Текст книги "10 мегагерц (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Калошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава 6

Я стоял столбом, не представляя, что можно сделать в такой ситуации. Не шагать же следом, разведя руки в стороны и вытянув губы уточкой? Положив шприц обратно на поднос, главсестра как-то оценивающе на меня посмотрела, задумчиво кивнула чему-то и, резко развернувшись, вышла из палаты.

И вот как все это прикажете понимать? Хотя, чего тут думать: раз по физиономии ответка не прилетела, то как минимум я ей не противен. А раз так, то значит в дальнейшем возможны разные варианты, главное – не пропустить по привычке намеков… Проверив, что ничего нигде не болтается, я вышел в коридор.

– Товарищ Брянцев, не забудьте, пожалуйста, про завтрашние процедуры и не опаздывайте больше, – около сестринского поста, заполняя какой-то журнал, стояла Ирина Евгеньевна. Снова строгая и неприступная, как и полагается главсестре.

– Обязательно, – согласился я, старательно удавливая в себе желание сказать какую-нибудь глупость. – А мне к Малееву можно?

– Полчаса, не более!

Кивнув, я толкнул дверь в соседнюю палату. Алексей Павлович выглядел гораздо лучше, чем вчера. Если бы не горка каких-то бутылочек на тумбочке около кровати, то вполне можно представить, что мы в каком-то санатории. Правда, в санатории медсестры не притаскивают кучу подушек, организуя из кровати сидячее рабочее место, но это все мелочи. Вдруг он соседей обобрал, пока они на процедурах прохлаждались?

Улыбнувшись, я поздоровался и, присев рядом, медленно и очень подробно рассказал, что происходит во временно оставленном начальством подразделении, пытаясь всячески сгладить острые углы. И если известие про очередную задержку от москвичей он воспринял спокойно, то рассказ об успехах Ришар заставил его оживиться.

– Да, мне Алевтину тоже хвалили, – он переложил какую-то папку. – И идей у нее много хороших. Но к микрофону пока ее не подпускай, слышишь? Я хоть и уверен в ней, но, пока ответ от МГБ не пришел, не будем рисковать. Ты лучше расскажи, что с прослушиванием на выходных делаете?

– Да все отлично идет. Прямо сейчас она в драмтеатре с худруком все обговаривает. Мы там прямо в перерыв репетиции вклинились, и он сразу с Ришар общий язык нашел.

– Вы там поаккуратнее, не испортите отношения с Георгием Адольфовичем, очень тяжелый в общении человек, – тут же выдал очередное ценное указание Малеев.

Странно, а мне он показался вполне себе адекватным. Но больному нужны положительные эмоции, поэтому я всем своим видом выразил полнейшее согласие с мнением начальства. Выдав еще немного указаний в духе «вы там делайте хорошее, а плохое не делайте», он отпустил меня.

– А Лев Наумович где? – выйдя в коридор, поинтересовался я у медсестры. Может, еще чего узнаю про современную вычислительную технику. Ну, или подскажу, если только опять в лужу не сяду.

– Дашевский? Так он выписался уже, – медсестра оглядела меня с ног до головы, словно оценивая мое состояние.

– А адрес его домашний есть? А то со всеми этими событиями мы не договорили, – я постарался сделать вид, что не очень-то и хотелось, но надо бы…

– Наверняка в регистратуре есть, обратитесь туда, – вернувшись к своим занятиям, ответила медсестра.

Ну, в регистратуру, так в регистратуру. Как же хорошо, что тут еще нет всех этих заморочек про персональные данные. Спустившись на первый этаж, я без каких-либо проблем в регистратуре добыл адрес Льва. И что-то сомневаюсь, что это стало результатом моих улыбок и комплиментов. Наговорившись с дамами, я спустился в старую спальню и забрал зубную щетку вместе с бритвой, попутно сотворив из полотенца этакий ридикюльчик, чтобы не отсвечивать.

