Текст книги "Своими глазами(СИ)"

Автор книги: Вячеслав Рыженков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Уже в сумерках мы подошли к лагерю. Без всякого сомнения лично я ждал нагоняя. А вместо этого нам устроили что-то вроде торжественной встречи – по сигналу Натальи Тереховой хором протрубили туш. Каким-то образом узнали и поняли, что мы не шатались неизвестно где, а посетили именно Плёс, хотя ничего особенного там и не видели. Да если разобраться, Плёс славился природой живописных окрестностей, а сам по себе был просто маленький городок.

Сразу же замечу, что это была первая, но не последняя прогулка в Плёс. Уже на следующий день в нем побывали Витька и Олег. А потом вообще – целая толпа народу, я тоже в этом участвовал. В общем-то все эти хождения в Плёс были не продуктивнее нашего первого, просто пробежки ради развлечения. Я запомнил только то, что на обратном пути нас застал дождь, и мы поперлись с Лешей Егоровым не по тропинке, а прямиком через луг, по пояс в мокрой траве и великолепных крупных ромашках. Кругом по низу шныряла масса здоровенных лягушек, и Егоров то и дело вопил: "Змея!". Кого он хотел пугнуть, меня или самого себя, сказать трудно...

Но по порядку. Уже перед сном, в палатке, Розик еще раз, на бис, изобразил нам свою песенку: "Спустилась ты... с крутых вершин. А – аа – а!". Потом мы выдали ее хором, но вполголоса. И вот Олег пошел на третий заход, полным криком. Мы уже напелись, принялись его утихомиривать, а он продолжать шуметь и дурачиться. В общем всполошили весь лагерь, к нашей палатке подбегали узнать, не случилось ли чего. Только постепенно шум затих.

А примерно еще через полчаса, те из нас, кто еще не спал, услышали шорох. Скреблись под днищем нашей палатки. Нет, нет – не происходило ничего таинственного! Это были Андрей Зверев и Моченов Серега, которые пришли за пожарным топориком.

На следующий день мы узнали, для чего им понадобился топор. Не успели понежиться на солнышке после завтрака, смотрим – плывет по Волге лодочка, а в ней они, вчерашние полуночники. Конечно, кто тут усидит на месте, все подбежали к самой воде. Но Серега с Андрюшкой и не думали причаливать, мол лодок много, идите сами, рубите цепи и тросы, а потом катайтесь. Впрочем, они в этот день лодку брали с опаской и далеко от заливчика не отъезжали. Так что местные лодочники не вдруг заметили беспорядок.

Мы их, местных, увидели вечером, на зорьке. Совсем недалеко от нашей стоянки причалили мужики, сбросили на берег край сети, а потом один остался держать за веревку, а двое других повели лодку. Они описывали по воде большую дугу, сеть разворачивалась, волочилась за ними следом и погружалась в воду. Дуга замкнулась на берегу, немного в стороне от первой точки. Рыбаки ухватились за края сети и дружно потянули ее к себе. Мы стояли чуть выше на берегу и смотрели, разинув рот.

Когда выбирали рыбу из вытянутой сети, ничто не могло удержать наших ребят на месте. Местные, впрочем, отнеслись к нашему присутствию спокойно. Они больше смутились маленьким уловом. Спросили, давно ли мы здесь стоим, купались ли днем и махнули рукой. Мол, надо ехать в другое место. Из улова они взяли только несколько щучек, прочую рыбешку отдали нам, да еще Сашка Романов украдкой откинул в темноту щуренка побольше.. Его тоже подобрали, и на следующий день у нас была уха.

Кроме ухи случилось еще три события: бой на воде, посещение коров и рывок на другую сторону Волги.

В затеянном водяном сражении от нашей палатки участвовал только Костя Сорокин, его посадили на весла. В этот день к первой уведённой лодке прибавилась вторая, таким образом – лодка против лодки, по три человека, то есть шестеро сражающихся. Прочие – зрители. Самое большое время заняло не само сражение, а его суматошная подготовка. Ребята бегали, с важным видом таинственно совещались, затем собирали камни.

