Текст книги "10 мегагерц (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Калошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Электрик, ну, попутали рамсы малехо, думали, лох на нерест идет, – он и не подумал смущаться.

– Да уж, фарт у вас сегодня так себе, я от дамы сердца шкандыбаю, поэтому пустой, – отойдя, я попытался найти место, откуда отодрал планку. Не найдя, я просто прислонил ее к забору, авось не потеряется.

– А то чо? – снова влез шкет.

– А ничо. Ты даже до лепилы не дотянул бы, стал бы я с вами цацкаться, – блефанув, я отвернулся к Жмыху. – Вы тут одни или кодлой бегаете?

– Да так… – протянул он.

– Ну и ладушки, – попытался скрыть дрожание голоса от нахлынувшего дурного адреналина. – Устал я сегодня дико, пойду, пожалуй, до хаты, завтра вставать рано.

– Погоди, ты же в больнице лямку тянешь? – стоило чуть отойти, как он меня догнал. – Лекарств надо достать.

– Уже мимо. Нынче я на почтамте лампочки меняю. Надо?

– Да на кой они мне? Ими даже не подотрешься по нужде…

– Ну, чем владею… А про больничку. Самое большее, что могу сделать, так это по старой памяти шепнуть словечко, чтобы уколы помягче ставили. На этом все. Сам понимать должен, что смотрящим я там не был и мазу не держать не могу…

– Ну вдруг… Если что, цынканешь?

– Не вопрос. Тебя тут искать, если что?

– Ага, или вон, в кафешке чалимся, – он махнул куда-то в сторону реки.

– Ну, тогда бывай, свидимся.

Вот ведь упыри, чуть не испортили такой хороший вечер. Надо будет поспрашивать, где местные Жегловы и Шараповы. Навести бы их на эту компашку, все воздух чище станет…

* * *

– Вячеслав Владимирович! Доброго вечера! Ой, то есть ночи! – передо мной в какой-то необычной позе стояла улыбающаяся Евдокия. Замерев на пороге, я закрутил головой. Вот вроде и раньше было не грязно, но теперь видимая чистота вокруг аж глаз резала. Даже полы как-то подозрительно заблестели в свете лампочки. Кстати, кажется, сама она тоже стала поярче…

– Евдокия. Ты чего это? – я попытался скрыть свое смущение, разглядывая замершую передо мной девушку. Волосы собраны на затылке и прикрыты какой-то белой фигней. Темное платье закрывает классический белый фартук, знакомый любому школьнику времен СССР. Руки сложены крестом на животе. Даже на ногах вполне себе приличные по нынешним меркам туфли. Во мне начали подниматься нехорошие мысли. Она чего, остаток денег на себя бахнула?

– Ну вы чего! – внезапно отмерла домработница. – это же сцена из «Девушки с коробкой», когда Марфуша клиентку встречает! Я почти два часа репетировала!

– Тогда хорошо получилось. Но разве там потом не было так? – разведя руки в стороны, я скрестил ноги и неглубоко присел. Черт его знает, что за фильм, но если там была служанка, то книксен точно должна была делать.

– Нет, там же она прислугу играет! Ну, вспомните! Наташа и Снегирев! Там такая любовь была, что прям страсть, – она аж приподнялась на носочках от избытка чувств.

– Не, не помню. Но если будут демонстрировать, то обязательно схожу, – пообещал я, продвигаясь в ванну. Черт, я опять забыл все необходимое, только теперь на работе!

– Ну, это навряд ли, фильм довоенный и без звука еще. К нам просто кинопередвижка приезжала, вот и показали. А я тут вам вот, купила, – Евдокия стояла в дверях и протягивала мне небольшую сумочку. Удивившись месту вручения, я открыл выданное. Зубная щетка, помазок, станок… Да это же несессер!

– А вот за это отдельное спасибо! А то хожу уже как черт знает что…

– Вы, как умоетесь, приходите на кухню, я там чай с печеньем приготовила, – она явно обрадовалась похвале и оставила меня одного.

– А как же обещанный борщ? – крикнул я вслед.