* * *

– Ну, и чего тут у тебя не работает? – риторически спросил я, глядя на потроха магнитофона. Вернувшись на станцию, я с помощью инструментов Михалыча снял кожух с этого чуда современной техники в надежде по-быстрому найти поломку. С умным видом я смотрел на лампы и путаницу проводов, пытаясь обнаружить подсказку. Однако все лампы были на месте, следов выхода волшебного дыма, на котором работает вся электроника, не наблюдалось, поэтому я решился включить это чудо радиотехнического машиностроения в розетку.

Поставив рядом тяжеленный ящик, который являлся блоком питания, я соединил кабеля и воткнул вилку в розетку. Щелкнув здоровенным тумблером ВКЛ, я вскоре наблюдал ровное свечение катодов всех ламп. Ладно, тогда сделаю предварительный вывод, что электрика рабочая. Наклонившись, я стал разбираться с панелью управления.

Три головки, два переключателя – ну, что может пойти не так? Поглядев в инструкции, как заправлять пленку, я достал вторую бобину и, установив ее на приемный вал, сделал несколько оборотов, зажимая конец пленки. Опускаю прижимной ролик, правый галетник на «воспроизведение», левый на «проигрывание» и выключатель на «пуск». Внутри магнитофона тихонько взвыли разгоняющиеся двигатели. Ух, как бобины быстро завертелись! Перемотка, что ли? Пока я размышлял над нормальностью скорости магнитофона, раздался легкий щелчок, и правая бобина завертелась гораздо быстрее, шлепая хвостом пленки по всем выступающим частям. Левая же, вращаясь по инерции, мгновенно обеспечила меня восхитительно шуршащей горкой пленки перед носом.

Остановив магнитофон, я решил наконец-то почитать про характеристики. Проглядел табличку и присвистнул. Представляете, при скорости протяжки почти в полметра в секунду эта штука выдавала полосу всего в 7 килогерц. Где мои 19 сантиметров и 25 килогерц? Кто вспомнил про стерео и четыре дорожки? Получите одну и, расписываясь, не обляпайтесь. А полной бобины хватает всего на 12 минут. Что они изначально собирались записывать такими огрызками? Это ведь на одну мою трансляцию надо аж десять катушек…

Намотав назад пленку на подающую катушку, я вздохнул и покрутил хвостик перед глазами. Если верить надписи на найденном конверте, то это некий тип С. Жесткая, с одной стороны матовая и на взгляд в отражении довольно-таки шершавая. Рвется (я зажал в руках и потянул в разные стороны) довольно тяжело. Но магнитофон чпокнул ее влет. Интересно, это был дефект пленки или муфту на приемном заклинило?

Однако, сунув нос в лентопротяжку, я не обнаружил ничего знакомого. Гении отечественной звукозаписи тупо поставили три мотора, без всяких муфт и прочих заморочек в кинематике. Но как же они обеспечивали равномерность вращения и равные скорости подачи и смотки?

– Разобрал-таки? – от двери послышался голос Михалыча.

– А чего, любоваться им, что ли? Да и если не починю, так хоть интерес потешу, – ответил я, прокручивая пальцем маховик тонвала.

– И как?

– Да пока никак. Всех результатов пока только то, что пленку порвал, причем не напрягаясь.

– Это да, – он начал неспешно набивать трубку. – Он еще и греется сильно, так что ты его без присмотра не оставляй.

Дотянувшись рукой до блока питания, я пощупал заднюю панель. В самом деле, из вентиляционных отверстий уже выходил довольно горячий воздух. Чего им, жалко было побольше дырок навертеть?

– Спасибо за предупреждение, – я щелкнул выключателем.

– Но вообще изначально… – Михалыч выпустил вверх ароматный клуб дыма, – Малеев просил «Днепр», но получил вот это. Сказали, что он лучше и современней.

– Ну, вообще-то они правы. Как минимум насчет современности, – я поднял со стола инструкцию. – Если ей верить, то он всего год назад сделан.

– Не, их делают то ли с 48-го, то ли с 47-го – не согласился Михалыч. – Хотя руку на отсечение не дам.

Я еще раз посмотрел в инструкцию, потом повернул к себе заднюю панель. Аппарат с серийным номером 18. Их что, по одной штуке раз в полгода выпускают?

– Нда-с… Слушай, вопрос есть. Как в этих моторах скорость регулируется? А то я мельком глянул и не вижу ничего знакомого.

