Текст книги "Экзистенциальная философия для психотерапевтов… и других любопытных"
Автор книги: Яки Андрес Мартинес Роблес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Яки Андрес Мартинес Роблес
Экзистенциальная философия для психотерапевтов… и других любопытных
Габи – за то, что осмелилась на это приключение – конструировать любовную со-экзистенцию со мной.
Моему отцу, потому что каждый раз, видя себя, нахожу его, и моё сердце наполняется гордостью.
Предисловие. Жан-Мари Робин
Французский институт гештальт-терапии
Во времена не столь отдаленные психология была неотъемлемой частью философии, наряду с метафизикой, логикой, моралью и эстетикой. Позже устремления психологии к большей «научности» побудили ее дифференцироваться, отделиться, пусть и рискуя заплатить за это собственной душой. Так сведется ли однажды понимание человека к нескольким алгоритмам? Поглотят ли психологию нейронауки, которые вот-вот начнут заявлять, что уже полностью разобрались в функционировании человеческого существа…
Есть те, кто сопротивляются, противятся сциентизму, не допускают «доказательного» психологизма, ищущего опору в доводах; ведь доводы эти всё так же переиначиваются в угоду тем, кто к ним взывает – политикам, экономистам, санитарным или социальным службам и прочим государственным учреждениям, – пусть и подкреплены они не хуже тех, что в другой области стремились обосновать безобидность глифосатных гербицидов.
И в этом негодующем сопротивлении иногда участвуют психологи, психиатры, психотерапевты и психоаналитики, которые сторонятся современных инструментов, созданных, чтобы не давать им думать, чтобы внедрять формулы и протоколы, DSM-изировать наш подход к человеческому опыту, принять господство фармацевтических лабораторий, вычислительных программ и прочих сужателей умов (я не упускаю из виду тот факт, что в Соединенных Штатах психологов в просторечии именуют словом «shrinks» – эпитетом, образованным от глагола to shrink: ‘сокращать, суживать’).
С глубокой античности многие философы отводили Человеку и его существованию ключевое место в своих трудах. Каждый мыслил по-своему, делился тем, что его удивляло, вносил предложения. Конечно, согласие между философами и психологами разных мастей не является плодом безусловной любви: так, стоит помнить о том воздействии, которое на психотерапевтов оказал Сократ и его майевтика. Безусловно, майевтика – искусство родовспоможения для умов, подобное ремеслу повитух, – может представляться прародителем или моделью для современной психотерапии, и многие статьи уже содержали рассуждения в этом духе. Диалоги Сократа со сменяющимися собеседниками – в том виде, в котором нам передал их Платон, – действительно способны очаровать, как живая герменевтика, как встреча, позволяющая открыть путь к выстраиванию, переосмыслению, раскачиванию убеждений, интроектов и априорных мнений, как со-выстраивание смыслов, если уж использовать понятия, модные на сегодняшний день. Если бы Сократ жил после Иисуса Христа, он, без всяких сомнений, был бы причислен к лику святых и назван покровителем психотерапевтов. Но насколько же близоруким был бы такой подход! Да, методика Сократа может прельстить своей прогрессивностью, но как отнесется современный психотерапевт к тому положению пристыженности и унижения, в котором он оставлял своего собеседника по окончании их диалога? Развенчав один за другим аргументы своего ученика, предъявив ему всю иллюзорность его знания, Сократ устраняется от дискуссии следующим словесным пируэтом: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Так он становится неуязвимым… благодаря своему отрицанию. А этот феномен мы умеем теперь распознать в позиции стыдящего.
Вышесказанное никак не умаляет важности идей Сократа, их способности подпитывать размышления всех тех, кто стремится постичь человеческое существо. Но очевидным становится тот факт, что отношения между философами и психологами складываются далеко не просто и не мирно. Нередко философы склонны упрекать психологов в том, что те заимствуют и искажают их философские концепции (примером этому служит то, как психологи используют понятие интенциональности), а психологи, в свою очередь, укоряют философов за домыслы, оторванные от насущных забот «настоящих людей».
Тем не менее, бесспорным является следующий замечательно раскрытый в книге Яки факт: не дожидаясь появления философии, официально именованной «экзистенциальной», философы начали задаваться вопросами о существовании, роли и месте Человека в мире.
