Текст книги "Собор (сборник) (СИ)"

Автор книги: Яцек Дукай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

– А откуда возникло прозвище Мухобой?

– Кто его знает? Пошло вроде бы от арабов из обслуживающего персонала Прохода шейха, незадолго до или вскоре после несчастного случая… Сдается – перевод какой-то их идиомы; впрочем, не уверен. – Клаймор отер губы салфеточкой, взглянул на ван дер Крёге. – Так уж он тебя допек?

Петер поморщился:

– Понятия не имею, что с ним делать. Полез в этот Дракон – ручаюсь, и костей не найдем. Ну так как, посылать за ним людей, собак? Или плюнуть и растереть? С другой стороны – духи. Они у меня тоже вот где сидят. Но так же нельзя, Уинстон, ты присылаешь мне чокнутого шамана, я даже не знаю, кому он подчиняется. Кто кого должен слушаться? «Любая возможная помощь», тоже мне… Если я вынужден возвращаться на Землю и отсиживаться с тобой в роскошном ресторане в надежде, что ты наконец соблаговолишь объяснить мне что к чему, так чего же, ё-моё, ты от меня ожидаешь? Если б я не подсуетился, то, наверное, до самого конца не знал о твоем плане и свалилась бы на меня вся твоя авантюра с Драконом совершенно неожиданно… А я уж подумал было, что Мухобой – какой-то твой негласный инспектор! Не играй с людьми так, это скверные шуточки. Если ты собираешься взяться за Дракон всерьез, то для начала пришли мне несколько ракет на самоходной установке, чтобы я мог поместить на орбите спутники связи, лучше всего лазерные системы «Зика», иначе сквозь рев Дракона не пробьешься, обычная связь в том районе не работает. У спутников должен быть крепкий запас горючего для коррекций, потому что с Гендриксом и его мусором у нас там «казус Юпитера» в квадрате.

Президент вздохнул, обмахнулся платочком:

– Меа culpa, mea culpa, mea maxima culpa ^[46], не бей лежачего, не то облюю тебе твои мокасины. Получишь, получишь все. Что до Мухобоя, то я не могу в служебном порядке разрешить тебе командовать им, потому что его наняло управление для разовых услуг, но если ты каким-то образом столкуешься с ним на месте – я одобрю. Впрочем, проблема эта чисто академическая, потому что, как ты сам говоришь, Мухобой уже наверняка принят матушкой землей, то бишь батюшкой Драконом… Что же касается духов… У меня возникла мысль выжечь всю драконью пущу напалмом.

– В атмосферных условиях Моррисона это самоубийство, ничего больше.

– Знаю, – кивнул Клаймор. – Я только хочу, чтобы ты понял, до чего я дошел. Любые средства уже не кажутся мне чересчур радикальными. Продумай все сказанное и дай необходимые заявки.

Петер откинулся на спинку кресла, глянул в потолок.

– Значит – война, – буркнул он. – И с кем? С духами!

– Война.

Зеленый Ясь как раз завершал девятую полусотню в открытом бассейне под кровавым Гендриксом моррисоновской полуночи, когда прибежала Сиена д’Аскент.

– Вылезай из воды, чемпион!

Он не услышал.

Она подняла с его брюк телефон и кинула в него. Ясь оглянулся, подплыл к бордюру.

– Ну, чего? Чем ты в меня кинула? Что ты себе позволяешь, Сиена, думаешь, тебе все дозволено, потому что у тебя такие шикарные сиськи? Я – твой начальник. Могла бы быть попочтительнее. Запишу тебе выговор.

– Заткнись и вылезай. Мухобой вернулся.

Ясь вылез, глянул на брюки.

– Это был телефон. Ты же могла мне глаз выбить!

– Бедняжка! – Она подала ему полотенце. – Получай, вытрись, у тебя яйца трясутся.

– Ну что там с этим Мухобоем?

– Приполз и хотел встретиться с Петером. Кажется, звонил ему, а потом тебе, но ты плескался в ванночке. Тогда он набрал следующий номер, тройку, это, как тебе известно, Розанна. Она тоже пыталась выловить тебя и в конце концов послала меня. Они ждут в кинозале. Ну, поторопись.

– Не погоняй, не погоняй, – бормотал Зеленый Ясь, натягивая штанины. – Что он говорит?

– Кто?

– Ну, Мухобой.

