Текст книги "Взлет Андромеды (СИ)"

Автор книги: Владислав Савин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Война – говорил русский советник, Ван Михалыч – мы больше были озабочены, чтобы помочь вам с военными кадрами. А с гражданскими специалистами даже в Пекине не густо.

Армии приходилось брать на довольствие – хотя бы тех, кого мобилизовывали «на трудфронт». Их кормили, и выдавали плату в пекинских юанях, а кому-то даже в советских рублях. Гоминьдановские бумажки даже до освобождения не стоили почти ничего, истинными деньгами считались американские доллары, на них и сейчас торговали из-под полы. А огромная масса сельского населения этих денег и не видела, торгуя за натуральный обмен… или за совсем другое. «Опиомокурение повальное – целые деревни, включая подростков и кормящих матерей. Власть не только с этим не борется, но напротив, поощряет, например выдавая зарплату шахтерам и работникам мастерских не деньгами, а опиумом. У крестьян же выращивание опиума стало самым частым и выгодным занятием, даже в ущерб прочим сельскохозяйственным культурам». Этого не было в Маньчжурии, еще с времен японцев, с этим боролись на Севере и советские, и Ван Мин – за распространение смерть, за употребление тяжкое наказание. Здесь же это цвело пышным цветом – и даже в Шанхае в окраинных кварталах на улицах можно было видеть множество «зомбяков» (как их называл Учитель), существ непонятного возраста и пола, похожих на живых мертвецов.

– Медицина тут бессильна – сказал Иван Данилович, подполковник советской медицинской службы – опиумного наркомана с большим стажем употребления вытянуть теоретически можно, но это индивидуальный и очень дорогостоящий процесс.

Маньчжурия все больше была похожа на провинцию СССР – там работали заводы, каких прежде никогда не видел Китай: автомобильный, тракторный, станкостроение, нефтеперегонка, даже авиазавод уже появился в Харбине, там массово делали Ан-2 (очень полезная машина в китайской глубинке). Русские не строили колониальную империю – а искренне считали китайцев равными себе. Что, зная историю, открывало блестящие перспективы. Тысячи лет Китай не столько сопротивлялся соседям, как принимал и переваривал их – хуннов, монголов, маньчжур – может быть за века переварил бы и японских варваров. И как знать, что будет лет через двести, триста – если китайские мотивы, культура, уже стали популярны в Москве? Китайские рестораны, китайские чайные церемонии, китайские мотивы в одежде (даже Госпожа Лазарева дома носит шелковый халат с драконами и змеями, а на улицу выходит с зонтом, украшенным китайским узором). А уж русский культ уважения к учености – высший признак добродетели. И если процесс пойдет дальше – что увидят потомки, громадную единую Империю, от Рейна до Владивостока, и от норвежских фиордов до вьетнамских джунглей? И это будет сила, перед которой никто не сможет устоять в этом мире!

Мечты, мечты. Но на пути к их воплощению – орды этих никчемных! Кадры решают все – слова советского Императора Сталина – отчего в Маньчжурии советский порядок и советская республика, а в Пекине, не говоря уже о землях между двумя Великими Реками, этого пока нет? Нет грамотных, подготовленных, сознательных людей – зато громадное количество человеческих отбросов. И, как часто бывает в Смуту, все лишние и никчемные сбежались из деревни в города, в надежде как-то прокормиться. Народная армия застала Шанхай переполненным какой-то крысиной ордой, готовой ограбить и сожрать все, что было доступно. Ни один склад, ни одно хранилище чего-то ценного, а особенно съестного, не мог уцелеть без армейской охраны – получившей приказ, стрелять на поражение без всяких церемоний. И как лепить прекрасную статую коммунизма – из такого гнилого материала?!