Весь бой прошел так быстро, что кто-то из слегка запоздавших зрителей его уже не увидел. Но в основном было много шуму и разбрызгивания воды. Камни, в общем, тоже предназначались для поднятия брызг и фонтанов, друг в друга никто ими не кидался. Если бы иначе, дело бы не обошлось без раненых и убитых.

Ближе к обеду, когда ведра уже стояли на кострах, откуда-то сбоку, с восточной стороны прямо на нашу стоянку вылезло небольшое коровье стадо. Коровы вели себя спокойно и мирно, аккуратно обошли наши костры и только одна или две продвинулись ближе к палаткам. Но как можно было допустить такое вторжение?

Вперёд высыпали все, кто был в лагере. Кто с голыми руками, кто с ремнем или палкой. Коров, впрочем, бить никто не рискнул, зато шумели, орали, бегали и размахивали руками. Ремнями щелкали на манер кнутов, зная, что коровы подчиняются похожим звукам. Стадо постепенно миновало наше беспокойное шумное место, но мы продолжали с криками тянуться следом, пока за дальними кустами не скрылась последняя корова.

Прошло полчаса. С той же стороны, откуда пришли коровы, вынырнул заросший щетиной, приземистый мужичонка, в сапогах, длинном пиджаке и с кнутом на плече. Ясное дело, это был пастух.

– Ребята, коровы прошли?

– Прошли, прошли...

И пастуха понесло. Выкрикивал разные слова он минут десять, мешая отборную сплошную матершину с короткими смысловыми вставками. Можно было понять, что "какой-то черт их мотоциклом гонял" и "развели здесь курорты". В конце концов дядя выговорился и быстро засеменил дальше, что-то бормоча под нос себе на ходу. Нам настолько смешной показалась эта встреча, что долго еще этот нелепый пастух всплывал в веселых разговорах.

Ближе к вечеру все, кто хотел поплавать на лодке – наплавались. Лодка стояла одиноко, уткнувшись носом в песок. Стало ясно, что пришла наша очередь. В лодку забралось четверо: Вовка Галенков – Чинарик, Калитеевский Витька, я и местный мальчишка лет двенадцати. Кажется, его звали Сережка, он с недавнего времени ежедневно посещал нашу стоянку, и с благословения Алевтины с нами обедал и ужинал. Она его расспросила о жизни, и к чему-то в его рассказе отнеслась с сочувствием.

Мы довольно резво отрулили от берега, а потом, переглянувшись, налегли на весла. Лодка пошла к противоположному берегу Волги. Очень быстро мы поняли, что это действительно великая река. Наш берег стремительно удалялся, а тот и не думал приближаться. Зато с низовьев наперерез шел большой пассажирский теплоход. Шел он не шибко быстро, но и мы плыли, как нам казалось, еле-еле. Вот еще не хватало, попасть ему под киль или колеса. И вместо того, чтобы подождать в сторонке, мы гребли изо всех сил.

Но на волжском просторе для всех хватило места! В конце концов, мы конечно благополучно разминулись и даже не помню, успели проскочить или наоборот, удачно не успели.

На том берегу не нашлось ничего интересного. Какие-то ржавые трубы, намытый песок... Длительных экскурсий, разумеется, никто устраивать не собирался, опасались отойти от лодки. Но всё-таки немного передохнули, прежде чем возвращаться восвояси. Назад гребли не в пример слаженнее, весла четко шли в такт, особенно это хорошо получалось у Витьки с Чинариком. Хотя всё равно, легко и быстро пересечь Волгу было нельзя. Алевтина Васильевна стояла на берегу и время от времени то ли призывно взмахивала рукой, то ли грозила нам кулаком. Нас ждало, как минимум, строгое внушение...

А уже вечером к месту нашей стоянки, тоже на лодке, подъехали двое строгих вежливых мужчин. Они попросили проводить их к руководителю, а затем объяснили, что на первый раз в милицию решили не обращаться. Конечно, разговор шел о тех же лодках, которые, всё-таки, к счастью все оказались на месте. Правда, не все привязаны.