– Певзнер говорит, что вечером такое вредно. Но если пообещаете прийти пораньше, то сделаю.

Я потрясенно повернулся к зеркалу. Надо же, внезапно у меня появился личный диетолог. Надо будет как-то понежнее притормозить это движение. А то не успею оглянуться, как начну делать по утрам гимнастику. Нет, дело это, конечно, полезное, но не для меня же!

* * *

Уже засыпая, я лениво ворочал в голове мысль, что жизнь-то налаживается: уж больно давно не засыпал на чистом белье и при этом ничего не требовало моего внимания…

Глава 8

Сидя на углу огромного стола, накрытого кумачом, я наблюдал за рассаживающимися в зале. Люди с любопытством оглядывались, пытаясь найти в привычном зале что-то новое и необычное. Редкие приветствия знакомых прорывались через шум рассаживающихся людей.

– Доброе утро, товарищи! – я подошел к микрофону.

В принципе пора начинать, а то дальше затягивать уже совсем не неприлично. Поглядев на Алевтину, которая заканчивала расставлять коробки в проходе, я продолжил.

– Добро пожаловать на прослушивание для Калининской радиостанции. Меня зовут Вячеслав Брянцев, и вы могли слышать мой голос в ежедневных передачах. Но время идет, радиостанция растет, и одного меня уже не хватает, – в притворном смущении я развел руки, чтобы показать нехватку роста.

– Поэтому мы и решили устроить общественные слушания на роль дикторов. Они пройдут в два этапа. Первый – это сейчас: вы просто берете номерок, выходите на сцену и читаете ваше любимое произведение, небольшое – буквально на десяток-другой секунд. Стишок, считалку, отрывок из романа – все что угодно. Вот, Алевтина сейчас покажет пример.

Мы с ней это заранее обговаривали, поэтому она демонстративно покопалась в коробке и достала оттуда кусок бумаги с грубо намалеванной цифрой. Показав его всем, она взошла на сцену и, сопровождаемая взглядами, подошла к микрофону.

– А–аалевтина. Номер… Пять!

Странно, откуда у артистки театра, пусть и бывшей, робость перед толпой? Может, микрофон так повлиял?

– Ой, я лучше так! – она подошла к краю сцены – Петр Петрович, по прозванью Перов, поймал птицу пигалицу. Понес по рынку, просил полтинку, подали пятак, он и продал так!

Оценив раскрытые рты аудитории, она улыбнулась и спустилась со сцены.

– Видите, как просто! А оценивать вас будут, – я показал на огороженные места в центре зала, – лучшие из лучших. Актеры драматического театра города Калинина. Поаплодируем!

На самом деле артистов уговорить на такое оказалось довольно легко. Зная на своей шкуре, какой мстительной бывает подогретая критиками публика, они с радостью согласились немного побыть на другой стороне баррикад.

– Но это только первый этап! К сожалению, не все из вас его пройдут по самым разным причинам. К примеру, современное радио все еще слишком капризно к тембру голоса, поэтому прошу заранее не обижаться. Просто попробуете в следующий раз!

Над этой фразой я долго думал вчера. Примерно представляя общий уровень речи, я совершенно не хотел бодаться с мамочками и папочками мекающих и бекающих соискателей. Ну, не смазывают машину сливочным маслом, хотя на хлеб оно идет очень даже ничего. И вашему картавящему чаду надо сначала к логопеду походить, а уже потом приближаться к микрофону. А вот «тембр не подходит» звучит щадяще для родительских ушей, ведь можно еще и в оперу попробовать…

– Поэтому вечером мы вывесим номера тех, кто прошел во второй этап, который будет проходить завтра. Но не обольщайтесь: верхняя планка будет задрана уже совсем высоко, и прошедших будут оценивать уже совсем другие люди! Даже будет специальный врач – фониатор!

На самом деле фониатора мне взять было неоткуда. Просто вчера на процедурах в больнице ко мне подошла отоларинголог и спросила, не могу ли я ей помочь с докторской. Я так и не понял темы, но предоставить возможность собрать кучу наблюдений по поведению голосовых связок во время нагрузок не отказался. Мне несложно, а научности событию предаст.