Стало быть, то путешествие, в которое зовет нас автор – это путешествие длиной в двадцать пять веков. И эти двадцать пять веков сформировали наш подход к существованию, наше видение человеческой природы и отношение к живым существам и вещам. Порой нам случается даже чувствовать на себе вес некоторых устоявшихся способов осмысления: не раз терапевтам доводилось сетовать на давление картезианской традиции и той дихотомии между телом и разумом, которую ей приписывают. Сколько сложностей встречаем мы в попытке изменить парадигму, перейти от философско-психологической традиции, выстроенной вокруг понятия «психики», к тому способу мышления, который во главу угла ставил бы ситуацию, поле, отношения. Хотя некоторые философы и феноменологи и направляли наши взоры в этом направлении, сегодня оно нам все еще кажется новым…
Прогулка, в которую увлекает нас Яки, побуждает заново обратиться к предложениям, не уживающимся вместе: порой нам приходилось выбирать между Платоном и Аристотелем, между Ницше и Хайдеггером: некоторые расхождения непримиримы, как между Сартром и Камю, хоть оба и зовутся «экзистенциалистами»…
Однако, подобное отсутствие догм может смутить лишь того, кто хочет верить в наличие Истины. Для прочих такая неопределенность служит пищей для ума, пребывающего в постоянном движении, ведь, как любил повторять философ Ален: «Даже верные идеи становятся ложными, как только мы начинаем довольствоваться ими».
Первостепенный вопрос, стоящий перед психотерапевтом, – раз именно им автор решил адресовать свои вопросы и предложения – по-прежнему связан с самой основой нашей практики: будем ли мы помогать пациенту в поисках его правды, истинности, и в избавлении от любой искусственности, от всех иллюзий и притворств; или же, осознавая, что эта правда будет вечно от нас ускользать, мы будем вместе с ним стремиться осознать, как мы прямо сейчас выстраиваемся благодаря нашей встрече, в той вовлеченности, которая всякий раз проживается заново.
Страница за страницей, развеиваются последние сомнения в том, что существовать – значит постоянно делать выбор, и здесь автор намечает для нас несколько возможных направлений. Нам же надлежит определиться самим и, тем самым, позволить нашим пациентам выбрать тот смысл, который они вкладывают в собственное существование.
Предисловие к русскому изданию
До перевода на русский язык, этот текст прошел долгий путь через многие любопытные ситуации. Изначально он не был предназначен к тому, чтобы стать книгой, а идея публикации возникла лишь через несколько лет после его написания.
Во время базового обучения гештальт-терапии меня особенно интересовали экзистенциально-феноменологические основания этого направления. Однако, начав терапевтическую практику в 1996 году, я обнаружил, что мне особенно трудно применять феноменологию, хотя я всё еще был глубоко увлечен ею.
Тогда мой супервизор порекомендовал мне прочитать работу Ирвина Ялома «Экзистенциальная психотерапия» (1984). Эта книга потрясла меня в нескольких смыслах: с одной стороны, дала более открытый взгляд на «экзистенциальные темы» в работе; с другой стороны, затронула меня до такой степени, что мне пришлось вынести в свою личную терапию многие размышления, порожденные ею.
Я продолжал читать всё, что написал Ирвин Ялом, а также тексты Ролло Мэя и Джеймса Бьюдженталя, которые, как мне казалось, были похожи на его. Мои пациенты стали замечать влияние, которое это чтение оказывало на меня. Они говорили: «Яки, я не знаю, что происходит, но в последнее время я чувствую, что наши разговоры стали глубже, чем раньше».
Прочитав все доступные тогда тексты перечисленных авторов, я ощутил необходимость продолжить изучение того, как экзистенциальный взгляд может поддержать меня в терапевтической работе и моей жизни. Я связался по электронной почте с Ирвином Яломом, ожидая, что он предложит мне какие-то курсы или семинары в этом подходе. Но он ответил, что не знает о таких.
Позже, в 2000 году, мне удалось посетить Конгресс эволюции психотерапии, где я смог сходить на пару семинаров Ялома и стать свидетелем нескольких его пленарных презентаций. В конце концов я обратился к нему, и мы смогли кратко поговорить. Я рассказал ему о своей заинтересованности в дальнейшем глубоком изучении того, что экзистенциально-феноменологическая перспектива может внести в мою работу терапевта, и о своем сильном разочаровании отсутствием официального обучения в этой области. Тогда Ялом предложил мне самому организовать такое исследование и начать обучать других. «Но я хотел учиться, а не учить!», на что он ответил: «Лучший способ научиться – это обучать».
