Текст книги "Наречённая. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Властелина Богатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

1_16 Истана

Девушка задохнулась, она раскрыла губы, глотая воздух, как рыба на берегу, когда Страж протолкнул пальцы в ее лоно. Я смотрела на это все и не могла оторвать взгляд, видя, как девушка охотно нанизывается на его пальцы все резче и быстрее, попутно испытав верно уже несколько оргазмов к ряду, а тем временем Страж не спускал с меня пристального потемневшего взгляда.

– Тебе нравится смотреть на это, ассáру? Да, тебе нравится. Маленькая похотливая лгунья испытывает возбуждение, я слышу его запах.

Он был прав, внутри меня скручивалась тугая петля, когда девушка начала стонать и биться в конвульсиях, когда его пальцы таранили плоть девушки. Сумасшедший, просто псих, зачем он это делает? Я невольно опустила глаза, но это была моей ошибкой, огонь ударил мне в грудь, подступил к горлу, вынуждая смотреть.

– Тебе понравилось, как на тебя смотрит Донат? Ты его хочешь? Я могу приказать, и он возьмет тебя здесь. Но потом я убью вас обоих.

Что?! Я задохнулась, замотала головой, и огонь внутри меня занялся еще сильнее. Маар выпустил девушку, а я невольно забилась к самой стене. Но Страж не был намерен меня трогать, он прогнул часто дышавшую в исступлении дочь старосты, обхватил за талию, толкнулся в нее, плавно и с напором качнув тазом. Девушка охнула:

– Мэньер…

Маар задвигался в ней, совершая жесткие толчки, так, что его пленница не могла больше говорить, задыхаясь, извиваясь в его руках, прогибая поясницу. Мокрые длинные волосы налипли на ее лицо, она вскрикивала, наверное, ей было больно. Лицо исгара оставалось совершенно непроницаемым, он насаживал девушку на себя, смотря на меня.

– Я хочу, чтобы ты себя ласкала, – вдруг сказал он.

Ну, уж нет! Я сжала колени, подбирая их под себя.

– Делай, что говорю, или на ее месте окажешься ты, ассáру.

Я облизала пересохшие губы, все мое нутро противилось тому. Я сидела неподвижно, когда вдруг боль обожгла меня изнутри, вынуждая прогнуться и вскрикнуть, но я только плотно сжала зубы. Проклятый ублюдок!

– Ну же, не вынуждай причинять тебе боль, – он намотал влажные волосы девушки на руку, дернул на себя, еще яростей вдалбливаясь в несчастную.

Та уперла ладони в его бедра, хоть как-то пытаясь сдержать его порывы. Я положила руку на свое лоно и принялась массировать. Это было дико, это выходило за все рамки, которые еще хранились во мне в этом мире.

– Раздвинь ноги, – велел он.

Я сжала губы, но подчинилась, раздвинув колени. Взгляд его потемнел и обжег меня между ног.

– Сильнее… Ласкай… Быстрее… Еще…

Я выполняла короткие команды, лишь бы это все поскорее закончилось, вся эта вакханалия. Движения Маара внутри девушки стали какими-то остервенелыми, ширя во мне ужас. Моя помощница уже без сил отдавалась ему, покрывшись крупными каплями пота. Он кончил в нее бурно, ударившись об округлости глубоко и жестко, оттолкнув небрежно. Та упала на лавку, содрогаясь, раскинув руки и, кажется, провалилась в обморок. Я сомкнула колени.

Маар грубо подхватил меня, дернул к себе.

– Ты не умеешь себя ласкать, ассáру, – зло прошипел он.

Его пальцы протиснулись меж моих бедер, обжигая нежную плоть. Он яростно начал потирать складки, ускоряя движения. От его бешеных прикосновений на меня будто вылили тонну горячей лавы, отяжеляя.

– Да… Вот так… Еще немного, – шептал сдавленно его голос.

Жар внизу живота скапливался и давил, толкая меня в пропасть, вынуждая прогибаться. Его ровные длинные пальцы безостановочно ласкали, поглаживали, массировали, пока он не надавил большим пальцем в то место, от которого я вскрикнула и распалась на сотни частиц, что в ушах зазвенело. И вопреки своему отвращению, я подалась бедрами навстречу его пальцам, мне остро захотелось, чтобы они оказались внутри меня.

