Текст книги "История России в занимательных рассказах, притчах и анекдотах IX - XIX вв"
Автор книги: Вольдемар Балязин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
Одним из главных предметов в обучении будущих инженеров и артиллеристов была математика, потому что устроители школы считали ее основой всех наук.
Миша неплохо знал математику еще до того, как поступил в школу: отец его, инженер-полковник Илларион Матвеевич Кутузов, основательно о том позаботился, обучив сына арифметике, алгебре и геометрии с тригонометрией. Однажды преподававший кадетам математику капитан Иван Андреевич Вельяшев-Волынцев предложил своим ученикам доказать, что при ударе двух шаров друг о друга они разлетятся в стороны под прямым углом.
Вельяшев взял два деревянных лоточка, приподнятых под углом в 30°, и, пуская по дну каждого из них по одному чугунному шрапнельному шарику, направлял их так, что шарики обязательно сталкивались.
Вельяшев катил их навстречу друг другу под разными углами, но, несмотря на это, шарики всегда разлетались только под одним углом – 90°. Закончив урок, Иван Андреевич велел кадетам к послезавтрашнему дню найти доказательство этого явления.
Загадка вроде была простой, да вот разгадка никак не давалась. Миша исчертил и исписал целый ворох бумаги – ответа не было. Перебирая в уме возможные варианты решения, он даже начал разговаривать сам с собой. «Так. Нет, не так», – говорил Миша, продумывая новый, очередной способ решения. (С этого времени такие рассуждения вслух с самим собой вошли у него в привычку. И даже более чем через полвека, в ночь перед Бородинским сражением, его адъютанты, не смыкавшие глаз вместе со своим главнокомандующим, слышали, как из комнаты деревенской избы, где стояла кровать фельдмаршала, тихо доносилось знакомое присловье: «Так. Нет, не так». Это Кутузов просчитывал варианты предстоящего сражения.)
Миша впервые потерял покой и сон: два дня и две ночи голова его была занята проклятыми шарами. Наконец, лишь под утро второй почти бессонной ночи, когда он, измучившись, заснул, вдруг представилось ему это решение, все время ускользавшее от него.
Будто некто сказал ему: «Упрости задачу. Пусть первый шар будет неподвижен, зато второй пусть летит к нему с удвоенной скоростью – ведь математически это одно и то же. Примени затем закон сохранения количества движения, и ты получишь ответ, что имеешь дело с треугольником. Примени затем другой закон – сохранения энергии, и ты получишь, что сей треугольник – прямоугольный. А если это так, то и угол между направлением скорости первого шара и скорости шара второго не может быть никаким иным, кроме как углом прямым».
Миша закричал: «Нашел!» – и проснулся.
Он даже не подозревал, что и до него, и после него те люди, мысль которых неустанно работала в заданном направлении, добивались в конце концов того, к чему стремились. Однако одного стремления было мало. Нужно было, чтобы оно опиралось на знание. Только этот несокрушимый сплав знания и воли обеспечивал конечный успех.
И потому кадет, офицер и генерал Кутузов, упорно учившийся всю жизнь и не менее упорно развивавший свою волю, намного чаще, чем другие, добивался конечного успеха в своей профессии – победы над неприятелем.
Сбреди двух десятков предметов, преподававшихся в школе, не последнее место занимала военная история.
На первом курсе мальчики читали жизнеописания великих полководцев. На втором начинали понемногу разбираться в планах и картах походов и сражений. А на третьем должны были «читать всех военных авторов и делать на них рефлекцы», то есть, прочитав, составлять коротенький письменный пересказ.
Сначала любимой книгой Миши была «Жизнь Александра Македонского», сочиненная римским историком Квинтом Курцием, а потом – «Галльская война», написанная полководцем Юлием Цезарем. Кроме них, кадетам велено было изучать деяния полководцев нового времени: австрийских генералиссимусов Раймонда Монтекукколи и принца Евгения Савойского, французов – маршала Анри де Пиренна и герцога Луи Конде и прочих иноземных воителей, ибо военную историю России тогда еще не изучали.
