Текст книги "Секретный фронт (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Шалыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

13. Наше время, Москва

Перевод немецкого документа дался без труда, но порадовало и вдохновило на дальнейшие творческие подвиги вовсе не это. Перевод принёс понимание хода и взаимосвязи событий. Зимину как раз не хватало этого самого понимания – что за «образец» нашли немцы на Кавказе? Из первого документа, у Варвары в телефоне, понять это было невозможно. Теперь же всё стало ясно. Факты выстроилось в цепочку.

Немцы нашли «образец номер один» – человека, способного к очень быстрой регенерации. Причем, восстанавливался «образец» даже будучи безнадежно поврежденным, как выразился Харальд фон Хиршфельд, «в фарш». И на основе его крови Отто фон Штиль создал некую «сыворотку», которая делала солдат «берсерками», опять же по терминологии Хиршфельда. Откуда Варвара взяла, что расплатой за неуязвимость была малая продолжительность жизни – этого Леонид не понял. В немецком документе об этом ничего не говорилось.

«Может быть, это проскальзывает в шифрованных записях? – Зимин задумался, вспоминая содержание эпизодов, которые были расшифрованы следом за переводом, так сказать на единой волне энтузиазма. – Тоже не было вроде бы. Поверить Варваре на слово? Как Ворончук поверил Алевтине Дмитриевне?»

Леонид поймал себя на последней мысли. Почему вдруг всплыло это сравнение? Что-то зацепило. Что конкретно? Конкретно – факт, что Ворончук оказался настолько лояльным в отношении Ерёминой. Не мог он быть настолько доверчивым, если только не имел скрытой цели. Доверчивый сотрудник СМЕРШ звучит абсурдно, как «римский фараон». Не было таких в контрразведке.

«С другой стороны, – Леонид попытался рассмотреть тему с разных сторон. – Это напоминает эпизод из моего собственного опыта, причем, недавнего, с Варварой. Она сказала и я поверил, пошел за ней, как привязанный. Ворончук ведь живой человек, вполне мог, подобно Филину, запасть на Алевтину. Она описывается, как очень красивая и обаятельная женщина. Мог Василий поддаться её чисто женским чарам и потому был «сам обманываться рад»? Мог. Это вторая версия после тайного умысла Ворончука. И третий вариант: автор записей неточно описал этот эпизод. Ерёмина могла предъявить ещё что-то в свою пользу».

Зимин повертел все три версии, отбросил последнюю, затем первую и, наконец, вторую тоже. Василий Ворончук мог сколько угодно «западать» на Алевтину, но не имел права терять из-за неё голову. Это просто не укладывалось в рамки его сознания, отформатированного, как сказали бы сейчас, контрразведкой СМЕРШ. Самая эффективная контрразведка Второй мировой культивировала в своих сотрудниках особое сознание, очень устойчивое к любым соблазнам.

«Но устойчивое ли к гипнозу? Версия номер четыре. Кстати, тоже перекликается с моим опытом. Варвара, конечно, не владеет гипнозом, но что-то этакое, завораживающее в ней есть. Было ли нечто подобное в Алевтине? Почему бы нет?»

Леонид встрепенулся и мысленно себя одернул. Сколько можно съезжать на личные переживания? Какое они имеют отношение к делу? Что дают заочные сравнения доктора Ерёминой с Варварой? Ничего, кроме повода отвлечься от работы и уплыть в мечты о своём, душевно близком.

«Раз поплыл, надо прерваться, перезагрузиться».

Зимин встал из-за стола и подошел к приоткрытому окну...

…Хаотичное для постороннего взгляда, но на самом деле соответствующее внутреннему распорядку движение на территории базы явно изменилось и качественно, и количественно.

Бодрые массы обитателей теперь не бродили, бегали или вышагивали, как прежде, а передвигались быстрым шагом, небольшими группами и преимущественно от центра к периферии. В обратном направлении двигались длинные легковые машины марки «ЗИЛ». В народе такие лимузины назывались «членовозами», поскольку в них обычно ездили члены правительства или крупные партийные шишки. Все лимузины парковались перед «башней». Кто из них выходил, Зимин не видел, поскольку из его окна просматривался только краешек автостоянки.

