Текст книги "Золотой Разброс 2. Путь к себе"
Автор книги: Всеволод Буйтуров
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
– Сражена Вашей осведомлённостью.
– Граф – выдающийся учёный своего времени. Он любезно делится с нашим…с нашей ор-га-ни-за-ци-ей результатами своих изысканий в области истории и этнографии.
– Что за организация? Масоны?
– Помилуйте! Несведущие люди нас так называют, когда к ним просачиваются обрывочные искажённые сведения. Мы сами по себе. Мы – Ложа.
– Я и говорю: масоны. И Бафомета на фасад среди Атлантов пристроили. Думаете в Сибири одно дурачьё живёт?
– Бафомета и Тамплиеры, и Масоны чтят, и Мы.
– Хорошие мальчики, старших уважаете. Бафомет, не иначе, ваш папа?
– Торжественное обращение к нему Отец, действительно, принято среди Братьев. Но речь, если помните, у нас сейчас об иностранных языках. Нас интересует один редко, крайне редко встречающийся диалект. На нём говорило Племя, проживавшее на Белой Горе. К которому Вы имеете честь принадлежать.
– А если я буду настаивать на том, что я Сибирская татарка?
– Голубушка, у нас не детский сад.
– А чего это все мне на возраст намекают. Вроде приличный человек, фрак носит, а к девушке деликатности не проявляет.
– У дантиста в кресле просто рай по сравнению с тем, что Вы с нами творите! Будьте серьёзны! Молю! Граф вдоль и поперёк Сибирь и Забайкалье прошёл. И раскопки, и легенды – всё в одну картину складывается. Давайте уважать друг друга. Мы же к Вам в совершеннейшем почтении пребываем.
– Чувствую, никуда от вас не деться Да – туземка я, индейка… а может лебедь белая…
– Хватит дурить! – совсем грубо и неожиданно Бах положил конец затянувшейся комедии. – Вам прекрасно известно, что Вы прибыли к нам по нашему пути. Пусть он не такой и совершенный, однако, без нас обратно Вам хода нет. Разве только до Озера доберётесь. Но это вряд ли. Никто Вас отсюда не выпустит, пока не получим удовлетворительных ответов на предложенные Вам вопросы!
– Не пугай, начальник –до тебя пугалки были!
Дурдомовцы
Осень, осень…может это и «очей очарованье», только когда начало отопительного сезона затягивается, да в суровом климатическом поясе – уже не до красот природы. Психиатрическая лечебница города Чумска давно и безнадёжно задолжала поставщикам тепла. «Теплосети» прекрасно понимая, что мэрия всё равно заставит их подать теплоснабжение в учреждение здравоохранения, упорно не давали доступ больнице к источнику тепла.
Иван, совсем пошедший на поправку от душевного недуга, получил недуг физический в виде катарального бронхита. Доктор утешал пациента: «Зато утопленниц спасать теперь не рвётесь, Иван Семёнович. И букета Офелии не требуете собрать. Понимаете – не раздобыть нам с Вами эдакую экибану. А бронхит – ерунда. Подлечим. Вот оранжерейку скоро прикрыть придётся: на её обогрев, точно, тепла не выделят, корпуса бы с больными не заморозить! Так по палатам цветочки, по палатам. Только к буйным не надо ставить.»
Иван слушал, кивал головой, кашлял…
– А с работой как? Инвалидность оформите?
– Какой Вы, инвалид! Справочку о полном выздоровлении выпишем. Конечно, с администрацией своего учебного заведения сами беседовать будете. Доложу я Вам, первый случай в моей практике. Чтобы педагоги из окна во время урока прыгали.»
***
Иван, бывший педагог женской гимназии, а ныне душевнобольной, идущий на поправку, от холода не страдал: собственная кочегарка лечебницы работала исправно. Дров и угля хватало. Дай Бог здоровья благотворителям и городской управе.
Первые дни пребывания на излечении отпечатались в воспалённом мозгу больного как череда непрерывного кошмара: «Как? Почему? Вот был совершенно здоров и нате вам – душою занедужил!»
От окончательной и бесповоротной депрессии спасли несчастного не лекарства и доктора. Благотворное и неожиданно участие полоумного старика, требовавшего от него немедленной дуэли в парке на Озере, помогло. И совсем не такой уж полоумный оказался. Экстравагантный – да. Но на остальных психических не похож. И отношение к нему особенное, словно все норовят подыграть чудаку. Даже Лхасаран Цэрэмпилович.