Кадеты должны были не просто знать, когда и с какими силами одержал тот или иной полководец победу, но и понимать, почему это случилось, или, как говорилось в школьной программе по военной итории, «рассуждать о всех знатных баталиях, рассуждать те погрешности, отчего они – сии баталии и акции потеряны (то есть проиграны), а также и те случаи применять, отчего они выиграны».
Разбирая однажды действия римского полководца Фа-бия, сражавшегося против великого карфагенского завоевателя Ганнибала, Миша оказался единственным из всех кадетов, взявшим его под защиту, в то время как все его товарищи высказывали Фабию открытую неприязнь и совершеннейшее непочтение.
– Старая баба твой Фабий, а отнюдь не воин! – кипятился Мишин приятель Вася Бибиков. – По мне лучше умереть героем, чем пятиться, подобно раку, отдавая врагу грады и веси и несчастных своих соотечественников. А паче того, навсегда оставляя в памяти потомков позорное пятно труса на имени своем!
– Много ли проку в гибели на поле брани, ежели сражение, а то и вся кампания из-за гибели полководца будет проиграна? – резонно и невозмутимо парировал Миша.
Тогда-то и было решено поручить кадету Михайле Кутузову сделать «рефлекц» и прочитать доклад о 2-й Пунической войне и о действиях в ней полководца Фабия, прозванного в Риме Кунктатором, что означало «Медлитель».
Готовясь к докладу, Миша прочитал книгу греческого историка Полибия, в которой подробно обо всем этом повествовалось, вычертил схемы походов Фабия и важнейших сражений, им данных.
Придя в класс, Миша приколол листы со схемами к доске и, читая доклад, в нужных случаях подтверждал свои слова тем, что означено было на планах.
– В 219 году до Рождества, – начал Миша, – карфагенский полководец Ганнибал захватил в Гишпании союзный Риму город Сагунт. Это и послужило поводом к началу 2-й Пунической войны.
Римляне полагали, что станут сражаться с Ганнибалом в Африке – возле его столицы Карфагена и в Гишпании – на ее восточном побережье, возле Сагунта. Однако Ганнибал об этих планах проведал, быстро двинулся в Италию, перешел Альпы и поразил римлян в сражениях на реках Тицина и Требия, а вслед за тем наголову разбил их в генеральной баталии на берегу Тразименского озера. Погибла почти вся римская армия и ее военачальник – консул Фла-миний.
Вот тогда-то и встал во главе оставшихся войск Фабий. Он понял, что с малыми силами ему не сдержать Ганнибала, и стал от решительных баталий уклоняться, но множеством мелких стычек и нападений ослаблять вражескую армию. А кроме того, не давал ей возможности получать никакой помощи из Карфагена.
Фабий отступал в глубь Италии, изматывал карфагенян, но народ Рима не понял его замысла и строго осудил его деяния, не проникая в их суть, но видя лишь внешнюю сторону кампании.
Фабий по требованию народа был смещен, а на его место поставлен сторонник решительного сражения – консул Теренций Варрон.
2 августа 216 года армия Варрона остановилась около деревни Канны и приготовилась к генеральному сражению. Римлян было 80 тысяч, карфагенян – 50. Несмотря на это, войско Варрона было окружено и почти все перебито. Никогда еще не бывало столь полной победы неприятелей над римлянами, как при Каннах.
Вот тогда-то и вспомнили о Фабии и признали мудрость его, заключающуюся в осторожности, ибо продолжай он отступать, то и не было бы этой конфузии и судьба Рима не повисла бы на тончайшем волоске.
Кадеты, выслушав Мишу, все же не признали правоту Фабия. По ним лучше было проиграть баталию, но выказать себя героем.
Миша же стоял на своем, утверждая, что «конец – делу венец», а конец был венцом для римлян, и они увенчали лаврами победителя именно Фабия, а Ганнибал в конце концов испил горечь поражения.
