Текст книги "Взрывы в Стокгольме"

Автор книги: Якоб Пальме

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

5

Аннике Тэрнквист было пять лет. Ей только что купили новые красные сапожки, и она ими гордилась. Пошла погулять и в свое удовольствие потопталась и поплескалась в новых сапожках во всех глинистых лужах, которые только нашла в парке вокруг церкви Густава Адольфа на Эстермальме. Так что теперь сапожки были не такими блестящими. Глина у Анники была повсюду: и на одежде, и на лице, и в волосах. И это, в общем, тоже не страшно. Все равно она счастлива. Правда, она проголодалась, ей захотелось домой, к папе, и чтобы папа сам ее покормил.

Она очень быстро побежала по длинной и широкой дороге, усыпанной гравием. По газону, она знала, ходить нельзя, а то сторож рассердится. Надо было скорее добежать вон до того громадного дома, где так много окон. Одно из них было окном ее комнаты, она уже видела там папу, он стоял и кричал ей что-то из этого окошка.

И действительно, папа следил за нею из того окна, что выходило в парк. Потом он выглянул опять и обнаружил, что Анники нигде не видно. Значит, она уже вошла в дом. Тогда он сразу же поставил на газ кастрюлю с ягодным муссом, самым ее любимым.

Анника знала: сначала нужно нажать кнопку, а потом потянуть за тугую ручку двери. Эти премудрости она постигла совсем недавно. Раньше приходилось вызывать папу всякий раз, как ей нужно было попасть в дом. Теперь же она могла входить сама. Это тоже было предметом ее гордости.

Она стала подниматься по лестнице, где на стенах было нарисовано множество маленьких белых голубей. Всех их никак не сосчитать.

Если бы она знала, что дома ее ожидает ягодный мусс, так, наверно, поторопилась бы. Но она этого не знала и поэтому остановилась, когда увидела на ступеньках что-то странное, непонятное. На полу лежал тонкий длинный шнур, похожий на змею. Сначала Анника отпрянула назад, потому что знала: змеи опасны. К тому же эта змея все время шипела. Примерно посередине у змеи было пятно, и от него подымался дымок. Все это показалось Аннике почему-то немного страшным, но в то же время ее разбирало любопытство, ведь не каждый день находишь такое на своей лестнице.

Анника осторожно приблизилась к змее. Дымящееся пятнышко медленно передвигалось к одному концу удивительной змеи. Этим концом змея была плотно вдвинута в коробочку.

Тут Анника вспомнила, как прошлым летом папа убил змею граблями. Она осмотрела лестничную площадку. Никаких граблей не увидела, зато в углу стояла метла. Анника взяла метлу и несколько раз с силой ударила по змее, как раз по дымящемуся пятнышку. Но змея все шипела. Анника ударила еще раз, и тогда змея выползла из своей коробочки.

– Ах ты бедняжка! – сказала Анника.– Бедняжка змейка. Ты потеряла головку.

Анника подняла змею за один конец и снова засунула ее в коробочку. Потом осторожно похлопала рукой по коробочке.

– Ну вот, змейка, ну вот. Теперь у тебя опять есть головка. Не плачь.

От дымящегося пятнышка до коробочки теперь оставалось всего полметра. Анника присела перед змеей на корточки и с любопытством следила за пятнышком. Интересно, что же случится, когда дымящееся пятнышко нырнет в коробочку?

Папа Анники выглянул еще раз на улицу. Анники не видно. Странно, подумал он. Если Анника вошла в парадное, за это время должна бы подняться домой. Может быть, играет на лестнице?

Выключив газовую плиту, чтобы не ушел ягодный мусс, папа вышел из квартиры и стал спускаться по лестнице.

– Анника! – закричал он.

– Папа,– ответила Анника.– Папа, змея. Змея, и из нее дым.

«Змея? Дым?» – подумал папа, торопливо спускаясь по лестнице.

Когда он сбежал вниз, до патрона с динамитом оставалось сантиметров семь.

Он опрометью бросился вперед, выдернул бикфордов шнур из заряда и отбросил. Через несколько секунд шипение усилилось, и тут же из свободного конца змеи брызнула огненная струйка.

