Текст книги "Своими глазами(СИ)"

Автор книги: Вячеслав Рыженков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

В это время вздумалось и мне пройтись до магазина. Я шагнул на дорогу, но полуобернулся, услышав забавные реплики про велосипед и уборную. А машины-то здесь носились на полной скорости. Вот одна и промчалась, обдав ветром, так что с головы чуть не слетела кепка.

С Костей Юрий беседовал сидя, тут же подскочил ко мне вплотную. Я увидел злющие глаза и думал, что сейчас он будет бить меня до посинения.

– Еще одному жить надоело! Марш на место.

В магазин идти расхотелось.

На самом подъезде к Туле лопнула шина на велосипеде Петьки Степанова. А так как ехал он на гоночном, шина была бескамерная, поэтому она просто разлетелась пополам, и Петя съехал с горки на голом ободе. "Хорошо, что спуск короткий, – прокомментировал Юрий. – А если бы разогнался посильнее... Разлетелся бы обод, и на одном колесе или в кювет, или под машину".

Сказать тут к слову, велосипеды у нас были самые разнокалиберные. Вся пятерка наших младших, как один, ехала на обычных дорожных, только разных заводов. У старших были по большей части гоночные и полугоночные (мы говорили – полугончие). Насколько я понимаю, самый шикарный – "Спутник" – был у Ольги Ратниковой.

Петькина авария задержала ненадолго, шины в запасе были, и скоро он присоединился ко всем. Если бы также, на ходу, можно было управиться и с больным зубом, а не идти вечером в тульскую больницу!

Но вот пошли какие-то железнодорожные переезды, склады, ангары, заводские кирпичные заборы, одним словом, признаки большого промышленного города...

В Туле, областном центре, никто, ясное дело не собирался ночевать в палатках. Требовалось для постоя найти школу. Как это делалось, не знаю. Действовали наши руководители на полной импровизации, созванивались заранее, или имели при себе какое-нибудь официальное письмо – знали только они. Но по внешнему впечатлению я склоняюсь к первому.

Мы уже въехали в город, когда я почувствовал неладное. Рюкзак, привязанный на багажник, стал заваливаться на правую сторону. Улучив момент, я проверил крепление багажника. И похолодел. Сам багажник был цел, у харьковских велосипедов они отличались прочностью. Но болт, крепящий его в верхней точке, исчез вместе с гайкой и фиксирующей накладкой. Пока никто не обратил внимания, я оттянулся в хвост цепочки. В общем-то веревки держали рюкзак прочно, дотянем до какой-нибудь школы, а там видно будет.

Но не вышло.

– Эй, ты, чемодан потеряешь! – крикнули какие-то тетки. ЮВ заподозрил неладное, вернулся и спросил, в чем дело. Пришлось сказать. Юрий только поморщился.

Тем временем вынырнул какой-то местный мужичок, тоже на велосипеде. Спросил кто мы, откуда. Потом, показывая руками, стал объяснять что-то Алевтине Васильевне и подъехавшему Юрию Владимировичу. Видимо речь шла о школе. И действительно, не проехав и квартала, мы оказались в обычном школьном дворе, незаасфальтированном и голом, без единой травинки. Как обычно в подобных случаях, школьные власти выделили коллегам-туристам спортивный зал. В нем нам предстояло ночевать две ночи...

Напрочь не помню, что и как мы ели в Туле. Без сомнения ходили в какую-нибудь столовую, но такая подробность в памяти не отложилась. Зато хорошо запомнилась тульская мороженщица.

В день пребывания в Туле наступила, наконец, настоящая летняя жара. И как на смех, не было теперь под руками ни реки, ни речки. А городские пляжи в культурную программу не входили. Оставалось мороженное.

Первый же увиденный лоток с мороженным, причем без всякой очереди, мы облепили жадно и нетерпеливо. Костя Сорокин купил мороженное по 19, заплатил два гривенника.

– Пожалуйста, мальчик! Так. И сдача копеечка. Вон она, уронил.

