Текст книги "Медведь и Пингвин (СИ)"

Автор книги: Владлен Багрянцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Да, три года назад мы неплохо развлеклись, – согласно кивнул Джеймс.

“Горящие машины, от горизонта до горизонта, и тысячи дохлых бангов и ураганщиков... пустыня поменяла свой цвет”.

– Но сам видишь, – продолжал Хеллборн, – мне сейчас не до дружественных визитов. Однако чем смогу – помогу. Как и в прошлый раз.

– Не сомневаюсь, – кивнул Бруно. – Ведь ты один из нас.

“Они что – сговорились что ли? – с тоской подумал Джеймс Хеллборн. – Разве могут быть такие совпадения? Черт побери – да, могут. Мне ли не знать. Вся моя биография – одна сплошная цепочка совпадений”.

– Мне кажется, ты меня не расслышал, – осторожно заметил подполковник Заполянский.

– Я тебя прекрасно расслышал, но ничего не понял, – угрюмо буркнул Хеллборн. – Пдозреваю, ты что-то другое хотел сказать, и просто оговорился.

– Врешь ты все, – не поверил Бруно. – Все ты прекрасно понял.

– Допустим, – процедил Джеймс, – теперь бы мне хотелось услышать маленькие грязные детали, в которых скрывается дьявол.

– Дьявол... – протянул Заполянский. – Целая стая чертей и демонов...

– Меньше пафоса, больше полезной информации, – посоветовал альбионец. – В каком смысле “один из нас”?

– В самом прямом, – отозвался Бруно. – Джеймс, ты еврей.

“Двадцать – ноль”.

– Оригинально, но неправдоподобно, – Хеллборн изобразил на лице растерянность и смущение, хотя именно такой ответ и предвидел. – С каких это пор? Разумеется, я мог бы стать евреем, если бы только захотел, но не припоминаю, чтобы я проходил специальную процедуру...

– Ты уверен? – хихикнул собеседник. – Одна наша общая знакомая как-то раз видела тебя без штанов...

– Бруно, ты грязный извращенец и дурак, – густо покраснел Хеллборн. – Да будет тебе известно, что мы – англосаксонские протестанты – тоже практикуем обрезание. У тебя есть еще какие-нибудь доказательства моего еврейского происхождения?

– Хеллборн – это еврейская фамилия, – заявил мосадовец. – Вот, например, был в прошлом веке такой известный художник, Людвиг Хеллборн. Не твой родственник случайно?

“Жаль, что Франц Киндлер этого не слышит”.

– “Людвиг Зюссман-Хеллборн”, ты хотел сказать, – ухмыльнулся альбионец. – И я не уверен, какая из двух его фамилий является еврейской. Ты будешь истинным сыном своего отца, если станешь утверждать обратное, господин Пташек-Заполянский. Что-нибудь еще?

– Не торопись, Джеймс, – сказал Бруно. – Это были только предварительные ласки. Каждый из этих фактов по отдельности можно оспорить и проигнорировать, но все вместе они демонстрируют настолько эпическую и величественную картину. что просто дух захватывает. Самое интересное тебе только предстоит услышать. Понимаешь, тут такое дело... Еврейкой была твоя мама.

“Согласно еврейской религиозной традиции сын еврейской матери тоже считается евреем, – отстранено подумал Хеллборн. – Происхождение отца при этом не имеет никакого значения. Вот, Бруно Заполянский, например. Отец у него поляк, а Бруно все равно еврей. Интересно, у немцев или русских тоже? Нет, вроде бы нет. Впрочем, Суздальского или Киндлера подобные мелочи не смутили. Так страстно они хотели заполучить меня в свои банды...”

– Ты не собираешься это как-нибудь прокомментировать? – поинтересовался сган-алуф Заполянский.

– Стоит ли комментировать очевидный бред? – огрызнулся Джеймс. – Знаешь, я не имею ничего против, но когда это Виктория Александровна Белкина, урожденная баронесса фон Стеллер, успела стать еврейкой? Впрочем, я всегда подозревал... Неужели Стеллеры были евреями?! Вот и Надежда как-то неубедительно отпиралась, когда я ее спросил об этом двадцать один год назад.

