Текст книги "Взлет Андромеды (СИ)"

Автор книги: Владислав Савин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Отличие лишь, что США шибко нервные в этой реальности – во Вьетнам вторглись на десять лет раньше, в Гватемале Арбенса сами добивали, на наемников не надеясь. И очень вероятно, что здесь Фиделю времени не дадут – сразу начнут бомбежки, затем десант. Не считаясь с потерями – Куба для них, как нож у брюха. При том, что мы до победы Кастро вмешаться явно не можем – поскольку народ на Кубе настроен резко антибатистовски и антиамерикански, но и коммунистов не сильно любит. И если пустить все как там – то есть реальный риск получить в итоге не социалистическую Кубу, а подобие Гренады-1983.

Плюс главный: Карибского кризиса не ожидается. Здесь мы по стратегическим ядерным силам – не слабее. И конкретно по флоту – там мы могли послать к Кубе всего четыре дизельные лодки, здесь же у СССР в Атлантике будет не менее десятка атомарин – причем улучшенного (в сравнении с иным временем) проекта, и с отработанной тактикой боевых действий. А вот у США с этим – пока провал!

Можно спорить о роли личности в истории. Но факт, что адмирал Риковер, «отец» американского атомного флота, там был действительно ключевой фигурой – оказавшись на своем месте, в нужное время, и сочетая в себе управленческий талант, технический кругозор, владение «адмресурсом», искру гения и харизму лидера. Именно он сумел продавить невозможное – втиснуть атомный реактор (который еще в 1950 году там занимал половину городского квартала) в размер отсека подлодки, при обеспечении приемлемых эксплуатационных характеристик. Там он прожил долгую и славную жизнь – ну а здесь, даже не увидел Победы в войне, был убит «нацистскими агентами» (о деталях операции я не осведомлен – в ведомстве Лаврентий Палыча умеют хранить тайны). Конечно, незаменимых нет – но найти одного человека, сочетающего все достоинства покойного Риковера, у американцев не получилось, и время они потеряли. В итоге, имея перед глазами стимул (нашу «моржиху»), они все ж сумели поднапрячься и выпустить свой атомный «Наутилус» в том же 1954 году, что и там, только корабль вышел здесь намного более «сырой», косяком идут поломки, аварии, даже пара серьезных катастроф – у экипажа первая (и пока единственная) американская атомарина заслужила репутацию «корабля смерти», больше в ремонте стоит чем в море выходит, о серии пока и речи не идет. И это в то время, как у нас со стапелей Севмаша сошло уже больше дюжины «акул» – а с этого года их будут строить и в Ленинграде, и в Сормово.

Но одними лодками войну не выиграть. Особенно когда требуется перевозить десант и обеспечивать ПВО – к этим задачам субмарины не приспособлены в принципе. А в надводных кораблях и авиации – конкретно в Карибском море у США явный перевес, при своих базах рядом. Штаб на картах игру провел – вариант, когда эскадра нашего флота, выходит «на учения» в Атлантический океан, где уже находятся «в рейсе» транспорта с войсками и техникой (по образу операции «Анадырь» иной истории) – и по условной команде, все собираются в конвой и идут к берегам Кубы. Выходило не меньше шести суток – и это рекорд, реальнее же до десяти. За это время американцы успеют отреагировать – да, есть надежда, что будут соображать, принимать решение – но заранее рассчитывать на ошибки противника, это авантюра а не план. А при правильных действиях за США все глухо – сначала их авиация работает в полигонных условиях, ибо ПВО на Кубе отсутствует как класс (нет ни РЛС, ни крупнокалиберных зениток – про ракеты молчу), ВВС это едва авиаполк поршневых самолетов прошлой войны (здесь реактивные Т-33 – учебные, не истребители! – Батиста еще не получил). Ну а затем на Гавану сбрасывается воздушный десант, а за ним и высадка морпехов – даже если на переброску войск и поиск плавсредств уйдет трое-четверо суток, все равно мы подойдем к Кубе, когда там будет «нормандия», на берегу уже крупные силы противника с тяжелой техникой и намного более коротким плечом снабжения. И нам невыгодно будет выставлять себя агрессором – вот если на нас и наших друзей нападут, это другое дело! Но как успеть, оказаться на Кубе раньше?

