Текст книги "Феномен человека"

Автор книги: Влаиль Казначеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

усовершенствования орудийного материала, бытовых, жилищных предметов, сооружений и т. д.

Несомненно, что такое представление о труде надо и дальше углублять. Прежде всего, следуя идеям

С. А. Подолинского, подчеркнем важность деятельности первобытного сообщества. Сколько такое

сообщество должно было тратить живой энергии на выживание и сохранение (продолжение рода) и сколько

калорий возвращало себе для обеспечения жизнедеятельности (речь идет о величинах калорийности с

учетом жизненно необходимых элементов пищи): согревания, охраны, обороны, миграционных

перемещений и пр.? Другими словами, речь идет о самом общем балансе траты живого труда (в

калориях), возврате из природы энергетического (пищевого и др. природного) материала для того,

чтобы первобытная человеко-стая могла существовать и при этом освобождать доли времени своей активной

деятельности для возможной поисковой активности и усовершенствования элементов жизнедеятельности.

Именно такой подход и есть важная позиция в понимании зарождения, появления первых шагов социально-

трудовой деятельности гоминид.

Уже в стайной организации животных появляется неоднородность ролей членов стаи, разделение

функций членов стаи женского и мужского пола. Эта иерархия с распределением функций (размножения,

охоты, охраны, воспитания молоди, поисков мест охоты, выпаса, безопасности и др.) есть основа

жизнеустойчивости стаи. Все это описано в экологической, биологической, этологической литературе. Иную

интерпретацию эти явления получают в социобиологии. Она выделяет такую организацию, как первооснову

эволюции, включая и естественный отбор, и поведенческие реакции в общесоциальной эффективности

животного сообщества (теории культургенов, вклада в обобщенный геном сообщества и т.д.).

Сформулированные выше положения должны получить дальнейшую разработку, поскольку они

позволяют выявить первичное кооперативное биосоциальное звено в антропогенезе. Сочетание этого

33

подхода с известными уже другими историческими материалами может иметь важное значение в

расширении работ по механизмам эволюции человека. Такое направление было обосновано и создано

отечественными учеными: С. А. Подолинским, В. И. Вернадским, Э. Бауэром, В. М. Бехтеревым, А. А.

Богдановым и другими. Наша задача сейчас – реализовать это перспективное новое научное направление.

Таковым можно считать применение биофизических и эволюционно-биологических исследований

социопалеопсихологии в антрогенезе.

Для этой работы необходимо использовать уже имеющийся мифологический, фольклорный материал.

Возможно, что на раннем этапе антропогенеза психологическое единство человеко-стаи и

психофизиологическая разновидность (гетерогенность), т. е. психофизиологические, конституциональные

особенности индивидов, в большей степени являлись следствием «сцементированного» социально-

природного «организма» (популяции).

В таком «организме» человеко-стаи, видимо, были реализованы еще не известные нам социально-

психологические механизмы регуляции первобытных сообществ. Именно такие сообщества явились новыми

естественно-природными образованиями, новыми «организмами» эволюции. Они стали реальной

предпосылкой для антропогенного исторического взрыва. Он был вызван зарождением нового социально-

природного «инструмента» взрыва: «организм – сообщество» как человеко-стая. Механизмом выживания и

взрывной эволюции этого «организма» (на основе всех прошлых биологических образований) стал новый

кооперативный биотермодинамический негэнтропийный механизм – единый коллективный интеллект.

Появился новый вид деятельности, включающий в себя все звенья организации стаи: опыт, рефлексию,

память, опережающее мышление, наконец, свойство эвристичности. Это свойство и было важнейшей

функцией единого социального «организма». На его основе формировалась и система хранения, передачи и

накопления биосоциальной информации.

Выше мы писали, что в этом взрыве исторически произошла инверсия двух форм живого вещества:

полевая форма стала основой новых возможностей белково-нуклеинового субстрата жизни, мозга приматов,

межличностных отношений нового единого организма. Эта новая деятельность включала, интегрировала в

себе элементы негэнтропийной активности из информации, опережающего предвидения, поиска, открытия

механизмов трансляции информации, самовоспроизводства, но главное изменение – приспособление

внешней среды для извлечения из нее новой энергии и увеличения организованности сообщества.