Папа без сил опустился на пол. Анника заплакала, испуганная его резкими движениями и этой огненной струей. Папа взял девочку на руки.

Один из соседей, появившийся на лестнице, позвонил в полицию. Когда на место происшествия прибыл полицейский инспектор Петер Сюндман, они все еще так и сидели, все в том же положении: папа Стэн Тэрнквист со своей дочкой Анникой. На лестничной площадке. Они сидели молча, глядели на патрон с динамитом; потом посмотрели на Сюндмана.

– Здравствуйте, мое имя Петер Сюндман, я из полиции.

– Здравствуйте,– сказал Тэрнквист. Анника ничего не сказала.

Сюндман посмотрел на патрон.

– Взрыва не произошло,– сказал он.– Вы выдернули бикфордов шнур?

– Да.

– Он был свободно вложен в капсюль?

– Да.

– Расскажите, как все случилось,– сказал Сюндман.

– Хорошо,– ответил Тэрнквист.

Сюндман подождал. Тэрнквист сидел молча. Вдруг Анника начала говорить.

– Противная змея,– сказала она.– Противная змея, противная.

– Зачем... Кто хотел ее взорвать? – сказал Тэрнквист – Мою девочку... Ведь она же человек... настоящий маленький человек...

– Успокойтесь, успокойтесь,– сказал Сюндман.

– Сначала они взяли и задавили мою жену... шофер на большой скорости завернул за угол, а она ведь переходила там, где есть переход, и все равно ее задавили... В «скорой помощи» санитар отвернулся даже, так ему не хотелось все это видеть... Она еще жила... «Я чувствую себя так странно, и в ушах у меня так странно звенит...» А потом она умерла... И остались мы одни с Анникой. А потом еще эта дама, из комиссии по охране детей... «Не можете же вы следить за девочкой сами... Могу посоветовать вам воспитательный дом, прекрасный воспитательный дом...» За что все меня преследуют? – продолжал он.– Сначала давят Лену, потом хотят отнять Аннику, потом собираются взорвать девочку динамитом... За что?

– Ну, мы еще можем радоваться, что живем в мирной стране,– сказал Сюндман.– Во Вьетнаме такое происходит каждый божий день...

– Да и в Швеции, по-моему, тоже,– ответил Тэрнквист.– Сколько народу гибнет... от несчастных случаев... Сколько на всю жизнь становятся инвалидами...

– Но ведь многим автомобиль просто необходим,– возразил Сюндман.– Чтобы попасть на работу.

– А кто же все это устраивает? Кто вынуждает людей селиться далеко от работы? Кто не желает заботиться, чтобы обеспечить людей приличным транспортом? Кто так все устраивает, что автомобиль становится людям прямо-таки необходимым? И кто потом продает людям все эти автомобили и отнимает тем самым у них последние гроши? Самая настоящая спекуляция на убийствах, вот что это такое. Разве это не у них каждый год на совести тысячи убитых и изувеченных? Те насильники и убийцы, за которыми охотитесь вы, полицейские, убивают сотни людей каждый год. Но вы ничего абсолютно не делаете тем преступникам, у которых на совести в десятки раз больше убийств. А потом еще пытаетесь отнять у меня Аннику...

Сюндман не ответил. «Тэрнквист не в себе, он не отвечает за свои слова после такого потрясения,– подумал Сюндман,– он немного преувеличивает». Но в глубине души у Сюндмана было грызущее чувство, что в исступленных выпадах Тэрнквиста есть доля истины.

Сюндман подумал, что, работая в полиции, часто приходится сталкиваться с удивительными личностями. В особенности когда расследуешь преступления с применением насилия. Тут люди оказываются, по сути дела, ненормальными. Но, собственно, подумал Сюндман, возможно, и другие люди тоже такие же странные, как те, которых встречаем мы, полицейские. Может быть, как раз настоящие-то чувства и вырываются только тогда, когда наступает шок...

Сюндман прошел вперед и осмотрел взрывной патрон. Коричневый картонный цилиндр, два сантиметра в диаметре, два дециметра длиной. Выглядел он аккуратненьким и с виду совсем не опасным. На наружной стороне цилиндра можно было разобрать рисунок, выполненный обыкновенной шариковой ручкой. Изображен шведский национальный флаг, голубые поля заштрихованы шариковой ручкой, а желтые представлены самим желто-коричневым картоном.