– Нет, только не так, – сказал он твердо, с хрипом, продолжая поглаживать теперь уже не так исступленно, не выпуская из плена, – только не так, – дышал тяжело мне в висок, держа крепко в своих руках. – Ты не получишь, лживая похотливая ассáру.

«Что не получу?» – отдалось и потухло эхом в моем содрогающемся, сокращающемся от тягучей истомы лоне.

1_17 Истана

Он смял мои груди, склонился, темные, влажные от пара пряди исгара скользнули по моему лицу. Маар прихватил зубами сосок, прикусил, покатал его языком, разливая по моему телу щекочущую боль и блажь. Мне не хотелось двигаться, не было никаких сил. И Маар пользовался тем, втянул сосок в себя, прижимая чуть пухлыми, но шершавыми от морозов губами, и от этого в солнечном сплетении завернулось желание. Он отстранился, я уловила его тяжелый дрожащий вдох, его ладонь скользнула по моему животу вниз, до светлых волос, задержалась и вернулась обратно, накрывая грудь, стиснула судорожно. Он будто хотел уйти, но не мог выпускать меня. Его плоть, прижатая к моему бедру, вздрагивала, набираясь силы, и росла на глазах. Маар встряхнул волосами, отстранился, поднялся.

– Возвращайся к себе, тебя ждет еда, – мрачно проговорил он и, больше не глядя на меня, вышел, оставив меня лежать на лавке обессиленную и растерянную.

Я тянула в себя запах страха и страсти – запах Маара. Горько-смолистый на вкус. Во мне все закручивалось в водовороте от непонимания происходящего. Чего он хочет, зачем так мучает?

Отдышавшись, я кое-как поднялась, склонилась над дочкой старосты, та лежала неподвижно. Невольно дрогнуло сердце – не случилось ли беды? Я зачерпнула ковш холодной воды, брызнула ей в лицо. Девушка, закашлявшись, очнулась. Меня напугал ее опустошенный вид, она будто не соображала, где она, и что произошло. Осторожно сев, она поджала губы и заплакала.

– Тебе больно? Может, я могу чем-то помочь? – спросила я, пытаясь хоть что-то сделать и утешить.

Но дочка старосты вдруг стиснула челюсти и зло посмотрела на меня, ошпарив ненавистью, отшатнулась, как от прокаженной, кривя губы в презрении, скидывая со своего плеча мою руку. Поднялась, чтобы уйти с гордо поднятой головой, да не вышло, лицо исказила тень муки от малейшего движения, что, верно, причиняло боль. Тяжело переставляя ногами, согнувшись, она оставила меня одну.

Я в недоумении проводила ее взглядом, совсем теряя логику всего, что обрушилось на меня. Странные люди, странные нравы, что я не так сделала? Посидев немного и не найдя ответов, я тоже собралась, да и печь начала остывать – в парилке становилось заметно прохладнее. Пробежав по морозу до дома, я бесшумно на носках прошла переходами, слыша мужские голоса за закрытой дверью, юркнула в комнату, в которую привел меня Маар, и заперлась. Только теперь могла свободно выдохнуть. На столе меня и впрямь ждал ужин – горячее жаркое, источающее сладко-пряный запах. Я торопливо скинула с себя влажную одежду, расчесала мокрые волосы широким гребнем, похоже, выточенным из кости, и, облачившись в чистую сорочку, уже почувствовала себя сноснее. Хотя, с какой стороны посмотреть. Глянув на запертую дверь, я, взяв походное платье, вытащила сверток со своим сокровищем, решив сперва утолить свое любопытство, а уж потом голод. Кусая губы в волнении и нетерпеливом предчувствии, собрала мозаику из осколков, раскладывая на постели. Конечно, не помешал бы клей, но это уже была роскошь. Маар раздушил его знатно, некоторые мелкие осколки я так и не собрала, сохранились жалкие остатки. Когда все было готово, я взяла ночную масляную лампу и, набрав в грудь больше воздуха, заправив за уши еще влажные волосы, склонилась, заглядывая в зеркало.