И хотя разошлись они, так и не убедив друг друга, но спор этот навсегда запомнился Мише. А кроме того, он понял, что не всегда правы те, кто составляет большинство. И еще одно понял: нужно идти своим путем, если твердо веришь в его правильность.
УО октября 1758 года Миша Кутузов был произведен в капралы артиллерии, а менее чем через три месяца – 1 января 1759 года «за особенную прилежность, и в языках и в математике знание, и паче, что принадлежит для инженера, имеет склонность, в поощрение прочим» – в кондукторы 1-го класса. (Звание кондуктора присваивалось после сдачи экзамена на художника или чертежника.)
Кондуктора обычно выпускались в войска. Кутузова оставили в школе «к вспоможению офицерам для обучения прочих».
Так четырнадцатилетний мальчик стал преподавать кадетам арифметику и геометрию.
...Миша вошел в класс, и кадеты встали. Сколько раз потом поднимались, вставали во фрунт, вытягивались в струну при его появлении тысячи солдат и офицеров!
Но этот момент он запомнил так же хорошо, как и первый день своей службы, когда надел впервые новый кадетский мундир.
Миша строго взглянул на затихший класс и, взяв в руки мел, шагнул к доске...
А 1 января 1761 года, на шестнадцатом году жизни, Михаил Кутузов был произведен в прапорщики и направлен в стоявший в окрестностях Петербурга Астраханский пехотный полк, командиром которого был Александр Васильевич Суворов.
Две смертельные раны Кутузова
июля 1774 года турецкая
эскадра, которой командовал сераскир Гаджи-Али-бей, высадила десант на Южном берегу Крыма возле Алушты.
Русские войска в это время были разбросаны по всему Крыму. Ближайшим к армии крупным отрядом командовал генерал В. П. Мусин-Пушкин. Однако его сил было недостаточно, чтобы сбросить десант в море. Мусин-Пушкин по дороге к Алуште присоединил к себе еще пять батальонов пехоты и двинулся в глубь Крымских гор. Сохранился рапорт Екатерине об этом переходе. «Лежащая к морю страшною ущелиною дорога окружена горами и лесом, а в иных местах такими пропастьми, что с трудом два только человека в ряд пройти... могут».
Отряд в 2850 человек (орудия пришлось нести на плечах) быстрым маршем прошел к морю. Оказалось, что турки оставили Алушту и, отступив на четыре версты, заняли выгодную, хорошо укрепленную позицию возле деревни Шумна. (После боя Мусин-Пушкин узнал, что турок в десанте было около 8 тысяч.) После двухчасового боя гренадеры ворвались в Шумну и выбили штыками турецкий гарнизон.
Наиболее упорным было сопротивление турок на левом фланге. Там наступал гренадерский батальон Московского легиона. Командиром этого батальона был Кутузов.
Командующий Крымской армией князь В. М. Долгоруков отмечал: «Подполковник Голенищев-Кутузов, приведший гренадерский свой батальон, из новых и молодых людей состоящий, довел его до такого совершенства, что в деле с неприятелем превосходил оной старых солдат».
Во время атаки Кутузов бежал впереди со знаменем в руках. Турецкая пуля попала ему в левый висок и вышла у правого глаза. Врачи единодушно признали ранение смертельным. Кутузов тем не менее выздоровел.
Существует расхожее мнение, что после ранения Кутузов потерял правый глаз. В подтверждение приводят многократно зафиксированный живописцами факт – черная повязка на правом глазу полководца. Однако есть множество портретов, изображающих Кутузова без повязки. Правда же такова: это ранение сильно повредило Кутузову зрение, но глаз не вытек. Михаил Илларионович неплохо видел правым глазом, но с течением времени зрение его ухудшилось, глаз часто болел, и Кутузов стал время от времени надевать черную повязку.