Многое из старой столичной жизни порассказать может. Интересно. Синематографа в лечебнице нет, а его послушаешь, как хорошую фильму посмотрел. Да ещё не немую, со звуком.
Только лечение ни на шаг вперёд… нет прогресса. Врачи не замечают, а от Их Сиятельства не укроешься. Старец мигом подметил: беседует частенько Иван Семёнович с кем-то. Сам при этом смущаясь и по сторонам озираясь – не ровен час кто заметит!
– Ты, друг мой по узилищу, Иоанн, не расстраивайся. Раздвоение личности эта напасть называется. Я и сам к ней склонен, только ещё хуже: у меня и растроения, и расчетверения случаются. Научился виду не подавать. Доктора, как заметят, начинают троекратно, против обычного, микстур да пилюль давать. Без толку. Только голова дуреет. А могут и в другое отделение перевести, где порядки строже, и не погуляешь уже свободно, и цветочками заниматься не пустят. Ты беседуй с ним, беседуй. Да только не при докторах. Он ведь похож на тебя?
– Истинно похож, Ваше Сиятельство!
– Вот и мои все со мной вроде на одно лицо, но, то какие-то азиатистые, – шепотом добавил, ‑ одначе, все на самого Государя похожи.
– Николая Александровича?
– Александра Павловича Благословенного…
– Тень Императора Вас тоже бесед удостаивает? Понятно: вы до сумасшествия, наверняка, важным вельможей были.
– Всё-то тебе ясно да понятно. В том и заковыка – вроде я сам этот Александр Павлович и есть!
– А докторам известно?
– Что доктора! Так и сказал я им! Манию величая припишут, да в одну палату с Александром Македонским и Мессией упекут. А они буйные! И меня с ними заодно к койке привязывать станут.
– А мне как быть, сделайте милость, посоветуйте!
– Никому своих бесед не открывай. Разве только мне, если будет охота. Беседуй. Поговоришь – легче станет.
***
Приходил к Ивану Семёновичу какой-то замызганый, плохо бритый Иван, говорил, тоже на голову недужен. А дурно побрит, потому, что в лечебнице бритвы недозволенны. Парикмахер бывает редко, и то с электрической бритвою, а она щетину только мнёт да дёргает. «Совсем заговаривается. Бритва на электрическом ходу – такое и не каждый больной придумает».
Однако Ивану Семёновичу в целом приятны были встречи с двойником. Хоть и разговоры странные: профсоюз, разряд, тарификация.
Однако,… про букет Офелии мыслил точь-в точь, как сам педагог женской гимназии. И тоже понимал, что врачам про прекрасную деву говорить не следует: совсем залечат. Ещё собирался в должности восстанавливаться в какой-то школе или институте со странным наименованием «Колледж».
Возвращение блудного звонаря
Очередная фотосессия Яши-Ризеншнауцера под патронажем экстрасенса Виктора Пепелова проходила с небывалым энтузиазмом. Плёнки от ФЭД-10 при проявке дали неожиданный результат: на негативе отчётливо проступал контур рыбины. Породу по негативному изображению определить не удалось. Отпечатали: на фотобумаге лишь старая бревенчатая городьба на пустом ныне месте – тоже ошеломляет!
Безудушная «цифра» буржуйских фотокамер, при всём при том, бесстрастно фиксировала окружающую действительность. Нет у «цифры» творческого начала. И вообще, подумав хорошенько, фотограф решил: чем проще, тем достовернее. Был в его коллекции древний аппарат на массивной треноге, работавшей на фотопластинках.
Несведущий в тонкостях фотографического искусства человек убеждён, что такие аппараты и пластинки – «дела давно минувших дней». Ошибаетесь, граждане! Есть такие аппараты! Фотопластинки по сей день выпускаются предприятием «Славич», расположенным в Переславле-Залесском.
В Чумском Медицинском институте в анатомическом музее долгие годы служил виртуоз-фотограф старой школы, снимавший препараты для учёных статей исключительно на такой технике. Точнее детали можно передать, на пользу медицины. У него мальчик Яша и постиг премудрость обращения со старинной техникой.