Алевтина, даже с некоторым злорадством вывела вперед Андрюшку и Серегу. С таким пояснением, что вот мол, забирайте этих и отпУстите только тогда, когда они сделают всё, что от них потребуется. Не помню, когда возвратились наши лодочники, но весь следующий день они дежурили на кухне.

Последний день на волжской стоянке был самым скучным. Купаться уже никто не хотел. Бродили, слонялись, время от времени усаживались в палатках и играли в карты. Гусева гадала по руке всем желающим. (Я, помнится, притворно ныл и страдал, когда Татьяна предсказала, что имя моей жены будет – Маня. Это было тогда на редкость непопулярное, немодное имя. Ныл я так, что Гусева из жалости внесла поправку, это предсказание приблизительное, было нечетко видно. А другая Татьяна, Ессе, прибавила, что действительно, ведь письменное "М" похоже на "Т". значит, может получиться – Таня. Смех смехом, но в этом варианте они угадали.)

Вечером в качестве развлечения сходили в ближайший поселок, в кино. Смотрели мы "Волчье эхо", фильм из жизни польских партизан и оперативников, во главе с паном Слотвиной... К ужину вернулись довольные, кино понравилось. Местный Сережка ушел от нас уже затемно, назавтра обещал прийти проводить. Но так и не появился.

Впрочем, было не до него. Паковались, сворачивались, и отправились уже протоптанной дорожкой в город Плёс. На этот раз Алевтина Васильевна шла замыкающей, чтобы никто не застрял по недоразумению или дури. На теплоход нельзя было опаздывать.

Впереди цепочки шагала Наталья с Сергеем, к ее рюкзаку была прикручена самая замысловатая из коряг, которую мне хотя бы раз случалось в жизни видеть. Не единожды, на фотографиях в журналах, на выставках, просто дома у каких-нибудь любителей я видел разные корешки-фигурки, но всё это было не то. Либо очень отдаленное сходство с обозначенным персонажем, либо значительная последующая доработка с добавлением дополнительного материала. Чаще же и то, и другое.

А тут всё сделала сама природа. Не требовалось необузданной фантазии, чтобы разглядеть глазастую, крючконосую бабку Ёжку в платочке, усевшуюся верхом на летящего дракона с длинным хвостом. Они нашли этот корешок в осыпи подмытого берега и только отпилили несколько лишних отростков. Я потом, завидуя их удаче, смотрел и там, и в других местах – другие корни не представляли собой ничего интересного. Но ведь и Сергей с Натальей нашли единственный!

В Плёсе мы без особой толчеи погрузились на теплоход "Лесков", который должен был довезти нас прямо до Москвы. Взрослые наши, как самые богатые, ехали первым классом, в каютах за полированными дверями. Мы, конечно, располагались почти в трюме. Если высовывали руку в иллюминатор, открывающийся у самого потолка, доставали до плещущейся воды. Больше, собственно, в это круглое окошко ничего нельзя было разглядеть – только воду и темный навес каких-то расположенных выше надстроек. (Впрочем, это был третий класс. В четвертом ездили вообще без кают, сидя среди своих узлов на нижней палубе).

Так что нам наша каюта очень понравилась. Четыре полки с почти мягкими тюфяками, столик, плотно закрывающаяся дверь. Под полками – настоящие спасательные пояса. К тому же ехали мы в этой четырехместной каюте втроем, своей компанией. Не знаю почему, но так получилось. Так что еще нужно? Рюкзак под голову, одеяло своё, байковое – и тепло, и мягко, и комары не кусают. (я говорил, что это просто люкс).

Нравились не только каюты, само судно – настоящий пароход – вызывало восторги всей своей обстановкой. Крутые лестницы-трапы, открытые палубы, возможность увидеть машинное отделение с огромными двигателями, лёгенькая качка... Помню, как уже на первом шагу на борт все мы восхищались дверкой с романтически-юмористической надписью – "Боцман". Кивали с ужимками, закатывали глаза. Конечно, воображали колоритного щекастого здоровяка, как в кино. Не могло же быть такое, чтобы боцман (!) и вдруг обычный человек, один из членов команды.