Пара-тройка транспортов могут пройти, не привлекая внимание. Даже полдюжины – как здесь было в сорок пятом во Вьетнаме, когда оружия и инструкторов, что они доставили, хватило, чтобы война «дяди Хо» с французами пошла совсем по-другому. Но это не тот случай: если вьетнамцы нуждались прежде всего в стрелковке, в джунглях партизанить – то тут нужна ПВО, причем с подготовленными расчетами: за пульт радара или ЗРК необученного повстанца-крестьянина не посадишь. И что-то противокорабельное нужно – с той же проблемой, кто будет с этим работать? Если образовательный уровень кубинского пеона – сильно ниже, чем советского колхозника-призывника.

Ну а если все-таки – транспорта? Вернее, внешне выглядевшие как транспорта. Развитие военной техники в СССР в этой истории имеет ряд существенных отличий – например, здесь мы уже умеем запускать ракеты «по-минометному» – из шахты, или транспортно-пускового контейнера. И есть вариант морской С-75 (у которой с сухопутной общего осталось лишь название) вертикального пуска – правда, пока не из «улья», как в двадцать первом веке, а привычное тут, в погребе ракеты в барабанах, из которых подаются в пусковую трубу. А если сделать «соты», то сколько ракет можно набить в корпус мирного с виду торгаша? Придет в Гавану, не привлекая внимания – и готова «бесполетная зона». И кстати, такая плавбатарея ПВО вполне годится и для быстрого (и внезапного) усиления обороны наших передовых баз. Сколько надо времени, чтобы такие появились в строю – а американцы еще не успели узнать? Новый проект – к лету следующего года не успеем, ну а к пятьдесят седьмому и позже, вполне!

Если задача лишь – выиграть время, буквально несколько суток. Чтобы наш конвой и эскадра успели подойти к Кубе.

А против морского десанта? Тоже есть задумка. «Вождей» (атомные лихтеровозы «Маркс» и «Энгельс») под эту операцию вряд ли дадут – корабли уникальные, дорогие, и очень полезные на своем месте, на севере. Но есть у нас и меньшие размером, тип «Выборг» – гражданская версия десантных «носорогов». Могут взять в док-камеру ракетные катера «183-Р» (звено, четыре единицы – берет штатно). Ракеты у них конечно не те, что «Монтану» топили – но против эсминца, а тем более транспорта, сработают как надо.

Ну и крайний эшелон, заранее и скрытно развернутые на театре атомарины. Которые вступят лишь при явной агрессии ВМС США против кораблей под советским флагом. Как было в мае, у берегов Вьетнама.

Уже что-то реальное получается? Конечно, это лишь наметки – штабы их еще проработают. Ну а политическая часть – это уже не мое.

Будет Куба свободной от империалистического гнета – как можно товарища Сталина огорчить? И товарища Че Гевару (что уже полгода у нас обучение проходит, как правильно строить социализм) – тоже!

Южный Китай, Гуаньчжоу. Декабрь 1955.

Да, это мы, сэр – лучшие в нашей Второй Дивизии, и наверное, теперь во всем Корпусе: кто еще может похвастаться десятками сожженных русских танков, в бою на Жемчужной реке? И если вы о том напишете – все парни будут вам очень благодарны. После всего, что творилось в этом проклятом Китае за последний год – приятно, что удача наконец повернулась к нам лицом!