– А чего тут у нас? – повелитель аппаратной подошел поближе и глянул на разложенные потроха. – О, полтинник от кинопередвижки! Обычный центробежный регулятор, как на паровозе.

– Чего? – я переводил взгляд с моторчика на Михалыча и обратно.

– Ну, вот тут, – он показал мундштуком на заднюю часть мотора, – стоит центробежный регулятор. Вал, на нем на подпружиненных штангах грузики. Крутится быстро – грузики центробежной силой растаскивает, штанги расходятся, тяга толкает движок реостата. Сопротивление вырастает, мотор начинает крутиться медленней, пружина сводит грузики назад, тяга тащит реостат назад, сопротивление падает, мотор начинает крутиться быстрее. И вот где установится равновесие пружинки с центробежной силой, с той скоростью и крутится мотор.

– Едрена кочерыжка… – протянул я. Вот тебе и дремучие предки. Оставшийся в будущем «Олимп-005» со своим кварцевым стабилизатором скорости нервно курит в углу.

– Да не, конструкция довольно надежная, – не понял меня Михалыч. – Правда, регулярно приходится разбирать и чуточку поворачивать катушку реостата, чтобы ползунок ходил по невышорканному месту.

Взяв отвертку, я быстренько снял заднюю крышку у двигателя. В самом деле, прямо рядом с крыльчаткой вентилятора стоял описываемый регулятор. Проследив глазами по выходам, я обнаружил рядом с двигателем еще один здоровенный реостат. Ага, теперь все понятно. Большое сопротивление обеспечивает грубую настройку частоты вращения, а регулятор держит обороты постоянными. Заодно если покрутить реостат, то можно и мощность двигателя косвенно поменять. А на дикие потери энергии и нагрев в этом времени принято плевать.

Я снова включил магнитофон, только на этот раз не стал заправлять пленку. Щелкнув «пуском», я капельку полюбовался двигающимся туда-сюда регулятором и попробовал остановить приемную катушку, надавив на нее пальцем. Довольно быстро под пальцем стало горячо, а катушка и не подумала останавливаться. Аккуратно залез внутрь отверткой и покрутил винтик реостата. Вторая попытка остановить тоже окончилась неудачей, но усилие явно стало гораздо меньше. Выкрутив все на максимум, я наконец-то смог остановить приемную бобину. Но все равно, на мой привередливый взгляд, до идеала было далековато.

– Михалыч, а у тебя есть лишний гасящий резистор? Что-то типа этого? – я показал отверткой.

– Откуда у меня на станции такие маленькие?

– Ну, вдруг где завалялись… – я задумчиво прикидывал варианты.

– Так ты возьми временно от третьего мотора! Все равно он не работает!

В самом деле, левый мотор используется только для перемотки назад, а при обычном воспроизведении или записи катушка крутится сама по себе. Быстренько притащил паяльник и, перепаяв реостат последовательно к имеющемуся, снова запустил всю конструкцию. Пофиг на то, что не будет теперь перемотки назад, чай, не барин, переставить катушки местами не надорвусь.

«Вот теперь красота», – я даже почувствовал небольшую гордость, останавливая легким движениям пальца приемную бобину. Снова зарядив пленку на воспроизведение, я наблюдал за бешено вращающимися катушками и прислушивался к долетающим из динамика звукам записи какой-то передачи. Немного подрегулировать скорость, и тональность придет в норму. Хотя, зачем? Все, что будет воспроизводить этот магнитофон, будет им же и записано. Неважно, какая скорость была при записи, главное, чтобы она была такой же при воспроизведении.

Решив больше пока ничего не трогать, я выключил агрегат и начал собирать его обратно. Увидев такое, Михалыч притормозил меня и принес небольшой пузырек из темного стекла. «Веретёнка», – гордо произнес он, протягивая его мне. В самом деле, смазать моторчики не помешает. Я аккуратно опускал кончик отвертки сначала в емкость, а потом касался ею смазываемых частей. Согласно всем законам физики, масло перетекало с жала в нужные места. Попутно обнаружил, что в двигателях стоят подшипники скольжения, а не шариковые. Они же загудят через короткое время…

– А чего это вы тут делаете? – Алевтина стояла в дверях и смешно водила носом, принюхиваясь к витающим в комнате запахам.

