Текст книги "Наречённая. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Властелина Богатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

3_7 Maap

Снег заметал тела тварей. Их нужно будет сжечь, всех до единого, их кровь отравляет землю и воды в ней. Как Маар и думал, потери случились. Он стиснул зубы, когда издали почуял кровь и смерть. Несколько разодранных лошадей, не считая кобылы Истаны, и один воин. Один воин из двадцати – это поражение. Когда Маар собирался в крепость, он дал клятву самому себе, что ни одно порождение не заберет ни одной души из его отряда, ведь его отряд – это лучшие тренированные воины, которых он выбрался для себя. Семнадцать лойонов и три стража, включая самого Маара. Но Шед и Донат были всего лишь тенью ван Ремарта, потому что только в нем жил исгара. Его кровь, кровь – самого пекла. Колдун увидел в нем это и отдал в храм, он был бессилен справиться с демоном внутри него. И никто не мог, только сам он, Маар, научился управлять собой. Он так думал, верил в эту иллюзию до того мига, как нашел ассáру.

Помимо лойона был смертельно ранен страж. Доната уже уложили на подстилки, и Истана едва ли шею не сломала, наблюдая за тем. Она готова была броситься к нему, но не могла пошевелиться, заключенная в руках Маара. Кромсала ван Ремарта на живую, показывая всем своим видом, как не безразличен ей молодой страж, а его ненавидела всем естеством.

Алую пелену боли от выгрызающий нутро ревности разорвали голоса и спешащий к предводителю Шед.

– Все нойраны мертвы, – отчитался он.

Осуждение, как ржавчина, проскрежетало во взгляде стража. Взгляд его въелся в Истану.

– Собирай всех, – отдал приказ Маар, почти не видя перед собой ничего, ослепленный яростью, – укроемся в ущелье.

***

Ушло много времени, чтобы переместиться в укрытие, разжечь костры, поставить шатры. Истана спряталась в глубине одного из них, когда ван Ремарт сжигал тела порождений. На этот раз их было гораздо больше, чем в Сожи. И беспокойство Совета стало небезосновательно – граница в самом деле слабла, хотя Маар в глубине души думал, что тому явно что-то способствовало. Вот только кому это необходимо? Как бы ван Ремарт ни раздумывал над тем, а найти ответы не мог, надеясь, что как только окажется на месте, что-то да прояснится. Впрочем, король тоже рассчитывал именно на это.

Маар вернулся в шатер только к полуночи. Устало скинув с плеч одежду, пропитанную кровью нойранов, обмылся в лохани, мотнул головой, встряхивая влажными волосами, приходя в себя. Поглядел в сторону, где осталась ассáру. Девушка вела себя тихо. Ее рану нужно будет как следует осмотреть, чтобы убедиться, что яд в ее тело не попал. Едва Маар вознамерился это сделать, вытершись полотенцем, в шатер явился Шед.

– Донату стало хуже, – объявил он, и, конечно, от исгара не ушло, как страж стискивал зубы, злясь. Он, верно, винит во всем девчонку.

За пологом послалось шуршание, Маар вытянулся, когда к мужчинам вышла Истана. Ремарт пригвоздил ее тяжелым взглядом – разве он позволял? Та, дыша тяжело, твердо с долей решимости посмотрела на него, хоть волнение сдавливало ей горло. Ее тонкую шею хотелось стиснуть пятерней, она явно себе смерти желает. Ремарт был в шаге от того, чтобы затолкнуть Истану обратно в укрытие, а потом вновь преподать урок, такой, чтобы она уже наверняка выкинула из своей светлой головки подобного рода выходки.

– Позволь мне его осмотреть.

Маару показалось, что он оглох. От того, как быстро в нем всплеснулась ядовитая, словно кровь нойранов, ревность, он едва не ослеп. Тут же взял себя в руки, овладевая собой. Проклята ассáру.

– Нет, – ответил понизившимся до шипения голосом.

Голубые глаза Истаны потемнели, лютое негодование всплеснулось в них, оно всегда появлялось, когда Маар гнул ее и ломал.

– Возможно, у него началось воспаление от ран, а у меня остались травы, которая дала мне… – Истана замолкла, быстро глянув на Шеда.

Маар повернулся к стражу.

– Возвращайся, я скоро подойду.