Что ж – процветание не построить в белых перчатках. И Юншен хорошо помнил «фильтр» на Севере в котором он сам когда-то побывал. Так и тут – всех образованных, владеющих профессией и желающих работать, брали на учет, выделяли паек и жилье (хоть комнату или койку в казарме), и приставляли к делу – хотя и тут не все было гладко: такие люди нередко обитали в бывшем сеттльменте, европейском квартале, куда после изгнания японцев успело вернуться какое-то число мутной публики из Европы и США, да и после Освобождения не уехали консульства, «чтобы защищать интересы своих граждан», настоящие гнезда вражеского шпионажа и пропаганды – и местные прихвостни наверняка такие же! И пришлось (по строгому требованию из Москвы!) взять эти представительства под охрану – но никто не запрещал сказать белым господам, что выходить в город им настоятельно не рекомендуется, иначе совершенно не гарантирована их безопасность, столько бандитов сейчас в Шанхае развелось!

Хотя с бандами успешно боролись, «множили на ноль», как сказал бы Учитель – облавы, патрули, пойманных воров, мародеров и убийц расстреливали на месте. Выросшие на окраинах кварталы жуткого вида лачуг – сжигали огнеметами, дав их обитателям пять минут чтобы унести ноги… в тесные объятия Тех Кто Надо, для последующей сортировки. Бесполезных, никчемных – отправляли в… Кто сказал «концлагеря» – пройдемте туда же! Не фабрики смерти, где из людей варили мыло – а всего лишь «фильтры», откуда можно было выйти, доказав что являешься полезным членом общества. Ну а о тех, кто был недоволен новой властью, а значит, мог стать бунтовщиком – не стоило и жалеть. Как и о «живых мертвецах», кому опиум давно заменил душу.

Однако же, их было слишком много. Лагеря были уже переполнены – а с каждой облавой туда гнали все новые партии: казалось, что любители опиума множатся делением, как амебы. При том, что это не-человеки даже на работу выходить не могли – а значит, их приходилось кормить задаром! Ли Юншен старался, по образу Учителя, всегда носить маску беспристрастности – но заметил, что его охватывает ненависть при чтении очередного рапорта о числе отловленных нелюдей, которые своим гнусным пороком встали на пути величия Новой Империи – я не доживу, но мои внуки и правнуки? Хоть бы завтра исчезли без следа – те, кто не признает коммунистический порядок, «кто не работает, тот не ест»!

– В чем проблема, наш повелитель? Можем ли мы помочь тебе советом? Мудростью, что научила нас сама Госпожа Анна в Москве!

Сестры Лан и Кианг – «роза» и «орхидея». Спутницы Юншена, уже пять лет.

Лань («орхидея») и Киан («роза»), сестры-китаянки.

Тяжек путь бродячей собаки, которую все гонят и бьют. Сладок и легок – путь тех, перед кем склоняются в поклоне.

Когда японские дьяволы убили наших родителей, мы нашли еду и кров в доме госпожи Минчжу, нашей дальней родственницы. За это она учила нас «правильному поведению и подобающим манерам», приказывая бить бамбуковой палкой за самое малое нарушение. Мы близняшки – и потому, если госпожа Минчжу не могла узнать, кто из нас провинился, то била нас обеих. Тогда та из нас, кто первой попадалась ей на глаза, стала признаваться – «я это сделала», чтобы спасти от избиения другую. Так мы поняли, что в этом жестоком мире можем положиться лишь друг на друга.

Война не прекращалась, пришел и голод. Госпожа Минчжу выгнала нас как собак – сказав, что не может больше кормить, хотя мы ели совсем немного. И мы пошли куда глаза глядят – туда, где любой встречный мог безнаказанно нас убить. Что мы пережили за тот год, рассказывать не будем. И чем мы зарабатывали на чашку риса – тоже.

Нам повезло, что мы не успели потерять молодость и красоту. Иначе – наш Повелитель прошел бы мимо в тот день. Когда в деревню вошли солдаты – без различия, чьи! – мы уже знали, что будет, и в этот раз решили, что нам лучше умереть. Мы схватили палку и нож, и стояли спиной к спине, окруженные десятком солдат – ждали, что сейчас нас убьют. Но наша жизнь тогда стоила дешевле пыли – даже для нас самих. И нам казалось, что лучше конец, чем ее продолжение!