– Развлекаемся. Пленку рвем, магнитофон починяем, – я докрутил последний винт, – не уходи никуда, сейчас одну теорию проверять будем.

Достав здоровенную коробку микрофона, я водрузил ее рядом с магнитофоном. Заправил пленку так, чтобы она проходила около подмагничивающей и записывающей головки, щелкнул правым переключателем на «запись».

– Добрый вечер! Сегодня 6-е сентября 1951 года, и перед вами пробная запись на самой лучшей в мире Калининской радиостанции! Ура нам! – в процессе я чуточку крутил ручку громкости, следя за вспыхивающим на пиках индикатором. – Ладно, чего это все я да я. Алевтина, скажи что-нибудь для истории.

– А… А что говорить? – она подошла к микрофону, косясь на вращающие катушки.

– Чего хочешь, мы запись проверяем.

– Кукушка кукушонку купила капюшон. Как в капюшоне он смешон. Карл у Клары украл кораллы, Клара у Карла украла кларнет, – наклонившись, внезапно она чисто произнесла скороговорки.

– Ну ты даешь… – остановил я запись, – мне такое до сих пор не дается…

– Тренировки, – довольная похвалой, она наблюдала, как я мотаю пленку назад, воспользовавшись кончиком карандаша. – А что за теория?

– Понимаешь, где-то прочитал, что человек, услышав свой голос в записи, не узнает его, – я остановил приемную катушку и начал заправлять пленку на воспроизведение. – Вот сейчас и узнаем.

Ладно, переключатель на «воспроизведение», поехали. Небольшая пауза, и из динамика послышалось: «Добрый день! Сегодня… ». Сначала был небольшой перегруз, но потом, когда я приноровился, пошло нормально.

– Восхитительно! – Алевтина от удовольствия аж пару раз легонько хлопнула в ладоши. – И в самом деле себя не узнать. А что мы будем записывать?

– Да все, что можно уложить в несколько минут, больше возможности не позволяют, – я выключил магнитофон. Нет, надо будет посмотреть, что там намудрили в этом «выпрямителе», а то в самом деле он подозрительно горячий…

– Ах да, чуть не забыла! И у меня тоже все получилось, – она выложила из своей дамской сумочки сложенные несколько раз листы. – Вместе с Георгиевским мы решили не мудрить и просто будем вызывать на сцену кандидатов по одному. Он даже любезно поделился заданиями, которыми сам пользуется при прослушивании.

– Отлично! Но неужели все это время ты потратила на разговоры с ним?

– Нет, конечно, – она явственно смутилась. – Просто там потом репетиция по Вишневскому была, я осталась посмотреть.

– Это какой Вишневский? Который в прошлом году Сталинскую премию получил? – внезапно встрял Михалыч.

– Ага, он самый. «Незабываемый 1919-й», – подтвердила Ришар.

Я сделал вид, что увлечен смоткой кабелей. Офигеть, какие они все вокруг меня тут театралы, оказывается. Надо будет хоть пару раз сходить, а то чувствую себя деревенщиной неотесанной…

* * *

– Смотри, какая красота, – Андрей высоко приподнял край брезентового чехла.

Я пораженно кивнул. В самом деле, передо мной было нечто футуристическое даже по будущим меркам. Покрашенный в нежно голубой цвет здоровенный стол, по бокам которого возвышались две здоровенные стойки с кучей переключателей и крутилок. Севший за этот стол мог одним взглядом окинуть целых пять телевизоров, правда, зачем-то утопленных в столешницу.

– А зачем пять? Вроде же ты говорил про четыре канала? – мой взгляд зацепился за несоответствие реального с декларируемым.

– Пятый для контроля картинки со студии. Ну, чтобы видеть, что пойдет в эфир.

– Так у нас же нет студии?

– Ну, так будет, какие наши годы.

Покачав головой на такое заявление, я обошел установку кругом. Задняя панель оказалась снятой, и было видно, что монтаж еще не завершен. Присел на корточки и заглянул внутрь.