Это что касается скорости и массовости перемещения. А вот качественно обитатели преобразились в том смысле, что сменили тренировочные костюмы и обезличенную полувоенную одежду на полевую форму, поверх которой были надеты легкие бронежилеты. Оружие тоже имелось, в большинстве своём тоже легкое, преимущественно – пистолеты-пулеметы и штурмовые многозарядные дробовики. Почему-то много было именно этих самых дробовиков. Более серьёзные автоматы Калашникова или бесшумные «Винтари» имелись только у трети бойцов.

Первой мелькнула мысль об учениях «Великий Октябрь: взаимодействие 2017», но версия почти сразу разбилась о бампер очередного «ЗИЛа». Лимузин сопровождали две «Чайки» стандартной, чуть меньшей, длины. Если это были мероприятия в рамках учений, то отрабатывалось «взаимодействие 2017» по полной программе, с эвакуацией «крупнорогатых мира сего» в секретные убежища.

«Интересно девки пляшут, – Леонид открыл окно и осторожно выглянул, пытаясь рассмотреть всё-таки стоянку. – А как же секретные ветки метро? Почему отрабатывается эвакуация поверху? По легенде учений метро затоплено?»

Стоянку Зимин так и не увидел, зато подметил ещё один интересный факт: в каждой крупной, с полвзвода, группе бойцов имелись три-четыре воина с оружием довольно странного вида. За основу был взят дробовик, но сверху к нему был присобачен какой-то электронный прибор с простым экраном сантиметров десяти по диагонали. Вряд ли это был прицел.

Прямо под окнами появилась очередная группа. Когда первые бойцы поравнялись со стоянкой, прозвучала отрывистая команда и группа заняла позиции вдоль стены «башни» и у края стоянки. Зимин повертел головой и понял, что оцепление выставлено не только вдоль этой стены. Скорее всего, оно контролировало весь периметр командного пункта. Удачно, что как раз напротив окна к одной из сосен прижался воин с необычным оружием. Леонид получил возможность без проблем разглядеть изображение на экране загадочного приборчика.

Это снова был тепловизор. На этой базе все были просто помешаны на такой технике. Неужели действительно считали своим вероятным противником фантастических гибридов людей и динозавров?

«Как же тогда объяснить, что эти «гибриды» ещё пару часов назад спокойно бродили по территории? Люди усыпляли их бдительность, боялись спугнуть? Но ведь тепловизоры использовались повсюду вполне открыто. «Гибриды» наверняка это видели, понимали, что за ними наблюдают, но не опасались разоблачения. В чем тут фокус?»

Зимин присмотрелся. Боец под окном непрерывно изучал местность в своём секторе, поэтому на экране прибора то и дело появлялись белые рамочки – захватывалась вероятная цель. Причем, захват происходил задолго до того, как тепловизор формировал тепловую картинку.

Пока что внутри рамочек «холодное» изображение не возникало ни разу. Похоже, все «гибриды» и впрямь резко покинули базу.

«В этом случае ситуация проясняется и запутывается одновременно. Если только не укладывается в легенду учений. В принципе, это удобно – разделить бойцов на холодных и горячих, а затем одним поставить задачу – обороняться, а другим – нападать. Всё соответствует современным вызовам. Террористы ведь не носят униформы, их приходится вычислять по косвенным признакам. Вот основная масса бойцов и будет их «вычислять», а те, кто с приборами – контролировать, правильно ли вычислили. Это такой шоколадно-успокоительный вариант.

Вторая версия далеко не столь приятна. Никаких учений нет. «Холодные гибриды» затеяли какую-то гадость и «горячие» теперь вынуждены принимать меры. Видимо, к чему-то подобному они и готовились, но только ожидали, что ситуация взорвется четвертого августа. А она вышла из-под контроля уже сегодня, «гибриды» нанесли упреждающий удар.

Почему их всех не сцапали раньше – так и остаётся вопросом на засыпку, но это теперь не имеет значения. Возможно, и моя миссия больше не важна. Я ведь тоже не уложился в срок с расшифровкой».