И тогда явился Повелитель. Он сначала грозно спросил, принадлежим ли мы к классу эксплуататоров, или к трудовому народу. Услышав наш ответ, сказал солдатам – народная армия с народом не воюет, убирайтесь, пока не получили наказания! Затем достал из сумки шоколад и отдал нам. Мы прежде ели шоколад лишь один раз в жизни, в большой праздник в родительском доме. А Повелитель даже не потребовал, чтобы мы после шли с ним – накормил нас просто так!

Мы будем называть его так, в своем рассказе – потому что не можем найти подобающих русских слов. Русские женщины не называют так своих мужчин – но мы воспитаны, что муж должен решать главное, а жены поддерживать хозяйство и дом. Госпожа Анна, когда услышала это, сказала, «как капитан и механик на корабле». Но нам непривычно звать своего мужчину – «капитан».

После был бой с американцами. И мы в этот раз страстно желали, чтобы «наши», те кто пришли в деревню – победили. А когда солдаты уходили, Повелитель предложил (не приказал) нам идти с ним. Мы согласились – потому что нам нечего было терять. У нас почти не было вещей – и Повелитель указал нам переодеться в солдатское, и спрятаться в его машине. Потому что главный в отряде, это большой русский начальник (тот, которого мы после звали Учитель Кун И Цын), хозяин над жизнями всех тут, и он может рассердиться, если увидит нас.

Так мы приняли участие в «Великом Походе Ли Юншена». Хотя всего лишь ехали в его командирском «додже», ну еще помогали на кухне поварам – и конечно, заботились, чтобы Повелитель был сыт и отдохнувший. На нас налетали самолеты, обстреливали и бомбили, а при переправе американский корабль стрелял в нас из пушек – но нам не было страшно, все казалось как сказка или сон. Убьют так убьют – если в смутное время бояться смерти, то легко можно сойти с ума.

А Учитель Кун И Цын оказался вовсе не страшным. Узнав о нас, он лишь усмехнулся и сказал – сестры? Ну так в бумагах и запишем – поздравляю, товарищ Ли Юншен, с обретенными сестричками. И еще после нас проверяли, не являемся ли мы гоминьдановскими шпионками, это было немного неприятно.

А после Повелитель взял нас собой, учиться в Москву. Где мы, ничтожные, вдруг оказались приближены к самому Императорскому Двору – знаем, что у советских эти слова непопулярны, но как назвать собрание тех Великих, кто правят? Мы стали подругами самой Госпожи Анны (ее чин можно назвать – «младшая Императрица»?), и даже один раз видели вблизи (и были ему представлены) самого Великого Императора Сталина (правящего половиной мира). Нас включили в круг «фрейлин двора», мы учились в той самой Школе Власти, что и Госпожа Анна. Мы жили как принцессы, ели досыта, ходили в шелковых платьях и с большими яркими зонтами (в Китае размер и цвет зонта указывает на ранг владельца). О чем еще можно было мечтать?

Но мы не забыли, что было с нами раньше. И – раз судьба подняла нас вдруг столь высоко, то завтра может и уронить? Чтобы этого не случилось, мы вынесли урок: каждый человек стоит столько, сколько стоит он сам! То, что он умеет, какой вызов может принять. И мы учились – пользуясь выпавшим нам шансом. Всему, что умела Госпожа Анна – от чисто боевых умений (оказалось, что женщина может владеть оружием не хуже мужчин!) до искусства повелевать людьми.