– Нет, фон Стеллеры были самые настоящие немцы, – поспешил заверить Бруно. – То есть русские немцы... впрочем, неважно. Вот только твоя мать не имела к ним никакого отношения.

– Я весь внимание, – проворчал Хеллборн.

– Это длинная история, – предупредил Заполянский.

– До утра управишься? – Джеймс машинально посмотрел на часы. – Утром я планирую убраться из этого города.

– Все началось в 1881 году... – начал было Бруно.

– Ну да, год рождения моей матери, – кивнул Хеллборн.

– Не перебивай. В 1881 году террористы из организации “Народная воля” убили русского царя Александра.

– Да, как сейчас помню, – снова не удержался от замечания Джеймс.

– ??? Что за глупые шутки? – не понял мосадовец.

– Разумеется, я при этом не присутствовал, – пояснил альбионец. – Просто как-то раз по долгу службы я составлял каталог успешных покушений на коронованных особ. Мы готовили одну операцию...

– Пригодилось? – живо заинтересовался Бруно.

– Столько трудов – и все коту под хвост, – пожаловался Хеллборн. – Эта сволочь сдохла без нашей помощи. Нет, вру. Это другой был. Того мы накачали парафином.

– Чем накачали?! – изумился Заполянский.

– Ты не отвлекайся, продолжай, – велел коварный альбионец.

– Черт бы тебя побрал, – вздохнул Бруно. – На чем я остановился? Ах, да. 1881-й год. Русские террористы убили русского царя, и возмущенные этим русские патриоты устроили по всей стране еврейские погромы.

– Эээ... Ты ничего не перепутал? – осмелился уточнить Хеллборн.

– Ни в коем случае, – заверил его Заполянский. – Именно в таком порядке – русские террористы, русский царь, русские патриоты, еврейские погромы.

– Логика этой последовательности ускользает от меня, – признался Джеймс.

– Не пытайся ее понять, просто прими как данность, – отмахнулся мосадовец. – Это исторический факт. Можешь потом в учебниках проверить. Так или иначе, среди прочих городов старой империи такой погром случился в Воронеже. Слыхал про такой?

– Да, – коротко ответил Хеллборн. “Разумеется, слыхал. Крупный промышленный центр, авиационный завод, ракетно-космическое бюро. Поэтому он в списке целей для наших бомбардировщиков – где-то в первой половине первой сотни”.

– В 1881 году начальником полиции Воронежа был молодой полковник Александр фон Стеллер, – сообщил Бруно и сделал паузу. Но на этот раз Джеймс никак не отреагировал на прозвучавшую информацию, поэтому Заполянский продолжал: – Добросовестный служака, поэтому он честно выполнил приказ губернатора: “Не препятствовать проявлениям справедливого народного гнева”. И только на третий день пришел новый приказ – разогнать погромщиков и восстановить в городе порядок. И вот полковник фон Стеллер со своими офицерами, солдатами, казаками и пожарными рассекает по еврейскому кварталу, отдает приказы и ценные указания – тут остановить, там задержать, здесь погасить пожар, етс, етс, етс. Между делом заходит в один из домов. Все перевернуто верх дном, в салоне два мертвых тела – хозяева дома, муж и жена. Судя по всему, мужчину убили сразу, а женщину успели изнасиловать. А в соседней комнате младенец плачет. Полковник некоторое время предается размышлениям, а потом подзывает своего ординарца, велит забрать ребенка и отнести к себе домой.

– Но... зачем?! – вырвалось у Хеллборна.

– Жена полковника перенесла тяжелую болезнь и не могла иметь детей, – сказал Заполянский. – Фон Стеллер решил, что это знак свыше, что сам бог посылает ему этого ребенка, и все такое. Здоровая девочка, примерно десяти дней от роду. В тот же день крестили в церкви, нашли кормилицу и оформили все необходимые бумаги. И дело в шляпе. Девочку назвали Викторией – полковник фон Стеллер был большим поклонником английской королевы и вообще англофилом. Собрал в домашней библиотеке всего Шекспира, Байрона и Шелли, разбил сад в английском стиле, зеленую английскую лужайку...

– К черту лужайку, – прошипел Джеймс.

