355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вячеслав Рыженков » Своими глазами(СИ) » Текст книги (страница 5)
Своими глазами(СИ)
  • Текст добавлен: 27 апреля 2017, 00:00

Текст книги "Своими глазами(СИ)"


Автор книги: Вячеслав Рыженков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Конечно, такой пустяковый вопрос нас не расстроил, часа через три уже можно было ожидать ужина. Голода мы тоже не ощущали. Но одна фраза Алевтины Васильевны повергла меня в уныние. Возмутившись, что мы весь день сидели не евши, она заметила:

– Открыли бы банку сгущенки и поели.

А-я-яй! Как же мы так сплоховали! Дело было не в обеде, дело было в сгущенке, которую я в те годы любил неимоверно. В обычном походном варианте сгущенка шла в кашу, и всё, на что можно было рассчитывать – облизать баночку. А тут была возможность съесть всю банку совершенно законно. Стоит ли говорить, что минут через пятнадцать мы эту банку всё-таки съели. Столовыми ложками, в укромном месте, с отменным аппетитом.

Пруд в тургеневской усадьбе входил в число достопримечательностей, но для нас он стал просто местом для купания. Не знаю, что интересного было бы, если на него пришлось бы просто смотреть. Прямоугольная форма, вода цветущая зеленью, ни красоты, ни вида. Зато искупаться в нем вполне даже неплохо.

Водоем был глубок, совершенно не затхлая вода, берег на двух противоположных краях укреплен бетонной стенкой. А что до кишащей зелени, к ней нам было не привыкать, купались и не в такой водичке.

Обычно мы плавали от одного бетонного бережка до другого. Плыли в ряд, втроем-вчетвером, не спеша, и с разговорами. И ни разу не случалось, чтобы в дело вмешалась какая-нибудь здешняя музейная администрация, или, скажем, хотя бы сторож. Никто не мешал нам отдохнуть перед последним броском. Я, так вообще, всегда вспоминаю этот пруд с большой теплотой. Именно на нем мне удалось преодолеть боязнь перед глубокой водой. Вернувшись из похода я в первый раз переплыл Клязьму, хотя легко мог сделать это и два года назад. Но мочь и сделать отнюдь не одно и то же.

"Последний бросок" до Орла был скучным и утомительным. Сказывалось общее переполнение впечатлениями, ни на что не хотелось смотреть. Ноги, как бы заодно с педалями, работали уже подобно автомату. Проезжали пыльные деревушки и поселки, с полным безразличием оставили позади Мценск. Мысли устремлялись вперед. Скоро будет Орел, скоро будет конец пути. До него надо только доехать.

Конечно, всё так и произошло. Орел наконец обозначился перед нами. Если Тула запомнилась широкими улицами, тротуарами, большими домами, Орел возник, как городок, весь утопающий в зелени. Маленькие домики, живописные всгорки, и так почти до самого центра. Нам, провинциалам, он показался очень симпатичным и даже родным.

Разумеется в Орле мы также расположились в школе, чем-то даже напоминающей ту – тульскую. На следующий день побывали в музее боевой славы, посвященном в основном сражению на Курской Дуге. Меня больше всего впечатлила диорама, изображающая бой с немцами в одном из эпизодов сражения. Андрей, помнится, шепотом сравнивал картину и композицию с аналогичной диорамой "Штурм Сапун-горы" в Севастополе, где он уже успел побывать.

Теперь, тоже побывав там, я могу сказать, что не отдаю предпочтения ни той, ни другой. По моей мерке, обе они уступают по живости маленькому изображению ночной атаки самолетов на переправу в музее авиации Монино. Там даже совмещение пространственной полосы и фона выглядело лучше.

В Орле мы провели еще один, дополнительный день. Пока руководители решали вопросы с билетами на поезд, мы остывали от дальней дороги и приходили в себя. Играли в футбол на школьном дворе, полдня провели на реке Орлик. Загорали и грелись на бетонной площадке, заходившей прямо в воду, с нее же и прыгали, если захотелось искупаться. ( а кому не захотелось, того окунали принудительно. Об этом много мог бы рассказать тот же Пигги). По всей видимости, эта площадка представляла собой какой-то причальный пирс, поскольку глубина возле него была непомерная. Если прыгнуть и погружаться просто по инерции, насколько ее хватает, дна не достанешь.