Школа Власти – там учили будущих русских Правителей. Как вести свою страну к процветанию – и как разрушать процветание стран-врагов (русское слово «политтехнологии»). С практикой на старшем курсе – когда нам поручали быть судьей в какой-то ситуации (пусть и самого малого масштаба) – и такие, как Госпожа Анна, внимательно следили и оценивали. Быть человеком Власти легко – вовсе не надо самому быть великим мудрецом во всех областях, достаточно приказать тем, кто сведущ. Быть человеком Власти трудно – потому что надо разбираться в людях, оценивать их умение и лояльность, проверять исполнение, награждать за усердие и наказывать за грехи. Ты стоишь ровно столько, сколько умеешь – сам, или через тех, кем правишь. Хороший правитель не станет окружать себя ни преданными ничтожествами, ни умными интриганами. Второе все же лучше – ибо глупцы и бездарности не годны ни на что, умные же полезны, если их держать под контролем.

Пока наш Повелитель учился быть Мастером Войны – мы учились быть Мастерами Власти. Учитель Кун И Цын среди прочих великих достоинств имел дар к музицированию – помним его песню, где были слова, «не надо прогибаться под непостоянный мир – а надо гнуть его под себя». Что и есть отличие Мастера Власти – от обычных людей.

Советские верят в коммунизм – «свобода, равенство, братство». Но можно ли считать равными всех людей? Из практики мы поняли другое. Есть товарищи по Партии, по Идее – те, кто относились к нам, как высокородные к высокородным – это истинные люди, наш круг. Есть те, кто служит коммунистической вере, не разделяя ее – это ценный рабочий материал. И есть враги (или бесполезные) – это не-человеки, которые гнали нас как собак, били и грабили – значит, и для нас их жизнь и процветание не стоит ничего. Это про них сказал Император Сталин – «для врагов у нас есть одно право: им сдохнуть, сработавшись на благо страны и народа».

Вот почему, когда наш Повелитель получил приказ вернуться домой, мы последовали за ним. Хотя прежде подали прошение о гражданстве СССР – было очевидно, что те, кто учились в Школе Власти, взлетят высоко, ну а где еще искать лучшего будущего, как не при самом высоком Дворе? Но Повелитель был нам дорог – слова Госпожи Анны и Госпожи Лючии, «если весь мир против моего мужчины, я буду стоять у него за спиной и подавать ему патроны». И в Москве мы были бы одни из многих – а у себя дома… Ну и конечно, теперь, когда мы поднялись высоко – настала пора вернуть долг таким, как госпожа Минчжу, кто нас бил и унижал – и это будет не просто месть, а восстановление Порядка, указать недостойным их место!

Нас хорошо учили – в новом Великом Походе, около Повелителя не оказалось равных нам! Нет, мы не вмешивались в его дело войны – но что касаемо Власти, стали его ближним кругом. И после, в Шанхае – присланные из Пекина чиновники были перед нами, как котята перед тигром, никто из них не учился там, где мы! Было даже забавно смотреть, как их неумение приводило к еще большему беспорядку – тогда уже мы мягко брали вожжи, отстраняя глупцов. Это ведь азы Власти – давать поручение не одному, а нескольким, чтобы следили друг за другом. Сравнивать мнение разных мудрецов. И не оставлять безнаказанным ни один случай неповиновения.

Результат – в Шанхае стал налаживаться порядок: на улицах спокойно, исчезли не только грабители, но также праздношатающиеся и нищие, открылись лавки и мастерские, работали электростанции, водопровод, трамвай. Все это считалось заслугой Повелителя – мы скромно стояли в тени за его спиной. Ибо тому, у кого подлинная Власть – вовсе не обязательно быть на виду.

– Мы хотим лишь избавить тебя от излишних забот, наш повелитель. Чтобы немилость Императора Сталина никогда не пала на тебя!

Повелитель должен быть нами доволен! На публике мы в образе суровых воительниц – в мундирах, с оружием. А наедине с Повелителем мы – послушные кошечки, с изящными прическами и в шелковых платьях, расшитых цветами. Чтобы выглядеть так, мы взяли служанок – которым платим из своего жалования и кормим со своего стола. Так ведь и в Москве, у таких как Госпожа Анна или Госпожа Лючия, домашняя прислуга, это обычное дело?