– Видите, да? – Рядом бесшумно возник Андрей Михайлович.

– Вижу, – Зимин вздрогнул от неожиданности. – Только не понимаю, что я вижу? Ваши бойцы занимают позиции, словно для обороны. Только не окапываются.

– Скоро начнут, – куратор покосился на Леонида. – Надо ускорить расшифровку.

– Легко, – Зимин хмыкнул. – Скажите, что конкретно мы ищем, тогда дело пойдет значительно быстрее.

– Зацепки.

– Отличная подсказка! – Леонид скривился. – Почему некоторые ваши бойцы имеют прохладный, мягко говоря, тепловой контур?

– Здесь нет таких бойцов.

– Были, – Зимин пожал плечами. – Теперь все исчезли. Почему?

– Ушли.

– Логично. И почему они ушли?

– У них своя база.

– И снова логично, только неудовлетворительно. Почему у них своя база? Почему они «холодные»?

– Потому что.

– А вот этот ответ меня устроил, – Леонид усмехнулся, но тут же сменил гримасу. Издалека прилетели новые звуки. Достаточно тревожные, если Леонид не ошибся. Зимин прислушался. – Вы слышите? Что это за звуки?

– Выстрелы, – на удивление спокойно ответил Репин. – На внешнем периметре.

– Это не учения? – Уточнил Зимин.

– Нет.

– Что это тогда?

– Всё, что угодно, – Андрей Михайлович вынул из кобуры под пиджаком пистолет, загнал патрон в ствол, поставил на предохранитель и сунул оружие обратно. – Вплоть до чрезвычайной ситуации высшей степени.

– Высшей степени? Это значит – в Кремле? Или во Дворце Советов?

– В пределах Садового кольца.

– А узнать нельзя?

– Пока нет. Не все каналы связи работают.

– А телевидение на что? Если в городе происходит нечто чрезвычайное, все телерепортеры сразу оказываются на месте. Во всяком случае, их летающие камеры. Ещё есть сотовая связь, полностью её не вырубишь. Но, главное, есть Интернет! Если не по сотовым каналам или по волокну, то через спутники…

– Думаю, по всем каналам показывают «Лебединое озеро», мобильной связи нет, а Интернет висит. Даже через спутники.

– Что значит, висит? Это невозможно… – Леонид осекся. – Неужели всё настолько плохо?!

– Пока что именно так, – Репин уставился на Леонида. – Осознали теперь?

– Опять намекаете, что я на острие атаки? Даже в такой чудовищной ситуации вы продолжаете свои странные игры? Зачем? Я не понимаю, за-чем?!

– Когда закончите, позвоните мне, – Андрей Михайлович указал на проводной телефон. – Старая техника пока работает. Мой местный номер – два нуля семь…

…Репин вышел, а Леонид сел за стол и уставился на телефон. Вряд ли майор опять намекнул на что-то. Даже наверняка никаких намеков не было. Но Леонид почему-то воспринял предпоследнюю фразу куратора именно как намёк. Почему? Что за блажь? Зимин этого не понимал, но чувствовал, что рациональное зерно в этом предположении есть. Репин мог «намекнуть» невольно. Ценность подсказки от этого не снижалась.

«Старая техника пока работает. И я копаюсь в архиве, вскрываю тайны прошлого, чтобы помочь КГБ разобраться с текущими проблемами. Ищу связь времен. Какую? Думай, Зимин, думай! Кто сейчас мутит воду? Да похоже, что представители всё той же Конторы, только из какого-то обособленного подразделения. Ведь они свободно бродили здесь, пока им не приказали выдвинуться в центр Москвы. Что о них известно? Только то, что по неведомой причине они дают прохладный контур на тепловизоре. То есть, у них понижена температура тела…»

Зимин резко придвинул свои расшифровки и переложил несколько листков, возвращаясь к сцене обследования в госпитале.

«…У всех понижена температура, брадикардия, при этом нормальное давление, идеальная кардиограмма, в порядке рефлексы и даже повышена скорость реакции…»

Так вкратце доложила доктор Еремина о состоянии здоровья тех, кто якобы получил дозу немецкой сыворотки.

