Текст книги "Листопад(СИ)"
Автор книги: Вулкан Холдор
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
– Было бы хорошо, но мой отец никогда не разрешит, чтобы я училась где-нибудь вдали от дома -сказала Хуршида, печально улыбаясь и молча продолжая собирать хлопок.
– Вы лучше расскажите о своем прошлом, о Вашей счастливой юности. Мне это очень интересно – сказала Хуршида. Султан на миг задумался, потом начал говорить:
– Эх, госпожа Хуршидаханум мадам де ла Маркиза ла тумбала неже пасе суа э фасеблу манеже, я пережил тяжелое горе в юности, так как когда мне исполнилось 12 лет, отец мой умер. Он был летчиком и потерпел авиакатастрофу, когда опылял хлопковые поля ядовитыми пестицидами. Самолет кукурузник, которым управлял мой отец, ударился в линию высоковольтных электропроводов и взорвался на глазах хлопкоробов, которые вручную собирали хлопок на поле. Отец мой, конечно, катапультировался в тот момент, но к несчастью заклинила катапульта.Но он все же успел спрыгнуть с кабины самолета и упал в хирман. В тот момент мы с моей мамой сидели дома. Услышав грохот, мы подумали, что где то снова загремела священная война. Я даже намеревался срочно пойти в военкомат, чтобы записаться в отряд добровольцев и отправится на фронт, чтобы стать героем, воюя с врагом, который вероломно и безо всякого предупреждения вторгся в наши священные земли. Мы с мамой вышли на улицу и подумали, что взорвался сбитый вражеский самолет "Фокке-Вульф". Люди интересуются, а дети кричат, народ ликует и радуются. Я тоже. Но увы. Разбившимся летчиком оказался не какой-то фашист, а мой бедный отец, лётчик кукурузника. Так я потерял своего единственного любимого отца навсегда. Но я всегда верил и верю в потустороннюю жизнь человека. Старался самостоятельно заниматься спиритизмом и наладить отношения с покойниками, особенно со своим отцом, но безуспешно. Однажды мне пришлось побеседовать с одним горбатым и хромым могильщиком по поводу того, можно ли вообще переписываться с покойником.
– А почему бы и нет? Конечно, можно. Для этого у человека должна быть железная воля, храброе серце, страстное желание и инициатива, в конце концов. Остальное дело техники – объяснил горбатый и хромой и к тому же косой поддатый могильщик, еле стоя на ногах и опираясь на лопату, чтобы не свалится спьяну в вырытую им могилу. Он велел, чтобы я установил над могилой своего отца почтовый ящик, положить написанное письмо в этот тайник и терпеливо ждать ответное письмо с того света. По словам могильщика этот процесс требует определенных обрядов, связанные временем сутки и соответствующей формой одежды. Адепт, который пишет письмо умершему, должен надеть полосатую пижаму с оторванными рукавами, без пуговиц и пойти на кладбище ему следует ночью босиком, без головного убора, желательно в полнолуние. Я выполнил все требования могильщика колдуна, то есть установив почтовый ящик на могилу своего отца, положил первое письмо в белом конверте. Оказывается, когда у человека есть сильное желание переписываться с покойным отцом, то страх отступает. Это я испытывал на себе, когда установил почтовый ящик на могиле моего отца в полнолуние, чтобы выполнить сверхинтересный ритуал. Потом, однажды ночью я вышел из дома в полосатой пижаме, разумеется, с оторванными рукавами, без пуговиц и босиком, без головного убора. Было поздняя осень. На высоковольтных проводах гудел холодный осенний ветер. Иду я, значит, в сторону кладбище, где покоится мой отец и щупаю второе письмо, написанное мною, которое лежало в кармане моих полосатых штанов. В небе мерцали звезды, и из-за горизонта медленно поднималась полная луна, освещая хлопковые поля с тутовыми деревьями, призрачно чернеющими вдали. Я быстро шел, укутываясь в свою полосатую пижаму, с оторванными рукавами без пуговиц, босиком, дрожа от холодного ветра. Вдалеке на поле, ритмично тарахтя, пахал одинокий бульдозер "Алтай". Далекие звуки мотора в синем мраке напоминали мне весенних лягушек, которые в теплые ночи хором квакают на краю рисовых полей. Когда я пришел на кладбище, луна светила прямо надо мной, словно мощный прожектор. Смотрю – над почтовым ящиком, который я установил на могиле моего отца, сидит крупная серая сова с круглыми зелеными глазами и ухает. "Кыш-кыш!" крикнул я, и моему голосу вторили надгробные камни, сделанные из чистого мрамора и гранита. Сова плавно улетела прочь, жалобно ухая и махая своими могучими пестрыми крыльями. Я открыл дверце почтового ящика и ошалел от удивления. Потому что в почтовом ящике лежало не то письмо которое я писал своему покойному отцу, приклеив дорогие марки на белый конверт, а совсем другое письмо в желтом конверте. Я вытащил этот желтый конверт с трясущими от волнения руками. Гляжу – на конверте знакомый почерк и надпись. "Адрес: Белый свет. Кому: Моему сыну трактористу Султану, лично в руки"
Прочитав надпись, мне стало не по себе, и я заплакал. Весь залился слезами..