– Что-то как-то пустовато, – протянул я. – Неужели это все, что необходимо для работы?

– Нет, что ты! В соседней комнате стоят здоровенные шкафы, а тут только управление! Пошли покажу, – потащил меня за рукав сияющий Андрей.

В самом деле, в соседней комнате рядком стояли шкафы, покрашенные в тот же небесный цвет. Открыв дверцу одного, я с любопытством посмотрел внутрь. Куча проводов, горы ламп и переключателей. Это сколько же мне времени потребуется, чтобы освоить всю эту хреномудию…

– Это та самая ГУ-шестьдесят что-то там? – я показал на здоровенную хреновину в самом низу шкафа. На вид как здоровенный огнетушитель с болтами и трубками.

– Ага, она самая. Правда, здоровская? – энтузиазм прямо-таки пер из Андрея. – С водяным охлаждением, между прочим!

Я проскользил взглядом по здоровенному кабелю, отходящему от лампы и скрывающемуся где-то под потолком.

– А как разбили предыдущие, не узнали? – я закрыл дверцу. – Такую штуковину же надо танком переезжать, и то только краска поцарапается.

– Нет пока. Но сказали, что виновных уже нашли, – он вздохнул.

Понятно, нашли, но вам не скажем, ибо нефиг. В общем, опять аппаратные игры, в которые лучше не совать свой нос.

– Ладно, пошли отсюда, все равно пока не доделают и не включат, ничего интересного тут больше не случится, – я вернулся в первую комнату.

– Пошли, – он с моей помощью стал аккуратно возвращать на место чехол. – Но все-таки…

– А-а-а-а-а! – внезапно где-то неподалеку послышался захлебывающийся, с надрывом, женский визг. Вскоре к запевале начали присоединяться еще голоса, собирая в мощный хор все возможные полутона и оттенки.

Переглянувшись с Андреем, я ломанулся в коридор…

Глава 7

Крутнувшись на месте, я определил направление воплей и, поскальзываясь на вышорканном ногами полу, побежал на звук. Судя по всему, первый запал закончился, и теперь хор голосов разбился на четко различимые группы, которые начинали свою партию только после окончания соседней. Разогнавшись на прямой, я чуть не пролетел мимо двери, которая прямо-таки фонтанировала женскими эмоциями.

Ворвавшись в бухгалтерию, я ожидал увидеть злобного маньяка со здоровенным тесаком в крови, который решил покуситься на честь и достоинство Ирины Олеговны. Ну, там, проводку какую задержала или долго счет не оплачивала, вот и не выдержали нервы у человека. Однако перед моими глазами предстало зрелище стоящих на столах женщин, которые внимательно следили за чем-то на полу. Набрав воздух в легкие, они терпеливо ждали своей очереди и только затем полностью отдавались делу звукоизвлечения первой буквы алфавита.

Поняв, что ничего страшного не наблюдается, я вышел на середину комнаты, аккуратно переступая через разбросанные по полу бумаги.

– Мы-ы-ы-ышь! – прорычала Шапкина, чуть не сбив меня с ног инфразвуком. Стоя на столе и прижав руки к объемной груди, она явно сожалела о том, что рядом стоящий шкаф не сможет принять ее тело.

– Где? – я попытался рассмотреть обидчицу женского коллектива.

– Там! – одновременно выдохнув, сразу несколько женщин показали направление

Я взял в руки здоровенную папку с ближайшего стола и, примерившись к ее весу, чуть приподнял ее над головой. Скорчив зверскую рожу и привстав на носочки, я чуть согнулся в спине и начал демонстративно подкрадываться к предполагаемому месту зверушки. Внезапно прямо около моих ног из-под стола вынырнула что-то серое и побежало по проходу. Хекнув от усилия, я метнул свое оружие вслед хвостатой. Раскрывшись в полете, папка взорвалась веером мельтешащих повсюду бумаг. Черт! Прорвавшись через машинописные осадки, обнаружил замершую мышь. Подойдя поближе и не увидев никакого движения, я понял, что охота завершилась. Правда, сомневаюсь, что ее достало мое оружие, уж больно оно легкое стало после избавления от содержимого. Скорее всего, маленькое сердце попросту не выдержало стресса от окружающей обстановки. Представив себя лилипутом в стране гигантов, которые завидев меня, громко кричат и бросаются чем не попадя, я передернулся от нахлынувших чувств.

