Текст книги "Комната 24"

Автор книги: Владислава Черкашина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Волков бояться – в лес не ходить, да?

Я согласно кивнула и приступила к своим прямым обязанностям. Благо Петька завалил заказами. Однако из-за спины – со стороны кухни – послышались смешки поварят. Чего это они удумали, интересно. Поди уже выдали меня замуж за этого денди и отправили в свадебное путешествие на Карибы. Знаю я их – любителей посплетничать и заниматься строительством прожектов.

Уже несколько дней у меня сильно болела голова. Не знаю, с чем бы это могло быть связано. Но боль адская – мягко говоря. Словно тиски со всех сторон сжимают череп, мозг. Такие вот ощущения. Лучше не описать.

Когда кровь пошла из носа пришлось взять выходной. Потому что она просто шла рекой, без остановки. Мама не на шутку переволновалась. Мне тоже мало приятного – это все же мой нос и моя кровь.

В больнице ничего путного объяснить не могли. Не думаю, что им действительно оно надо. Не то чтобы, но все же. Будем честными. В наше время мало людей переживают за других, стремятся помочь. Такой вид человека – вид вымирающий. И в этом абсолютно некого винить. Всего лишь еще одна ступень эволюции в сторону деградации.

В честь выходного мы решили устроить дома «большую стирку». Точнее, я решила. Потому что маме, как ни крутись, надо было ходить на работу. Так что я в одиночку перестирала груду всякой всячины. Действительно всячины. Были вещи, которые я годами не носила и без понятия как столько времени они оставались незамеченными в шкафу. Бельевая веревка над ванной внушительно прогнулась. Я оглянулась в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь, наткнулась взглядом на запотевшее зеркало.

«Найдена».

Одно слово пересекало его. Но я ничего не писала. Кроме меня, дома никого. Что за шутки? Я протерла глаза. Но надпись не исчезла.

– Най-де-на, – прочитала я по слогам.

Но от того, что я произнесла это вслух, ничего не изменилось.

– И снова здравствуйте!

Даниил Аркадьевич занял место напротив меня. Свое типичное (в последнее время) место. Я неопределенно хмыкнула.

– Вас не было несколько дней, – продолжал он, будто не реагируя на мой игнор. – Приболели?

– И благополучно выздоровели.

– Я счастлив.

– Рада стараться.

– Грубо.

– Вам не кажется, что вы навязываетесь?

Он задумался. А лицо такое, будто ему пощечину дали. Так и надо.

– Нет, – наконец решил он, – я просто хорошо провожу время.

– Играя на нервах других?

– Я задеваю ваши нервы?

Тёма вовремя вмешался. Друг схватил меня за руку и оттянул в сторону. А ведь я уже была на грани какой-нибудь глупости.

– Даша здесь. С Кириллом.

Я удивленно уставилась на друга. Кирилл – муж моей так называемой сестры. Мы все к нему хорошо относимся. Хотя тот факт, что он вообще женился на Дарье Валерьевне, заставляет задуматься о наличии мозгов у парня.

– Я сам их обслужу, если ты не против.

– Нет. Конечно, нет.

По крайней мере, новость о Кирилле охладила мой пыл против сестры. Возможно, она взялась за ум. В конце концов, у них двое детей. Есть о чем подумать.

Внезапно все пошатнулось. Секундами спустя я поняла, что пошатнулось только у меня. Не то, чтобы это шибко пугало. Но приятного мало.

Я со стороны наблюдала как жеманно улыбалась и кокетничала с собственным мужем Дарья Валерьевна. Она просто привыкла. Та же улыбка отсылается официанту. Смешно даже. Их столик обсуживал новенький паренек. От ее призывной улыбки все лицо парнишки покрылось красными пятнами, даже уши заалели. И как Кирилл может не замечать. С досады у меня зубы скрежетали.

Мама вечно обвиняет меня в гипертрофированной честности. Я не выношу ложь. Хотя лгу часто. Во имя блага, разумеется. «Белая ложь» – ложь во спасение. Она не в счет. Потому что, когда речь заходит о моей сестре, то эта речь полна грязной лжи.

Заскучавший гость деликатно кашлянул. Я невольно посмотрела на него.