– Ну и наконец, с лучшими из лучшими мы будем работать лично, – я потер предвкушающе руки. – И именно им будет предложено войти в штат радиостанции. Вопросы есть?

Я оглядел зал, скользя взглядом по лицам. Все-таки, откуда во мне талант языком чесать проявился? Вон сколько людей, и ни одного равнодушного лица.

– Ну, раз нет, тогда предлагаю начать. Девушка, рискнете быть первой? – я обратился к сидящей в первом ряду, весь вид которой буквально кричал: «И хочется, и колется».

Суетливо вскочив, она буквально подбежала к коробке, выдернула на ходу номерок и взлетела на сцену. Внезапно из зала раздался крик «Ленка, давай!» с последующим оглушительным свистом.

– Васька! Я уж тобя! – только что не знающая куда деть руки девушка погрозила кулачком в зал. В ответ из зала послышались смешки и выкрики «комсомол».

– Так! Все, тихо! Васильев, опять предупреждение захотел? – а вот теперь перед микрофоном стояла совсем другая. Ни капли смущения, глаза горят, а руки готовы свернуть шею незадачливому шутнику.

Я даже не успел подойти к микрофону, как в зале стало тихо. Надо же, какая интересная конкурсантка у нас…

Чем отличаюсь я от женщины с цветком,

от девочки, которая смеется,

которая играет перстеньком,

а перстенек ей в руки не дается?…

– Девушка, а номер? – я едва успел спросить в спину фемину, так же стремительно покидающую сцену.

– Ой! Двадцать восемь!

Убедившись на примере первой жертвы, что процесс вовсе не страшен, зал оживился. Около коробки с номерками тут же образовался легкий водоворот. Кто-то пытался найти номерок посчастливее, кто-то просто радовался возможности поделиться своими ощущениями с соседом.

Постепенно все вошло в ритм, и конвейер заработал, доставляя на сцену неограненные куски будущих алмазов и прочих брильянтов. Убедившись, что все идет хорошо, я прошел в конец зала и уселся на последний ряд, чтобы иметь перед собой всю картину.

– А знаете, Вячеслав, у вас получилось довольно-таки неплохо, – внезапно около меня тяжело плюхнулся Малеев.

– Сбежали? – я смерил взглядом осунувшегося Алексей Павловича.

– Нет, отправили на домашнее лечение, а я немного маршрут изменил.

– Так вы тут давно? – внезапно дошло до меня.

– Ну да, сидел в бельэтаже, а потом сюда.

– Какой голосище, а? – с другой стороны так же внезапно появился Георгий Адольфович. – Если вам не подходит, я бы ее в народный ансамбль попробовал.

На сцене в это время полная девушка старательно выводила мелодию, состоящую из одной буквы А. Интересно, где она подразумевает подобное пение у дикторов? Но вообще, судя по оживлению жюри, конкурсантка выдала нечто крутое и редкое.

– Да всегда пожалуйста. Вывесим вечером понравившиеся вам номера отдельно, и приглашайте!

Я и в самом деле не видел причин отказывать худруку. На радио такие певицы нафиг не нужны, а ему пригодятся.

– Кстати, а сколько тут мест? – я внезапно озаботился посещаемостью.

– В 34-м году делали ремонт. Полный зал 1250 мест. Партер 400, – отвлекшись от перешептывания с Малеевым, сообщил Георгиевский.

Еще раз поглядев на клубящийся зал, я попытался прикинуть численность мероприятия. Нет, точно больше полутыщи. Опоздавшие тихонько входят, заменяя отговоривших свое конкурсантов. А ведь часто и те, и те с группами поддержки. Вот и как оценивать? Надо в следующий раз билеты по копейке продавать. И театру прибыль, и нам учет.

* * *

– Дорогие товарищи! Поздравляю вас с переходом во второй этап! – и снова я на сцене.

Стоя под софитами, я улыбнулся в изрядно опустевший зал. Передо мной сидело буквально тридцать человек, безуспешно пытающихся скрыть законную гордость от пусть и промежуточной, но победы.