Нас перебросили в Гуаньчжоу еще в августе – слышал, что там была какая-то чехарда, хотели то в Сайгон, то в Шанхай – но выгрузили здесь. Как раз к началу «мокрого» сезона, когда дороги превращаются в мокрые канавы, и даже «паттон» садится на брюхо – зато для коммуняк просто рай, ставить в эту грязь мины. И если взрыв под гусеницей лишь доставит массу проблем с ремонтом, откапывать и заменять один или два выбитых катка и натягивать гусянку, то напороться днищем, это всегда убитые или раненые в экипаже, особенно если поймаешь кумулятивную мину, которая со штырем. Ну а если сдетонирует боекомплект, то живых не останется вообще. Так что мы очень не любили передвижений в это время года – и слава господу, командование это тоже понимало, большей частью мы сидели в Гуаньчжоу, до конца ноября.

О том, что творилось в этот период, вам наверное лучше расскажут парни с Флота. Поскольку поскольку дороги в сезон дождей практически непроезжие, то именно по воде был основной подвоз, мы с юга, коммуняки с севера, и где-то посредине фронт. Да, у армейцев с флотскими обычно натянутые отношения, но морская пехота, это иное дело – и у меня было немало приятелей с эскадры, поскольку и флотские и морпехи на берегу ходят отдохнуть и развлечься в одни и те же заведения, в отличие от сухопутных. И говорят, самыми полезными кораблями у нас оказались вовсе не авианосцы и линкоры, а малые канонерки – по сути, те же танки, только речные. Причем, вот смех, как мне сказали, их строили сейчас в большом числе на японских верфях – после того, что коммунисты в мае устроили в Сайгоне[34]34
  прим. авт. – см. Красный бамбук.


[Закрыть]. Шестьдесят тонн, броня, пушки в башнях, и пулеметы 50го калибра – они кусались как шершни, проникая иногда по реке даже в тыл коммуняк, терроризируя их снабжение. Именно им мы благодарны за то, что красные почти не беспокоили нас три месяца, после того как они взяли Шанхай.

Дожди кончились в начале декабря. И стало гораздо жарче – авиация, и наша, и их, начала работать гораздо активней, и дороги просохли, что весьма уменьшило наше преимущество на реке: слышал, что и раньше случалось, когда наши канонерки попадали под кинжальный огонь батареи, замаскированной на берегу – но теперь это стало просто бедствием, казалось что эти 76мм пушки русского образца еще с той войны были у краснокитайцев везде! И на фронте стало намного горячее, коммуняки сосредотачивали все новые полки – так что скоро закончился наш отдых в городе Гуаньчжоу, пришло время показать, что такое танкисты Корпуса Морской Пехоты США!

Нет, в том знаменитом бою 13 декабря участвовал не весь наш полк – никто не стал бы собирать полторы сотни танков в одном месте! Вы не видели сами то место, отсюда к северу двадцать миль? Не степь, не прерия – а предгорья, поросшие лесом и кустами. Склоны иногда достаточно пологие, чтобы на них мог въехать танк – но чаще все-таки передвигаться приходилось по дорогам. Сражение шло именно вокруг дорог, особенно перекрестков, и господствующих высот. И лично я видел лишь то, что происходило на участке моей роты, по фронту где-то с милю относительно ровной и просматриваемой территории. А река была где-то далеко по левому флангу.

Ну, можете написать, что мы поймали из засады колонну коммуняк, движущуюся по дороге без разведки. Если читатели любят – хотя было все не так. Пехота у красных китаез достаточно хорошо обучена бою в лесу, умеет просачиваться, маскироваться, обходить фланги – хотя, я слышал, уступит в этом вьетконговцам. Так и в тот день – да, мы оборудовали позиции согласно уставу, но сначала на нас налетели штурмовики под прикрытием «мигов», их встретили наши, и в небе была хорошая драка с переменным успехом. Затем нас обстреляла их артиллерия – и лишь после в атаку пошли краснокитайцы, не колонной по дороге, а развернувшись в правильный боевой порядок, танки и бронемашины с пехотой.