Все, что было потом, изменило меня раз и навсегда. Как и прошлый раз, я увидела бледную, как жемчуг, кожу, четкие правильные черты, наверное, слишком правильные: чуть выпирающие женственные скулы, узкие крылья носа, идеальные губы, очень красивые, чувственные и, что важно, естественные, росчерк бровей и насыщенные до пронзительной глубины голубые глаза в обрамлении пушистых темных ресниц. Вот тут-то я и перестала дышать, вперившись в исполосованное трещинами зеркало. Мне вдруг в один единый миг сделалось дурно. Я смотрела в свои глаза, в то время как вокруг густая темнота, казалось, пришла в движение, скапливаясь, подкрадываясь к языку пламени лампы. Я дернулась, чтобы оторваться от отражения, но меня будто что-то держало изнутри, не позволяя и шелохнуться.

А потом отражение перед мной начало растворяться, мутнеть, заплясали яркие всполохи и тут же погасали, открывая мне совершенно друге пространство, другую комнату – мрачную, с черным закоптелым потолком. Запах подгоревшей снеди заставлял слезиться глаза и першить – горло.

– Не надо, прошу, отпусти. Отпусти! – услышала голос, и он обжег изнутри хуже сока болиголова.

Этот голос я знаю, он был настолько мне родной, что горло сдавил болезненный спазм. Я подскочила с пола и подтянулась к лестнице, спряталась за нее, а точнее, моя сестра посадила меня туда, строго и грозно наказав: что бы ни услышала и ни увидела, я не должна вылезти отсюда. Я была очень послушной и не могла перечить старшей сестре. Но когда услышала ее голос, надрывный, молящий о пощаде, не могла усидеть, выглядывая в щель досок. Меня продрало оцепенение, когда я увидела его – мужчину в темном. Он в упор смотрел на распластавшуюся на столе девушку, скручивая в руках толстую веревку, а потом накинул на ее шею, туго затянув, и горло сестры стало издавать только хрипы, а сам он, раздвинув ей ноги, жестко брал ее. Я смотрела и чувствовала, как слезы обжигают мне щеки, а внутри пронизывает острыми шипами боль, такая щемящая, невыносимая, всеобъемлющая, раздирающая меня на части. Видеть, как этот чужак с черными волосами долбится в почти недвижимое нежное тело девушки, стало для меня потрясением. Я не хотела смотреть, но не могла отвернуться, немой крик рвался из моего горло, но мне было страшно до дрожи, до оцепления и онемения в руках и ногах. Насильник, издав дикое рычание, рванулся в последний раз, выпуская девушку, которая к тому времени уже не шевелилась. И вдруг посмотрел ровно туда, где таилась я. Мое сердце оборвалось, когда я узнала его. Это был он – Маар ван Ремарт. Я, будто подкошенная, опустилась на пол, обхватив свои маленькие колени, задохнулась, а потом на меня упало целое небо и вся моя прошлая жизнь.

Я вспомнила все, а главное – кто я есть по своей сущности. Этот град осознания и воспоминаний был для меня непосилен, слишком, он тянул меня ко дну. Одно воспоминание за другим, словно брошенный булыжник, било в грудь, причиняя немыслимую боль. Та маленькая девочка, которая стала свидетельницей жестокой расправы над сестрой, не стала отсиживаться в темном углу. В той злосчастной кухне на постоялом дворе, где подрабатывала моя сестра, я дождалась, когда этот выродок напьется, когда еще раз возьмет мою сестру, ассáру, уже бездыханную, а потом, как пьяный телок, свалится прямо рядом с ней, выронив бутылку, и уснет. Я взяла нож, приблизилась к нему и ударила в грудь, в самое сердце. Маленькая девочка убила его. А потом сбежала в холод и встретила старую ведьму, что помогла избежать ужасной участи, заключив ее душу в другом мире. Ведьма упокоила ее тело в горах, что жило и питалось жизненными токами земли до тех пор, пока все не стихло. Только мертвец оказался жив. Жив! Я захлебывалась, задыхалась отчаянием, болью и страхом, я падала в черноту, срываясь с вязких краев своего сознания, неотвратимо летела вниз, мое тело холодело и немело, я канула в бездну, где не было ничего, кроме черноты и льда. Ненавижу… Ненавижу… Чтобы ты сдох, проклятый исгáр… Но лучше умереть самой, лишь бы избавиться от этой боли.