Костя вытаращил глаза: как уронил? Не было копеечки. Но не хватило у него решимости противостоять откровенному хамству. Вторым стал Женька Афанасьев. И то же самое, прямо при всех:

– Вон, вон уронил! Там она твоя копеечка, на земле.

Женька надулся, начал что-то бурчать, но мороженщица уставилась вдаль и призадумалась. Потом спокойно спрашивает:

– Кому еще мороженное?

Нет уж! Какое там мороженное.

Тульский краеведческий музей показался мне просто шикарным. Огромное светлое здание, современное электрифицированные стенды из металла и оргстекла. Всё блестит, всё сверкает. Из уважения к такому великолепию мы стойко выдержали длинную и утомительную экскурсию. Не скажу, что было неинтересно, но уж очень много. Нам рассказали о Туле и Тульской области буквально всё, от состава почвы до биографии Сергея Тюленина.

Вторую половину дня отдыхали в школе. Алевтина Васильевна сказала, что неплохо было бы сделать газету. Она вспомнила какого-то парня из прошлых походов, у которого такие газетки классно получались. Правда, этот пример ни в ком не зажег энтузиазма. Но Ольге, как дочери художника, пришлось приступить к делу.

Формат газетки был небольшой, всего два альбомных листа. Назвали ее "Привал", за номером 1, подразумевалось, что будет и продолжение (и действительно, за весь поход таких "Привалов" нарисовали три или четыре). Но, кроме общего заголовка и рисунков, требовалось еще что-нибудь и написать.

Алевтина Васильевна долго не размышляла:

– Севастьянов! Садись и сочини стихи.

– Про что? – спросил с полуулыбочкой Коля, еще надеясь, что с ним шутят.

– Про то, как у Степанова лопнула на колесе шина.

Коля, пожимая плечами, уселся с карандашом и бумагой. Вид у него сделался задумчивый-задумчивый, словно на контрольной. Мы крутились в стороне, в том же спортзале, но поглядывали на невольника пера. Было интересно, что он там все-таки напишет. Подошел Соколов, стал шептать Севастьянову какие-то советы или подсказки. Тот уныло кивал. Наконец написал на бумаге восемь строчек.

Мы бесцеремонно подошли, заглянули через плечо. Костя прочитал вслух:

– "Раздался страшный взрыв".

– Да. Раздался стра-а-а-шный взрыв, – подтвердил, не смущаясь, Коля Севастьянов.

Так и поместили в газету. Было там еще помнится про Юрку Ящука. Кто писал эти стихи, не знаю, но они были не краше. Как-то так:

"Юра наш для всех помощник,

Едет сзади каждый день.

С кем случится что в дороге,

Помогает каждому и всем."

И тут это вечное "наш", кочующее из стенгазеты в стенгазету. Про Петьку Степанова начиналось примерно так же: "Наш Петя быстро ехал, хотя и зуб болел...". (Да что говорить, и я когда-то споткнулся на той же кочке: "Наш Егоров плохой ученик, у него не заполнен дневник". Одно утешает, было это всё-таки во втором классе).

Впрочем, стенгазета меня не особенно интересовала. Была забота гораздо важнее – багажник. В нынешние времена я просто бы сходил в магазин, купил бы болт, гайку, шайбу и любую железку с дыркой, более-менее подходящую по размеру. Не велика сложность – багажник. Но тогда это было весьма сомнительно, на магазины мало кто надеялся, (Приносили обычно что-нибудь ненужное с работы или с соседней стройки.). Да и денег карманных было у меня – рубль с мелочью. Надо было искать другой выход.

Посоветовался с Калитеевским Витькой, он в нашей компании считался самым технически грамотным. Витька отнесся к делу с пониманием, и мы вместе отправились пошарить на школьных задворках. Нашли подходящий кусок стальной проволоки, а потом Витька углядел вещь, прекрасно подошедшую для дела. Это была брошенная деревянная рукоятка, усиленная двумя металлическими колечками.

Деревяшка встала, как влитая. С одного торца у ней было очень подходящее круглое углубление, как раз под головку винта, с другой – именно там где нужно – узкий паз. Оставалось примотать проволокой саму деревяшку к багажнику, а багажник к раме.