Шед сдержанно кивнул и покинул шатер. Оставшись наедине с ней, Маар почти осязал, как колотится маленькое, но такое горячее сердце Истаны, сердце, которое может только лгать, как и эти невыносимо пронзительные глаза и плотно сомкнутые губы. Маара едва не швырнуло вперед, чтобы

стиснуть Истану в своих руках и приникнуть к этим мягким губам, теплым, нежным, упоительно сочным. Вместо этого он медленно сделал шаг, откидывая полотенце на жердь. Истана не двинулась с места, хотя все ее нутро панически бросалось прочь, прочь от исгара, от того демона, кем он являлся. Но внешне она была совершенно ледяная. Гордая, упрямая Истана. Она всегда будет бросать ему вызов своей непокорностью, недосягаемостью, не понимая, с кем желает бороться. Глупая Истана. Маар смотрел в ее глаза, нависая над девушкой скалой, наблюдая, как все больше зреет в ее взгляде непреклонность, чистый лед, об который можно биться сколь угодно, а не добраться до живого, да и бесполезно – его нет в ней. Он медленно опустил взгляд ниже, на тонкую шею и ложбинку между тонкими хрупкими ключицами в вороте платья, на поднимающуюся во вздохе округлую грудь.

– Он тебе нравится? Ты хочешь его, Истана? – вернул он взгляд на ее глаза.

– Ему нужна помощь.

Не ответила прямо, не сказала нет, играла на его и без того оголенных нервах.

– Отвечай на вопрос.

– Нет.

– Лжешь! Я видел, как ты ему улыбалась. Улыбнись мне, Истана, ведь я, как ты того можешь сколько угодно не замечать, но спас твою шкуру, – Маар поднял руку, убирая воздушную льняную прядь за ее плечо, костяшками пальцев провел по ее щеке, тягуче опуская взгляд на губы, ощущая, как пламенеет все внутри, закручивает в воронку так, что земля под ногами становится топкой. – Ну, что же ты молчишь, хочешь отблагодарить меня?

– Позволь мне помочь, и я… – она сглотнула, длинные, как беличьи кисти, ресницы дрогнули.

Глаза Маара загорелись голодно, исгáр в нем бушевал, метался горячим дыханием в груди. Ремарт погладил подушечками пальцев ее нижнюю губу, подбородок, опустил руку ниже, проведя по горячей шее, обхватил, чуть сдавил.

– Что ты? Продолжай… – его член уперся в плотную ткань штанов, его качало от тугих волн желания. – Ну…

– Отблагодарю.

– Хочешь ставить мне условия, маленькая лживая сука? Я могу заставить тебя сделать все, что угодно, и без твоего вознаграждения, войти в твой маленький ротик прямо сейчас, ты же этого никогда не делала, как я помню.

Глаза Истаны зажглись гневом, так ярко, почти ослепительно – истинная ее суть. Да, именно этого он и хотел, ощущать вихрь ее чувств к нему, пусть даже таких. Она сжала губы плотнее, будто боялась, что он и в самом дели собрался исполнить угрозу. Хотя признаться, он хотел бы, чтобы она отсосала у него, был бы не прочь ощутить, как эти тугие губки плотно смыкаются вокруг его плоти, размеренно скользят по всей длине. Член будто смолой горячей налился от одного этого представления, в то время как ярость ассáру колола его сотнями игл извне. Маар знал, как рвутся из ее горла проклятия в его сторону, но она силой своей воли сдерживает их, желая оказаться рядом с Донатом, чтобы он позволил, отпустил.

– У тебя есть четверть часа, – ответил он, убирая руку и отступая, слыша ее облегченный полувдох, будто удар плетью по сердцу.

Девушка развернулась резко, бросилась за полог, будто этого только и ждала, позабыв о собственном увечье, торопясь собрать нужное, а внутри Маара разрывало все на части – зачем отпустил? Она вновь повлияла на него каким-то невиданным образом. Чертова бездушная сука. Но данного слова он не мог забрать назад, пусть идет, но после…

Маар судорожно втянул в себя воздух, когда холод обдал его спину, как только Истана вышла.

3_8 Maap

Маар опустился перед костром. После ее ухода стало еще хуже, в глазах темнело от ошибки, которую он совершил. Он все же это сделал. Он уступил ассáру. Сегодня он позволил ей это, а завтра она уничтожит его, заковав в панцирь льда. И в этом будет виноват только он. Все сотряслось в нем при этой мысли, но воздух был неподвижен, как и сам он. Нет. Ей не удастся. После всего того, что он испытал на своей шкуре, он не позволит какой-то упрямой сучке приблизиться к нему, как бы ни жгла она его своими лживыми эмоциями. Огонь густо полыхал в полумраке укрытия, наполняя теплом, окутывая ватой. Маар посмотрел в сторону входа.