Снимает, стало быть, Ризен стену и двор в разных ракурсах, поглядывает на монастырские корпуса: с малой-то техникой могли в шею погнать, а тут с такой бандурой явился и без благословения на съёмку!
– Здесь бы ещё дагерротип применить, – мечтательно произнёс фотограф, – но мне эта премудрость неведома.
– Ты не мечтай, работай! – Виктор-лозоходец от нетерпения начал уже строжиться на приятеля-энтузиаста фотоэкспериментов.
– Дагерротип, это понимать надо!
– Ты понимай да щёлкай. Того гляди, со двора погонят.
Яша. вздохнув, снова накрыл голову и аппарат чёрной тряпицей. Птичка сейчас вылетит! Картинно отвёл в сторону крышку объектива. Сосчитал про себя выдержку и водрузил на место.
Вылетела птичка! Целых две! Тот мужик, что сквозь пролом в прошлую фотосессию шмыгнул, обратившись на плёнке рыбиной, опять «вышмыгнул». Да не один! Под ручку вёл парень почтенную седовласую даму.
– Простите! А как это вы, ну туда-сюда…
– Доброго и вам здоровья. О чём вы, собственно?
– Ну, вы же в портале…
– Я при монастыре.
Дама и портальный мужик прошествовали ко входу в педколледж.
***
Радости Верочки Красоткиной не было предела: и любимый педагог возвратился, и Николай Обвалов, в которого она была тайно и безответно влюблена, жив и здоров.
***
«Дас ист…!» Иностранный турист теперь уже в неорганизованном порядке бродил по территории Обители.
***
Пластинки проявили сразу по возвращении в лабораторию. «Электрон также неисчерпаем, как и атом», – ни к селу ни к городу изрёк экстрасенс. На пластинках отобразился лик пожилой женщины, опирающейся на плавник гигантского, вровень с ней окуня ( может карася, но скорее всё-таки окуня), стоящего на хвосте!
***
«Вынырнув», Колян безотлагательно решил посетить Базуку. Давненько не виделись, а поговорить есть о чём.
– Ты, брателла, чего тут со своим мокрым квартирантом прохлаждаешься?
– Во-первых, здорово, кореш! Чего такой нервный?
– Вы тут сидите, чаи гоняете, а меня невидимая сила в Могучей Реке, как исподнее полощет!
– Вчера много выпил?
– Едва не захлебнулся! Водой! Короче, Дед, я в речке твоей плавал. При посредстве окуня!
– Тяжёлый случай. – Лёха жалостливо смотрел на приятеля.
– Погодь-погодь! Какого такого окуня? Знаю я одного лиходея!
– Так здоровый окунище! Объяснил, что мы родственники. С тех пор, как щучьей мордой ты, Старик, меня гвозданул! Всё я про вас, жуликов, понял. Сами делашите, а меня втёмную использовали! Теперь валяйте, рассказывайте.
– Колян! Такое тут дело. Поначалу этот старый хрыч меня запугал. Помнишь, как по-над речкой нас таскал по лунной дорожке? А я тебе, считай, сразу всё как на духу…
– Ага! И про Собаку тоже?
– Так мы ж тебя во всё посвятили. Про собаку стрёмно потом было сознаваться, наплели тебе про эскимосскую породу. Ты и сам дурак: какие у нас в области эскимосы? Эвены – да. И тех с эвенками путают. Раньше звали остяками и никакой мороки. Стремались мы с Дедом, что тебе мозги пудрили. А к собаченции сами душой прикипели. Только смылась она и адреса не оставила! Мы ж тебе говорили.
– Куда?
– У неё спросишь, если увидишь когда!
– Ладно, смылась, так смылась. А ты, хрен старый, сидишь тут, когда тебе надо уже не здесь!
– Не поняли?!
– Чего понимать! Надо тебе в пломбированный вагон, да на Родину, власть в свои руки брать!
– Алексей, он про что?
– Был у нас такой вождь. Он и сейчас «живее всех живых». Вот он и приехал на немецкое бабло в вагончике под пломбой, как слабину власти почувствовал, Россию-матушку к рукам прибрать!
– Ваше человечье это дело! Я тут причём?
– Царь ты или не царь? У тебя идейные шатания в Реке, а ты: при чём, при чём! Власть пора обратно в свои руки брать! Артель в реке накрылась медным тазом. Вместе с драгой. Окуня под зад коленом. Так бы я ещё в его башке и плавал, если бы его персоной нон грата не объявили.