Эти, пока еще малоизвестные, механизмы антропогенеза необходимо тщательно изучать.

Биотермодинамический подход может помочь найти новые методические и системно-математические пути

их открытия. Очевидно, что древнейшие свойства человека были погружены, «растворены» в последующих,

уже социально-экономических, политических, религиозных движущих механизмах истории. Вот почему для

фундаментального понимания сущности человека недостает знания именно этих древних закономерностей.

Без них мы не сможем понять в полной мере феномен человека и осуществить управление нашим

человеческим будущим.

Очевидно, что рассмотренные выше проблемы лишь отчасти соответствуют традиционно

сложившимся направлениям исследований с их дисциплинарным характером. Развитие исследований с

позиций космической антропоэкологии требует соответствующей организации. В этой связи следует

приветствовать создание Всесоюзного межведомственного центра наук о человеке (председатель —

академик И. Т. Фролов) и Института человека (директор – член-корреспондент АПН СССР В. П. Зипченко).

Эти академические учреждения были утверждены Президиумом АН СССР в начале 1989 г. Видимо,

необходима организация филиала Института человека и на восточных территориях страны с центром в

Новосибирске.

Консолидация усилий представителей различных наук, в частности, позволит начать более глубокое

изучение уникальных памятников, свидетельств эволюции древнего человека, сформулировать проблемы

северо-азиатского очага антропогенеза. Если сочетать опережающие исследования с известными уже

представлениями о механизмах адаптации аборигенного и пришлого современного населения на этих

территориях, то в исследованиях антропологов откроются новые пути к достижению научного синтеза.

Подчеркнем, что исторические памятники жизни и деятельности древнего человека в Северной Азии есть

достояние не только национальное, но и общечеловеческое (например, культура Диринга в Якутии). Здесь

возможно открытие ключа к пониманию глобальных перспектив современного человечества.

Комплексное изучение феномена человека на восточных территориях сегодня имеет реальную основу.

В него следует включить: современные социально-биологические, демографические популяционные

процессы; климато-географическую специфику территорий; особенности хозяйственно-экономического

освоения; специфику миграций, перемещений, взаимодействие древних коллективов, племен, этносов.

Необходима организация музея проблем Человека (феномен Человека: прошлое, настоящее, перспективы

создания общественного фонда проблем человека). Уже сегодня возможны научные междисциплинарные

исследования по палеоэкологии, палеосоциологии на основании исторических памятников, по специфике

современных этнических групп Якутии и Северо-Восточной Азии в целом, культурно-мифологическому

наследию, процессам адаптации. Перспективы исследования акклиматизации приматов в зонах Северной

Азии, а также психофизиологические наблюдения за северными народностями, оценка равных сроков их

исторической миграции. В целом отделение Института человека на востоке страны по своим научным

горизонтам, объемам и перспективности может стать основой крупнейшего регионального,

34

общенационального и глобального продвижения в комплексном изучении человека, его эволюции, его

истоков. Одним из стимулов такого продвижения могут стать результаты исследований в космической

антропоэкологии и биологии человека.

Некоторые физические и психические возможности человека

В предыдущей главе мы затрагивали вопросы, относящиеся к одной из самых сложных областей

науки. Это проблемы, говоря словами выдающегося советского антрополога Я. Я. Рогинского, того «скачка»

или последовательности «скачков», которые сформировали современного человека и как природное, и как

социальное существо.

Наряду с экзотическими и парадоксальными суждениями, следует рассмотреть и более

откристаллизовавшиеся из области экологии человека и медико-биологического знания. Сюда относятся

теория адаптации человека к различным природно-экологическим условиям и теория общей патологии, в

которой рассматриваются предельные явления адаптации, ведущие к заболеваниям различной тяжести. Эти

области знания органически связаны с идеями эволюционизма, получившими дальнейшее развитие в

концепциях живого вещества планеты, биосферы (В. И. Вернадский), солнечно-земных связей живого

вещества (А. Л. Чижевский) и т. д.