Его слова удивили меня. Я чувствовал глубокое доверие, поскольку это был человек, которым я восхищался. Но в то же время я был сконфужен. Я чувствовал, что не готов. Так что я попросил его о руководстве, на что он любезно согласился. Ялом рекомендовал мне начать с обзора основных авторов и текстов экзистенциальной философии, чтобы разработать хороший курс по экзистенциально-феноменологическому подходу.
Именно поэтому с 2000 по 2003 год я интенсивно читал об экзистенциальной философии, обращаясь в первую очередь к оригинальным текстам великих экзистенциальных мыслителей, но постоянно испытывал ощущение, что материалы чрезвычайно сухи и сложны для понимания. Это заставляло меня обращаться ко вторичным источникам, помогающим вникнуть в их работы, чтобы затем вернуться к первоисточникам с большим пониманием.
Читая, я делал заметки, что позже стало моим годичным курсом: «Экзистенциальная философия для гештальт-терапевтов, гуманистических и логотерапевтов», который я начал в конце 2002 года. Я быстро понял, что курс привлекателен не только для психотерапевтов, но и для других людей, заинтересованных в личном развитии и углублении повседневных размышлений с опорой на философию.
По мере прохождения курса слушатели задавали всё более глубокие и интересные вопросы, на многие из которых у меня не было ответа. Это заставляло меня возвращаться к книгам, чтобы продолжать их изучение и обогащать свои заметки для курса. Изначально они состояли из полностью исписанной тетради на 120 листов (240 страниц), поэтому «дополнения», которые приходилось делать, заключались во вставке рабочих листов, где я записывал концепции, которые могли бы дать ответы на задаваемые вопросы.
Время от времени мои ученики также возвращались к ответам на первые вопросы, которые я записывал на рабочих листах. Вскоре мне пришлось наклеивать небольшие заметки (post-it) на такие вкладки. Я набирал от трех до пяти учебных групп в год, и каждый раз в моих заметках появлялось всё больше материала, чтобы предлагаемый курс был самого высокого качества.
Однажды я случайно уронил свою тетрадь на пол, и из нее в разных направлениях выпали страницы, рабочие листы и небольшие заметки. Мне пришлось заняться реорганизацией записей, что было трудно и утомительно, поэтому я решил, что пришло время переписать их в электронном виде (мои заметки были полностью написаны от руки).
При этом к концу 2007 года стало очевидным, что они достойны превращения в книгу, поэтому я обратился к Летисии Асенсио де Гарсия, президенту издательства LAG (специализирующегося на публикации текстов для психотерапевтов, в частности, логотерапевтов), чтобы узнать, не заинтересует ли её этот проект. Лети не только заинтересовалась, но и очень вдохновилась идеей иметь учебный материал на испанском языке, который послужил бы учебником для подготовки логотерапевтов Мексиканского Общества Экзистенциального Анализа и Логотерапии (SMAEL).
Я очень благодарен Лети и SMAEL за ту важную роль, которую они сыграли в первом появлении этой книги на свет. Публикация на испанском языке была переиздана 3 раза, и перевод этой книги соответствует четвертому изданию. Я также особенно признателен Жан-Мари Робину, сначала способствовавшему переводу и публикации текста на французском языке, а затем сыгравшему важную роль в переводе и публикации книги на русском языке. Я также хотел бы выразить благодарность всем людям, которые в России были вовлечены в этот проект. Особенно заметна роль Юлии Тихоновой, которая активно занималась переводом материала на русский язык, способствуя тому, чтобы бывшие заметки для курса, делающего экзистенциально-феноменологическую перспективу и её богатства более доступными, сегодня смогли охватить больше людей в форме книги, чтобы сопровождать их во многих моментах их личного и профессионального существования. Отдельное спасибо Веронике Тверицкой за неоценимую помощь в редакции окончательного варианта перевода.
Я хотел бы добавить, что также очень благодарен самой книге, поскольку она оказалась щедрым материалом. Она используется в качестве учебника для подготовки гештальт-терапевтов, гуманистических и логотерапевтов, а также для обучения экзистенциальных терапевтов во многих институтах и университетах в Мексике и других странах. Последнее дало мне честь быть приглашенным в некоторые из этих учреждений, чтобы проводить уроки, семинары или конференции для их студентов. Это помогло мне продолжить изучение различных способов понимания и применения экзистенциально-феноменологической перспективы в разных социокультурных контекстах и рамках. Это, как и говорил Ялом, помогает мне приближаться к моей первоначальной цели: лучше узнать этот способ видеть состояние человека, его практическое применение как в роли терапевта, так и на чисто человеческом уровне, – в моих отношениях с миром, с другими и с самим собой.
