Текст книги "Секретный фронт (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Шалыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Хирург «размывался». Он уже снял перчатки и фартук. Над столом склонились ассистент, медсестра и анестезиолог.

Хирург вышел в предоперационную и снял повязку.

– Алевтина Дмитриевна, мое почтение! Как ваше драгоценное самочувствие?

– Хорошо, Яков Лейбович. Просто на удивление.

– Повезло вам. Говорят, бомбежка была страшная.

– Не в первый раз так повезло. В сорок втором, в Нальчике наш госпиталь вовсе сровняли с землей, но я выжила. Как там товарищ Филин?

– Как вам сказать, чтобы не согрешить против ветра, – хирург вздохнул и достал папиросу. – Капитана Филина привезли почти холодным, прямо-таки комнатной температуры, вот в чём проблема. Сердечная деятельность была близка к нулю, тампонада… Мы вынули сгусток размером с кулак и тут я преувеличиваю, вопреки обыкновению, самую малость! Ушили всё, что протекало, но вы же понимаете… я не великий специалист.

– С вашим-то опытом, Яков Лейбович! Не прибедняйтесь.

– Хорошо, не буду. Ушили всё аккуратно, чисто, большой кровопотери удалось избежать. Сейчас сердце вроде бы восстановило ритм. Состояние тяжелое, но стабильное.

– Спасибо вам, доктор, – Ерёмина пожала хирургу руку.

– Полно вам, доктор, – Яков Лейбович хитровато усмехнулся. – Вам точно не нужна моя квалифицированная помощь? Царапины, порезы, ушибы, прыщики в неожиданных местах… я могу посмотреть и обработать.

– Док-тор! – Алевтина улыбнулась в ответ и погрозила хирургу пальцем. – Давайте, без профессионального романтизма.

– Б…ь! – Вдруг воскликнул кто-то в операционной.

Почти одновременно громыхнул опрокинутый столик, брякнули лотки и зазвенели, рассыпаясь по полу инструменты.

– Галя, держи его! Иван Сергеевич, что с наркозом?!

– Минутку, – Яков Лейбович кивнул Ерёминой, развернулся и быстро вошел в операционную. – Что за шум и классовая борьба?!

– Отошли все! – Вдруг рявкнул ещё кто-то голосом, похожим на голос Филина. – Что вы тут делаете?! Отошли, я сказал!

Ерёмина бросилась к двери операционной.

– Что происходит, Яков Лейбович?!

Алевтина выглянула из-за плеча хирурга и замерла, шокированная уведенным.

– Ничего особенного, – запоздало ответил хирург. – Ваш Филин оказался неблагодарным засранцем. Мы вынули из него финку, а он теперь машет ею направо и налево. Он может кого-нибудь поцарапать.

– Я повлияю, – Алевтина шагнул к столу, рядом с которым стоял голый Филин с окровавленным ножом в руке.

Глаза у капитана были бешеные и взгляд поначалу не фиксировался. Но с каждым мигом в глазах у Никиты появлялось всё больше и больше осмысленности. Впрочем, более заметной была не эта метаморфоза. Едва зашитая рана на груди у Филина заживала. Не прошло и минуты, как она стала выглядеть рубцом двухнедельной давности, из которого почему-то забыли удалить нитки.

На метаморфозу обратили внимание и другие.

– Да-а… швы пора снимать, – негромко и как-то чересчур невозмутимо проронил Яков Лейбович.

– Чем снимать-то? – Проворчала медсестра Галя. – Инструмент весь на полу.

– Филин! – Позвала Ерёмина. – Никита! Слышишь меня? Успокойся, всё в порядке! Ты в госпитале, тебя лечат, ты скоро поправишься.

– Можно было без наркоза, – обращаясь к хирургу, тихо сказал анестезиолог. – Столько добра перевели.