– А ничего. Не знаю. Пока ждет. Вроде бы немного не в себе, во всяком случае, так это назвала Розанна, ну а в действительности, возможно, едва дышит. Идем.

Они пошли. По пути Ясь мотал головой, вытряхивая воду из ушей. Сиена позвонила Розанне:

– Да. Уже.

Гендрикс стоял во всей красе своего королевского пурпура, иссеченного полосами ярких и не столь ярких теней, каждая в отдельности в несколько тысяч километров, хаотично крапленного темными пятачками лун и большим кругом самого Моррисона, который был как раз на половине поворота к Джоплене, скрытой где-то в надире. Тела Сиены и Яся окрасились цветом разбавленного малинового сока, их тени плыли по газону зыбкими озерцами тьмы.

Розанна и Мухобой сидели в пустом фойе бездействующего игрового комплекса за столиком кафе. Опершись о крышку соседнего столика, стоял Пуласки, сейчас выполнявший обязанности заместителя исполнительного директора по вопросам безопасности. Свет был приглушен, сквозь прозрачную стену в фойе вливались отблески планеты. Пуласки, который всего несколько часов назад вернулся из полета на Рыбу, южный континент Моррисона, затягиваясь сигаретой, поглядывал на Мухобоя. Мухобой сидел неподвижно, опустив веки; его одежда была в плачевном состоянии, порванная, вывалянная в какой-то непонятной гадости, местами обгоревшая. Над левым глазом на лбу краснела длинная царапина, уже покрывшаяся коркой засохшей крови.

Ясь придвинул себе стул напротив Мухобоя, Сиена, поздоровавшись с Пуласки, присела на стойку бездействовавшего бара, подтянула длинные ноги и скрестила их чуть ли не в позе лотоса.

– Где вы были? – проворчал Зеленый Ясь, уставившись в находящееся в метре-полутора лицо Мухобоя. – Не могли хотя бы сообщение оставить? Почему не отвечали?

– Я должен был решить задачу, – сказал Мухобой, едва приоткрыв глаза. При этом он проделал какой-то странный дрыг-рывок бедрами, однако руки его по-прежнему безвольно висели вдоль туловища. – И решил. Неприятностей с духами больше не будет.

– Как же! – фыркнула Сиена, занятая тем, что доливала в шейкер напитки.

– Думаете, мы поверим на слово? – поморщился Ясь. – Что вы, собственно, сделали?

– И вообще вы знаете хоть, в чем там дело? – спросил Пуласки, стряхивая пепел за спину, туда, где, по его мнению, должна была находиться пепельница, стоявшая на середине столика, на который он опирался. – С этими духами. Э?

– Разумеется.

– Итак? – настаивала Розанна. – Ну, нам из вас каждое слово клещами вытаскивать, что ли?

– Я считал, что доложу обо всем директору.

– Нет его. Вернется послезавтра. А пока – доложите нам.

– Это значит кому?

– Это значит – мне! – разозлился Зеленый Ясь, наклоняясь к Мухобою. – Ну, начинайте наконец!

Мухобой старательно закинул ногу на ногу, заморгал, взглянул на Яся. Если не считать глаз и губ, лицо Мухобоя оставалось неподвижным, словно кто-то заблокировал нервы, управляющие его мимикой.

– Разумеется, это были духи обитателей Моррисона.

– Обитателей? Вы имеете в виду разумных обитателей? – догадалась Розанна.

– Да.

– Подохли, а теперь пугают? – иронически усмехнулся Пуласки.

– На Моррисоне нет ни одного разумного вида растений, животных или евгленоидов, – тут же заметила Розанна.

– Может, уже вымерли! – воскликнула Сиена со стойки бара, переливая коктейль из шейкера в стакан.

– Нет и никогда не было, – проворчала Розанна, посматривая на д’Аскент.

Сиена молча подняла в ее честь бокал.

– Направление вектора времени здесь не имеет никакого значения, – сказал Мухобой. – Духи – это эманации живых существ, когда сами они не живут. Магия бывает разная.

Ясь и Пуласки переглянулись.

– Вы утверждаете, – недоверчиво спросил первый, что они появляются обратно течению времени? Так сказать, вспять?

Мухобой какое-то время молчал, явно обдумывая подходящую формулировку; в наступившей тишине Сиена д’Аскент грохотала брошенными в бокал кубиками льда.

– Это тоже неверно, – сказал он наконец.