По каютам нас развела какая-то женщина (вроде проводницы, но как они назывались на судах, бог их знает). Соседняя с нашей каюта, где размещались Розов, Сорокин, Иванов и Дмитриев оказалась не готова. В ней чинили столик. Худенький подвижный дяденька быстро орудовал отверткой и при этом приговаривал, обращаясь уже к нам:

– Сколько можно ломать. Говорили же, не становитесь ногами! Смотрите, если сломаете, будете платить штраф.

– А сколько? – спросил я. – Рублей пять?

Тот покосился с интересом.

– Ну, не пять... А рубля три придется.

Костя Сорокин пробормотал под нос что-то вроде: "Три рубля? Чего ж, если три рубля..."

– Что? Есть трёшница?! – со смешинкой в голосе подхватил дядька. – Тогда, разрешаю, можете ломать!

И собрав инструмент ушел, о чем-то на ходу пересмеиваясь с теткой. А потом я случайно узнал, что это и был боцман.

*кстати, не каждый сейчас догадается, что в то время "три рубля" были не просто одной из обычных сумм, или даже зеленой трехрублевой бумажкой, а анекдотической цифрой-намеком. Столько (вернее почти столько – два, восемьдесят семь) стоили пол-литра водки, и выражение "на троих" как раз означало – сложиться по рублю на выпивку. Остаток – тринадцать копеек – шел на плавленый сырок, закуску*

Чем запомнилось наше плавание? Во всяком случае не берегами, они были достаточно далеко, и представляли собой совершенно привычные картины. Только, когда вошли в Рыбинское водохранилище, Олег молча поднялся на верхнюю палубу и также молча рассматривал водное пространство, раскинувшееся во все стороны до самого горизонта. Потом уж он много-много раз пересек и Балтику и Атлантику, ходил и в Африку, и в Арктику, но это было его первое море.

Мне же больше нравилось кормить чаек. Обычная забава пассажиров во все времена. Но мне она не надоедала. Я мог бы заниматься ей часами, правда для этого потребовались бы целые корзины кусков хлеба и прочего корма, чего у меня, конечно не было.

Первая большая стоянка была под вечер в Костроме. На берег мы не сходили, а вернее всего, нам бы это и не разрешили. Следующий большой город – Ярославль, миновали ночью. Там сошел Вовка Чинарик, это был его родной город. Леха Егоров потом сплетничал, что Алевтина расцеловала его и проводила со слезами. Зная Егорова, лучше не верить ни одному его слову, хотя думаю, прощание всё-таки не обошлось без грустинки. Чинарик числился у нашей руководительницы на очень хорошем счету, что не мешало ему потом получать от нее, как от учительницы, положенные тройки и двойки.

В Угличе стояли два часа в самый солнцепёк. Романов и Моченов спрашивали у АВ разрешения съездить на пляж – искупаться. Разумеется, получили категорическое запрещение, мол, сколько дней торчали у самой Волги, тогда и надо было купаться. На этот раз пришлось подчиниться, самовольничать никто не посмел.

На подходе к каналу Москва-Волга огромный ажиотаж вызвал первый шлюз. Пассажиры всех возрастов сбежались смотреть, как мы пройдем эту коробочку, медленно наполняемую водой. Зрелище затянулось, но всё равно, никто не уходил, пока оно не завершилось. Второй шлюз смотрели уже со скукой, а к концу пути они начали слегка раздражать.

Не знаю, как кто, а я очень хотел взглянуть на сам канал. Почему-то мне воображалось, что его берега сплошняком в камне, или по крайней мере в железобетоне. Так я представлял себе тогда каналы. Но действительность оказалась скромнее, канал ничем не отличался от обыкновенной широкой реки. Вот тебе и гидросооружение! Одна радость, скоро будем дома. Что ж, и ладно, хорошего помаленьку. И так хватило впечатлений на несколько лет вперед.