День стоял солнечный, жаркий, вокруг нас на причале и в воде мельтешили местные мальчишки. Наверное тут у них было одно из самых любимых мест для купания.

Вечером всем табуном мы ходили в кино, причем, насколько я помню, без сопровождения руководителей. По крайней мере, не просто так Авинников позволил себе расслабиться: выудить из кармана пачку сигарет. Предлагал он и другим, конечно из старших. Компанию ему никто не составил. Но вообще, это был единственный случай в походе, про который мне известно.

На афишах кинотеатра значилось два фильма: "Белые волки" и какая-то "Принцесса...", на которую до 16 лет не допускали. На "Принцессу", правда, уже билетов не осталось, опять же, что это за кино, не знал никто. Зато с "Волками" всё было очевидно, и мы охотно пошли на них, посмотреть как Зоркий Сокол управится с Бэшаном. Но не угадали, и финал с убийством индейца никому не понравился. Возвращаясь же и обсуждая увиденное, мы постепенно рассудили, что у авторов фильма не было другого выхода.

День отъезда из Орла запомнился какой-то мелкой суетой. Ольга и Людка в спешном порядке дорисовывали очередные "Привалы", просили помочь других, кто чем может. Я согласился изобразить игроков в футбол, но только без лиц, фигурами с условной овальной головой. После, уже в школе, я видел, что мой набросок кто-то довершил по-своему. Довершил совершенно нелепо. Даже не знаю, зачем такое понадобилось...

Потом ели снетки в томате, как считали, последний походный обед. И все на вокзал, на поезд "Орел – Москва". Впереди вечер и ночь в откидных вагонных креслах. Разместились на них с удовольствием, и первые минуты после отправки поезда, наслаждались комфортом и мягким ласковым покачиванием. В дороге ЮВ веселился от души, чувствовалось, спало с него тяжелое напряжение. Он выдумывал шуточки, смешные до нелепости, и все охотно смеялись. Настроение было веселое, ехали домой!

Ан нет! В Москве узнали, что запланирована еще одна стоянка – в Купавне, на Биссеровом озере. Якобы надо доесть все остатки продовольственных запасов, но в чем истинная причина, я, наверное, не узнаю никогда. А может быть и не было ее, этой таинственной причины.

Курский вокзал, электричка. Мы растянулись по всему поезду, по два человека с велосипедами в тамбуре. Тревожно считали остановки, почему-то убежденные, что едем без билетов. И дотянули только до Никольского. Как Алевтина и Юрий объяснялись с контролерами, заплатили штраф или уговорили нас помиловать, не скажу, не слышал. Но отношения выяснять пришлось, поскольку билеты-то у них на всех были, но только детские. Контролеры же захватили с собой в качестве улики наглого нарушения наиболее колоритного "ребенка" – рослого, широкогрудого Серегу Моченова в полосатой морской тельняшке. Но так или иначе, до Купавны мы доехали.

У Биссерова озера, среди множества палаток, мы ходили, снисходительно разглядывая "туристов-однодневщиков". Кто они такие рядом с нами, рядом с тем, что мы повидали и пережили! Но оказывается, мы повидали еще не всё. Ближе к ночи вся округа переполошилась от истошного крика:

– Хулиганы! Это же хулиганы! Здесь одни хулиганы!

Судя по крикам и неутешному рыданию навзрыд, мы думали, что произошло по меньшей мере убийство. Нет, ничего подобного. Когда крики немного поутихли, мы бегали по очереди посмотреть, в чём же там дело. Оказалось – чья-то дурацкая выходка – крышу ярко-бирюзовой шикарной палатки пробили каким-то тупым предметом и выдрали целый клин. Вот тебе и легкая стоянка у озера! За две недели мы где только не побывали, но везде всё обходилось на редкость мирно. Впрочем, ночевка прошла как всегда спокойно. Только Петька, спавший обычно с краю, попросился в этот раз лечь в серединку.