Именно концепция живого вещества в качестве космопланетарного явления выдвигается на первый

план при осмыслении проблем эволюции биологических систем (живых организмов), включая самого

человека как части живого вещества планеты Земля.

В понятие этих универсальных, или, как говорят иногда, общенаучных, идей следует включать и

общетеоретические представления об адаптации, т. е. о взаимодействиях человека как биосистемы с

окружающей средой, космопланетарным, социально-природным миром. Таким образом, понятие адаптации

в важнейшем эволюционно-динамическом аспекте отражает процесс приспособления биосистемы к

меняющимся условиям среды. Определение адаптации отражает особенности организации биосистем

(отдельностей живого вещества) и живого вещества в целом, которые описываются законами Вернадского —

Бауэра: неравновесностью биосистем и эффектом максимума внешней работы. Именно в этом контексте

адаптация (а следовательно, сохранение и развитие здоровья в противовес болезни) есть динамическое

состояние (процесс) сохранения и развития оптимальных (т. е. соответствующих генофенотипу)

взаимодействий организма с неадекватной средой, гарантирующих выполнение жизненных, витальных

целей.

Исходя из понятия адаптации в указанном выше смысле мы можем более строго и отчетливо

определить понятие «здоровье человека». В этой связи важно подчеркнуть, что здоровье следует определять

отдельно в отношении человека как индивида и человека как представителя воспроизводящегося,

существующего на протяжении нескольких или даже многих поколений коллектива (популяции) . Одно дело

– те индивидуальные болезни, кото-

рыми вы болеете в течение жизни, то качество и объем труда, которое вы производите, затрачивая

собственные психические и физические резервы. И совсем другое, когда в этот процесс включается все, что

происходило с вашими предками, когда эволюционировали или утрачивались те или иные резервы,

возможности человека.

Исходя из этого разграничения мы определяем здоровье индивида как динамическое состояние

35

(процесс) сохранения и развития биологических, физиологических и психических функций,

оптимальной социально-трудовой активности при максимально продолжительной жизни.

В то же время, необходимо выделение понятия о здоровье крупных групп населения – человеческих

популяций, что особенно важно в условиях преобразования биосферы и космопланетарной среды в целом,

роста глобальных проблем, расширения урбанизированных зон, нарастания миграционных потоков людей.

Итак, здоровье популяции есть процесс социально-исторического развития социально-

природной, антропоэкологической жизнеспособности населения в ряду поколений, повышения его

социально-трудовой активности в общественно значимых целях, совершенствования

психофизических возможностей человека.

Этот комплекс представлений об адаптации, здоровье и экологии человека, соответствующие

определения с течением времени получили распространение у исследователей, выдвигающих на первый

план комплексный, интеграционный подход (Д. Д. Венедиктов, Ю. П. Лисицын, Г. А. Царегородцев и

другие).

Смею утверждать, что наши определения здоровья достаточно глубоки и перспективны (например, в

сравнении с определением здоровья, предложенным Всемирной организацией здравоохранения). Они

включают критерии, которые способствуют оптимизации адаптивных возможностей людей, следовательно, и

развитию их здоровья. Ключевые проблемы адаптации при этом углубляются в существо такого

социального, гуманистического, с одной стороны, и естественноприродного – с другой, явления, как

управление здоровьем популяции. К сожалению, научно-практические разработки в этом направлении

пока явно недостаточны и требуют всемерного расширения.

Адаптация происходит на основе функциональных перестроек, в соответствии с генетическими или

эпигеномными программами, возникающими в процессе развития нового организма. Она включает

перераспределение уровней реализации физиологических функций, использование пластических и

энергетических ресурсов организма, изменение метаболических (обменных) процессов, реорганизацию

тканевых, клеточных и молекулярных структур. Этот аспект адаптации изучен сегодня довольно полно. Хотя

многое предстоит еще сделать, но уже установлены существенные характеристики целого ряда отдельных

адаптивных механизмов и реакций.