Лечение Кутузова было сложным и длительным. Полтора года он лечился в Петербурге, потом уехал за границу. С 1 января 1776 года Михаилу Илларионовичу по «высочайшему соизволению» был предоставлен годичный отпуск «для излечения ран к теплым водам без вычета жалованья». Екатерина II выдала Кутузову из ее собственных «кабинетных» денег тысячу червонцев.
Достоверно известны лишь три пункта, где побывал Кутузов. Это Берлин, Лейден и Вена. В Лейдене Кутузов прожил довольно долго. Его лечили профессора медицинского факультета местного университета. Они немало удивлялись столь редкому ранению и даже посвятили этому феномену несколько научных статей.
Через 14 лет Кутузова ранило в голову во второй раз. Летом 1788 года командир Бугского егерского корпуса М. И. Кутузов привел свои войска к Херсону, где стояла армия фельдмаршала Г. А. Потемкина. Затем корпус Кутузова передвинулся к осажденной русскими турецкой крепости Очаков.
18 августа осажденные совершили из крепости вылазку, пытаясь захватить батареи правого фланга. Четыре часа отбивались егеря из батальонов прикрытия, поддержанные дружным и сильным огнем артиллерии. Потеряв 500 человек убитыми и ранеными, турки отступили. Потери русских составляли 33 человека убитыми и 119 – ранеными. Одним из этих раненых был Кутузов.
22 августа, посылая Екатерине II реляцию о деле, Потемкин поименно перечислил всех убитых и раненых офицеров. Тем более упомянул он и единственного раненого генерала – Кутузова.
В письме от 31 августа (на десятый день после сообщения Потемкина – какова была почта! – едва не две тысячи верст проходила за восемь суток!) Екатерина уже спрашивала: «Отпиши, каков Кутузов и как он ранен, и от меня прикажи наведываться». А 18 сентября, уже узнав, как он ранен и каково его состояние, она писала Потемкину: «Пошли, пожалуй, от меня наведываться, каков генерал-майор Кутузов, я весьма жалею о его ранах...» И позднее снова справлялась о его состоянии.
Врач, лечивший Кутузова, писал: «Сей опасный сквозной прорыв нежнейших частей и самых важных по положению височных костей, глазных мышц, зрительных нервов, мимо которых на волосок прошла пуля, прошла и мимо самого мозга, не оставил других последствий, как только что один глаз несколько искосило!» И добавлял: «Надобно думать, что Провидение сохраняет этого человека для чего-нибудь необыкновенного, потому что он исцелился от двух ран, из коих каждая смертельна».
Вторая рана оказалась между тем гораздо легче первой. Кутузову даже не понадобилось уезжать куда-нибудь для лечения. Через три месяца он был совершенно здоров и
6 декабря уже принял участие в успешном для русских штурме Очакова.
...Когда в 1813 году Кутузов умер, делавшие вскрытие военные врачи вынули его мозг. Их удивлению не было предела: никогда ни один из них не видел ничего подобного – каждое из двух ранений должно было быть смертельным.
Детство великих князей Александра и Константина
(3/Сервый внук Екатерины II, Александр, родился 12 декабря 1777 года в три четверти десятого утра. О точном времени его появления на свет мы узнаем из письма императрицы ее постоянному корреспонденту – литератору, издателю и дипломату, барону Фридриху Гримму.
Через два дня после рождения Александра, 14 декабря 1777 года, Екатерина писала: «Итак, великая княгиня родила сына, который в честь святого Александра Невского получил великолепное имя Александра и которого я называю господином Александром... Что ж такого особенного выйдет из этого мальчика? Хочу думать... что имя предмета имеет влияние на предмет, а наше имя знаменито».
Выбор имени был отнюдь не случайным. Екатерина придавала этому обстоятельству важное значение. И хотя она писала, что родился не Александр Великий, то есть Македонский, а Александр маленький, все же дача, построенная для внука на берегу Невы, называлась Пеллой, как назывался и город, где родился Александр Македонский.