Все ожидали продолжения. Но продолжения не было.

– Тогда в чем же истина? – процедил сквозь зубы Зеленый Ясь.

– Всякая бывает магия, – спокойно повторил Мухобой. – Колдуешь как видишь. Как слышишь. Как чувствуешь. Как живешь. Человек. Нечеловек. Чем является время для дерева? И дальше: чем время не является? Если умираешь – то куда? Надолго?

– Но что за бред! – воскликнула Розанна. – Что вы знаете в действительности? Чего вам, собственно, удалось добиться?

Ее снова перебила д’Аскент:

– Вы говорите, что перед нами духи будущих жителей Моррисона; но из какого они будущего?

– Заткнись, Сиена! – шикнул Зеленый Ясь.

– Нет-нет! – замахал рукой, не выпуская недокуренной сигареты, Пуласки. – Она правильно спрашивает. Прошлое – одно, но будущих много. Аналогично: миллиард лет назад на Земле могли появляться призраки как гуманоидов, так и динозавров. И бог весть кого еще, но в конце концов все свелось к нам. Я правильно говорю, мистер Мрозович? Такова логика. Но кто те, чьи призраки появляются здесь? Неужто духи всех возможных моррисонян бьются друг с другом за будущее владение планетой? А?

– Совершеннейший идиотизм, – буркнул Зеленый Ясь, почесывая шею.

– Они бьются с нами, – сказал Мухобой.

– Что-что?

– Минутку, – вклинилась Розанна. – Давайте сначала разберемся, чтобы потом не было недоразумений: речь идет о коренных жителях Моррисона, не о каких-то пришельцах с других планет. Так?

– Так, – ответил Мухобой.

– Что значит «бьются с нами»? – настаивал Зеленый Ясь. – За что бьются? За Дракон?

– За себя.

– Тогда почему они выбрали Дракон?

– Полагаю, просто потому, что вы уделяете ему так много внимания. Они бьют по самому чувствительному месту.

– Вы так думаете?

– Ведь я их не понимаю. Это не моя радость, это не моя любовь.

– Не понял.

– Простите. Не имеет значения.

– Я по-прежнему не понимаю, – начал Пуласки.

– Чего же ты не понимаешь? – фыркнула Сиена, прикладывая холодный бокал к щеке. – Все ясно. Они хотят нас прогнать, пока мы не переработали Моррисон настолько, что на нем в результате эволюции не возник бы никакой интеллект, а значит, и они. Очень прагматичные духи, ничего не скажешь… За их здоровье!

Какое-то время все переваривали слова д’Аскент.

– Совершеннейший идиотизм! – взорвался наконец Зеленый Ясь, уцепившись за эти слова, словно за спасательный круг. – Логики ни на грош! Сказки, сказки он нам рассказывает!

– Сказки сказками, а духов я видела собственными глазами… – пробормотала Сиена, заглядывая в опустевший бокал.

– Мистер Мрозович, – Пуласки отбросил бычок и махнул рукой, чтобы привлечь внимание Мухобоя, – подумайте немного. Положим, мы не уберемся отсюда и изничтожим здесь всю коренную флору, фауну и что тут еще живет; тогда в будущем не будет никаких моррисонян, кроме обосновавшихся здесь людей. Тогда кто же, черт побери, шастает тут по Драконовской пуще? Чьи духи? А? Я вас спрашиваю.

Мухобой подумал, пожалуй, с минуту и сказал:

– Не вижу противоречия.

Пуласки громко выдохнул воздух и воздел очи горе:

– Сдаюсь. Он – сумасшедший.

Мухобой пронзил его ледяным взглядом:

– Вы меня оскорбляете.

– Нет, это вы оскорбляете мой интеллект, – тут же ответил Пуласки.

– Вы меня оскорбляете, – повторил Мухобой и встал.

– Но-но-но – только без этих… – возвысил голос Пуласки, подняв голову и отступая за столик.

– Мистер Мрозович, успокойтесь, нечего тут бузу разводить, будем серьезными, – вступил Зеленый Ясь.

Мухобой сел.

– Простите. Мне не следовало.

– Вы сказали, что они больше уже не будут для нас проблемой, – через минуту проговорила Розанна. – Что вы сделали? Изгнали их?

– Я не владею их магией, – ответил Мухобой.

– А чьей владеете? – фыркнула Сиена, рыская взглядом по полкам в поисках напитков для очередного коктейля.