Утром собирались в дорогу, укладывались, привязывали рюкзаки. Только-только я закончил увязку и укладку, ко мне подошел Ящук. Сначала он сказал, что рюкзак к багажнику никто так не привязывает. Потом наклонился и взглянул на нашу деревяшку. Придержал велосипед и покачал рукой багажник. Разумеется, багажник сидел не жестко, но и не сказать, что болтался, как ему вздумается. Но Юрке ситуация не понравилась.

– Юрий Владимирович, подойдите, пожалуйста сюда.

Юрий Владимирович тоже покачал багажник.

– Что такое? Почему не сделал? Хочешь, чтобы опять развалилось в дороге?

Что на меня нашло, не знаю, но я ответил:

– Всё сделано как надо.

Юрий почему-то усмехнулся и отошел. Пора было трогаться. Но скажу наперёд, на этой деревяшке мой багажник проделал весь путь до Орла и еще месяц катался по Ногинску, пока я не раздобыл нужную деталь. И ни разу не потребовалось что-то подматывать или подкручивать.

*между прочим, довольно характерная деталь. В Туле наши руководители-взрослые отлично знали, что с моим багажником существует, так сказать, проблема. Но никто не взялся решать ее за меня, или не предложил кому-то из старших помочь мне хотя бы советом. Считалось, что каждый походник – человек самостоятельный, и уж исправность велосипеда, это исключительно забота каждого, и все просто обязаны решать ее сами, без нянек*

Выехав из Тулы по направлению к Орлу, мы оказались на дороге, сплошь забитой машинами. Встречный поток по плотности не уступал попутному. Ехать приходилось, почти касаясь собственными плечами бортов обгонявших нас грузовиков. Кстати, надо сказать, что в те годы легковые машины составляли на дорогах весьма мизерную долю. В основном шли фургоны, самосвалы, бортовушки, автобусы. Даже мотоциклов было, пожалуй, больше, чем "Москвичей" и "Волг". Эра "Жигулей" еще не настала.

Время было близко к полудню, то есть самый кромешный ад. Гудки, сигналы, визг тормозов. Откуда-то появилась машина ГАИ с громкоговорителем. Голос через усилители орал на всю округу:

– Кто разрешил?! Кто позволил?! Нашли, где устраивать экскурсии! Немедленно покиньте трассу!

Но покинуть трассу можно было лишь через глубокие придорожные канавы. Мы продолжали ехать, только цепочка на этот раз была не растянутая, а плотная. Ехали один за другим, след в след. Ехали и ждали, чем же кончится дело. Наконец ЮВ, шедший, как обычно впереди нашей цепочки, свернул на боковой проезд. Остановились. Руководители похода чего-то прикинули по картам. Видимо нашелся объездной путь, но ненадолго. Километров через десять снова выскочили на трассу. Единственно, здесь было уже немного поспокойнее. До Ясной Поляны оставалось недалеко. А до реки Воронки, на которой намечалась ночевка – еще ближе.

Недалеко-то, недалеко, но это лишь по велосипедным меркам. На деле получалось километров двадцать, а то и тридцать. Идти такое расстояние не растягиваясь довольно сложно. Поэтому волей-неволей, невзирая на загруженность шоссе, наша цепочка, как обычно, вытянулась. Но на этот раз не обошлось без неприятностей.

Еще не добравшись до речки Воронки все уже "по устному телеграфу" знали: в багажник Соколова влепился микроавтобус. Дело закончилось наилучшим образом – цел и велосипед, и сам Володька. Несколько пятен от зеленки на коленках не в счет. Ведь, помнится, еще до Тулы Женька Афанасьев ободрался гораздо больше, когда просто неудачно вильнул и ляпнулся всем своим пышным телом на мокрый асфальт. Самая большая его тогдашняя потеря – разбитые очки.

Так и теперь, пострадал не столько Сокол, сколько ведро в его рюкзаке, которое приняло удар и сплющилось вдвое. А сам вЕлик, всеми хаемая "развалюха", испытание выдержал. Он ведь у него только с виду был весь ободранный, а по существу – старая немецкая модель, прочная и надежная. Может быть лет тридцать, как не было ей износу.

