Текст книги "Собор (сборник) (СИ)"

Автор книги: Яцек Дукай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)

* * *

Блин, всякая херня, бред…

Быть может, снова воспользоваться всеми теми чудесами медицинской техники… Что-то уж слишком часто мне случается засыпать.

* * *

Терренс дает мне трехмерные проекции Собора, в любом масштабе, в каком угодно ускорении. Это несколько похоже на покадровый фильм из жизни растений. Мертвое, но живое. Сейчас, здесь, передо мной, в перекрестье мутных столбов света, Собор превращается из камня в животное. Не дыхание, но все же что-то двигает им, существует ритм – многочасовый, сложный ритм – в котором ребра главного нефа вздымаются и опадают, когти башен стискивают пустоту, фаланги костяных гребней топорщатся и укладываются по направлению к кресту, а сам крест, крест делается большим. Но под этим ритмом, на фоне, происходит значительно больше, вот только человеческий глаз, а точнее, человеческий мозг – не регистрирует этого с той же легкостью, ведь здесь нет никакой регулярности, нет плана. Изменения небольшие, но многочисленные, они накладываются одно на другое, иногда нивелируя, иногда усиливая явление. Все это течет в соответствии с ритмом, а то и вопреки нему – и кажется, будто бы и вправду никакого плана, целевой формы нет.

Только мне следует опасаться столь поспешных умозаключений. Каждый, кто сеял живокрист, собственными глазами видел, как из истинного хаоса нарождается заранее установленный порядок.

Как рождается красота… Ибо это одно про Собор могу сказать наверняка: он красив. Не миловиден, не приятен для глаза, он не успокаивает смотрящего на него – но просто красив. Эстетика глыбы отличается от эстетики двухмерного изображения или эстетики движения. Он включает не только зрение, но запускает какие-то более глубинные процедуры. Напирает. Реорганизовывает пространство и человека в этом пространстве.

Acheiropoieta – вот чем является Собор. Натуральный сакральный артефакт. Когда-то известковые натеки так формировались на каменных стенах – в сцены оплакивания Христа, когда-то в придорожных скальных образованиях люди видели силуэты святых; лица Иисуса и Марии на стеклах, в фабричных дефектах окраски, в дыму. Реликвии природы, чудесное искусство, не порожденное чьей-либо рукой. Теперь у нас имеется живокрист. Acheiropoietos означает вещь, не выполненную людскими руками. Лишенный автора предмет с очевидной телеологией^[13]. Ибо, кто назовет мне имя творца Собора? Кто укажет мне архитектора, из замысла которого появилась эта поражающая воображение композиция форм? Перед кем преклонить колени? Программисты живокриста знали лишь то, чем Собор не должен быть: они очертили граничные условия. Собор, как таковой, в их мыслях не существовал. Так кто же является автором этого произведения искусства?

Измираиды?

Случай?

Бог?

Никто?

Теория хаоса?

Сколько искусства содержится в куске дерева, выброшенном волнами на берег моря? Сколько глубины в отрепьях материи, появившихся без какого-либо намерения, цели? Я поднимаю голову, и перед моими глазами – космос. Роршарховые пятна туманностей, река Млечного Пути, хрупкие цветы звездных скоплений, серебристый песок далеких галактик, квазаров, скрежещущее световое стаккато пульсаров…А разум все это поглощает, вращает, организовывает, называет формы.

Первые космонавты после возвращения с орбиты часто говорили о мистических переживаниях. Им была дана возможность косвенно общаться с высокой транцедентностью. Космос – Собор – воздействуют одинаковым образом.

Вот только опасно слишком засмотреться.