– Шведский национальный флаг,– сказал Сюндман.

– Да-а,– протянул Тэрнквист.

– Почему шведский флаг?

– Не имею понятия.

– Вполне может быть, он ничего не означает. А вам флаг ничего не говорит?

– Нет.

– Вы не думаете, что взрыв был направлен против вас?

– Не знаю.

– Вам известен кто-либо, кто бы мог покушаться на  вас с помощью такого взрыва или иным способом? Возможно, какие-нибудь враги?

– Нет. У меня нет врагов. Есть люди, которым я не по душе. Ну, например, дама из комиссии по охране детей... та, что хотела отнять Аннику. Но взрывать меня – нет, не думаю.

– Такой же взрыв был на Риддаргатан, тридцать пять, ровно неделю назад. Вы там никого не знаете?

– Нет.

– А нет ли какой-нибудь связи между вашим домом и домом на Риддаргатан?

– Вот этого я уж совсем не знаю.

Сюндман вздохнул.

– Будем продолжать поиски, пока что-нибудь не найдем... Вы не видели кого-нибудь как раз перед самым взрывом, ну, кто-нибудь убегал или что-нибудь вроде этого?

– Нет. Единственно, кого я видел – это Аннику.

Сюндман посмотрел на девочку:

– Анника, ты не видела, никто не уходил, никто не убегал как раз перед тем, как ты вошла в двери?

Анника не ответила.

– Отвечай дяде полицейскому,– сказал Тэрнквист.– Ты не видела, никто не выходил из дверей, когда ты вошла?

– Он не полицейский,– ответила Анника.

– Ну что ты, он полицейский.

– А у него нет формы.

– Не все полицейские ходят в форме.

– Вот, посмотри, у меня здесь бляха, и тут сказано, что я полицейский,– сказал Сюндман.– Ну-ка, скажи теперь: ты видела кого-нибудь?

– Не-ет, да-а, нет.

– Кого ты видела?

– Папу!

– Ты видела папу?

– Да.

– Как он выходил из дверей?

– Да.

– Как раз перед тем, как тебе войти?

– Не-ет.

– А когда же?

– Папа спустился с лестницы. Папа убил вот эту противную змею.

– Так, а до этого?

– Папа шел по лестнице.

– Ну, хорошо, а другого кого-нибудь ты видела?

– Не-ет.

6

Самое лучшее на даче Лapca Бенгтссона – отсутствие телефона. Так думал его отец, комиссар полиции Эверт Бенгтссон, часто наезжавший к сыну на дачу. Он очень дорожил встречами с сыном и внучками – семилетней Анн и девятилетней Эвой. Овдовев, комиссар в свободное от работы время встречался, по сути, только с семьей сына. Он и обе девочки души друг в друге не чаяли.

Только здесь у него было ощущение, что он еще человек, живой человек, со всеми присущими человеку чувствами, желаниями и потребностями. Дома же, в пустой городской квартире, ему иногда казалось, что жизнь уже прошла и осталась одна только работа, да и ее он вскоре лишится, по выходе на пенсию.

Именно потому, что поездки к сыну на дачу значили для Эверта Бенгтссона так много, он был счастлив отсутствием там телефона. Целая волна преступлений не смогла бы нарушить его отдых за городом. Пускай всем этим занимается кто помоложе – Стэн Линдгрен, например, или Петер Сюндман. Не говоря уже о Берндте Фаландере. Он, конечно, не из самых молодых, зато – неизвестно, правда, по каким причинам – ничего не имеет против всяких дежурств, даже ночных. А все и рады, давай его загружать. Правда, он не женат, у него нет семьи, подумал Бенгтссон. Однажды Бенгтссон спросил Фаландера, почему он так охотно берет себе самое неудобное время суток. «Как раз в это время и случается самое сногсшибательное»,– ответил тогда Фаландер. Бенгтссон несколько подивился тому, как Фаландер относится к своей работе, но человек этот был энергичный и добросовестный, да и вообще надо стараться принимать людей такими, какие они есть, подумал Бенгтссон.