– Что вы сделали с духами? – не отступала Розанна, не давая увести беседу в сторону.

– Мы договорились.

– Договорились?

– Договорились. Они не будут вам мешать.

– О чем же вы сумели с ними договориться? – удивился Пуласки. – Что вы могли предложить им взамен за их, если мы верно поняли ваши слова, согласие на небытие?

– Надул их, вот и все, – рассмеялась Сиена. – Осудил духов на смерть и жизнь! Хе-хе-хе!

Зеленый Ясь погрозил ей кулаком.

– Вы пошли на Дракон и договорились о том, что духи покинут Моррисон? – уточнила Розанна.

– Правильно ли я понял? – забеспокоился Пуласки, поспешно отодвигаясь к самому бару. – Он приполз сюда прямо с Дракона?

– Ага, – поддакнула развеселившаяся д’Аскент.

– У кого-нибудь есть при себе счетчик Гейгера?

– О Господи! – Зеленый Ясь вскочил со стула, перевернув его, и прыгнул в угол. – Розанна, ты его не проверила?!

– Понимаешь, как-то так получилось… – смутилась Розанна.

– Все – вон! – рявкнул Зеленый Ясь, пятясь к двери.

– Горит, что ли… – пробормотала Сиена, осторожно сползая со стойки бара, но не выпуская бутылку.

Мухобой смотрел на них совершенно равнодушно, словно даже собственная жизнь была ему полностью безразлична. Вскоре он остался один. Розанна вышла последней.

Долго, очень долго – десять, пятнадцать минут – он сидел неподвижно, спиной к прозрачной стене. Гендрикс уже коснулся краем диска склона долины, тени выросли, превратились в пятна бездонной тьмы. Кто-то ходил по газону, посвистывая и махая рукой на пса, вынюхивающего что-то вдоль бордюра. Рука Мухобоя приблизилась к оконной плите плексигласа, пошевелились пальцы, словно пытаясь дотянуться до ее поверхности вопреки остальному телу, вопреки самой руке. Но нет, рука упала. На лице – пустота.

Снова ночь. Но другая, почти полная. Гендрикс – воздушный шар черной пустоты с полоской кармина, криво приклеенной к ободку дуги. Широкополосные лазеры били в поселок с вершин четырех стометровых мачт. Теперь для большинства людей как раз началась активная пора биоцикла, и по территории поселка сновала масса народу. Остановившись в широко распахнутых дверях переходного холла, ван дер Крёге глубоко вздохнул. Картина этого неба была для него как аромат родного дома.

– Ого-го… вот это чудовище! – Зеленый Ясь, перестав отстукивать макрокоманды на прикрепленном к поясу эргоплейдере, обходил огромный груз платформы.

– Подвесим сателлиты над Драконом, Ясь, – не оборачиваясь, ответил ван дер Крёге. – Со следующей переброской придут первые модульные экскаваторы. Надо будет сначала собирать «Молох». Клаймор расщедрился. Конец Дикому Западу, пора доставать абаки. Сюда двинется вся добывающая промышленность. Может, даже откопает труп Мухобоя. Ну, чего ты гогочешь?

– Он вернулся.

– Шутишь? – обернулся к нему ван дер Крёге.

– Говорит, покончил с проблемой духов.

– Покропил святой водицей?

– Заключил какой-то договор. Они больше не будет появляться. В чипе, который пошел параллельной платформой, мы отослали рапорт на эту тему. Мой, Пуласки и Розанны, а также самого Мухобоя.

– Розанна здесь?

– Должна быть. Крачик летит на Флаги только через несколько часов.

Ван дер Крёге несколько секунд размышлял.

– Присмотри, чтобы все сняли и сложили, – приказал он наконец Зеленому Ясю. – Позвони Сиене, пусть начинает подготовку к запуску. Не в долине, конечно, под Карлами или на Урочище, поторопи Чико с картой Дракона. Он может закончить ее на основании орбитального сканирования. Только скажи Сиене, пусть заменит модули в сателлитах. И попробуй поймать Джонса относительно второго ангара Прохода у Дракона, подробные данные о его размещении и возможной передвижке должны пойти через неделю, и я не имею ничего против, если к этому времени он уже будет стоять там вместе с пусковыми установками и экранами. Кулей пусть задаст компьютеру оптимизацию трассы от нас к этому ангару. С сегодняшнего дня мы Моррисон-Один, а ангар Джонса – Моррисон-Два. После первого сателлита начнем дублировать систему связи. Канзи и Мэри Вторая уже, думаю, зажарились до угольков, поторопи их относительно акций и английской травки в соответствии с параметрами «Sunny Village Beta». Джонс сразу после ангара возьмется за домики для горняков и остальное, как записано в проекте. Понял?