5. Лето 1972 г. Волоколамск – Можайск

Человеческая память прихотлива. Никто не знает наперед, что отложится в ней навсегда, а что выветрится сразу. Насколько хорошо я помню свой первый школьный поход, настолько же плохо запомнился третий, завершающий. Хотя, казалось бы, лет с того времени прошло меньше.

Кое-что пришлось восстанавливать буквально по крупицам. Даже такая очевидная вещь, как маршрут. Где и как прошли мы от Волоколамска и Дубосекова до Бородина и Можайска? Эту нашу, теперь уже полузабытую дорогу с очевидностью пересекают два полноводных водохранилища – Рузское и Можайское. Ясное дело, если мы их не переплывали, то конечно обходили. Только с востока или запада? Или одно с запада, а другое с востока?

На одном из этих водохранилищ у нас была дневка. На каком, Рузском или Можайском? Кто бы вспомнил, да подсказал.

Примерно в таком разброде были мои мысли, когда я решил взглянуть на карту.

Итак, вот Дубосеково – а вот Бородино. Что еще? Вспоминаются какие-то мелкие речки, проселки, остающиеся в стороне деревни, изредка хороший асфальт. Берег водохранилища, песочек, палатки. Берег несомненно южный, когда заходишь в воду, солнце припекает спину. И всё? Маловато. Делать нечего, напрягай память.

Постепенно всплывает из подсознания некая подробность. Мы, вырвавшиеся вперед, никак не могли втолковать местной бабке, куда нам нужно, то ли в Сепыгино, то ли в Сапугино. Наконец она поняла и воскликнула радостно, но наставительно: "Ах, в Сипягино!" Этот вариант названия мы с Сорокиным Костей торжествующе донесли до всех. Теперь смотрю на карту. Есть что-нибудь похожее? Да, вот. Оказывается, Сапегино. Первая точка найдена.

Дальше. Дальше была стоянка в излучине мелкой речушки. Как ее определить? И опять вспоминается недоразумение. Меня обсмеяли девчонки, когда я сказал, что мы должны выйти на Истру. Как же можно говорить такую глупость? Истра – река большая и совсем в другой стороне, а нам нужна Искона. Так! Что-то не видать на карте такой речки. Хорошо, что есть автоматический поиск. Итак – Искона!

Еге, да она совсем не там, гораздо дальше, уже между двумя водохранилищами. Но всё равно, главное, что она есть, это еще одна зацепка! Только как вот мы попали от Сапегино на Искону? Обошли Рузское море справа, встали на дневку, а потом двинулись сюда вниз? Нет, пожалуй, пора вспомнить тот скандальный день, когда за нами гнались, но так и не смогли догнать. Была в тот день на редкость прямая дорога, а Алевтина Васильевна боялась, что нас может унести в Сумароково. Звучное название, я его с тех пор запомнил навсегда. Так-так, есть на карте и Сумароково, и тоже между водохранилищами. Но тот-то переход был явно раньше дневки! Выходит. Выходит на Рузком море мы не стояли. Тоже неплохой заслуживающий внимания вывод.

Унести на Сумароково? На Сумароково нам было как раз и не надо. А вот куда надо? Какое-то очень знакомое, знакомое по другим местам название. Карачарово! Есть ли на карте Карачарово? Не видать. Эх, попробуем опять через поиск.

Есть Карачарово. Наверно совсем маленькая деревушка, а может быть уже и не существующая. Но она здесь же, где и Сумароково. Так вот та вилка, в которую мы могли попасть. Здесь же есть и подходящая дорога, прямая и четкая, каких в этой местности немного, а вернее больше и нет. Идет она от Осташева, огибает водохранилище с запада и обрывается, именно не доходя до Карачарова. Как раз то, что нужно. А за Карачаровом – вот она речка Искона.

Дальше вывод простой. Если мы стояли вот здесь на Исконе, то Можайское водохранилище могли обогнуть только слева. Отлично! Вот тебе и днёвка, и южный берег! Где-нибудь здесь, между Крылаткой и Поздняково. И дальше просто и очевидно. Прямая дорога на Бородино, которое мы, помнится, прошли с небольшим скандалом и встали на заметном удалении от исторического поля, поближе к Можайску. Где-то здесь, на реке Колоче. До Можайска как раз оставался один небольшой переход.

