Текст книги "Секретный фронт (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Шалыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

11. Наши дни, Москва

«…Войска московского гарнизона, специальные подразделения КГБ, внутренних войск и милиции начали плановые учения «Великий Октябрь: взаимодействие 2017». В ходе учений на полигонах и в реальных условиях города будут отработаны схемы совместных действий в чрезвычайной ситуации. Главным координатором учений выступает Комитет государственной безопасности.

Руководство КГБ приносит извинения за возможные неудобства и призывает граждан отнестись с пониманием к ситуации, которая…»

Зимин отвернулся от большого экрана с медленно ползущими сверху вниз текстовыми блоками официальных новостей Москвы и региона, потер глаза и двинулся прогулочным шагом дальше в обход «башни».

Говорят, что если ты занят интересным делом, время летит незаметно, а если сидишь на скучной работе, оно тянется бельевой резинкой. Для себя Леонид давно развенчал этот миф, но каждый раз удивлялся, обнаружив, что время изменило ход. Могло замедлить, могло ускорить, и это не зависело от сути дела. То есть, интересная работа иногда делалась быстро и оставляла уйму времени на другие занятия, а иногда она же поглощала все часы и минуты, отведенные для бодрствования. Получается, прямой или обратной зависимости не было, а вот выкрутасы со временем – получите и распишитесь.

Эпизоды утренней главы шифрованных записей Леонид проглотил за час. Это с учетом расшифровки. Но дальше работа встала колом. Слишком много информации уместилось между строк этой странной главы. Всю её следовало осмыслить, привести к некоему знаменателю, а, возможно, и вывернуть «наружу мехом».

На всё это ушло втрое больше времени, плюс потребовался отдых с переключением на посторонние темы, вроде текущих новостей, и с прогулкой вокруг «башни».

«Что могут означать все эти намёки… да какие там намёки… прямые ссылки на секретные исследования немцев по теме ускоренной регенерации высших организмов? – Размышлял Зимин, пиная хвою и шишки. – Хвост у ящерицы это так… баловство. Далеко не то же самое, что встающий с земли человек с перерубленной шеей. Или тут есть какая-то связь? Что содержала та липкая жидкость в емкостях секретных вагонов? Стимуляторы, как сказала Ерёмина, это понятно. Но что ещё? Какое-то вещество, мгновенно восстанавливающее поврежденные органы? До каких высот «над уровнем современной медицины» поднялись немецкие ученые? Этот странный «сон Стасенко» – намёк на верный ответ или только вариант ответа? «Живые машины», которые были созданы в нацистских лабораториях, всё ещё живы?»

Мимо Леонида прошуршала импортная машина без шофера за рулем. Выехала из ближайшего гаража, медленно подрулила к «башне» и замерла на парковке, строго между белыми линиями разметки. Бортовой компьютер справился с простейшим заданием блестяще. Зимин проследил за маневрами машины и вернулся к размышлениям, но уже в другом ракурсе.

«Лейтенант Гришанин вынес диверсанту мозг – в прямом смысле, а не как нынешние депутаты на встречах с избирателями, но фриц сделал ещё несколько выпадов ножом, принял боевую стойку и не рухнул. Получается, его тело не подчинялось сигналам мозга? Как такое может быть? Где-то читал, что у больших динозавров имелось нечто вроде дополнительного мозга ближе к хвосту. Звучит, как шутка, но как ещё это объяснить? Нет, происходи всё сегодня, версии нашлись бы мгновенно – взять вот эту машину с автопилотом. Размещать процессор в голове у робота совсем необязательно. Но ведь тогда, в сорок четвертом, создать настолько человекоподобного робота было невозможно в принципе. Или немецкая электроника в те времена тоже «поднялась над общим уровнем» на недосягаемые высоты? Если так, куда всё делось после войны?»