2_1 Maap

Маар вытерся полотенцем, бросил его на лавку. Перед глазами ассáру – голая и возбужденная. Даже сквозь пар он видел, как горят ее глаза, горят морозными инеем, обжигающе-холодным, и вся его стойкость трещала льдом. Проклятая ведьма! Он кончил в ту девку, смотря на нее и представляя, как станет выплескивать семя в нее. Даже сейчас его яйца скручивались в тугой узел от этого безудержного желания, выворачивающего всего его наизнанку. Но он не должен брать ее. Он может стать от нее зависимым, хотя, кого Маар хотел обмануть? Он уже утонул в своем вожделении, погряз по самые яйца, и единственный способ разорвать это навязчивое наваждение обладать ей – это убить ассáру. Убить Истану. Маар провел пальцами по ножнам, что лежали на столе, сжал в кулаке прохладную рукоять клинка. Внутри него разлилась чернота, закручивая его в воронку пустоты. Сердце бухало в груди горячо, надрывно, разжигая в нем гнев – сможет ли вонзить клинок в ее сердце теперь? Ярость на самого себя за то, что сомневается в этом, ошпарила кипятком. Если бы только можно было выжечь мысли и желания! Проклятье! Маар разжал пальцы, положив оружие обратно. Одевшись, он вышел из комнаты, направившись к своим воинам. Он знал и другой способ забыться.

Внизу застолье после тяжелого дня только расходилось. Среди гуляющих были и девушки – пришли, видно, из любопытства, но от усталых, захмелевших после парилки мужчин, находящихся в слишком долгом воздержании, так просто сбежать не удалось, те охотно брали девиц в оборот. Из соседних закутков уже раздавались крики и постанывания, скрип досок. Едва насытившись, выходил один, и тут же шел другой. Для каких-то семей в этом году будет приплод.

Маар невольно глянул в сторону длинного перехода, надеясь, что ассáру заперлась изнутри. Конечно, никто не посмеет покуситься на нее, но все же. Маар мог доверять только самому себе, хотя с появлением ассáру и в том начал сомневаться. Их переход затянется еще на несколько недель, если, конечно, все будет чисто, и порождения больше не встретятся на их пути. Маар ощущал тишину, холодную, неподвижную – все замерло кругом, и пока волноваться было не о чем, ближайшие сотни миль их путь безопасен. Но не стоит слишком расслабляться, с каждым днем они приближались к самому опасному месту в Навреиме – крепости Ортмор.

Маар смотрел на раскрасневшиеся лица воинов, слушая их смех, но в мыслях четко выстраивал план их дальнейшего перемещения, его ум работал слаженно, без перебоев и провалов и днем, и ночью.

Чувствуя в себе уже достаточно хмеля, Маар отставил кружку – с него достаточно. Разморенный духотой, он позволил себе расслабиться, но стоило это сделать, как в теле его всплеснул жар до покалывания в ладонях, вновь захотелось сжать в своих объятиях ассáру, слышать, как шелестит под ладонями бархат ее кожи, коснуться нежных и теплых влажных складок. Внутренний исгар в нем взвыл – невыносимо! Ван Ремарт и сам не помнил, как поднялся и направился в сторону ее комнаты. Ему немедленно нужно утолить этот голод, иначе… иначе он испепелит сам себя от неутоленного желания и обезумеет.

Маар толкнул дверь, но та не поддалась. Ассáру заперлась. Он стукнул кулаком, чтобы Истана открыла, но девушка проигнорировала его знак. Страж сцепил зубы, втягивая в себя ее запах. Она там, но не желает ему открывать. Он ударил плечом, и задвижка отпружинила, а дверь едва не слетела с петель. Маар медленно вошел в комнату, выхватывая в желтом скудном свете лампы распластавшуюся на постели девушку. Он не помнил в какой миг оказался рядом. Сгреб в охапку Истану, подбирая ее с постели, и сразу заподозрил неладное. Грубо встряхнул девушку, но голова ее безвольно откинулась назад, влажные волосы тяжелым покровом разметались по постели.