Новые данные и подходы к изучению адаптации организма побуждают нас к переоценке ряда ставших

уже традиционными общепатологических концепций, меняющих установившиеся представления о роли тех

или иных явлений в патологии человека. Некоторые процессы, ранее воспринимавшиеся как норма,

обнаруживают свое патогенетическое значение, а другие процессы, расценивавшиеся как патология,

получают объяснение и оценку в качестве нормы в новых условиях.

При этом важно осознать, что основу прогнозирования состояния биосистемы (включая организм

человека) составляет наше знание о конечных ее целях. Сюда входят: а) функция размножения, репродукция;

б) мера устойчивости и сохранения генетического материала; в) функция оптимального для популяции

наследования и генофенотипической реализации генетической информации.

В настоящее время процессы микроэволюционных изменений у человека, вероятно, продолжаются и

характеризуются биосоциальной спецификой: более глубокими взаимосвязями нервной и генетической

памяти, изменениями во внутренних (эндоэкологических) механизмах и т. д.

Развитие организма человека на протяжении его жизни (оно называется также витальным циклом)

характеризуется двумя важнейшими программами. Одна из них отражает преимущественно социальные

деяния данного человека, а вторая – его биологическое назначение. Геометрически, в виде изображения,

подобного тем, что, например, рисуют в школе при доказательстве теорем, витальный жизненный цикл есть

парабола или разомкнутая дуга. Пусть одно крыло этой дуги выражает программу-1 (биосоциальную,

связанную с воспроизводством потомства). Второе полукружье пусть выражает программу-2, которая

является социально-трудовым, культурным, творческим вкладом человека в становление цивилизации.

Сочетание этих двух программ может быть либо гармонизированным (при благополучной социальной и

семейной жизни), либо контрастным, противоречивым, когда творчество и «домашняя» жизнь человека в

разладе.

Крайняя степень преобладания какой-либо из программ может приводить к десинхронезу, патологии и

гибели. Самопожертвование при этом носит либо социальный характер (творческое горение), либо

биосоциальный (гибель матери ради спасения плода, ребенка).

Как правило, патогенная экологическая обстановка нагружает и нарушает программы № 1 и № 2

непропорционально. Может страдать лишь одна из программ и «выигрывать» (стимулироваться) другая.

Такие противоречивые изменения требуют анализа в любом возрасте, для каждого возраста они

специфичны. В определенных возрастах и обстановке процесс касается системы мать – плод, мать —

ребенок или всей семьи в целом; родители – дети, и патология индивида составит лишь элемент патологии

(болезни) семьи. Диагностика и лечение требуют в таких случаях соответствующей стратегии.

Некоторые аспекты указанных двух фундаментальных программ витального цикла человека, их

«ортобиотическое» выражение наиболее отчетливо, пожалуй, выступают во взаимосвязях двух видов памяти

– нервной и генетической. Формы этой взаимосвязи в настоящее время изучаются. Например, исследуются

факторы нервного переноса и др.

Вполне возможно, что такая взаимосвязь нервной и генетической памяти у человека может иметь

36

свою специфику, зависящую от рассмотренных выше фундаментальных программ витального цикла.

Соответственно этому мы можем сказать, что здоровье – лишь средство в выполнении человеком его

социально-исторических целей. Их реализация невозможна при отсутствии здоровья, однако социально-

психическое доминирование этих целей, настойчивость в их выполнении, связанная с напряжением, риском,

является важнейшим механизмом индивидуального раскрытия всех возможных резервов как психики, так и

физических возможностей организма.

Если же здоровье становится для данного индивида с его социальными убеждениями доминирующей

самоцелью, то дальнейшая линия его жизни (витального цикла), по существу, уменьшает у человека,

принявшего такую установку, возможности важных инструментов управления здоровьем, мобилизации

резервов, жизнестойкости и т. д.