«С тех пор как он появился на свет, – писала Екатерина Гримму в начале марта 1778 года, – ни малейшего беспокойства... Вы говорите, что ему предстоит, на выбор, подражать либо герою, либо святому одного с ним имени; но вы, вероятно, не знаете, что этот святой был человек с качествами героическими. Он отличался мужеством, настойчивостью и ловкостью, что возвышало его над современными ему удельными, как и он, князьями. Татары уважали его, новгородская вольница подчинялась ему, ценя его доблести. Он отлично колотил шведов, и слава его была так велика, что его почтили саном великого князя. Итак, моему Александру не придется выбирать. Его собственные дарования направят его на стезю того или другого».
Через восемь дней после рождения состоялись крестины Александра. Его крестными отцами – сразу двумя – были император австрийский Иосиф II и прусский король Фридрих II.
Как только Александр появился на свет, Екатерина передала его в руки овдовевшей генеральши Софьи Ивановны Бенкендорф – образцовой матери, прекрасно воспитывавшей своих детей и этим хорошо известной императрице, а потому и назначенной главной воспитательницей Александра.
Когда Александру шел девятый месяц, Екатерина II послала своему двоюродному брату, шведскому королю Густаву III, у которого только что родился сын, письмо о том, как воспитывается младенец Александр.
Екатерина сообщила, что она запретила убаюкивать младенца, качая корзину. Он спит в прохладных комнатах, где всегда свежий воздух. На бастионах Адмиралтейства напротив его окон стреляют из пушек, и вследствие всего этого он не боится никакого шума. Его ежедневно купают в прохладной воде, поэтому ребенок не знает, что такое простуда. Он – большой, полный, свежий и веселый; любит двигаться, много смеется и почти никогда не плачет.
Когда Александру еще не было полутора лет, возле него появился его брат Константин, второй сын Павла Петровича и Марии Федоровны. Детство и юность братья провели вместе, под наблюдением одних и тех же учителей и воспитателей, среди одних и тех же людей.
Приведем отрывки из писем Екатерины Гримму. 2 апреля 1782 года она писала: «Если бы вы знали, что такое Александр лавочник, Александр повар, Александр, самолично занимающийся всякого рода ремеслом и рукоделием: он чешет, развешивает ковры, смешивает и растирает краски, рубит дрова, расставляет мебели, исполняет должность кучера, конюха, выделывает всякие математические фигуры, сам учится читать, писать, рисовать, считать; всему и как попало навыкает и знает в тысячу раз больше, чем всякое другое дитя в его возрасте... Ни минуты нет у него праздной, всегда занят».
1 июля 1783 года Екатерина продолжала: «Если бы вы видели, как Александр копает землю, сеет горох, сажает капусту, ходит за плугом, боронует, потом весь в поту идет мыться в ручье, после чего берет свою сеть и с помощью Константина принимается за ловлю рыбы...
Чтобы отдохнуть, он отправляется к своему учителю чистописания или к тому, кто его учит рисовать. Тот и другой обучают его по методе образцовых училищ...
У Александра удивительная сила и гибкость. Однажды генерал Ланской принес ему кольчугу, которую я едва могу поднять рукой; он схватил ее и принялся с ней бегать так скоро и свободно, что насилу можно было его поймать».
10 августа 1785 года Екатерина сообщала Гримму: «В эту минуту господа Александр и Константин очень заняты: они белят снаружи дом в Царском Селе под руководством двух шотландских штукатуров».
На восьмом году жизни у Александра обнаружились и немалые артистические задатки. 18 марта 1785 года Екатерина писала Гримму, что Александр, взяв со стола комедию «Обманщик», написанную ею самой, стал играть сразу три роли, выявляя и юмор, и грацию, и искусство перевоплощения.
В описываемое время до семи лет дети считались младенцами и должны были находиться под присмотром женщин. С семи лет они именовались отроками и переходили в мужские руки, оставаясь в «чину учимых» до пятнадцати лет, после чего становились уже юношами.