* * *

В первоначальном коде живокриста Собора ошибки нет, Терренс это подтверждает, в коде имеются сильные, непреодолимые приказы терминальной дезактивации, в случае множества параметров оставлен приличный люфт, но барьеры роста даны наиболее сильные из возможных, конкретно же, по классической последовательности Повоста. Терренс все это мне выложил, так что сейчас я стал экспертом. На практике, только логический живокрист запускается без Повоста, всякий другой должен его иметь, в противном случае, один Бог знает, что могло бы произойти; дюжина зерен, засеянных для того, чтобы получить стул или стол, начали бы размножаться до беспамятства. 1–2 – 4–8 – 16–32 – 64 – 132–256 – 512, истинное раковая опухоль живокриста; прилетает курьер с Земли. вместо планеты видит вращающийся вокруг Леви по орбите Лизонне стул, истинный СТУЛ, каждая ножка длиной в десять тысяч километров, или, возможно, септилион сросшихся один с другим стульев нормального размера. Так что ИИ говорит четко: Повост срабатывает всегда, блокирует на все сто процентов.

Если факты не совпадают с теорией – тем хуже для программы. Терренс ужасно мучается, пытаясь объяснить это расхождение. Но на сей раз это я оказался более находчивым и первым догадался об очевидном. Я пошел к Собору, отбил молотком фрагмент псевдо-скульптуры, которая с прошлой недели вырождалась в левой апсиде, и принес на анализ ИИ.

Терренс его пережевал, просветил, перемолол, разложил, заморозил и сжег. После чего заявил:

– Структура этих нанородящих зерен не соответствует ни одной мне доступных структур живокриста. Я не могу прочитать их программу; их код даже в первом приближении не напоминает SJMN.

Тогда я спрашиваю, что это, собственно, означает. Хочет ли он этим сказать, что Собор не построен из живокриста?

– Нет, – не согласился тот, – это живокрист, но в том же смысле, в котором оригинальная фауна на Лизонне все еще является фауной, хотя там реплицируется не ДНК, и строительным материалом не является белок.

В связи с этим, я ответил на одно из полученных в свое время сообщений, а именно: от Стефана Угерцо, и без излишних вступлений выложил правду на стол (человек de-facto мертвый может, в конце концов, это себе позволить; что означают формы для Освобожденного? Вот, такой Раскольников savoir-vivre^[14]).

Выслал, высказал ему. Вы воспользовались чудесным оздоровлением племянника, чтобы безопасно протестировать новый живокрист собственной фирмы. Здесь, на Измираидах, куда не распространяется чья-либо юрисдикция, и где не существует угроза бесконечной экспансии нанозародышей, вы могли спокойно, под прикрытием – в форме – сакрального здания запустить в рост пробную серию живокриста Ротшильда-Ляруса. Теперь весь этот эксперимент улетает в межзвездное пространство, так что вам мешает признаться? Сообщите истинный первичный код, а не ту фальшивку, которую вы вставили в спецификацию. Дайте программы для анализа, чтобы я мог высадить логический живокрист для экстраполяции какого-то сносного поля ошибки.

Вот такое сообщение я выслал.

А Угерцо ответил мне так:

– Понимаю, отец, при каком психическом стрессе вы живете. Вот только, святой отец, будьте добры, возьмите себя в руки и удержитесь от распространения подобного рода глупостей. Все это чушь, высосанная из вашего пальца. Сочувствую вам, отче, но не позволю себя подобным образом оплевывать.

– А что ты мне сделаешь, сукин сын?

* * *

Мы уже покидаем Мадлен.

Она дала Измираидам такого пинка, что уменьшается на небосклоне чуть ли не раза в два быстрее, чем росла до этого времени. Зато, как ужасно режет ее свет! Я затеняю шлем практически до полной непрозрачности.

Теперь приходится выходить на склон и к куполу, потому что сволочь Газда систематически уничтожает мои BuI. По-моему, это уже десятая камера. И ведь подходит так шустро, что его никогда не видно, пока не разобьет аппарат. А ведь их запас ограничен, мне же нужно вести постоянный мониторинг Собора, он меняется все быстрее и быстрее, функция Миртона подтверждается, кривая направляется вверх. Может, следовало бы перепрограммировать городские шлюзы, чтобы пропускали только меня. Например, таким вот образом: всякая попытка открытия без ввода пароля, если от предыдущей попытки прошло больше, чем, скажем, двадцать часов (ведь в Соборе нет запасов воды и пищи), будет блокирована. Это задержит его в кратере. Или еще лучше: выставить перед шлюзом одну камеру BuI.