Обозначим такую модель здоровья, возникающую в определенной социально-культурной среде, как

экстенсивную. В этой модели счет идет по количеству прожитых лет, по сумме полученных удовольствий

(гедонистическая мотивизация), радости от здоровья. Остальные же сознательные и бессознательные

мотивы исключаются, обходятся как нежелательные или даже вредные, могущие принести ущерб главному

– здоровью.

В нашей научно-практической работе такой подход к проблемам здоровья формируется в связи с

исследованиями внутренней картины здоровья индивида, делается попытка выявить, какие

психосоциальные цели, сознательные и бессознательные, доминируют у данного 'индивида и как эти цели

сопрягаются у него с пониманием психофизиологии здоровья. Здесь выявляются новые возможности

изучения, связанные с общей патологией, адаптацией и экологией человека. Они могут быть связаны с

изучением наиболее общих форм несоответствия (нарушений) или соответствия индивидуальных,

социально-исторических целей данного человека с его гено-фенотипическими витальными резервами.

Следует особо подчеркнуть, что психофизиологические резервы, соответствующие программе-1

витального цикла, тесно связанные с программой-2, выражают решающую роль социально-духовной

направленности в развитии человека. В этой трактовке подчеркнуто, что психосомати-

ческие возможности человека в определенной социально-исторической, культурной и природной

среде могут либо необычайно глубоко раскрываться, либо же, напротив, консервируются, или начинают

просто исчезать.

Высшее духовное назначение человека, его интеллектуальных, творческих возможностей, могущество

этих возможностей, по существу, были осознаны издавна, уже в традиционных, древних обществах.

Отражение этого явления можно видеть в мифах о героях (Гильгамеш древних шумеров и вавилонян,

Прометей древних эллинов, Кетцалькоатль древних мезоамериканцев – ацтеков и т.д.), в суеверных

преданиях о персонажах, типа знаменитого чернокнижника, мага и ученого немецкого средневековья —

доктора Фаустуса и т. д.

На сходные явления указывают и многочисленные медицинские течения, например,

психосоматическая медицина, кортико-висцеральные концепции в патологии (взаимосвязь высших нервных

центров с внутренними органами), зафиксированные в клинических описаниях необычайно яркие случаи

выживания в экстремальных условиях, долгожительства и т. д. Здесь эмоциально-волевая

целеустремленность достигает своего максимального выражения.

Именно такие явления позволяют утверждать, что в социально-историческом плане здоровье

индивида и популяции следует рассматривать как важнейшее естественно-историческое и социально-

историческое средство реализации генерализованных, всеобъемлющих социально-природных процессов

развития. Отметим, что черты такого взаимодействия социально-природных целей и феномена здоровья, как

средства их осуществления, мы находим в истории традиционных обществ Востока и Запада, этносов,

существовавших в рамках таких обществ.

При этом знания людей, отражающие реальные особенности природных – космопланетарных и

37

биосферных процессов, сохранялись и передавались на протяжении многих поколений, образуя совокупный

антропоэкологический опыт. Это было особенно важно в регионах с экстремальными условиями жизни,

скажем в полупустынных ландшафтах, в приполярных зонах, в высокогорье (Центральная Азия, Тибет и т.

д.).

При этом акценты, связанные со спецификой антропоэкологического опыта, вероятно,

аккумулировались достаточно долго, передавались ряду поколений. Эти особенности отражали важные

социально-природные факторы, условия жизнедеятельности, специфику антропоэкологического опыта,

необходимого для выживания (столь характерных в Тибете, например, с его экстремальными эколого-

природными особенностями, неизменно привлекавшими к себе художественный, творческий гений Н. К.

Рериха). Отражались в этом, вероятно, и психофизиологические, гено-фенотипические особенности людей,

специфика разнородности человеческих популяций.

В этой связи гипотетически можно сказать следующее. В учениях о здоровье, созданных

средиземноморскими культурными традициями, важное место занимали личностные, эгоцентрически и

индивидуалистически ориентированные мотивы, доминанты поведения. Отсюда понимание здоровья как

высшей цели данного индивида (вспомним этот идеал, выраженный в античных скульптурных

изображениях атлетов и богов, того же Гермеса, протягивающего Дионису виноградную кисть).