Точно так же поступили и с августейшими братьями, передав их от нянь и воспитательниц под руководство нескольких учителей и «кавалеров-воспитателей». Главным из них, ответственным за совершенствование мальчиков и в науках, и в нравственности, был назначен генерал-аншеф Николай Иванович Салтыков – многоопытный царедворец, с 1773 года министр двора цесаревича Павла Петровича.
Всегда помня о грозящих ему опасностях и не преувеличивая своих возможностей, Салтыков отлично понимал, что главным воспитателем Александра и Константина на самом деле останется Екатерина, а вот ответственным за организацию воспитания будет он – Салтыков.
13 марта 1784 года вместе с рескриптом о назначении Салтыкова Екатерина вручила ему написанную ею «Инструкцию» о воспитании двух своих внуков. «Здесь, – писала Екатерина в «Инструкции», – различить потребно воспитание и способы к наставлению. Высокому рождению их Высочеств паче иных предлежат два великих пути: 1-й – справедливости, 2-й – любви к ближнему; для того и другого нужнее всего, чтоб имели они порядочное и точное знание о вещах, здравое тело и рассудок».
Екатерина полагала, что младенчество, отрочество и юность имеют свои различия и потому особенности этих трех периодов должны учитываться воспитателями, однако конечной целью воспитания должно быть достижение «добродетели, учтивости, доброго поведения и знания».
Для того чтобы учение было детям не только полезно, но и приятно, Екатерина составила для внуков «Бабушкину азбуку» и включила в нее: 1) Российскую азбуку с гражданским начальным учением; 2) Китайские мысли о совести; 3) Сказку о царевиче Хлоре; 4) Разговор и рассказы; 5) Записки; 6) Выбранные российские пословицы; 7) Продолжение начального учения; 8) Сказку о царевиче Фивее.
«Гражданское начальное учение» и его «Продолжение» были написаны и опубликованы Екатериной немного раньше и являлись основой преподавания грамоты в народных училищах России. Они состояли из 209 нравоучительных сентенций, вопросов и ответов такого же свойства, например:
«Сделав ближнему пользу, сам себе сделаешь пользу».
«Вопрос: Кто есть ближний?
Ответ: Всякий человек».
«Не делай другому, чего не хочешь, чтоб тебе сделано было».
«Спросили у Солона: как Афины могут добро управляемы быти? Солон ответствовал: не инако, как тогда, когда начальствующие законы исполняют».
Екатерина отобрала для внуков российские пословицы. Было их 126. Вот некоторые из них: «Беда – глупости сосед»; «Всуе законы писать, когда их не исполнять»; «Гневаться без вины не учися и гнушаться бедным стыдися»; «Горду быть – глупым слыть»; «Красна пава перьем, а человек – ученьем»; «Кто открывает тайну, тот нарушает верность»; «На зачинающего – Бог»; «Не люби друга потаковщика, люби встретника» (то есть не тот тебе друг, кто постоянно потакает тебе и соглашается с тобой, но тот, кто спорит и возражает тебе); «Не так живи, как хочется, а так живи, как Бог велит»; «Посеянное – взойдет»; «С людьми мирись, а с грехами бранись» (то есть сражайся, здесь корень слова «брань» – битва); «Упрямство есть порок слабого ума»; «Чужой дурак – смех, а свой – стыд».
За сим следовали нравоучительные сказки о благонравных царевичах Фивее и Хлоре, в которых прославлялись настойчивость, смелость, доброта и многие другие прекрасные качества.
Дополнением к «Бабушкиной азбуке» были специально для внуков написанные очерки по русской истории – с древнейших времен до середины XII века. «История есть описание деяний; она учит добро творить и дурного остерегаться», – писала Екатерина, и это было нравственным лейтмотивом ее сочинений. Защита доброго имени России и ее народа – таков второй важнейший мотив истории, написанной Екатериной для своих внуков.
Однако история писаная сильно отличалась от той истории, о которой постепенно узнавали августейшие братья из доходивших до них слухов, сплетен, россказней, басен, полуправды и, наконец, правды – страшной, таинственной, запретной, таившейся в темных углах старинных петербургских дворцов.