– Jawohl, mein Führer! ^[47]

Ван дер Крёге начал спускаться с холма. Инстинктивно отыскал взглядом крышу своего дома, затерявшуюся среди бледной зелени. Лазеры отбрасывали от Петера черные тени в четыре стороны чуждого мира; была и пятая, очень слабая, не сочетающаяся с остальными – тень от Гендрикса. Чуждые планеты, чуждые солнца, чуждые небеса. Есть в этом что-то стыдливое, неприличное; он не мог сказать что. Проходил мимо людей, приветствовал их кивком, движением руки, улыбкой, шуткой. Подчиненные не питали к нему неприязни. Его метод защиты от ужасающего одиночества руководителей, святых и тиранов основывался на абсолютном освобождении от комплекса комичности; даже когда он выгонял кого-либо с Моррисона в дисциплинарном порядке без единого цента в кармане, это воспринималось не как проявление хамского презрения и зазнайства, а самое большее – как обычная человеческая подлость. Он держал дистанцию. И вот это-то и было настоящей грубостью, и как говорится, «нос кверху». Таким «нос кверху», которого не сломает никакая клевета и пересуды, не коснется никакая насмешка. Он был в безопасности. Он верил в себя. Потому-то так хорошо понимал Клаймора: по сути, они не отличались ничем, кроме исполняемых функций. У него даже мысли не возникало подавать в отставку. А Розанна знала; Розанна знала прекрасно. За последние два года ей ни разу не удалось по-настоящему вывести Петера из себя. Он был недосягаем. Все понимал и прощал. На крик отвечал улыбкой: не требовал и не отказывал. Она во всем винила работу. И была права. Чуждые планеты, чуждые солнца, чуждые небеса. Он это любил. Он мог прикрыть глаза и минутами просто вдыхать аромат мира. У каждого – свой собственный, как у женщин. У каждого свои тайны, свои страхи и надежды. Ступая по земле, по которой еще никто не ступал, любуясь пейзажами, которых еще не коснулся ничей взгляд, пересекая страны, еще никем не названные, даруя смерть или жизнь существам, еще никаким богом не окрещенным, – он получал дары, за которые воистину не было слишком высокой цены. Однако в этом, несомненно, есть что-то необычное, что-то противоестественное. Он не должен был. Не должен. Незаметно подсмотренное лишает чистоты сам факт его обнаружения. Проходы нарушают порядок Вселенной. Он не мог дать этому более точного определения. Когда-то он рассказал об этом Розанне, но та только посмеялась. Он свел все к шутке.

Сейчас он вошел сзади, через сад; деревья зашептались за ним. Ее не было ни в салоне, ни в кухне. Она была в лаборатории.

– О Мрозовиче знаешь? – спросила она, не отводя глаз от экрана.

– Знаю, что он вернулся. Что за договоренность?

Она коротко передала вчерашнюю беседу с Мухобоем.

– И он действительно не был облучен?

– Нет. Не был. Неполных четыре бэра. Видимо, остерегался.

Ван дер Крёге присел на табурет у стены, подсвеченной диорамой, изображающей секционированное дерево познания.

– В этом что-то есть, – прошептал он, наклонившись и упершись локтями в колени. – В этом что-то есть. Я чувствую. Я читал его документы.

Розанна повернулась к нему вместе с креслом.

– Успокойся. Я говорила тебе: у меня относительно него скверные предчувствия. Не нравится мне история с духами. Не знаю, лжет ли он, но ведь и всей правды не говорит. И даже не скрывает этого.

– Вот именно. Тут есть какая-то тайна. – Петер надул щеку, чмокнул. – Это крутится у меня на кончике языка. Черт побери! Одно словечко – и угадаю!

– Ты глухой, что ли? – обиделась Розанна. – Я же прошу тебя отпустить его. Он опасный тип, псих. Даже ты это признаешь. Не имеет значения, действительно ли он завершил историю с духами или нет. Все равно…

– Вот тут ты ошибаешься, – сухо хохотнул Петер. – Это важно, и еще как! Клаймор…

– Плевать мне на Клаймора! – Розанна встала, подошла к нему. – Мне важен ты.