Я вспомнил вчерашний вечер и легонько передернулся. Дорвавшиеся до неопытного мяса, да еще в таком количестве, профессиональные актеры радостно топили своих несостоявшихся коллег по цеху. Правда, развернувшаяся дискуссия поначалу чуть не скатилась в обычную свару, но многоопытный Георгий Адольфович железной рукой навел порядок. Быстренько отсеяв картавых, окающих и гудящих в нос кандидатов, жюри принялось перемывать косточки остальным. Вокруг некоторых развернулась настоящая войнушка, с обходными маневрами и ковровыми бомбардировками. Но в конце концов, все мосты были сожжены, мечи поломаны и даже стрелы изгрызены, и мы вывесили список.

– Сегодня все будет так же, как и вчера, но с одним изменением. Теперь у вас нет ограничения по времени, только не переусердствуйте, – я жестом передал слово Алевтине.

– Галина Прошкина! – сверившись с бумажкой, она снова обошла микрофон по дуге и обратилась в зал с края сцены.

Пропустив девушку, я спустился в зал и, выбрав местечко с краю, задумчиво следил за руководящей процессом Алевтиной. Вот это вот «безмикрофонье» и выход на край сцены бередили во мне смутные образы чего-то очень знакомого. Но вот чего… Ладно, рано или поздно вылезет, я себя знаю.

– А что такое дислалия? – подобравшись к врачу, шепотом спросил я у него.

А то вчера этой дислалией чуть ли не половину кандидатов отправили в утиль.

– Это когда звуки перемешиваются. Рыба – лыба, машина – мафына. Позже – пощще и так далее. Обычно это встречается у детей, но и взрослые от этого не избавлены.

Интересно, а у врачей есть что-то, для чего не придуман термин? Я как-то считал это вариантом просторечья и все. Эдак японцы по сравнению с нами вообще все эти самые дислалики – у них буквы «р» нет.

– Скажи: «А-а-а!», – она обратилась к очередной конкурсантке.

Кстати… Я даже привстал, чтобы убедиться во внезапном открытии. Среди прошедших во второй тур не было ни одного парня! Не прошли по объективным причинам или просто не считают это приемлемым для себя?

– Да, все верно. Совершенно не популярное среди молодежи направление, – подтвердил мои выводы Георгиевский. – У нас в труппе огромнейший недобор. Сначала война, потом заводы. Быть артистом совершенно непопулярно в наши времена. Эдак еще десятилетие, и мужские роли начнут играть женщины…

– Ну не-е-ет, до такого точно не дойдет, я почему-то в этом совершенно уверен!

– Ваши бы слова, да кое-кому в уши…

Вот как успокоить человека, не используя послезнание? Ведь множество знаменитых актеров только-только начинают делать свои первые шаги…

– Здорово! Ничего себе у тебя тут цветник образовался, – в кресло рядом со мной грузно плюхнулся Андрей. – Так, хватит разглядывать красивых девушек! Скажи лучше, ты уже про годовщину думал?

– Чего?

– Как это чего? 7 ноября. 34-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции.

Оп-па! А ведь и верно. Собираются все в большие колонны по предприятиям и идут мимо трибун, выкрикивая лозунги и размахивая флагами. Или это на 1-е мая?

– А как раньше праздновали?

– Не знаю. Но раньше на станции и было-то всего три человека, так что просто присоединялись к колонне, и все. Но теперь-то все иначе!

– Ну, давай плакат нарисуем и с ним пройдем, – я судорожно пытался найти наиболее безболезненный выход из незнакомой мне ситуации.

– Какой плакат? Мы должны быть на острие нового подъема трудовой и политической активности советского народа, вызванного историческими решениями съезда партии и постановлением пленума!

– И как ты себе это представляешь? – немного отодвинувшись, с некоторой опаской спросил я.

– Пока не знаю… – грустно ответил он. – Вот ломаю голову уже который день.

– Ну, давай в плане развития и соответствия решениям сделаем еще и вечерний эфир.

– Идея хорошая, но нужно что-то, с чем можно пройти мимо трибун.