Эти две правды – писаная и изустная – не состыковывались одна с другой и отрицали друг друга, но тем не менее и та и другая существовали, и чем старше становились Александр и Константин, тем меньше влекла их история писаная и все больше – тайная, говорить о которой и то было преступлением.
А вместе с тем эта история была историей их семьи, и главными ее действующими лицами являлись их собственные пращуры, прадеды, прабабки, сама бабушка Екатерина Алексеевна.
Несколько эпизодов из жизни Павла I
(2/босле смерти Екатерины II наступило царствование ее сына, Павла I, последнее царствование в России XVIII века.
Теперь же ознакомимся с фрагментами из жизни русского общества времен правления Павла (1796—1801) и приведем один анекдот из времени, предшествовавшего его царствованию.
Павел Петрович, будучи наследником престола, приехал в один из монастырей и услышал жидкий звон небольшого треснутого колокола.
– Что ж вы не попросите государыню сменить колокол? Ведь она бывала у вас в обители, – сказал Павел настоятелю монастыря.
– При посещении обители государыней колокол и сам не раз просил ее об этом, – ответил настоятель. – А ведь его голос все же громче моего.
(2^:коре после вступления на престол Павел ввел в обычай награждать орденами священников. Ордена велел он носить на шее, а звезды на рясах и мантиях. Первыми кавалерами стали новгородский митрополит Гавриил (Петров), награжденный орденом Андрея Первозванного; орденом Александра Невского награжден был казанский архиепископ Амвросий (Подобедов) и орденом Святой Анны – гатчинский протопоп Исидор. Из военных полковых священников орденом Святой Анны был награжден соборный протоиерей, капеллан Преображенского полка Лукьян (Протопопов).
0 -
кЬУ мелочной регламентации жизни свидетельствуют многие распоряжения Павла, но, пожалуй, ярче иных вот это.
1 декабря 1797 года Павел отдал военному губернатору Петербурга, которым был тогда Алексей Андреевич Аракчеев, приказ, состоящий из многих пунктов, и среди прочего повелел:
чтоб более было учтивостей на улицах, воспрещается всем ношение фраков; запрещается всем носить всякого рода жилеты, а вместо оных – немецкие камзолы;
не носить башмаков с лентами, а иметь оные с пряжками, также сапогов, ботинками именуемых, и коротких, стягиваемых впереди снурками и с отворотами;
не увертывать шею безмерно платками, галстуками или косынками, а повязывать оные приличным образом без излишней толстоты;
всем служащим и отставным с мундирами офицерам запрещается в зимнее время носить шубы, а вместо их позволяется носить шинели, подбитые мехом; запрещается танцевать вальс;
примечено здесь в городе, что не соблюдается между обитающими должная благопристойность, даже до того, что, повстречаясь младший со старшим, не снимает шляп.
И для того объявить, дабы всяк без изъятия младший перед старшим, повстречаясь где бы то ни было, снимал шляпу, подтверди строго сие наблюдать полицейским чинам, и в противном сему случае брать под караул; чтоб никто не имел бакенбард;
подтверждается, чтоб кучера и форейторы ехавши не кричали;
чтоб в проезде государя императора всякий мимо идущий и проезжающий останавливались;
чтоб публичные собрания не именовались клубами; чтоб всякий выезжающий из города, куда бы то ни было, публиковался в газетах три раза сряду;
воспрещается ношение синих женских сюртуков с красными воротниками и белою юбкою;
прошу сказать всем, кто ордена имеет, чтоб на сюртуках, шубах и прочем носили звезды.
'катерина II в годы своего цар-
ствования собирала древнегреческие и древнеримские золотые монеты и медали и к концу жизни имела большую и чрезвычайно ценную коллекцию.
Павел же, пренебрегая всем, что делала Екатерина, пренебрег и этой коллекцией. Когда же на отделку залов Михайловского замка понадобилось золото, то его любимец обер-камергер Александр Львович Нарышкин напомнил Павлу о коллекции матери.