«Якобы – потому, что на самом деле неизвестно, какое вещество попало им в кровь. Но суть не в этом. Сходство есть – это главное. Какой вывод? КГБ сохранило и применило немецкую сыворотку? Запросто. Наверняка образцы хранились, изучались и совершенствовались все эти годы в секретных лабораториях. Зачем было применять сыворотку? Почему сейчас? Ответить сложнее, да этого и не требуется. Репин ждет от меня ответы на другие вопросы. О сыворотке он наверняка знает, поэтому «зачем» и «почему» может рассказать получше меня. Есть в записях что-то ещё, какой-то единый ключ к обеим ситуациям: и в прошлом, и в настоящем. Надо работать, надо расшифровать всё, пока не стало поздно!»

14. Февраль 1945, Восточная Пруссия, подступы к Кенигсбергу

В штрафной батальон попадали по разным причинам. Кого-то так наказывали за проявленную в бою трусость, кто-то попадал по собственной глупости, у некоторых сдавали нервы или их подстегивала выпивка и они шли в рукопашную на начальство. Процентов двадцать объяснить своё появление в штрафбате не могли. И на то имелось также огромное количество причин.

Филин и Васнецов относились как раз к «необъяснимому контингенту». Причем, объяснения не знали даже командиры, приговор трибунала был засекречен. Это не сильно выделяло бывших разведчиков из общей массы, но командиры посматривали на них косо. Они будто бы чуяли подвох и ждали, когда он вылезет наружу.

И ведь правильно чуяли. Это выяснилось, когда в штрафбат приехали офицеры СМЕРШ из штаба фронта, а с ними какие-то «товарищи из Москвы». Единственным знакомым лицом в делегации оказался Ворончук, теперь уже капитан. В одном ряду с холеными полковниками и даже генералами он выглядел неуместно, однако и товарищи из Управления СМЕРШ, и москвичи относились к молодому капитану хорошо, как к незаменимому специалисту. Шпыняли и отправляли гонцами они нескольких зеленых лейтенантов, тоже прилетевших из Москвы – судя по отутюженной форме с неуставными стрелками на рукавах.

Один из лейтенантов и отыскал Филина, а затем Васнецова, и привел их к Ворончуку. Московские и штабные гости пока осматривались и не спешили сообщать командиру штрафбата о цели своего визита, чтобы не поднимать шум раньше времени, так что у капитана Ворончука и бывших разведчиков имелся примерно получасовой зазор.

– Но это не для болтовни, а чтобы глубоко всё осознать, – предупредил Василий, наливая товарищам чай и накладывая кусковой сахар в миску, поверх уже нарезанного хлеба. – Налегайте, мужики, подсластите штрафную жизнь. Досталось вам тут за эти три месяца?

– Не больше, чем обычно, – Филин пытался бодриться. – Нас по назначению используют, в разведке. Раз пять всего в атаку ходили.

– И как?

– Ты о наших новых талантах? – Никита отвёл взгляд и невесело хмыкнул. – Все пять атак результативно. У меня шесть дырок, у Андрея Михалыча – восемь. Могли бы уже давно в госпитале отлежаться и вернуться в часть, как «искупившие кровью». Или на погост. Раза три точно могли в братской могиле очутиться. Но это теперь не по нашей части. Форму зашили, постирали, да и снова в бой.

– Как народ реагирует?

– Мы не афишируем. Застирываем кровь и штопаем втихаря, чтоб никто не видел. А если видит кто, говорим, что повезло, так… царапнуло. Да и некому реагировать, бои страшные, из каждой атаки четверть возвращается, от силы. А новички пока сориентируются – новая атака. Так что, легенды о нас «былинники речистые» не слагают. Не задерживается тут народ, ну и легенды, стало быть, тоже.

– Один факт, что вы три месяца здесь – уже легенда.

– Мы ж разведка. Специально подготовленные бойцы. Этого объяснения большинству достаточно. Офицеры только зыркали. Матёрые были кадры, всё просекали.