Утром узнали с немалым удивлением, что ночью кто-то намазал Пига зубной пастой. Вот еще не хватало пионерских шуточек. Кто это сделал не знаю, но Костя утверждал, что Юрий Владимирович.

От Купавны выехали своим ходом, на велосипедах, проверенных и испытанных такой дальней дорогой. После всего пережитого этот кусочек до Ногинска показался, да и стал конечно, детским пустяком. Никто не успел оглянуться, а вот, нате пожалуйста, приехали!


4. Лето 1971, поход в Плёс, на Волгу.

Уже зимой стало известно, что традиционный руководитель школьных туристов Климов Юрий Владимирович больше походы водить не будет. Это совпало с выпуском 8-го класса, в котором ЮВ был классным руководителем. Прежний костяк всех туристических мероприятий выбыл. Во всей 21 школе осталось только пятеро «матерых» туристов, теми или иными способами затесавшихся прежде со старшими. И потенциальным руководителем нового похода безраздельно стала Алевтина Васильевна.

Как обычно, она взялась за дело всерьез. К походу даже велась идеологическая подготовка. Факультативно писались доклады по достопримечательностям предстоящего маршрута и даже несколько шире. Они охватывали не только Плёс и Палех, но и Иваново, Углич, Кимры...

Дело благое, да не в коня корм. Ребята добросовестно выписывали сухие сведения из словарей, справочников, энциклопедий. Затем всё это зачитывалось на минисобраниях претендентов. Какой-то докладик пришлось прочесть и мне, причем текст его был писан Серегой Моченовым. Помнится, он был коротенький. Я пытался растянуть и разнообразить изложение импровизированными вставками "от себя" и ляпнул вместо "город Иваново" – "село Иваново". Это пожалуй всё, что я запомнил из своего собственного выступления. Из всех прочих в памяти осталось единственное: что в этих районах "много крупного рогатого скота".

На уроках пения с подачи АВ мы проходили туристические песни (" По всей земле пройти мне в кедах хочется" и прочее). Попадались даже, по выражению певички, "нелегальные" строчки, например: "Присядем друг, давай закурим "Приму". Но всё ради похода! Вероятно предполагалось, что эти песни мы будем дружно петь у костра. А может быть и в походной колонне.

Список тех, кто в поход пойдет, заранее не оглашался. Разумеется, пятеро стариков были вне конкуренции. Остальные под вопросом. Во всяком случае Мирон, например, на Волгу пойти рассчитывал. Он был прикреплен ко мне по занятиям английским и частенько показывал вещички, приобретенные специально для будущего похода. То подзорную трубу, то полевую сумку, то магнитные шахматы. Ему было на что всё это покупать. Я, так наоборот, деньги копил. Для похода нужно было сдать на питание, проезд и прочие расходы рублей пятнадцать. И я был не уверен, что родители эти деньги найдут. А в поход пойти хотелось.

Состав походников утвердили в мае. Нас известили также, что кроме АВ поход поведет еще некий Сергей. Было сказано, что человек он бывалый, отличный пловец и мастер на все руки. Так в общем и получилось, правда с небольшой добавкой, что Сергей пошел с нами не один. Кроме него, а вернее с ним, отправилась еще и Терехова Наталья, секретарша директора школы.

Такое известие повергло в уныние Витьку Калитеевского. Он почему-то рассчитывал отвоевать для себя маленькую желтую 3-х местную палатку. Алевтина, рассуждал он, будет ночевать в палатке с девчонками. (Мы уже знали, закуплена палатка – большая и новая.) А желтую, бывшую командирскую, займем мы: Витька, я и Олег. Андрей Зверев, тоже "старый походник" к тому времени от нашей компании отошел.

Но "командиров" опять оказалось трое. Стало быть, селиться нам, как и в предыдущем орловском походе в пятиместной памирке. Кроме нас троих в нашей палатке разместились Костя и Розик. Зверев Андрей окончательно объединился с новыми друзьями Моченовым и Сашкой Романовым. Кроме них в экипаж второй памирки вошли Дмитриев Саша и Леша Егоров.