Остается вернуться и уточнить нашу вторую стоянку. Третий свой день мы, конечно, начали не от Осташева, а стало быть чуть севернее, значит стояли на речке-ручейке где-то в треугольнике Лукино-Милованье-Становище. Стало быть, сюда и совершили первый большой переход от Сапегино.

Что ж, маршрут прояснился. Осталось вспомнить, какие дела и события происходили с нами на этом самом маршруте. Скажем сразу, не очень приятные воспоминания.

С этим Можайским походом изначально было очень много неясностей. Алевтина Васильевна периодически отменяла его вообще. В одиночку его вести она не хотела, а кандидатуры на помощников никак не подбирались. Одно время были разговоры, что пойдёт Козырев Сергей и еще один молодой человек, его приятель. Потом этот вариант отпал. В конце концов нам объявили, что поход всё-таки будет. Вместе с Алевтиной Васильевной пошла еще одна учительница, наша преподавательница русского языка Татьяна Петровна.

Может быть, такая изначальная неопределенность сказалась на том, что к составу участников отнеслись с небывалой лояльностью, без всякой строгости отбора, характерной для походов прошлых лет. Не исключено, конечно, что просто было мало желающих, и потому брали всех. Во всяком случае, думаю, наша руководительница не раз потом укорила себя за такую неразборчивость. Не знаю также доподлинно, как расценили этот поход его рядовые участники, возможно, что, наоборот, большинство вспоминало его с удовольствием.

Начало – очень ранний отъезд из Ногинска на электричке в Москву. Сидели мы с Олегом в сторонке и пока молча, без особых комментариев рассматривали будущих сотоварищей по походу. Картина представлялась весьма сомнительная, и, прежде всего, не хватало Витьки.

Витька Калитеевский, бывалый турист и наш друг, наметил на это лето другие планы – спортивный лагерь. Что делать, время понемногу подвигалось к выпуску из школы, восемь классов осталось позади, надо было заботиться о будущем. Например, об институте. Тем более, спортивными данными Витька располагал неплохими, а разряд, скажем, по волейболу оказался бы очень даже кстати. Таким образом, в поход мы отправились без него. Правда, здесь был Андрюшка Зверев, но дружба наша давно осталась в прошлом. Сейчас мы уже почти и не общались. Он теперь тянулся туда, где побрякивали гитары.

Гитара – не отвлеченный образ, а реальность. Нашлись среди наших будущих походников люди, которые взяли их с собой в поход. Целых две штуки, так что невесёлое впечатление уже с первого шага поселилось в сердце. Нам гитара говорила не об увлечении музыкой, а об определенном образе жизни, образе мыслей. Была она символом не привычного нам, а совершенно иного круга и мира.

Но пока еще можно было только удивляться, какую собрали на этот раз команду. Вот, например, Егоров Лёша. Мало нам было его в прошлом походе – вечного письмеца с сюрпризом. Тут же сидел и светлочубый Леонов Сашка, в ранних классах считавшийся у нас не очень прилежным, но в целом хорошим мальчиком, а последние два года стремительно продвигавшийся в категорию отпетых оболтусов. Но это всё цветочки.

Особенно обращала на себя внимание развязная троица, как раз и бренчавшая гитарами. Все – закадычные дружки-приятели из восьмого "А". Степаница, Корольков, Стулов. По крайней мере двоих из них я хорошо знал по их дворовым подвигам. Встречались с ними на узкой дорожке и в лесу, и у Клязьмы. Не может быть, чтобы о них ничего не слышали наши руководительницы.

Вообще класс "А" соперничал по хулиганистости только с "В" классом. Но если в "В" резко выделялись отдельные отпетые индивиды, "А" превосходил их своей общей массой. Его хулиганы были помельче, но их было больше. Так повелось еще со времен беспощадной Зои Алексеевны, все тихие, кто как только мог, стремились побыстрее покинуть ее зашуганный класс. А мы, из параллельных классов, предпочитали именно с "А" не иметь никакого дела.