– Счастливая мысль! – обрадовался Павел, и все редчайшее собрание тотчас же было переплавлено.
Ъхранилось множество свиде-
тельств о неуравновешенности, вспыльчивости Павла, но также и о внезапных приступах великодушия и благородства.
Вот некоторые из них.
Вскоре после вступления Павла на престол один купец, давший в долг Николаю Петровичу Архарову, ставшему после смерти Екатерины II петербургским генерал-губернатором, 12 тысяч рублей, подал императору жалобу, что Архаров не только не возвращает долг, но даже в последний
раз побил своего кредитора. Жалобу свою купец подал Павлу, когда тот был на разводе караулов и Архаров по должности находился с ним рядом.
Купец подал жалобу в руки Павлу, и тот, пробежав глазами несколько строк, сразу же понял, против кого она направлена.
– Читай! – велел Павел Архарову, протянув генерал-губернатору жалобу.
Путаясь и заикаясь, тот начал тихим голосом читать бумагу.
– Читай громче! – приказал Павел.
И Архаров, сгорая от стыда, стал читать так, что все вокруг слышали о его позоре.
– Значит, и то все правда, что вместо благодарности его за его же добро не только взашей гнали, но и били? – спросил Павел.
Архаров во всем признался и поклялся тут же вернуть долг.
А Павел этим примером показал всем, что решительно будет бороться за то, чтобы законы строго соблюдались всеми его подданными независимо от того, какое положение они занимают.
Однажды во время маневров на Царицыном лугу в Петербурге Павел остался очень недоволен маневрами и прохождением одного из кавалерийских полков и закричал: «Направо! Кругом! В Сибирь, марш!» Полк двинулся немедленно в Сибирь, но Павел вскоре одумался и послал вслед фельдъегеря, который и возвратил полк обратно в Петербург, догнав его неподалеку от Новгорода.
1800 году в Красном Селе проводились маневры. Одной группой войск командовал граф фон дер Пален, другой – Кутузов. Император Павел находился в группе Палена в качестве командира эскадрона.
Наблюдая за «противником», Павел увидал, что «вражеский» командующий стоит далеко в стороне от своих войск с адъютантами и очень небольшим конвоем.
– Разрешите мне взять в плен вражеского главнокомандующего? – спросил Павел у Палена и, когда тот разрешил, кинулся с эскадроном гусар вперед, соблюдая, впрочем, все правила предосторожности, чтобы не быть обнаруженным.
На самом краю леса, почти рядом с Кутузовым, Павел остановил эскадрон и стал следить за «неприятелем», удивляясь беспечности старого генерала.
К этому времени Кутузов отослал чуть ли не всех адъютантов и почти весь конвой и стоял совсем один.
Павел крикнул: «За мной!» – и выскочил из леса. И тут из лощин и из-за пригорка высыпали «неприятельские» егеря и пленили императора. В Павловске, разбирая прошедшие маневры, Павел при всех обнял Кутузова и сказал: «Обнимаю одного из величайших полководцев нашего времени!»
еуравновешенность Павла,
присущая ему с детства, со временем приняла характер психического заболевания. Жертвами гнева, чаще всего неоправданного и несправедливого, становились тысячи ни в чем не повинных людей. Дело дошло до того, что император, подчиняясь мгновенно принятому решению, тут же подписывал манифесты об объявлении войны иностранным державам, а от этого зависела судьба не только отдельных личностей, но и всего государства. *
И в дворцовых кругах против Павла начал созревать заговор. Во главе его стоял самый доверенный человек императора – генерал от кавалерии, граф, «великий канцлер Мальтийского ордена», петербургский военный губернатор Петр Алексеевич фон дер Пален, обязанный своими чинами и титулом Павлу, который возвел его в «графское Российской империи достоинство», даровав девиз «Постоянством и усердием». В заговоре состояли и сыновья Павла – Александр и Константин.