– Это же настоящее чудо! Ну, отец, родной ты мой! Решил всё-таки написать мне ответное письмо с того света? Ну, спасибо тебе, папань... – плакал я, вытерая кипящие слезы в фалды своей полосатой пижамы.
Я вскрыл конверт и вынул письмо из него. Содержание письма я знаю наизусть, и оно до сих пор хранится в моей памяти как архив сверхсекретных материалов за семью печатями.
Вот содержание письма:
"Пламенный привет из мира покойников!
Здравствуй, сынок Султанбай!
Ну как поживаешь? Как твоя мама? Односельчане, родственники, все живы и здоровы? Если спросишь у меня, то я очень хорошо себя чувствую. Мы , ну эти, соседи-покойники, иногда в полночь собираемся на кладбище, сидим укутываясь в свои саваны, и я когда рассказываю о моей нелепой смерти, компания дружно смеётся, щелкая челюстями. Сам я в курсе, что при жизни я любил праздник страха. А тут у нас каждый день праздник, и мы, покойники, пугаем друг друга то медленно, со скрипом, двигаем могильные плиты, то вдруг, перебегаем от одного каменного надгробья к другому, когда сияет полная луна и летит безмолвная стая летучих мышей над кладбищем. А что прикажешь делать сынок, если нет у нас дела, кроме как гулять играть в прятки, как в далеком детстве. Здесь нет проблемы со здоровьем. Мы не дышим, не едим, не ходим в туалет, не бреемся. Нам не нужны так же какие одежды, кроме савана. Нет нужды в медицинских препаратах. Такие понятия как дом, машина, роскошь, бизнес, деньги, банки, биржи и тому подобное – всё это пережитки прошлого для нас. Никто из нас нигде не работает. На нашем кладбище всегда царит мир и спакойствие.Но, кругом безработица. Самое главное это то, что тут все равны. Есть у меня один знакомый, который на белом свете был самым влиятельным богатым человеком и даже правил страной, брал взятки в крупном размере, угнетал народ, занимался отмыванием грязных денег, переправляя их в западные и европейские банки через оффшорные зоны, через гигантские проемы дырявых законов нашей страны. А теперь у него ничего нет, кроме своего пожелтевшего скелета и дырявого сгнившего савана. Он раньше жил со своей семьей в роскошных светлых замках в швейцарских Альпах, а теперь у него в могиле царит темнота сырость и холод. Ему приходится лежать в компании с отвратительными червями, змеями, скорпионами и мерзкими сороконожками. Ну такая могила досталась ему.Мы сильно не расстраиваемся, на то, что в наших холодных могилах нет электричество или газа. А зачем покойникам электричества и газа? Сынок, если ты не проболтаешь мамку свою, я даже могу открыть для тебя одну сокровенную тайну. Сынок, ты можешь поздравить меня. Потому что я здесь влюбился в одну женщину, которая похоронена в соседней могиле. Молоденькая вдова, красивенькая такая. У неё даже на макушке пожелтевшего черепа висит охапка волос. Иногда мы с ней долго сидим ночью над холмиком могил, глядя на полную луну и на крупные звезды, на "большую медведицу", запеваем тихую песенку в унисон. Сплошная романтика! Когда моя возлюбленная красавыца начинает бегать, радостно и звонко смеясь под луной я бегу за ней, опасаясь, свалится в открытую старую могилу и не наступить в мягкий саван покойного. Бегу однажды за ней смеясь и – раз, её одна рука отвалилась. А я, неуклюжий дурак, в спешке наступил на скелет её руки, словно медведь косолапый – хрусть! – и нежная кость отвалившейся руки моей возлюбленной сломалась. Эх, как она, то есть твоя бедная мачеха, плакала после этого... Еле успокоил её... Она плакала сидя на могилной плите под сияющей луной не от боли, нет, мы, слава богу, боли не чувствуем. Моя