– А Щука-поскуда?
– Отмазалась. Теперь, когда суть свою человечью в башке потаскала, образованная стала, гимназию открыть в Реке налаживается. С гештальтпедагогикой и прогимназией.
– И ещё, Старый Перец! В ваши края прибыло посольство из древней страны Греция. Ранее Элладой именовалась. Лес уже перебаламутили – Древесные Девки теперь Дриадами стали, Мужики, сказать зазорно, «сатирами» себя поименовали!
– Так ведь сортир, Колька это, где люди нужду справляют?
– Я до кабака в институте успел поучиться. Объясняю: «sortir» ‑‑ от французского глагола «выходить», ну, испражняться вроде. А вот Сатир – этот больше по части выпить да войти во всё, что движется. А потом кого только от его вхождения не получается. А как вакханки подтянутся, считай все Лешие, которые теперь сортиры, алкашами станут и озабоченными.
– Чем озабоченными? —Удивился Дед.
– А тем, чтобы винопитию придавшись, во всех особ женского пола входить. Они и русалок твоих в покое не оставят. Сам суди, что у тебя за поданные через пару десятков лет нарастут! И названий-то не придумаешь!
– А плавники выдрать?
– Так я и говорю – пора! Ираиду – Щуку-учительницу я с собой притаранил! Как получилось, не знаю. А без неё эта рыба пристипома, Щукой назвавшаяся, ни хрена не стоит как педагог!
– Так я поплыл! Вы, братцы, подсобите старику – надо нам вместе держаться. Может, ещё и с золотишком разберёмся! А к этим злыдням речным я без вас, братцы, теперь и подступиться боюсь! Дожил!
– Достал уже! Но помочь подельнику обязаны. Хоть и навара, похоже, не будет. – Особого энтузиазма в голосе Базуки не слышалось.
– Вот и чешите тем путём, что Колька разведал!
– Ничегошеньки я не разведывал. Само получилось!
– Вот и ещё разок получится!
…Гейзер, бульканье, осушение подвала. Постоялец съехал.
Миллионная
В двери апартаментов-тюрьмы со всеми удобствами вошел седой, очень старый человек. Был он, несмотря на бремя прожитых лет, ещё крепок и жилист.
«Вот ты какой! Встретились не ожидала где»!
– Извольте отобедать, барыня!
– Изволю. Кто таков?
– Не гневайся, матушка! Глаза твои признал, Лик не помню, а глаза во век не забыть.
– Рассказывай.
– Сами-то меня должно быть признали. Или нет?
– Догадываюсь.
– Как старым совсем стал, выпросился век дожить в Чумске. Тянуло всю жизнь обратно к Белой Горе. В Верхнеудинске считали, помер я здесь вскорости после прибытия. Ан Господь смерти не даёт. Не все долги раздал.
– Ждала я встречи с тобой, Ерошка. Знала – живой. Иначе бы Иванов не получилось. Ты с Племенем навек породнился через кровь мою. Вот тебя и разбросало.
– И вправду, барыня: как на куски разодранный всю жизнь хожу.
– А здесь ты как?
– Жить-то надо, коли смерти нет. Пристроился лакеем. Да какой из меня лакей! В сабельном бою да в походе военном, там я на своём месте. Спасибо, не гонят. Женскую прислугу Магистр не держит: больно болтать любят. А ему в тайне да тишине жить любо.
– Как же ты, Атаман, до такой жизни дошёл?
– Кто меня спрашивал? За грехи, должно быть. А пуще всего, что пустил ту стрелу злосчастную. Я ведь, барыня, мог тогда с ружья стелить! Точно промахнулся бы с такого расстояния. Ружьишки были – не чета нынешним. Вдаль с лука-то точнее. Хотел мужика, что при тебе находился срезать, да в последний миг на тебя стрелу перевёл, не знаю, как и удумал такое. В бабу стрелу пустить! В век себе не прощу! А глаза твои с тех пор неотрывно на меня глядят.
– Можешь грех свой списать.
– Только скажи, барыня! Что угодно за ради этого исполню!
– Скажу. Барыней больше меня не зови. Я – Лилия. Так и кличь. При посторонних другое дело. А здесь мы одни и почти родственники.