Новенькая палатка, разумеется, стала девчачьей. Их было семь человек. И для компании и количества к ним разместили "двух Вовунчиков" (выражение Сергея). То есть двоих, к тому времени самых низкорослых мальчишек. Потом, с годами, они конечно подросли и выровнялись со всеми, но тогда выглядели малышами.

Проводы у школы. В отличие от прошлого года – без построения, когда Юрий снял всех на кинокамеру, а просто кучей. Зато провожающих было втрое больше. Подали автобус. И вперёд, на восток, северо-восток. Практически весь первый день прошел в автобусе. Остановились уже для поиска стоянки и ночлега. Как я писал в давно потерянном дневнике: "На горизонте видна Шуя".

Правда, эта строчка была последней. Дальше описания первого дня мой дневник не ушел. Поэтому о его потере я никогда не жалел. Это была одна из многочисленных попыток подражания знаменитым путешественникам и не только путешественникам. Да, загадка. Как они умудрялись вести дневники, до сих пор ума не приложу. Мне, во всяком случае, это никогда не удавалось. Может быть потому я и не вышел в знаменитые путешественники.

Местность, с которой наш поход, по сути, начался, оказалась непривлекательной. Какая-то речушка, вроде канавы, кругом полукустарник и заросли. Ни реки нормальной, ни леса. Где встать лагерем?

Алевтина отправила в дальнюю разведку меня и Розика – Розова Андрея. Перешли мы речушку, порыскали, ничего стоящего. А без результатов возвращаться несолидно. По счастью, заметили мы какие-то грязные, словно мазутные, стоки в ту же речушку. Ну что ж, это другое дело. Есть причина, по которой сюда перебираться не стоит. Так и доложили.

Тогда Андрей Зверев и предложил, пошли "на то место". Они успели обнаружить какую-то вырубку среди кустарников. Как бы круглая полянка, и в общем ничего. Разместиться можно. Быстро и привычно мы поставили две памирки. Каждый для себя. И тут ливанул дождь. А девчачья палатка валяется, и нет до нее никому никакого дела.

Алевтина Васильевна: "Почему не ставите?"

Но все бочком-бочком: "А как ее ставить? Мы не умеем".

За дело взялись Сергей с Натальей. А мы из-под полога стоявших палаток наблюдали, как они под дождем растягивали, накидывали, лепили дюралевый каркас. Палатка встала просто огромная, да еще покрылась сверху пологом. Дом на поляне!

Тут и дождь утих. Так ли, сяк ли – поужинали и отбой. Первая ночевка, а завтра в путь. Сергей прошелся куда-то перед сном и объявил – Шуя рядом.

То что Шуя действительно рядом, мы убедились на следующий день. Сами не заметили, как вошли на городские улицы. И пошли-потянулись тротуары и домики, и не было им ни конца, ни краю. То ли было сказано, то ли решено, что как только пройдем всю Шую – сделаем привал. Судя по тому, что кроме маленьких одноэтажных домиков, нам на глаза не попадалось ничего, в центр города мы не забирались, а обходили его по окраине.

Казалось, ну сколько могут тянуться эти улочки, должны же они наконец кончиться. Но нет. За перекрестком – новый перекресток, за тротуаром – новый тротуар. Пройдем ли мы, наконец, этот поганый город? Где же его окраина? Город, конечно, был не поганый, а очень даже весёленький, но не для нас был его бойкий довольный вид. Мы рвались к привалу, а привал – когда пройдем Шую.

Первый день похода, это всегда испытание и проба на выносливость. Еще не обмялась обувь, не оттоптались подошвы ног, не притерпелись плечи к лямкам. Но силы еще свежие, и не вдруг замечаются все эти намины, мозоли, потертости. А потом разом наваливаются и боль, и усталость. И это "разом" происходит не единожды, не дважды, а неоднократно в течение всего дня. То не можешь дождаться привала, то со скрипом поднимаешься после такого короткого роздыха.