красавица плакала как женщина, у которой из серванта выпала любимая её фарфоровая ваза и разбилась в дребезги. Мы позвали хирурга травматолога, который похоронен тоже неподалёку от нашых могил. Вот он и помог нам. Осмотрев кость, он поставил диагноз "открытый перелом". После чего он взял дощечку из вывернутого старого почерневшего гроба и загипсовал сломанный скелет хрупкой руки моей супруги. Покойник хирург сказал, хорошо, мол, госпожа, что не отвалились на бегу Ваш череп или челюсть и не наступил на них этот не осторожный господин покойник, то есть Ваш любовник своими костлявыми плоскостопными ногами. Мы покойники хором засмеялись, щелкая челюстями. Покойник хирург тоже. Мы поблагодарили хирурга за оказанную медицинскую помощь, и пошли дальше по заросшей бурьяном тропе, под луной по территории нашего родного независимого кладбища. Спустя недельки две, мы сыграли свадьбу и, пригласили гостей. На свадьбу пришли влиятельные гости даже из далеких кладбищ нашей независимой страны. Покойные президенты, министры, банкиры, прокуроры, тюремщики,судьи, отставные генералы, народные певцы, милиционеры,карманники,писатели, композиторы, священники, праститутки, аферисты,таможенники,художники, шофёры,шахтеры, колхозники, плотники, жестянщики,охотники,пастухи, журналисты, наркоманы, таксисты, бандиты, сварщики, боксеры, качегары, канатаходцы, сапожники, комбайнеры, ростовщики, сутенеры и многие другие. Мы с твоей мачехой сидели в новеньких саванах , на почетном месте за столом, сделанный из лакированных досок дорогих гробов бывших чиновников.Гости горячо поздравили нас со свадьбой, пожелали успехов в вечной жизни и подарили нам букеты гвоздик тюльпанов и роз с длинными стеблями, которые они брали у могильных плит. Моя возлюбленная обрадовалась и поблагодарила гостей, радостно нюхая свежих роз. Потом гости кричали: "Горько" и наши тени, которые напоминали рентгеновский снимок, слились. Мы с твоей мачехой долго целовались под ярко сияющей полной луной, сидя над не ухоженной могилой бывшего богатого покойника, могила которого покрылась бурьяном и терновниками. О медовом месяце, об интиме и о страстных стуках костей я не стану рассказывать. Потому что это было бы не прилично и не этично с моей стороны.
Вот такая вот веселая беззаботная жизнь у нас, сынок. С уважением, твой покойный отец Ултанбай".
– Ну, как? – спросил Султан, закончив свой рассказ своего покойного отца и об их счастливой потусторонней жизни с его мачехой.
– Какая ужасная, но смешная и печальная история, Господи! Какая прекрасная любовь и свободная жизнь! – сказала Хуршида улыбаясь.
– Да – сказал Султан, продолжая собирать хлопок.
11 глава
Слезы соловья
Пришла осень. Из тополей, кленов и ив тихо стали опадать красно багровые и желтые листья. Иногда эти листья кружились на печальном ветру, словно золотые бабочки. Нет, это скорее медлительный танец багрово желтых листьев, которые сметал хмурый дворник ветер.. На осенних Тиллакудукских полях дехкане собирают стебли хлопчатников, которые называется «гузапая», выкорчевывая их с помощью тракторов– культиваторов. Из собранных стеблей хлопчатников они завязывают снопы и укладывают их в копна, которые напоминают тысячи танков на туманном поле сражения. Особенно, когда густыми туманами окутывается поля, движутся тусклые немые силуэты работающих людей в тумане, как души погибших солдат. Уже опали листья у белой акации, которая росла рядом с полевым станом. Обнажилось гнездо сороки, словно старое почерневшая сплетенная из прутиков корзина, посреди тернистых чернеющих ветвей этого дерева.