Оглядевшись и пошурудив на ближайшем столе, я выбрал наименее заполненный листочек и скрутив кулек, переложил в него трупик.

– Вот и все, преступница поймана и обезврежена, – я продемонстрировал закрытый кулек замолчавшим сотрудницам.

– Вячеслав, помогите мне, пожалуйста, спуститься, – первой сориентировалась в изменившейся обстановке Шапкина, демонстративно протягивая руку с опущенной ладонью.

Да не проблема: побыть жоптельменом – это всегда приятно, особенно если это мне ничего не стоит. Вслед за главбухом внезапно и все остальные дамы стали испытывать дикие трудности со спуском со стола, поэтому я планомерно пошел по рядам, расточая улыбки и сочувственно кивая на сбивчивые благодарности об избавлении от ужасного монстра.

Где-то на середине обхода бухгалтерии громко хлопнула дверь, и в ней показался тяжело дышащий Андрей с огроменным топором наперевес. Судя по цвету и неряшливым потекам краски, изначально это чудовище висело на пожарном стенде. Обведя взглядом помещение и обнаружив полное отсутствие опасности, он со стуком поставил оружие на пол.

– Андрей Леонидович, да не расстраивайтесь вы так, лучше помогите, – я кивнул на замерших женщин.

Мой начальник кивнул и, пользуясь тем, что у него обе руки свободны, предложил свою помощь сразу двум бухгалтершам. Очутившись на твердой земле, женщины под грозным взглядом главбухши тут же начинали собирать разбросанное на полу, пытаясь по содержимому определить место каждому листочку.

– Все, все. Хорошего помаленьку, – дождавшись спуска последней сотрудницы, я под одобрительным взглядом главбухши потихоньку начал выталкивать улыбающегося Андрея из бухгалтерии, – придешь потом, а сейчас не мешай людям работать.

– Ты чего? – возмутился он, стоило двери закрыться за нашими спинами.

– Чего не так? – не понял я.

– Да все не так! Не дал, понимаешь, воспользоваться плодами заслуженной победы, – он демонстративно положил топор на плечо. – Я голодный, а у них всегда есть пирожки с чаем…

– Какие пирожки, ты чего? Если бы мы остались там еще на пару минут, то избежать трудовой повинности, собирая бумаги с пола, было бы невозможно. Тебе это надо?

– Нет, но пирожки же… – он демонстративно закатил глаза к потолку.

– Ни один пирожок не стоит потраченного вечера, – я кивнул на темень за окном. – Зайдешь завтра утром, поинтересуешься самочувствием и получишь свою порцию хлебобулочных изделий…

– Ну да, ну да… Шкафы, поди, опять переставлять придется…

– Ну, не без этого. Ладно, пойду я до дома, заодно отдам последние почести зверушке…

Однако, спускаясь по лестнице, я почувствовал шевеление в кульке. Надо же, значит не умерла, а просто в обморок упала или как это называется по-правильному у мышей. Выйдя на улицу, я задумчиво посмотрел на бумажную тюрьму. Убивать по второму разу как-то совершенно не спортивно, тем более что это будет игра в одни ворота. Значит, надо дать еще один шанс бедной зверушке и выпустить где-нибудь подальше, чтобы она по старой памяти не побежала назад в бухгалтерию.

Так, идя по улице и оглядываясь в поисках наиболее приемлемого места для выпуска мышки, я дошел до универмага. Надо же, когда идешь просто так, не замечаешь, что одни каменные джунгли вокруг, даже мышь выпустить негде. Ладно, пойду дальше и выпущу мышку в парке напротив дома, благо осталось совсем ничего…

– Вячеслав, добрый вечер! – на меня смотрела Ирина Евгеньевна. Надо же, подкралась неизвестно откуда и улыбается.

– И вам добрый вечер! – я немного настороженно смотрел на нее. Утром, конечно, все прошло хорошо, но сейчас-то уже вечер. Фиг его знает, что она за это время себе надумала про меня.