– Приказывай!
– Не приказываю – намёк даю, как оправдаться тебе перед совестью твоей. По дому можешь свободно ходить?
– Кто за стариком-прислужником следить станет. Везде, кроме Иоганнова кабинета, бываю: подмести, помыть, на стол накрыть.
– В городе ходишь?
– Куда мне ходить, старику! Только в монастырский храм. Думал постриг принять, отец Игумен не благословил. Мало смирения в душе моей зрит. Тебя в монастыре тоже встречал. Опять же по глазам признал.
– И я тебя видела. А семья была у тебя, служивый?
– Всю жизнь бобылём. Не смел себя брачными узами связать: ведь женоубийца. В монастырь хожу, замолить грех пытаюсь. А и там твои глаза: на двор зайду – наваждение: ты живёхонькая и на меня глядишь.
– Вот и крестники твои, Иваны, холостыми ходят.
– Не упомню таких.
– Ничего. Может, познакомишься когда-нибудь. Иди пока. Никому про наше с тобой родство не сказывай. Придёт время – будет тебе дело…А у меня семья была. Совсем недолго, но была. Один денёк всего…точнее ночь и утро.
***
Иоганн Себастьян Бах, магистр Ложи, опасался сумасбродных выходок Принцессы Лилии. Сегодня, вопреки обыкновению женщина вела себя вполне прилично. С такой особой даже дело иметь приятно: умна, культурна, наружности привлекательной.
– Поверьте, Принцесса, мне чрезвычайно приятно Ваше общество. Хотел бы познакомиться при других обстоятельствах, но Вы же понимаете?
– Как не понять. С пленённым и поверженным противником беседовать сладко.
– Но только сила обстоятельств! Это и не плен вовсе.
– Не плен, так и ладно. Давайте о деле.
– К Вам у нас всего-то пара маленьких вопросиков. Вы отвечаете, и мы расстаёмся добрыми друзьями.
– Это как получится. Жизнь из меня доброту давно калёным железом выжгла.
– Не наговаривайте на себя: вы само очарование!
– И Севостьяныч туда же! Почему надо обязательно комплементы изобретать. Я девушка простая. Предлагаю и дело решить по-простому. Знаете такую игру, поддавки? Это когда вместо того, чтобы оберегать свои фигуры на доске, игроки стараются сдать как можно больше своих пешек.
– Есть в России такая забава, дети развлекаются.
– И мы с Вами, Магистр, развлечёмся. Факты: Вы знаете про Племя Детей почти столько же, сколько я. Явно знакомы с моей «Аналитической запиской» и так далее. Ваш ход: кто агент Ложи в Институте?
– Не самое приятное для Вас начало, но отвечу: Агент – Главный!
– Игра отменяется. Враньё не проходит.
– Прискорбно, но это правда. Лев Николаевич, возглавляющий ИИВЖН – наша фигура.
– Но…я считала.
– И просчитались. Я откровенен: не только Вам ведомо искусство создания кукол. Всё ведь просто: «Solve...» У вас тот же принцип. Наверняка. Считали своего начальника заколдованным принцем – Ваше дело. Любовь слепа, как и ненависть. «Что вверху, то и внизу.»
– Извольте без масонских нравоучений!
– Я же говорил – никакие мы не масоны. Мы – Ложа, Братство. А Вас первый же мой правдивый ответ поверг в смятение. Ход за Вами: знакомо ли Вам орнаментальное письмо, которым пользовались Дети? Можете ли Вы его прочесть?
– Ответ: знакомо. А вопроса было два. Но не будем придираться. Отвечаю: вероятность прочтения имеется. Хотя времени прошло…трудновато.
– Мы окажем любую помощь.
– Будьте так любезны. Вопрос: роль графа Брюханова-Забайкальского и его степень осведомлённости?
– Наш давний агент. Причина его сотрудничества – маниакальная страсть к археологии и этнографии при полном отсутствии средств.
– А фамильные капиталы?
– Оперативная легенда, предложенная нами. Граф – человек с весьма скромным достатком: вполне хватает на красивую жизнь и шампанское для своей…простите. А все его научные сумасбродства оплачивает Ложа.
– Как он оказывается в Чумске и связывается с Братством?