Да, сэр, это были именно китайцы, а не русские. Я не был в Шэнси в пятидесятом – но много разговаривал с теми, кто прошел тот страшный путь. И все сходились во мнении, что русские, это сущие дьяволы, они страшны не только качеством выучки и вооружения, но и импровизацией в любой самой сложной обстановке – никогда не знаешь, какой ход они придумают в следующий момент. А те, кто атаковали нас – были подготовлены максимум, на уровне командира взвода, действовали шаблонно, в лоб. И еще было заметно, если подбить командирский танк, его подчиненные откровенно терялись, двигались неуверенно, цели выбирали плохо, будто слепые. А китайская артиллерия не умела стрелять с закрытых позиций. Так что огневой бой мы выиграли с разгромным счетом – хотя у нас было семнадцать «паттонов», а у тех, больше четырех десятков – но поле боя осталось за нами, а значит победили мы.

Опасно было лишь в один момент – когда пехота коммунистов обошла нас по правому флангу и там в лесу дошло до гранат, штыков и даже рукопашной. Лейтенант Саймон, командир третьего взвода, двинулся было на помощь нашей пехоте – нет, он был вполне грамотным офицером, однако при бое в лесу трудно различить своих и врагов, и чтобы не подставить свой борт на опасно близкой дистанции. И четыре «паттона» из пяти сгорели, подбитые из РПГ, Саймон погиб тоже – до того, как краснокитайцев удалось оттеснить назад.

Да, можете записать, что моя рота уничтожила двадцать девять русских Т-55. Хотя по правде, их там было три штуки – а остальные, это ПТ-76 и гусеничные бронетранспортеры. Мы же потеряли восемь танков – четыре в перестрелке, про остальные я уже сказал. Из экипажей – одиннадцать парней погибло, тринадцать ранено, лишь восемь не пострадали. То есть, даже выигранный бой стоил нам половины роты. И мы так пока и не получили пополнения – а у китайцев завтра встанет в строй вдвое больше, чем мы убили сегодня. Мой дружок из контрразведки сказал, что среди пленных часто оказываются те, кто вчера был за «нашу» макаку Чана – но попав в плен к коммунистам, они охотно пошли воевать уже против нас. Так на кой черт нам нужен этот Китай, где все нам враги? Я не политик, а всего лишь капитан, командир танковой роты – но поверьте, что очень многие наши парни до последнего рядового думают точно так же. И это очень вредно влияет на их боевой дух. Или же, немало и тех, кто говорят – раз китайцы настолько погрязли в красном тоталитаризме, так не проще ли с ними как с вьетконговцами, «убей их всех, спасая их души от большего греха»?

Нет, сэр, русских там не было – знаю точно. Поскольку лично видел пленных, что мы наловили после боя. Если бы там были русские, их бы держали отдельно, как ценный товар – на кого можно обменять кого-то из наших. Ну а красных китаез у нас просто расстреливают – после допроса, или даже сразу. Так вот, там не было ни одного русского, одни лишь китайцы.

Так вы напишете про нас – и мое фото будет в вашей газете? Давно мечтал, вернуться домой героем, как Том Ренкин, который шесть «кенигтигров» подбил под Лиссабоном! И я думаю, история простит, если вы напишете и про меня – «это тот самый парень из Теннеси, что сжег шесть русских Т-55»?

Ли Юншен, генерал Народной Армии Китая.

Самое худшее на войне, это брать крепости – так говорил великий Сунь-Цзы.