– Не зыркали они, а наблюдали, записывали и докладывали, – признался Василий. – Иначе, какой смысл вас в штрафбат отправлять? В тюрьме надежнее было бы спрятать.

– Мы так и поняли, – Филин кивнул и переглянулся с Васнецовым.

– Без доказательств теория – болтовня, – пожав плечами, сказал бывший подполковник.

– Боевые испытания нам устроили, – Никита вновь кивнул. – Хватило доказательств?

– Ты же видишь, – Ворончук постучал пальцем по погону, как бы намекая на большие звезды начальства, прибывшего, чтобы увидеть уникальных штрафников. – Поначалу не верили. Но после третьего или четвертого рапорта – прониклись. Начали планы на вас строить. А когда выяснилось, что немецкую сыворотку воспроизвести пока невозможно, приказали вас беречь.

– То-то, мы думаем, после новогодней ротации полегче стало. Но мы-то грешили на то, что за эти дни серьезных боев не было, своими глазами наших подвигов новый комсостав не видел, а на слово прежним командирам не поверил.

– Тут вы угадали, – Василий кивнул. – Новый комсостав вообще не в курсе ваших особенностей. Ты не стесняйся, Филин, налегай. Давай, ещё чайку подолью.

– Видать, непростое дело готовится, если такое начальство заявилось и так бесшумно подкатывает, – Филин с удовольствием похрустел сахаром и запил чаем. – Обычно, если проверка, построение объявляют, шухер до небес. С какой целью москвичи понаехали? Не потому ведь, что им просто захотелось на нас посмотреть.

– Раньше времени рассказывать о деле не уполномочен, но… – Ворончук обернулся к задернутому брезентом входу в землянку. – Заходи!

Полог отодвинулся и в землянку заглянул старшина Бадмаев. То есть, бывший старшина, а теперь боец штрафной роты. Он как всегда улыбался и хитровато косился на Ворончука.

– Заходи, не запускай холод, не май месяц на улице, – капитан махнул рукой. – Знакомьтесь, ваш новый боевой товарищ.

– Это против правил, – заметил Васнецов. – Рядовой состав отбывает срок в штрафной роте, а не в штрафбате.

– Считайте, что перед разжалованием Бадмаеву было присвоено звание младшего лейтенанта, – Василий махнул рукой. – Садись к столу, Бадмаев.

– А младшего лейтенанта Покровского не будет?

– Не всё сразу, – Василий усмехнулся и выложил на стол три пачки папирос. – Тоже вам. Теперь к делу. Из Москвы пришло, наконец, заключение по вашим анализам. Я ничего не понял, но доктор Ерёмина утверждает, что это революция в медицине. Правда, есть кое-какие нестыковки. Вроде как ваши анализы только на две трети соответствуют анализу содержимого той пробирки… из-за которой вы тут героически чалитесь вот уже три месяца.

– Тебе спасибо, товарищ капитан.

– Спасибо скажи своей бестолковой предусмотрительности, – парировал Ворончук. – Мне ничего другого не оставалось. Да вас всё равно упрятали бы. Не сюда, так ещё куда похуже. На боевые испытания, как ты выразился.

– Можешь не оправдываться, мы понимаем.

– Я и не оправдываюсь, – капитан пожал плечами. – Больно надо.

– А как это вещество попало к нам в кровь? – Спросил Васнецов.

– Во-от! – Контрразведчик поднял кверху палец. – Здесь вторая нестыковка из трёх. Покровский опять взял вину на себя. По его версии, дело было так: он очнулся, придавленный останками этих «неубиваемых» и понял, что весь во вражеской крови. У него было много ранений, но когда на раны попадала кровь немцев, они затягивались на глазах. Покровский нашел вас и, недолго думая, пока немецкая кровь не свернулась, «окропил» всех троих. И все вы задышали.

– Как он только додумался до такого? – Васнецов нахмурился.

– Я тоже спрашивал. Он ссылается на то, что вырос в семье доктора.

– Так себе оправдание, – заметил Филин.