– Уже половина седьмого, – поразительно. Он говорил, а я думала только о том, что моя сестра с мужем могли делать в клубе в такую рань. С кем они оставили детей? – Подвести до дома?

– Да, спасибо, – рассеяно ответила я и транс сошел в то же мгновение.

Черт. Даниил Аркадьевич ликующее улыбается. Я, как всегда, ляпнула не к месту. Деваться некуда, придется ехать.

Мы ехали молча. Молодой человек несколько раз пытался завязать беседу, но мои спицы явно сломались. С языка ничего путного не шло, даже колкость. Максимум на что я была способна – сидеть и пялиться на пейзажи в окно.

Последний оживленный перекресток перед нашей тихой улочкой. Красный, желтый. Наконец, зеленый. Даниил Аркадьевич дал газу. За последующие пять секунд я успела увидеть лишь его непроницаемое, сосредоточенное лицо… И искаженное ужасом лицо водителя трамвая, который вопреки сигналам светофора несся на нас.

Удар пришелся по правому боку. Ровно там, где сидела я.

Да я просто счастливчик.

Ничего не хочу сказать по поводу наших больниц, но придется. Деньги – решают все. В прямом смысле. Человеческая жизнь стала оцениваться в денежном эквиваленте и это не просто печально. Прискорбно. Не знаю, чтобы со мной было, если бы целенький и невредимый Даниил Аркадьевич не заплатил за качественное обслуживание. Наверное, его мучает совесть. Его-то подушка безопасности сработала на ура. А мою заклинило. Отсюда мы имеем: переломанный нос, ребра, кости, вывих плеча, сотрясение мозга, гематомы и прочее, и прочее.

– У тебя девять жизней, – улыбнулась медсестра в очередное утро. – Как у кошки. – Она попутно проверила швы и всмотрелась в мое измученное лицо. – А заживает все, как на собаке.

Возможно, все верно. Но по правде, помогали только обезволивающие. Хотя, как я поняла, их доза граничила с наркотическим опьянением.

Мама приезжала утром и вечером. Вымученная, усталая, измотанная дорогой. Попроси ее не приезжать, не мучить себя – не послушает.

– Мам, – в очередной раз заявила я, – со мной все будет в порядке.

Честно говоря, я не очень верила в свои слова. Недавно появилась медсестра – одним своим видом ужас наводит. Она красивая, даже очень. Черты лица четкие, волосы цвета вороного крыла, глаза – внимательные, цепкие, как смола, черные. Но от общего облика веет отчужденность и темнота. Словно в прошлой жизни она была серийной убийцей.

– Знаю.

Мамино восклицание прозвучало так, будто она мои мысли прочитала.

– Я знаю, с тобой все будет хорошо. Ты поправишься. – Мама замялась. – Но вот когда сможешь выйти на работу – неизвестно.

Выражение моего лица не изменилось. А что мне было делать? Закричать, чтоб дали отдохнуть и не мучили неудачами. Потому что, да, я – неудачник. Не везет с работой, не везет с личной жизнью. Не везет в принципе. Психологи говорят: все дело в установках. Должно быть, я даю себе не правильные установки. В противном случае, все работало бы исключительно хорошо. Хотелось бы реально быть хозяином своей судьбы.

– Мы пять в долгах?

Мама молча кивнула. Мы одновременно вздохнули. Да. Сейчас определенно не время и не место для начала управления своей судьбой.

Меня выписали через несколько дней.

– Доедай последние, – поднимаясь, сказал он, при этом закинув себе в рот пригоршню орехов. – Я приготовлю кофе.

Я не знаю как здесь оказалась. Честно. Все как-то быстро, шумно и сумбурно. Но факт остается фактом. Я – в позе «лотоса» – сижу на мягкой подушке на полу перед низким журнальным столиком, на котором несколько полупустых блюд с остатками завтрака.

Ничего серьезного. Просто болтовня о жизни. Просто уже полдень – кошмар! Мама будет волноваться. К тому же, я явно не выспалась. А когда я спала? Ладно, сутки без сна провести можно. Но этот режим уже начинает порядком надоедать – не было такого раньше. Не было столько усталости – аж до ломоты в костях. Иной раз поднимусь на ноги: и если не шея, то колени захрустят. Прям старушка столетняя.

