Текст книги "История космического соперничества СССР и США"

Автор книги: Вон Хардести

Соавторы: Джин Айсман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Перед Бромли стояла сложная задача: обеспечить сохранность компонентов ФАУ-2 за относительно короткий срок, так как формальная санкция поступила не раньше 22 мая. Как всегда находчивый, Бромли нанял бывших пленных для выполнения этой сверхсекретной задачи. Когда нанятые рабочие вынесли из огромного туннельного комплекса части ФАУ-2, Бромли удалось достать необходимый транспорт – грузовики и тележки – для эвакуации драгоценного груза. Чтобы добиться этого, он был вынужден обратиться с официальным запросом на получение грузовиков глубоко в тылу, в Шербурге, во Франции. Непрерывный поток грузовиков, доставлявших ценный груз, достиг, наконец, Антверпена в Бельгии, где груз был переложен в деревянные ящики и погружен на дожидавшиеся корабли для транспортировки в Соединенные Штаты. Драгоценный груз из Нордхаузена направлялся в Уайт Сэндс, штат Нью-Мехико, где военные планировали собирать и испытывать ракеты ФАУ-2.

Перед майором Ставером, тоже участником команды Тофтоя, стояла еще более сложная задача поиска зарытой документации. Задача Ставера состояла в том, чтобы найти заброшенную шахту, где отряд фон Брауна спрятал документы. Это была непростая задача, учитывая вызванный войной хаос и общую враждебность со стороны местного населения. Воспользовавшись сведениями, полученными частным образом из надежных источников, он смог обнаружить спрятанные документы в шахте возле маленькой деревушки Дортен, в 50 км от Нордхаузена. Накануне вступления советских войск в Нордхаузен, 26 мая Ставеру удалось получить шесть больших грузовиков, чтобы перевезти документы в американскую зону.

Советы начинают действовать

Во время войны Советский Союз был осведомлен о существовании ракет ФАУ-2. Однако к моменту завершения войны Советы располагали лишь неполной картиной передовой ракетной технологии; составить ее было приоритетной задачей. В то же время ракетостроение было лишь частью согласованных действий в акции, направленной на изъятие огромного массива промышленных и научных богатств в оккупированной Германии. Как только Советы начали интенсивные действия по сбору остатков технологии ФАУ-2, они были обескуражены, узнав, что американцы вывезли бóльшую часть наиболее важных находок – как оборудования, так и специалистов.

Специалист по ракетным системам управления, наведения и связи Борис Черток, работавший в НИИ-1 (Научно-исследовательском институте № 1) Народного комиссариата авиационной промышленности, подготовил самый лучший, основанный на личном опыте отчет о том, как Советы разыскивали следы германской ракетной программы. В своих мемуарах, названных «Ракеты и люди», Черток показывает медленную и зачастую хаотическую реакцию Советов на охоту за трофеями, связанными с ФАУ-2. Оккупация Германии вызвала огромную неразбериху с советской стороны, поскольку множество советских представителей от отраслей промышленности наряду с военными ведомствами участвовали в поисках полезных трофеев, чтобы увезти их домой. Черток был связан с советской авиационной промышленностью как инженер, и вначале его руководство больше интересовалось передовыми технологиями нацистской Германии в области авиационных ракетных двигателей, которые предлагали очевидное направление для модернизации. Напротив, ракетостроение в нацистской Германии, даже сногсшибательное и уникальное, выглядело для некоторых военных инстанций скорее делом будущего, чем-то пока непрактическим. И что не менее важно, существовала проблема: кому брать на себя управление секретными трофеями ФАУ-2. В отсутствие действующей ракетной программы быстро становилось очевидным, что необходима новая государственная организация, которая будет курировать развитие передовой ракетной технологии, добытой в Германии.