Взгляд вернулся к машине. Между прочим, это было как раз немецкое авто марки «БМВ». В плане количества электроники на борту она уступала только отечественным «Чайкам», но по качеству этой самой электроники даже превосходила их. Впрочем, фокусы с парковкой или выездом из гаража умели проделывать все авто. Это вот доехать без водителя из пункта «А» в пункт «Б», да по городским улицам, могли только две-три модели, так называемые «флагманы», двух-трех марок. Кроме «Чайки» с «БМВ» ещё шведские «Вольво», ну и где-то рядом барахтались японские «Тойоты». Что из этого наблюдения следовало?

«Ничего. Будь германская электроника настолько «впереди планеты всей», сегодняшние машины из ГДР могли бы с места, без разгонных блоков улетать в космос или воспитывать детей. Нет. Техническая версия тоже не годится».

Леонид вернулся к нужному входу в здание, но в кабинет не поднялся. Невидимые громкоговорители пропели негромко, но отчетливо приглашение на обед и Зимин без раздумий направился к столовой. И только тогда понял, что проголодался. Или не понял, а просто так подумал. Почему-то ему казалось, что на самом деле есть он не хочет, но попасть в столовую ему необходимо. Его снова тянул «внутренний магнит».

В прошлый раз это обернулось «откровением» от безумного «садовника», что будет в этот раз? Пока Леонид не пытался даже предположить, но на всякий случай приготовился, что до столовой не дойдет, застрянет в очередном «уютном местечке для откровений».

К сожалению, или к счастью, предчувствия его обманули. Зимин протопал по своей дорожке до общего променада, слился с толпой деловитых обитателей лагеря и вскоре уселся за стол, сервированный к обеду.

И после плотного обеда ничего странного не случилось. Леонид вышел из столовой, отделился от толпы и побрел по своей тропинке в сторону «башни». Интересно, что внутренний магнит больше никуда не тянул.

«То есть, это был просто голод, а не магнит, – Зимин вздохнул. – Так не интересно! Где «садовник»? Где новые загадки?»

Странный «садовник» на мысленный призыв Леонида не откликнулся, зато ответил легким, но ощутимым зудом лежащий в кармане телефон. Да, никакого телефона у Зимина не было со вчерашнего вечера, когда Андрей Михайлович конфисковал «Электронику», но в кармане что-то вибрировало и это был именно телефон. Простецкий, бесплатный, такой, чтобы только позвонить или отправить плоскую картинку. Это Леонид определил на ощупь. Как он очутился в кармане? Кто бы знал!

Зимин свернул с тропинки под прикрытие деревьев и достал телефон из кармана. Номер вызывающего абонента не высвечивался. Фотографии тоже не было. Дурной тон, но… до приличий ли в такой ситуации?

Впрочем, на экране имелась элементарная заставка… зеленый фон и белый цветок, напоминающий нарцисс, на тонком, неуверенно изогнутом стебельке. Эдельвейс?!

– Я, – настороженным тоном ответил Зимин.

– «Я»? – Абонент усмехнулся. – Почему не «алло» или «да»?

– Что это значит?

– Ты не рад меня слышать?

– Варвара, я всегда рад тебя слышать. Просто объясни, что это за игры?

– Формулируй чётче, Зимин. Что конкретно тебя интересует?

– Всё. Так достаточно конкретно?

– Ты понял, с кем и чем имеешь дело?

– С КГБ. Я в гостях у Конторы, на загородной базе. Ваш библиотечный куратор меня опекает. Мне следует понять что-то ещё?

– Это не просто КГБ, это Политуправление.

– Не вижу каких-то особенностей…

– Ты уже смотрел по сторонам через тепловизор?

– Варвара, ты снова говоришь какими-то намеками. Прекрати, пожалуйста. Я смотрел через тепловизор, но ничего не понял. Ты, кстати, откуда знаешь? «Садовник» сообщил, он твой приятель?

– «Садовник»? – Варвара усмехнулась. – Пусть будет «садовник». Ты не поверил своим глазам, да?

– Люди с «холодными» контурами это роботы… или кто там… наполовину ящеры? Но твой «садовник» тоже не самый горячий тип. Как это понимать? Ты его очаровала, он проникся к нормальным людям светлыми чувствами и решил вывести на чистую воду свою родню? Допустим. Но при чем тут я?