Я надеюсь передать читателю воодушевление, которое я испытываю от того, что эта книга может оказаться в ваших руках, а вы сможете найти на её страницах ясное понимание экзистенциально-феноменологической перспективы, а также испытать страсть, которая сопровождает обзор и углубление изучения нашей экзистенции.
Желая вам приятного чтения… прощаюсь на данный момент.
Яки Андрес Мартинес РоблесНаписано в Ме́хико в сентябре 2019 г.www.yaquiandresmartinez.com
Введение
Является ли человек чем-то кроме вопрошающего животного, которое продолжает задаваться вопросом за пределами любого воображаемого ответа?
Фернандо Саватер
Психология вообще и психотерапия в частности функционируют как мосты между философией и медициной; можно даже сказать, между физическим телом и душой. Занимаясь областью психического, они должны постоянно обращаться к физическим и телесным проявлениям чувств, мыслей, интуиции и т. д. В то же время они заинтересованы в конструировании значений, связывающих мир и идеологическую позицию различных людей.
Работая непосредственно с взаимосвязью опыта и поведения, психология и психотерапия сосредоточены как на субъективных, так и на объективных аспектах человеческой экзистенции.
Давным-давно, когда «знание» находилось в руках жрецов, шаманов, колдунов, художников и т. д., эти области знания не были разделены. С наступлением промышленной революции и, более конкретно, начиная с XIX века, появлялся растущий интерес к так называемой «науке», питаемый силой идеологических течений материализма, рационализма и позитивизма.
«Знание» перешло из рук философов, художников, гуру и священников к «ученым», которые стремились прежде всего дать описание реальности, так или иначе позволяющее ее проверить, измерить и оценить количественно.
Психологи в стремлении быть «верными реальности» уходили все дальше от философского размышления, приближаясь к достижениям естественных наук. Так возникла психиатрия – отрасль медицины, которая занимается лечением психических и эмоциональных расстройств как физиологических нарушений, с точки зрения химии и биологии мозга.
В некотором смысле греческая буква «psi» (ψ), которая первоначально относилась к «психике», то есть к «душе», – тому, что является изнутри бытия человека, одновременно соединяя его со всем миром, поменяла своё значение на «разум», или субъективное представление результатов нейронных связей.
Это развитие было большим достижением, поскольку позволило психологии утвердиться как научной дисциплине, достойной быть принятой во все более механизированном мире; однако, за это она заплатила цену, требуемую большей частью научных идеологий: необходимостью отодвинуть на второй план ценность субъективных процессов бытия человека. В связи с этим философия перестала изучаться психологами и психиатрами с тем вниманием, которого она требует и заслуживает.
Важность приписывается «знанию» в форме информационного содержания, а сказать, что философия непосредственно характеризуется содержанием, нельзя, поскольку она заключена в способе размышления: «Нет философской информации» (Savater, 1999)
Философия, в отличие от науки, сосредоточена не на попытке объяснить, как сделаны и как функционируют вещи, а скорее на том, что они значат для людей:
… наука должна принять безличную точку зрения, чтобы говорить на все темы (даже когда она изучает самих людей!), в то время как философия всегда сохраняет сознание того, что познание обязательно подразумевает субъекта, человеческого протагониста. Наука стремится узнать, что существует и что происходит; философия задумывается – как важно для нас то, что происходит и существует… Наука разбирает явления реальности на невидимые теоретические элементы – волновые или корпускулярные – абстрактные незаметные элементы, которые можно математически вычислить; не игнорируя и не обесценивая этот анализ, философия спасает витальную человеческую реальность от очевидного, в котором происходят перипетии нашего конкретного существования.