Впервые о ФАУ-2 Черток узнал в 1944 году, когда Советы вошли в Польшу и раздобыли остатки новой ракеты с покинутой германской ракетной испытательной базы. Сотрудничество с британской военной разведкой быстро вскрыло возможности секретного оружия. Исследовательский институт НИИ-1, в котором работал Черток, собирал сведения в Польше. В 1945 году Черток и другие доказывали, что для достижения первого успеха в этой технологии будущего должны осуществляться систематизированные поиски ракет ФАУ-2. Однако те, к кому он обращался в авиационной промышленности, не разделяли чувства Чертока; для них основной задачей было собирать передовые немецкие станки и ракетные двигатели. Но Черток, как инженер, испытывал профессиональный интерес прежде всего к немецким достижениям в технологиях наведения, в разработке реактивных двигателей и радиоуправления. Он восхищался тем, что немцы сумели создать мощный ракетный двигатель на жидком топливе, который мог превысить скорость звука и действовать как снаряд для бомбардировки целей союзников. Когда война подходила к концу, Черток осознал, насколько важным для Советского Союза будет, по его словам, «первыми найти и захватить интеллектуальные военные трофеи в области ракетных технологий».

Черток прилетел в разрушенную войной Германию в конце апреля 1945 года как участник группы, возглавляемой генералом Николаем Петровым – одной из нескольких групп, которые искали технологические трофеи нацистской Германии. После окончания войны, 1 июня 1945 года, Черток впервые посетил Пеенемюнде. В своих мемуарах он писал, что его тянули на испытательную площадку «техническое любопытство» и «чувство долга перед своей страной». Пролетая над этой территорией, он был поражен необыкновенной красотой балтийского побережья и тем, что со стороны Пеенемюнде выглядело как курорт. При более внимательном осмотре он обнаружил заброшенную немецкую ракетную базу, разрушенные здания, покинутые лаборатории, испытательные стенды и заводские комплексы. Немцы аккуратно демонтировали полигон до того, как его захватят советские войска, вплоть до уничтожения станков и оборудования. Но бункеры остались нетронутыми, как и дороги, как и тщательно разработанная сеть силовых и сигнальных кабелей – все это выглядело теперь как скелет Пеенемюнде. До своей эвакуации немцы проделали внушительную работу, чтобы эти сокровища Пеенемюнде не достались советским победителям.

Позже, 14 июня, Черток прибыл со своей группой в Нордхаузен. На этот раз Черток внимательно осматривал центр производства ФАУ-2 на полигоне в Миттельверке. Он отметил, что город сразу после войны был разрушен бомбардировками союзников. Он посетил Кэмп Дора, в котором жили и работали на конвейерных линиях Миттельверке тысячи пленных. В тот момент, как отметил Черток, печально известный лагерь смерти был очищен, мертвых похоронили, а оставшихся в живых кормили, и им был предоставлен приют. Один бывший заключенный лагеря вызвал у Чертока восторг, предложив ему гироскоп с ракеты ФАУ-2, который он спрятал и хранил много месяцев. Как только Черток добрался до подземного завода Миттельверк, он увидел, что американцы успешно вывезли самые ценные частично собранные ФАУ-2 и огромное количество компонентов ракеты. Местный немецкий инженер, который до этого работал на заводе, сообщил Чертоку, что сборочные линии действовали до последних дней войны и производили 35 снарядов в день. Он сказал, что американцы вывезли основную часть ракет, но все еще полагал, что русские смогут раскопать кое-что среди оставшихся обломков и мусора и восстановить около 20 ракет. Это был утешительный приз, доставшийся Советам.

Со временем Черток вместе со своей командой поселился в Вилла Франк, бывшем особняке богатого семейства, неподалеку от Бляйхроде, где временно жил фон Браун в последние дни войны. Черток был поражен богатством этого дома: большие комнаты, мраморная лестница, картины в золоченых рамах, роскошная обстановка. Черток со своей маленькой группой усердно работал над реконструкцией системы управления полетом ФАУ-2. Чтобы добиться этого, они организовали Институт РАБЕ (аббревиатура от немецкого «Ракетостроение и разработки в Бляйхроде»). Целью этой организации была координация исследований и мобилизация немецких техников для обеспечения необходимыми сведениями. Черток даже предпринял безуспешную попытку привлечь фон Брауна на советскую сторону. Однако успешной оказалась организация исследовательского центра в Лехенстене, где сохранился неповрежденным испытательный стенд для двигателей ФАУ-2. Здесь русские разработали программу исследований технологий реактивного движения. Коллектив в Лехенстене, который будет работать в Германии до января 1947 года, возглавлял Валентин Глушко, ставший ведущей фигурой советской космической программы.