– Наш повелитель, тебе же будет приятно, если мы будем красивей и нарядней всех женщин этой провинции, и даже всей Поднебесной?

Что тебя беспокоит, Повелитель? Куда деть лишние рты из «опиумных» лагерей? Но если даже русские врачи считают, что вылечить их нельзя – значит, это бесполезный балласт. И не будет потерей для нашего дела, если «списать в расход», как говорят русские, хотя бы наиболее безнадежных. Вписав в бумаги, что в месте их сбора возникла эпидемия, и следовало изъять распространителей заразы. Ведь и правда, в этих лагерях творится такая грязь и антисанитария, что удивительно, как там еще не вспыхнул мор!

Высокое искусство власти – формально, тем, кто предложил это, стал один из пекинских товарищей – и он не расскажет, кто внушил ему такую мысль. Повелитель лишь наложил положительную резолюцию. И первая партия, двенадцать тысяч никчемных, были даже не расстреляны – не желая тратить патроны, солдаты закопали их живыми, поскольку тела все равно после надо было хоронить. Неделю было тихо, затем на небе сгустились тучи.

Первым выразил недовольство русский советник Ван Михалыч, «молчи-молчи» – тем, что среди приговоренных оказались не одни «опиумные», а еще и «могущие представлять оперативный интерес». Расследование показало, что поскольку «эти недоношенные даже лопату в руки не могли взять», то командовавший солдатами офицер самовольно велел разбавить отобранный контингент – теми, кто мог работать. Его тут же разжаловали в рядовые – чтоб не смел подставлять Повелителя под гнев из Москвы:

– Товарищ Ли Юншен, вы что творите? В ООН вой по поводу «коммунистических зверств в Шанхае». Не надо давать нашим врагам – лишний повод для клеветы! Что, нельзя было просто расстрелять?

– Не беспокойтесь, наш повелитель! Учитель однажды сказал – «большая разница, между ошибкой с тяжкими последствиями для СССР, и ею же, но с политической выгодой в итоге». И если ты выслушаешь наше смиренное предложение, как обернуть дело к общей пользе…

Анна Лазарева.

– Товарищ Лазарева, разберитесь с вашими хунвэйбинками!

Резолюция Пономаренко, красным карандашом. И пачка бумаг – докладные от товарищей из ГСВК (Группа Советских Войск в Китае), и по линии НКГБ и Партийного Контроля (а вы думаете, возле Юншена, будь он хоть трижды «наш», нет тех, кто исправно сигнализируют Куда Надо?). А «разобраться и доложить» приходится пока только нам, партконтролю (он же «инквизиция») – поскольку за фигурантами (Юншеном и сестричками) никаких проявлений шпионской, подрывной, иной враждебной к СССР деятельности, не замечено – а вот отклонения от коммунистической идеи, налицо!

Замечу еще, что в Шанхае (как и на всей территории к югу от Янцзы) – военное положение. Которое предусматривает – и ограничение прав населения, и ускоренное судопроизводство, и право военных властей экспроприировать собственность и мобилизовывать людской ресурс, если в том возникнет необходимость. Так что, категорически нельзя то, что там происходит, по московским меркам судить – там прифронтовая зона, война еще не завершена, враг разбит, но еще не уничтожен, вот когда весь Китай будет социалистическим… И крайне тяжело с управленческими кадрами – отчего не следует удивляться, что наши сестрички-цветочки там так развернулись.

Китайское образование, это нечто! Если упрощенно – то при всей древности китайской учености, право на самостоятельное творчество имеет лишь патриарх, глава своей Школы. И нет разделения на технарей и гуманитариев – понятие «литература» включает в себя вообще все, что написано, и художественную, и учебники. А если подробнее – то вспоминаю доклад, который я читала еще пять лет назад:

«Китайская интеллигенция качественно отличается от интеллигенции европейских стран, США и царской России. Если для европейцев, нормой является рациональное познание, то китайское образование существующее в рамках конфуцианской традиции, создало интеллигенцию, занимающуюся изучением трудов классических средневековых философов, писателей и историков Китая, причем в строго очерченных рамках.