– Да ладно, мы тут одни, так что давай на «ты» сразу. Лучше скажи, что будешь рад проводить меня с покупками до дому!

– Да не проблема, только надо будет в парк зайти, мышь выпустить, – немного ошарашенный ее напором, я приподнял кулек на уровень глаз, показывая причину изменения маршрута.

– Мышка? А зачем тебе? – она бесцеремонно отобрала у меня мышехранилище и, аккуратно отогнув уголок, заглянула внутрь. – У-у-у, обычная. Была бы белой…

– Женщины из бухгалтерии попросили позаботиться, – ответил я, принимая кулек назад. – Она их напугала, так что вот иду отдавать последние почести, а то второй раз ей такое не пережить.

– Ну и ладно, пошли тогда, – легонько махнув здоровенной дамской сумкой, она предложила направление движения.

Идя рядом, я косился на улыбающуюся Ирину и лихорадочно пытался прикинуть, что делать дальше. Нет, я совершенно был не против продолжения, но как в этом времени принято все это делать? Уворачиваясь от редких прохожих, я пытался вспомнить все старые фильмы, вернее, те эпизоды, где герои знакомились между собой. Почему-то перед внутренним взором вставали исключительно те фрагменты, где девушка, немного склонив голову, типа смущаясь, идет по набережной в накинутом на плечах пиджаке парня. Иногда с букетиком в руках, иногда без. Или, опять же обязательно в накинутом пиджаке, сидит рядом с парнем на скамейке в окружении кустов и деревьев. Даже если и были кадры с поцелуями, то все какие-то порывистые и в духе «она взяла его за уши и притянула к себе». В общем, категорически не подходит ничего к нынешнему случаю. Тепло еще, да и пиджака у меня нет.

– Ну, и чего молчишь?

– Скажу честно, не знаю с чего начать. Как-то все это необычно для меня, – сознался я, не видя причин таиться.

– Что, неужели и про это ничего не помнишь? – остановившись, она с тревогой посмотрела мне в глаза. Надо же, помощь пришла совершенно с неожиданной стороны. А я уже и забыл, что память потерял…

– Не, ну что-то помню. Например, что девушкам надо розы дарить, – расхрабрился я.

– Ну, розы еще рано… Но вообще все правильно помнишь. Хорошо, давай тогда не будем отклоняться от канонов и начнем гулять, – она внезапно взмахнула сумкой и крутнулась вокруг своей оси, заставив юбку платья развернуться колоколом. – Вечер какой замечательный! Даже вон в парке почему-то оркестр играет.

В самом деле. В парке около драмтеатра расположился оркестр и наигрывал что-то тянучее. Судя по тому, как беззвучно, шевеля одними губами, начала подпевать Ирина, песня была одним из местных хитов. Для меня же мелодия оставалась просто одной из кучи уже прослушанных. Внезапно всякие тромбоны и прочие дудки стихли и в наступившей тишине запиликала скрипка. На пятачок около оркестра вышел мужик и начал играть что-то классическое. Хоть по моим ушам и прошлись сотни медведей, я не мог не оценить уровень исполнения. Видно было, что товарищ полностью отдается музыке, заставляя весь оркестр тихонько подыгрывать себе.

– Да это же Ойстрах! – Ирина обеими ладонями ухватилась за мою закованную в гипс руку и в возбуждении покачала ее туда-сюда. – Ну, Давид Фишелевич же!

– Да, играет просто замечательно, – шепотом согласился я. – Подожди меня тут секундочку, я сейчас.

Отойдя подальше от собравшейся вокруг оркестра толпы, я развернул кулек и вытряхнул узницу на траву. Замерев, хвостатая несколько секунд оценивала обстановку, потом шмыгнула куда-то в сторону. Все, моя совесть, как и руки, теперь чисты.

Аккуратно развернув кулек, я двинулся назад. Уже засовывая сложенный лист в нагрудный карман, я услышал аплодисменты от окружающих оркестр людей.

– Они на гастроли к нам приехали. Всю следующую неделю будут выступать, – вывалила на меня новости раскрасневшаяся главсестра, стоило мне подойти к ней.