Сейчас, когда гляжу на него, и Мадлен светит из-за спины… отсюда Собор наиболее красив. Даже угол и перспектива как-то подобны тем, что навязаны проекцией Терренса. Я чуть ли не ожидаю, что сейчас под моим взглядом Собор начнет превращаться в каменную куколку. Он растет, правда, сейчас он уже намного больше, чем тогда, когда я увидал его впервые. Увеличиваются и отступы в экзоскелете. Из башен выклевываются какие-то кривые, асимметричные галереи. Делаются более массивными отходящие от башен висячие мосты. В средине главного нефа… тут я не уверен, по-видимому, какие-то тени от Мадлен.

Невозможно – но, может и вправду я в состоянии заметить в режиме реального времени происходящие в нем перемены?

Как же, в реальном! Торчу здесь уже два часа, летаргия какая-то. Что-то со мною не так.

* * *

Паршиво. Не знаю, что, но выглядит это ужасно. Черные фракталы колючек. Почему Бедузадус и МакВайн этого не выявили? Метастазы теперь видны на каждом увеличении томограмм, в каждом анализе крови. Нео-живокрист в моем теле. Много, и все больше.

Он убьет меня. Терренс говорит: – Несколько недель.

Кто-то должен был мне это ввести. Когда. Где. Как.

Почему этого не выявили раньше!?

Газма. Неужели он тоже? Его тоже обследовали, это точно.

Не могу его найти. Ни шлюзы купола кратера, ни шлюз Собора не зарегистрировали его прихода в течение последних суток. Можно было бы посчитать, что он прячется где-то в городе, но мне известно, что он был снаружи, когда я запустил программу, потому что он продолжал уничтожать камеры. Этого я не понимаю.

Плохо переношу свет. Мадлен делается все меньше, а я до сих пор должен носить очки. Если бы мог, то затемнил бы весь купол.

Хочется спать. И тут жарко.

* * *

Предчувствую направление. Камень.

Истории медицины известны случаи живокристных инфекций. И всегда они заканчивались смертью, быстрой и болезненной.

Исследую себя каждые несколько часов (разве что засну). Живокрист Ротшильда-Ляруса пожирает меня.

От Газмы ни следа.

Думаю, не позвонить ли. Но кому. Что сказать. Сейчас, с таким запозданием. И что они могли бы мне сказать. Ничего, ничего.

Все чаще спотыкаюсь. Взвешивался: быстрый прирост массы.

Мадлен величиной с горошину. Темно. Но жарит же, как жарит.

Похоже, что, не желая того, я совсем разрушил свою комнату у Хонцля.

* * *

Просматриваю данные последнего медицинского анализа. Кривая разрастания неоживокриста в моем организме совпадает с кривой Миртона.

* * *

Я проснулся у могилы Измира. Не могу припомнить, как сюда пришел. Скафандр снял – только вот куда я его сунул? Внутри биосферы Собора его нигде нет. Может, это работа Газмы… А кого еще?

Сижу и жду. Мадлен совершенно не видна сквозь ребра Собора. Много теней. Приятно. Я даже как-то и не боюсь.

Газма должен появиться раньше или позже.

Теперь я гляжу на Собор по-другому: как на органический реликт. Над полусферой биостаза, за алтарем, завис какой-то шершавый клубень, который никак не могу вспомнить по предыдущим визитам. Он громадный, не менее десяти метров. Гляжу и вижу зачаток органа. Горизонтальные сплетения от башен… Артерии? Сухожилия? Только все это в масштабе нескольких дней, камень – это вам камень, строение ни дрогнет, живокрист гладкий и холодный.

Зато фигура Измира Преды выделяется из плиты надгробия все четче, хотя тени и более мягкие. Ладони тоскуют по прикосновению, словно тело чувствует какое-то родство материи.

На миг снял очки, но сияние дарохраницы режет глаза.

Гляжу из-под шлюза. Здесь трещины в шкуре Собора самые крупные. Я вижу тропу на склоне кратера и огни купола, вижу даже некоторые камни и ближайшие железные кресты на Дороге Преду. Чуть выше, неправильной формы дыры в звездном поле – это другие Измираиды. Правда, не могу распознать их по форме.