– Да, ты прав, – поспешно согласился Бруно, – к черту лужайку. Девочка выросла, получила хорошее воспитание и образование, ее собирались выдать замуж – обычная биография для российской аристократки в конце XIX века. Более чем обычная, потому что Виктория Александровна связалась с левым движением. Принялась ходить на демонстрации, участвовать в антиправительственных акциях, научилась стрелять из револьвера... До откровенного криминала дело не дошло, а от мелких неприятностей ее до поры до времени спасал отец-генерал – уже генерал. И тут девочка принялась задавать неудобные вопросы. Она ведь не дура была, и в очередной раз посмотрев в зеркало, обратила внимание на свою внешность – милое дитя, не имеющее ничего общего с папой, мамой или старшим братом...

– Стоп-стоп-стоп, – прервал его Хеллборн. – Откуда взялся старший брат? Если жена фон Стеллера не могла иметь детей...

– Еще один приемный ребенок, – щелкнул языком Бруно. – Нет, на этот раз не еврейский – русский, отобрали у голодавшей крестьянской семьи. Это случилось чуть позже, но мальчик был старше Виктории примерно на год, так что его оформили как старшего брата. Короче говоря, Виктория принялась задавать неудобные вопросы – и в конце концов докопалась до правды. Она даже обрадовалась, когда поняла, что царский генерал, один из кровавых палачей тиранического режима – вовсе не ее родной отец. И сбежала из дома. Судя по всему, она собиралась разыскать своих настоящих родственников. У ее погибших настоящих родителей были братья, сестры, кузены – не все погибли в тот день, но почти все уехали из страны, кто куда – в Америку, в Бейрутский вилайет, даже в Белголландию. Но до цели Виктория не добралась. Сначала вышла замуж за симпатичного морского офицера, потом застряла на Гавайских островах, где работала сестрой милосердия в военном госпитале. А потом началась война, белголландское вторжение, на горизонте появились альбионские морские пехотинцы... Что было дальше – ты и так знаешь. Вот, вроде бы и все. Почти все. Что ты на это скажешь?

– Отличная история, – Хеллборн демонстративно захлопал в ладоши. – Браво. Сам придумал?

– Александр фон Стеллер был настоящий немец до мозга костей, – невозмутимо продолжал Заполянский. – Строгий порядок во всем, все разложено по местам, все расставлено по полочкам... Он вел дневник, где описал эту историю во всех подробностях, от первого до последнего слова, а потом спрятал его в сейф. В 1940-м году генералу было 90 лет, но ему не довелось умереть собственной смертью. Поляки разгромили Восточную Пруссию, и...

– Поляки? – ехидно переспросил Джеймс. – Мне помнится, там еще русские были, и Литбел...

– “Войско Польское Кенигсберг брало, а русское – только помогало”, – наставительным тоном сообщил Бруно. – Пора бы уже запомнить.

– Да-да, конечно, – не стал спорить Хеллборн.

– Короче говоря, шальной снаряд прилетел фон Стеллеру прямо в кабинет, – продолжил Заполянский. – Сейф – целый и невредимый, а генерал – в клочья. Видишь, в нашем мире остро не хватает справедливости. Это грязный вонючий ублюдок слишком долго коптил воздух.

– Ну, он все-таки спас ребенка... – неуверенно пробормотал Джеймс.

– ???!!! Ты сам себя слышишь?! “Спас”?! – взорвался мосадовец. – Он его украл!!! Порядочный человек на его месте разыскал бы родственников семьи – они все еще оставались в городе, а он как будто уволок трофей в свою коллекцию!!!

– Ты прав, – снова не стал спорить Хеллборн. – Что было дальше?

– Документы фон Стеллера достались польской военной разведке, – уже более спокойным тоном поведал Бруно. – Но тогда было захвачено столько трофеев, что дневники затерялись в общем потоке. Тут началась война с белголландцами, и восточно-прусские архивы резко упали в цене. Когда Заполянский-старший после войны перебрался ко мне, в Израиль, он прихватил с собой несколько тонн документов – покопаться на досуге, вспомнить молодость. Иногда я или мои сотрудники помогали ему. Пусть редко, но иногда в этой куче бумаг находились жемчужины – так, благодаря одной старой записке мне удалось добраться до хорошо спрятанного остафриканского шпиона. А всего несколько месяцев назад – да, я как раз вернулся из Дамаска и провел несколько дней дома, прежде чем снова отправиться в Южную Америку – мне на глаза попался дневник фон Стеллера. Там было все – даже точный адрес дома, в котором начальник полиции подобрал девочку. Мой агент побывал в Воронеже, заглянул в городские архивы и выяснил, кто жил в этом доме в 1881 году. Мы разыскали родственников этой семьи – и в Израиле, и в Америке. Сравнили фотографии всех этих теток, сестер и кузин за разные годы с фотографиями твоей матери...