Советских войск под Гуаньчжоу почти не было – лишь артиллеристы, зенитчики, связисты. Еще в пятидесятом, по условиям перемирия, Сталин сумел стребовать с чанкайшистов (и их американских хозяев) военную базу Цзилун на северной оконечности острова Формоза. Считалось, что это место нужно русским исключительно для обеспечения их коммуникации во Вьетнам – во внутрикитайской войне участие этой советской группировки было очень малым. До 10 ноября, когда советский конвой, якобы идущий в Хайфон, возле Формозы вдруг развернулся и высадил десант – как два года назад на остров Хайнань. И если в первом эшелоне десанта была лишь советская морская пехота – то вторым эшелоном на тех же транспортах перебросили еще две дивизии Китайской Народной Армии (и в том числе 31ю, одну из лучших у Ли Юншена) из только что взятого Фучжоу. Сейчас на Формозе идут бои, русские успешно подавляют последние очаги сопротивления – а Чан Кай Ши (по некоторым сведениям, собиравшийся сбежать как раз на Тайвань), сидит в британском Гонконге и вопит на весь мир о «красных зверствах», призывая все небесные кары на головы коммунистов, и персонально его, генерала Ли Юншена, и даже, вот ужас, на самого советского Великого Императора Сталина. Что ж, когда мы поймаем этого пса, то припомним ему этот лай!

– Гуаньчжоу от нас никуда не уйдет – сказал русский Наставник, Михаил Иванович – а вот Тайвань упускать было нельзя. Удерут туда белокитайцы, укрепятся – и выкуривай их оттуда!

Еще недавно Ли Юншен искренне думал, что научился высокому искусству войны – у таких Мастеров, как Жуков, Конев, Рокоссовский, Василевский, Ватутин, чьи труды он штудировал, а кого-то и слушал, ловя каждое слово, на лекциях в Академии имени Фрунзе в Москве. Он не только выучил наизусть все Правила, но и мог видеть их проявление в конкретных битвах Советской Армии, в минувшую Великую войну. И вдруг оказалось, что самому (без подсказки) уметь находить, какое из правил и в какой мере надо применять в данной обстановке – это гораздо труднее! Когда Народная Армия взяла Шанхай, то казалось, победа и конец войны уже рядом, проклятые чанкайшисты вот-вот сдадутся или убегут в эмиграцию. Оказалось же, что окопавшиеся на юге американцы не только не собирались уходить, но и переходили в контратаки, иногда нанося достаточно болезненные удары. И пусть потери пока не были критичны, и не было сомнений в окончательной победе – но что скажет сам Великий Красный Император Сталин, услышав доклад? Не вызовет ли это его немилости к нему, Ли Юншену – с самыми печальными последствиями? Проклятые буржуи, помещики и их прислуга, а также их американские хозяева – чтоб вы сгорели в атомном огне! Тем более, что сюда на юг сбежались от неудержимого наступления китайского коммунизма все недовольные народной властью – а значит, Гуаньчжоу может считаться при штурме за вражеский город, где не надо беспокоиться о сохранении жизней населения.

Под рукой Ли Юншена было четыре дивизии: 15я и 28я (из тех, кто форсировали Великую реку и брали Шанхай) и еще 59я и 66я (пришедшие уже после, еще не проверенные в бою и не имевшие опыта). В Гуаньчжоу же укрепились части Второй Дивизии морской пехоты США, еще многочисленные тыловые подразделения (всего, до десяти тысяч американцев), а также неустановленное число сбежавшегося туда гоминьдановского отребья (по разным подсчетам, от пятидесяти до ста тысяч), боеспособность и дисциплина которых оценивались невысоко. Однако же их хватило, построить вокруг города весьма серьезные укрепления – к тому же, враг не имел проблем со снабжением и транспортом, при наличии хорошо оборудованного порта и складов в своем самом ближнем тылу.