В восточных традициях культуры здоровье рассматривалось преимущественно как средство движения

к бесконечной жизни. Поэтому идеологи индуизма уделяли столь значительное внимание планированию и

регуляции житейского поведения, воспроизводства поколений.

Отметим, в этой связи, что, например, знаменитый трактат «Камасутра» («Учение о наслаждении»),

воспринимаемый на Западе как эротико-сексуальное руководство, в действительности, по замечанию

авторитетных индологов, являлся трактатом по правильному (достойному с высшей теистической точки

зрения) осуществлению важных сторон общественной и семейной жизни и был связан в плане

преемственности с культами плодородия.

В так называемых тантрийских течениях индуизма (в шиваизме в самой Индии, в ламаистской

таптраяне в Тибете) эротический компонент жизнедеятельности божеств, сакрализация сексуального акта

имела важнейшее значение. Это отразилось и на специфических ритуалах и способах психофизического

тренинга, включенных в аскетическое подвижничество. Психофизиологические особенности этих

феногенотипов мало исследованы. По крайней мере, нельзя отрицать, что объективное научное изучение

могло бы выявить здесь новые, интересные явления, относящиеся к психофизическим ресурсам человека.

Обоснование возможности и познавательной ценности таких исследований дается в исследованиях

медика Л. П. Гримака. Ссылаясь на известное положение Ф. Энгельса о марксистском подходе к пониманию

истории прежде всего как к руководству для изучения, он обосновывает возможность объективного научного

исследования специфических психологических (психофизиологических) приемов, которые вырабатывались

в традиционных обществах и зачастую использовались для религиозных манипуляций поведением людей.

Само психофизиологическое содержание таких приемов может быть выделено из традиционного контекста

культурных традиций. Тогда создается возможность их использования для управления психологией

активности (волевого сосредоточения для борьбы со стрессами и т.д.), для изучения резервов человеческой

психики и организма, которые мы пока мало знаем.

В этом же аспекте могут быть восприняты идеи психолога П. В. Симонова о соотношении

личностного уровня психики с бессознательными и сверхсознательными уровнями. Характеризуя

традиционные кастовые общества Востока как системы, основанные на социальном неравенстве и жестокой

эксплуатации, Л. П. Гримак подчеркивает: «Может быть, потому, что выжить человеку в такой социальной

среде было совсем непросто, и возникла изощренная система психотренинга и психической саморегуляции.

Совершенствуясь в течение многих веков, она достигла поразительных результатов. Не использовать эти

достижения в целях обогащения общей культуры психической деятельности современного человека было бы

неразумно. Ведь не отказываемся же мы от физической культуры и олимпийских видов спорта лишь потому,

что зародились они у древних греков в связи с культовыми празднествами в честь олимпийского владыки

богов и людей – Зевса».

Интересно отметить в этой связи возникшие в науке попытки выявить широкий спектр показателей (в

том числе психофизиологического, культурологического, психопатологического характера), обусловленных

доминированием функции левого или правого полушарий, рационально-логическим, вербальным или же

интуитивно-образным характером активности мозга. Известны указания нейрофизиологов и культурологов

на значимость в восточном мышлении интуитивно-образных представлений (в частности, это проявляется в

приемах восточной медицины – самопогружении и особом восприятии природно-экологических феноменов

и т.д.). Эта гипотеза требует дальнейшего изучения, в том числе в свете культурологического разграничения

по Оси культур Запад – Восток.