– Во время операции всё ведь по-человечески шло, – Яков Лейбович пожал плечами. – Нет, без наркоза он мог двинуть. А так… посмотри на него. Корсар Карибского моря, с кортиком. Беспощадный разбойник Бармалей. Сколько продлится фаза возбуждения, как думаешь?

– Думаю, вы не о том думаете, коллега, – анестезиолог покачал головой. – Это не шоковое возбуждение, это что-то другое. Взгляни на шрам. Почти исчез.

– Они обо мне говорят? – Филин сфокусировал взгляд на Ерёминой.

– О тебе, – Алевтина указала на финку. – Ножик брось.

Никита опустил взгляд. Обнаружив, что стоит посреди операционной голым, он резко прикрылся рукой и положил финку на стол.

– Фриц промазал, да? – Капитан ощупал грудь. – Не больно даже.

– Ущипни, а то проснуться не могу, – попросил ассистент хирурга медсестру.

Галя без промедления выполнила просьбу и ассистент вздрогнул.

– Не промазал, – ответила Филину Алевтина. – Ты очень быстро поправился, после того, как товарищи хирурги вытащили нож и зашили рану.

– Так бывает? – Никита поднял взгляд на Якова Лейбовича.

– Теперь бывает, – хирург пожал плечами. – Но вам всё равно лучше прилечь, капитан. Галя, каталку.

– И куда? – Спросила медсестра, направляясь к двери.

– В третью палату.

– К тем двоим?

– Да. Случай похожий.

– А «те двое», это кто? – К хирургу обернулась Ерёмина.

– Пациенты с баротравмой. Утром поступили. «Катюшами» накрыло, вызвали огонь на себя. Мы подозревали разрывы внутренних органов, обширное внутреннее кровотечение, но… к вечеру они уже спокойно ходили по корпусу.

– Ложись, – Ерёмина указала Никите на каталку. – Сама тебя отвезу.

– Да я… дойду.

– Голый и без тапочек? – Вмешалась Галя, разворачивая простыню. – Ложись, говорят. Алевтина Дмитриевна, там свободная койка у окна, нижнее бельё в тумбочке.

– Спасибо, – Ерёмина придержала Филина, пока он укладывался на каталку, накрыла его простынкой и вывезла из операционной.

– Кто-нибудь верующий? – Когда за Алевтиной закрылась дверь, спросил Яков Лейбович.

– Всё вам расскажи, – буркнул анестезиолог. – Я в Партии с тридцать седьмого. А что?

– Ощущаю потребность произнести молитву, но не знаю ни одной.

– Есть альтернатива, – анестезиолог подмигнул медсестре. – Галя, будь добра, разведи нам… по сто грамм.

– Ночь на дворе, – буркнула медсестра. – Хоть бы до утра подождали… для приличия.

– Нервы не ждут, требуют успокоения.

– И ещё неизвестно, какое будет утро, – продолжил мысль коллеги Яков Лейбович. – Даже если не поступят другие… такие же, как Филин… хлопоты нам обеспечены. Этот случай спустить на тормозах не выйдет. Это вам не внутренняя травма, которая то ли была, то ли нет… это…

– Всё начальство и СМЕРШ в придачу, – подсказал ассистент. – В гости к нам.

– Галя, разводи! – С заметной тоской в голосе, теперь уже не попросил, а потребовал анестезиолог.

* * *

Всё, что сказали врачи, отложилось в памяти у Филина отчетливо, да только осмыслил он эту информацию с запозданием – лежа на каталке. Точнее, в тот момент, когда откуда-то вдруг возник ефрейтор Покровский, в белой санитарской куртке поверх формы. Алексей перехватил у Ерёминой каталку и ловко завёл её в палату номер три – удивительно маленькую, всего на шесть коек и единственную с зарешеченным окном. Нет, решетка была старая и условная, из тонких прутьев, наверное, раньше в этой комнате располагалась какая-то канцелярия или хранились матценности, но факт немного покоробил.