Именно с этим настроением мы и прошли несчастную Шую, проклинаемую, но ничем перед нами не виноватую. И свалились в траву на отдых.

Не могу сейчас сказать, какой намечался переход первого дня. Было ли в планах руководителей похода дойти сразу до Палеха? Может быть, поскольку Шую мы прошли не задерживаясь, и никого она особенно не интересовала. То есть автобус, вероятно, мог высадить нас и по ту сторону городка, поближе к Палеху. Впрочем, к чему гадать. Так или иначе, но до Палеха за один день мы не дошли.

Более того, в конце этого первого перехода АВ похвалила нас за прекрасное преодоление тягот первого дня. Значит, видок у наших туристов был тот еще! А четверых, тащивших еще и палатки, объявила героями. Я был один из них и, если взять меня, весь героизм заключался в том, что я нарезал себе веревкой плечи и вымочил со стороны живота штаны и рубашку. Что делать, первый опыт.

С этого дня я больше не подвешивал палатку спереди, перед собой, а банально прикручивал к рюкзаку. Там она весь день болталась на свободе, никому не мешая, а если намокала за ночь, там же спокойно обсыхала.

Ночевка была на маленькой речонке, вблизи от хутора с малоблагозвучным названием Матня. Речонка, как я потом узнал, носила то же название. Находилось это место примерно на середине дороги между Палехом и Шуей.

На этот раз ни Наталья, ни Сергей к девчачьей палатке не подошли, хотя в первый момент ее два тюка лежали также сиротливо. А все парни, включая и тех, кто в другое время любезничал и перешучивался с девчонками, делали вид, что очень заняты установкой собственных палаток. В общем, стрелки негласно уперлись в того, кто имел к этой палатке, хоть какое-то отношение. То есть тех, кто ее тащил. Один из них был я, другой – Моченов Серега. Нервы, в конце концов, не выдержали у меня. Пришлось начать распаковывать и разворачивать скатки.

В принципе, кроме размера, от памирки эта палатка отличалась двумя особенностями. Она ставилась не на два кола, а на два кола с перекладиной в качестве конька. Эти колья и перекладину прежде всего надо было собрать из звеньев и запихать внутрь. И второе. Установив основную палатку, на нее требовалось накинуть сверху отдельный водоупорный полог. Это уж вообще мелочь.

В общем, никаких особых хитростей, было бы желание, которого как раз и не хватало. Но увидев, что я начал возиться с палаткой, мне на помощь пришли два Вовунчика – Галенков и Иванов. У меня сразу поднялось настроение, тем более, что дело мы управили довольно быстро.

Только тут, во время установки, я как следует рассмотрел эту палатку нового поколения. Да, в устройстве у нее было лишь два отличия. Но вот в качестве! Во-первых, из-за полога она не текла под дождем (в памирки водичка через крышу и швы немного просачивалась.). во-вторых, у нее было резиновое дно, то есть и снизу она не промокала. В-третьих, вход в нее не завязывался на веревочки, а застегивался на молнию.(значит будет меньше комариков). И в-четвертых – в ней было очень светло. Сиренево-серые памирки почти не пропускали света, а здесь, под желтыми скатами, свет, проникающий снаружи, казался ярким и солнечным. То есть было неизгладимое впечатление, что в палатке светлее, чем "на улице".

Тут же, на этой стоянке, произошел на первый взгляд чепуховый случай. Но в нем уже таилось нечто, говорящее о разнице между радужными представлениями о походе, как чём-то добром и чистом и грубоватой реальностью.

Начав возиться с устройством девчачьего ночлега, я повесил свою флягу на крышу нашей палатки, уже установленной. А когда управился и вернулся – фляга исчезла.

В общем, была эта баклажка ерундой – пластмассовым ширпотребом, и не особенно даже в походе нужна. Просто, полагалось каждому иметь фляжку, и кроме того, мне было бы стыдно сообщить уже дома, что я ее потерял.