– Ну, давай какую-нибудь фигуру ростовую сделаем!

– У всех фигуры будут, чем мы отличаться будем?

– Привет труженикам радиоцеха! – внезапно сильно довольный чем-то Малеев материализовался в соседнем ряду. – Чего носы повесили?

– Про ноябрьские думаем, – уставившись в одну точку, ответил Андрей.

– Это правильно. Хоть еще и полтора месяца впереди, а решение нужно уже сейчас. Но вообще я вас нашел по другому поводу. Мы тут с товарищами посовещались… – он открыл большой кожаный портфель и протянул Андрею пару листов из него. – На, держи.

– И что же нам на этот раз подкинули? – он забегал глазами по листу.

– Не подкинули, а оторвали от самого сердца! Целых пять штатных единиц!

– Алексей Павлович, так сегодня же воскресенье. Все же отдыхают, – я попытался объединить в голове выходной и совещания на самом верху.

– А-а-а-й! – он махнул рукой. – Ну, какой отдых, когда в стране такое?

– Какое?

– Всеобщий подъем народных масс!

– И мы на его острие? – я с улыбкой посмотрел на Андрея.

– Именно! – он посмотрел на сначала на меня, потом на Андрея. – А, вы уже?

– Так по этому поводу и думали же… – Андрей еще больше начал сутулиться.

– Ну, тогда не буду мешать. Но чтобы думалось легче, напоминаю, что у вас, как и у средства массовой информации, очень большие лимиты.

– Насколько большие лимиты? – тут же заинтересовался я. – Прицепить к самолету лозунг «Ленин. Партия. Комсомол» и полетать над городом хватит?

– Хватит! Но подумай еще, – Малеев похлопал меня по плечу и пошел к выходу.

Я зажмурился, чтобы сбившиеся прямо передо мной в стайку девушки не отвлекали, и принялся вспоминать все то, что помнил. Самолет – это, конечно, хорошо, но одноразово. Воздушный парад устроить не дадут, это на 9 мая, если оно уже празднуется. Праздничная передача – это хорошо, но, как было верно замечено, с ней по площади не ходят. Салют? Провезти чучело капиталиста, по башке которого рабочий бьет кувалдой? Составить пирамиду из будущих сотрудниц? Так ведь померзнут все…

– Вячеслав! Ау-у! – тихий шепот вдребезги разнес картину прыгающих на батуте медведей в красных жилетках.

Надо же, с такими размышлениями и сам не заметил, как закемарил. Надеюсь, храпел несильно… Я протер глаза и огляделся. Никого. Андрей куда-то упылил, а до Алевтины метров двадцать, да и явно не она меня звала. Вон, стоит в окружении девушек и обстоятельно о чем-то им рассказывает.

– Ну ты чего!

На всякий случай я еще раз огляделся, даже не поленился глянуть под впереди стоящее кресло. Никого. Странные какие-то глюки, и голос знакомый.

– Я сверху! – и следом легкое хихиканье

Задрав голову, я обнаружил смотрящую на меня Ирину Евгеньевну. Поняв, что я ее увидел, она приложила палец к губам и поманила меня. Точно, тут же есть второй этаж со всякими ложами и балконами. Нам он без надобности, вот я его и выкинул из головы.

На всякий случай убедившись, что никому не нужен, я вышел из зала и, немного поплутав, нашел проход на второй этаж.

– Я тут! – свистящий шепот подсказал мне направление движения.

Стоило закрыть за собой дверь, как сзади мои глаза накрыли мягкие ладошки.

– Угадай кто, – до моего носа донесся аромат каких-то цветочных духов.

– Ирина Евгеньевна… – я пытался сообразить, с чего такие заморочки. Ведь я видел ее, и она про это знает.

– Да ну тебя! Ты меня еще обзови товарищем главной медсестрой, – ладошки исчезли, и девушка показалась передо мной. – Ты чего, других слов не знаешь, что ли?

– Знаю, конечно. Но вдруг чем обижу от незнания или кто услышит… – я судорожно пытался найти наиболее выгодную линию поведения.