Если, несмотря ни на что, Газма не появится… Хммм, интересно, что убьет меня певым: обезвоживание или живокрист R-L?

* * *

А если Угерцо говорил правду?

* * *

Часы пытаются убедить меня в том, что я спал более двух суток. Возможно, это и правда. Но я не чувствую ни голода, ни жажды. Наверное, у меня горячка.

* * *

Интересно – черные пятна Измираид на фоне звезд как бы сделались больше. Машина Хоана должна работать на полную катушку.

Сейчас я многократно прослушиваю записи своих бесед с Телесфером. Мне кажется, что он знал, что хотел дать мне знать. Но это может быть и иллюзией (и, скорее всего, так оно и есть). С мозговиками всегда так. Впрочем, ради того их и разводят. Когда приходит черед ретро-анализа, в их случаях его проводить еще труднее, чем для открытого живокриста – ведь у них даже нет инициирующей программы. Имеется только величиной с мяч клубок нервной ткани в матке носительницы. Он никогда не рождается на свет и никогда не кончается: возобновление, рост и реконфигурация его нервных тканей – все это одна большая война нейронов и эволюция мета программы. Кроме того, мозговики никогда не достигают той точности суждений, что у логического живокриста – зато они способны проникнуть в глубины мрачных туч выходящего за рамки расчетов, быстро выдать приближение, коснуться Тайны своей интуицией мозговика. Если они и говорят аллюзиями и туманными инсинуациями, то лишь потому, что сами тоже не знают. Телесфер поглотил данные и начал видеть сны – о Вате, о Машине Хоана, о каких-то Чужих. Он и другие мозговики ничего не могли представить в качестве доказательства, поскольку недоказанное, это не их сфера деятельности – вот почему они и пытались обойти структуры своих фирм, инициировать заговор. Безуспешно. Политика – это не сильная их сторона.

* * *

Так я сидел, опершись плечом о стену Собора, и подловил себя на том, что поворачиваю голову и пытаюсь вытянутым языком достать камень. Но он даже и не влажный.

Видимо, у меня и вправду горячка.

* * *

Очередные трое суток. Где Газма? Собор, он… Боже, Боже, Боже. Не ползти, подняться на ноги.

* * *

Что? Сколько это уже? Измираиды все темнее, даже Леви все время заслонена. Мне трудно говорить.

Покалечил себе рот. Похоже, что пытался грызть живокрист.

Прочитаю мессу. В последний раз. Так.

* * *

…включить, поскольку тогда их заметил. Я отставил чашу. Моя тень от дарохранительницы доходит до самого шлюза. Заполняют скамьи. С видимым светом нечто странное. Небо размазано, ни единой звезды, одна синяя мгла. И огромные дыры от Измираид. Насколько же близко они должны быть. Но они тоже нерезкие, размазанные по туману, длинные полосы от горизонта до горизонта; и я уверен, что если бы забраться на крест Собора, я мог бы коснуться…

Похоже, что-то не так с моим голосом; рассуждаю, естественно, без слов, но горло будто парализовано. Говорю ли я четко? Они стоят и глядят. «Они» – но, возможно, другое местоимение будет лучше: «то». «То». Выходят откуда-то из мрака Собора. Как? Через сферу биостаза? Господи, да там же дыры, сфера уничтожена! Но ведь это же невозможно! Как я…

Боже мой.

Собор, они, «то», кривая Миртона, Черная Вата, что там говорил мне Телесфер, да простит меня Угерцо, напрасно я его обвинял, так, живокрист, живокрист, acheiropoieta, ДНК и SJMN, когда уже так далеко от солнца, чтобы снова запустились исполнительные процессы, а все Измираиды… Неужто Коттер Угерцо тоже… Та гамма-вспышка. Код. Языки камня.

Собор дышит, вытягивает в мою сторону черные пуповины. Разрастается. Тянется к астероидам. Они приближаются тихими волнами. Газма?

Небо, чудовищное, пугающее, растворенный космос. Ориентируюсь по размазанным теням. Это не они вошли в мое время, а я вошел в их: Собора, Ваты.