Но не могла же эта дребедень улететь! Может быть свалилась, или кто-нибудь сунул внутрь палатки? Нет. Я поискал еще и еще раз, потом медленно пошел по стоянке. Должна же она где-то валяться.

Меня заботило еще одно, главное обстоятельство. Фляжка была обтянута в мешочек, и под эту упаковку я засунул записную книжку, а в ней, всю свою наличность. Глупо остаться без денег, но опять же не смертельно. Главное, куда всё делось? Что кто-то мог взять, мне не приходило в голову. Зачем? Из-за денег? Про них никто не знал.

Наконец слышу, говорит Сашка Романов:

– Ищет. Давайте отдадим.

И возвращает пропажу. А потом спокойно поясняет:

– Не вешай так больше. Уж больно она привлекала внимание.

Думаю, что взяли мою баклажку не для утоления жажды, и не из-за денег. Они кстати, остались на месте. Наверное, хотели устроить потеху в виде какой-нибудь гадости. По гадостям и в походе, и в классе у нас был большой специалист – Леша Егоров. Но о нем как-нибудь в другом месте.

Следующий переход – от стоянки до Палеха – показался заметно короче, хоть и был примерно той же протяженности. Просто подгоняла уверенность, что Палех уже недалеко и желание – быстрей до него добраться. Что мы там увидим, никто, конечно, толком не представлял. Зато знали другое: в Палехе будет дневка, и в Палехе есть где купаться. Там не какая-то Матня, там "Палехское море". По крайней мере его нам обещала Алевтина Васильевна.

На деле "море" оказалось чуть больше Черноголовского пруда, но после двух заболоченных речушек и пруд сойдет за море.

Действительно, в первый же вечер мы наплавались вволю. Даже больше, чем хотелось. Я вообще настолько переусердствовал в заплывах, что Сергей Козырев сказал:

– Теперь всё в порядке. В случае чего, и без меня есть кому спасать тонущих.

Конечно, я тут же начал отнекиваться. Как минимум Витька Калитеевский и Олег Згурский плавали лучше меня. Да и Андрюшка не хуже, и уж во всяком случае, быстрее. Впрочем, кому кого вытаскивать, определило будущее.

В Палехе оказался очень интересный музей. Доступный, наглядный, неутомительный. Возможно, также, что нам достался хороший экскурсовод. Он внятно, без лишних слов, прошел вдоль цепочки стеллажей, поясняя, как делаются палехские шкатулки, как они обрабатываются и как расписываются. Всё остальное место в музее занимала продукция палехских мастеров – лаковые пудреницы, те же шкатулки, наборы, колоды карт. Мы их рассматривали сами, краем уха слушая попутные пояснения, и конечно не запоминая фамилий художников. Работы этих художников были гораздо интереснее, причем очень разнообразные по темам и персонажам.

В экскурсию входило и посещение старинной церкви, через дорогу от музея. Не помню, чем она особенно знаменита, но в памяти отложилась лучше, чем Успенский и Дмитровский соборы Владимира, возле которых мы останавливались в первый день во время автобусного переезда. Правда, там не было никаких экскурсоводов. Мы просто походили вокруг, и поехали дальше.

В этой же, палехской, церкви нам пояснили смысл и назначение росписи и, так сказать, всё прочее. Что вообще в церквах делают, как и чему молятся, для чего их строят так, а не иначе. По крайней мере, теперь мы ходили не хлопая глазами, а что-то понимая в этих чуждых и странных рисунках по куполам и стенам.

И всё-таки самое сильное впечатление осталось от цветных скульптур, выполненных в натуральную человеческую величину. Их было две или три. В церковном полумраке они на беглый взгляд казались живыми людьми.

Выход намечался на следующий день, после полудневного и вечернего отдыха. Для меня с Витькой этот отдых завершился миской свежей ухи, а ночь принесла шумную забаву всему нашему походному стану.

Что же это за миска ухи, и откуда она взялась?

Взялась она в конечном счете от того, что в этом походе начались новые, непривычные нам порядки.