Ведро с осыпавшейся эмалью, конечно, пришлось выбросить...

Сразу после обычного ужина Алевтина Васильевна обратилась ко всей группе с важным заявлением. Случай с Соколовым – ЧП. К сожалению бывает, что в походах случаются подобные происшествия. Походы – мероприятие рискованное. Далеко не каждый из учителей решается брать этот риск на себя. И если бы не так, походов бы никаких не было вообще. Но рассказывать о таких ЧП не нужно, ни в школе, ни дома.

Мы мычанием и кивками обещали сдержать язык на привязи, и никого не подводить. И вот только сейчас я нарушил своё обещание, положившись на давность прошедших лет. (Тем более, что отошли уже в иной мир и Алевтина, и Юрий ).

Сразу после своих слов Алевтина ушла в палатку, не дожидаясь наступления ночи. А Юрий Владимирович, наоборот, очень долго сидел со всеми нами у костра. До тех пор, пока не погасли последние угли. Он, напротив, очень разговорился в этот вечер. Видимо пережитое волнение разрядилось в нем сугубо индивидуальным образом.

Юрий постепенно развеселился, стал шутить, вспоминая с комической стороны всё, что уже случилось с начала отъезда. Мы всё-таки больше помалкивали, так как стоило подать голос, огонь тут же переключался на заговорившего. Но Юрию без опаски вторила Наталья Терехова, третий обитатель желтой командирской палатки, про которую я еще не упоминал.

Наталья, хоть и была взрослой, руководителем похода, наравне с ЮВ и АВ, не считалась. Но мы все-таки держались от нее на некоторой дистанции, для нас всё равно это была лишняя пара надзирающих глаз и ушей. Хоть она отличалась веселым характером, любила слегка подколоть, перешучиваться с ней на равных позволял себе только Коля Севастьянов.

У этого костра на Воронке я узнал, что меня вместе с друзьями уже со второго дня называют Щелкановцами. Было ли это в обычае всех походов, или появилось сейчас – не знаю. По крайней мере, начало было намечено еще под Ногинском, когда подъехали к указателю "Степаново". Тогда та же Наталья крикнула:

– Петька, Сашка – оставайтесь. Вашу деревню проезжаем.

Наше прозвание произвели от поселка Ситне-Щелканово. Может быть понравилось странное название, а может быть (как говорили с издевкой некоторые) там увидели на дороге местного дурачка. Но тем не менее, мы отнеслись к прозвищу спокойно, без обид и амбиций. И так до самого конца никто не пояснил, кого всё-таки назвали щелкановцами, нас – троих дружков, или всю палатку.

Тут же рядом с Щелкановцами (или Щелкунчиками) наметилось еще одно прозвище. Тот же Севастьянов спросил у Юрия, как по-английски будет "поросенок".

– Ну, если свинья – пиг, то поросенок – пигги, – ответил ЮВ.

Пигом стали называть Женьку Афанасьева. Конечно, он – круглолицый, в маленьких очочках, каком-то комбинезоне, действительно напоминал Наф-Нафа из сказки о поросятах. Но дело, разумеется, не в этом. Такое прозвище диктовало и соответствующее отношение. Я уже говорил, что Сокол не ходил в больших авторитетах. Не будь Пига, роль изгоя досталась бы ему (поскольку третировать нас, самых младших, всё-таки было несолидно). Но Женька оказался более беззащитной мишенью. Стал он сначала просто Пигги, а после просмотра (уже в Орле) фильма "Белые волки" его переименовали в Пигги Бэшана.

Есть какая-то ирония в том, что в этом фильме главный герой как раз носит имя Сокола. Точнее, Зоркий Сокол. А Бэшан – один из врагов этого индейского вождя, отрицательный, неприятный тип. Так, словно через этот совершенно посторонний фильм, наши Сокол и Пиг обменялись ролями.