Возможно также, что известное различие функций активности полушарий мозга связано с двумя

вариантами особого психоэмоционального состояния организма человека. В психофизиологическом

отношении это, пожалуй, наиболее интересно представлено в фазах короткого сна. Подчеркнем здесь

следующее:

момент 1. Состояние памяти и сознания, когда накопленный образный опыт отражается в мозгу

человека в короткие промежутки времени (порядка долей секунд). Этот опыт может озарять сознание в виде

38

вспышки с необычайно высокой скоростью. При такой скорости восприятия человек может увидеть

летящую пулю, свободно падающий с большой высоты предмет. При таком способе восприятия (озарение)

краткий промежуток времени регистрируется как продолжительный;

момент 2. Допустим, что такие состояния мозга и восприятия отражают механизмы эволюционно

сложившейся бессознательной жизнедеятельности человека. Возможно, что они необходимы для управления

психофизиологическим статусом человека во время сна. Тогда прорывы, кратковременные воспроизведения

таких состояний при переносе их на процессы внешнего мира могут служить психофизиологическим

основанием для многочисленных мифов и более поздних религиозных фантастических картин мира. Для

воспринимающих их индивидов, принадлежащих к тем или иным культурным традициям, созданным

определенными этносами, популяциями, эти картины будут казаться реальными явлениями (хотя и

иллюзорными с точки зрения внешнего наблюдателя) .

Не исключена возможность, что в ритуалах древних культур, в практике массовых экстазов

(характерных, например, для аграрных празднеств, призванных увеличить производительность природных

сил; для элевсинских мистерий эллинов, для шиваистских ритуальных празднеств индуистов), в обрядах и

ритуалах охотничьих празднеств, где употреблялись определенные сорта растений, соков, могли возникать

психофизиологические состояния «просветления». Вспомним в этой связи загадочное растение, из которого

древние индоевропейцы приготовляли напиток «сому». Подобные экстатические состояния (энтузиазм,

просветленность) могли иметь существенное значение для прогнозирования природно-космических циклов,

ориентации на них соответствующего поведения, видов социальной деятельности. Для этих предполагаемых

форм психофизиологических состояний, их выражения в социальном поведении характерна особая

смысловая организованность.

Здесь любой отрезок жизни (ее профанное, бытовое выражение согласно гипотезе крупнейшего

французского культуролога и религиоведа М. Элиаде о «профанном» и «сакральном» слоях во всяком

поведенческом акте человека древних, традиционных обществ), любой ее момент, имеющий начало и конец,

обязательно соотносился с «сакральным» миром, действующими в нем силами, и потому переживался в

психоэмоциональном плане как значимое, временами экстатически окрашенное явление.

Одно из предельных своих завершений подобная традиционная психофизиологическая модель

поведения приобретает в индийской йоге, где все виды психофизического тренинга в конечном итоге

ориентированы на погружение в нирвану (последняя в индо-буддийских течениях так называемой

ваджраяны получила характеристику «алмазного бытия», субъективно переживаемого как ослепительно

сияющее состояние экстаза).

Может быть выделена и иная группа психофизиологических моделей поведения, также имеющая

особое смысловое содержание. Оно, впрочем, может быть соотнесено с подсознательными состояниями

психофизиологической и регуляторной деятельности. Дело в том, что в короткой фазе сна весь объем памяти

настоящего и будущего (или его большая часть) одномоментно становятся доступны для подсознательного

обозрения в едином континууме восприятия (инсайт). Используя интуитивно-художественный план

сознания, этот феномен (или целую их группу) можно сравнить с особенностями восприятия человеком

внешней среды, погруженной в туман. Возможности восприятия в густом тумане ограниченны, но налетает

порыв сильного ветра и окружающее пространство вдруг безгранично расширяется, становится объемным.

Допустим существование человека, всю жизнь прожившего в густой туманной мгле. Тогда единичные

мгновения, снимающие эту завесу, должны создавать у такого человека необычайное переживание,

граничащее с фантастическим или невозможным.

Если такое восприятие имело место в жизни человеческих обществ (традиционный, современный

тип) в определенных ситуациях, то это создавало переживание природно-космического целого и всей личной

жизни индивида как элемента бесконечности Космоса. Здесь, по существу, субъективистки ощущались

бесконечность, неподвижность, бесконечный одновременно существующий континуум.

Весьма возможно, исходя из представлений о единстве природы и человеческой культуры (в

естественнонаучной трактовке В. И. Вернадского – человек как неделимая часть монолита живого вещества

планеты) утверждать, что эти состояния у отдельных индивидов в сообществе в особые моменты их жизни