– Мы его транспортируем. Примерно, как и Вас. У него слишком низкая ступень посвящения. Сегодняшний случай – потолок его временной транспотировки.
А как связываетесь с Главным?
– Сложно, но получается. В Париже прошлых столетий само собой не может быть интернета и электронной почты. Даже очень знающие Братья о таких чудесах не имеют представленья. У нас есть странники, эстафета, с которыми мы отправляем послания и получаем информацию от агентов. Они, находясь в вашем времени, имеют возможность пользоваться достижениями передовой научной мысли.
– Не жалеете, что сдали Главного?
– Он не оправдал наших надежд. Неудачный экземпляр.
– Это утверждение, к сожалению, не подлежит сомнению…
– Дражайшая Лилия Эльрудовна! Мои аплодисменты: вы непревзойдённый мастер игры! Я успел задать всего один вопрос. Вы – целую серию. Заметьте: я отвечал. Теперь позвольте спросить: где сегодня находится Племя?
– Увы, наши познания практически те же, что и у графа Брюханова. Мы также довольствуемся лишь обрывочными слухами и легендами.
– Пусть будет так. Тогда, ещё вопрос: Кто такая Хозяйка Белой Горы?
– Про это никто не знает. Когда Дети жили на Горе. Такого Божества не существовало. Сама помню. Наши Духи все небесного происхождения.
– Однако, вы ходатайствовали к ней о прекращении потопа.
– Только мысленно обращалась. Как выяснилось удачно: она меня услышала.
– У Вас и телепатическое дарование имеется?
– Умею просить, когда захочу. Прошу Вас, Магистр, довольно на сегодня. Я утомлена. Продолжим партию в следующий раз.
– Не смею отказать такой приятной и образованной собеседнице.
Собачья жизнь
«Известно, что собака бывает кусачей только от жизни собачьей. Куда ещё собачее-то! Хоть фашистских ублюдков не наплодила, и на том спасибо. Нынешнее потомство справное должно получиться. Кобели в приюте все порядочные, только не повезло им с хозяевами. А кому нынче везёт? Только жулью да проходимцам.
Засиделась я в этом отеле для бездомных. Надо домой в Тайгу возвращаться. Лильке помогу, тогда и домой отправлюсь. Только торопиться надо: на сносях я. Долго ли щенков лишиться.
А Лилька сильно удивится, когда я к ней пожалую. Не знает она про сестричку с хвостиком. Да не в хвостике дело. Надо хорошо всё обмозговать, чтобы без шума и пыли дельце провернуть. Откуда про Лильку знаю – так я же умная. И красивая. Почти как она, только в своей категории. Если б я в городе жила, да при путном хозяине, все призы на собачьих выставках моими были бы.
При её батюшке в своре охотничьей состояла. Девочкой малой помню. Сейчас, конечно, уже совсем другое дело: культурная, современная. Глаза запомнила. Как золотоискатели меня на двор монастырский выпустили, сразу эти глаза обнаружила. И их обладательницу сразу вычислила: кто из Племени, того не заметить невозможно.
Лильку на любой конкурс красоты человеческий отправить не стыдно. Ей хороший продюсер только нужен. Во, чего я знаю. Так, мысль хорошая, может договоримся. Шоу бизнес он неожиданные ходы любит. Представляю: «Мисс мира Лилия Чистозерская со своим продюсером Таёжной Сукой!» Красивое у меня будет сценическое имя. Хорошо бы и Лильке псевдоним вроде «Принцесса Сука» взять. Люди не поймут. Почему-то они это слово за ругательство держат. А по мне, так нет почётнее звания.
Ещё бы с дурёхой разобраться, которая титьками трясла в странном платье. Точно, Кольку, кобеля человеческого, завлечь пыталась. У меня чутьё на любовные дела. Может, им тоже поспособствовать? Могу. – Сама к Коляну в объятия сиганёт скромница. И Колян никуда не денется. И почему дурочке титькастой именно Колька приглянулся. Думать надо! Опять же: Колян – рыбак и охотник. Человек та ёжный. И откуда-то манеру звона перенял, что в Племени была принята. Сама слыхала – может по-нашему молотить!
Как они там без меня? Совсем от рук отбились, поди. Ничего. Пусть Базука жилплощадь готовит для моего потомства. Там и их личную жизнь налажу. А то живут бирюками одинокими.