Филин уселся на каталке и осмотрелся. Его прибытия ожидали двое. Подполковник Васнецов и старшина Бадмаев. Оба в больничных халатах. Командир смотрел на нового обитателя чуть иронично, а Бадмаев расплылся в искренней улыбке до ушей.

Никита покосился на Покровского, затем на Ерёмину и хмыкнул.

– Все в сборе?

– Все, это кто? – Вдруг послышалось со стороны двери.

Филин обернулся.

– Теперь точно все, – он кивком предложил войти. – Присоединяйтесь, товарищ замполит… к пролетариям всех стран.

– Ты это! – В палату вошел подполковник Стасенко. – Думай, о чем шутишь. Ну так что? Кто тут собрался, по твоему мнению?

– Вы-то как тут очутились? – Удивленно спросила Ерёмина.

– По контузии.

– Не в госпитале, в палате. Как вы нас нашли?

– Приснилось, – Стасенко усмехнулся. – Не увиливайте от прямого ответа. Вопрос задан всем, товарищи разведчики. Вам, доктор, тоже.

– Собрались и собрались, – буркнул Покровский. – Так получилось. Свободная палата тут одна.

– Товарищ подполковник намекает на мистическую предопределенность событий, как я понимаю, – сказал Васнецов и теперь адресовал снисходительную усмешку подполковнику Стасенко.

– Это ж мракобесие, – Филин тоже усмехнулся.

– Вы оделись бы, товарищ капитан, – недовольно парировал Стасенко, – а то сидите при женщине в одной простынке, словно римский фараон!

Услышав про «римского фараона», Васнецов, Ерёмина и Филин не удержались и покатились со смеху. Покровский присоединился секундой позже.

Бадмаев продолжал улыбаться до полного смыкания глазных щелочек, но просто радуясь возвращению Филина.

– Отставить ржач, – через силу приказал Васнецов. – Товарищ Стасенко на самом деле задал серьёзный и глубокий вопрос. Есть мнения?

– Ой, уморил, – Ерёмина смахнула с ресниц слезинку. – Всё, что я могу сказать – всем повезло.

– В чем? – Стасенко поначалу насупился, но быстро отошел.

– Вы не понимаете? Каким-то образом к вам в организм попала немецкая дрянь. Та самая, из секретных вагонов. Поэтому вы все живы и здоровы.

– Это везение?! – У Стасенко заметно вытянулась физиономия. – Мы отравились какой-то химией и вы называете это везением?!

– Давайте, без эмоций, – вмешался Васнецов. – Насколько это возможно.

– Как это без эмоций?! – Стасенко почти подпрыгнул. – Мы можем завтра умереть! Или превратиться в таких же… как те… которых вы гранатами…

– Не превратимся, – уверенно сказал Филин. – Немцы под этой дрянью становились неубиваемыми берсерками, тут сходство есть, только тупыми, как бараны. Если впереди не шел козел… в эсэсовской форме или в камуфляже, они сбивались в кучу и стояли.

– В одном из наших случаев и тут нет разницы, – буркнул по обыкновению Покровский, стараясь не поднимать взгляда на Стасенко.

Политработник всё понял, задохнулся от возмущения и начал багроветь.

– Соглашусь с товарищем капитаном, – торопливо вмешалась Алевтина. – Немецкая дрянь делает из солдат неубиваемых берсерков. Как она действует – понятно только немецким изобретателям этого вещества, но очевидно, что мозги у берсерков работают плохо. В случае же с Филином, да и с вами, система рушится. Вещество такое же, но эффект другой. Все в здравом уме. Почему?

– Вы опять уходите в сторону, – заметил Стасенко.

– Никуда мы не уходим, – возразил Филин. – Просто на ваш вопрос ответа нет. Насчет наших… метаморфоз… правильно? – Он взглянул на Еремину, а затем на Васнецова. Оба кивнули. – Тоже нет ясности. Но лично меня больше волнует другой вопрос: что дальше? Каким боком всё это нам выйдет?