Зато теперь я все знаю о нем. И он – обо мне. Кажется, мы знакомы целую вечность. Возможно, авария нас сблизила.

Несколько странно и чудаковато было довериться постороннему человеку. Но порой, говорить на чистоту с незнакомцем в сто раз проще, чем с самым близким человеком.

Сидя фактически на полу перед столом, заваленным едой, с закрытыми шторами (а окна стоит признать просто шик – огромные, да и квартирка не из дешевого десятка), я рассказала Дане больше, чем когда-либо позволяла говорить Тёме. А ведь тот мой лучший друг. Всегда им был. Но здесь – другое. Возможно, зарождение новых чувств. Возможно, появление новой ячейки в обществе – кто знает. Возможно, поварята просто провидцы и им виднее сразу: кто мне лучше подойдет. Потому что, когда как-то раз один весьма «очень-даже-ничего» парень стал со мной флиртовать, двойняшки сразу заявили, что он не «тот парень». А Даня им понравился сразу.

И как легко и свободно я называю его Даней. Просто удивительно.

Он рассказал о своем детстве. Как рос без родителей (и не особо-то любит о них говорить) – родной отец погиб на производстве, а отчим и мама все время работали, так что он рос с дедушкой и бабушкой в пригороде. Он очень их любит, ценит их мнения. Его лицо становилось светлее, когда он вспоминал о них. Как только стал нормально зарабатывать, начал откладывать деньги на приличный дом, дабы сменить трущобы. Хоть какая-та радость «старикам» на пенсии.

Конечно, он может думать, что хочет, но по мне так: какая может быть радость – вместо хрущовки драить особняк? Но это так – привычная колкость.

Даня на самом деле любит родных и заботится о них. Больше было даже не в его словах, сколько в мимике, в том, о чем беззвучно сообщали его глаза. Такие поразительно внимательные и нежные.

Дедушка и бабушка живут в загородном доме с хорошим участком. У его дедушки «золотые руки» и всему, чему мог, он обучил Даню. Бабушка обожает сад и «достает» разговорами о правнуках. Не то чтобы он сам о них не задумывался, просто пока еще не готов. И такое серьезное лицо при этом.

О себе я рассказала вскользь. Знаю, он мне доверился. Но ведь я его не обманывала. Мы с мамой живем вместе. Обе работаем: только она днем, а я – преимущественно ночью. Но сейчас это не так тяжело, как когда училась. Вот тогда я действительно мучилась от недосыпа.

– Мне кажется, – говорила ему в предрассветной заре, – мы с ней, как белки в колесах. Привыкли быть на дистанции. Сойдем ли сами? Вряд ли. Скорее уж нас сойдут.

Зачастую в моих словах мелькала горечь, но куда без нее. Дарья Валерьевна – так называемая старшая сестра, якобы карьеристка. Это все миф. Она почти сразу стала гулять от мужа во все стороны. И дети – они для нее вообще ничего не значат. И все бы ничего, но она сделала все, чтобы мы с мамой перестали с ней общаться.

– Ненавижу ли я ее? – Глухо задавалась вопросом. – Нет. Еще подростком я определила: ненависть и любовь – сильные чувства. Но безразличие – страшнее. Я стараюсь быть безразличной, холодной по отношению к ней… Но, кажется, я все еще ее презираю и ненавижу. От этого будет тяжело избавиться. Это сидит во мне, словно я собака Павлова. Рефлекс.

Даня понимающе усмехнулся. Теперь мне даже нравились его «кошачьи фырки» вместо нормального смеха или ухмылки.

– Мы все живые люди. Когда-то мама созналась, что не сильно переживала смерть отца. Мне было три, когда она повторно забеременела. Но отец больше не хотел детей, говорил, не потянем. А для мамы: ребенок – дар Божий. Она верующая, понимаешь? – Словно пытался ее оправдать, но для меня она в этом не нуждалась. Я уже заочно любила эту женщину. – Они поскандалили и дошло до того, что он ее избил. Дед с бабушкой тогда еще жили в деревне. Кажется, они так ничего и не узнали. Разве что бабушка догадывалась. Но, как говорила мама, после той «кровавой ночи» в ней словно отрубило. Как будто он умер для нее уже тогда. Ребенка она не доносила. А отец погиб через полгода. А еще через год она снова вышла замуж.