Только у Лёхи жена есть. И то: над их семейными отношениями ещё поработать придётся. Да бутылки от бабы заначивать отучить, а бабу отучить пилить его ржавой пилой за каждую мелочь. Он ей такую конуру отгрохал, а лишнюю стопку дёрнет, сразу истерика. Хотя я бы рядом с собой алкаша терпеть не стала. К счастью, таких среди собак нет. Только если насильно люди приучат к пьянству. Бывают такие сволочи, что животным водку дают. Слыхала. Может врут, а может правда.»
***
После «уплытия» или убытия Духа Могучей Реки друзья присели подумать, то есть, конечно, сначала мыслительный процесс простимулировать. У Коляна с собой было. Простимулировали, задумались.
– Чего носа на мою хату не казал?
– Так я к тебе всегда со всей радостью забегаю и с горестью. Давно бы пришёл, Дед достал в последнее время. Я, по-моему, от него таким нервным стал, что на колокольне даже набезобразничал.
– Это ты по собственной дурости.
– Не скажи: чувствовал, кто-то так и подначивает.
– Деду не до тебя было. Тут что-то ещё есть.
– Однако, прав ты, дружбан. Там вокруг монастыря много непонятного творится. Сейчас какой-то экстрасенс с фотографом тайком от братии упражняются.
– На тему?
– Не спрашивал. Слышать – слышал: портал какой-то исследуют.
– Это пролом новый?
– Во-во. Вроде, даже меня и Ираиду увековечили на какой-то допотопной технике.
– В объектив светиться лишний раз не надо бы.
– Знаю, да меня не спросили. Хрен на них. Тут я тебе должен одну тему озвучить. Как я в Обитель с повинной головой брёл, вдруг тачка навороченная передо мной каскадёрский разворот заделала. Чуть полы у подрясника не оторвала.
– Так наполучали права водительские всякие отмороженные…
– Не о том речь. Баба шла, красивая. Ты её тоже мог на Белой Горе да во дворе церковном видеть…
– Там только одна красивая баба шастала. Помню. Кстати, в педколледже тоже знатная чувыдра есть. Та, которая сиськами трясла перед братией и публикой. Самодеятельность, мать их! По-моему она к тебе неровно дышит.
– Да не о том же я! Только титьки тебе обсуждать! Тачка та крутанулась, бабу силком запихали в салон и смылись. Я же тебе звонил, советовался. Помнишь?
– Ну. Так в городе шухера никакого по этому поводу не было.
– То-то и оно. Бабу больше не видно.
– Поди в Средиземном море плещёется. У нас того и гляди снег повалит, а деньжонки есть, можно и на Юга.
– Хорошо, если так. Но чует моё сердце – не так чего-то тут.
***
– Конечно не так! Умники! – раздался в прихожей незнакомый ворчливый голос.
– Эй! Кто на хате! Выходи! Всё заперто было, как попал? – Базука болезненно относился к неприкосновенности своего жилища и к его охране, что не удивительно при его образе жизни и занятий.
– Мне твои замочки не помеха. А вот как в подвале запирать меня пробовал, припомню ещё!
В дверном проёме нарисовалась беглая таёжная Собака.
– Радость какая! Нашлась! Кто тебя привёл-то? Магарыч с нас ему положен. Кто там про замки говорил. Опять же посмотреть надо: что за домушник классный, если ему мои замки нипочём!
– Остынь, Алексей Иванович! Никто меня не приводил. Сама пришла, когда захотела. А замкам твоим, на помойке место.
– Мама! Роди меня обратно! Собака говорит!
– Не блажи! Дело слушай! Где Старик? Я ему приказала наблюдать обстановку и мне доложить, как возвращусь. В армии служили?
– Я в ВДВ. Колян отмазался, почти, и в окружном ансамбле песни и пляски барабанил. Тоже, значит, служил.
– Тогда знаете, что за самовольное оставление поста полагается.
– Он знал, что ты говорящая? Нам ничего не сказал!
– А что тут говорить. Тогда и я должна каждой собаке докладывать, что ты разговаривать умеешь.
– Но ведь речевой аппарат у собак не приспособлен…
– Чушь! Где Старик я спросила?
– На Реку подался. Колян там побывал, говорит, полный беспредел. Не разрулить без Духа.
– Про Деда ещё спрошу с вас. Здесь как дела?