Но, так или иначе, поход начался, и довольно скоро электричка довезла нас до Москвы. В Москве, на том же, нашем, Курском вокзале, намечалась пересадка на другую электричку, уходящую уже в Рижском направлении. Несколько таких, в те времена, помнится, бегало. Но, как тотчас же узнали все, до этой новой электрички оставалось еще часа два с лишним. Рюкзаки сложили в кучу, и всем, чтобы не томились сидя, было разрешено немного побродить.

Нам с Олегом только этого было и надо. Мы довольно быстро отдалились, свернули за здание вокзала, и как только скрылись у всех с глаз, быстрым шагам отправились в город, как я сейчас понимаю, к улице Чкалова. Формальным поводом был киоск, в котором я собирался купить карандаш и тетрадь, коих не захватил с собой из дома. На самом же деле нам не особенно хотелось коротать ожидание в компании, уже вызывавшей у нас неприязнь. Ладно бы, эта задиристая кучка, остальные ребята тоже ведь оставляли повод для сомнения. Например, трое из "Г" класса, давно знакомый Костя Сорокин, и еще два постоянно перешептывающихся дружка – Виноградов и Тодоришин. Они явно нас сторонятся, а у Кости к тому же давние счеты с Олегом по их дворовым разногласиям.

Да и остальные, хоть и из нашего класса, но без оговорок своими не назовёшь никого. Что до девчонок, они как водится, ни в какие расчеты не шли. Большинство из них были те же, что ходили в прошлое лето на Волгу. Правда, две новых, Лена Архангельская из "А", и еще одна Лена – Кострикова. Наша Кастрюля. Да, в конце концов, разве в них дело...

В общем, не долго думая, от киоска на углу Чкаловской мы прошли по ней дальше. Потом свернули направо, еще раз направо, чтобы всё-таки не уходить далеко. Вышли к какому-то зданию, широкую лестницу к которому обрамляли с двух сторон два огромных каменных шара.

–Вот бы их сейчас, вон туда, по улице, – кивнул Олег на шары. Улица и впрямь резко шла вниз, под уклон. Разумеется, я тогда не мог еще и представить, что буду ходить мимо этих шаров все пять институтских лет. Однако, пора было возвращаться на вокзал. Короткого пути, мы, как водится, не знали, поэтому возвратились старой дорогой.

На подходе к вокзалу мы увидели, что прямо навстречу нам выскочило сразу трое наших одноклассников. Оказывается, нас уже разыскивали. Двое, Леонов и Чинарик, особенно не шумели, зато третий, Юрка Шитнёв, разразился бешеной бранью. Его вытаращенные глаза, да еще в сочетании с голой, свежеобритой головой не оставляли сомнений, что злится он всерьёз. Но я по старой памяти, хотя и не без робости, постарался его осадить.

С Шитнёвым я был знаком еще до школы, через Наташку Митрофанову, ходившую с ним в одну детсадовскую группу. Был это тогда забавный ангелочек с кудряшками и огромными голубыми глазами. В школе обаяние невинного облика прошло быстро. Более того, Шитнёв был единственный из нашего класса, кого уверенно относили к "настоящим хулиганам". В общем-то он не грубил учителям, ни с кем не задирался (характер от природы, по иронии судьбы, ему достался мягкий и незлопамятный), но его всегда окружал негласный ореол недоступности. Все знали, что он не входит даже в компашку школьных отпетых двоечников разных возрастов, а только иногда к ним снисходит. Круг общения Шитнёва, или Шитни, был где-то в стороне, среди взрослых матёрых элементов, побывавших уже и на Севере, и за решёткой.

В общем, связываться с Юркой было небезопасно, хотя, надо сказать правду, ко мне он всегда, всю свою короткую жизнь, относился по-дружески.

Возмутился-то я искренне, до назначенного времени отправления оставалось еще полчаса. Но, пока мы пропадали, у руководителей возник иной вариант – переехать на метро к Рижскому вокзалу и оттуда уже отправиться без долгого ожидания на другой электричке. И вот теперь из-за нас этот план сорвался. Зато мы могли утешаться, что всё-таки купили тетрадку, которая, к слову, так и провалялась у меня под крышкой рюкзака ни разу не тронутая, и я потом ее использовал на записи о совсем других походах.