– Приятно слышать.

Она схватила его за руку.

– Он пришел прямо сюда. Это страшный человек. Перестань мучиться. Мне приснилось…

Он отнял руку.

– Прости, пожалуйста, но сейчас мне надо кое-что обдумать. Вертится у меня в мозгу… То, что он сказал о духах. Договор, да, договор… – Петер поднялся, чмокнул жену в щеку, но глядел куда-то в сторону, наморщив лоб. – Если это действительно… и если вправду магия…

Она закусила губу. Отступила, указала вечным пером на диораму.

– Видишь?

Он взглянул:

– О чем ты?

– Дерево познания.

– Ну?

– Я просмотрела оба фильма, твой и Малика. Загрузила компьютер задачей на имитацию накладывающихся вероятных радиаций. Мне следовало подумать об этом раньше. – Она подошла, постучала по диораме. – Видишь?

От изумления он даже присел.

– От зараза!

Она кивнула.

– Сколько?

– С двенадцати тысяч.

– Так быстро? Невероятно.

Она грустно улыбнулась:

– Дракон.

Он хлопнул себя раскрытой ладонью по темечку.

– Дракон! Господи Иисусе! Ну конечно, Дракон. При таком постоянном облучении. Фабрика интеллекта. Розанна, – он раскинул руки, – я буду целовать следы твоих ног.

– Достаточно сами ноги.

– Это как бесплатное приложение. Хм, ты проверила, все ли они идут от одной ветви?

– Обратному нет доказательств. Прежде всего – проблема скорости перемещения. Духи двигаются со скоростью нескольких сантиметров в секунду, но не знаю, в какой степени это их собственная мобильность, а в какой, я бы так сказала, spiritus movens ^[48]. Деревья познания, те, что с юга Дракона, белая разновидность, уже теперь делают метр в сутки. Следовательно, на пути к интеллекту происходит переход к полной хищнической специализации, исчезают характерные свойства евглоидальности; честно говоря, это меня поразило. Они гораздо массивнее теперешних деревьев, и если только ты посмотришь внимательнее…

Он резко вскочил, принялся размахивать руками, словно возбужденный мальчишка.

– Не говори! Не говори! Иначе у меня убежит аналогия. Я должен подумать.

Он вышел из лаборатории, из дома, по привычке присел на ступенях, ведущих в сад. Сквозь окно она видела только его ноги, однако ей не было нужды смотреть, чтобы представить себе выражение его лица. Она снова присела к экрану, рассеянно глядя прямо перед собой, не замечая графиков и символов. И она не знала, что делать с руками. Потом закинула ногу на ногу, закурила и горько улыбнулась стене:

– Стервец.

Тем временем Петер сидел на ступенях и пытался поймать разбегающиеся мысли. Что-то мельтешило на грани ассоциаций. Он крутил головой, стискивал кулаки. Запищал телефон, он выключил его. В отчаянии взглянул на диск Гендрикса, разделенный терминатором на огромную черноту и маленький пурпур. Все это походило на попытку поймать дым.

«Так что уже не себе до псевдохлорофилла», – проговорило ближайшее дерево голосом Розанны.

– Заткнись, – автоматически прикрикнул на него ван дер Крёге.

«Потаскуха пусть кретинка! А выглядит куда там верно? Если дам тебе по морде», – проговорило оно еще тремя различными голосами.

В ответ разболтались два соседних дерева.

«Французу прямо-таки половинка» (Зеленый Ясь). «Ну да я ему гамак из задницы повырываю» (Сиена). «Между жабой» (не распознал). «Подай-ка мне» (Розанна). «Хе-хе-хе я тебя прошу» (он сам).

«И бутылка рома!» (фон Принц). «Ароматическим углеводородом» (Мэри Вторая). «Ааааааааа» (не распознал). «Клеп хасид Фаренгейта» (Зеленый Ясь). «Как же, жди» (Розанна).

«Зеленый как раз вполне хр-р», – ответило голосом Петера помеченное номером пять дерево, которое и начало весь диалог.

В ответ восьмой номер расплакался голосом Розанны, а номер четырнадцатый пукнул. Номер пятый издал свист, напоминающий выпускаемый пар. Шестнадцатый ответил далеким раскатом грома. Ван дер Крёге сообразил, что эта стохастическая беседа начинает проявлять серьезные онома-топеические искажения, и продекламировал фрагмент из Уильяма Блейка, вставил Райнера Марию Рильке, добавил нецензурщины. Результат последовал незамедлительно.