– Вот! – Вечный скептик Покровский поднял палец кверху. – Практичный подход.

– Каким – не знаю, но боком – точно, – сказал Васнецов.

– Все молчи давай, – вдруг оживился Бадмаев. – Сюда много-много человек иди. Сердитый впереди. За ним четыре думать много, не верить чему-то. Ещё трое выпили. Мало-мало, по сто грамм.

– Вот прямо по звуку определили? – Недоверчиво спросила Ерёмина и перевела удивленный взгляд со старшины на Филина.

– С гарантией, – Никита кивнул. – Сами увидите…

…«Сердитым», топавшим впереди всех, оказался старший лейтенант Ворончук. За ним в палату вошли два пожилых врача довольно заспанного вида и два офицера абсолютно не кадрового пошиба. При этом оба носили форму летчиков. Филину это противоречие резануло по глазам. «Летчики» выглядели максимум операторами аэростатов, но имели майорские погоны и даже орденские планки на груди.

Трех замыкающих Филин уже знал. Яков Лейбович, его ассистент и анестезиолог выглядели крайне уставшими после сложной операции. Последний так вообще едва стоял на ногах. И когда успели?

То есть, Бадмаев ошибся только в дозе. Остальное сошлось. Но Еремина не успела выразить своё восхищение бурятскому следопыту. Старший лейтенант ОКР СМЕРШ Ворончук начал с места в карьер.

– Вся шайка в сборе! – Вася вел себя, как Стасенко на партсобрании, причем было не понять, всерьёз он или так жёстко разыгрывает. – Какая приятная неожиданность! Даже подполковник Стасенко здесь! Предупреждаю на берегу, граждане, за дверями конвой, во дворе – взвод автоматчиков! Ведём себя тихо, отвечаем на вопросы чётко, сидим ровно, не ёрзаем! Вам всё понятно? Вопросы?

– Одеться можно?

– Валяй, Филин. Хотя так, конечно, виднее, что отстреливать при попытке к бегству.

– Не поможет, – сдержанно икнув, сказал анестезиолог. – Как у ящерки хвост – чпок!.. и снова вылезут.

– Това-арищи! – Возмутился Стасенко. – Где ваша культура и совесть?!

– Это нам и предстоит выяснить, – Ворончук прищурился и обвел всех «длинным» взглядом. – Ну так что, есть желающие сделать чистосердечное признание?

– В чём? – Спросил Васнецов.

– В том, что вы боги! – Анестезиолог глупо хихикнул.

Ворончук зыркнул на троицу врачей и Яков Лейбович с ассистентом вытолкали расклеившегося коллегу в коридор.

– Желания признаться, как понимаю, нет, – старший лейтенант обернулся к одному из врачей постарше. – Симон Леонтьевич, вы сможете провести полное обследование этих… подозреваемых?

– Подозреваемых… в чем? – Немного растерянно спросил врач.

– Это имеет значение?

– Нет, нет, конечно же нет! Я хотел спросить, на предмет чего обследовать, что мы ищем?

– Вы меня спрашиваете? – Ворончук уставился на врача не мигая, как учили.

– Ах, да, да, конечно! – Симон Леонтьевич обернулся к другому «заспанному» доктору. – Вениамин Захарович, надо сделать анализ крови, мочи, рентген…

Врач обернулся к Ерёминой. Та развела руками и взглядом указала на Ворончука.

– Простите, любезный Василий… э-э…

– Просто товарищ старший лейтенант, – подсказал Ворончук.

– Да, да, конечно. Алевтина Дмитриевна тоже арестована? Рентген по её части.

– Здесь пока никто не арестован, – Василий поморщился. – Просто разбираемся. Если доктор Ерёмина докажет, что не состоит в шайке… пусть делает свой рентген. Но по моим сведениям, она вколола себе немецкое снадобье.