Народной Армии же приходилось все приходилось везти за пятьсот километров, от города Чаньша (где была главная тыловая база). Не хватало бензина для машин, в грязи застревали даже гусеничные тягачи. И под проливным дождем, грязь месили ногами носильщики из местного населения, мобилизованные в «трудовые батальоны» – ведь будет справедливо, если те, кто отсиживались по домам, когда мы проливали кровь за победу коммунизма, тоже внесут свою плату, своим трудом? Как было у советских товарищей – все для фронта и для победы, кто не воюет, тот должен трудиться, а кто не хочет работать, тот не ест и подохнет! Мобилизованные на трудфронт получали паек – достаточный и им, и их семьям. И все равно, немало было саботажников, вредителей и дезертиров – с такими, разговор был короткий, по законам военного времени. Так же как с бандитами, мародерами, курильщиками и торговцами опиумом. Где проходила Народная Армия – безлюдели деревни: дома оставались лишь старики, женщины, дети и калеки – а трудоспособные мужчины, кто не были призваны в строй, если не тащили груз по распутице, то восстанавливали дороги, мосты, работы хватало всем.

В декабре стало наконец легче, закончились дожди. И удалось прогнать с Жемчужной реки американскую флотилию – хотя отсутствие своего флота там очень мешало. Народная Армия вышла к Гуаньчжоу – всего тридцать километров до самого города. Дальше продвинуться не получалось, морская пехота США оказалась неожиданно сильным противником. Первые атаки Народной Армии на рубеж обороны были отбиты, с заметными потерями. И если пехоту можно было восполнить мобилизацией населения, и даже пленных гоминьдановцев, желающих загладить свою вину – то с техникой (а особенно, обученными экипажами и расчетами) было намного труднее. В то же время и американцы могли лишь обороняться, но не наступать, сил у них явно не хватало. Возникло равновесие, с перспективой долгой позиционной войны. Что, как знал Ли Юншен, совершенно не входило в планы Великого Императора в Москве!

– Что тебя тревожит, наш Повелитель? Можем ли мы помочь тебе советом? Нас не учили искусству войны – но «великий мастер побеждает еще до боя и без боя»!

Лань («орхидея») и Киан («роза»), сестры-китаянки.

Нас не учили искусству войны – но в совершенстве учили искусству Власти.

Для Власти же первый и главный ресурс – это люди. Не друзей (равно и тех, кто может стать ими, с высокой вероятностью) следует использовать, чтобы они хотя бы своими никчемными жизнями принесли пользу – как например, мобилизованных здесь на Юге (который никогда не был лоялен Северу), ставить в первые ряды при атаке «пехотными волнами» на вражескую позицию (пребывая рядом с Повелителем, даже мы познали какие-то основы военного искусства). Ну а друзей следует беречь – и если уж тратить, то на что-то очень ценное и важное.

Повелителю ведомо – о необходимом превышении сил наступления над обороной. Мы же знаем, что те, кто пришли сюда с боями от Великой Реки – слишком ценны, чтобы завтра погибнуть при штурме крепости Гуаньчжоу. В Школе в Москве нас учили «видеть в каждом человеке его потенциал», то есть, насколько высоко он поднимется – среди офицеров (и даже некоторых сержантов и рядовых) Десятой Армии мы уже отметили тех, кто будет благодарен Повелителю, когда сами станут генералами или высшими чиновниками. И пусть никчемные вопят, что «из достойных людей не делают солдат» – советские доказали всему миру, что страна и народ должны ценить своих защитников – значит, так будет и в Народном Китае. Так что надо сделать, чтобы те, кого мы избрали, завтра остались жить?

Повелитель, сколько у нас этих никчемных, ждущих приговора? И сколько наловят завтра? Вели их не казнить, а дать возможность искупить вину трудом. Надо сделать всего лишь….

Это ведь не будет нам стоить ничего. В худшем случае, если на той стороне не заметят или не поймут – у нас, толпа бездельников лишь разомнется работой.

Ван Юнь, беглец из Шанхая.