– Фолк! – окликнул лойона, которого поставил стражем у входа.

Полог тут же откинулся, и внутрь заглянул чернобородый мужчина с карими глазами и острым вороньим взглядом.

– Проследи за ней.

Фолк коротко кивнул и вышел, а Маар откинулся на шкуры, растягиваясь возле костра, прикрыв веки. Злость горячила, плескалась ядом в самой глотке, но нужно стабилизироваться. Подождать, когда она вернется, и тогда он восполнит все то, что она у него украла. Увертливая сука посмела манипулировать им своими выходками, забрав его покой, неизбежно проламывая в нем щит. Маар чувствовал, как по раскаленному граниту ползут неизбежные трещины, и что было за той стеной, ему самому неизвестно, но явно ничего хорошего. Маар все еще был оглушен волнами ее эмоций, таких неповторимо разных. Он каждый раз испытывал их, ловил их, смаковал, пробовал на вкус, но не погружался слишком глубоко. Почему? Чего он остерегается? Да ему и не нужно этого делать, она ничего для него не значит.

Маар считал каждый свой вздох, ожидая того мига, как вернется Истана, остро предвкушая, как она станет его благодарить, как встанет на колени перед ним, раскрыв свои розовые губки, ощущал так глубоко, что темнело перед глазами, а член болезненно пульсировал. Безумно хотел ее, до звона в яйцах, до оглушения. Но время растянулось в вечность, а ожидание становилось невыносимым. Она сейчас там, рядом с Донатом, помогает ему, заботится. О Мааре позаботились всего однажды, когда колдун нашел его полуживого в лесу и выхаживал целый год, пока мальчик не заговорил. И только потом, спустя несколько зим, в храм пришел его брат. Он думал, что Маар сгинул вместе с матерью, и давно похоронил его, но, когда узнал, тут же объявился. И пусть отцы были разные, с ним сложилась прочная связь. Брат так же состоял в армии короля и был лойоном высшего ранга. Он всегда держался верхов и был на хорошем счету у влиятельных предводителей. Он не любил ограниченность, всячески расширяя рамки своих возможностей – эта черта, как братец утверждал, передалась ему от матери, с чем Маар и был согласен. Он часто выезжал за пределы Навриема по службе, порой лойона заносило так далеко, что годами он не появлялся в родных краях. А потом пришло известие, что брат был убит одной из ассáру в самой грязной питейной, которые раскиданы по глухим захолустьям империи. Связь с братом была сколь тесной, столь и короткой, но, когда Маар узнал о его кончине, о том, что его зарезала ассáру, как свинью на убой, без доли сожаления, в нем что-то оборвалось – последняя нить, соединяющая его с человечностью.

Брат знал своего отца. Его убил один из ревнивых мужей его бесконечных любовниц, просто всадив в череп топор за темным углом. Маар же не знал никогда, кем был его отец. Мать не рассказывала о нем, а он был слишком мал, чтобы задавать вопросы. Но другие при упоминании о нем плевали Маару под ноги, и наверное, он боялся слышать правду. Человек может смело принимать любые удары судьбы, но только не правду. Правда – это оружие для убийства, это яд, выжигающий душу. Вот и Маар не принял, когда однажды один из воспитанников храма решился высказаться на этот счет, заявил, что его отец – трахальщик помойных крыс. Маар опрокинул громилу, который был в двое старше его, на пол, уложив на лопатки, всадил тому вилку в глаз, выковырнув оттуда мозги этого выродка. Он умер от болевого шока, а на Маара обрушался гнев воспитанников. Жестокие наказания наставников полились чредой, но для Маара это был всего лишь повод укрепиться в себе, в своей мощи. Когда он выжег внутренности одного из примерщиков, его уже не могли оставить в храме – он стал опасен для всех. Тогда-то его и заметил высший Совет, и все пошло в гору.

Наверное, в нем все же было что-то человечное, раз слова ученика так затронули его, выдернув его сущность наружу. Нет, он не считал свою мать таковой, он любил ее, любил настолько, что едва смог пережить ее уход. Но где-то в глубине точил червь сомнения, что она нагуляла его с кем-то, и этой ничтожно малой капли сомнения хватило Маару, чтобы стать уязвимым в тот миг.

Страж лежал и думал о многом, считая каждый удар своего сердца, наполненного отравой прошлого.