– Ты ведь всё давно понял, Зимин. Просто не хочешь в этом признаваться.

– Ничего я не понял. На что ты опять намекаешь? На связь между «неубиваемыми» немцами и «холодными» людьми в этом лагере?

– Ты не видишь связи?

– Пока я вижу только странности. Вы с Репиным меня к чему-то подводите, используя одни и те же документы, но преследуя разные цели. Невероятно, но факт.

– И какую цель, по-твоему, преследует Репин?

– Пока не знаю, но явно не разоблачение несуществующего заговора в КГБ. Зачем ему баламутить воду в собственном пруду?

– То есть, правду озвучить ты ещё не готов, понятно, – Варвара вздохнула. – Какой ты осторожный.

– Я привык опираться на факты, а не домыслы и пересказы якобы вещих снов.

– Я уверена, ты поймешь, в чем подвох, когда изучишь документы полностью.

– Удивительно. Ты говоришь ровно, как майор. Он тоже убежден, что полная картина откроет мне глаза на что-то очень важное для государственной безопасности.

– Я говорю о подвохе. И даю тебе действительно полную картину. С двух сторон.

– С каких ещё двух сторон?

– В этом телефоне есть снимки немецкого документа. Взгляни на них. Надеюсь, ты справишься с переводом. После него у тебя точно не останется сомнений. Только не беги прямиком к Андрею Михайловичу.

– Сначала позвонить тебе? В какую игру ты играешь на самом деле? Чего хочешь добиться реально?

– Скоро поймешь. В немецком документе, кстати, сказано, что «неубиваемые», как ты выразился, немцы жили на самом деле всего несколько месяцев, а потом увядали и высыхали, словно сорванные эдельвейсы. Красиво сказано, правда? Давай, Зимин, просвещайся дальше. Целую тебя в умную макушку.

12. Ноябрь 1944 года, Восточная Пруссия

Русский, идущий в полный рост по нейтральной полосе, произвел на солдат 131 дивизии вермахта не меньшее впечатление, чем горящий, но не падающий диверсант – на красноармейцев в окопах напротив. Рискуя вновь вызвать минометный ответ противника, солдаты взяли странного бойца в камуфляже на прицел двух крупнокалиберных пулеметов и расстреляли, а вернее – разнесли в клочья. Удивительно, что свалился странный русский только когда пули перерубили ему ноги. До этого, потеряв половину туловища, он продолжал уверенно шагать. Многие солдаты воевали на Восточном фронте давно, однако ничего подобного не видели ещё ни разу.

Наблюдавший за всем этим лейтенант перекрестился и вдруг снова поднял бинокль. На нейтральной полосе шевелился кто-то ещё. Он не шел в полный рост, полз, и гораздо правее, но был одет в такой же камуфляж, как и уничтоженный только что русский.

Лейтенант сполз в окоп и бросился вправо, попутно собирая группу захвата из наиболее опытных солдат.

Когда второй русский дополз до немецких окопов, группа была уже на месте. Так что, встретили лазутчика «радушно» и скрутили крепко. Впрочем, он и не сопротивлялся.

Когда пленного обыскали, изъяли у него оружие и документы и подняли на колени, лейтенант присел напротив. Раскрыв документы, он с трудом, но всё-таки прочитал звание пленного и его фамилию.

– Майор Золкин?

– Довольны собой, лейтенант? – Смерив офицера необычным, каким-то леденящим душу взглядом, спросил лазутчик на прекрасном немецком. – Теперь можете порвать эту фальшивку.

– Документы фальшивые? Вы не майор Золкин? Кто же вы такой?

– Майор Харальд фон Хиршфельд. Особый диверсионно-разведывательный отряд. Зачем вы разнесли в клочья Макса?

– Кого?

– Оберлейтенанта Макса Лемке. Он шел сюда в полный рост.

– Мы… не знали, кто это… – офицер собрался. – Как вы можете доказать, что тот, за кого себя выдаёте?

– Пока никак. Ведите меня в штаб. Вы в любом случае собирались это сделать, не так ли? И ещё, лейтенант, пока не рассвело, соберите останки моего подчиненного, хорошенько облейте бензином и сожгите дотла. Это очень важно...