Вы еще понимаете, что я говорю? Все труднее. Если бы все это шло в микрофон, наверняка, не было бы никаких шансов, ибо сомневаюсь, что здесь осталась хотя бы молекула воздуха.

Если же судить по небу… Все дальше, все медленнее. Сколько это уже дней, как я опустил руку? Тяжко. Нужно опереться об алтарь. Они накапливаются в нефе. Собор окутывает нас, мы – это Собор, фрагменты единой глыбы, единого произведения искусства. В тенях, вибрирующих словно мотыльки, покой. Одна только моя тень от дарохранительницы неподвижна. Мы ждем Архитектора.

Памяти Антонио Гауди, искусству его воображения – посвящаю.

октябрь 1998 – май 1999

_{P.S. Этот перевод посвящаю: моей Люде и Сереже Т. – который подвиг; спасибо фильму «Собор», который, вроде бы, сделан и по Дукаю, но, на самом деле – открывает другие горизонты.}

_{______________________________}

ЗОЛОТАЯ ГАЛЕРА

Jacek Dukaj. Złota Galera.1990.

Примерно в то самое время, когда шеф разведки Земли, обливаясь потом, докладывал Президенту неутешительные новости, а неосатанист Майкл Кондвей совершал имаш, Золотая Галера величаво дрейфовала к границам земной империи. Тогда же в парившем над поверхностью планеты на высоте в пять сотен метров громадном офисе Благословенных Сонмов архангел Чарльз Радивилл раздраженно шагал из угла в угол, дожидаясь начальников Отделов: третьего и четвертого.

Первым появился ретивый Мак Зонн: пятые сутки подряд он безуспешно пытался выполнить задание, за которое на банковский счет Благословенных Сонмов уже поступили четырнадцать миллионов. Отдел Государственных Поручений трудился, не покладая рук, повинуясь всем его распоряжениям, вплоть до самых абсурдных.

Мак Зонн бесшумно прошмыгнул в огромный кабинет архангела и тихо скользнул в одно из кресел, витавших в воздухе у стола конференций. Стол по традиции покоился на полу, опираясь на него всеми четырьмя ножками. Не проронив ни слова, благословенный впился взглядом в крест, висевший над дверью, и застыл в ожидании. Дружественные души шепнули ему, что должен подойти еще Коллони, и заодно предупредили, что Радивилл не в настроении и уже проклял сегодня нескольких провинившихся.

На пороге кабинета появился начальник Отдела Специальных Поручений как всегда, в древнем облачении хиппи. В отличие от благословенных, старавшихся не привлекать к себе излишнего внимания, Коллони предпочитал носить броскую или, по меньшей мере, странную одежду – даже тень подозрения в принадлежности к Сонмам не должна была коснуться его имени. Как хиппи он выглядел весьма эффектно: над воротником выгоревшей куртки длинными сосульками болтались слипшиеся рыжие волосы, сама куртка едва прикрывала широкую волосатую грудь с вытатуированным на ней крестом. Крест хранил паранормальные способности Коллони, что было весьма ловко, поскольку теперь он мог лишиться их только вместе с кожей. В огромной серьге, оттягивавшей ухо, Коллони носил алмаз Друга; ножны Рукояти прятал в бахроме, почти полностью покрывавшей джинсы. Словом, никому из непосвященных и в голову не могло прийти, что такой чудак может быть заместителем архангела могущественных Сонмов.

– Слава… – буркнул Коллони, опускаясь в кресло.

Радивилл промычал что-то в ответ и, не вдаваясь в долгие разъяснения, приказал:

– Возьмешь на себя задание Мак Зонна. Приступай к выполнению немедленно. Срок – три дня, – он прикусил губу и взглянул на ноготь. – Ты, надеюсь, понимаешь, чем обернется для нас провал? Даю карт-бланш. Бери, кого хочешь, делай, что сочтешь нужным, но помни о сроке. Три дня, Коллони, три дня!

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Убедившись, что вслед за Радивиллом умчались его дружественные души, Мак Зонн и Коллони вздохнули с облегчением.