Это хорошо описывает Томас Анхель, в настоящее время профессор философии Нью-Йоркского университета: «Основной труд философии – ставить под вопрос и прояснять некоторые очень распространенные идеи, которые мы все используем каждый день, не задумываясь о них. Историк может задаться вопросом, что произошло в такой-то момент прошлого, но философ спросит: «Что такое время?» Математик может исследовать отношения между числами, но философ спросит: «Что такое число?» Физик спросит себя, из чего сделаны атомы или как объяснить гравитацию, но философ спросит: «Как мы сможем узнать, что что-то существует вне наших мыслей?» Психолог может исследовать, как дети изучают язык, но философ будет спрашивать: «Почему слово что-то означает?» Каждый может задаться вопросом, плохо ли пробраться в кинотеатр, не заплатив, но философ спросит: «Почему действие является хорошим или плохим?» (Savater, 1999).
Цена отступления философии на задний план состояла в движении к психологии как холодной науке, отделенной от своего первоначального интереса – «души», или субъективности человека.
Потому попытки вызволить философские аспекты этой дисциплины оказываются не только уместными, но даже необходимыми.
Другими словами, психология и психотерапия могут выиграть от сближения с философией, не отказываясь от успехов, достигнутых в союзе с медициной и наукой.
Психотерапия не может обойтись без опоры на определенные философские основания, которые порой явно отражают точку зрения основателя данной терапевтической школы.
Сегодня существует множество психотерапевтических подходов. Тот, кто стремится стать психотерапевтом, имея доступ к информации и разным вариантам, оказывается перед необходимостью выбирать среди доступных предложений.
Вполне возможно, что важная часть мотивации осуществляемого выбора задается тем, что данный подход больше других соответствует собственной жизненной философской позиции терапевта. Иными словами, это видение приближено к его способу понимать самого себя и мир, находя более или менее удовлетворительные объяснения природы реальности.
Это еще одна причина для глубокого осмысления философских систем, лежащих в основе каждой психотерапевтической школы.
Написанное выше имеет особое значение, когда речь идет о подходах, находящихся под глубоким влиянием философской традиции, как экзистенциальный и/или гуманистический.
Даже если философия не предлагает определенных решений наших вопросов, она предоставляет положения, которые не только не аннулируют вопросы, но и приводят нас к их углублению; в некотором смысле, философия может служить поддержкой тому, чтобы научиться задавать надлежащие вопросы и не останавливаться на первых ответах.
Тогда философия рассматривается как глагол – действие – скорее, чем существительное или предмет. Речь идет не о «знании», предоставленном другими, но о «методе» – способе взглянуть, спросить.
Различные течения философии – это разные способы задавать вопросы или разные точки зрения на то, какие фундаментальные вопросы обращать к жизни, и разнообразные попытки отвечать на них.
Так называемая экзистенциальная философия является и древней, и новаторской. Древней, потому что можно сказать, что она встречается в размышлениях Сократа и даже некоторых досократиков, таких как Гераклит, и в некоторых высказываниях, приписываемых Будде и Иисусу из Назарета. А новаторской потому, что она достигла своего наивысшего расцвета во второй половине XX века, хотя ее истоки могут находиться в XIX веке, у Кьеркегора и Ницше.
Однако, хотя многие подходы экзистенциальной философии принимаются различными психотерапевтическими школами, их влияние в современной психотерапии не получило должного признания и даже не было полностью оценено, в результате чего взгляды Людвига Бинсвангера или Ролло Мэя не получили широкого распространения, а их интуицией не воспользовались в должной мере.
Далекая от того, чтобы быть совокупностью согласованных идей, экзистенциальная философия скорее представляет собой набор различных философских учений, которые, хотя и разделяют определенные интересы и взгляды, во многих аспектах противоположны.
Эти противоположные идеи оказываются полезными, как приближение к человеческой реальности с разных сторон, и позволяют предлагать подходящие способы понимать личную экзистенцию каждого, кто ищет психотерапевтической помощи.
Важно иметь в виду, что многие проблемы этих людей являются следствием важнейших парадоксов человеческого существования, а не личной патологии; поэтому психотерапевтический подход, основанный на экзистенциальной философии, не только оказывается полезным, но и представляется одной из главных альтернатив для настоящего времени.
В экзистенциальной перспективе целью терапии не является «решение проблем» или средство, позволяющее клиенту или пациенту «исцелиться»/«измениться». Речь идет о совместном (клиентом и терапевтом) поиске альтернатив – подходящих клиенту способов проживать жизнь, как она есть, со всеми присущими ей противоречиями.
Различные понимания экзистенциальной философии делают объяснимым то, что существуют также различные применения этой перспективы к психологии и психотерапии.