…В штабе пехотной дивизии майор фон Хиршфельд не задержался. Ещё до рассвета за ним прибыл кортеж из трех машин, набитых офицерами СС, а первые лучи солнца Харальд увидел уже в Кенигсберге, когда машины проезжали по мосту через реку Прегель, в направлении острова Кнайпхоф. Недолго попетляв по узким улочкам основательно подпорченного бомбардировками союзной авиации исторического центра города, кортеж въехал в небольшой двор, образованный четырьмя крепкими старыми зданиями.

Удивительно, что эти здания уцелели. В них попадали бомбы, и не раз, но ни одна не причинила серьезного вреда. Небольшие бомбы старинную кладку и даже крыши не брали, а крупные – не взрывались. По какой мистической причине так случилось около десятка раз, никто ответить не мог. Или не хотел.

Харальд не раз спрашивал об этом у штандартенфюрера СС Отто фон Штиля, который вот уже второй год экспериментировал в подвалах четырех зданий, имеющих один адрес – Кенигсберг-13. Но штандартенфюрер только усмехался и пожимал плечами. Лишь однажды он ответил, да и то весьма уклончиво.

– Задайте этот вопрос представителям Аненнербе, мой дорогой Харальд. Они двумя этажами выше. А лучше занимайтесь своими делами. Вас и ваших лучших егерей направили помогать мне в проекте «Серебряная рысь», вот и помогайте. А всё остальное пусть останется вне поля зрения.

– Ваш проект связан с делами Аненнербе?

– Мой проект лишь отчасти интересен этой организации, в нем слишком мало мистики, – Отто вновь усмехнулся. – Чистая наука заумна и скучна по мнению этих господ. Вот если бы вы нашли на том перевале волшебную палочку, превращающую простых солдат в боевые машины… или с помощью нашей сыворотки могли бы подниматься в бой мертвецы – другое дело. А эксперименты в области биохимии, фармакологии, физиологии… да ещё с живыми, а не мертвыми… скукота! Они во всё это не вникают из принципа. По-моему, они решили для себя, что мы просто разрабатываем новые таблетки-стимуляторы. Они даже ворчат, я слышал сам, что моей лаборатории не место в таком сакральном месте, что нас лучше переселить в бункер для химических экспериментов. Наш проект слишком научен.

– Вы считаете, что появление «образца номер один» имеет научное объяснение?

– Я не ищу объяснений, Харальд, а использую, если это возможно, попавшие мне в руки инструменты. Найденный вами на Кавказе «образец номер один» стал основой и материалом, а заодно инструментом научного исследования, которое вот-вот даст ощутимый практический результат. Это всё, что требуется знать. Причина появления «образца» вторична. Во всяком случае, пока идёт война. Нечто защищает эти здания от вражеских бомб – такова данность. Причина также вторична. Если на то будет разрешение сверху, нам откроют её после войны. Смотрите на вещи проще, Харальд.

С момента этого разговора прошло чуть больше трех месяцев и фон Хиршфельд убедился, что Отто чертовски прав. Штиль доказал, что его лаборатория имеет право не только на существование, но и на высшую степень защиты, которую неведомым образом ей обеспечивали другие секретные организации, подразделения и отделы, расположенные по адресу Кёнигсберг-13.

Первые испытания были проведены на берегу залива в Пиллау, затем, точечно, на разных участках фронта, и, наконец, состоялся главный эксперимент в окрестностях Гумбиннена. Прибывшие из Берлина кинооператоры снимали всё на цветную пленку, а коллеги из службы имперской безопасности записывали на магнитную проволоку комментарии приглашенных экспертов. Полевые испытания сыворотки Штиля прошли успешно, и майор Харальд фон Хиршфельд также успешно выполнил свою боевую задачу – не оставил русским шансов разобраться с секретным снадобьем, уничтожив все улики.