– Доказать – раз плюнуть, – Алевтина закатала рукав халата, а затем и гимнастерки. – Смотрите внимательно, видите? Дырок нет.

– Это вы сейчас пошутили? – Вася взглянул на Ерёмину с укоризной. – У Филина дырка от ножевого ранения затянулась, неужели ваша оспинка от укола не затянется? Как вы объясните свой приступ? Говорят, вы едва дышали, бились в припадке. Вас спасали всем миром. Что молчите? Нечем крыть?

– Как раз потому и молчу, – Алевтина буквально впилась взглядом в старшего лейтенанта. – Вы всё доказали за меня. Конвульсии, припадок, спасение… это был спектакль, чтобы отвлечь внимание, сорвать чудовищную провокацию. Вы знаете, что собирались сделать майор Золкин и подполковник Стасенко?

– Не Золкин, а фашистский диверсант под этой фамилией, – поправил Ворончук. – Вы же сами всё видели, если действительно только изображали отравление немецким зельем.

– Видела, – Алевтина кивнула и виновато покосилась на Филина. – И как он ударил ножом капитана Филина, и как стрелял в вас, но почему-то не попал, тоже видела. Но это случилось позже, на нейтральной полосе. А мне пришлось устроить спектакль ещё до бомбежки, когда мы только собирались вытащить трофеи из уцелевшего вагона. Подполковник Стасенко и диверсант Золкин хотели проверить действие немецкой дряни на…

– Золкин оказался диверсантом?! – Наконец дошло до Стасенко и он зафонтанировал, явно пытаясь увести разговор от скользкой для него темы. – Я так и думал! В нем сразу чувствовалась не наша жилка! Коварный враг проник в самое сердце нашей обороны, в контрразведку СМЕРШ! Это непростительная…

– Отставить! – Рявкнул Ворончук. – Никуда он не проникал. Почему вы решили, что он из СМЕРШ? Вы документы у него проверяли?

– Я… нет… но…

– Всё! Лучше молчите, подполковник, – Вася опять поморщился. – Доктор Ерёмина, идите, готовьте ваш рентген!

«Легко отделалась, – мелькнула мысль у Филина. – Нет, вообще-то изложила убедительно, и логика такая… типично женская, не подкопаешься. Но, на месте Васи, лично я не поверил бы. В смысле… нет, поверил! Почуял бы! Но всё равно проверил. Служба в СМЕРШ дело серьёзное, внимание к фактам требуется, а не только чуйка. С другой стороны, набирали бы одних буквоедов, без оперативного чутья, был бы ещё тот клоповник вместо эффективной контрразведки. Так что, правильно Вася поступил. Видно же, что Алевтина попутчица в этой истории, пассажир, а не машинист или стрелочник. От начала и до конца случайно под раздачей».

В палату вернулись Яков Лейбович и его ассистент, а место выбывшего анестезиолога заняла медсестра. Похоже, именно её появление подтолкнуло буксующую ситуацию в нужном направлении. Вениамин Захарович подхватил падающее знамя и приказал медсестре организовать «забор крови», а затем ещё ряд исследований, включая измерение температуры, пульса и давления. Тоны сердца доктор выслушал у всех лично.

Когда врач выдохся, в дело вступил один из «летчиков». Он почему-то проявил познания в неврологии, исследовал рефлексы, а затем подключил всех по очереди к портативному, всего с дорожный чемодан, аппарату неведомого назначения. Пока одни сидели опутанные проводами на приеме у «летчика», другие под конвоем посещали рентген-кабинет и сдавали анализы.

Вся эта катавасия была несколько сумбурной, но при этом загадочно-интересной, так что никто не успел от неё устать. Филин, например, искренне пожалел, что концерт закончился, когда врачи и прочие откланялись. Чуть позже сожаление ушло – вернулась Алевтина. Она держала в руках предварительное заключение консилиума.

Ворончук изучил бумагу и подытожил.