Полного аналога этого в Европе нет и не было – примерный аналог, средневековые европейские теологи, активно использовавшие в своих работах логические или псевдологические доказательства в рамках схоластики, но даже такое сравнение не отражает коренного различия между европейскими и китайскими интеллигентами. Если для европейцев норма, самостоятельное мышление, пусть и ошибочное, то у китайцев оно категорически запрещено, а все дискуссии сводятся к максимально точному соответствию канону, созданному Конфуцием и несколькими другими патриархами китайской гуманитарной традиции. Именно традиции – наукой, в европейском и русском понимании, это считаться не может, поскольку наука предполагает непрерывное, последовательное познание.

Как следствие, это предопределило крайний, доведенный до абсолютного предела, догматизм образованного слоя китайского общества. Следует также отметить полное отсутствие в системе традиционного китайского образования изучения точных наук, не говоря уже о техническом образовании. Это именно догматическое заучивание, с точностью до последнего иероглифа, гуманитарного канона, созданного много веков назад – ни о каком изменении этого канона, диктуемом изменившейся обстановкой, согласно китайской традиции, речи быть не может».

В этом, кстати, большая разница с Японией: если японцы сумели в XIX веке осознать необходимость научно-технической модернизации и провести ее, приблизив свою культуру и образование к европейскому стандарту, то китайцы показали к тому полнейшую неспособность. И в иной истории, сумели решить эту задачу, лишь с огромной и безвозмездной помощью СССР (за что после заплатили нам черной неблагодарностью). Оттого, в этой реальности товарищ Сталин не спешит вкладывать огромные средства и ресурсы в подготовку китайских кадров – вернее, четко видна тенденция делать это в географических рамках нашего влияния: Маньчжурия, затем северный Китай, теперь до юга очередь дойдет. Вообще-то, местные образованные кадры в Китае есть – на севере русские из белоэмигрантов, на юге, «коллаборционисты» из сеттльментов (завязанные на бизнес с белыми партнерами) – но лояльность их (особенно вторых) вызывает большие сомнения.

Ну и местные особенности – Китай вовсе не однороден, там разница между северными и южными примерно такая же, как на Украине «ты левобережный или правобережный». И общее – что ни один нормальный начальник, толкового подчиненного «на усиление» соседу не отдаст. И малое число грамотных кадров, о чем я уже сказала – если даже сам Ли Юншен, «величайший полководец Китая» (что есть истина – полный курс Академии Фрунзе, где преподают наши Маршалы Победы, это лучшее военное образование в мире на сегодня!) по стандарту Советской Армии «тянул бы на комбата, максимум на комполка – в составе бригады или дивизии с хорошим штабом» (слова Вали Кунцевича), а ротами и даже батальонами Китайской Народной Армии нередко командуют выпускники «ускоренных курсов» (аналог – наши школы младших лейтенантов военного времени, «ванек-взводных»), то что про гражданских управленцев можно сказать?

Ну так что там «цветочки» наворотили? Однако все же, не хунвейбины – те в иной истории били именно товарищей по Партии, за «буржуазный уклон». А наркомания, это и правда, великая беда – в этой истории, осознаваемая в СССР на самом высоком уровне – «чтобы эта зараза к нам не проникла». Тем более, что в Москве уже и китайские ресторанчики появились, и вообще, мода на китайское – но всем известно про суровость советского закона: за распространение, высшая мера (при отсутствии смягчающих), за употребление от трех до «четвертного» (в зависимости от обстоятельств). И ведь в той истории в Китае было то же самое в начале пятидесятых – и уже Мао (здесь покойный) искоренил это бедствие массовыми расстрелами! Успешно – через десять лет наркоманов в Китае не стало. С распространителями понятно – но неужели и всех употребляющих тоже (миллионы, если не десятки миллионов)? Поскольку, как авторитетно заявляют светила медицины (я консультировалась!), «наркомана в высокой стадии, вылечить и реабилитировать практически невозможно».