Штиль мог с чистой совестью праздновать научно-практическую победу. На зависть другим коллегам из Аненнербе. Теперь у него имелось средство, которое могло реально сделать солдат на порядок эффективнее. И это был не стимулятор, это была действительно «сыворотка победы».

– Можно докладывать в Берлин, – потирая руки, заявил фон Штиль, выслушав рапорт Харальда.

– Есть одна недоработка, – признался майор. – Думаю, мне стоит вернуться за линию фронта. Я обнаружил, но не смог прихватить с собой «образец номер один».

– «Образец»? – Штиль удивленно вскинул брови.

Получилось у него как-то неубедительно. Он словно и без Харальда знал, что исчезнувший из лаборатории месяц назад «образец номер один» находится на той стороне. А ведь формально утрата образца могла стоить Штилю карьеры, а то и жизни. До сих пор об этом инциденте знали только пять-шесть человек, но в любой момент правда могла открыться. Штиль это понимал, однако, и в течение месяца после пропажи «образца» вел себя подозрительно спокойно, и сейчас отреагировал довольно странно. Удивление было сыграно плохо. Любой приличный режиссер сказал бы «не верю».

– Так точно, штандартенфюрер. Я чувствую свою ответственность. Пусть я и не занимаюсь охраной. Всё равно, его исчезновение – в том числе и моя недоработка.

– Вы напрасно вините себя, дорогой Харальд. Со своими задачами вы справляетесь блестяще. Вы даже едва не перевыполнили план. Всё-таки погружение в роль русского майора даёт о себе знать.

Штиль явно хотел свести всё к шутке и закрыть тему, но Харальд не сумел перестроиться на новую волну. Он считал, что дело слишком серьезное, чтобы от него так вот запросто отмахиваться. Да, из Книгсберга-13 проблему не решить, но обсудить-то её имелась и возможность, и необходимость.

«Основа, материал, а заодно инструмент» грандиозного эксперимента находился в стане врага, против которого эксперимент и был обращён. Разве не повод для аврала? Почему же Штиль пытался отмахнуться и вертелся, словно угорь на сковородке? Об этом следовало задуматься. Только лучше молча, сопя в тряпочку, как говорили русские.

– Мне помешала довольно странная компания русских, – всё-таки продолжил Хиршфельд. – Я не специалист в ваших исследованиях, но почему-то у меня возникло чувство… что они причастны к эксперименту.

– Не понимаю вас, Харальд, – Штиль вновь удивился, теперь искренне. – Как могут быть русские причастны? Через мою лабораторию уже давно не проходят пленные, вы же знаете.

– Мне тоже интересно, каким образом их мог коснуться ваш эксперимент. Может быть, здесь замешан как раз «образец номер один»? Собственно, чтобы всё это выяснить, а уж затем вернуть «образец», я и хочу отправиться обратно.

– Нет, Харальд. Рисковать вами я не могу. Даже ради «образца номер один». Вы слишком ценный кадр. К тому же, вы засвечены! Вас схватит СМЕРШ, как только вы объявитесь!

– Но ведь «образец» это сокровище, вы сами говорили ещё в сорок втором и повторяли два-три месяца назад. Достояние Рейха. Чтобы его вернуть, позволительны любые действия, вплоть до войсковой операции. Я хорошо это помню. Что изменилось за два месяца? «Образец» исчерпал себя и обесценился до ломаного пфеннига?

– Не хотел вас огорчать, Харальд, но… – Штиль вздохнул и сделал вид, что вынужден признаться, – на самом деле вы и сегодня не должны были рисковать. Я давно знаю, где находится «образец». Его контролирует наш агент. Или даже группа агентов, в подробности я не вдаюсь.

– Почему же они не возвращают «образец»?

– Безусловно вернут, – Штиль торопливо кивнул. – Только это надо сделать, не привлекая внимания. Ни русских, ни наших. Вы же понимаете, почему требуется именно такая скрытность. Если поднимется шумиха… по любую сторону от линии фронта… нам несдобровать. Всем!