– Живём помаленьку. Вот Колька в какой-то портал вляпался. Окунем работал. Насилу ноги унёс. Щуку-училку за собой, рыбами пленённую, приволок.
– Портал? Что же это такое? Неужто Тропа Золотая открылась?
– Не золотая, из битого кирпича. Что за Тропа?
– Молод ещё знать. Докладывайте дальше. Только факты, желательно интересные и по делу!
– Я как в монастырь шёл, почти у ворот бабу красивую в тачке увезли насильно.
– Знаешь её?
– Да она тут всем глаза намозолила. Красивая, глазастая.
– Глазастая, красивая. Плохо
– Что плохого, если баба красивая?
– Красивая – это хорошо. Только, подозреваю, известно мне кое-что про неё…Короче, тревога и общий сбор. Командовать парадом буду я. Поигрались в собаководов-кладоискателей. Делом будете заниматься.
– Круто берёшь. А за базар ответить сможешь? – Базука немного пришёл в себя после открытия феномена говорящего животного.
– Отвечаю. Зуб даю. Ты, Колька – ноги в руки и в монастырь. Всё подмечай. С экстрасенсом попробуй потолковать. Базука – трубу к уху, и пока всю братву на предмет крутых тачек и похищений не прощупаешь, не расслабляйся. Пусть хоть уши опухнут от телефона.
В оба, красавцы, смотреть, в оба. Может, какую публику странную срисуете. Ма-а-рш. Р-р-р! Я – отдыхать. Потомство вынашиваю. Вы – работать, работать и работать! Приём окончен! Мне постелить в гостиной. Без стука не входить. По пустякам не тревожить. Да: будьте готовы к путешествию. Лёха, ствол имеется?
– Найдём, да лучше бы обойтись.
– Постараемся, но смажь волыну и наготове держи. Главное: Старикашку-самовольщика доставить. Кроме него и наблюдателей здесь не было. Проснусь – спрошу. Набралась команда: один умный, другой красивый. Третий – мерин сивый, водоплавающий! Как с вами работать прикажете?
– Так он булькнул, и поминай как звали!
– Не моя проблема! Сказала, доставить к моему пробуждению.
***
– Туго нам придётся, если Деда не вернём.
– Ладно, Колян! Придётся тряхнуть стариной. Ты тут присматривай за обстановкой. Да всё замечай. Не как попало! А я покумекаю, как Деда по Сучьему велению вернуть.
– Алло, Резаный? Сколько лет сколько зим! Понятно, без крайней нужды твой номерочек набирать не рекомендуется… Крайняя – крайнее некуда. Я не в падлу, по-товарищески напоминаю. Должок за тобой. Не я – топтал бы ты сейчас зону в Коми АССР. Я не в укор. Друзей выручать надо! Вертушка твоя на ходу? Всегда? На Север надо. Какая охота! Борт не засвечу. Верну сегодня же! Спасибо, братан!
Братство буксует. Рабочая встреча
Четырёхаршинный забор, густой парк, охрана в форме гвардии неизвестного, а может, и не существующего государства. У богатых свои причуды. Встреча носила полуофициальный характер. Многие позволили себе явиться в обличии, привычном для их среды обитания. Конечно, люди во фраках, смокингах и визитках имелись в достатке.
А среди них выделялись господа в сценических костюмах из неизвестных театральных постановок, бритые молодые люди в трикотажных штанах с лампасами, военные в мундирах различных армий. На такие мелочи во время рабочих встреч не обращали внимание. Дело не давало возможности терять драгоценные минуты на обсуждение дресс-кода.
Слово, пользуясь статусом, взял Председательствующий:
– Братья! Мы скорбим по поводу необоснованного противостояния нашей Ложе со стороны, так называемой, передовой части общества. Во многих, если не во всех, странах мира нас называют не иначе, какМасоны. Слово это не отражает сути нашей деятельности. Не стану подготовленным и верным людям ещё раз пояснять отличия.
В первоочередном порядке нас интересует Россия, точнее Сибирь. Но и там от каждого полупьяно-полуграмотного аборигена то и дело слышим: «масонская рожа», «жидомасон», хоть и не ведают эти бедные малограмотные люди, чем мы им так досадили. Ведь ничем. Вся наша деятельность – во благо каждого живущего на Земле, без исключения.