3_9 Истана

Донат лежал на животе, его спина, покрытая тонкой простыней пропитана кровью. Кто-то из один из лойонов вытирал ему лоб мокрым полотном. Он удивился, когда я появилась внутри шатра. Пройдя мимо еще одного охранявших его соратника, я, молча забрав у молодого лойона тряпку, опустилась рядом с постелью стража. Запах ржавчины въелся в самое небо. Донат даже не открыл глаз, когда я приблизилась. Крупные капли испарины покрывали его лоб, скулы и шею. Помимо поднявшего жара, яд нойрана в его крови затуманил рассудок, парализуя тело. Вспомнив что у меня всего лишь четверть часа, я быстро развязала узел с травами. Их становилось все меньше и это признаться беспокоило меня. Приготовив отвар, я вновь подсела к стражу. Охранник не сводил с меня глаз, наблюдая за каждым моим движением. Мне хотелось помочь Донату, это единственный человек в отряде, который имел сердце. Я не могла не попытаться. Чтобы потом не мучится, что не помогла. Повернуть самостоятельно тяжелого мужчину мне было не под силу.

– Помогите, – попросила помощи.

Присмотрщик покинул свое место, и вместе мы осторожно перевернули набок Доната.

Мужчина был сильно бледен. Я поднесла к посиневшим губам ложку с отваром, осторожно вливая его рот. Мокрые слипшиеся ресницы дрогнули, но Донат так и не открыл глаз, но благо делал маленькие глотки, пусть не произвольно, но хотя бы принимал снадобье. Когда плошка опустела, мы уложили его вновь на постель, и я принялась за раны. Спина его была изрезана длинными полосами, но меня не пугал их вид. Меня уже ничего не пугало в этом мире, ко всем мне отчаянно хотелось помочь, чтобы страж поднялся на ноги уже завтра. Я осторожно смывала подтеки, смазывала края борозд пахучей мазью, чтобы заглушить воспаление.

В шатер вошел Шед. Хмурый и сурово он полоснул меня бесцветным взглядом. Даже сейчас страж не мог вынести моего присутствия, его недовольство кололи мне кожу спины.

– Если бы не ты он был бы цел, – не сдержался от высказывания. – Он кинулся защитить тебя и поплатился.

И это заявление, грузом собралось в груди, потянуло ко дну. Мне было неприятно это признавать и больно, я не желала Донату зла. Кому угодно в этом проклятом мире, только не ему, а в итоге он же и пострадал.

– Оставь ее, – раздался вдруг послабевший голос Доната.

Страж разомкнул отяжелевшие веки, которые заливал проступивший пот. Глаза Доната замутненные остановились на Шеде. Ноздри того дрогнули, а Донат вновь закрыл глаза проваливаясь в забытые, дыша тяжело и надсадно. Я убрала налипшие пряди с его лба, отерев смоченным в стылой воде лоскутом его лицо, смочив губы талой водой.

– Тебе пора возвращаться, – заявил Шед, прогоняя меня.

Я зло глянула на него.

– Ему нужен уход и присмотр всю ночь.

– Не переживай, это уже не твое дело, – ответил чуть резче он, едва не грубо.

3_10 Истана

Я изначально встала в его горле костью. Уходить совсем не хотелось до злых слез, но мне никто не позволит здесь остаться и лучше смериться с тем и подчиниться, не разрывать же себя на части – силы мне еще понадобятся. Ведь меня ждет исгар. Я сам предложила ему вознаграждение. Ему мое согласие и не нужно было, но видимо ван Ремарт решил поиграть. Решил посмотреть, как я стану себя отдавать ему… Добровольно. Ну и пусть подавиться!

Я с горечью глянула на Доната, и принялась через силу собирать свои вещи. Уходить не хотелось совсем, но я ощущала, как он ждет моего возвращение. Дрожь скользнула по спине, холодным снегом, когда я вспомнила глаза Маара – непроницаемо-черные, вязкие как смола, в которых я утопала задыхаясь. Сила, исходящая от него, овивала путами мое тело каждый раз, когда он приближался ко мне. Бороться, противостоять ей мне с каждым разом становилось не под силу. В горле встал ком, в глазах потемнело от одного представления того, что мне предстоит пережить по возвращении.

Лучше не мучить себя излишними терзаниями, а его не дразнить ожиданием и поторопиться.

Я склонилась над Донатом, прошептав в самое ухо в надежде что страж услышит меня.

– Все будет хорошо, ты оправишься.

Больше немедля поднялась на ослабшие вдруг ноги, всецело осознавая всю гнусность своего положения. Рабского. Омерзение взяло к самой себе вместе с приступом ненависти.

Шед проводил меня до выхода пристальным взглядом, я чувствовала, как страж едва ли не плюнул в мою сторону.