Харальд не верил Штилю, по-прежнему чуял подвох, но язык всё-таки прикусил. Отто был очень многослойной личностью. Иногда он вел себя как настоящий ученый, одержимый своими идеями, научной истиной, и мучимый жаждой познания, но иногда мог запросто превратиться в типичного офицера СС, циничного, надменного, беспощадного. А чуть позже он вдруг преображался в обывателя-интеллектуала, только и способного, что рассуждать на всякие никчемные темы или философствовать, подражая одному знаменитому уроженцу Кенигсберга. Сегодня фон Штиль собирался показать себя ещё с одной стороны – изобразить делового человека, который добился выдающихся результатов и намерен заставить всех проявить уважение. Даже высоких гостей из Берлина.

Естественно, вскрытые Харальдом неувязки мешали Отто настроиться на триумфально-деловую волну. Вот он и отмахивался, да выдумывал поводы для отсрочки свидания с прежними проблемами.

Возникшая пауза была воспринята Штилем, как точка и Харальд не стал делать из неё многоточие.

– Понял вас, Отто.

– Чудесно, мой друг, – Штиль заметно расслабился. – В ваше отсутствие произошло множество позитивных перемен. В первую очередь, наш эксперимент перешел в разряд рабочих проектов! Я только что закончил письменный отчет, а наш куратор из Берлина собрал все материалы. Он готов отвезти всё и запустить механизм согласований. Положительное заключение гарантировано, сомнений нет. Однако, Харальд, мы с вами опытные бойцы, верно? Знаем, что страховка никогда не бывает лишней. Вы согласны?

– Конечно, Отто. Что от меня требуется?

– Самая малость. Мы сейчас пойдем к нашему куратору и вы расскажете то, что докладывали мне в 1942 году в палатке у генерала Ланца, когда я впервые увидел «образец номер один». Хорошо?

– Никаких проблем, штандартенфюрер.

– Спасибо, мой друг. Только, Харальд… если будет задан вопрос где теперь «образец», прошу вас отвечать «в надежном убежище под охраной моих егерей». Ложь чудовищная, понимаю, но…

– Я сделаю, как вы просите, – Харальд кивнул.

– На вас всегда можно положиться, мой друг!

Дело было, конечно, не в дружбе. Кроме титулов, у фон Хиршфельда и фон Штиля не было ничего общего, какая тут дружба? Просто Харальд был в курсе, какими крупными фигурами играет Штиль и на сколько ходов вперед просчитывает свои партии. Штандартенфюрер не просто юлил, когда речь заходила о якобы пропавшем «образце номер один», он вёл какую-то игру. Очень сложную, весьма рискованную, наверняка прибыльную. Гроссмейстер-интриган – это был ещё один слой личности Отто фон Штиля, ещё одна его маска. И, надо признать, маска успешная. Почему бы ни урвать свою долю успеха, подыграв Штилю?..

…Берлинский гость расположился в кабинете напротив лаборатории, поэтому петлять по подвальным закоулкам, полным загадочных теней и коварных сквозняков, не пришлось. Невзрачный мужчина в режущем глаз цивильном костюме курил и вяло листал отчет фон Штиля. Наверняка он перебирал листки не в первый раз. Увидев Отто и майора, невзрачный заметно оживился, встал из-за стола и пожал Хиршфельду руку.

– Я ознакомился со всеми деталями, – заверил он, когда отзвучало вступительное слово Штиля. – Ваш рассказ, майор, нужен мне скорее, как живая иллюстрация, подтверждение из первоисточника. Я верю каждому слову Отто, но… сослаться на первоисточник намного эффектнее, не правда ли?

– Так точно, – Хиршфельд сел в предложенное кресло. – Изложить коротко или подробно?

– Как вы рассказали это штандартенфюреру?

– Тогда я был ещё штурмбанфюрером, – с улыбкой заметил фон Штиль, направляясь к секретеру. – Подробности не нужны, Харальд, только то, что относится к «образцу номер один».