Самодельный полевой стол тружеников покрыт опавшими желтыми листьями акации, тополей и ив. За полевым станом на поле Хуршида со своей мамой Рахилой собирают стебли хлопчатников и, связывая их в снопы, сооружают горки, чтобы легче было загрузить их в прицеп транспортного трактора. Они работают в теплых одеждах, так как заметно похолодело. Султан в эти дни работал на транспортном тракторе с прицепом, вывозя снопы хлопчатника по домам, по заказу клиентов. Он сидел на краю поля и грелся у костра, где с треском горел хворост, поднимая в воздух дым и бросая оранжевые и красные искры, похожие на звезды. Он грелся, задумчиво налив в кружку горячего чая из термоса и хлебал, в ожидании, пока клиенты загрузят стебель хлопчатников на прицеп его трактора. Он был в ватных брюках и в фуфайке. На голове у него была кроличья шапка, а на ногах – кирзовые сапоги.
Его мысли перебил человек, который вышел из тумана с вилами в руках. Узнав его имя и вспомнив, что этот человек – отец Хуршиды, Султан испугался, думая, неужели он узнал о моих отношениях с его дочерью? Неужели она и ее мама предали меня, и этот разгневанный человек пришел, чтобы разобраться со мной как мужчина с мужчиной? Но когда отец Хуршиды Абдулджаббар вежливо продолжал разговор, он успокоился.
– Джиян (мой племянник). Вы перевезёте нашу гузапаю, или у Вас нет на это времени ? Если нет, то скажите сразу, и я пойду поищу другого тракториста – сказал Абдулджаббар.
– Есть у меня время. Вот только отвезу гузапаю того клиента и освобожусь – сказал Султан.
– Спасибо Вам, джиян, что не отказали. Ну, я пошел тогда. Наша гузапая вон там за полевым станом – сказал Абдулджаббар.
– Хорошо, дядя, как только освобожусь, так сразу поеду к Вам -пообещал Султан.
– Э, барака топинг, джиян! (Бог даст Вам прок, племянник мой!) – обрадовался Абдулджаббар и ушел, растворившись в тумане. Султан тоже радовался, думая о встрече лишний раз со своей возлюбленной. Он был готов не то что там бесплатно отвезти им гузапаю домой, но даже не стеснялся бы стать собакой Хуршиды, окованной тяжелой гремящей чугунной цепью и охранять их двор ночью, на морозе и лаял бы выбрасывая пар изо рта, лежа в собачей будке, когда кружились снежинки в метелях все толще и толще покрывая деревья, дороги и поля.
С такими мыслями он пошел в сторону своего трактора, чтобы подогнать его к другим копнам и создать удобное условие для погрузки. Султан отвез загруженные стебли хлопчатника клиента в назначенное место и, освободившись, вернулся на поле, где его ждала семья Хуршидов. Влюбленные улыбнулись друг другу в тайне от Абдулджаббара.
– Спасибо, джиян, что пришли, не заставляя долго ждать. Ну, что же, начали тогда. Ты, доченька, бери вилы и будешь подавать мне снопы, а мы с твоей мамой будем укладывать их в прицеп так, чтобы груз не свалился по дороге – сказал Абдулджаббар, как бы распределяя работу.
– Хорошо, отец – сказала Хуршида, беря вилы.
Тут ее остановил Султан.
– Нет, – сказал он – Эта работа не для девушек. Влажные снопы хлопчатника такие тяжелые, что они запросто могут сломать деревянный черенок вилы от тяжести. Дайте мне вилы, я помогу.
– Спасибо, джиян. Оказывается Вы благородный тракторист. Да поможет вам Бог, за то, что Вы решили помочь нам! – благословил Султана Абдулджаббар.
За такими разговорами они начали погрузку. Султан с силой поднимал тяжелые снопы хлопчатника и протягивал наверх, а отец Хуршиды укладывал их аккуратно в прицеп. Когда они закончили работу, все вспотели от напряжения. К этому времени на прицепе образовалась огромная скирда, над которым стояли родители Хуршиды как на холме. Закончив работу, Султан воткнул вилы в скирду снопов хлопчатника и сказал:
– Дядя, тетя, сядьте поудобнее и держитесь! Дорога не ровная! Поехали! Отец Хуршиды перед тем как присесть, крикнул:
– А ты, Хуршида, давай залезай в кабину и поехали! – сказал он.
– Хорошо, отец! – сказала Хуршида и залезла в кабину трактора. Султан включил мотор и стал плавно и осторожно набирать скорость. Родители Хуршиды ехали сидя над огромным стогом хлопчатника, качаясь, словно бедуины на высоком верблюде. Султан ехал медленно, как черепаха, чтобы груз не свалился на бок. Тем более туманы затрудняли разглядеть дорогу и ориентироваться в пути. Они ехали долго. Наконец, они приехали, и родители осторожно спустились с огромной скирды вниз. Хуршида тоже выбралась из кабины. Подняв гидравлической установкой прицеп, Султан вывалил сложенные снопы у врот. Груз с грохотом свалился на землю, подняв при этом переднюю часть трактора. Когда разгрузка кончилось благополучно, все облегченно вздохнули.
– Спасибо Вам, джиян. – сказал Абдулджаббар, достав из кармана своих брюк деньги, и протянул их Султану.
– Вот деньги, о которых мы с Вами договаривались. Можете посчитать – сказал он. Чтобы не вызвать подозрения, Султан взял деньги и начал пересчитывать их.
– Теперь мы должны перетащить во двор всех этих снопов и сложит в скирду. А то синоптики на завтра обещают дождь с мокрым снегом – сказал Абдулджаббар.
– Да? А что тогда стоим? Потащили! У меня принцип такой, раз начал кому-то в чемто помочь, то буду идти до конца! – сказал Султан, взяв сноп и направляясь во двор.
–Нет, нет, что Вы, джиян, теперь мы сами справимся как-нибудь. Там на поле Вы нам помогли и хватит. А то Вы устанете, уснёте за рулем, и в тумане угодите в глубокий овраг, вместе со своим трактором. Лучше Вы отдохните – сказал Абдулджаббар.
– Да нет, дядя, что Вы. Я вовсе не устал. Я сам сельский парень, то есть не в первый раз попадаю в такие ситуации– сказал Султан, продолжая таскать снопы во двор.
– Ну, как знаете, в общем, я предупредил Вас, джиян. И скажу сразу, что я не могу дополнительно заплатить Вам за вашу помощь, которую Вы хотите оказать дальше.
– Да, Вы не волнуйтесь о дополнительной оплате, дядя Абдулджаббар. Я хочу помочь безвозмездно. Как говорится, из чувства человеколюбия – объяснил Султан.
–Ну , тогда спасибо еще раз, за то что помогаете безвозмездно, дорогой джиян. Я впервые вижу такого доброго тракториста, как Вы. Видимо, мир еще не оскудел хорошими людьми – поблагодарил Султана Абдулджаббар и велел своей жене и дочери, чтобы они готовили ужин, а с работой они сами справятся.
После этого Абдулджаббар с Султаном работали молча, перетаскивая во двор снопы хлопчатника. Потом начали сооружать скирду на плоской глиняной крыше коровника. К вечеру они закончили работу и помылись. Султан собрался было уходить, но Абдулджаббар его остановил.
– Нет, нет, господин тракторист, как там у Вас не знаю, но у нас так не принято. Вместе поужинаем и после этого Вы можете уходить на все четыре стороны. А ну-ка, заходите в дом, как говорят русские, милости прошу к нашему шалашу – настоял Абдулджаббар. Султану не оставалось ничего, кроме как повиноваться гостеприимному клиенту. Перед тем зайти в дом он успел тайно обменяться взглядом и улыбкой со своей возлюбленной девушкой Хуршидой. Он скинул сапоги у входа. Сняв и повесив на вешалки верхнюю одежду и головные уборы, они сново помыли руки и присели на матрасы, сложив ноги словно Будда, за хонтахтой (Низкий восточный столик с короткими ножками). По обычаю узбеков, Абдулджаббар прочитал короткую молитву и сделал амин, проведя ладонями по лицу. Султан тоже присоединился к нему. На хонтахте стояла стеклянная посуда с салатом для плова. Тут Абдулджаббар встал и сказал понизив голос:
– У меня, между прочим, есть крепкая русская водка в холодильнике. Вмажем по сто. А то грех не выпить за такую встречу с замечательным трактористом и добрым человеком, как Вы, Султанбай. Бухнем тихонько, чтобы жена моя не заметила. Не-ет, я не боюсь ее. Только, знаете, я не выношу плачь и слезы женщины. А тут такая встреча. Тем более Вы тракторист, а я механик животноводческих ферм, то есть, выходит, мы коллеги – хитро заморгал Абдулджаббар. И добавил:
– А Вы знаете, как мой отец учил меня в юности? Он часто говорил, что сынок, ешь дерьмо, но сразу вытри свой рот комком, чтобы никто не заметил, того, какое дерьмо ты ел. Отец мой был таким мудрым человеком, уууууууу... – хвастался он и начал смеяться в кулак, тряся плечами.
–Да, не надо, дядя, я не пью спиртное! Я за рулем и у меня клиенты! – сказал Султан, сидя за хонтахтой в позе Будды.
– Нет, надо! Вы гость и не имеете тут права голоса. Я тут хозяин. Ну, по пятьдесят... Выпьем эту соловьиную слезу за здоровье председателя нашего колхоза товарища Кокюталова абу Саласаримсак ибн Гуслвожиб Тезактельбакезарувуча – сказал Абдулджаббар и вышел. Через несколько минут он вернулся с водкой и звенящими ташкентскими пиалами в руках. Он так улыбался довольный до ушей, что его улыбающийся рот напоминал резаный арбуз. Присев, Абдулджаббар откупорил бутылку русской водки, зубами, словно собака, грызущая кость.
Потом разлил огненную влагу в пиалы, со словами "прости нас Аллах" и протянул Султанбаю пиалу.
– Ну, Султанбай, выпьем слезы соловья, который развяжет нам языки – сказал он. Султан никогда бы не брал в руки пиалу с водкой, но взял пиалу, так как не хотел обидеть отца своей возлюбленной девушки.
– Давайте, выпьем сперва, как говорится, за нашу встречу. А там видно будет, за что пить следующие стопки. Будем здоровы! А ну-ка поехали! – сказал Абдулджаббар, словно великий русский космонавт Юрий Алексеевич Гагарин перед отлетом в космос. С такими словами он залпом осушил пиалу и начал закусывать, искажая гармошкой лицо и выдыхая воздух, который огнём сжигал его внутренность. Султан только глотнул водку и поставил пиалу на хонтахту. Он закусил салатом, пригтовленный из помидоров, из лука и горького перца. Пока Хуршида готовилась принести плов, водка в бутылке кончилась. А Абдулджаббар уже охмелел.
– А ну-ка, берите, ешьте плов, Султанбай. Или Вам принести ложку? Сразу видно, что Вы городской. Городские люди бывают очень культурными, и они едят плов ложкой. Это их право. Но эти глупые люди не знают, во скольких ртах побывала эта ложка. Думать даже об этом неприятно. А рука, она своя, собственная, живая ложка, которую подарил нам никто кто иной, как сам Бог Всемогущий! По этой простой причине мы с Вами второе блюдо всегда есть должны только руками. А жидкие блюда мы должны есть с хлебом, обмакивая кусочки в бульоне. Так говорил Великий Ибн Сина, ну, тот самый Авиценна, который родился в селе Афшана близ Бухары. Вот, по его словам есть пищу руками полезно для организма, так как в кончиках наших пальцев находятся высокочувствительные нервы, и они помогают поступлению желчной кислоты в желудок, который обеспечивает хорошее пищеварение – сказал он, едя руками плов.
– Ну-уу у, если Авиценна так сказал, то я тоже, пожалуй, присоединяюсь – сказал Султан, и он тоже начал есть плов руками. Через некоторое время отец Хуршиды снова заговорил.
– Знаете, молодой коллега, за что я уважаю председателя нашего колхоза товарища Кокюталова абу Саласаримсак ибн Гуслвожиб Тезактельбакезарувуча? Я уважаю его за то, что благодаря нему я стал механиком животноводческих ферм. Многоуважаемый председатель первым заметил мою работоспособность, и, безусловно, мой Богом одаренный талант. Он, грит, у тебя золотые руки, и это действительно так. Я каждый весной езжу на пастбище и стригу овец такими темпами, что увидев как, я это делаю, обомлели бы даже Американские ковбои из Техаса! Да, да! Я за час могу постричь сотню овец, даже не привязывая им ноги. Вот держу этих глупых овец с огромными кюрдюками гиссарской породы между ног и вжык -вжык, готовы! Вы даже не поверите. Однажды к нам в отару приехал американский журналист с видеокамерой. Он даже начал агитировать меня, хитрый буржуй. Ты, грит, мистер Абдулджаббар, что тут делаешь в этой дыре? У тебя, грит, божий дар, талант! Ты, грит, должен жить в Америке или во Франции!
– А нахрена мне, грю, твоя Америка, буржуй ты несчастный?! Что я, грю, там потерял вообще?!
– Он, грит, как это не потерял, колхозник ты, коммунист?! Ты бы, грит, открыл парикмахерскую, там, в многолюдном Ню Йорке или в шумном Париже, рядом с Эйфелевой башней, и стриг бы, грит, день и ночь декоративных собак миллиардеров! Жил бы по-человечески. Ел бы, грит, многослойные гамбургеры, открывая свой рот до отказа, чтобы откусить ломтик от этой экзотической еды. Я, грю, нет, буржуй, спасибо, сенкью вери мач, не агитируй меня, все равно я не поеду туда, я, грю, не могу покинуть Родину, свою родную деревню Тиллакудук и эти горные хребты, айм сори. Он, грит, окей, колхозник коммунист, ай, грит, андстанд ю и, уехал восвояси на мотоцикле "Ирбит" с байкерским рулем, поднимая за собой облака пыли. Ну, сами подумайте, Вы, вроде, нормальный чек, как же я могу уехать за океан, когда председатель нашего колхоза Кокюталов абу Саласаримсак ибн Гуслвожиб Тезактельбакезарувуч, доверил мне такую ответственную работу, как стричь овец. Я же председателя нашего уважаю больше, чем своего отца! Его слова для меня закон! Председатель наш товарищ Кокюталов абу Саласаримсак ибн Гуслвожиб Тезактельбакезарувуч, мой кумир, который дал мне больше, чем я просил. А Бог?! Я сколько умолял Его, чтобы Он дал мне сына, а он дал одну дочку – и всё. Знаете, я по ночам, не показывая никому слезы, безмолвно плачу, рыдаю, от того, что нет у меня сына, наследника, человека как Вы. Душа моя плакала, когда Вы помогали мне, честное слово. Я постарел на двадцать лет, почернел от горя! Я много раз просил Бога об этом, но Он до сих пор молчит. Если не верите, можем попробовать повторить это мероприятие сейчас, в Вашем присутствии – сказал Абдулджаббар. И, глядя в потолок, стал молиться:
– Боже, а Боже! Ну, вот скажи, в присутствие этого гостя, тракториста Султанбая, что я сделал тебе плохого, а?! Не уменьшилось бы Твое богатство, если бы Ты дал мне такого сына, как этот парень! Это за то, что я намаз не читаю, да?! Ну, да, я выпиваю. Но что мне делать, если я пристрастился к алкоголю, скажи сам, Боже?! Я привык к этому, и выпивка превратился в мою привычку, понимаешь? То есть я не могу существовать в этом мире без водки. Утром клянусь всем святым, обещая жене, что завязал, крест на этом поставил, и – на тебе, к вечеру, сам того не замечая, возвращаюсь домой уже пьяный, петляя шаги! Как околдованный. Это все от того, что нет у меня сына, наследника. Я не просто так, для развлечения, а с горя выпиваю, Боже! Пойми меня правильно, и в судный день скажи своим ангелам, чтобы они меня не бросали в огненную реку, где булькает лава! – плакал он.
Увидев и услышав такое, Султан смутился, и, не зная, что делать, он начал успокаивать Абдулджаббара:
– Ну, не надо, перестаньте, дядя Абдулджаббар, не плачьте.
Абдулджаббар перестал плакать и поднял голову. Потом, лениво облизывая свои губы, с укором посмотрел на Султана.
– А ты кто такой, чтобы меня учить, а, сопляк! Скажи, кто ты такой вообще?! Чего, сильный, что ли? Крутой да?! Да я сейчас...вот этим инструментом вспорю тебе живот! – сказал он и вдруг, схватив пустую бутылку, поломав его на половину, ударив о край хонтахты.
Султан испугался и встал:
–Да, нет, что Вы, дядя Абдулджаббар, я не хотел Вас учить и... я просто хотел... чтобы...– сказал он, с опаской глядя на разбитую на половину бутылку, которая превратился в острую опасный режущий предмет.
– Ну, иди ко мне поближе, тракторист вонючий, ежели тебе надоело жить! Ну, чего ты ждешь, крутой! Бей меня! Ударь! Ну, попробуй! Боишься? То-то! Теперь ты отсюда не выйдешь живым! Молись на последок, покойник!Я намотаю твои кишки чалмой на твою голову, похожую на узколоб! – пригрозил Абдулджаббар, и, бросившись к Султану, стал махать разбитой бутылкой налево-направо, но он каждый раз промахивался. Султан еле сбежал во двор. За ним выбежал и Абдулджаббар. Жена Абдулджаббара Рахила и ее дочь плакали, дрожа от страха.
– Вай, дааад, помоги-те-ее, мусульмане! Хоть кто нибуу-уудь! Доченька, беги к соседям, спасайсяа-аа! Я отвлеку твоего отца! – кричала Рахила.
– Нет, мама, вместе побежим! Я не могу оставить тебя! – плакала Хуршида, бегая кругом по двору.
Мужики дрались насмерть. Наконец, Султан, применив прием айкидо, заломил Абдулджаббару руки и сел на него, как охотник-браконьер над только что пристреленном диким кабаном.
– Принесите веревку быстро! – крикнул он
Мама Хуршиды принесла веревку, и с её помощью Султан завязал руки и ноги Абдулджаббару. Тот ругал Султана, на чем свет стоит, грозя убить его, как только появится у него возможность.
12 глава
Журавли
Хуршиде стало стыдно перед Султаном из-за вчерашнего события, когда в пьяном дебоше ее отец чуть не зарезал его с помощью разбитой бутылки. Ой, как он его ругал, как оскорблял, вспоминать даже стыдно – думала она, краснея и плача. Небось, Султан-ака сильно обиделся на моего отца и на нас, следовательно, -продолжала думать Хуршида. Конечно, обидится, еще бы. Бедный, пришел нам помочь, а отец... Что теперь будет? Неужели Султан-ака прекратить общаться со мной и уедет куда-нибудь? Как я без него-то буду жить? О, Господи, сделай, так, чтобы он не уехал. Дай нам помирится и быть снова вместе!Сам дал мне это счастья и не отними его у меня! -подумала она, быстрым шагом идя в сторону полевого стана.
Между тем, осеннее солнце светило, рассеивая утренние туманы. Грустили опустевшие поля и вдали чернели тутовые деревья, тополя, и ивы. На опустевших полях не было видно ни людей не трактора Султана, кроме бульдозера "Алтай" у полевого стана, из-под которого торчали чьи-то ноги. Видимо, водитель бульдозера чинил мотор. Хуршида хотела подойти к бульдозеру и спросить у тракториста о Султане, но тут же передумала, опасаясь слухов. Она остановилась, потеряв последнюю надежду встретить тут своего возлюбленного парня. Ей казалось, что мир опустел как эти осенние поля. Был бы хотя бы один стог хлопчатника на поле, можно было бы надеется на появление Султана в этих местах. Всё – он сюда больше не придет. Он уехал, обидевшись на моего отца! Ах, какое несчастье, а? Какое несчастье! Это все проклятая водка виновата! – заплакала она тихо, вытирая слезы краем своего платка. Теперь было бесполезно искать и ждать Султана в этих местах.
С этими мыслями Хуршида хотела было обернуться и уйти обратно домой. Но тут она услышала знакомый голос своего возлюбленного парня и замерла как вкопанная. Обернувшись, увидела Султана, который кричал ей, махая рукой, в которой держал гаечный ключ.
– Госпожа Хуршидаханум мадам де ла Маркиза ла тумбала неже пасе суа э фасеблу манежа! Ну, куда Вы уходите, покидаете меня среди опустевших осенних полей, как Лейла, которая оставила Меджнуна на бескрайных пустынях разлуки в дастанах великого узбекского поэта Алишера Навои?! – кричал он.