– Куда это, интересно, он так рванул? – спросил Коллони, вытаскивая из кармана коричневый лист дажеррума и запихивая его в рот.

– Думаю, на свидание с шефом разведки.

Коллони присвистнул, не прекращая, к изумлению Мак Зонна, жевать жвачку.

– Чарльз, кажется, говорил о каком-то задании?

Поднявшись с кресла. Мак Зонн направился к невидимому пульту. Свет погас, и над столом появился фрагмент космоса.

– Альтаир, – пояснил Мак Зонн. – Десять дней назад там невесть откуда выползло… вот это!

В поле зрения обрисовалась носовая часть корабля. Морского корабля. Сверкающего так, что кабинет наполнили желтые блики.

– Что такое?! – Коллони резко встал, оттолкнувшись руками от стола.

– За ответ на этот вопрос разведка уплатила нам круглую сумму. А мы все еще топчемся на месте, – Мак Зонн горестно покачал головой.

Над столом сиял теперь в полном великолепии весь корабль. Такие, наверное, бороздили земные моря многие века назад. Тугие паруса до отказа наполнены неведомым ветром, на верхушке средней мачты миниатюрным солнцем полыхает багровый фонарь, на носу высится гигантская резная статуя.

Панорамой сверху: пустая палуба, вздувшиеся полотнища парусов.

– Розыгрыш? – фыркнул Коллони.

– Если это розыгрыш, он кому-то дорого обошелся. Галера длиной в три тысячи километров. И целиком из золота.

– Сколько это стоит? – пробормотал изумленно Коллони.

Мак Зонн постучал пальцем по лбу.

– Эй, очнись.

Коллони с трудом пришел в себя.

– Галера, говоришь… а весла?

– По последним подсчетам, их там около шестисот миллиардов.

– Сколько?..

– Извини, старик, – Мак Зонн криво улыбнулся и скосил глаза на ноготь. – Мне пора. Через два часа лечу на Лаланду. Воздадим хвалу Господу.

– Слава… слава… – пробормотал Коллони…

В коридоре и у лифта все расступались, давая ему дорогу. Новости расходятся быстро. Особенно плохие. Добравшись до своего Отдела, Коллони приказал полностью ликвидировать график приемов на этот и последующие дни, затем он заперся в своей темной маленькой комнатушке и подключился к мозгу.

Информации, собранной Мак Зонном, оказалось не так уж много. Три зонда, выведенные к кораблю на относительно безопасные орбиты, сфотографировали его во всех возможных ракурсах, точно обмерили и оценили вес. Двигатели отсутствовали, во всяком случае ничего похожего на снимках обнаружено не было. Галера дрейфовала на периферии звездной системы Альтаира, двигаясь со скоростью пешехода, то есть фактически стояла на месте. Вся она до последнего атома (включая паруса) состояла из золота – тут специалисты готовы были дать свои головы на отсечение. Этот фонарь на верхушке средней мачты и в самом деле был маленьким солнцем, заключенным в какой-то особый пирамидальный футляр, – настоящее произведение древнего искусства.

Через двадцать четыре часа после появления Галеры, когда все попытки связаться хоть с кем-то на борту потерпели неудачу, были посланы два ракетных катера с десантниками. Катерам удалось приблизиться к объекту на расстояние около миллиона километров, после чего они замолчали, и их пришлось возвращать на базу с помощью дистанционного управления. Погибших не оказалось, но все десантники спали глубоким сном и вывести их из этого состояния до сих пор так и не удалось. За единственным исключением одного парня все же разбудили, но он помешался. Коллони вломился в секретный мозг Десантного Корпуса и выловил персональные характеристики этого несчастного. Единственное, что было в нем нетипично, – чрезмерная религиозность.

Шесть дней разведка пыталась пробиться к объекту с помощью беспилотных устройств, затем выплатила четырнадцать миллионов, взвалив дело на чужую спину. Судьбе было угодно, чтобы спина эта оказалась спиной Мак Зонна, согнувшейся под тяжестью так, что груз упал на Коллони.

В 15:15 Коллони решил проконсультироваться у Друга.