Так что, двенадцать тысяч казненных – по китайской мерке, это малость. Примечательно, что в самом Шанхае такое действо не вызвало никакого возмущения. И нет указаний, что именно Юншен и сестрички настояли на таком способе казни – напротив, записано, что это инициатива исполнителя. Значит, его и следует наказать по-полной – ну а Юншену замечание за то, что не проследил. И довольно с него!

Что тут дальше – ай да сестрички-«цветочки»! Организовали в Шанхае пионерскую организацию (молодежь в возрасте от десяти до двадцати), знак отличия красный галстук (или просто повязка, платок, ленточка на шею или на голову), вооружены пока лишь бамбуковыми палками (которыми пользуются не стесняясь – выявляя и наказывая «нетрудовой элемент»). Оказывают огромную помощь в искоренении наркоторговли (категорическое правило – «пионер опиуму враг»). Правда, имеются случаи, когда погромам и избиениям подвергались честные торговцы, и даже просто прохожие, за «непролетарский вид». А также совсем вопиющее, как например, когда «пионеры» заставляли местных рестораторов регулярно и бесплатно кормить весь коллектив квартальной «дружины». Вот это уже на «хунвейбинов» похоже! Но тут следует разобраться, а те ли это пионеры? Если, как записано, есть пионеры официальные – те, кто внесены в списки, поставлены на довольствие (получают пайки) – и те, кто сами галстук нацепили (иногда друзья и родня первой категории, иногда просто левые личности, желающие примкнуть – поскольку советские в Шанхае, в большом уважении). Значит, тоже рекомендация – разобраться и наказать, с лишением права носить красный галстук (чтобы все видели, как мы умеем очищать свои ряды). Но тоже учесть – что эти китайские «павки корчагины» прежде подвергались эксплуатации, побоям и унижениям как раз со стороны конкретно этих, якобы пострадавших (о чем тоже прямо сообщается, с указанием имен).

Ну а что все же с наркоманами делать? Все ж недостаточно опытны сестрички – я бы на их месте, первым делом предъявила бы англичанам (тем более, что их консульство в Шанхае осталось), «окажите помощь в реабилитации жертв вашего колониального наследия». Понятно, что ничего бы не дали – но этот факт можно было «мировой общественности» показать. Но и то, что они предлагают – тоже хорошо. СССР тут ничего не теряет, а польза очевидна. Как минимум, избавим товарища Ли Юншена от лишних едоков. А максимум, получим пропагандистскую выгоду – если сумеем правильно подать.

Из речи Представителя США в ООН.

Моя страна призывает мировую общественность обратить самое пристальное внимание на беспрецедентные зверства коммунистов в захваченном ими Шанхае! Несколько десятков тысяч (точное число неизвестно, ибо этих несчастных никто не считал), вина которых состояла лишь в том, что они хотели выбрать свободу и демократию – были убиты с жестокостью, от которой кровь стынет в жилах! Соединенные Штаты предлагают вынести резолюцию, осуждающую так называемый «красный Китай» (непризнанный ни одной из мировых держав, кроме СССР). Также, мы требуем возбуждения дела в Международном Уголовном Суде по обвинению Ли Юншена в военных преступлениях.

Ответ Представителя СССР.

Уважаемый коллега, вызывает удивление ваше молчание по поводу концлагерей в Южном Вьетнаме. Где сайгонский режим (так же не признанный ни одной державой кроме США) держит десятки тысяч «коммунистов» (к числу которых относит всех инакомыслящих) в условиях, весьма напоминающих Освенцим, Майданек и Дахау.

Представитель США.

Вы не понимаете, это совсем другое! То, что делается под знаменем и во благо свободы и демократии – нельзя сравнивать с гнусными преступлениями любого тоталитарного режима!

Представитель СССР.