– Хорошо, изложу именно так, – Хиршфельд кивнул. – Это случилось в середине августа 1942 года на Кавказе…

…– В тот день в упорном бою за Клухорский перевал героически погибли егеря, заходившие на позиции противника с фланга, по особо сложному маршруту. Их вел местный проводник, старый знакомый генерала Ланца, заядлого альпиниста, до войны порядком исходившего Кавказские горы. Именно благодаря этому маневру, удалось вскрыть оборону врага и обеспечить взятие высоты – быстрое, хотя и с потерями. Группа наших героев также была потеряна. Русские взорвали мины и егерей унесло лавиной вместе с проводником. Прихватила эта лавина и добрую треть вражеских солдат.

В ущелье нам удалось найти только кое-что из снаряжения и несколько трупов. В том числе, вражеских. Тела превратились в кровавое месиво. Я видел это сам. Поскольку некоторые останки было тяжело опознать даже по форме, в лазарет притащили все.

– Разве так бывает? – Берлинский гость взглянул на Отто.

– Бывает ещё и не так, – фон Штиль достал из секретера коньяк.

– Кровь пропитала остатки одежды насквозь, – пояснил Харальд. – Местами было невозможно определить, где куски кожи, а где обрывки ткани. Фарш, как я и сказал.

– Ужасно, – гость поморщился.

– Однако прошли сутки, и вдруг к генералу заявился врач из лазарета. Он сообщил, что один из русских на самом деле жив.

– Жив? Этот… фарш?

– Вот именно. Ланц не поленился пойти и посмотреть лично. Но поскольку он не видел изначального состояния тела, то вызвал меня. И, если честно, я был поражен. Вместо куска фарша на носилках лежало вполне оформленное тело, только всё – сплошной синяк. И этот «синяк» дышал!

– Невероятно, правда? – Вновь вмешался Отто. Он поставил на стол рюмки и налил коньяк. – Прошу.

– Утром я снова явился в лазарет – одолело любопытство, и меня встретил не только врач, но и наш… будущий «образец номер один». Он ещё не мог самостоятельно передвигаться, однако пришел в сознание и выглядел почти прилично, синяки остались только местами. На мои изумленные расспросы он ответить не мог, хотя говорил я с ним по-русски. Но «образец» молчал не потому, что не хотел говорить. Просто он и сам ничего не понимал. Всё происходящее было для него таким же шоком, как и для нас.

– Вы ему поверили?

– А что мне оставалось? Генерал предпочел на эту тему не рассуждать. Другие офицеры взяли с него пример и сделали вид, что ничего не происходит. Я спросил врача, но тот ответил неопределенно. Сослался на то, что Кавказ славится долгожителями, почему бы ни быть и вот таким, как «образец»… неуязвимым? Но меня эта версия не устроила. «Образец» не был местным жителем, это первое. К тому же, выжить после тяжелой травмы и десяти операций или практически воскреснуть из мертвых без врачебной помощи – разные вещи, согласитесь. То есть, в основе второго варианта должно лежать нечто иное – либо мистическое, либо научное, но лежащее за гранью понимания современной медицины.

– К тому моменту генерал Ланц уже связался с организацией, уполномоченной заниматься прикладной мистикой и наукой «за гранью», – вставил фон Штиль и указал пальцем в потолок, явно намекая на расположенные этажом выше подразделения Аненнербе. – И в расположение горнострелковой дивизии «Эдельвейс» был откомандирован я.

– Вскоре в лагерь горных стрелков прибыл Отто, – Хиршфельд кивнул. – Мы передали ему «образец номер один», и на какое-то время я выкинул историю из головы. Вновь окунуться в гущу событий, связанных с «образцом» мне приказали полгода назад, когда начались полевые испытания сыворотки, созданной на основе крови «образца номер один». Для меня загадка, почему Отто привлек именно меня…

– Кого же ещё? – Штиль усмехнулся. – Вы его нашли, вам и пожинать плоды.

– Честно говоря, не вижу связи, но пусть это останется на вашей совести, Отто, – Хиршфельд отсалютовал рюмкой. – Всё остальное, как понимаю, изложено в отчете…

…– Это впечатляющий рассказ, – после небольшой паузы признал берлинский куратор. – Я уезжаю в столицу с чистым сердцем. Ваш рапорт, Отто, магнитные записи бесед с экспертами и кинопленку с фильмом о «солдатах победы» прочитают, услышат и увидят на самом высоком уровне. Думаю, сам фюрер найдет время ознакомиться с этими материалами. Я даже убежден, что так и будет. Вы можете не теряя времени готовить большую партию вашей сыворотки.