Его взгляд был стеклянным, обращенным в те далекие мрачные времена. Он прочувствовал материнскую боль, принял ее в себя. А его боль передавалась мне.

– Она очень сильная, я ею восхищаюсь, – поддержала его я.

– Да. Но почему-то верит, что ее ненависть убила его. Потому что за то, что он с ней сделал – она люто ненавидела его.

Я не стала рассказывать историю про своего отца. Это всегда успеется. Он не был каким-то летчиком или космонавтом дальнего плавания. И даже не был алкоголиком. Просто трусом. Вышел однажды и больше не вернулся. Мы верим – его захватили инопланетяне. Мне было всего несколько месяцев. А Дарье Валерьевне не полные десять лет. Обидно, что ее он терпел, а мое появление его «смутило».

Даня вернулся с кофе, пока я мысленно заново пережила этот чудесный день откровений.

– Уже поздно, – заметил он. – Я отвезу тебя домой.

– Да. Еще надо успеть поспать перед работой, – и сладко зевнула в подтверждение слов.

– Можешь спать хоть до завтрашнего вечера, – улыбнулся парень, – я договорился с Альбиной.

– Это когда успел? – Я подозрительно прищурилась.

– Пока готовил кофе, позвонил ей.

– Поражаюсь ей, когда она сама-то успевает поспать.

– Да, Альбина всегда блистает энергией.

– Как давно ты с ней знаком? И насколько хорошо знаешь?

– Надеюсь, ты не собираешься ревновать.

– А что если и так?

– Нет никаких оснований. Мы знакомы с ней не слишком близко, но достаточно, чтобы я мог делать о ней выводы.

– Как о хорошем человеке…

– Безусловно.

Нас прервал телефонный звонок.

– Одну минуту, – пообещал Даня, но скрылся на целых десять.

Во время его бесшумного разговора, я поднялась на ноги, потянулась – кости опять мерзко захрустели. Прошлась вдоль шикарных окон. Даня жил один. Его квартира – на последнем этаже многоэтажки – больше напоминала студию. Ну не по размерам, а по частичному отсутствию стен. А так, места здесь столько – хоть в футбол играй.

– Прости, – вернулся от туда, что звалось кухней, – это с работы. Я брал на сегодня выходной, но у них там какой-то переполох.

– Тогда езжай к ним скорее, – не раздумывая отозвалась я.

– А ты?

– Доберусь на метро.

– Ладно, – ему было не ловко, – тогда хотя бы поближе тебя довезу.

В городе установился не сильный мороз. С одной стороны – северные ветра. С другой – не привычное тепло. Я добралась до дома нормально и без происшествий. За исключением эпизода, когда меня охватила паника. Я шла мимо парка и позади отчетливо слышались шаги. Не оборачиваясь, я ускорилась. Преследователь тоже. Слышался свистящий шепот. Страшновато. Но в итоге я рискнула и обернулась. Никого.

Поздравляю! Паранойя в разгаре.

Мамы еще не было, зато вечером она вернулась очень взволнованной.

– Неужели ты не видела в новостях? – поразилась она. – На нашей станции сегодня днем был взрыв.

– Впервые об этом слышу, – призналась я, – новостей не смотрела.

– Я так за тебя волновалась! Весь день крутят кадры из вагонов, которые взорвались. Готова поклясться, я видела там тебя, – всхлипывая тараторила мама. – В твоей цветастой куртке.

– В таких куртках пол-Москвы ходит, мам.

Я старалась ее успокоить, но, бедняжка, сильно переволновалась. Даже работать нормально не могла. Это уже никуда не годиться.

– Так, – твердо произнесла я, ставя перед ней кружку с благоуханными травками, – пей, успокаивайся и давай спать. Я жива, здорова, стою сейчас перед тобой, как лес перед травой.

– Тебе смешно, а мобильник-то твой отключен, – посетовала она, – не представляешь сколько всего я пережила. С утра ты звонишь и предупреждаешь, что приедешь днем, в обед, когда я буду на работе. А на работе я вижу по телевизору эти ужасные кадры. Таточка, ты хоть представляешь, погибли люди и ты могла оказаться среди них. Как же я…

– Но не оказалась, – резко перебила я. – Не думай об этом больше. Все хорошо, что не заканчивается плохо, верно?