– Пока что предъявить вам нечего, – Василий, наконец, заговорил нормальным тоном, как товарищ, а не как следователь. – Доктор, что тут отличается от нормы?

Ворончук указал на заключение.

– У всех понижена температура, брадикардия, при этом нормальное давление, идеальная кардиограмма, в порядке рефлексы и даже повышена скорость реакции.

– Бради… чего?

– Брадикардия, замедленное сердцебиение.

– Понятно, – Ворончук кивнул. – То есть, здоровы?

– Абсолютно. Более того, у них показатели хороших спортсменов. Кроме температуры, конечно.

– А прежде никто из них к вам не попадал? Карточек на них нет?

– Нет. Симон Леонтьевич первым делом это проверил.

– То есть, тупик, – Василий задумчиво уставился в стену. – В медицинском смысле.

– Ещё не сделаны анализы. Хотя и тут мы вряд ли увидим что-то поразительное, я почти уверена. Следует делать химический анализ, а не общий. И желательно – понимая, что мы ищем. Стимуляторы? Лекарства? Неизвестные вещества?

– Химики подключатся, уже договорились, – взгляд Ворончука прояснился. – За сутки управимся. Ну, а до той поры все остаются здесь. Запру вас в палате от греха подальше. Возражения есть? Или соображения. Выкладывайте, если имеется что-то ещё по теме.

– А что ещё? – Филин пожал плечами. – Ты половину своими глазами видел. Остальное мы тебе рассказали. Дальше твои соображения важны, а не наши.

– Не упустить бы чего. Это ведь и в ваших интересах. Точно нечего добавить?

Никто из разведчиков не ответил, а вот Стасенко вдруг заёрзал, явно мучаясь какими-то сомнениями. Он будто бы что-то знал, но нетвердо, с чужих слов, или не был уверен, что это знание ему не приснилось.

– Рискну… – проронил Стасенко.

– Чем? – Василий удивленно уставился на подполковника.

– Рискну предположить, что остались не оприходованные улики! – Выпалил Стасенко.

– Какие улики?

– Я не знаю.

– О чем тогда вы говорите?

– Вы проверьте, что у Покровского в кармане. В нагрудном.

Ворончук обернулся к ефрейтору и вопросительно поднял бровь.

– Ничего нет, – Алексей нахмурился.

– А если найду? Лучше сам поищи, вдруг запамятовал?

Покровский стрельнул взглядом в сторону Филина, вздохнул и вытащил из кармана пробирку с желтоватой жидкостью.

– Замотался, только сейчас вспомнил. Вот.

Ворончук взял пробирку и взглянул на просвет.

– Немецкая дрянь? – Он адресовал вопрос Алевтине.

– Нужен анализ.

– Да уж, – Ворончук спрятал пробирку в планшет. – Сказать, что я разочарован, не сказать ничего. Боевые товарищи называется!

– Я один виноват! – Запротестовал Покровский. – Сунул в карман машинально и забыл! Если б вспомнил раньше, сразу отдал бы вам, товарищ старший лейтенант!

– С этой минуты – гражданин старший лейтенант, – сурово поправил Ворончук. – Для всех. До полного выяснения. Стасенко, руки за спину и за мной, остальные на месте. Доктор, прошу вас.

Василий указал на дверь…

…– Дернул вас черт! – Когда разведчики остались одни, проронил Васнецов. – Зачем прикарманили эту жижу?

– Лёха правду сказал, отдать хотели, кому следует, – ответил Филин. – Просто не Ворончуку, а повыше начальству… или химикам. Я хотел по ситуации сориентироваться.

– Лучше скажите, откуда Стасенко узнал о пробирке? – Вставил Покровский. – Не мог он видеть, как я её прикарманил.

– Значит, мог, – Филин пожал плечами. – Он ведь был у машины, когда ты жидкость из шприца сливал. Он мог не обратить внимания, но в подсознании осталось. И вылезло теперь. Нам на голову.