– Отправим её в войска? – Штиль заметно воодушевился. – На какой из участков фронта? Вопрос не праздный. От дальности зависит способ транспортировки, упаковка, сопутствующее оборудование…

– Первая партия останется здесь, в Кёнигсберге. Майор фон Хиршфельд, вы по-прежнему будете контролировать применение сыворотки. Вас назначат специальным помощником коменданта. Вам предстоит взять под командование особое подразделение «смешанного формирования». Всё, как было на генеральных испытаниях. Ваши егеря станут командирами, а солдатами будут «воины судного дня», как вам такое название, Отто? По-моему, оно тоже подходит.

– Безусловно, мой генерал.

– Моё подразделение будет штурмовым? – Хиршфельд вновь почуял подвох, теперь скрытый в словах этого генерала в штатском.

– Нет, майор. Подразделение будет охранять очень важный объект. Максимально важный.

Звучало многообещающе, однако Харальд не сумел скрыть, что слегка разочарован. Его, горного стрелка, понизили до охранника? Для чего тогда нужны, например, войска СС? Вслух он, конечно, ничего такого не сказал, но замаскированный генерал уловил недовольство егеря.

– Не хмурьтесь, Харальд, я обещаю вам самое важное дело в жизни. Возможно, именно ваше подразделение выполнит одну из главных боевых задач в этой войне.

– Нас забросят в Москву, мы вломимся в Кремль и убьем Сталина?

– Нет, – генерал отреагировал на дерзость Хиршфельда снисходительной улыбкой. – Но направление вашей мысли верное. Когда придет время, вы всё поймёте.

* * *

Ноябрь 1944 года, Мариамполь

Родными стенами могут стать и чужие. Важно, что в них вместилось. В стенах бывшего немецкого госпиталя расположился госпиталь советский, родной. Ну вот и все основания называть стены родными и поправляться в них быстрее, чем в любых других. А если учесть горячий душ и большой флакон ароматного жидкого мыла, выменянный на тушенку в прошлое воскресенье на местном рынке, предпосылок для скорой поправки становится намного больше. Ведь горячую воду и мыло можно умножать на два.

Доктор Ерёмина вернулась из душа в свой кабинет, заперла дверь, переоделась и накинула белый халат. Сушить волосы она не стала. Это было делом долгим, поэтому Алевтина лишь вытерла их и надела врачебную шапочку.

Проверив, лежит ли, как обычно, в кармане марлевая повязка, Ерёмина вновь покинула свой кабинет и быстрым шагом направилась к операционным. Если взглянуть со стороны, никаких признаков отравления «немецкой дрянью» больше не наблюдалось. Шла Алевтина ровно, не покачиваясь, энергично, да и выглядела свежей и бодрой.

На самом деле так всё и было. Чувствовала себя Алевтина отлично. Наверное, потому, что никакого отравления на самом деле и не было. Закатанный рукав, шприц, конвульсии… это всё отвлекло внимание прибежавших офицеров и ни один из них не удосужился найти след от укола. Дырочка маленькая, понятно, не от пули всё-таки, да только всё равно заметная, особенно на женской нежной коже.

Этот спектакль дался Ерёминой нелегко, но зато спас жизни одним и души другим, она могла собой гордиться. Бомбежка, конечно, всё испортила, большинство «спасенных» Алевтиной погибли, но тут уж претензии к высшим силам. К богу, к судьбе, к стечению обстоятельств… кто во что верит.

От большого коридора оперблок был отделен высокими стеклянными дверями, которые сейчас были почему-то распахнуты.

Алевтина зашла в предоперационную, из которой открывались ещё три двери. За двумя светились только синие лампы, шла санобработка, а в третьей комнате горел яркий свет и негромко переговаривались люди. Ерёмина заглянула в операционную.