Если вспомнить, в прошлогоднем походе в Орел у дежурных по кухне было много работы. Они отвечали не только за запас дров, но и за то чтобы после ухода кострище было заложено травой, за уборку любого мусора, и захоронение в землю где-нибудь в укромном месте использованных банок. Самым неприятным занятием была отмывка ведер, которых к тому же оставалось только два, поэтому работа эта выполнялась в срочном порядке. И кроме всего прочего – мытьё всей посуды. Поужинав, все скидывали миски в общую кучу, а к завтраку разбирали уже чистые. Короче, дежурные делали всё, но на следующей ночевке их сменяли другие, причем назначали дежурных начальники (чаще ЮВ), и отвертеться от работы не получалось.

Что же касается палаток, каждая команда ставила их именно для себя.

Сейчас картина изменилась.

Дежурство быстро свелось к единственной заботе – заготовка дров и поддержание огня в кострах, пока Алевтина Васильевна, бессменная повариха, варит кашу и суп.

А как и кем определилось, например, с мисками, я не знаю. Еще на первой стоянке я, помнится, спросил: кому мыть миски. Ответила Лена Колышева, и как что-то, само собой разумеющееся:

– Каждый свою.

Сказать откровенно – справедливо и логично. Но штука в том, что цепочка сразу потянулась дальше. Соответственно, и ведра стали мыть не дежурные, а те, кто их несет. То есть – Сашка Дмитриев, Костя и Розик. А про палатки и думать нечего. Начиная с палехской стоянки, я устанавливал девчачью палатку просто в одиночку.(обычно палатку ставили вдвоем, а то и втроем, так удобнее) Конечно, я мог попросить любого мне помочь. Но и любой так же совершенно спокойно мог мне отказать. (Мои дружки, единственно, освободили меня от возни с нашей собственной палаткой).

С дежурными, которые теперь превратились просто в костровых, произошел похожий сдвиг. Алевтина их уже не назначала, а выбирала из самых исполнительных и послушных. И очень скоро в костровых остались всего три двойки: Костя Сорокин и Андрей Розов; Олег Згурский и Витя Калитеевский; Саша Дмитриев и я. (только уже на длительной волжской стоянке нагрузили кое-кого из других, правда в наказание). А что касается закопки пустых банок, на это был назначен Алевтиной лично я, причем сразу на весь поход.

Так все наши походники разделились на людей с обязанностями, и тех, кто просто идет с рюкзаком от стоянки к стоянке, на которой всё будет сделано само собой.

Но здесь, на палехском море весь процесс только начинался. Уже под вечер мы с Витькой спохватились, что наши миски, про которые мы и не думали по старой привычке, всё еще валяются грязными у палатки.

Лагерь наш был разбит чуть в стороне от берега в самом начале подъема на довольно крутой всгорок. Чтобы дойти до воды, нужно было пролезть через заросль ивовых кустов. Мы углубились в эту заросль, и наткнулись на небольшой костерок. У него расположились местные, но не парни, а дядьки солидного возраста.

– Привет, – сказал один из них. – Какие догадливые ребята. Пришли со своей посудой.

Мы, разумеется, вежливо откланялись и хотели пройти мимо. Но не вышло. Нас усадили у костерка и зачерпнули по полной миске только что сваренной ухи. Пока ели, они нас расспросили, кто мы, куда и зачем.

Потом Витька сказал, что вот, мол, вы удачно порыбачили, а наши ребята сегодня пробовали, но ничего не поймали.

– На удочку, что ли? – усмехнулся один из местных. – Конечно не поймаешь.

– А вы чем ловили? – простодушно спросил Витька. Те дружно засмеялись.

– Ну! Чем ловят, тем не говорят, – ответил один из них.

Чем ловят, мы увидели потом, уже на Волге.

Теперь о том, что произошло ночью.

Кстати сказать, еще вечером крутились вокруг нашей стоянки местные ребята. Как начало темнеть, они подошли поближе и стали кричать что-то вызывающее. Мы им отвечали, хотя АВ нас и осаживала.