Мискиалиатол явился в мерцании неземной мглы, отороченный сапфировым сиянием и гривой седых, ниспадающих до земли волос. На его белые ослепительные одежды было больно смотреть. Мискиалиатол обратил к Коллони изборожденное морщинами лицо и, точно так же, как Мак Зонн, грустно покачал головой.

– Приглядись внимательнее к носу Золотой Галеры, – сказал он усталым старческим голосом. – В голограмме кое-что меня насторожило. Ней всегда ругал тебя за то, что не обращаешь внимания на детали. Эта статуя… Есть в ней нечто странное.

Коллони покачался в кресле, советуясь с дружественными душами, вздохнул и включил голограмму. Покрутил рукоятку, и из темной бездны выплыло лицо огромной золотой статуи.

– Боже! – он молниеносным движением погасил голограмму, спасаясь от сглаза. – Это сатана!

– Именно, – Друг встал. – Если это творение Проклятых, то ты прекрасно знаешь, что надо делать.

Так сказал он и исчез.

Коллони улыбнулся, потирая руки.

В 17:45 план был готов.

В 18:08 Коллони отдал соответствующие распоряжения, сел в с трат и улетел.

В 19:53 пришло сообщение о значительном увеличении скорости движения Золотой Галеры.

В 20:40 она мчалась со скоростью 79 тысяч километров в секунду в направлении Земли.

В 22:30 в офис Благословенных Сонмов вернулся архангел Радивилл и приказал срочно разыскать Коллони.

В 24:00 скорость Золотой Галеры составила уже 134 тысячи километров в секунду.

Радивилл метался по кабинету и сыпал проклятиями.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Среднеевропейский Природно-Краеведческий Заповедник занимал значительную площадь, и без специальной карты найти сторожку, в которой жил его смотритель, некий Розен, было весьма непросто. Карту Коллони забыл, выходить на связь с благословенными не хотел в целях конспирации и потому минут двадцать скитался в темноте. Наконец в 1:27 он мягко приземлился на крохотном аэродроме у висевшего над землей на шестиметровой высоте домика лесничего, включил пронзительный сигнал тревоги и поднял на ноги половину заповедника. Господина Розена тоже.

Из темного куба брызнул свет, и невидимые динамики прохрипели:

– Кто там балуется, черт бы вас всех побрал?

– Господин Розен!.. Мне надо поговорить с вами.

– Половина второго ночи!

– Это срочное дело! Я специально прилетел из Сиднея. Я из Благословенных Сонмов.

– Э-э… Вы не могли бы показаться?

"Надо было переодеться", – подумал Коллони, вылезая из страта. Иглы минилазеров отыскали его во мраке.

– Вы… Вы из Сонмов? – лесничий аж поперхнулся.

– Я уже сказал. Мне надо поговорить с вами. Сейчас же.

– А знак? – Розен явно колебался.

Коллони вытащил из кармана карточку Сонмов. Он держал ее ничем не защищенной рукой и оставался невредимым. Это убедило Розена.

Сверху спустилась платформочка, и Коллони поспешил вскочить на нее, опасаясь, как бы лесничий не передумал.

Господин Розен поджидал гостя в битком забитой охотничьими трофеями передней с ржавым лазером наготове. Он даже не пытался хоть как-то маскировать его, что, впрочем, было бы делом весьма затруднительным, учитывая внушительные размеры этого старинного оружия. Проведя гостя в небольшую комнату, со стенами, покрытыми выгоревшими, как куртка благословенного, шкурами, он уселся в глубокое кресло и не думал выпускать пушку из рук.

– Вы хотели поговорить о чем-то.

– Да. Полтора года назад вы подали заявление на некоего неосатаниста…

– Ах, это! И разрази гром, за все время никто из вас даже пальцем не шевельнул! – Розен стукнул кулаком по подлокотнику так, что кресло жалобно заскрипело. Маленький пожилой человечек с большими ладонями и землистой кожей – одним словом, обиженный гном.

– Но в конце концов, я прилетел.

– Прилетел он, видите ли. Поздней ночью.

– Господин Розен! – благословенный повысил голос. – Я не намерен выслушивать ваши упреки. Либо вы мне поможете, либо я займусь иными делами.