Утром, как и намечалось, отправились на экскурсию по толстовским местам, в его имение – Ясную Поляну. День был жаркий и пыльный, дежурные, остающиеся в лагере, вероятно нам не завидовали. А без дежурных было нельзя, мы впервые встали на очень оживленном месте. Вокруг, по обеим берегам речки торчали разноцветные палатки, одеяла, вода кишела купальщиками, бродило множество цыган, выпрашивающих у всех пустые бутылки. Так что опасаться за сохранность палаток и всего добра было из-за чего. На ночь даже велосипеды связали все вместе, чего не делали еще ни разу.

Экскурсия по Ясной Поляне много времени не заняла. В тот год показывали только парк, наружный вид домов, могилу Толстого и т.п. Короче, всё, кроме внутренней обстановки поместья, так как шли большие реставрационные работы. Но и на эту маленькую экскурсию пришлось ждать длинную очередь. Мы бродили по аллее, ведущей к поместью, заглядывали в лавочки.

Самыми интересными из всех сувениров оказались тульские пряники. Обыкновенных, таких, какие все видели в кондитерских магазинах, там не было. Только сувенирные, в том числе и фирменный – "Ясная Поляна". Все эти пряники были большого размера, с конфетную коробку, и сами упаковывались в такие же коробки. Не помню, сколько они стоили, но цена для меня точно была неподъемная.

Однако другие покупали. Петька Степанов потом рассказывал, что они с братом отправили такой пряник домой бандеролью. Костя Сорокин вез коробку с пряником под крышкой рюкзака, упаковав вместе с выходными, прошитыми от излишнего измятия, брюками. Сохранился ли сувенир в первозданном виде, Костя потом не рассказывал. Но вкус, можно не сомневаться, сохранился наверняка.

После экскурсии и возвращения по жаре очень хотелось выкупаться. Но речка разочаровала даже меня, еще не особенно любившего большие заплывы. Очень уж она была мелководна. Причем самое мелкое место – по колено – на самой середине русла. То есть заходишь, плывешь – и вдруг начинаешь скрести всем телом по дну. Тем не менее, купались мы допоздна, отыгрывались за Оку, Осетр и Тулу. Спать, однако, нас загнали почти засветло. В связи с тяжелой обстановкой на шоссе подъем и отъезд назначили на рассвете.

Ранний выезд был труден. Кроме того местность стала сильно холмистой и пересеченной. Дорога вползала на высокие холмы, скатывалась вниз и почти сразу начинался новый подъем. Приходилось не ехать, а взбираться в гору.

Выглядело это так. Человек всё медленней и медленней едет на велосипеде, пытается подняться как можно выше. Те, что его опередили, уже бредут, толкая велосипеды. Чтобы их увидеть, приходится задирать голову вверх. Что делается сзади, не знаешь, поскольку изо всех сил давишь на педали, и оглядываться – терять силы. Еще хватает запала обогнать кого-нибудь бредущего, но уже чувствуешь, сейчас и тебе придется слезать. Нет смысла ехать со скоростью пешехода. Все равно не миновать переходить на шаг. Так и случается. И вот уже шагаешь, так же медленно, как и остальные, всползаешь к вершине и почти на самом верху оглядываешься. Да! Такое впечатление, что за тобой ползет длинный навьюченный караван.

Скатываешься с ветерком, приятно свистящим в ушах. Катишься не трогая тормозов, разгоняешься и жадно вкушаешь долгожданный отдых, который такой короткий. Очень скоро велосипед замедлит ход, а очередной холм уже маячит впереди.

Но где маята, там и радость. Пошли земляничные места. Даже, пожалуй, не места, а земли. Вся придорожная полоса сплошняком и на многие километры заросла земляникой. Ягоды уже поспели, их столько, что видишь десятками, просто проезжая по дороге. И какие ягоды! Не морковкой, как наша лесная, земляника, а репкой. Чуть-чуть крупнее, и была бы садовая клубника. Причем, не в пример слаще любой клубники. Юг, благодать.

Сначала, завидев особенно соблазнительное местечко, мы могли остановиться и сбегать за сладкой добычей. Потом убедились – земляника везде, и бегать за ней не надо. Теперь, на традиционных 10километровых передышках никто не сидел и не лежал. Все разбредались взад и вперед вдоль дороги и бродили согнувшись, отправляя ягоды в рот целыми горстями.