Так что ничего удивительного, если Берндт Фаландер согласился на двенадцатичасовое дежурство в пасхальный вечер, когда все другие рвутся во что бы то ни стало домой.

Таким образом, Бенгтссон был на даче, Петер Сюндман проводил праздничные пасхальные дни вместе с домашними в своей квартире в сером высотном доме на Шерхольмене, а Стэн Линдгрен отправился в Оре покататься на лыжах с Берит Игельстам, высокой тоненькой девушкой. Он познакомился с ней прошлым летом, когда занимался расследованием одного дела об убийстве.

Но Петеру Сюндману пасхальный вечер не принес покоя. В пять часов позвонил Фаландер и сказал, что Петеру придется прибыть на работу, «потому что очень уж лихо становится со всеми этими взрывами».

Эверт Бенгтссон ни о чем не ведал до утра второго дня пасхи, когда его сын Ларс проехал три километра до киоска и привез вечернюю газету.

– Вот здесь есть, пожалуй, кое-что интересное и для тебя,– сказал Ларс и протянул ему газету.

Бенгтссону сразу же бросился в глаза заголовок «Смерть коммерсанта» и чуть ниже: «Весь Стокгольм в страхе: где произойдет взрыв в следующий раз?»

Он прочел: «Преуспевающий сорокалетний коммерсант, специалист в области автомашин, был убит в Стокгольме при взрыве динамита около лестничной площадки на Карлавеген, сорок два. Коммерсант едва успел войти в парадную, как раздался взрыв. Два подростка, как раз в этот момент проходившие мимо по улице, отделались легкими царапинами от разлетевшихся осколков стекла». Далее было сказано, что полиции будто бы удалось напасть на след преступников.

В другой статье давался анализ двух предыдущих взрывов. «По всей видимости, динамитные патроны будут теперь взрываться каждую субботу,– говорилось в обзоре.– Удастся ли полиции обнаружить преступника до следующей субботы?»

Когда Эверт Бенгтссон во вторник пришел в полицейское управление, на его письменном столе лежала повестка: «В 16 часов состоится совещание у Польссона».

Польссон был начальник полиции города Стокгольма. Это был очень доброжелательный человек, в полиции его любили все. Польссон употребил всю энергию, чтобы сгладить противоречия и трения и создать в полиции атмосферу сотрудничества и лояльности. Он последовательно и искренне защищал интересы всех вверенных ему людей перед вышестоящим начальством и никогда не принимал важного решения, предварительно не посоветовавшись со своими подчиненными. Если кто-либо из полицейских допускал промах, Польссон всегда старался его понять. Его девизом было: «Мы должны попытаться все понять и все принять во внимание». Оказалось, что подобными методами можно было успешно сглаживать все и всяческие конфликты.

Тем не менее перед предстоящим совещанием Эверт Бенгтссон испытывал некоторое неудовольствие. Он догадывался, о чем пойдет речь, и к тому же очень хорошо понял предъявляемое полиции скрытое обвинение во вчерашних газетах, которые редко отваживались открыто критиковать полицию – слишком они были зависимы от ее расположения или неприязни. Но между строчками, в вопросах о том, кто будет следующей жертвой, Бенгтссону слышались такие слова: «Неужели никак нельзя этому помешать?» или: «Два случая уже было, но если бы полиция действовала более энергично, третий случай, возможно, удалось бы предотвратить».

В девять часов группа розыска, как обычно, собралась в комнате заседаний вокруг большого круглого стола, более походившего на старомодный обеденный. Бенгтссон подошел к старой черной доске, неприятно завизжавшей, когда он начал писать.

Первый взрыв: Риддаргатан, 35, суббота, 14 марта, 20 ч. 33 мин.

Второй (взрыв): Карлавеген, 111, суббота, 21 марта, 14 час. 10 мин.

Третий взрыв: Карлавеген, 42, суббота, 28 марта, 16 ч. 12 мин.

– Во втором случае я ставлю «взрыв» в скобки,– сказал он.– Потому что самого взрыва не было. Все правильно?

– Да,– ответил Фаландер.

– Сегодня нам придется как следует поработать, проанализируем все обстоятельства дела,– сказал Бенгтссон.– В четыре у меня совещание с Польссоном, мне хотелось бы иметь на руках кое-какие данные.