Лесничий посмотрел с подозрением.

– Поможете?

– Ну… ведь мне надо знать, где он скрывается, есть ли у него дружки…

– А-а, это… – успокоился Розен. – Но не будете же вы гоняться за ним ночью?

– Почему бы и нет?

– Дело ваше… Если вы полетите отсюда прямо на юг, там будет такая речушка, дальше долина, вторая речка и ручей. Подниметесь по ручью вверх аж до холмов, перемахнете через эти холмы и окажетесь на громадной поляне… Там я чаще всего на него натыкаюсь.

Коллони встал.

– Спасибо. Я сообщу вам, когда выполню заказ.

– Можно узнать, во сколько мне это обойдется?

– Мы пришлем вам расчетное зерно, – Коллони уже направлялся к выходу.

Все-таки он пару раз сбился с курса. Но в конце концов разыскал ту самую поляну.

Было без шести минут три, когда Коллони приземлился на восточном ее краю и мгновенно выскочил из страта. Спрятавшись за стволом кряжистого дуба, он несколько минут наблюдал за притихшей машиной, а затем приказал дружественным душам проверить околицу. Души вернулись, не найдя ничего подозрительного, если не считать останков оборотня, издохшего скорее всего от старости. Коллони потянул носом воздух и почувствовал слабую вонь жженого класша. Розен был прав…

Благословенный перекрестился, попрыскал святой водой из серебряного флакончика, рискуя спугнуть сатаниста, если тот уже полностью осатанел, разместил вокруг себя дружественные души и опушкой леса зашагал на север. Ветер дул в лицо, и с каждым шагом вонь класша становилась сильнее. Коллони вытащил Рукоять. Скорее по привычке, чем по необходимости, проверил кончиками пальцев расположение переключателей.

Погасший костер, полуразрушенный недавней бурей шалаш – у неосатаниста, видимо, не возникало ни малейшего желания заниматься благоустройством. Судя по всему, противник был примитивный и малоопытный: ни барьеров, ни заклятий, и лишь комочки старой запекшейся крови новорожденного у входа в шалаш. Коллони напряг мышцы левой ладони и, когда из ногтей выстрелили лучи лазера, скрестил их точно на одном из комочков. Пробив дорогу, благословенный бесшумно, словно призрак, скользнул в шалаш.

Но неосатанист не дремал. Выкатившись наружу, он залег за поваленным деревом со старинным и, несомненно, исправным автоматом в руках. Коллони успел еще повести за ним пальцевым лазером, но лишь снес кору с дерева. Неосатанист без промедления огрызнулся длинной автоматной очередью. Лес загудел. В ту же наносекунду вегетативная нервная система Коллони взяла на себя основные функции иных систем, и его наполовину искусственный мозг превратил благословенного в робота. Перенапрягая мышцы и кровеносные сосуды, Коллони сделал несколько невероятно быстрых движений. Десять пуль, каждая из которых несла в себе столько взрывчатки, что могла стереть в пыль целый блиндаж, были отбиты лезвием Меча, моментально выскочившим из Рукояти.

Коллони метнулся вперед. Отбросив автомат ударом ноги, он схватил неосатаниста за горло. Тот отчаянно взвыл, молотя ногами, бешено извиваясь всем телом и пытаясь укусить благословенного. Коллони напряг мускулы руки и, отпустив на мгновение горло противника, поймал выскочивший стилет. Сжав его рукоять, он добела раскалил лезвие прямо перед глазами неосатаниста. Затем вытащил из кармана серебряный флакончик и резким движением окропил врага святой водой. Пленник напрягся, словно струна, обмяк, позеленел и потерял сознание. Но тут и Коллони свалила добравшаяся до нервных окончаний адская мышечная боль.

…Стоял уже день, когда Коллони поднялся на ноги. Связал неосатаниста, швырнул его в задний отсек страта и, не обращая внимания на горящий несколько часов подряд сигнал вызова, нажал на кнопку старта.

11:16. Коллони прибыл на службу. Отправив пленника в камеру, благословенный рванул в столовую. Вот уже двадцать часов во рту у него не было ни крошки.