Да, дорога шла рядом. Да, по ней проезжали машины с бензиновыми двигателями. Но об этом никто не вспоминал. Трава, через которую краснела земляника, была свежа и чиста, ничем не замусорена, воздух пах полями и лугами. Так казалось нам тогда, или так было в те времена – кто знает. Сейчас хочется думать, что так было.

Как только солнце поднялось высоко, встали на дневной привал. Это уж было заведено. Кормежка в походе распределялась так, что основной прием пищи приходился на ужин (суп, каша, третье). Завтракали только кашей, и добавкой к завтраку и ужину служил обеденный перекус. Обычно он состоял из молока и хлеба. Хлеб запасали заранее, молоко брали в деревнях. Здесь, в тульской и орловской областях найти коровницу особой проблемы не составляло, и цена была ниже городской, но все же старые "псковские" ветераны вспоминали, что на севере ведро молока можно было выпросить просто даром. Правда, хитро щурясь добавлял Ящук, этим в основном занималась Рыжая ( то есть Анька Брейдо). А у ней это здорово получалось!

На этот раз остановились не на склоне дня, а в самый солнцепёк. Ведь день-то начался на рассвете. И после сытной краюхи хлеба с кружечкой-другой молока всех потянуло прилечь и полежать. Я никак не мог приткнуться возле кустов, и тогда Петька призывно замахал руками. Он расположился на какой-то гладкой горке, рядом притулился Андрей Зверев и было место для третьего. А стоило прилечь удобно, глаза закрылись сами собой.

Повальный сон продолжался часа три. Проснулись все горячими, мокрыми от пота, но хорошо отдохнувшими. Тульская толчея на дороге рассосалась, за долгое утро мы успели отъехать достаточно далеко. И опять потянулись холмы, спуски, километровые столбы. К вечеру добрались до великолепного уголка, самой прекрасной стоянки за весь орловский поход. Это было озеро Казачье.

Мы попали на место, как будто приготовленное специально для нас. Озеро! Вовсе не огромная, но всё-таки обширнейшая спокойная водная гладь. Песчаное дно, ласковая теплая вода. Ровные травянистые берега, а чуть дальше по берегу – небольшой лесок, в который спокойно можно было углубиться, не боясь заблудиться. Да и сам берег интересен – несколько уютных, обрамленных кустами бухточек.

Идеальная стоянка. Можно бродить по окрестностям, купаться, играть в футбол. И даже собирать грибы! Мало того, Петька и Андрей отыскали неподалеку забавное суденышко – полулодку полуплот с готовыми веслами.

И ... невозможно поверить ... во всем этом райском уголке ни одной живой души!

Да! После многолюдной Воронки, холодной Оки, мелководного Осётра мы были просто в восторге. Но Юрий добавил нам радости через край. Следующий день – дневка. Дневка прямо здесь, на Казачьем озере.

Я уже сказал, что лодчонку из жердочек, произведение неизвестных здешних умельцев, пригнали Петька Степанов и Андрей Зверев. Это не случайно. Они за три дня стали почти неразлучными дружками. Еще на Воронке Петька предложил Косте Сорокину поменяться местами в палатках. Костя согласился легко, я думаю, что помимо прочего, ему не хотелось даже за компанию числиться в щелкановцах. Это только наша всеядность и самоуверенность легко смогла переварить сомнительную кличку. Не каждый посмел бы сказать гордо и даже с вызовом: "Мы – щелкановцы". Впрочем, истины ради, нас ведь было трое, морально мы могли опираться на поддержку друг друга.

Например, Серега Моченов, которому именно здесь, у озера, ЮВ пытался прилепить индивидуальную кличку, очень бурно этому воспротивился. Прозвание "кондырёвка", по имени поселка на подъезде к райцентру Чернь, где Серега умудрился проколоть камеру прямо на привале, ушло в небытие. Он сказал, что скорее согласен войти в число щелкановцев.