– Да откуда вы взяли фотографии моей матери?! – не выдержал Хеллборн.

– Не волнуйся, мы не стали копаться у тебя дома, – покраснел Бруно. – Но они были в твоем личном деле, в подшивках старых альбионских газет, на стене одного дамского клуба в Дракенсберге...

– Понятно, понятно, можешь не продолжать.

– Короче, удивительное фамильное сходство. Настоящее имя Виктории Хеллборн – Рейчел Марголина.

– ...

– Как я уже сказал, родственники разъехались по всему миру, – Заполянский был сама невозмутимость. – Помнишь генерала Марголлена? Он командовал 11-й дивизией белголландской морской пехоты во время войны. Твой кузен. Правда, я не сразу соображу в какой степени, да это и неважно. А генерал ван Рубен, который на самом деле Рубинчик, старый добрый дядюшка Дэвид? Он на самом деле твой дядюшка. Девичья фамилия его жены – Марголина. Твоя двоюродная тетка. Старая добрая Белголландская империя охотно принимала российских евреев – викинги тогда готовились к войне с Россией, и как будто специально издевались над Петербургом. Кстати, знаешь Тессу ван дер Марк, министра финансов новой Танзании? Она тоже Марголина. Ты ее видел? Вылитая Виктория Хеллборн в молодости...

– Довольно, – резко оборвал его Джеймс Хеллборн. – Допустим. Допустим, все это правда...

– Ты называешь меня лжецом?! – возмутился мосадовец. – Я же сказал, приезжай в гости. Я покажу тебе дневник, фотографии...

– Нет, не называю, но даже ты можешь ошибаться или добросовестно заблуждаться, – заметил Хеллборн. – Неважно. Допустим, все это правда. Вернусь домой – прикажу выбить на могиле моей матери еще одну фамилию. Ты ведь не ждешь от меня большего?

– Как раз жду, – укоризненно посмотрел на него Бруно. – Ты ведь не станешь просто так отмахиваться от народа своей матери?

– Мне сорок девять лет, – сказал Джеймс. – Я всю жизнь считал себя альбионцем, и как-то поздновато становиться евреем...

– Авраам сделал обрезание в девяносто девять лет, – небрежно сообщил Заполянский. – Моисей тоже не сразу узнал о своем истинном происхождении...

“Авраам? Моисей?! Точно сговорились, – вздрогнул Хеллборн. – Или Бруно просто подслушивал наш разговор в Кейптауне? Спросить его об этом? Нет, не стоит. Все может быть еще проще. Уж израильским офицерам никто и никогда не запрещал читать Библию...”

– Спасибо за информацию, – пробурчал Джеймс.

– И это все, что ты хочешь мне сказать? – не отставал Бруно.

“Иногда самый простой ответ – самый правильный”.

– Я должен подумать, – прошептал Хеллборн. – Обдумать все это, понимаешь?

– Твое священное право, – немедленно согласился Бруно. – Не буду тебе мешать. – Мосадовец оставил кресло и сладко потянулся. – Раз уж я оказался в этом городке – навещу своих агентов, схожу на рынок за сувенирами и все такое. Как я уже сказал – можешь оставаться здесь сколько хочешь.

– Как я уже сказал раньше – только до утра, – передразнил его Джеймс.

– Полагаю, тебе снова потребуется транспорт? – уточнил подполковник Заполянский.

– Верно.

– Тогда я вернусь за тобой... скажем, в четыре ноль-ноль.

– Годится, – согласился Хеллборн.

– Договорились, в четыре утра. Отдыхай, развлекайся, не скучай.