– Вот же… – крепко выругался Маар, когда на простыне сверкнули злосчастные осколки.

Страж сковал подбородок Истаны, поворачивая ее лицо к себе, и сложно было понять, что сейчас творилось у него внутри. Хотелось добить ее за то, что она ослушалась, придушить и избавиться от этой невыносимой помехи, но он лишь крепко сжимал ее в руках, шумно и рвано дыша через нос, вглядывался в ее потемневшее лицо. Она была жива, но не просыпалась, впав в забытье. И очнется ли? Зачем он оставил это зеркало у нее? Но он и мысли не допускал, что Истана ослушается его! Несносная девчонка! Проклятая ассáру!

– Я же запретил, – сказал он, хоть девушка его и не слышала.

Гнев внутри него дышал пеплом и жаром, до такой степени, что он оглох, а перед глазами распылились багряные пятна. Он судорожно провел ладонью по женскому телу, такому вожделенному и желанному, что, кажется, обжегся, чувствуя под ладонью ее изгибы через тонкую ткань. И хорошо, пусть подыхает. Осознавая с мрачностью, что миг назад так желал сделать, Маар небрежно, но все же с нажимом бросил ее на постель.

2_2 Maap

Маар задышал тяжело, туго втягивая в себя воздух, смотря заволоченными туманом гнева глазами на раскинувшуюся на постели девушку в ореоле снежных волос. Сжав челюсти, он отступил, развернулся и вышел из комнаты, прикрыв дверь.

Маар направился к хозяину двора, велев его жене находиться рядом с ассáру, отсыпал серебра, но женщина гордо отказалась от платы, добровольно осталась с Истаной. Страж вернулся в свою комнату и не сомкнул глаз до самого рассвета. Когда начал едва бледнеть горизонт над вершинами снежных гор, он поднялся. Снарядившись в походную одежду и броню, ван Ремарт спустился вниз. Его воины уже выходили во двор, готовы уже были выдвигаться. Жена старосты так и не появилась с вестью о том, что ассáру очнулась, и Маар гневался, ловя себя на том, что ожидал этого всю долгую ночь. Он глянул в сторону перехода, и тут деверь комнаты, где лежала Истана, открылась, из нее вышла женщина. Увидев Стража, она заторопилась. Маар напрягся весь, в груди тугой волной плеснул жар – очнулась?

– Она очень холодная, мэньер, – с сожалением сказала женщина, опуская тусклый усталый взгляд.

Маар глянул поверх головы женщины в сторону приоткрытой двери. Внутри забурлило черное, как смола, смятение и ярость. Маар снял с пояса кошель, вручил женщине.

– Хорошо, мэньер, – согласилась женщина, – я позабочусь о ней столько, сколько потребуется. Она угрюмо поджала губы, стискивая плату в пальцах. На этот раз не стала отвергать, понимая, чего ей это может стоить, безропотно приняла дар. Эта женщина уже узнала, на что Страж короля способен. Старшая дочь старосты рассказала матери, что сделал с ней в парилке Маар, и хозяйка дома сделает так, как скажет гость, лишь бы исгар не трогал ее двух других дочерей. Ван Ремарт, поимев их первым, мог отдать девушек на ублажение своим воинам.

Маар вышел на улицу под тяжелое хмурое небо, что синими облаками затягивало горизонт, сжирая золото рассвета. Донат, увидев, что Маар вышел один, без ассáру, помрачнел. Шед, напротив, приосанился, не скрывая своего удовлетворения тем, что ван Ремарт оставил, наконец, девчонку. И Маар едва сдерживался, чтобы не выжечь его довольство вместе с потрохами. Страж злился, злился на себя за то, что его желание становились слишком бесконтрольными, слишком одержимым и извращенным, и самое гнусное – он не хотел оставлять здесь Истану, но был вынужден – она уничтожит его. Эта хрупкая, глупая ассáру сможет обратить вспять его силу. Но, с другой стороны, она воистину глупа, раз осмелилась посмотреться в зеркало, и теперь она уснула, ушла в руки Верховного. Теперь небесный владыка волен вернуть ее или забрать себе. И пусть лучше заберет! Она не должна жить! Так будет лучше для всех.