А вот Петька не побоялся связаться с "щелкунчиками". Его общительная натура, одолев недуг, просила большой компании. В палатке с двумя девчонками и Пигом стало просто неинтересно. Спокойный, медлительный Пигги больше подходил по характеру, именно Косте Сорокину. Впрочем, Женька-Пиг не пренебрегал и моим обществом. Именно с ним мы отправились на следующее утро обследовать лес.

Лесок был веселенький, молоденький, хоть и оказался полностью искусственным, сплошная лесопосадка. Деревья стояли по линеечке, ряд к ряду, между некоторыми даже утоптались плотные тропинки. В общем, из этого леска выйти к лагерю было так же трудно, как пройти по улице.

Грибы стали попадаться сразу и обильно. И просто не хватало сил пройти мимо, как мы собирались изначально. Отложив планы дойти до противоположной опушки, мы нахватали с десяток, сколько вместили руки, а потом, как положено вернулись к палаткам за тарой.

Нас окружили, загомонили, разглядывая трофеи. Вперед выдвинулся Юрка Ящук. Он, похоже, числился специалистом не только по технике. Сказал, что всё в порядке: сыроежки, свинушки и лисички. Вид грибов разохотил и самого Юрку, он пошел в лес вместе с нами, прихватив нож. Втроем мы быстро набрали целое ведро. Разумеется, их в тот же день сварили, и съели с не меньшим восторгом, чем когда-то раков.

А вот с рыбалкой ничего не вышло. То ли был всё-таки один изъян у этого идеального места, и рыба в озере особенно не водилась, то ли наши ребята не знали, как ее взять. Впрочем, ярых любителей рыбалки среди нас не было.

Вообще, надо сказать, что на старших эта дневка подействовала не в лучшую сторону. Они решили выжать из подвернувшегося отдыха максимум. Возникло малое подобие армейской дедовщины. Дежурства (а их было четыре) распределили так, что они все на этой стоянке достались молодым. Я даже слышал издалека недоуменный вопрос Алевтины Васильевны:

– Что-то Севастьянов у нас давно не дежурил. По-моему, он вообще сачкует.

Но никто ни во что не вмешался. Коля как ни в чем не бывало бродил, напевая мелодии из популярных тогда "Бременских музыкантов" и "Бриллиантовой руки" – Помоги мне, сердце гибнет... А ведра из-под каши драили мы, и даже попали на кинопленку за этим занятием.

Впрочем, мы особенно не переживали. Подумаешь – дежурство, не каторга. Дело недолгое, к тому же дневка, и торопиться некуда.

Конечно почти всё время этой дневки мы потратили на купание. Плавали, гонялись за суденышком и друг за другом. Петька даже сагитировал Андрея на рекорд – переплыть озеро. Я был немало удивлен. До того берега не близко, а Андрей, так же, как и я, особенно заплывать не рисковал. И потому, когда фигурки наших пловцов уже виднелись на том берегу, я ни за что не верил, что Андрюшка решится переплыть озеро второй раз. Ведь только теперь стало с очевидностью ясно, как далек противоположный берег. Отличить Андрея от Петьки на таком расстоянии можно было только по цвету плавок.

Я угадал. Скоро две фигурки в плавках поднялись и потопали пешком вокруг озера. Возможно, что и Петьке стало страшновато плыть назад.

В перерывах между купаниями мы усаживались в своей палатке с картами. Это тоже шло от Петьки, играл он шумно и азартно. И очень театрально. Ведь карточная игра не только алгоритм, но еще и ритуал. В принципе, мы и до похода умели играть во все расхожие игры, но делали это просто, по-домашнему. Как говорится, варились в собственном соку. Не знали, с какими ужимками принято производить то или иное действие, что говорить, даже как держать колоду.

Петька бурно поражался нашей "неподготовленности", хотя на деле, по результатам, играл хуже нас всех. Но его интересовала не победа, а сам процесс. Наверное крики, разносившиеся из палатки во время нашей игры, разлетались по всей округе. А внезапные приступы дружного смеха звучали, резко, как раскат грома. И заливистый, забористый, с подвизгиванием смех Петьки выделялся отчетливее всех.