Джеймс Хеллборн так и сделал. Пообедал, а потом и поужинал кошерными консервами, принял ванну, побрился и переоделся (в одном из шкафов нашлись костюмы на любой вкус), послушал радио, найденное в том же шкафу (батареек не было, приемник работал от динамо-машины). Музыка в этом сезоне очень даже ничего, международные новости гарантировали еще несколько часов тишины. Около девяти часов вечера Хеллборн выключил радио и отправился спать.

И все это время он старался не вспоминать про многочисленную династию Марголиных. Ни наяву, ни во сне. Не сейчас. Как-нибудь в другой раз.

В три сорок утра Джеймс был уже на ногах. Ровно через двадцать минут – точно в срок – появился сган-алуф Бруно Заполянский. Они перекинулись парой ничего не значащих фраз, заперли входную дверь и спустились в подземный гараж.

“Как-то тесновато здесь”, – хладнокровно отметил Джеймс Хеллборн.

Рядом с черной машиной Заполянского стояла еще одна черная машина – старый, видавший виды американский “корд”. У переднего бампера ошивались двое парней в помятых дешевых костюмах явно с чужого плеча. Нет, эти ребята не из тех, что обычно носят гражданское платье. Одного из них Хеллборн мысленно окрестил “Очкариком” – потому что тот носил очки. Недорогие, но хорошие очки в тонкой стальной оправе. Судя по всему, ровесник Бруно – сорок с небольшим. Такой же высокий, но не брюнет, напротив, лысеющий голубоглазый блондин. Второй – гораздо моложе, лет двадцать пять максимум, угрюмый низкорослый крепыш с расплющенным носом, немедленно заработавший кличку “Боксер”. Рыжеволосый и коротко стриженный. Породистый мерзавец. Знакомые лица, никаких сомнений. Нет, не старые друзья или враги – просто люди из бесконечного множества “как-то раз столкнулись в коридорах”.

– Вице-адмирал Хеллборн, сэр? – первым заговорил Очкарик. Голос у него был чуть-чуть хриплый – скорей всего, в прежние времена парень много курил, но недавно бросил. – Вы не представляете, как мы рады вас видеть!

– С кем имею честь? – нахмурился Джеймс.

Очкарик охотно продемонстрировал золотой значок, украшенный буквами “NCIS New Albion”.

– Я специальный агент коммандер Макхолланд, а это мой коллега, лейтенант Преториус, – Очкарик кивнул в сторону Боксера.

– И какого черта вы здесь делаете? – еще больше нахмурился сэр вице-адмирал.

– Извините, что беспокоим вас в столь ранний час, но мы будем очень признательны, если вы сядете в нашу машину, – коммандер Макхолланд был само добродушие.

– Мне не нравится ваше предложение, – Хеллборн потемнел так, что дальше некуда. – Вы не могли бы выражаться яснее? Зачем я должен садиться в вашу машину? Это что, арест?

– Как вы могли такое подумать?! – Очкарик очень натурально изобразил оскорбление в лучших чувствах. – Арестовать вас, здесь и сейчас?! Во-первых, у нас и мыслей таких не было. Во-вторых, даже если бы мы имели такие мысли – это невозможно. Мы находимся на пиндорамской территории, у нас здесь нет никаких полномочий. Мы просто два альбионских моряка в увольнительной, которые рады встретить в этом чужом городе знаменитого соотечественника. Мы хотим пригласить вас в гости. Наш корабль прямо сейчас стоит в гавани. Парни на борту будут рады вас видеть!

– А если я откажусь принять ваше приглашение? – поинтересовался Джеймс. – Просто повернусь и пойду в другую сторону?

– Мы печально посмотрим вам вслед, только и всего, – заметно огорчился Макхолланд. Угрюмое лицо молчаливого лейтенанта Преториуса тем временем говорило обратное: “Только попробуй повернуться. Далеко не уйдешь”.

– Хм. И давно ваш корабль стоит в порту? – как бы между прочим уточнил Хеллборн.

– Всего несколько часов. Откровенно говоря, мы зашли в гавань только ради вас, – поведал Очкарик. – Наш корабль возвращался из Европы, мы находились ближе всех к Сальвадору, поэтому приказ переслали нам... – Макхолланд запнулся и замолчал.

Все это время Бруно Заполянский молча стоял где-то за спиной у Хеллборна и старательно делал вид, что его здесь нет. Теперь Джеймс повернулся к старому приятелю лицом, и их взгляды встретились.