– Мне тоже версия не нравится, особенно в сочетании с его кавказским прошлым. Очень уж красиво сошлось: Кавказ, «Эдельвейс», новая встреча с егерями уже здесь, после артналёта очнулся первым, без свидетелей, и вдруг взрыв секретного поезда. Слишком много странностей. Скорее всего, он врал, что случайно обнаружил эффект заживления с помощью крови бешеных фрицев. Вероятно, он знал о нем заранее. Откуда? Пока неизвестно. Покровский делает вид, что не знает. Поэтому ефрейтор пока и не в штрафной роте. С ним нашим следователям ещё работать и работать.

– Может, он и впрямь не знает ничего. Тогда нет никакой нестыковки.

– Может. Только нестыковка номер два заключается в другом. Юлит Покровский или нет – дело десятое. Главное, что жидкости, которая была растворена в крови у фрицев, для превращения в «неубиваемых» требуется литра по два на брата. Получается, что Покровский должен был все трупы в яму к вам стаскать, чтобы вы очнулись. Или прямое переливание вам сделать от каких-нибудь уцелевших фрицев. «Окропление» не могло дать эффекта.

– Главная странность не в этом, – уверенно сказал Васнецов. – Перелил нам кровь Покровский, или «окропил» нас, мы должны были стать такими же, как фрицы. Но мы другие. Анализы, как вы сказали, это подтверждают.

– Сходство есть, по большей части вещество такое же, – возразил Ворончук.

– В химии зачастую главную роль играет как раз меньшая часть, например, катализатор реакции.

– Разве я спорю? Не вы первый, кто так подумал. Это и есть нестыковка номер три. Но пока у нас нет других версий. И других подозреваемых тоже нет.

– Виноват Покровский нету, – вдруг заявил Бадмаев, шумно отхлебнув чаю. – Память башка у него плохо-плохо. Был ещё один. Шприц помню. У себя кровь брал, нам колол.

– Шприц? – Ворончук насторожился. – Ты помнишь, как вам вводили чужую кровь? Почему же молчал раньше?

– Не спрашивали, – Бадмаев ответил невозмутимо.

– А кто это был?

– Плохо видел.

– То есть, это мог быть и Покровский?

– Мог быть, – Бадмаев кивнул. – Другой был.

– Так он или другой?

– Он или другой. Плохо видел. Шприц жила попал точно-точно. Лёха руки не такие. Он иголка плохо держать, подшивка криво всегда.

Бадмаев отвернул ворот гимнастерки и показал подшитую изнутри полоску белой ткани, так называемый подворотничок, а по-простому – подшивку.

– Нас два санитара откопали, – вспомнил Филин. – Их допрашивали?

– Допрашивали, – Ворончук задумался. – У Покровского руки-крюки, это правда. Но тут против него работает его же легенда насчет врачебной семьи. Попадать в вену он мог научиться у мамаши.

– В любом случае, вскрылись новые обстоятельства, – осторожно подсказал Васнецов.

– Прокачаем, – пообещал контрразведчик. – А пока вернемся к текущим делам, граждане штрафники. Через полчаса вам будет поставлена особая задача, поэтому советую настроиться.

– Нам? – Удивился Филин. – Троим?

– Вам и вашему батальону.

– Нашему? В каком смысле?

– В прямом. Васнецов пойдет комбатом, а ты – командиром разведроты.

– Нами замените комсостав? – Филин удивился ещё больше.

– Произведем внеплановую ротацию комсостава, – поправил его Ворончук.

– Но штрафбатом не командуют штрафники. Вы снимете с нас обвинения и восстановите в званиях?

– Я всё сказал, – Ворончук загадочно просигнализировал о чем-то одним только взглядом. – Остальное вам расскажут в штабе.

* * *

На подступах к штабу переминались десятка два солдат и младших офицеров в погонах, что выглядело необычно в расположении штрафбата, но все взгляды притягивала единственная женщина – капитан медицинской службы Ерёмина. Увидев сопровождавшую Ворончука троицу, Алевтина Дмитриевна улыбнулась пританцовывавшим перед ней взводным и направилась прямиком к Филину. Этот демарш вызвал у офицеров легкое беспокойство, они подались за Алевтиной, но Ворончук одним взглядом пригвоздил их к месту.