Морозная ночь окутала меня с другой стороны шатра. Буря еще не утихала, бушевало как море, над откосами скал, между которыми укрылся отряд, завывая сквозняками средь голых камней. Жуткое место, но каково бы оно не было – это мой дом. А как говорила сестра, когда я сидела возле печи, наблюдая, как она ставит на поднос снедь гостям питейной – не место красит человека, а человек место – мудрость вселенская. Только внутри у меня вовсе не сказка, а самый скверный кошмар.

У входа в шатер, где лежал Донат меня уже ждали. Маар и здесь не оставил мне выбора, пришлось под конвоем следовать за лойоном до шатра Ремарта.

Я вобрала в себя больше воздуха и не мешкая, скользнула под полог. Все равно мне некуда деваться, а оттягивания времени – лишняя пытка, не к чему сейчас, усугублять и без того тяжелый день.

Но к моему глубокому удивлению и облегчению ван Ремарта не оказалось внутри. Я даже в пол вросла не в силах шелохнуться, вперившись на пустое место возле очага. Судорожно окинула взглядом стены шатра, прошла вглубь за свой полог, но и там было пусто. Куда он ушел? Впрочем, мне нет до того дела. Я сложила травы на место, но не стала прятать их далеко. Если… выдохнула с замиранием… Если Донат переживет эту ночь, они пригодятся утром. Устало скинула верхнюю одежду, умявшись в прохладной воде.

– Что ты шептала ему на ухо?

Его голос обволок, проникая под кожу, вынудив меня застыть, а сердце едва к горлу подскочило от его столь неожиданного появления. Выпрямилась, но не повернулась. Маар обхватил мой локоть и заставил повернуться к нему.

3_11 Истана

Маар посмотрел мне в глаза.

– Сама скажешь, или мне придется вытягивать у него?

Я задышала часто. Нет, в нем нет ни капли жалости, ни крупинки сострадания. Чудовище, какое же чудовище, как можно быть таким? Донат же при смерти! Я разжала зубы, чтобы ответить, но Ремарт сковала мою челюсть пятерней, больно впивая пальцы в скулы.

– Перестань это делать, или я выжгу твою ненависть. Ты знаешь, как я могу это сделать, это тебе не понравится, ассáру.

На правую скулу исгара упали черные пряди, оттеняя и без того темные глаза, но сейчас в глубине их не было огня, они кололи холодными искрами гнева. Да, я знала и помнила, на что способен исгар, я уже испытала его способность давить свою жертву, выжигая ее изнутри. Но мне плевать, я боялась не за себя, а за Доната. Взгляд Ремарта скользнул на мои губы, заставляя содрогнуться и вспомнить то, что было мной обещано ранее. Я сглотнула, когда Ремарт запустил свои пальцы в мои волосы, разбивая их из узла, расправляя по плечам и спине. Всего на миг глаза исгара вспыхнули, но тут же погасли и стали непроницаемо черными, как ночное беззвездное небо. И невозможно было понять его чувств, а хотелось бы. Неведение меня пугало. И как бы я ни была готова к тому, что страж собирался со мной сотворить, память подбрасывала не самые приятные воспоминания о первом разе.

– Давай, Истана, соверши то, что обещала мне, – прошептал Маар как будто с насмешкой, возвышаясь надо мной мраком – моим кошмаром.

Мне хочется сделать шаг назад и броситься без оглядки прочь, прочь от его чудовищной сущности, но я стою на месте. Его желание вынуждают мое тело вспыхнуть. Его желание настолько мощное, что обливает меня раскаленной смолой, сдавливая со всех сторон, мне и в самом деле стало нечем дышать. Мне некуда бежать. Я в ловушке. Я сама себя туда загнала. В когти зверя.

– Покажи, насколько ты можешь быть благодарной, Истана. Не в моих правилах идти на уступки, а особенно идти на уступки тебе подобным, ассáру.

Если до этого мгновения мне казалось, что глаза Маара черны, то теперь я понимала, что это было не так, сейчас они, как две стылые скважины, утягивали вглубь.

Маар вдруг выпустил меня и отстранился, сделав шаг назад. Он медленно стянул с себя верхнюю одежду и так же медленно развязал кожаный ремень, расправляя обтягивающие узкие бедра штаны. Я смотрела ему в лицо, не опуская глаз. Мои щеки загорелось огнем, а воздух вдруг перестал поступать в легкие, когда я все равно заметила краем зрения темную поросль волос вокруг возбужденного до предела длинного толстого члена.