4

Последние дни были теплыми, все немного подтаяло. Но сегодня в полдень погода ухудшилась. Как следствие – жуткий гололед. Однако, я опаздывала на работу. Не то чтобы я опаздываю всегда, просто ненавижу опаздывать. Это прям философия целая.

Я спешила, как могла. Как то позволяли неуклюжие сапоги и встречный северный ветер. Проезжая часть порядочно усыпана песком, да только машины вдавили его весь в лед. Уже видна крыша входа в метро. Супер, осталось чуть-чуть. Но все испортилось.

Такие моменты вообще воспринимаются странно. В смысле, падение. Вот вроде стоишь или идешь, никого не трогаешь и вдруг – бац! – и ты уже ничком на дороге. Пока пытаешься подняться, боль распространяется по телу.

А я почему-то лежала. Сперва с закрытыми глазами, проклиная все и вся и на чем оно стоит. Открыв глаза, обнаружила склонившиеся надо мной два лица. И оба, точнее – обе, внимательно меня разглядывали.

– Это она? – Спросила одна голова у другой.

– Да.

Две пары рук ловко подхватили меня за подмышки и подняли. Я попыталась освободиться – не благодарно и резко. Но обе девицы наводили ужас. В наши дни доброта к прохожим само по себе явление редкое, так что благодарности не ждите.

– Спасибо, – промямлила я и, сконфузившись, поспешила ко входу в метрополитен.

Сделала всего пару шагов и опять шмякнулась.

– Ладно, – раздался позади голос одной из девиц, – в первый раз это было более правдоподобно.

Они опять были рядом. Одна – высокая, прямая, как тростинка с невозмутимым лицом. Вторая – не высокого росточка с ехидной ухмылкой. Или самодовольной. Это она каждый раз говорила первой, будто посмеиваясь.

– Закрой глаза, – приказала вторая, – а то может затошнить.

Я не на шутку перепугалась. Кажется, ребятки немного «того самого». Но все равно повиновалась. Секундами позже тот же голос велел открыть глаза.

Вот он. Настоящий шок.

Мы уже были не в городе. Меня тут же поставили на ноги, дабы я убедилась: цивилизация далеко.

– Мистика, – протянула я. – Перемещения во времени или только в пространстве? Потрясно. Нет, фокус хороший, правда, однако… – Я оглядела спутниц. – Мне пора на работу.

– Долго придется добираться, – предупредила коротышка.

Я оглянулась еще раз. По ходу дела, она права. Мы в густой темной чаще. И на дворе почти ночь. По крайней мере, темно. Что естественно для этого времени суток зимой. Мой взгляд вернулся к лицам девушек.

– Меня зовут Альгиз, – представилась высокая с командным голосом. – Одна из двадцати четырех сестер, вызванная в помощь наследнику царя.

– Но сейчас наша задача – ты, – перебила ее коротышка.

– Хагл, разве ты не «сестра справедливости»?

– Вот именно. Значит, мы должны сразу ей все объяснить.

Я стояла, чувствуя себя глупо, но с интересом наблюдала за ними. Это поначалу они казались одинаковыми. И при свете городских фонарей выглядели зловещими близнецами. Однако, будучи в темном лесу, я ощущала безопасность рядом с ними.

Первая – та, что высокая, обладала большими карими глазами и длинными черными локонами. В то время как вторая – коротышка (почти одного со мной роста) со светлыми короткими волосами и ярко-синими глазами.

Тут я заметила, что они смотрят на меня.

– Мы должны отвести тебя в деревню, – тем же отстранено вежливым тоном сообщила Альгиз.

– Не волнуйся, людей мы не едим, – усмехнулась Хагл. – В это время года.

Они шли по известной и видимой только им одним тропе. Потому что, по мне, так мы шли не пойми как: неожиданно сворачивали за прямыми деревьями и долго огибали криво лежащие. При этом у каждого мертвого дерева обе проводницы останавливались, склонялись к корнями, что-то шептали, и только потом шли дальше.

К моменту, когда мы таки дошли до их деревни, на небе выступили звезды и луна. Моему взору предстал ряд хижин, больше смахивающих на летние шалаши. Мы делали такие с друзьями в парке. В детстве.