Организация русскими своей ракетной программы была сложным делом, особенно сразу после Второй мировой войны. В августе 1945 года Институт РАБЕ, в котором работал Черток, был подчинен Главному артиллерийскому управлению. Позднее генерал Лев Гайдуков, который курировал развитие советских «катюш», организовал межведомственную комиссию, занимающуюся технологиями ФАУ-2. В этом процессе не было ни споров, ни недопонимания. Главной целью русских было найти способы восстановления производства ФАУ-2 и набрать бывших немецких техников для помощи в изучении этого передового вооружения. Советская кампания по максимальному использованию того, что осталось от передового немецкого вооружения, особенно ФАУ-2, не всегда была хорошо упорядоченной. Множество организаций брали на себя функции по координации сбора данных, исследований и испытаний. Некоторое итоговое объединение сделал в мае 1946 года Сталин, утвердив для надзора за согласованной программой исследований в области ракетостроения «Специальный комитет № 2». Это учреждение должно было организовать производство советских ракет-носителей в послевоенные годы, используя ФАУ-2 в качестве базовой технологии. В итоге Сталин утвердил ракетную программу, распределенную среди различных промышленных отраслей, во главе которой стоял специальный правительственный комитет для надзора за исследованиями и разработками. Среди этих организационных изменений вскоре выявился лидер советских ракетно-космических программ – министр вооружений Дмитрий Устинов.

Основным слабым звеном Советов была неспособность привлечь высокопоставленных и талантливых немецких ученых, связанных с ракетной программой в Пеенемюнде. Главным исключением было привлечение бывшего ассистента фон Брауна Гельмута Гретрупа, ведущей фигуры в Пеенемюнде, где он руководил лабораторией систем управления и телеметрии. Исключив возможность присоединиться к фон Брауну в Баварии или, что более важно, сдаться американцам, Гретруп со своей семьей в сентябре 1945 года решил перейти к русским в институт РАБЕ. Он сделал этот выбор, в немалой степени руководствуясь материальными стимулами, предложенными русскими, и перспективой остаться в Германии. Также удалось убедить перейти на сторону русских другие ключевые фигуры: специалиста по аэродинамике Вернера Альбринга, инженера-конструктора Йозефа Бласса, специалиста по управлению и наведению Йоханнеса Хоха, специалиста по гироскопам Курта Магнуса, химика по жидкому топливу Франца Матеса и других.

Зависимость от немецких специалистов отражала отсталость советской ракетной программы. Немцы, которые сотрудничали со своими советскими владыками, пользовались многими привилегиями и финансовой поддержкой, но их статус оставался весьма низким. Они постоянно работали в атмосфере секретности и вездесущего присутствия секретных служб. Их участие строго сводилось к консультациям при минимальной независимости. Работа в русской ракетной программе сопровождалась риском, как показал октябрь 1946 года, когда сталинские секретные органы депортировали отдельных немецких технических специалистов, включая Гретрупа, в Советский Союз. Около 2200 немецких специалистов в области авиации, ядерной энергетики, ракетостроения, электроники, радиолокации были вынуждены работать на различных советских промышленных предприятиях. Эта насильственная депортация кардинально отличалась от судьбы Вернера фон Брауна и специалистов Пеенемюнде, которые добровольно предпочли работать в Соединенных Штатах.

Прямая и напористая жена Хельмута Гертрупа Ирмгард Гертруп с горестью отмечала в своих мемуарах, что Советы обещали немецким специалистам никогда не высылать их в Россию. Вместо этого она и ее семья оказались в поезде, идущем на восток: «Их улыбки были, как всегда, дружескими. В самом деле, они даже кое-что пообещали: квартиру, намного бóльшую и лучше обставленную, чем наша, жизнь без каких-либо ограничений, жизнь в прекрасном городе среди великих людей. Единственное, чего они не обещали, это что мы увидим свою родину снова… В какой-то момент, чтобы почувствовать себя на минуту свободной, я попыталась выйти через черный вход. Невозможно! Путь преградил пистолет – широкая физиономия: „Нет“». Немецкие специалисты в области ракетостроения направлялись в различные исследовательские и испытательные учреждения, расположенные в Москве и ее окрестностях. Несколько лет они трудились в тяжелых условиях, и некоторым в конце 1950 года позволили вернуться обратно в Германию. Гретруп и шесть других специалистов были последними немецкими учеными, покидавшими Россию в середине XX века. Их освобождение означало, что советская ракетная программа более не нуждается в опекунстве со стороны бывших ветеранов Пеенемюнде.