– Бруно, это ты меня сдал? – прошипел Хеллборн. – А как же “один из нас”? Вот так просто отдаешь одного из своих на растерзание волкам?

– Не драматизируй, Джеймс, – невозмутимо сказал Заполянский. – Какие волки? Это же твои сограждане. Я бы никогда не сдал тебя оркам, бангам, апсакам, харрикейнерам или другой красной или коричневой сволочи. Полиция дружественного демократического государства – совсем другое дело.

– Действительно, это ведь и не предательство вовсе, – презрительно усмехнулся Джеймс.

– Вот видишь, сам все прекрасно понимаешь, – как ни в чем ни бывало сказал Бруно. – Нам сейчас только не хватало поссориться с Новым Альбионом. Тем более, что ты наверняка ни в чем не виноват, и быстро со всем разберешься. Так что, как только ты закончишь дела с этими джентльменами, я рассчитываю на твою помощь.

– Что?! – Хеллборн едва не задохнулся от возмущения. – И у тебя еще наглости хватает?! Что бы я стал тебе после этого помогать...

– Станешь, – спокойно произнес мосадовец. – Нет, не мне и не ради меня. И не ради моей страны. И даже не ради НАШЕГО народа. Ради твоей матери. Ты сам рассказывал, она была добра к тебе, ты ее любил. Вот ради нее ты нам и поможешь. Чтобы больше никто не смел похищать новорожденных младенцев у мертвых родителей.

– Как скажешь, Бруно, – горько усмехнулся Хеллборн. – Прощай.

– До свидания, Джеймс.

– Как скажешь, – повторил Хеллборн и повернулся к ожидавшим его альбионским агентам. – Что теперь? Багажник?

– Мне было неудобно об этом говорить, – промямлил коммандер Макхолланд, – но вы правы. Багажник. Так будет безопаснее. Вам не стоит светиться в городе, вас могут узнать пиндорамские шпионы.

– Хорошо, пусть будет багажник, – покорно согласился сэр вице-адмирал.

“Мир полон наивных людей, – думал Джеймс Хеллборн, в то время как черная машина неслась по улицам Порт-Сальвадора в неизвестном направлении. – Алексей Суздальский, Франц Киндлер, Бруно Заполянский – каждый из них думал, что знает всю правду”.

Каждый из них не знал ровным счетом ничего.

Потому что 96, 97 и даже 98 процентов – все равно что ничего, когда речь идет про Джеймса Хеллборна.

Глава 9. Высокое искусство охоты на ведьм.

Часть первая.

__________________________ _______________

“Он знает иностранные языки – о, это преступник!

При обыске у него не обнаружено ничего компрометирующего – какой ловкий преступник!

Он смущается – ага, это преступник!

Он не смущается – еще бы, ведь это преступник!”

Эмиль Золя, “Я обвиняю”.

*

– Это какой-то позор, – констатировал Джеймс Хеллборн.

Кают-компания корабля была огромна – здесь можно было спокойно играть в футбол. Футбол европейский, американский или альбионский – на любой вкус. Но, скорей всего, американский – крейсер проекта “Перри Мейсон” построили в США, во второй половине 30-х и сбагрили Новому Альбиону в рамках ленд-лиза. Давно это было, однако ржавая посудина все еще бороздила океаны, теперь уже под флагом Объединенной ЮАР. Но совсем не этот факт вызывал глубокое возмущение заслуженного вице-адмирала.

– У нас на “Матильде” таких условий не было. И на “Макнамаре” не было. И на “Латимерии” тоже не было. Даже на адмиральском “Коршуне” не было. Мы были железными людьми в стальных кораблях, мы были готовы... – Хеллборн оборвал себя на полуслове. Все это было давно и неправда. Правдой была суровая реальность, в которой кают-компанию линейного крейсера украшал гигантский кофейный аппарат и машинка по изготовлению мороженого. В этом и заключался позор окружающей действительности.

Господи, какие идиотские мысли лезут в голову... Это все от агорафобии и одиночества. К счастью, долго оно (одиночество) не продлится, предположил Хеллборн и оказался прав.

