязанности служения, противу узаконениев наших публично ходил в круглой шляпе, во фраке и сею неблагопристойною одеждой ясно изображал развратное свое поведение… а потому, выкинув оного городничего Пирха, велели мы просить прощения при разводе на коленях у полковника Жукова. Наше повеление соделать гласным со всеми обстоятельствами развратности городничего Пирха, дабы и все прочие таковаго буйства, наглости и пренебрежения должности своей позволять себе не дерзали»^[152].

1799 г.: запрет дамам носить через плечо разноцветные ленты; запрет широких больших буклей; запрет бакенбард; запрет немецких кафтанов; запрет «синих женских сюртуков с кроеным воротником и белой юбкой» и т. п.^[153]

А еще: «Высочайшее повеление 1797 года об изъятии из употребления некоторых слов и замене их другими»^[154].

Слова отмененные:

Общество – этого слова совсем не писать;

Граждане – взамен: жители или обыватели;

Отечество – взамен: государство.

Дело закончилось шампанским. Великим ликованием по поводу восшествия на престол нового императора.

«Россияне, встречавшиеся на улицах, не будучи знакомы, целовались и один другого поздравляли. На другой же день торговцы вин послали нарочных в Ригу и Москву скупить там шампанское вино и отправить в Петербург, – так много требовали шампанского вина, что торговцы не надеялись удовлетворить требование своими запасами»^[155].

Как же он всех достал!

Не доставайте своих подданных, ибо самым печальным воспоминанием о вашем правлении будет то, как они ликовали, когда пришел кто-то другой.

П. Клее

1812. Неистовствовать. Наполеон

^[156]

Когда он ушел, больше 200 лет тому назад, в мае 1821 г., мнения разошлись: кто он? Для одних – чудовище, убийца, для других – гений, создавший великую Францию, великую империю. Тот, кто никак не меньше Александра Македонского и Карла Великого. Только к 1936 г. насчитывалось более 200 тыс. работ о Наполеоне^[157]. Нам нужны не эмоции, а факты. Есть масса замечательных вещей, которые оставили за собой диктаторы, но если их положить на одну чашу весов, а на другую – уничтоженные жизни, какая из них перевесит? Ответ есть только один: жизнь человека, каждого человека, любого из нас драгоценна. А если речь идет о миллионах жизней?

Почти 22 года непрерывных войн, до 60 сражений^[158]. Так сколько же людей убито? Не меньше миллиона здоровых молодых мужчин только во Франции^[159]. Еще один ответ: французских солдат и офицеров – 1,2 млн чел.^[160] Всего погибли в наполеоновских войнах 3,1 млн^[161], из почти всех европейских государств. Вот еще оценка: убиты в «европейских армиях» около 3 млн, гражданских – примерно 1 млн.^[162] Избивались целые города.

А сколько людей, живых, теплых, единственных, потеряла Россия? Потери русских солдат и офицеров во всех наполеоновских войнах (убитых и умерших от ранений), с учетом санитарных потерь – 450 тыс. чел., в т. ч. 250 тыс. чел. в 1812 г.^[163] Все это без учета мирного населения. Вот «Ведомость о числе истребленных человеческих и скотских трупов по изгнании неприятеля из России». В ней 431 тысяча тех, кто был раньше людьми^[164]. На 20 апреля 1813 г. в одной только Смоленской губернии после войны «население сократилось на 60 000 душ только мужского пола»^[165]. «Города Смоленской губернии лежали в развалинах: Гжатск был выжжен начисто, в Смоленске, Вязьме, Духовщине осталась одна пятая – одна шестая зданий; в Красном, Поречье и Дорогобуже – около одной трети зданий»^[166]. «Кроме убитых и умерших от ран, было множество жертв гибельных условий жизни… Население, выгнанное из своих жилищ в поля и леса, на сырость и холод… питавшееся разным сырьем, постоянно недоедавшее и плохо прикрытое, должно было нередко платиться не только здоровьем, но и самой жизнью. Воздух и питьевая вода были буквально отравлены трупной заразой, и повальные болезни опустошали целые местности губернии. По городам и селениям бегали стаями волки и собаки, терзая трупы и разнося заразу»^[167].