В сентябре 1945 года будущий руководитель советской космической программы Сергей Павлович Королёв впервые появился в оккупированной Германии. Королёв был активной личностью и имел впечатляющий объем знаний в авиации и ракетостроении. Инженер по профессии, Королёв еще в 30-е годы заинтересовался ракетами. Во время чисток 1938 года он был арестован. Обвиненный в подрывной деятельности и в измене родине, Королёв был осужден и приговорен к десяти годам заключения в трудовом лагере в Сибири. Королёв трудился в наиболее суровых условиях на печально известных золотых приисках Колымы в Восточной Сибири, работая при сильнейших морозах, часто без соответствующей одежды. Здоровье его резко ухудшилось; он потерял все зубы, а затем приобрел заболевание сердца. В сентябре 1940 года авиаконструктор Андрей Туполев договорился о переводе Королёва в свою «шарашку» – охраняемый милицией НИИ в Москве. Это своевременное вмешательство спасло жизнь Королёва. Он выжил и в военные годы, хоть и страдал от хронического заболевания сердца. Вскоре он проявил себя как ценный инженер в работе Советов над развитием ракетной технологии ФАУ-2.

Королёв появился в Берлине для изучения немецкого ракетостроения по заданию Народного комиссариата вооружений в Москве. Чтобы узаконить его деятельность в зоне бывших военных действий, ему, как и многим гражданским специалистам, было присвоено воинское звание подполковника Советской армии. Пребывая в Германии, Королёв усердно работал, чтобы ознакомиться с конструкцией ФАУ-2. В октябре он наблюдал на Кахевене в Северном море реальный запуск ФАУ-2 англичанами. В институте РАБЕ Черток столкнулся с интеллектом и энергией Королёва. Овладевая передовой технологией ФАУ-2, Королёв был не только учеником, он также демонстрировал выдающиеся способности по усовершенствованию основных ракетных конструкций. Он создал специальный отряд, названный «Выстрел»; задачи этой группы включали исследование оборудования для предстартовой подготовки и управления полетом. Временное пребывание в Германии предвещало новую фазу в жизни Королёва. Он буйно расцвел как ученый, обретя свободу. В 1946 году Королёв получил новую работу как генеральный конструктор ракет дальнего действия в НИИ-88, исследовательском институте в Москве, который отвечал за производство советских ракет-носителей, базирующихся на технологиях ФАУ-2.

После лета 1947 года в Советском Союзе было успешно собрано небольшое количество ракет ФАУ-2 для испытаний в Капустином Яре, расположенном в 90 км южнее Сталинграда (ныне Волгограда). Здесь Королёв играл ключевую роль при поддержке Гретрупа и других пленных немецких специалистов. Испытательный полигон был удаленным, он располагался в пустынном месте, но соединенном железной дорогой со Сталинградом. Условия в Капустином Яре были суровыми, без стационарных сооружений; минимум удобств, лишь примитивные жилища для персонала – большинство было вынуждено жить в палатках либо в вагончиках. Климат был суровый, а для неосмотрительных опасным дополнением к местной жизни были ядовитые змеи и тарантулы. Первый запуск ФАУ-2 состоялся 18 октября, это был частичный успех, так как ракета разрушилась при возвращении в атмосферу. Всего было запущено 11 ракет, из них пять запусков были признаны успешными. Остальные отклонились от своих целей, взорвались либо обнаружили различные технические неполадки. Эта работа в Капустином Яре была важной для будущего советской космической программы. В отличие от американцев, русские захватили лишь небольшое количество работоспособных ФАУ-2 и блестяще их использовали. Запуски в Капустином Яре позволили русским впервые заняться исследованиями в верхних слоях атмосферы. Программа завершилась решением производить ракету Р-1. Она должна была стать первой советской ракетой, разработанной в послевоенные годы.