На пороге пустовавшей (если не считать самого Джеймса Хеллборна) кают-компании появилась давешняя сладкая парочка – коммандер “Очкарик” Макхолланд и лейтенант “Боксер” Преториус. Вот теперь они явно чувствовали себя в своей тарелке – в полевой униформе Республиканского Флота, с минимальным количеством нашивок и звездочек. Преториус тащил кучу папок и тубусов – совсем как Хеллборн несколько дней назад, в кабинете президента. Макхолланд, как старший по званию, шел налегке.

Преториус швырнул папки на просторный стол (можно играть в теннис два на два), за которым уже сидел Хеллборн, потом отступил назад, скрестил руки на груди и принялся подпирать стену.

Макхолланд, в свою очередь, опустил задницу на стул и начал протирать очки огромным носовым платком в цветах имперского бангладешского флага. Трофей что ли? “Небось, в сувенирной лавке купил, – нахмурился Хеллборн. – Я этого пижона на бенгальском фронте не видел”. Но вслух Джеймс сказал другое:

– А я думал, вы мне покушать принесли.

– До обеда еще далеко, но я распорядился, – отозвался Макхолланд. – Нам принесут поесть и больше не будут беспокоить. Кают-компания в нашем полном распоряжении.

– Какой обед, если я даже не завтракал? – возмутился Хеллборн.

– Не беспокойтесь, сэр, мы не планируем морить вас голодом, – пообещал Очкарик.

– А что вы планируете?

– Поговорить. – Макхолланд нашел в куче папок картонную коробку с диктофоном. – Раз, раз, раз-два-три. Сегодня 31 июня 1961 года, 9 часов 35 минут утра по бортовому времени. Мы находимся в кают-компании, на борту военного корабля ЮАР “Перри Мейсон”, в центральной Атлантике. Присутствуют: вице-адмирал сэр Джеймс Хеллборн, специальный агент NCIS коммандер Томас Макхолланд и младший агент NCIS лейтенант Роберт Преториус. Это предварительная беседа.

– Вы позволите очень маленький вопрос, прежде чем мы начнем? – спросил Джеймс Хеллборн.

– Прошу вас, – пожал плечами Очкарик.

– Как наши дела на фронте? – поинтересовался Хеллборн.

– На каком фронте? – удивился специальный агент.

– На Огненной Земле, – пояснил Джеймс.

– Ах, вы об этом... Нет никакого фронта. Президент обсуждает эту проблему на переговорах с иностранными послами и лидерами, только и всего, – рассказал Очкарик. Джеймсу показалось, что Макхолланд внимательно следит за реакцией Хеллборна на эти новости. Еще ему показалось, что Макхолланд разочаровала данная реакция, но он изо всех сил скрывает свое разочарование.

– Хм. Спасибо. Вы не станете возражать, если я буду вести записи по ходу нашей беседы? – Джеймс достал блокнот, прихваченный на конспиративной квартире “Моссада” в Сальвадоре.

– Как вам будет угодно. Но вам придется показать блокнот мне, прежде чем мы оставим это помещение, – предупредил Макхолланд.

– Как вам будет угодно, – эхом откликнулся Джеймс, торопливо исписывая страницу за страницей. – Итак? – спросил он несколько минут спустя, откладывая карандаш. – В чем меня обвиняют?

– Вас пока ни в чем не обвиняют, – немедленно ответил Очкарик.

Хеллборн хитро улыбнулся, снова открыл блокнот и показал собеседнику первую страницу. “ВАС ПОКА НИ В ЧЕМ НЕ ОБВИНЯЮТ” – гласили большие печатные буквы.

Макхолланд пожал плечами и добавил:

– Как я уже сказал, мы просто хотим с вами поговорить.

Хеллборн перевернул страницу и показал следующую: “МЫ ПРОСТО ХОТИМ ПОГОВОРИТЬ”.

– Вы слишком уверены в себе, мистер Хеллборн, – заметил коммандер. – Вы уверены, что ничего не хотите нам рассказать?

Джеймс перевернул сразу несколько страниц. “ВЫ УВЕРЕНЫ, ЧТО НИЧЕГО НЕ ХОТИТЕ НАМ РАССКАЗАТЬ?” – гласила пятая или шестая.

Макхолланд пожал плечами и едва слышно кашлянул. Преториус резко шагнул вперед – почти прыгнул, ловким движением вырвал блокнот из рук Хеллборна и спрятал в нагрудный карман своего мундира.