Я был рожден в провинции Фуйзянь три десятка лет назад. Судьба носила меня почти по всему Китаю, пока десять лет назад я не осел в Шанхае, помощником почтенного господина Лю Вонга, которых служил мистеру Гилмору, по торговым делам. В китайской традиции считаются выше всех Император и его Двор, затем чиновники, затем крестьяне, затем те, кто занят ремеслом – и уже после идут торговцы, ниже их лишь солдаты. Потому, даже когда я заработал неплохие деньги, меня презирали все равно. Я слышал, что в Америке наоборот, человек с деньгами наиболее уважаем – и мечтал уехать туда.

Но я не успел накопить достаточно, чтобы начать свое дело в другой стране – когда в Шанхай вошли коммунисты. Они относились к моему занятию с еще большим презрением, назвав «нетрудовым элементом». Несколько раз мобилизовывали «на трудфронт» – заставляя чинить мостовую и трамвайные рельсы. Затем дозволили торговать, обложив при этом непомерным налогом – я еще мог держаться, и даже получать минимальную прибыль, но о том, чтобы быстро накопить капитал, нельзя было и мечтать.

У мистера Гилмора я научился ценить свободу – делать то, что я сам хочу и когда хочу. Но при коммунистах все было жестко определено – как в старом Китае всем было предписано, по сигналу барабана с городской башни, утром вставать и начинать работу, а вечером так же по сигналу заканчивать, запирать двери и не выходить на улицу. Жители, все до единого, были объединены в «десятки» – не людей, а семей – которые должны были следить за правильностью поведения каждого, и отвечать круговой порукой за любую его вину. Тех, кто показался нелояльным, равно как и чужаков, подвергали допросу в «народной милиции» – после чего случалось, что тех людей больше никто не видел, и не полагалось спрашивать об их судьбе. И каждый день был один час «политсознательности» – когда все должны были учить цитаты из «Краткого курса» Сталина, а затем скандировать их хором – уклоняющийся от этого действия считался большим преступником, чем вор и разбойник! В поиске «врагов» особенно усердствовали те, кто состоял в молодежной коммунистической организации – в большинстве, дети голодранцев, но иногда даже, вполне достойных родителей. Они шныряли везде, как крысы – выслеживали, доносили. Вооружались обычно лишь бамбуковыми палками – но им на помощь быстро прибегал армейский патруль. Да, при коммунистах в Шанхае жить стало легче, особенно нищебродам – больше стало работы (а значит, и сытости), меньше преступности и грязи. Ценой такого ограничения свободы, какого не было даже при Империи – но что значит свобода для тех, кто ее не ценит?

Я решил бежать на юг, где еще остался прежний порядок. По своим делам, я знал тех, кто мог помочь. Таких как я набралось почти два десятка, мы заплатили немалые деньги, американские доллары, чтобы нанять лодку и проводников. Проплыли мимо Наньчана до Ганьчжоу, высадились на берег, и тут нас схватили солдаты. Это были коммунисты – они забрали у нас все деньги и ценные вещи, но не в собственные карманы, а тут же по описи сдали старшему. Солдаты прежнего правительства тоже ограбили бы нас, взяв половину или даже большую часть – но с ними можно было бы договориться.

Нам объявили, что попытка бегства с коммунистической территории, это уже смертный приговор – но мы можем искупить трудом свою вину. И нас погнали в «трудовой лагерь» – где кормили, и даже неплохо, но выходить за ограду иначе, чем на работу, было запрещено под страхом смерти. Мы чинили дороги и мосты, это была тяжелая работа, особенно для тех, кто к ней прежде был непривычен – обязательные часы политзанятий теперь казались нам счастливым временем отдыха. Рядом с нами работали и мобилизованные из местного населения – но у них была привилегия, ходить без конвоя. А за нами следили солдаты, и если кто-то из нас падал без сил, его могли жестоко избить, а кто отказывался работать, тех расстреливали. Причем нашей стражей обычно были даже не коммунисты, которые считались элитой, вроде гвардейцев, а бывшие правительственные солдаты, из пленных или перебежчиков; они были самыми жестокими надзирателями, выслуживая свое прощение.