Американские испытания ФАУ-2 в Уайт Сэндс

Люди, разработавшие ракету ФАУ-2, создали важный военный трофей. Военное ведомство Соединенных Штатов в лице Объединенного разведывательного управления развернуло кампанию по призыву наиболее талантливых специалистов из Пеенемюнде. Предполагалось, что такие специалисты будут необходимы для помощи Соединенным Штатам в испытаниях и разработке ракет ФАУ-2. Вначале эта секретная программа называлась «Операция Облако», но в конце концов получила название «Операция Скрепка». Как рассказывается, это странное кодовое название произошло из обыкновения скреплять таким образом иммиграционные документы вновь прибывающих ведущих ученых из Германии. Двойной задачей «Скрепки» было набрать лучших немецких специалистов по ракетостроению и одновременно не допустить появления такой же технической информации в Советском Союзе, который вскоре стал основным конкурентом Соединенных Штатов в борьбе за трофеи. Около 500 немецких «новобранцев» со своими семьями, во главе с фон Брауном, участвовали в операции «Скрепка» в 1945 году. Немцы были отправлены на испытательный полигон американской армии Уайт Сэндс, вблизи Форт Блисс в Нью-Мехико. Здесь они собрали сто штук ФАУ-2, захваченных на заводе Миттельверк в мае 1945 года.

Вся программа была спорной с самого начала, поскольку в военном ведомстве было много критиков, препятствующих внедрению некоторых личностей, связанных с нацистским режимом. Набор и обустройство этих немецких ракетных специалистов происходил вне заведенного порядка работы Государственного департамента, предусматривавшего собеседование или рассмотрение дела. Первая группа немцев прибыла в Соединенные Штаты в ноябре 1945 года. Личные дела многих немцев, предложенных для работы в «Скрепке», действительно обнаруживали самые разнообразные связи с нацистским правительством. В августе 1945 года президент Трумэн утвердил проект «Скрепка», предполагая, что никто с темным политическим прошлым не будет допущен в Соединенные Штаты. Однако на деле такой высокий стандарт не всегда последовательно соблюдался, частично потому что немецкие ракетные специалисты были столь важны для национальной безопасности Америки. Многое в операции «Скрепка» будет оставаться засекреченным долгие годы после Второй мировой войны.

Фон Браун оказался энергичным лидером переселенного сообщества немецких ученых-ракетчиков. Его навыки лидера сложились в Германии и проявились в ходе опасного бегства из Пеенемюнде к американцам. Эта черта характера была ему присуща всегда, поскольку он был рожден в семье прусского дворянина. Он оказывал сильное воздействие на всех, с кем встречался: он был высоким (1,82 м), с густыми светлыми волосами, с квадратной челюстью и поразительно привлекательной внешностью. Он был известен своим атлетизмом, раскатистым смехом и умением поддерживать разговор. Друзей и посторонних одинаково подкупали его личное обаяние, свободное владение несколькими языками и разнообразные культурные интересы. Например, в Пеенемюнде он участвовал в камерном оркестре и с удовольствием играл и на рояле и на скрипке. Всю свою жизнь он был жадным читателем, утоляя свой интерес к философии, религии, географии и политике. С близкими он был прямым и откровенным, но в опасном мире нацистской Германии умел быть хитрым, безжалостным и способным к коварному политическому маневрированию. Однако несмотря на все свои прагматические качества, он никогда не оставлял мечту об исследованиях космоса, пристрастии, которое стало пророческим в его карьере.

Жизнь в Уайт Сэндс была для фон Брауна и его коллег трудной, потребовала напряжения всех сил. Она была в одинаковой мере заполнена профессиональными достижениями и приступами личной неудовлетворенности, вызванной неопределенностью их положения. С одной стороны, они запустили почти 70 ракет ФАУ-2, намного опережая параллельную программу русских в Капустином Яре. Испытания в Уайт Сэндс были очень успешными, они принесли огромное количество научных и технических данных. С другой стороны, немцы жили в казармах, в комплексах с самыми примитивными удобствами: зал с общим столом для еды, административные и служебные строения, увеселительный клуб. На первом этапе люди, работавшие в Уайт Сэндс, не имели паспортов или других документов, которые позволили бы им свободно перемещаться за пределами военной базы. По крайней мере, здесь не было изгороди, поскольку само необитаемое пустынное место представляло преграду к внешнему миру. За пределами испытательных территорий лежали горы Сан Андре и Сакраменто. Летом стояла отупляющая жара. Ближайшим городским центром было Эль Пасо, Техас, который время от времени немцам позволялось посещать.