Своим видом хибарки составляли круг, в центре которого – костер. Из одного из «домов» вышла достаточно полная женщина. Обе мои спутницы тепло поприветствовали ее.

– Эйзел, – обратилась к ней Альгиз, – мы привели ее.

– Все называют тебя Тата, верно? – Спросила у меня женщина.

Я кивнула.

– Внешне ты очень похожа на своего отца, – продолжила дама с приятным, обволакивающим покоем и домашним уютом, голосом. – Посмотрим, похожа ли ты на него характером.

– У меня мамин характер, – недоуменно заметила я.

Все трое внимательно на меня воззрились. Супер, этого только не хватало. Поспешно прокашлялась.

– Послушайте, я благодарна, что не дали мне валяться там на улице…

– Она валялась на улице? – Забеспокоилась Эйзел. – Она нищенствует?

– Нет, – поспешила успокоить ее Альгиз, – она поскользнулась.

– Дважды, – усмехнулась Хагл.

– Ничего страшного для ее здоровья.

– Меня это радует.

– И меня тоже, – вставила я. – Вы не будете столь любезны проводить меня домой? Боюсь этот парк мне не знаком…

– Это лес, – с нажимом поправила Эйзел. – И ты никуда не уйдешь, пока не выполнишь свое предназначение. Пройдемте.

Я бы никуда не пошла, но меня толкали две девицы по бокам. Так мы оказались в одной из самых больших хибарок. Удивительно, но тут в центре тоже был костер – значительно меньше уличного, но дамы вокруг суетились, что-то готовили.

Очень древняя старушка – сгорбленная с сухой, морщинистой кожей, приподнялась со своего места. Вообще-то она сидела на стуле больше похожим на деревянный трон с высокой спинкой.

Наконец, я поняла, что так сильно меня смущало. Зима. Мороз. Я тепло одета. А они все – едва ли. Даже на моих спутницах легкие «кожанки».

– Лебедь, – позвала старушка.

И сперва я решила, что она звала меня. Но тут же от группы кухарок отделилось эфемерное создание с густыми золотыми волосами и светящейся молочной кожей. Ее имя (или чем бы оно ни было) подходило ей как нельзя лучше. Девушка буквально подплыла к старухе. Возможно, из-за подола, обтирающего пол, не видно ног, а возможно, девчушка реально плавает.

– Она здесь, – проскрипела бабулька, разворачивая Лебедь лицом ко мне. – Как долго мы ее искали.

– Верно, бабушка, – пропела девушка, – она именно такая, как ты и говорила. – Она вперилась в меня своими небесными глазами с длиннющими ресницами и вдруг нахмурилась. – На ней нет метки.

– Пожалуйста, сними куртку, – попросила старушка.

– Прошу прощения, – я жестом не дала ко мне прикоснуться, – но я не понимаю в чем дело.

– Меня зовут Агафья, – спохватилась бабулька, будто ее имя могло что-то изменить. – А Лебедь – моя внучка. Я была придворной ворожеей твоего отца.

– А мой отец…?

– Он был правителем царства Теней.

– И мы надеемся, он все еще им является, – вставила Эйзел.

– Он пропал, – пояснила Хагл.

– Точнее, – пропела Лебедь, – был похищен. Почти двадцать лет назад.

Она назвала время, когда он исчез из нашей с мамой жизни. Вряд ли это совпадение.

– Кем похищен?

– Черными магами, – мгновенно ответила Лебедь. – Он мешал им своей дружбой.

– Кир, – я не сразу поняла о ком Агафья говорит, – миротворец, всю свою жизнь он стремился объединить враждующие племена. Не всем его стремление было по душе.

– Вы знаете кто его похитил? – Я не могла не спросить, все-таки бабуля назвала себя ведьмой.

– Это были воины из царства Тьмы.

По моему недоуменному лицу Лебедь поняла, что требуются дополнительные разъяснения.

– Наше царство – царство Теней граничит с царством Полутьмы. А оно, соответственно, с царством Тьмы. Полутемный народ пошел на мирные переговоры. Но темные колдуны похитили нашего царя. И среди наших царств начались междоусобные войны, неразбериха. Мы долго искали наследника – цесаревича. И нашли его.