«Чтоб тебя с антенны Вашингтоном! В Швейцарию вообще прибить этого Петросо чтоб его».

«Всегда что ли конечно тебя ты уделал? Отделался отвращением и все по доброте своей? Однако ж примерно половина наполовину».

«Страх страх одновременно станции которому с тридцать пять бабенок, почему у тебя такие кредитные показатели выше. Ух! Зараза какая-то».

«Сделано этак дешево выплюнь это слово ха-ха-ха деревьям познания теперь времени идиотским может даже frutti di mare ^[49]».

«Иииии не плюй мне на ноги экземпляром номер наоборот взаимно не в рамках».

«Придумал ты, – тут пошел фрагмент на французском, вероятнее всего, в исполнении Сиены. – По лбу».

– «Я люблю вечерами бродить по окраинам города, вдоль границ нашей сомнительной вольности, – начал Петер, чтобы подлить масла в огонь. – Наблюдаю сверху за тем, как копошатся армии их мира, слушаю гул барабанов…»^[50]

Это явно подхлестнуло деревья познания под номерами пять и девять.

«Йо йо йо верхним слоем стратосферы словно овечки на лужайке. Что? Все кости тебе мх-м. Отто фон Бисмарк сколько? Категорически».

«И долго так? Скоро, – тут послышался кашель, – начихать мне без вазелина за старт шлепок нейронные клеточные сети горячо и».

«Кто фактически этим Мрозовичем водит жертвы на кишках видела тебе что-нибудь? Конец любви запись паразит плановый номер».

У Петера отвисла челюсть. Он затаил дыхание. Деревья продолжали свой диалог, но он уже не обращал на них внимания. Смотрел ничего не видящими глазами на один из малых спутников Гендрикса.

– Но ведь это невозможно, – прошептал он через секунду. Тряхнул головой. Встал. – Это безумие.

Вспомнил о дереве, потянулся к стоящему у ступеней холодильнику и бросил в ветки пятого номера самый большой кусок моррисоновского «мяса». Дерево втянуло мясо, зашелестело, слегка скорчилось и тут же повторило последнюю произнесенную Петером фразу.

Впрочем, ван дер Крёге не слушал. Он уже выходил из сада. Розанна это видела. Затянулась дымом, сжала губы. Через минуту отвернулась от окна, выключила экран, выбросила окурок и, перейдя в кухню, принялась готовить салат. Дому приказала включить Вивальди, тут же изменила решение и выбрала Генделя, потом Мендельсона. Однако музыка ничуть не успокоила ее.

По собственной невнимательности она порезала палец. Потекла кровь. Розанна выгнулась и рубанула ножом по столешнице. Кусочки разрубленного перца полетели в разные стороны. Она глубоко вздохнула, прислонилась спиной к холодной стене. Нервы – никуда, даже дыхание и то злое. Она подняла кровоточащий палец. Видела, как красные капельки тяжело ударяют о стол. Побледнела.

– Господи! Он мертв. Он его убил.

* * *

Ван дер Крёге направился к домику Мухобоя напрямую, и правильно сделал, потому что сумел подойти к ряду невысоких строений с тыла, а там на газоне сада, частично заслоненного деревьями, нагой Мухобой предавался своему тайному tai chi shuan.

Ван дер Крёге остановился, как только понял, что Мухобой заметил его: тот замер на мгновение, не завершив движения, потом опустил руки и, выпрямив полусогнутые в коленях ноги, повернулся к Петеру лицом. Это лицо, учитывая расположение мачт с лазерами, было посечено на многочисленные маленькие и большие участки кипящего свечения и холодные тени, словно облитая чрезмерно резким светом гранитная статуя. В этот момент Петер почти понял мрачные предчувствия Розанны, потому что дело здесь было вовсе не в самой физиономии Мухобоя, ее форме, выражении – а в полной неподвижности и мертвенности мрачного лица. Актерам приходится долго и упорно обучаться этому, и все равно им не удается достичь подобной змеиной неподвижности тела. Слишком много сложнейшим образом пересекающихся нитей связывают человеческую психику и сому, любая мысль, признак мысли, подсознательные аналогии, движение памяти – и вот уже дрогнули губы, затрепетали ресницы, шевельнулись пальцы, почти незаметно дернулись глазные яблоки и покатили цунами движений десятков мимических мускулов. Это невозможно сдержать. Как лесной пожар.