Посетивший Уайт Сэндс в 1948 году обозреватель New YorkerДэниэль Ланг оставил яркое изображение испытательной программы ФАУ-2: «Жители Уайт Сэндс, чье мировосприятие может оказаться каким угодно, ибо нам оно неизвестно, весьма увлеченные люди, которые готовы, чтобы ими выстрелили на Луну». Ланг писал, что запуски ракет происходили каждые несколько недель, и часто эти пуски привлекали высокопоставленных военных. Гражданские лица, проживавшие неподалеку от Уайт Сэндс, существовали с привычкой к «ярким огням, которые со свистом проносятся над бесхозными землями». Испытательная территория имела размеры 65 на 145 км и представляла собой «бесконечную песчаную местность», заполненную гремучими змеями и другими факторами риска. Ланг писал, что работающие в Уайт Сэндс представляют собой смесь из немецких ветеранов Пеенемюнде и неоднородной массы американских специалистов – военных, технарей и ученых. В дни запусков царила атмосфера праздника, гражданские заполняли трассу № 70, которая пролегала прямо через военную территорию. Публичность зрелищ запусков ФАУ-2 приводила к тому, что в Уайт Сэндс стеклись толпы: «Автобусы, перегруженные бойскаутами, резервистами, курсантами военных училищ, студентами из колледжей, национальными гвардейцами и делегациями из торговых палат и городских клубов…» Уайт Сэндс с его относительной открытостью резко контрастировал с закрытым характером советских испытаний ракет ФАУ-2.

Испытания ФАУ-2 в Уайт Сэндс преследовали ясную научную цель. Запускаемые с испытательного полигона ракеты были по стандартной методике снаряжены приборами для исследования спектра солнечного излучения, космических лучей, для измерения температуры и давления в верхних слоях атмосферы. Существовали проблемы, связанные с этими пионерскими исследованиями, особенно потому что траектории ФАУ-2 лишь короткое время позволяли находиться на предельных высотах. Инженеры очень внимательно относились к использованию отсека в головной части ФАУ-2 для размещения датчиков. Для установки и закрепления используемых по программе научных приборов применялись специальные удобные для доступа панели. На нескольких ФАУ-2, запущенных в Уайт Сэндс, были установлены фотокамеры и получены снимки Земли с высоты около 160 км. Эрнст X. Краузе писал: «Ракета открыла дверь в необъятные края космоса, которые сейчас известны нам лишь посредством телескопа астрономов».

В 50-е годы темп продвижения программы в Уайт Сэндс сохранялся высоким. Запущенная в мае 1954 года ракета «Викинг» доставила с высоты 250 км снимки, на которых был изображен Эль Пасо, извилины Рио Гранде, несколько железнодорожных линий, облака и, конечно, окружающая пустыня. Некоторые снимки, сделанные под углом к горизонту, демонстрировали кривизну Земли и даже черноту космоса за пределами атмосферы планеты.

Опубликованные снимки были предтечей нескольких аспектов грядущих космических исследований. Во-первых, они показали потенциал космической фотографии для наблюдения за тем, что разведывательные службы иносказательно называли иногда «запретными территориями», то есть за Советским Союзом. Во-вторых, фотографии показали, что изображения, полученные из космоса, могут позволить метеорологам увидеть, например, ураганы и штормы, образующиеся в море задолго до того, как они придут на сушу, давая время предупредить тех, кто находится на пути неблагоприятных погодных условий. И наконец, что, может быть, в конечном счете самое важное, эти первые космические фотографии были шагами на пути, который позволил человечеству увидеть всю планету и многое вне ее и понять место Земли в Солнечной системе.

Но эти первые «мирные» космические эксперименты не ограничились использованием фотокамеры в космосе. Обезьяны, собаки и мыши отправлялись в короткие суборбитальные полеты. Начиная с середины 1948 года в Соединенных Штатах несколько ФАУ-2 с мышами и макаками-резус на борту совершили полеты, которые дали противоречивые результаты. Некоторые животные выжили, другие прекрасно чувствовали себя во время полета, но погибли при ударе в конце полета. Такие испытания завершились в начале 50-х годов.