Следующий переезд отличался от всех предыдущих. Мы впервые съехали с шоссе и двинулись по проселочным дорогам. День для такого маршрута выдался не самый удачный – небо хмурилось, иногда и накрапывало. Стоило полить настоящему дождю, и наши велосипеды засели бы в грязи. Но руководитель похода решил всё-таки придерживаться намеченного плана.

В чем заключался план? Разумеется, добраться до Спасского-Лутовинова, родового гнезда Тургенева. Но по пути мы должны были проехать через Бежин Луг. Тот самый. Как ЮВ вел колонну, сказать трудно, не исключено, что по карте и компасу. Нам почти не встречалось никаких деревень, которые бы могли служить ориентиром, всё больше поля, перелески и разные канавы.

Тем не менее, к Бежину Лугу мы выехали на редкость точно. Конечно, если это действительно было то место, которое вошло в знаменитый рассказ Тургенева. Ведь никакой таблички с надписью там, разумеется, не стояло. И никакой проводник или экскурсовод нас не сопровождал. Не было даже поблизости деревеньки или домика, жители которого подтвердили бы нам, дескать да-да, вы попали, куда хотели.

Но всё-таки это был он! Крутой глубокий обрыв, уходящий плавной подковой сначала вбок, потом вдаль и наконец образующий как бы противоположный край большой чаши. Точнее, половинки чаши. Вторая половинка отсутствовала, открывая вид на заречные луга и кучки деревьев. Действительно пропасть, в которую можно сорваться и не собрать костей! А там внизу, на очень ровном дне пропасти, зеленая травка вплоть до синевы петляющей речки.

Позже я встречал фотографии и даже художественные снимки почти с того самого места на котором теперь сгрудились мы все. Но это все-таки не то впечатление. Но хорошо уже, что снимки подтверждали – мы действительно видели Бежин Луг.

Одно было неясно, и мы помнится пошутили по этому поводу прямо тогда. За какие же кусты цеплялся Тургенев, чтобы слезть с обрыва. Стенки пропасти были совершенно голые. И настолько крутые, что тут нужна по крайней мере веревка. Вероятно "спуск Тургенева", существовавший в девятнадцатом веке, до двадцатого не сохранился.

До Спасского-Лутовинова продолжали двигаться проселками. Не знаю как кому, но мне это даже нравилось. Чем кататься вверх-вниз по асфальтовому шоссе, лучше петлять по грунтовкам. Они-то как раз не пёрли напролом, а старались обходить и холмы и крутые спуски. Путь до тургеневской усадьбы показался гораздо легче предыдущего, прямо-таки штурмового перегона.

И сама усадьба по сравнению с Ясной Поляной была проще, и одновременно милее и уютнее. Всё здесь было как-то по-домашнему. Мы спокойно въехали на ее огороженную территорию, проехали по аллеям и дорожкам парка. Они, правда, далеко уже не старинные, покрыты асфальтом, но, наверное проходили всё-таки по тем же, традиционным местам. В конце парка находился пруд, и тут же был выезд за ограду. Дальше шло чистое поле.

Прямо напротив пруда ограда усадьбы образовывала выступ под прямым углом, уходила метров на тридцать в сторону поля, снова поворачивала на девяносто градусов и опять шла в том же направлении. То есть получился кусочек поля, примыкающий к самой усадьбе и защищенный с двух сторон всё той же стальной оградой. В этом "кармашке" мы и встали на стоянку.

Сначала эта ограда нас очень забавляла. Между стальными прутьями были места, через которые можно было протиснуться. Встать на той стороне ограды и изображать узника за решеткой, такая забава была повторена неоднократно, пока не надоело.

На следующий день, после завтрака, все отправились на экскурсию, а нас, Андрея Зверева и меня, оставили в лагере дежурить. Весь день у нас прошел спокойно и без неожиданностей. Мы честно караулили, по очереди бегали на пруд искупаться, и хозяйство без надзора не оставляли. А наши экскурсанты запропастились надолго, вернулись они довольно поздно. В числе прочего мы узнали, что обеда сегодня не будет. Ребята отобедали в каком-то соответствующем заведении.