–  Пожалуйста,– сказал Фаландер.– Можно начинать?

– Да, давай.

– Материала у меня порядочно, а вот что из него можно извлечь полезного – дело другое. Сам взрыв произошел так же, как и прежние: патрон с динамитом, капсюль, бикфордов шнур. То, что осталось, говорит про тот же тип патрона и то же изготовление, что и в других прежних случаях.

– Значит, все взрывы были подготовлены одним и тем же лицом.

– Да, вероятно,– сказал Фаландер.

– А как у нас обстоит дело с техническими записями? Нашли что-нибудь?

– Нашли-то нашли, только не очень существенное. У нас довольно много отпечатков ног. Но ведь по лестнице ходит столько людей, что в общем-то пока неизвестно, чьи это отпечатки...

– Да, пожалуй. Такие отпечатки не слишком веское доказательство.

– Но есть тут отпечаток, он может для нас стать полезным. Мы обнаружили его в стороне, на Карлавеген, сорок два. В самом отпечатке был найден маленький круглый катышок. Он мог застрять в бороздках резиновых подошв. А когда потом человек встал на корточки, чтобы поджечь шнур, то согнул ступню, и катышок высвободился из бороздки и выпал.

– А что за катышок?

– Удобрение. Удобрение из куриного помета.

– Не так уж шикарно. Такое удобрение, вероятно, найдется в каждом саду.

– Да, конечно. Но наше – смешано с искусственным.

– А разве это исключение?

– Не знаю пока, но это легко выяснить.

– Еще есть какие-нибудь находки?

– Да, немного динамита и сам бикфордов шнур.

– А отпечатки пальцев?

– Нет,– сказал Фаландер,– чего нет, того нет.

– Ну, тогда давайте перейдем к вопросу о личности преступника,– предложил Бенгтссон.

– Так,– начал Петер Сюндман.– У меня есть кое-что о том коммерсанте, что был убит в субботу.

– Хорошо. Давай свои соображения и факты.

– Взрыв произошел в тот момент, когда он выходил из парадной. По всей видимости, он понял, в чем дело, и попытался убежать, когда раздался взрыв. Шея у него сломана непосредственно взрывной волной, так что он, вероятнее всего, скончался тут же, на месте. Но на лестнице он мог оказаться и чисто случайно. Пока нет оснований полагать, что взрыв был направлен именно против него. Во всяком случае, я не мог установить никакой связи между ним и теми местами, где произошли прежние взрывы. Но, вообще-то говоря, у людей вполне могли быть свои причины для того, чтобы его взорвать. Врагов у него хватало.

– В каком смысле?

– Я тут поговорил... и мне показалось, что были все основания ненавидеть коммерсанта. На его совести множество темных делишек, а если кто-нибудь на скользком деле богатеет – будьте уверены, кто-нибудь на нем и пострадает.

– У тебя есть что-то конкретно?

– Вот, послушай. Один инженер из какой-то строительной фирмы сделал изобретение, ну, какой-то там регулятор для строительных кранов. Но у него оказалось много сложностей с внедрением изобретения и стоило это порядочно. Тогда инженер попросил заем, а также заложил свой дом. А тут наш коммерсант взял и скупил какое-то количество его краткосрочных залоговых квитанций да и потребовал от инженера немедленной уплаты. И еще пригрозил, что сделает его банкротом, если тот не продаст ему свое изобретение. В конце концов инженер оказался вынужденным продать ему все свои права на изобретение за сумму, которая едва-едва покрывала его расходы. А коммерсант потом заработал порядочные денежки, продав его изобретение какому-то третьему лицу. Ну и, конечно, инженер не был в восторге.

– Я думаю! Так, а кроме этого у тебя ничего нет?

– Инженер утверждал еще, что коммерсант применял настоящий шантаж по отношению к одной женщине, своей служащей. Он угрожал ей, что заявит на нее в полицию за недостачу в кассе фирмы, если она не согласится на определенные предложения личного порядка со стороны нашего коммерсанта.

– Ты это проверил?

– Нет, к сожалению. Два года назад она переехала в Испанию.