Девушка замолкла и до меня дошло: цесаревич – мужчина.

– У меня есть брат?

– Он старше всего на пару лет, – поспешила успокоить Эйзел.

– Он отважно стал воином Теней, – продолжила Лебедь – прошел инициацию и отправился на поиски царя, взяв с собой все двадцать четыре воина. Все войско исчезло, едва они перешли границу от Полутьмы к Тьме.

– Поэтому для тебя, – решила пояснить Агафья, – мы вызвали новых. – И она указала на моих спутниц. – С Альгиз, Хагл и Эйзел ты уже познакомилась. Чуть позже мы представим тебя остальным.

Поразительно, но я молча стояла и слушала все это безобразие. Моего отца называли не его именем. Впрочем, речь могла идти и не о моем отце. О чем я поспешила сообщить.

– Но ведь ты – Наталья… Тата Селезнева, – и далее по порядку: адрес, даты, ссылки, ходки – все верно, все точно.

Но оно не должно быть точным. Потому что: а) мне все снится, б) я сильно ушиблась головой, в) все это не должно происходить со мной.

– Ошибок быть не может, – подвели итог Агафья и Лебедь.

– Ты, – пропела Лебедь, – следующая наследница – царевна Теней. И для тебя уже призваны двадцать четыре воина. У тебя есть выбор: отправиться на поиски царя и царевича, вернуть их… Либо остаться с нами и участвовать в поисках других наследников.

– А мой папаша не сидел на месте, да? – Угрюмо хмыкнула я.

Собравшиеся недоуменно на меня уставились. Ну да, он же у них господь, справедливый правитель и прочее. Ну а для меня он – отец, которого никогда не было рядом. И не суть важна, что последние двадцать с лишним лет он пропадает в заточении.

– Моего отца звали Валерий Селезнев, – затвердила я, отступая к выходу.

Женщины переглянулись и вновь уставились на меня. В спину уперлось что-то, похожее на трезубец – орудие Альгиз.

– Тебе лучше присоединиться к нам в поисках. Тогда мы быстрее возвратим тебя в обычный мир, а сами вернемся в небытие.

– У каждого правителя свой набор воинов, – повторила Лебедь.

Ее снисхождение меня убивало. Но раздражало больше.

– Прошу вас, – я почти взмолилась, – отпустите меня. Пожалуйста.

Причина в страхе. Я боялась свихнувшейся шайки так, что все тело била дрожь.

– Снимите с нее куртку, – игнорируя мое обращение, проскрипела Агафья.

Ее просьба была выполнена без особого труда. Я сама виновата – не особо-то и сопротивлялась. За курткой последовал шерстяной свитер. Спасибо, хоть футболку оставили.

– Лебедь? – Обратилась старушка.

Эфемерное создание с поразительно прямой осанкой подплыло ко мне, перевернуло руку и уставилось на родинку, что была чуть выше сгиба локтя.

– Она здесь, бабушка, – довольно отрапортовала Лебедь. – Твоя родинка, – ткнула в нее пальцем, – это метка. Она говорит о том, что ты вторая.

– После Ротибора, – вставила придворная ворожея моего отца.

– После Ротибора? – Эхом повторила я.

– Ротибор – юный цесаревич, – высокомерно пояснила Лебедь. – Его метка находится чуть выше.

– Родовая родинка?

Вместо ответа она лишь повела бровями. Бог мой, какая-та школьница и столько самомнения. Могу себе представить каким должен быть мой так называемый брат.

Агафья кивнула на выход. Но я не успела толком ничего сообразить – меня просто вытолкали к центру, к костру. Вокруг дома, из большинства из них тут же вышло по женщине. К слову, они были разных возрастов, но в схожей одежде. Языки пламеня задели мои пальцы и я тут же отскочила в сторону.

– Вернись на место, – приказала Агафья, стоявшая в проходе своей хибарки.

Лебедь проплывала рядом с бабушкой. Две другие дамы, которых я принимала за кухарок, были, вероятно, помощницами. Они поставили перед старушкой большой пень с резными рисунками на спиле. Принесли свечу, ковш воды, кинжал и белый порошок – соль. Именитая внучка следила за их махинациями, скрестив руки за спиной.