Дождавшись, когда Ерёмина подойдет и начнет разговор, контрразведчик похлопал Филина по плечу и направился к одному из «москвичей», он как раз вышел из штабной землянки подышать свежим воздухом. Поскольку Филина и его компанию «благословил» капитан СМЕРШ, офицерам штрафбата оставалось только вздохнуть и, затаив черную зависть, идти по своим делам. Следующий раунд флирта с доктором им светил разве что в госпитале, попасть в который никто особо не стремился.

– Я так рада, что вы живы и здоровы, – Алевтина сказала это искренне, но после замялась.

– Нормально, не тушуйся, – Филин усмехнулся. – Правильно радуешься. Убить нас теперь трудно, это факт. Но кто сказал, что мы бессмертные? Может, эта неуязвимость высосет из нас отмеренную жизнь за год? Мы тут много на эту тему рассуждали с товарищем подполковником.

– С рядовым, – поправил Васнецов.

– Вася ведь сказал, мы восстановлены.

– Пока не вернули погоны – нет.

– Это хорошо, что с вас сняли эти дурацкие обвинения. А насчет отдалённых последствий ничего пока не скажу, хоть меня и включили в группу изучения немецкой сыворотки. Данных по продолжительности жизни нет, можем только предполагать.

– И что предполагаете?

– Сложно всё, – Ерёмина вздохнула. – Но ваша логика антинаучна. Что значит «высосет отмеренную жизнь»? Это фатализм какой-то. Кто вам отмерил жизнь? Вы же советские люди, современные, образованные, а рассуждаете, как темные крестьяне из средневековья.

– Сколько проживём, всё наше, – сказал Васнецов. – У меня другой вопрос. Что тут затевается? Теперь нет сомнений, что дело нечисто и опять касается нашей «сывороточной» компании. Но что конкретно задумало командование?

– Откуда ж мне знать? – Алевтина улыбнулась. – Мне поставили задачу осмотреть вас, всех четверых, и подтвердить, что вы в порядке.

– Троих, – Филин вопросительно посмотрел на Ерёмину.

– Четверых, – она кивком указала на одну из штабных машин. – Алексей там. Мне кажется, Ворончук шепчется с московским полковником как раз насчет него. Василий сразу предлагал вернуть Покровского в вашу группу. Похоже, у капитана появились новые аргументы.

– Появились, – Филин кивнул. – Если так, ситуация не выглядит безнадёжной.

– Трое или четверо… без разницы, – Воронцов в сомнении покачал головой. – Я могу примерно вообразить, что задумало наше командование. И мне это категорически не нравится.

– А что же наш драгоценный замполит? Почему его не привезли?

– Чтобы вы расчленили его и сожгли?

– Мы не мясники, – Филин с осуждением посмотрел на Алевтину.

– Извини, шутка получилась плохая.

– Просто сожгли бы, целиком. Стасенко оставили в резерве?

– Думаю, что так.

Ворончук закончил беседу с полковником и вернулся к штрафникам.

– Алевтина Дмитриевна, придется временно отпустить пациентов. Сначала с ними побеседует командование, а уж после вы их осмотрите. Я говорю о Филине и Васнецове. А вот Бадмаева и Покровского можете осматривать прямо сейчас, – Василий указал на штабную землянку. – Васнецов, Филин, нам туда. За мной, шагом марш.

Контрразведчик вошел первым, доложил о прибытии и представил бывших разведчиков. Представил, как подполковника Васнецова и капитана Филина. И никто ему не возразил. Значит, штрафное время действительно истекло.

Глаза привыкли к новому освещению быстро и Филин увидел, что в землянке больше генералов, чем капитанов. Первых было три, а вторых – только Вася, да сам Филин. А ещё было штук пять полковников. И один подполковник – Васнецов. Короче говоря, компания собралась представительная.