Наиболее совпадают с ней подходы экзистенциальной ориентации, однако, к сожалению, экзистенциальная философия, как правило, не знакома психотерапевтам этого направления, и потому они утрачивают часть потенциала, который давал бы им хорошую поддерживающую основу. Такие виды терапии, как гештальт-терапия, логотерапия или та же экзистенциальная терапия могут быть признаны экзистенциальными подходами.
Отличия между различными школами экзистенциальной психотерапии порой заключаются в том, что больше подчеркиваются взгляды одного философа, а не другого, или по-разному понимается экзистенциальная перспектива; кроме того, каждый из подходов обогащен клиническим и жизненным опытом своих представителей, а также и другими подходами.
Хотя перспектива экзистенциальной философии особенно важна для экзистенциальных психологических и психотерапевтических подходов, любое направление может извлечь пользу из этих знаний.
В настоящей работе представлены некоторые основные идеи философов и мыслителей, наиболее характерные для экзистенциальной философии, с особым вниманием к размышлениям, полезным для психологии и психотерапии.
Для представления каждого философа приводятся биографические данные (в некоторых случаях они будут полезны для понимания его мыслей), предшествующие представлению его модели, а также список его работ, переведенных на русский язык.
Также приводятся самые известные (либо кратко отражающие мысли этих философов) фразы, чтобы читатель мог получить представление об их идеях из первых рук.
В первой главе дается общее представление экзистенциальной перспективы, имеющей влияние на психологию и экзистенциальную психотерапию; рассматриваются трудности понимания этого подхода и его наиболее характерные моменты, в попытке прийти к определению экзистенциальной философии.
Во второй главе рассмотрены предпосылки развития экзистенциальной перспективы, особенно различия между философскими достижениями последователей Парменидов и Гераклита.
В третьей и четвертой главах начинается изучение двух ключевых для возникновения экзистенциализма фигур: Кьеркегора и Ницше.
В пятой главе Гуссерль и феноменология рассматриваются как ключевой фактор в развитии экзистенциальной перспективы.
В шестой главе и далее обозревается основной вклад некоторых экзистенциальных философов.
В пятнадцатой главе рассматриваются взгляды других мыслителей, которые, хотя и не могут считаться экзистенциальными, были полезны и приняты во внимание при развитии экзистенциальной психотерапии.
На протяжении всей книги используются слова «пациент» и «клиент» для обозначения людей, которые обращаются за помощью к психотерапевту. Существует определенный конфликт этих терминов среди психологов. Большинство экзистенциальных психотерапевтов предпочитают термин «клиент», поскольку им кажется, что «пациент» напоминает о медицинской модели терапевтического процесса, в которой терапевт – это эксперт, который помогает человеку, и последнему нужно только следовать указаниям и «терпеливо ждать» исцеления или облегчения.
С другой стороны, термин «клиент» вызывает некоторое отторжение, особенно в латиноамериканском терапевтическом сообществе, поскольку кажется слишком коммерческим для преимущественно эмоционального, человеческого обмена.
На самом деле, «клиент» – это «человек, который ищет услуги профессионала».
Тем не менее, в настоящем тексте оба термина используются, как взаимозаменяемые.
Возможно, читатель столкнется в книге с несколькими повторениями в понятиях. Это связано с тем, что, хотя экзистенциальные философы временами исходят из разных предпосылок, они приходят к тем же или очень похожим выводам, поэтому постановки вопросов повторяются. Это можно считать удачей, поскольку такие повторения могут работать подобно медитативным техникам, состоящим из повторения «мантр» (определенных специфичных фраз, таких как Om mani padme hum), т. е. как средство для практикующего больше и больше углубляться в их смысл.
Как я уже упоминал, хотя рассмотренные здесь вопросы свойственны экзистенциальным подходам, вполне возможно, что любой психолог или психотерапевт значительно обогатит свой подход к человеческому бытию и экзистенции в целом изучением размышлений этих философов.
Тот факт, что жизнь этих мыслителей не была свободна от сложностей, напротив, многие их идеи возникли именно из переживаний кризиса, сближает их с людьми, с которыми каждый психолог и психотерапевт профессионально взаимодействует каждый день.
Структура этой книги позволяет читать ее в любом порядке. Можно следовать своим предпочтениям, чередуя или перескакивая некоторые главы, обращаясь к определенным авторам, это не помешает понимать содержание.
Примечание. В данной работе встречаются ссылки на книги, переведенные на английский язык. Во всех случаях их перевод был сделан автором настоящей книги.