Но не у Мухобоя.

– Вы вернулись.

– Мы вернулись оба.

Ван дер Крёге пытался заглянуть Мухобою в глаза. Один был скрыт мраком, второй залит светом.

– Чем вы заплатили духам деревьев?

– Не все ли вам равно? – ответил Мухобой достаточно спокойно, чтобы мягким тоном снизить грубость самих слов.

– Чем-то должны были. Но вы солгали, сказав, что они убрались. А то и вообще лжете во всем.

– Я никогда не лгу.

– Неужто? – удивился ван дер Крёге, медленно направляясь к заднему входу в дом. – Достойно удивления. Тогда скажите, кто вы такой?

Мухобой загородил ему дорогу.

– Что вам надо?

– Кто вы такой? – повторил ван дер Крёге. – Вот что мне надо.

Мухобой взглянул на него равнодушно с высоты своих двухсот двенадцати сантиметров.

– Президент Клаймор нанял меня, чтобы я ликвидировал проблему духов. Я ликвидировал. Даю вам слово: больше вы их не встретите, они ни в чем не будут вам мешать. Чего вы еще от меня хотите?

Петер невольно улыбнулся:

– И вы также дадите слово, что все, рассказанное вами о духах, – правда?

– Даю.

– Значит, единственный торг, который вы могли вести с ними относительно их ухода с Дракона, должен был исходить из обещания противодействовать какому-либо дальнейшему вмешательству людей в развитие жизни на Моррисоне, то есть de facto на обещании удалить нас со спутника, ибо я не представляю себе, чем можно перебить при торговле цену права на жизнь для обладающего интеллектом существа. Я прав? Прав. Значит, вы солгали уже по крайней мере дважды: раз им, а раз – мне, утверждая, будто никогда не лжете. Ну? – Ван дер Крёге ткнул Мухобоя в оголенный торс выпрямленным указательным пальцем. – Теперь, вот теперь, дайте мне слово.

Мухобой мягко оттолкнул его от себя на расстояние вытянутой руки, однако сам не сдвинулся с места.

– Я ни разу не давал ложных обещаний, – сказал он. – Никогда не предпринимал ничего такого, что противоречило бы моим истинным намерениям. Я никогда не нарушал данного мной слова. Я никогда не обещал, не брал на себя обязательств и не свидетельствовал вопреки возможности. Такова моя честь. Такова моя… мой культ. Вы пытаетесь меня оскорбить.

– Культ, да? – Ван дер Крёге облизнул губы, отступил еще на шаг. Он начинал чувствовать дрожь возбуждения. – Значит, все-таки так. Я это вижу. Ты. Ты! – Он погрозил Мухобою сжатым кулаком. – Ты действительно намерен сдержать данное духам слово. Хотя это явно противоречит намерениям Клаймора; но ведь за что он заплатил, то ты и выполнил. Правда? Правда? Магия. Хрен это, а не магия. Ты – не Мрозович. – Здесь он замолчал, чтобы посмотреть, какое впечатление произвело на Мухобоя его замечание, однако реакции не дождался. – Как называлась та планета шейха? И вообще – была ли это планета? А? Полдня ушло на твою реанимацию. Это время необратимого изменения. Я знаю. И ты знаешь, что я знаю. Заклинаю тебя твоей честью, твоим культом, чем бы он ни был в действительности, заклинаю тебя, скажи: кто ты?

Мухобой молчал.

Ван дер Крёге удовлетворенно усмехнулся:

– Ты не думал, что кто-то тебя раскусит, да? Так вот – ты ошибся. Скажи, как выглядело существо, которым ты был при жизни? К какой расе принадлежало? Из чего было построено? Углерод? Кремний? Германий? Что-то еще? Существует ли еще его род, или ты отыскал Мрозовича на каком-то планетном некрополе вроде Рая? А может, ты знаешь Рай, может, знаешь… Зачем тебе «Чайник» и другие артефакты? Ты умеешь ими пользоваться? Что ты знаешь об их создателях? Что знаешь о «Филантропах»? Сколько времени прошло с момента возникновения твоего вида? Сколько – с момента твоей смерти? Каковы твои намерения? Говори!