Какое-то время компания молча разглядывала бывших штрафников, затем один из генералов кивнул и по его молчаливому приказу откуда-то справа, из тени вышел ещё один полковник. Он прогулялся перед разведчиками, вернулся, встал почти напротив штрафников, но не спиной к генералам, и пророкотал сочным басом:

– Товарищи! Уполномочен довести до вашего сведения, что с этой минуты вы вступаете в должности командного состава отдельного батальона особого назначения. Ваш батальон будет сформирован на основе трех штрафных батальонов. Вам будут приданы необходимые специальные подразделения, минометно-артиллерийский дивизион и саперная рота. С вами будут взаимодействовать все необходимые подразделения и соединения всех родов войск.

Полковник взял паузу, как бы позволяя осмыслить услышанное. Ворончук подготовил разведчиков к чему-то подобному, но не сказал, что батальон будет не просто штрафбатом, а ударным кулаком столь приличного размера. Похоже, в целом речь шла о решающем штурме Кенигсберга и отдельному батальону осназа отводилась в этом штурме ключевая роль. Или не ключевая, а особая – соответственно «особому назначению», не суть важно.

Намного важнее был скрытый замысел, разгадать который не составляло труда. Отдельный батальон шел на верную смерть. До цели имели шанс дойти лишь четверо – бывшие разведчики Васнецова. Иначе не было смысла городить весь этот огород…

…Всю «мотивировочную» часть Филин пропустил мимо ушей. Включился опять, когда дошло до плана операции.

Капитан украдкой «срисовал» выражение лица Васнецова. Подполковник целиком и полностью разделял мнение Филина, пусть они пока и не обменивались этими самыми мнениями. Всё было написано у Васнецова на лице. А уж когда один из генералов обрисовал план наступления, всякая необходимость в разговорах вовсе отпала. Обоим бывшим разведчикам всё стало предельно ясно.

Батальон особого назначения шел на штурм расположенного в районе Кведнау форта номер три, он же форт «Король Фридрих III», самого важного, поскольку прикрывал железную дорогу, и самого крупного форта Кенигсберга. И шел батальон по кратчайшему пути – в лоб, прямиком на все имеющиеся в укреплении стволы.

В какой-то момент остаткам батальона предписывалось укрыться в окопах немецких оборонительных рубежей перед фортом и уже по ним совершить обходной маневр, но эта часть плана была от лукавого. Взять окопы отчаянные штрафники смогут, но сколько их к тому моменту останется? С кем совершать маневр? И что он даст?

Предположительно, если удастся продвинуться к сухому рву, окружающему форт, на правом фланге можно выйти на слабое место. Там батальон, по плану и должен прорваться в форт.

Но это если батальон, а не жалкая горстка уцелевших бойцов.

Да, форт номер три будут штурмовать ещё с двух сторон другие части. Вероятно, кто-то поможет. Но в успех всё равно верилось от силы на полпроцента.

– Боевая задача ясна? – Генерал вперился тяжелым взглядом в подполковника Васнецова.

– Так точно, – подполковник вытянулся.

– Товарищи офицеры, – генерал обвел взглядом присутствующих. – Есть дополнения, уточнения?

– Позвольте добавить, – из-за стола поднялся молчавший до сих пор «московский» полковник. Тот самый, с которым беседовал Ворончук перед началом совещания.

– Да, товарищ Фёдоров, добавляйте.

– Товарищам Васнецову и Филину следует понять одну очень важную вещь. Боевая задача должна быть выполнена любой ценой. Это вопрос стратегический. С вероятностью в девяносто процентов, от успеха зависит исход войны. Ни больше, ни меньше. Вы хорошо меня слышите, подполковник?

– Так точно… – Васнецов задумался.

– Форт будут штурмовать наши лучшие силы сразу с трех сторон. Удары будут наноситься мощные, чтобы сбить противника с толку и не дать ему сориентироваться, где планируется нанести главный удар… Хотите что-то спросить?

– А где на самом деле планируется нанести главный удар? Мы пойдем в лоб, на основные укрепления, а значит, потеряем большую часть личного состава. На главный удар сил нам не хватит. Если так, к чему эти разговоры об исходе всей войны?

– Не прорветесь вы, прорвутся ваши соседи слева или справа, – невозмутимо ответил полковник Фёдоров. – Я доведу мысль о стратегической важности операции до всех командиров. Но вас и ваших подчиненных из разведки мы выделяем в особую категорию… военных специалистов.