– Может, она и за границу перебралась в связи с этими неприятностями?

– Да, похоже на то.

– А коммерсант, он так и не заявил в полицию относительно растраты?

– Нет, воздержался.

– Интересно, почему?

– Опасался, наверно, что во время расследования могут заинтересоваться его собственной персоной. Да и какой ему смысл, если она все равно уехала за границу. Вполне возможно, он был человек не мстительный, а лишь жестокий и беспощадный. И то только когда дело касалось какой-то выгоды для него лично.– Сюндман прервал себя и заглянул в свою черную записную книжечку.– Да, вот, пожалуй, и все, что мне удалось разузнать.

– Хорошо. Что у нас еще?

– А еще у нас есть национальный шведский флаг,– ответил Сюндман,– он был нарисован на динамитном патроне на Карлавеген, сто одиннадцать, ну, на том, что не взорвался.

– Так, так.

– Не знаю только, что он, собственно, означает. И чем может нам помочь. Не очень-то много от него проку. Не исключено, что тут замешана политика,– вообще, во всех этих взрывах. Здесь может быть и социалист, которому этот флаг не по нутру, и патриот, в такой вот форме воспевающий наш флаг... Что если все это просто шутка?

– А не можем мы как-нибудь за этот флаг зацепиться?

– Обследовать перо и всякое такое? Нет, едва ли. Шариковые ручки слишком массовая продукция.

– Флаг, значит, нарисован шариковой ручкой... Да, в таком случае едва ли...

Заседание закончилось; настроение у всех было неважное. Решили собраться еще раз во второй половине дня, чтобы уточнить, не выявятся ли на заседании у Полльсона какие-нибудь факты. Расследование ведь шло полным ходом.

На вечернем заседании выступил Бенгтссон.

– Польссон был очень мил,– резюмировал он.

– Да,– сказал Сюндман,– как обычно.

– Но заметно все-таки, он все это воспринимает очень серьезно. Раз доходит до того, что люди боятся выходить из своей квартиры, значит, положение неважное...

– Ну как, он критиковал нас за плохой розыск?

– Нет, и не думал. Мы говорили только о том, что следует предпринять.

– И что же он предложил?

– С завтрашнего дня в розыск включается еще пятьдесят человек.

– Пятьдесят человек? Интересно, где он их возьмет?

– Несколько полицейских мы получим из Норрланда, а потом придется перераспределить наши собственные силы. Кроме того, он хочет попытаться заполучить Гординга из управления государственной полиции, чтобы он перешел сейчас к нам и руководил нашей работой по розыску.– Бенгтссон сделал паузу, почесал ухо, потом продолжал:– А в следующую субботу мы привлечем самые мощные силы. Все наши штатные работники включатся да еще добавят сто человек, специально мобилизованных. На Эстермальме будут охранять каждый участок и каждую улицу.

– А вдруг в этот день минер возьмет да устроит взрыв где-нибудь в другом районе города, что тогда?

– Туда мы тоже направим своих людей. Все автомашины будут действовать как патрульные, кроме того, у нас три специальных машины службы готовности, они подключаются немедленно, как только кто заподозрит неладное.

– Нет, так мы только отпугнем преступника.

– Возможно. Но попытаться следует. И если мы его запугаем до такой степени, что он не отважится устроить свой взрыв в ближайшую субботу, так или иначе это будет моральной победой полиции. Иными словами, мы загоним его в оборону. Так, во всяком случае, выразился Польссон.

– Что ж, вероятно, это самое разумное. Нам теперь остается только рассчитывать на сыскную команду из пятидесяти человек.

– Да. Но лучше всего, пожалуй, не планировать слишком много, пока к нам не перейдет Гординг. Надо взять основные направления: одна группа ищет динамит, другая прорабатывает знакомых убитого коммерсанта, третья будет разбирать «типсы», поступающие от населения. Да, нужно еще заняться этим удобрением, из подошвы...

– А еще одна группа должна допросить всех владельцев шведских флагов в городе,– высказался Сюндман.

– Тихо-тихо,– сказал Бенгтссон.– Нельзя же нам набрасываться на всех сразу...

– Да, конечно,– согласился Сюндман.– Я пошутил.