Что касается развития самого ракетостроения, то первоначальные испытания ФАУ-2 были частью программы «Гермес» по разработке баллистических носителей. Были сделаны попытки усовершенствовать основную конструкцию ФАУ-2 и провести эксперименты с двухступенчатой ракетой. 24 февраля 1949 года одна из ФАУ-2 была модифицирована для присоединения второй ступени, названной «прокладкой WAC» (WAC – Women’s Army Corps, женская вспомогательная служба сухопутных войск). В этом кардинальном эксперименте модифицированная ракета поднялась на высоту 400 км. Эта веха означала наступление эпохи многоступенчатых ракетных носителей, которые будут совершенствоваться в следующем десятилетии.

В 1950 году фон Браун и его команда ракетных специалистов, выехавших из Германии, перебрались из Уайт Сэндс в Редстоун Арсенал в Хантсвилле, Алабама. Немецкие специалисты с энтузиазмом приветствовали это решение. Возможность вырваться из изоляции и суровых условий Уайт Сэндс подняла их моральный дух. Несколько лет экспериментов с захваченными немецкими ракетами ФАУ-2 исчерпали себя. Настало время идти дальше. На военном полигоне в Хантсвилле располагались два бывших арсенала, один из которых использовался во Второй мировой войне для производства ядовитых газов и другого химического оружия для артиллерийских снарядов. К 1950 году эти два отдельных арсенала были объединены в один полигон и выбраны для вновь созданного ракетного центра технической службы сухопутных войск. Приятель фон Брауна вспоминал его волнение, когда тот вернулся в Уайт Сэндс после своего первого посещения Хантсвилла перед переездом: «О! Это так похоже на дом! Все такое зеленое, и повсюду вокруг горы». Спустя несколько месяцев, начиная с апреля 1950 года, 115 членов команды фон Брауна из Пеенемюнде вместе со своими семьями переехали из пустыни в Нью-Мексико в холмистую местность северной Алабамы. К ним присоединились другие работники полигона Уайт Сэндс, включая несколько сотен служащих по контракту из компании «Дженерал Электрик» и группу новобранцев американской армии, имеющих ученые степени в математике, точных науках и технике.

Фон Брауну было 38 лет, когда состоялся этот переезд; он приехал со своей женой Марией (он женился в 1947 году) и их маленькой дочкой Айрис Карин. И сам переезд, и новые задачи вдохновили фон Брауна и его коллег. Их новым домом стал тихий сельский городок с населением в 16 тысяч человек, расположенный у подножья Аппалачей. Хантсвилл называл себя «мировой столицей горчицы» – позже он станет известным как «ракетный город», – и новые поселенцы встретили теплый прием местных жителей, за исключением нескольких, которые потеряли на войне друзей и близких.

В 50-х годах фон Браун работал над ракетой «Редстоун», ставшей творческим вкладом в военную ракетную программу. Работая в Хантсвилле, он также стал весьма значительной фигурой с решающим голосом в американской космической программе.

Когда хорошие ракеты становятся плохими

Чем сложнее устройство, тем чаще оно может подвести. Ракета концентрирует в себе множество крайне сложных механизмов и огромную мощь, что делает ее очень опасной, когда она выходит из строя. Это может либо лопнувший сварной шов, либо замыкание в цепи управления, либо инородная частица, попавшая в клапан… Большинство таких «поломок» приводит к катастрофическим результатам.

Ракеты иногда не взлетают вообще, как это было в 1950 году при первой попытке запуска с мыса Канаверал, когда «Бампер-7» просто остался неподвижным при команде запуска из-за того, что клапан был разъеден соленым прибрежным воздухом. Из-за сложности конструкции, включая колоссальные давления, высокие температуры и энергию жидкого топлива, большинство видов неисправностей заканчивается разрушительными взрывами, которые не только уничтожают ракету, но и превращают в металлолом стартовый комплекс.

Первые пусковые площадки на мысе Канаверал строились парами, создатели делали это для гарантии, полагая, что в конечном счете взрыв разрушит в крайнем случае одну площадку. Ракеты «Тор» на комплексе запуска 18 (КЗ-18) и затем другие не оправдали ожиданий: были уничтожены и площадка А, и площадка Б в целой серии аварий во время пусков. Взрыв ракеты «Навахо» с прямоточным воздушно-реактивным двигателем разметал части и оборудование по всему КЗ-9. Площадка 18А была отремонтирована для первого запуска «Авангарда», который транслировался по телевидению, но ракета поднималась только две секунды, а затем рухнула обратно на площадку, взорвавшись, как огненный шар. Семейство ракет «Атлас», предназначенных для будущего использования при запуске астронавтов, накапливало тревожную статистику взрывов на стартовой площадке и после запуска, пока не были разрешены проблемы конструкции.