– Все готово.

Вот тут я и поняла, что с меня хватит. Сколько может продолжаться этот балаган. Никто ничего не объясняет. Отобрали куртку, свитер. Спасибо, что штаны оставили называется. Я сделала решительный шаг по направлению «ворожей» и натолкнулась на невидимую стену. Еще раз. Ерунда. Еще раз. Чушь. Еще раз. Еще раз. Еще раз. Женщины вокруг молча наблюдали за моими безуспешными попытками, но ничего не предпринимали.

– Я прошу вас, – сильно дрожа, закричала я, – отпустите меня. Мне надо домой! Меня будут искать. Я умоляю вас, – со слезами на глазах восклицала я, – пожалуйста, прошу вас. Пожалуйста… Пожалуйста.

Не теплоты, не доверия. Ни тем более, свободы. Лишь холодный старушечий взгляд, который словно прибил меня к месту. Хоть слезы, что нещадно текли по щекам, она не могла остановить. Впрочем, я продолжала умолять шепотом.

– Ты не можешь уйти, – твердо и молодо отчеканила старуха. – Ты должна вернуть царя и цесаревича. Только потом мы отпустим тебя и вернем твоих воинов в забвение.

– Я не знаю о чем вы говорите, – как заведенная повторяла я.

– Кир – правитель царства Теней, Ротибор его сын. У каждого войско из двадцати четырех воинов. Они исчезли, едва ступили на перевал между Полутьмой и Тьмой.

– И вы думаете, я не исчезну? Да меня еще в Полутьме убьют!

Как можно быть такими наивными! Они отправляют меня на смерть. Я бы согласилась не глядя, не будь у меня никого. Но там – дома – меня ждет мама. Если я не вернусь утром, она будет очень сильно волноваться, а это вредно для ее сердца. Достаточно волнений от старшенькой.

– Ты сильнее, – с расстановкой произнесла Агафья. – У тебя сильный дух. И твои воины намного, намного сильнее предшественниц. Я вижу твое прошлое, настоящее и будущее. Я вижу тебя насквозь. Из тебя бы вышел прекрасный правитель. Но в нашем мире только мужчина может стоять во главе царства. Он занимает трон, отдает приказы, диктует указы, вводит правила, правит народом. Но мы, – местоимение произнесено с особым ударением, – правим им. Лебедь – моя преемница, как Ротибор – преемник Кира. Я не в состоянии это изменить, хоть и способна на многое. Стоит помнить: всегда есть вещи – не подвластные нам.

Я молча выслушала ее тираду. За это время даже слезы просохли. Я старалась вникать в каждое слово. Кажется, старушка мне симпатизирует. Будем на это надеяться и тогда я, возможно, останусь жива. Потому что, если не верить ее словам, и принимать их безумие как факт, не стоит уповать на шанс целехонькой вернуться домой.

– Что мне делать?

Мне не ответили. Вместо этого Агафья прикрыла глаза. Я очень близко стояла к костру, но больше не чувствовала его жара. Обернулась. Есть свет, нет тепла. Чудно. Агафья начала что-то шептать. Я навострила ушки, но не сразу сообразила, что она называла имена.

– Фе – сестра достатка и богатства, как материального, так и духовного… Юсс – сестра мощи, жизненной силы и энергии… Турс – отважный защитник, верный воин… Анксун – сестра мудрости, речи, слова…

По мере того, как она говорила, женщины, чье имя было названо, делали шаг вперед – ближе ко мне, к центру. Сия перекличка продолжалась несколько минут. Я пыталась запомнить их лица с именами. После Анксун шли: Рита, Кано, Гифа, Винья, Хагл, Наут, Айс, Яра, Эйхен, Пейтра, Альгиз, Совелу, Тив, Бьярка, Эхос, Мауна, Логр, Ингви, Эйзел и Даг. По крайней мере, троих я уже знала.

На самом деле, они не просто делали шаг вперед. Они вставали на свои места, рядом с каждой – палка с факелом. С произнесением каждого имени, от места, где стояла я, протягивалась нить песка. Перед тем, как коснуться ног названного, нить проделывала петли. Лишь тщательнее присмотревшись, я поняла, что это символы. Вероятно, они были индивидуальными символами сестер-воинов.