– Браво! Вам удалось меня удивить! – воскликнул Джеймс. – А я-то думал, что вы и дальше будете говорить полицейскими штампами!

– Мы здесь все большие поклонники вашего чувства юмора, – сказал Очкарик, – но только не сегодня, сэр. Откровенно говоря, мы рассчитываем на серьезный разговор.

– Откровенность за откровенность, – осклабился Хеллборн. – Тот факт, что меня в чем-то подозревают и допрашивают свои, вызывает какое-то мерзкое жжение в носу. Я всего лишь хотел немного разрядить и благорастворить атмосферу.

– Вас пока никто не допрашивает... – начал было Макхолланд, немедленно прерванный усмешкой Джеймса:

– Я и про это в блокноте написал. Вы и дальше собираетесь говорить старыми полицейскими штампами, или сразу перейдем к делу? Еще раз, с самого начала. В чем меня обвиняют?

– Вас пока ни в чем не обвиняют, – повторил Очкарик с упорством хорошо смазанного магнитофона.

– В таком случае, я могу идти? – демонстративно привстал Хеллборн.

– Куда же пойдете? – удивился Макхолланд. – Мы на корабле, посреди океана...

– Ха-ха-ха! – натужно рассмеялся Джеймс. – Всегда приятно встретить человека еще более остроумного, чем я сам! Ха-ха-ха! Разумеется, я фигурально выражался. Я могу быть свободен? Я найду чем заняться где-нибудь на другом конце этого корабля.

– Нет.

– Но почему? Неужели я все-таки арестован?!

– Нет, но мы можем задержать вас на 48 часов без предъявления обвинений, – пояснил Макхолланд.

– Вы уверены? – усомнился Джеймс Хеллборн. – Вы же NCIS – УКРФ, Управление Криминальных Расследований Флота. А я все-таки генеральный директор Секретной службы. Даже если меня ни в чем не обвиняют, разве моим делом не должна заниматься республиканская полиция? Например, N.A.P.D. Special Branch? Вы только не подумайте ничего такого, я очень уважаю УКРФ, но закон есть закон. Знаете, разделение властей и специальных служб. “Ни одна специальная служба не может концентрировать в своих руках слишком много власти и тем самым угрожать основам нашей демократии!” – важно процитировал Хеллборн одну из бесконечных поправок к республиканской Конституции.

“Кроме моей собственной Секретной службы, конечно, ха-ха-ха!”

– Вы больше не директор Секретной службы, – с виноватым выражением лица сообщил Макхолланд.

“Черт побери, Дик Спенсер все-таки меня уволил. Плевать, я был к этому готов. Это еще не конец”.

– Но вы по-прежнему военнослужащий, офицер Военно-Морского Флота, – продолжал Очкарик. – Поэтому ваше дело окончательно передали нам.

“Что значит “окончательно передали нам”? А где оно было раньше?” – не понял Хеллборн, но решил пока не уточнять и не торопить события.

– Почему вам? Почему УКРФ? Почему не в отдел кадров? Гросс-адмирал Хиггинс будет очень недовольна, если узнает, что вы отобрали у нее такую жирную добычу. Ага! – торжествующе воскликнул Джеймс, когда Макхолланд заметно поежился. – Вы тоже знаете эту страшную женщину! Она отправит вас служить в такое место, где вы будете мечтать о расстрельной команде на рассвете...

– У нас есть сорок восемь часов, – торопливо перебил его Очкарик.

– А что потом? – заинтересовался Хеллборн.

– Ну... у нас есть несколько идей. Поэтому мы и собрались здесь, чтобы обсудить их с вами, – сказал Макхолланд.

– Например?

– Например, вы отказались выполнить прямой приказ президента, вашего верховного главнокомандующего, – начал Макхолланд.

– Не было никакого приказа, – лениво зевнул Джеймс. – У меня два десятка свидетелей, и пусть только попробуют солгать под присягой. Были какие-то невнятные туманные намеки, которые я не обязан понимать. Ни один трибунал не посмеет осудить меня. Вот увидите, я еще буду жаловаться в сенатскую комиссию по этике и Совет национальной безопасности. Что-нибудь еще?