Наконец стемнело, костер догорал, все разбрелись по палаткам. Начало дальнейшего припоминается смутно. Ведь еще тогда, года через три после похода, мы разнились в своих воспоминаниях. Сашка Романов утверждал, что у костра еще оставались сидеть он, Люда Воробьева и Пономарева Валя. Я напротив, говорил, что никого уже не было, когда мне, неизвестно зачем, просто взбрело выглянуть из палатки. Но может быть, я всего-навсего не обратил на них внимания?

Короче, так или иначе, но уже через несколько секунд я бежал вверх по склону с пожарным топориком в руках. Этот топорик обычно лежал заткнутым под днище нашей палатки.

А сверху катился баллон. То есть – покрышка с камеры грузовика. Этот, достаточно тяжелый резиновый бублик постепенно разгонялся и шел прямо на наши палатки. В азарте я пнул его ногой в прыжке. Удар сильно отдался по всему телу, но баллон упал. Наверху, на фоне неба были видны силуэты тех, кто послал нам этот подарок.

И тогда я начал орать. Орать и размахивать топором. В это лето в моем голосе стали проступать низкие басистые звуки. И теперь я на них налёг. Кричал я нечленораздельно, как лает сторожевая собака, стараясь только, чтобы интонационно это походило на крепкую ругань. Ругаться по-настоящему я не посмел, да и не стал бы, поскольку и позже никогда этим не грешил.

Видимо, какой-то эффект вышел. Ребята потом рассказывали, что поначалу думали, что там, на горе, наоборот, за мной гоняется какой-то мужик.

Естественно, я ни за кем не старался гнаться. Местные тихо отступали, а я выдерживал дистанцию. Наконец выдохся и замолк. Они окликнули меня, дескать, довольны ли мы подарком. Я ответил в том смысле, что, мол, давай-давай, нам всё нипочем.

Когда я спустился вниз, наши уже повылезали из палаток. И тут началось. Сверху катились баллоны самых разных размеров. Один, от заднего колеса трактора, мне удалось повалить с большим трудом. Прочие оказались легче. Все наши рассеялись цепочкой и с криками и визгом останавливали, валили на землю эти "разные колеса".

Атака постепенно прекратилась. Мы перекатили трофеи в лагерь, выложили их в два и три слоя вокруг костра. Уселись дружно кто где прямо на эти баллоны. Спать никто не уходил. Настроение пульсировало от восторга до запальчивости и обратно. Говорили мы, вероятно громко. Все были уверены, что опасность еще не миновала, и чувствовали себя защитниками лагеря.

Очень скоро Алевтина обругала нас, не выходя из своей палатки. Народ понял, что пора укладываться. И тут раздался чей-то отчаянный крик. Еще одно огромное тракторное колесо неслось с горки на нашу стоянку. Кинулись ему наперерез, но уже без того первоначального куража. У многих были отбиты ноги, плечи и колени.

Видимо теперь каждый понадеялся, что баллон остановят и без него. И баллон проскочил. Уже перед самой палаткой Людка и Валька самоотверженно встали у него на пути, но без результата. Увлекая их за собой, баллон врезался в палатку.

Крики, охи, ахи уже были бесполезны. Палатка не пострадала, но согнулся алюминиевый колышек. Пришлось на следующей стоянке вырубать деревянную стойку.

С утра никому особенно не попало, было очевидно, что нападение местных произошло не по нашей вине. Тем не менее, по распоряжению Алевтины Васильевны мы на пару с Витькой вкатили все покрышки обратно в гору. Там мы не удержались, сложили из них импровизированный монумент. Так он и стоял, когда наша команда, упаковавшись, уходила от Палеха в дальнейший путь.

Не думаю, что сооружение из баллонов долго украшало берега палехского моря. Вернее всего, они скатились на голову очередным беспечным туристам. И хорошо, если никого не убили.

Итак, мы выступили в северном направлении. Если от Шуи до Палеха путь наш проходил вдоль настоящего шоссе, то теперь предстояло двигаться проселками. Впрочем, для пешего туриста, в отличие от велосипедиста, отсутствие шоссе под ногами обузы не представляло.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю