Текст книги "Пять бессмертных (Т. II)"

Автор книги: Всеволод Валюсинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава пятая

– Его сон – вернейший признак удачи, – значительно проговорил Курганов на третий день вечером. – Индус не спал, а был тяжко болен. А этот, обратите внимание, за три дня его лицо совсем переменилось.

От исхода этого последнего опыта зависело все их предприятие. Два столетия упорной работы клином сошлись на этом человеке, которому бессмертные еще раз решились вверить решение судьбы.

Прошло три дня. Теперь уже с уверенностью можно было сказать, что опыт удачен. В маленьком термостате у Курганова находилась ампула с бесцветной жидкостью. Это была сыворотка «бессмертия», приготовленная из крови Геты и Лилэнд. Этого количества было достаточно, чтобы обессмертить несколько сот мужчин. Как и в опыте со стариком-индусом, их пациент не знал, что с ним сделали. Он тоже, как и многие, лечился у Курганова. Это, конечно, был обман и в некотором роде насилие, но иначе бессмертные боялись поступать. Хотя этот опыт был опасен, они сами себе давали право жертвовать единицами, когда дело касалось миллиардов человеческих жизней. Объектом их последнего опыта был крепкий мужчина лет сорока, тоже местный житель, родившийся в Годавери, по происхождению испанец. Он раньше был сторожем на неоновом маяке для аэронов. Однажды ему придавило руку поворотной площадкой. Курганов лечил его между делом и давно имел в виду как возможный объект для опыта с усовершенствованной сывороткой. Перед тем, как еще раз испытать ее на человеке, были поставлены всесторонние опыты над животными, и все дали блестящий результат. Теперь бессмертные почти не сомневались в успехе. И, действительно, ожидания не обманули их. На десятый день спящий проснулся.

После долгого застоя события развертывались с головокружительной быстротой. Альварец, – так звали испанца, – совсем поправился и вернулся на свою работу. Ему так и не сказали о постигшей его диковинной судьбе. Поживет – сам узнает.

Опять бессмертные в полном составе собрались у Курганова. Он жил теперь в другом месте, за рекой. Старый его домик давно изветшал и обвалился. На его месте строилась силовая станция. Это был самый торжественный день их жизни: с того дня, как они взорвали свою Балтийскую станцию и скрылись, прошло ровно сто девяносто четыре года. И теперь, спустя два столетия, они вернутся к людям и крикнут безумное, ослепительное слово: «бессмертие». Вместе с чувством необычайного подъема и нетерпения бессмертные ощущали некоторую тревогу. Как они сделают это? Как они учтут возможное действие этого удара на неподготовленное к нему человеческое общество? Классовый вопрос клином врезался и мешал планомерному развитию. Бессмертие, этот необходимый этап развития человечества, к которому, как к Риму, ведут все научные дороги, должно прийти не в славе и блеске человеческого гения, но тайком, скрываясь как, вор, в тени, безумным бредом нашептываясь на ухо, прячась во тьму, как порок, – потому что жив еще хищник.

– Это сила, – сказал Курганов, стукнув рукой о стол, – которой мы победим мир! Через пол года Великий Союз станет Всемирным!

Бессмертные ждали, что будет делать вождь. Он должен был найти путь, который бы не привел к катастрофе. Он был спокоен, и его мудрая уверенность невольно передавалась другим.

Незадолго до отлета они еще раз вызвали и исследовали Альвареца. Прошло всего несколько месяцев, но уже резко замечалась атрофия в области половых признаков. Бессмертные узнавали на нем те стадии, через которые когда-то прошли сами. Испанец не печалился, вскользь упомянул о том, что на прошлой неделе от него ушла жена (он недавно женился на молодой индианке). Он сказал об этом совсем равнодушным тоном, хотя бессмертные знали, что раньше он страстно любил свою жену и был даже большим ревнивцем. Не оставалось никаких сомнений, что перед ними шестой бессмертный.

Отпустив Альвареца, бессмертные занялись обсуждением дальнейшего плана действий. Было решено завтра же покинуть Годавери, где Курганов жил и работал в продолжение почти двухсот лет, и направиться в Восьмой Город. Этот город был средоточием научных учреждений Северо-Западной Области. Расположенный на берегу Волги в пределах прежней Казанской губернии он, хотя и сливался почти с соседними городами, но все же имел своеобразный вид, благодаря отсутствию верхних перекрытий, а также массе садов и искусственных озер. Озера соединялись каналами с рекой и делали улицы похожими на венецианские. Вообще город был построен по типу городов-садов и рос вширь, а не ввысь.

За последние пятьдесят лет жизни бессмертных вся обстановка, которой окружил себя человек при помощи неизмеримой технической силы, успела измениться больше чем за предшествующие несколько веков. Открытие способа получения отрицательного магнетизма вместе с неисчерпаемым источником энергии, какой предоставлял мегуран, дало возможность поднимать тяжести и держать их неподвижно в воздухе на любом расстоянии от земли и произвольно долгое время. Конечно, это требовало непрерывного расхода энергии, но пока в ней недостатка не ощущалось. Открылись совсем новые перспективы в авиации как воздушной, так и транспланетной. Приходилось переоборудовать силовые установки. Даже обыкновенные электромоторы оказались производительнее при отталкивательном, а не притягивающем действии магнитов. Сначала пользовались отталкивательной силой для помещения на большой высоте шаров люмиона, больших мегафонов громкоговорителей. Потом эту силу использовал в самом широком масштабе транспорт. Наконец, появились отдельные здания, а за ними и целые города, висящие в воздухе над остриями магнитных вышек. Человек не стеснялся расходовать энергию, предоставленную ему мегураном. Ее запасы были действительно безграничны. Воздушные города обыкновенно строились в виде чечевицы, плоско помещенной в воздухе. Конечно, они могли передвигаться только по вертикальной линии, так как были подчинены силовым станциям, находящимся под ними на земле, и не могли выйти из их отталкивательного магнитного поля. Это отдаляло также и вопрос о перенаселении городов и освобождало громадные пространства земли, нужные для произрастания клетчатки в виде трав, лесов, мхов и т. п. Химия все еще не могла синтезировать крахмал из мертвых материалов. Это было тем более странно и печально, что в других областях она сделала громадные успехи. Собственно, получение крахмала, как и белка, было достигнуто, но лишь как лабораторный, дорогой опыт. Практического же значения оно иметь не могло. Источниками белковой пищи животные наземные больше не служили. Было рационально поставлено морское и океанское хозяйство. Несметные массы трески и других пород рыбы правильно эксплуатировались. Океан вполне покрывал мировую потребность в белковой пище. Между прочим, вопрос о ловле рыбы тоже служил одним из пунктов раздора между Востоком и Западом. Океанские границы рыбопромышленных предприятий представляли собой как бы постоянный военный фронт. Морские пути рыбьих стай превратились в улицы промышленных пловучих городов. Сюда была стянута и брошена вся техника, все знания. Эти предприятия занимали массу рабочих рук, но ясно было, что в один прекрасный день химия скажет свое слово, назовет формулу, и все это станет ненужным, как в свое время стали ненужными тракторы, сеялки и вообще сельское хозяйство, когда был открыт панит.

Беспрерывно открывавшиеся новые пути в технике постоянно отвлекали внимание от вопроса классового. Кроме того, безгранично расширявшийся круг потребностей приводил к возникновению всех новых и новых производств. Даже американские Ambular-Place теперь пустовали. Но положение рабочих становилось чем дальше, тем хуже. Конечно, и Восток и Запад продолжали вооружаться, но так как техника непрерывно двигалась вперед, а война все не наступала, то все эти вооружения сводились, главным образом, к напряженным, непрерывным перевооружениям, поглощавшим львиную долю государственного бюджета. Как злокачественная опухоль, кризис назревал медленно, но верно. К тому моменту, когда бессмертные закончили свой двухвековой труд, человеческие общества Старого и Нового Света были окончательно готовы к борьбе. Среди американского пролетариата, хотя и стиснутого в железном кулаке, но все же постоянно обращающего взоры на Восток, шло пока еще глухое, но с каждым часом растущее брожение. Оно нарастало неудержимо, как катящаяся с гор снежная лавина. Та самая техника, которая дала в руки господ безграничные средства истребления и порабощения, не могла не дать и в распоряжение пролетариата некоторых существенных средств. Так, например, обыкновенный карманный хоккок представлял собою незаменимое средство массовой связи и информации. Это делало в общем несущественными все законы о прикреплении к производству, о территориальности и другие, имевшие целью воспрепятствовать возникновению какой бы то ни было организации. Но даже в случае массового удачного выступления американских рабочих задача их должна была бы до чрезвычайности осложниться одним обстоятельством. Хранителями и носителями научных и технических знаний были представители правящего класса. Промышленное хозяйство распалось на такое множество узких специальностей, что американский пролетариат, даже захватив власть в свои руки, не был бы в состоянии справиться со сложнейшими задачами экономического и технического управления без помощи рабочих и научных сил Востока.

Трудно сказать, было ли это случайностью, что почти совпали эти два момента: окончательная готовность к войне и предстоящее выступление бессмертных.

Выступления бессмертных стали поводом к началу битвы, и право за обладание бессмертием – целью всеобщих стремлений, за которыми исчезли, поблекли и почти забылись истинные мотивы борьбы, целыми веками подготовлявшейся и имевшей совсем другие основы.

Так часто в истории повод кажется причиной и заслоняет собой истинную сущность событий. И лишь много лет спустя историческая перспектива делает понятным хаотический рисунок, выявляя действительные взаимоотношения.

Так, участники крестовых походов не знали, что они идут в Палестину вовсе не влекомые желанием спасать гроб господень, а гонят их невозможные условия феодализма, неистовствующая церковь и тысячи других причин.

Курганов замечал некоторую связь между окончанием их работы и полной готовностью человечества к войне. Он торопился окончить свою работу и чувствовал, что приходит к финишу вместе с надвинувшимися потрясающими событиями. Он хотел своим выступлением предупредить первые вспышки. Сама история этого требовала. Курганов торопился. Одно обстоятельство все-таки заставило его еще на некоторое время задержаться. Последние десятилетия не остались без заметного влияния на организм бессмертных. Старшие из них стали замечать некоторые признаки чего-то вроде начинающейся старости. Особенно это замечал на себе Курганов. У него, как и у всех остальных, размер головы еще больше увеличился, глаза впали, кожа стала прозрачной и зеленоватой. Кроме того, он стал замечать некоторую усталость. Ему уже недостаточно было обычных пяти часов сна ежедневно. Он теперь спал по шесть и более часов. Биррус, обратил внимание на появившиеся новые морщины у него на лбу и углубившуюся носогубную складку. По мнению Курганова, процесс изнашивания организма хотя и замедлился, но не прекратился вовсе. Это не означало, что они должны, в конце концов, умереть. Очевидно, требовалась еще вторая пересадка, подобная первой. Надо было подновить сопротивляемость организма. Пока не был найден иной способ, как пересадка бэтной доли, этот вопрос откладывался и даже не обсуждался. Курганов только все более и более торопился с работой. Но зато теперь в их руках была сыворотка бессмертия. Они могли взаимно обновиться.

Так и пришлось поступить. Незадолго перед отлетом из Годавери Курганову и Биррусу были сделаны прививки сыворотки из крови Лилэнд и Геты. Немедленная реакция показала, что действительно иммунитет бессмертных несколько понизился. Они, как и после первой прививки, впали в глубокий сон. Курганов спал три дня, Биррус – всего сутки. Это доказывало, что их уже начали пропитывать те самые яды, которые в обычном состоянии приводят к старости и смерти. Гета, Лилэнд и Карст решили подождать.

Бессмертные окончательно перестали походить на обыкновенных людей. Их вид вызывал смятение и ужас. Чтобы не возбуждать подозрений, они прибегли к помощи бинтов и повязок. Окружающим казалось, что они поранили себе головы, и величина их не казалась чрезмерной. Каждый приписывал эти размеры толщине повязки. Неудобно было держаться всем вместе. Такая группа жертв какой-то катастрофы вызывала не меньшее любопытство. И это, конечно, бросалось бы в глаза. На разных воланах и разновременно они покинули, наконец, насиженное гнездо Курганова, чтобы появиться в другом месте и при других обстоятельствах.

Незадолго до их отлета приходила к ним жена Альвареца. Она знала, что Курганов лечил ее мужа и горько жаловалась, что его «испортили». Эта женщина верила во всемогущество Курганова. Она плакала и умоляла вернуть ей мужа. Она ушла от него, но чувствует, что не может без него жить.

Бессмертные спокойно и невозмутимо слушали ее мольбы. Они не понимали ее, а если бы и захотели, то ничего не могли бы сделать.

– Ты помнишь, – шепнул Гете Карст, – что ты говорила и делала в день пересадки, когда тебя позвал Курганов?

Гета поморщилась, но ничего не ответила.

Двери главного зала Биологической Стороны Восьмого Города заперты наглухо. Мегафоны и стенной хоккок сняты. Сюда никого постороннего не впускают. Даже в прилегающих залах никого нет. Люди – только в самом зале. Их около сорока человек. Это целый ареопаг передовых научных сил Союза. Здесь и представители власти. Но и у них при входе отобраны карманные пти-хоккоки. Никто не знает, в чем дело. Их вызвал сюда председатель Ассоциации Биологов, вызвал шифром, употреблявшимся лишь в случаях особой, чрезвычайной государственной важности. Кое-где слышен разговор шепотом и вполголоса. Все чувствуют себя тревожно. Они, пожалуй, спокойнее бы себя чувствовали, если бы их вызвал Военный Отдел. Определеннее и понятнее были бы возможности и ожидания. Здесь же их могло ожидать что угодно, вплоть до таких сказочных открытий, которые обещают перевернуть вверх дном весь налаженный аппарат жизни и экономики. Не открыт ли «мертвый панит»? Но тогда бы их вызывала Химическая Сторона. Синтез белка? Это не требовало бы такой спешки…

К гордости и торжеству по поводу открытий науки примешивалось чувство страха и беспокойства. Только успевала жизнь, техника, экономика приспособиться к данному состоянию научных знаний, только вступала в колею, как новое открытие делало напрасным весь предшествующий труд и заставляло снова перестраиваться. Это требовало непрерывной, напряженной работы, работы часто непроизводительной, но в то же время необходимой.

Никто не знал, что принесет завтрашний день. Наука и жизнь должны были идти в ногу. Трудно даже приблизительно подсчитать, сколько напрасных сил и средств требовала такая игра вперегонку. В то же время остановка была немыслима. Это был довольно жестокий закон развития, но в своих законах природа и история не скупятся на жестокость там, где она необходима.

Наконец, открывается задняя дверь. На кафедру выходит председатель, глубокий старик. Его знает весь мир. Этот человек, всегда уравновешенный и спокойный, теперь долго не может начать говорить. Он стоит, облокотившись о перила кафедры и, высоко подняв голову, трет свой белый, красивый лоб. Его глаза светятся. Еще глубже и заметнее стали трагические складки углов рта. Он обводит всех странным, удивленным взглядом. Он хочет что-то сказать, из груди вырывается не то стон, не то плач, похожий на смех. Он садится на стул и роняет голову на руки. В зале движение. Поднимаются на кафедру. Предлагают воды.

– Не надо!

Он уже справился с волненьем. Его голос окреп. Он встает и призывает к тишине и вниманию.

– Сегодня, – почти кричит он, – сегодня скончался старый мир… Сегодня нет смерти! Сегодня утром Пять Бессмертных… Нет, я не могу… – он старчески всхлипывает и закрывает лицо руками, – не могу… я сяду…

Он садится мимо стула на пол. Охватив свои худые колени руками, начинает, что-то приговаривая, раскачиваться вправо и влево.

Всем приходит в голову мысль, что он помешался. В этот момент у кафедры появляется старший ассистент. Не обращая внимания на председателя, со стиснутыми бескровными губами, он решительно поднимается по ступенькам и останавливается у барьера.

– В соседней комнате, – раздается в мертвой тишине его слегка задыхающийся, мягкий голос, – находится пять существ, которые когда-то были людьми. Эти существа бесполы и… бессмертны. Вам, конечно, приходилось слышать о загадочной гибели Балтийской Биологической станции. Да, это было двести лет тому назад… Владельцем станции был Курганов, преемник и помощник Фора, открывшего туберколь. Курганов и четверо его помощников, находящиеся в соседней комнате… бессмертны. Вот все, что мне поручил сказать вам Курганов, остальное вы услышите от него самого.

Ассистент помог подняться все еще сидевшему на полу председателю и, ведя его под руки, скрылся вместе с ним в задних дверях. Тот шел, как автомат.

Зал не шевелился. Казалось, на этих людей неумолимо опускалась свинцовая гора. Все замерли и, как на солнце, не смели взглянуть в глаза действительности. Отворилась задняя дверь. К кафедре вышло пять фигур с головами, плотно завернутыми синим шелковым газом. Одна из этих фигур взошла на кафедру и неторопливо сняла с головы свой шарф. Вместе с шарфом это существо сняло и темные очки.

Сорок пар глаз, не отрываясь, смотрели на сверхъестественное, чудовищное подобие человека. Необъятный, блестящий череп, переходящий в маленькое, почти детское лицо, на короткой и толстой шее…

Некоторые пытаются выйти. Но двери заперты. Они беспомощно опускаются на пол. Слышны плач и смех. Остальные сидят, как пригвожденные, на своих местах. Ни у кого на лице нет ни кровинки.

– Я – Курганов, – слышится звенящий, как металл, голос, – пусть мои спутники тоже откроют свои лица.

В группе, возле кафедры, легкое движение. К говорившему один за другим поднимается еще четверо таких же людей. Они занимают всю площадку; безволосые, блестящие головы их покачиваются и шевелятся, как воздушные шары на нитке у торговца. Они походят общим обликом на муравьев-термитов.

Курганов протянул руку на запад.

– Там, – сказал он, – ничего не должно быть известно, я надеюсь, вы это хорошо понимаете. – Он выдержал паузу и продолжал: – Мы работали два столетия. И теперь явились к человечеству с тем, чтобы сделать его бессмертным. Да, сделать бессмертным Гражданина Земли, но не хищника! Сейчас не время объяснять способы и пути наших достижений. Нас только пятеро. Мы не могли прийти в иное место, как только сюда, в центр научных организаций. Мы не можем использовать даже хоккок. Наше пребывание среди смертных связано с необходимостью скрывать свою наружность, что ограничивает свободу действий. Мы рискуем сейчас, но наше явление человечеству неосуществимо в иной форме. Перед нами передовые силы Союза. Мы передаемся в ваши руки вместе с тем, что с собой принесли. На вас возлагаем заботу о дальнейшем, посвящение в дело правительства и всю вытекающую из этого ответственность. Без общей помощи мы сами ничего не сможем сделать. Мы надеялись в вашей среде найти наивысшую психическую устойчивость. Но первый, к кому мы обратились, наш уважаемый председатель, кажется, не выдержал этого натиска. Ну, ничего. Ободритесь. Подойдите сюда, ближе к нам.

Бессмертные сошли с кафедры и были сразу окружены плотно обступившей их толпой. Чтобы не смущать присутствующих тяжелым взглядом своих глаз, Курганов и все его спутники надели очки. Бледная, напряженная толпа стояла вокруг них темным, молчаливым кольцом. При малейшем движении бессмертных в ту или другую сторону, ряды пятились назад. Напряженное молчание стало совсем невыносимым, когда внезапно один человек отделился от общей массы и взбежал на кафедру. Это был член Совета Труда и Обороны.

– Надо принять меры! – загремел его голос. – Охрану бессмертным! Запереть все выходы. Отсюда никто не выйдет. Мы немедленно вызовем эскадры магнит-дредноутов и боевых эоланов! Никому не касаться хоккока! Где запасной мегафон?

– В задней комнате.

Толпа сразу пришла в движение. Энергичный голос вывел ее из оцепенения, заставил вспомнить всю колоссальную ответственность момента.

В это время из задней комнаты послышался какой-то сдавленный крик. Все бросились туда. Первым в комнату вскочил Карст. Он увидел старшего ассистента, только что выступавшего перед собранием, на полу, из-под его головы бежала узкая струйка крови. Председатель стоял перед большим рупором мегафона и, сжав руками виски, неистово кричал:

– Слушайте!!! Никто не будет стариться и умирать! Мы будем бессмертны, как боги… Слушайте! Никто не…

Одним прыжком перелетая комнату, Карст успел взглянуть на установочный волновой циферблат мегафона: стрелка стояла на нуле. Он понял все. Это была общая мировая волна. Старик кричал на весь мир. Его слышали на всем земном шаре. Удар кулака по голове не дал председателю закончить своего безумного крика. Раскинув руки, он попятился к стене, но запутался ногами в складках кем-то брошенной камерной резиновой оболочки и свалился на пол.

Карст нажал ключ искателя.

– Слушайте! – отчетливо и резко сказал он. – То, что вы сейчас слышали – ложь! Это сумасшедший безумец хотел…

Но и Карсту не удалось кончить. Противоположная дверь с шумом распахнулась. В комнату ворвалась толпа людей. Она столкнулась с толпой, бежавшей сзади за Карстом. Произошла давка, и его стали оттискивать от мегафона. Он успел только ухватиться за толстый витой провод, соединявший аппарат с батареями, и сорвать его, нарушив, таким образом, последнюю связь с внешним миром. Остальные аппараты были еще раньше сняты.

Откуда взялась эта толпа? Очевидно, помешавшийся председатель успел выбежать в прилегающие лаборатории. Что он там кричал? Никто не знал, как случилось, что двери оказались отперты, когда сам Курганов их запер, положив ключ в карман. Об этом теперь некогда было думать. Сквозь настежь распахнутые двери виднелись все новые и новые толпы. Сюда устремились из всех отделений. Хуже всего было то, что они увидели Карста, а также Курганова и Лилэнд, влившихся вместе с толпой из главного зала. Их вид поразил напиравших. Это привело к еще худшему, передние бросились назад. Толпа схлынула. В комнате опять стало свободно.

– Берегите бессмертных! – кричали из задних рядов от дверей большого зала, – берегите бессмертных!

Ассистент в этот момент уже очнулся и сидел на полу, стараясь вытереть со лба кровь и размазывая ее по всему лицу. Курганов подбежал к нему и тряхнул за плечо.

– Где у вас установки газовых заслонов?

Раненый махнул рукой в сторону зала. Он почти не мог говорить.

– Отвечайте скорее! – торопил Курганов.

– Там… в правом углу, за кафедрой, на общей… доске…

В те времена напряженного ожидания войн, когда немалую роль играли всякие газы, тыл милитаризовался. Все общественные здания на поверхности Земли имели предохранительные приспособления на случай погружения местности в смертоносный газ. Все входы, выходы и какие бы то ни было отверстия герметически закрывались непроницаемыми щитами. Можно было одним нажатием кнопки превратить все здание в своего рода убежище, коллективный противогаз.

Сквозь расступившуюся перед ним толпу Курганов бросился назад в зал и нашел в углу, за кафедрой, на стене большую мраморную доску с циферблатами и рубильниками.

Он схватил и потянул к себе ручку, против которой было написано: «gaze». За ним бежал член СТО.

– Да, да, это надо было сразу сделать. Мы все потеряли голову. Да и кто мог думать! И не поздно ли уже…

Опуская газовые заслоны, Курганов имел в виду запереть всех находящихся в здании, чтобы не дать возможности никаким слухам проникнуть за его стены. Может быть, председатель не все еще успел сказать…

Зал мгновенно погрузился в полный мрак. Все окна сократились до точки, как отверстия диафрагм в микроскопах. На доске Курганов нашел выключатель люмиона и дал свет. Отдельных лампочек не было, светились карнизы и большие плафоны на стенах. Этот свет, как и рассеянный дневной, почти не давал тени. Затем Курганов выключил ток всех находившихся в здании говорящих машин, не исключая и хоккоков. Громадный корпус совершенно лишился глаз и ушей.

– Надо заглушить карманные пти-хоккоки! – закричал кто-то. – Скорее!

Какой-то человек подбежал к доске и нажал небольшую боковую рогульку. Можно было думать, что больше ни звука не проникнет в мир из этого омертвевшего дома. Но, делая все это, Курганов понимал, что уже поздно. Ошибка произошла. Надо было сейчас же что-то предпринять. Во всем здании происходит паника. Никто не знает, что случилось. Бессмертные и с ними сорок человек заперлись в большом зале. Сквозь стены слышен в прилегающих помещениях гул голосов, похожий на рокот моря.

– Председатель успел сообщить миру, – снова слышится взволнованный голос члена СТО, – нужна немедленно охрана. Пока я предлагаю спрятать бессмертных в подземных сейсмографических камерах. Хоккоки сняты. Как мы вызовем эскадры?

– Подземной волной из нижних камер. Там свои батареи. Я прошу бессмертных следовать за мной! Теперь мы все за вас отвечаем.

Около бессмертных, появился высокий молодой человек. Это был второй ассистент. Он схватил Гету за руку и пригласил остальных следовать за ним. Сквозь узкую дверь в стене они спустились по отвесной почти лестнице в нижние камеры. Вместе с бессмертными сюда спустилось из зала человек около десяти. Член СТО сразу подбежал к маленькому хоккоку и схватился за ключи. Несколько времени он возился с ними. Потом нажал еще одну пуговку и слегка побледнел.

– Почему Десятый Город не отвечает?

– Поставьте на Москву…

Опять затрещали ключи и забегали стрелки.

– Москва… СТО! Вы слышите Восьмой Город? Дайте Общую!

Москва не откликалась.

– Что он, испорчен, что ли?

– Нет, здесь свои батареи… возьмите ОО-р-44 – Третий Город. – Третий Город!

Молчание.

Член СТО выпрямился и хотел что-то сказать, когда на диске вспыхнули оранжевые лампочки и между ними на голубом плафоне появилось взволнованное и удивленное лицо. Его все сразу узнали. Это был председатель СТО. Он быстро осмотрел камеру и остановил взгляд на бессмертных.

– Так это, значит, правда…

Несколько человек сразу кинулось к экрану.

– Мы заперлись! Мы всех заперли в здании газовыми заслонами. Нужны эскадры эоланов и магнит-дредноутов. Пришлите охрану!

– Это мы все сейчас сделаем, – снова заговорил мегафон, – но вы не знаете, что творится на свете. Все остановилось! Все потеряли голову, но Рабочий Совет…

Лицо говорившего исчезло с экрана, и рупор умолк.

– Смотрите! – Биррус указал на сейсмографы.

Стрелки прыгали и чертили на белой ленте ломаную кривую. Где-то происходили землетрясения. Приборы едва выдерживали колебания почвы. Никто еще не успел ничего сказать, как ясно почувствовались подземные толчки. Аппараты зазвенели. На бетонной стене появилась заметная трещина. Заскрипел потолок.

Все бросились к лестнице. Бессмертных почти на руках вынесли снова в большой зал. Здесь своды дрожали. Катастрофы можно было ожидать каждый момент. Сквозь стены из прилегающих помещений доносился хаос человеческих криков. Там в совершенном мраке было заперто около трехсот человек. Никто не знал, что случилось.

– Здание рухнет, и они погибнут! Надо открыть газовые заслоны. Все равно мир уже знает…

Кто-то подбежал к мраморной доске. Снова диафрагмы окон и дверей во всем здании открылись. Хлынул дневной свет. Вместе с ним ворвалось ревущее завывание ветра. Шум и крик в соседних лабораториях постепенно стих. Очевидно, все бросились в открывшиеся двери и покинули дом.

Жизнь бессмертных была в опасности. Надо было уходить из-под колеблющихся сводов. Но внезапно подземные толчки прекратились. Несколько человек поднялось по легкому мостику к верхним окнам. Один из них открыл самое верхнее окно сводчатого купола и выглянул наружу.

– Идет ураган! – закричал он, – с востока надвигается туча. Она сейчас закроет солнце…

Курганов тоже поднялся наверх. Из-за горизонта поднимался непроглядно черный край беспросветной тучи. Она приближалась. Через несколько минут солнце померкло. Воздух наполнился облаками пыли и мусора. С головными отрядами авангардом идущего урагана неслись массы летательных машин. Они бежали под натиском урагана роями. Многие из них сталкивались и темными полосками чертили воздух, падая кувырком на землю.

Стало совсем темно, но люмиона не зажигали. Вскоре мрак уступил место бледно-голубому мерцанию. К реву вихря присоединился далекий, глухой рокот. Окна закрыли и снова забронировали здание газовыми заслонами. Осветив зал люмионом, все уселись кто где был, прислушиваясь ко все нараставшему грозному реву.

Бессмертные сидели в стороне и тихо разговаривали. Несколько минут спустя непрерывные раскаты грома достигли апогея. Казалось, само небо обрушилось на землю. Стены дрожали. Некоторые из сидящих в зале заткнули себе пальцами уши, боясь оглохнуть. Как и землетрясение, буря и ураган продолжались недолго. Раскаты стали тише. Можно было различать отдельные удары. Гроза проходила.

– Вероятно, – говорил тихо Курганов своим спутникам, – все эти явления на земле, в воде и воздухе произошли по вине нашего несчастного председателя. Услышав то, о чем он прокричал на весь мир, все на некоторое время обезумели и потеряли голову. Но это значит, что они бросили работу. Если на полюсно-магнитных, тектонических, мегуро-воздушных и других установках люди забыли о машинах, то можно ожидать не только землетрясений и ураганов, но даже большего…

– В Америке тоже знают.

– Да, конечно, – Курганов махнул рукой, – не будем сейчас об этом говорить. Теперь наступят события, каких мир еще не видал. Конечно, то, что произошло, не входило в наш план, но… я не жалею, что так случилось. Вокруг нас теперь начнется бой. Это действительно будет последний бой. Он все равно должен был наступить не сегодня, так завтра.

– Вероятно, передано и на Луну, оттуда тоже прилетят…

– Да, Гета, прилетят все и отовсюду, со всего света. Теперь невозможно ничего загадывать вперед. Помните одно: если обстоятельства нас разлучат, никто из нас не выдаст нашей тайны, пока не будет ясно, что Великий Союз победил. Не сомневайтесь, что этот час – час начала Великой Войны, к которой человечество готовилось столько веков! Жизнь каждого из нас в величайшей опасности. Это тоже помните. Она нужна не только нам.