– Тише ты! Давай лучше сядем, чтобы из зала не увидели, – она подала пример, тут же требовательно похлопав ладонью по соседнему сиденью.

– А как ты тут оказалась? – я немного поерзал в кресле. Тут они явно лучше, чем внизу.

– Не увиливай! – она положила свою руку поверх моей. – Давай потренируемся!

– В чем? – Ее холодные пальцы не давали мне сосредоточиться, притягивая к себе все внимание.

– Ты меня всегда по имени-отчеству будешь называть? – она перевернула мою руку ладонью вверх.

– А, это… Только ты меня сразу останови, если что не так, хорошо?

– Ладно, – ее пальцы переплелись с моими.

– Ира, Ирочка, Иринка, Ирусик… – я тихонечко начал перечислять все известные мне производные, краем глаза наблюдая за реакцией.

Она прикрыла глаза и, устраиваясь поудобнее, чуть сползла в кресле. По ее лицу гуляла легкая улыбка, изредка сменяясь гримаской в ответ на грубые формы. Вскоре у меня закончился запас имен, и я, недолго думая, перешел на комплименты. Тут пошло гораздо веселее: опыт из прошлой жизни позволял легко оперировать от самых простых и банальных «ты красивая» до «твой укол полностью перевернул мою жизнь».

Наконец, высказав, на мой взгляд, положенный на одну голову объем комплиментов, я замолчал, разглядывая хранящую молчание соседку. Внезапно она повернулась, ее вторая рука слепо зашарила по мне и, наткнувшись на искомое, затихла. Я замер. Пристально глядя мне в глаза, она придвигалась все ближе и ближе. Наконец наши губы нашли друг друга. Я поцеловал ее, сначала нежно, потом со стремительно нарастающей страстью, заставляющей нас прижаться друг к другу.

– Все, все… хватит, а то я за себя не отвечаю, – ее слова с трудом пробились через хмельной туман в голове.

– Это было очень… необычно, – я не отрывал взгляда от ее лица.

– Необычно? Я чуть голову не потеряла! Внутри меня такой теплый вихрь закрутился, аж закричать захотелось, – она легонько ладошками оттолкнулась от меня. – И вообще, не смотри на меня, я растрепанная, и лицо красное.

– Да, порхающие бабочки в животе – это серьезно, – я постарался сдержать улыбку. – Но вообще как ты здесь оказалась?

– Как-как. Соскучилась сильно и пришла. Ты же, поди, и не подумал зайти?

– Не подумал, – согласился я. – У меня вон, второй день прослушивание идет. Да и куда мне заходить? Я только дом знаю, пока расспрашивать буду, всю тебя скомпрометирую перед соседями.

– Позвонил бы на работу!

– В субботу?

– Ты отговорки ищешь или оправдываешься?

– Конечно, оправдываюсь. Так нам, мужикам, положено, – уже смело я притянул ее к себе и легонько чмокнул в губы.

– Вячеслав Владимирович! Вы где? – из зала раздался громкий голос Алевтины, мгновенно разрушив всю романтику.

– Вон, твоя зовет. Иди и завтра позвони, – строгий тон не оставил мне пространства для маневра.

* * *

Разбежавшиеся после поцелуя мысли потихоньку возвращались в черепушку, и я снова обратил внимание на собирающую бумаги Алевтину. Пройдя по сцене, она поочередно попадала в лучи софитов. Внезапно меня озарило.

– Алевтина, а можно попросить тебя поучаствовать в одном маленьком мысленном эксперименте?

– Конечно, а в чем он заключается?

– Представь себе, что ты у нас на радиостанции сидишь перед микрофоном. Нет, у нас вон скоро телетрансляции будет, давай садись перед камерой… Села? Теперь представь, что ты ведешь детскую передачу, тебя смотрят миллионы детей со всего союза… Режиссер дает отмашку, и ты… – я жестом толкнул к ней воображаемую волну

– Здравствуйте, дорогие ребята… И уважаемые товарищи взрослые!

Вслепую нащупав за спиной кресло, я медленно опустился в него. Передо мной, застенчиво улыбаясь и явно не понимая такой реакции, стояла Тетя Валя!