Для защиты центров управления запуском от возможных взрывов при пуске их строили в виде бронированных бункеров. Бетонные панцири, наподобие снежных иглу эскимосов, покрывали множество центров управления вдоль «линии ракет» на мысе Канаверал. Однако просто бетона и брони было бы недостаточно в случае колоссального взрыва лунной ракеты. Центр управления запуском КЗ-39 должен был располагаться больше, чем в 5 км от стартовой площадки, чтобы сохранить безопасный радиус в случае взрыва «Сатурна-5». К счастью, ни одна из ракет «Сатурн» фон Брауна ни разу не подвела.

Тесно сплоченная ракетная команда фон Брауна разработала строгий и тщательный регламент обратного отсчета и протоколы запуска, которые учитывали колоссальную опасность, таящуюся в ракетах. Несмотря на десятки аварий, ни один член персонала не пострадал и не погиб при взрывах ракет.

Советы были менее удачливыми. В конце 1960 года новая межконтинентальная баллистическая ракета (МКБР) стояла на стартовой площадке космодрома Байконур в Казахстане. МКБР Р-16 использовала компоненты жидкого топлива, которые были столь сильнодействующими и химически активными, что не нуждались в искре зажигания, чтобы воспламениться. Самовоспламеняющиеся по природе, они неудержимо и мгновенно взрывались при малейшем соприкосновении. Высокотоксичную и вызывающую активную коррозию смесь советскими техниками именовали «чертовой отравой». 24 октября 1960 года полностью заправленная Р-16, находилась на 41-й стоянке стартовой площадки, когда большая группа измученных специалистов работала на кабель-мачте под взглядами раздраженных инженеров-контролеров и личном пристальном наблюдении руководителя советской ракетно-ядерной программы маршала Трофима Неделина. Стандартная инструкция безопасности требовала слива топлива из Р-16, прежде чем позволить персоналу продолжать работу, но выполнение этой процедуры могло значительно задержать запланированное расписание запуска. Поэтому маршал Неделин приказал команде запуска выйти на площадку.

Какой-то электрический сбой открыл клапаны в двигателе второй ступени ракеты. Самовозгорающиеся вещества вспыхнули почти мгновенно, поджигая расположенную ниже первую ступень и топливные баки. Люди на кабель-мачте были испепелены. Пламя вырвалось из ракеты, в то время как наземная команда, спасая свои жизни, разбегалась, окатываемая «чертовой отравой», задыхаясь от ядовитого газа и пытаясь сбросить горящую одежду. Некоторые люди запутывались в рядах защитного ограждения, которые подобно сетям захватывали огненные шары. Другие слишком поздно поняли, что асфальтовые дорожки расплавились и превратились в вяжущий клей, который держал их подобно «липучкам» для мух. Температура порой достигала 1700 °C. Все событие было снято автоматической камерой, установленной для съемки грандиозного запуска.

Вследствие советской секретности мы никогда не узнаем всех деталей, но жертв было около 130 человек, включая самого маршала, сидевшего на месте наилучшего обзора. Этот ужасающий случай погубил не только высокообученных техников площадки запуска, но и многих лучших инженеров-ракетчиков Советского Союза, нанеся мощнейший удар по высококвалифицированным кадрам в этот особо важный момент космической гонки. Катастрофа Неделина показывает опасность выхода за допустимые пределы инженерного здравого смысла в опасной области техники. Советская система позволяла властным военным силам действовать грубо, не обращая внимания ни на какие инструкции, и пусковая команда на 41-й площадке заплатила за это свою цену. Только оплаченный высокой ценой опыт, основательное инженерное искусство и безграничная тщательность делают ракеты чем-то большим, чем просто дорогие бомбы.

На фото:Ракета-носитель «Рэдстоун» американских сухопутных войск, разработанная фон Брауном и его командой, запускается с мыса Канаверал