Тогда я уполномочен заявить. Раз ваша сторона так обеспокоена судьбой китайских «узников совести» – то вы можете их забрать. Эвакуация за ваш счет, о сроках и числе обсудим.

Шифрограмма Москва – Шанхай.

..отобрать для начала, десять тысяч самых безнадежных «опиумных» для передачи англичанам. Достигнута договоренность об их вывозе на британском судне, в Гонконг.

Из отчета миссии Международного Красного Креста.

Нам была предоставлена возможность осмотреть т. н. «санитарные лагеря» вблизи Шанхая. Свидетельствуем, что содержащиеся там, это действительно, пациенты с наркотической зависимостью, а не политические заключенные. К сожалению, власти коммунистического Китая в настоящий момент не имеют возможности организовать их полноценное лечение (из-за отсутствия врачей и медикаментов), и потому смертность в этих лагерях очень высока. Похороны умерших производятся в общих могилах, и мы допускаем, что именно они были приняты заинтересованной стороной за «массовую казнь».

Карикатура в «Обсервер», Лондон (после перепечатана многими другими изданиями).

Сталин и Эйзенхауэр (портретное сходство есть) играют в шахматы. Вместо доски, расчерченная карта Китая, на которой клетки, это провинции, а фигуры и пешки, это крошечные человечки азиатского вида. На полу валяются побитые фигурки, в луже крови.

Подпись – «играем до последнего китайца?».

Сектор Газа, Народный Израиль.

Из-под Полтавы мы. Большая была семья – двадцать шесть человек. Главе, Соломону Яковлевичу, за семьдесят было, а самая младшая, Ривочка, в сороковом родилась, как раз за год до войны. Занимались кто чем – я вот по медицине пошел, да по-настоящему, на врача выучиться хотел.

А тут сорок первый. И немец наступает. Помню, как я последний раз всех своих видел – на день всего выбраться удалось. Как раз когда решали, на семейном совете, куда податься – в эвакуацию, как Советская Власть предлагала, все нажитое бросить, ехать неведомо куда – или остаться? Общим мнением решили, второе – поскольку «немцы культурная нация и беспорядка не допустят», ну может солдаты в первые дни пограбят, так переживем, и будем дальше заниматься ремеслом и коммерцией, не под теми, так под этими, всем ведь жизнь налаживать надо на этой территории? Так и остались.

Ну а мне выбирать не приходилось. Медик на войне – ценный кадр. В мирное время, в городе с населением в пятнадцать тысяч, двести тяжелых пациентов поступивших в один день вызовут полный паралич медицинской службы – ну а для дивизии, ведущей боевые действия, двести раненых в день, это обычное дело. И потому, как пишет одно из светил военно-полевой медицины, «хирург с двумя годами стажа на войне может рассчитывать на пост ведущего хирурга полевого госпиталя, а помощниках у него будут детский отоларинголог и гинеколог, по мирным специальностям – поскольку, даже если очень богатое государство подготовит нужное число хирургов, у них просто не будет практики в мирное время»[22]22
  прим. авт. – А.Б.Поволоцкий, «Военно-полевая медицина».


[Закрыть]. Так что, диплом тебе в медсанбате зачтется – и работай без отдыха, как на конвейере, только успевай.

Страшно было очень, особенно поначалу. Ведь медсанбат дивизии, согласно уставу, должен быть не дальше десяти километров от передовой (иначе, большинство раненых просто не довезешь). А что такое год сорок первый, все помнят, кто прошел: внезапный прорыв немецких танков, и нет для юберменьшей разницы, врач ты, или раненый. После стало спокойнее, когда мы наступали – но очень паршиво было, когда безнадежных отсортировывали. Тех, кто жив еще, но тратить на него даже не лекарства, а время врача за операционым столом, уже бессмысленно – надо тех спасать, кого еще реально спасти. И водки нельзя для успокоения – тогда руки дрожать будут, и не то что оперировать, ассистировать не получится!