– Наверное, это здорово, – задумчиво ответил я. Просто внезапно вспомнил, что послезавтра начнутся прослушивания, а я даже не в курсе, на что там Алевтина с худруком договорилась. Так, займусь этим сразу первым делом после эфира, а то перед Малеевым на весь город облажаться крайне неохота.

– Ладно, я поняла, что музыка – это не твое, – она потянула меня дальше. – А что насчет цирка?

– А что насчет цирка? – не сразу переключился назад я. – Акробаты там всякие, животные дрессированные, клоуны…

– Ну, вот какие клоуны тебе нравятся?

Оппа. А какие клоуны есть сейчас? Так, Никулин точно был. А Олег Попов? Ползуба за интернет, чтобы даты посмотреть!

– Ну, мне Николай, то есть Юрий Никулин нравится. В смысле из молодых. А старые как-то не очень, – постарался я вывернуться из щекотливой ситуации.

– Ну не скажи, когда к нам Карандаш приезжал, аж оцепление из милиции выставляли, столько людей хотело попасть на представление.

– Карандаш? – я порылся в памяти – это такой маленький, с собакой? Как ее…

– Клякса! Такая миленькая, я была на представлении. Только непонятно, почему они с Никулиным расстались.

– В смысле?

– Ну, говорят, что Шуйдин что-то не поделил и подговорил Никулина уйти. Теперь Карандаш отдельно, а они сами по себе.

– Да не, не может быть такого, – обретя почву под ногами, я вовсю пользовался послезнанием. – Просто часто артистам становится тесно в обществе друг друга, и они расходятся, давая своему таланту раскрыться. Вот увидишь, их имена еще будут греметь на всех афишах!

– Ну, вот мы и пришли, – она показала на горящие окна. – Тут я живу.

Ну вот, только стал получаться разговор, как все и закончилось. Я чуть отклонился назад, пытаясь рассмотреть указатель. Улица Брагина. Запомню.

– И не надейся, на чай приглашать не буду, – неверно истолковав мое молчание, вдруг нервно сказала она.

– Хорошо. Я понимаю, что еще рано даже для поцелуя в щечку, не то что для чая, – растянув рот в улыбке, ответил я.

– Ну, раз понимаешь, – она легонько толкнула меня кулачком в грудь.– Тогда иди уже, а то вдруг увидит кто.

Возвращаясь назад, я пытался понять женскую логику. Ведь только что прошли вместе через половину города и ничего. А стоило постоять немного, так сразу озаботилась своим реноме и честью. Или прогулка рядом по местным меркам – это совсем другое?

– Оп-па, болезный. Дядя, есть чо?

Выбравшись из размышлений, я обнаружил стоящего перед мной щуплого шкета. Надо же, не заметил, как дошел практически до самого парка и уперся в гоп-компанию, расположившуюся на скамейке около ограды. В темноте лиц не было видно, но, если считать по вспыхивающим в темноте огонькам папирос, штук пять точно есть. Как же неохота снова в больницу…

– Есть, конечно, – я шагнул к штакетнику и, на ощупь выбрав потолще, с протяжным скрипом гвоздей отодрал планку от ограды. Обидно, что правая в гипсе, но с таким оружием и левой можно хорошенько отделать, главное – не пустить никого за спину.

– Ну что, смертнички, кто желает получить хреновиной по арбузу? – я взмахнул штакетиной вокруг себя. – Кто первый желает на шконку в больницу? Тут недалеко. Обещаю трехразовое питание и гарантированные уколы в задницу.

– Э-э-э, дядя ты чего? – шкет опасливо разорвал дистанцию, косясь на гудящую в воздухе штакетину. – Я ведь не про то…

– Зато я про то, – я шагнул к компании, заставляя их шарахнуться от меня. Так, надо заканчивать, а то непривычная к нагрузкам рука уже начала подавать сигналы.

– Стоямба! – от скамейки отделилась тень, выходя на освещенное луной место. Небольшой рост, заправленные в сапоги штаны… Знакомая рожа.

– Жмых, какого хрена? – я прекратил махать и оперся на оружие. – Что за наезды?