Но, как бы там ни было, выехали мы от вокзала Курского. Навсегда у меня осталось от этой "рижской" электрички ощущение чего-то невозможного. Вместо обычных лакированных досок – мягкое сидение. Причем мне упрямо помнится, те сидения были заметно мягче поздних, которыми, лет пятнадцать спустя, стали оборудовать электрички всех остальных направлений. Они приближались по мягкости к пружинным автобусным подушкам.

Ехали, конечно, в тихом восторге, с трудом веря в реальность подобных электричек. В купе наших гитаристов подсели два солдатика, им тоже захотелось поиграть на гитаре. Посидели, побренчали, потом один пропел что-то вполголоса:

"А сверху молот, снизу серп.

А это наш советский герб" и дальше всякое разное.

Через несколько остановок они сошли, время же тянулось еще может быть час, и вот – Дубосеково. Знаменитый на всю страну разъезд 28 панфиловцев.

Музей их боевой славы располагался чуть дальше, в Нелидове. Там же и их братская могила, за скромной, но красивой оградой с большим каменным памятником. Всё получилось вполне удачно, приехали мы вовремя и без всякой очереди. Конечно, выслушали рассказ экскурсовода, короткий, торжественный, о событиях всем уже давно известных. Впрочем, так было даже лучше, слушать, не стараясь переварить огромную массу новой информации, кивать, четко зная, что будет дальше, и удовлетворенно узнавать знакомые подробности.

Затем, уже сами, без музейного сопровождения, вышли на поле, туда, где находилась позиция панфиловцев. У Олега загорелись глаза, он предложил взять лопатку и покопаться на этом поле. Найти остатки какого-нибудь оружия или еще что-то военное. Я покачал головой. Вот уж чего мне действительно не хотелось, так производить на этом поле хоть какие раскопки. Олег остался очень недоволен, он продолжал зудеть, надеясь меня уговорить. Пришлось ответить, что я убежден – здесь давно уже всё перекопано.

Олег умолк, может быть, его убедил сам вид позиций, до которых мы, наконец, дошли. Черные от земли, свежевыкопанные окопы, короткие ходы сообщения, несколько врытых в землю укрытий, полу блиндажей, полуземлянок. Недавно вынутая и отсыпанная земля, еще не успевшие потускнеть чистенькие доски. Приблизительная реставрация, причем даже без попыток придать объекту старинный музейный вид.

Мы рассыпались во все стороны, ходили вдоль окопов, спрыгивали в них, выбирались, заглядывали в полуземлянки. На пороге одной из них меня остановил Чинарик:

– Не ходи, там уже есть два панфиловца.

Я всё-таки заглянул. В полумраке, под дощатой крышей, на корточках сидели Стулов и Степаница. Они не спеша дымили сигаретами, и сделали мне рукой знак, дескать – ступай. Настроение стало кислым, как будто вместо музея нечаянно заглянул в сортир. Я, конечно, сразу вылез на воздух.

Через несколько минут объявили сбор. Тут же на краю поля перекусили консервами и хлебом и двинулись проселками на то самое Сепыгино-Сипягино.

После небольшого перехода и первой остановки на отдых Олег сказал, что надо побыстрее уходить вперед.

–А! Вы хотите, как в прошлом году мы с Розиком? – посмеялся Костя. Он в этот день шел с нами. Идти впереди всех было выгодно, на остановках дольше отдыхаешь, поджидая отставших.

–Ну, кого мы возьмем к себе в палатку? – спросил Олег. Костя с удовольствием захихикал.

–И вы о том же?! Лешка с Виноградом всю дорогу решали, кого они возьмут в свою палатку, а кого нет. И эти Кабаны тоже.

Мы догадались, что под Кабанами Костя подразумевает троицу из "А". Не знаю, как насчет Кабанов, но свиньями они себя показали в первую же ночевку...