Страж вскочил в седло, отметая прочь мысли об этой девчонке, и уже вскоре отряд из двадцати всадников покинул селение, устремляясь на север. Только Маар уже скоро начал ощущать, как расстояние, что отделяет его от ассáру, увеличивается. С каждой милей его дыхание становилось все туже, он начал задыхаться, словно на шею ему бросили аркан, еще несколько миль, и он погибнет. Маар отчетливо это испытал, настолько что взревел внутри. Мужчина остервенело подгонял скакуна, пытаясь вырваться из этой ловушки. Ассáру удалось его опутать. Удалось, проклятая сука!

Маар натянул поводья, останавливая взмыленного скакуна. Шед, что следовал рядом, заподозрив неладное, обернулся.

– Поезжайте. Я вас догоню, – бесцветным голосом бросил Маар команду.

Но Шед только хмуро покачал головой.

– А если не вернешься?

Маар смерил его потемневшим взглядом, раздраженно сжав в кулаках поводья, дернул, разворачивая скакуна, пуская его обратно к селению, удаляясь от отряда. Он убьет ассáру и нагонит. Маар должен это сделать, иначе – Шед прав – он не вернется, ассáру завладеет его душой. Уже завладела. Ван Ремарт мысленно сжимал в кулаке рукоять ножа, и его кровь кипела ядом. Какая это уже по счету попытка убить ее? Теперь у него нет выбора, или она умрет, или умрет он. Исгáр внутри него бушевал, раскачивая волны жидкого огня. Огненное око поднялось достаточно высоко, Маар терял время, и все из-за этой дрянной девчонки!

Селяне уже занимались утренними хозяйскими заботами: мужчины кололи дрова, носили сено в стойла, женщины стирали в ледяной речной воде одежду. Увидев всадника, побросали они все, уставившись на ворвавшегося в деревню Маара. Страж поднялся по ступеням, вошел в дом старосты, сдергивая нож с пояса. Староста не заметил, как он вошел, Маар застал его тогда, когда он нависал над старшей дочерью, дергая ту за косу, и крепко ругал. Она плакала, на щеках блестели слезы, но увидела Стража, и внутри нее всплеснул жар – она была счастлива увидеть его вновь. Маар это ощущал. Староста, заметив сразу оружие в руках Стража, вытянулся, закрывая собой дочь, но Маара она нисколько не интересовала. Гость, не сказав ни слова, зашагал в комнату, где осталась Истана, толкнул дверь. Женщина, что находилась внутри, даже плошки из рук выронила.

– Оставь нас, – приказал ей ван Ремарт жестким голосом.

– Не надо, мэньер, прошу! – взмолилась глухо женщина, преграждая путь к лежащей недвижимо девушке. – Это последняя ассáру, пощади, не убивай! Прошу! Не надо! Она еще совсем юная!

Но Маар ее не слышал, смахнул в сторону и шагнул к Истане, занося нож над ее грудью. Всего лишь на мгновение, но рука будто отяжелела, Маар втянул глубже, смотря на белое лицо Истаны, белую шею и грудь в разрезе сорочки, резко выдохнул, сжав рукоять. Ударил, метясь в самое сердце.

Женщина, что замерла с ужасом в глазах, прикрыв ладонью рот, побелела и не шевелилась.

Он проклят! Он уничтожил самого себя! Маар отнял руку, он не сделал и царапины на ее жемчужной коже. Острие застыло над самой кожей, будто воздух был твердым льдом, не пропустил дальше. Рука, в которой Маар сжимал нож, задрожала от натуги, как и сам он. Страж опустил руку и тут же с громким рыком со всей злостью вонзил нож в брус стены, разразившись проклятием.

***