Бежать было невозможно – повсюду были коммунистические войска. Тех, кто пытался и были пойманы – расстреливали перед общим строем. Плохая смерть – у нас в Китае, достойному человеку подобает умереть в своем доме, в преклонных годах, в окружении детей и внуков, и быть похороненным рядом со своими предками. А не так – без памяти, могил, и даже имен.

В тот день нас заставили копать громадные ямы – как сказал офицер, «противоатомные укрытия для техники». Место тоже выбрал тот офицер – на северном склоне холма, в трехстах шагах от вершины. Сказав нам – если плохо выкопаете, то все сгорите. И еще добавил – тех, кто будет лениться, привяжут к столбам там, на вершине, чтобы после по их останкам изучить поражающее действие Бомбы. Там и правда стали вкапывать столбы, из железнодорожных рельс – «деревянные сгорят, а эти останутся». Тогда я решил бежать – мы ведь считались не просто мобилизованными, а «штрафные», и если коммунистам нужны жертвы, то кого они выберут, скорее всего?

Нас было десять – и всего один солдат надзирал, как мы работаем. Я ударил его лопатой по голове, и взял винтовку. После этого у всех нас не было выбора – расстреляли бы всех, если бы поймали. И повезло, что трое из нашего десятка оказались местными – они знали тут все тропинки. Я был рад, когда нас наконец окликнули американские солдаты. Хотя они приняли нас за коммунистических шпионов – избили и хотели пристрелить. Но я говорю по-английски, и сумел объяснить офицеру, что мы не шпионы, а заключенные, бежавшие с коммунистической каторги. Я говорю чистую правду – чем мне поклясться, чтобы вы мне поверили?

Я прошу вас лишь об одном, господин американский офицер. Возьмите меня в Америку – страну свободы! Где человека ценят за его ум и капитал, а не принадлежность к сословию и верность идее.

Комитет начальников штабов США – Президенту.

Факты из документа, приведенного выше, подтверждаются показаниями еще 28 перебежчиков и 3 пленных коммунистов. То есть, следует считать установленным, что:

– коммунисты строят противоатомные укрытия для людей и техники, на обратных скатах холмов. То есть, готовятся не к атомному удару вообще, а зная его место.

– коммунисты собираются разместить живые объекты (в данном случае, заключенных) для оценки эффективности взрыва. То есть, зная время, когда это произойдет.

– войска коммунистов не приближаются к Гуаньчжоу ближе тридцати миль – даже там, где военная обстановка это позволяет. Более того, среди солдат коммунистов замечена боязнь нахождения на своем передовом рубеже – что прежде для них не было характерно. При том, что безопасное расстояние в тридцать миль – избыточно даже для боеприпаса той мощности, что русские взорвали в Шанхайском порту.

– в частях НОАК, осаждающих Гуаньчжоу, практически нет советских военнослужащих. Что также является подтверждением высказанного выше – со стороны Сталина логичнее подставить своих китайских «сипаев» как менее ценный материал, под риск воздействия поражающих факторов супер-Бомбы при возможном промахе.

– представляется весьма вероятным, что Сталин желает испытать свое супер-оружие в реальных условиях. Или его уменьшенную копию – на что указывает «безопасный радиус» в тридцать миль.

Наши вероятные потери – по заключению экспертов, «в Гуаньчжоу не останется даже живых крыс». Людские потери – до десяти тысяч граждан США (военнослужащих и гражданского персонала). И до миллиона китайских беженцев.

(приписано карандашом – ситуация на месте грозит выйти из-под контроля, ввиду утечки информации).

(еще приписка – «уменьшенную копию»? А если Сталин хочет провести эксперимент максимально приближеный к реальности – на каком расстоянии могут находиться свои войска, без потери боеспособности? Использовав китайцев как подопытных крыс).

Заголовки американских газет.

«Новости из Китая. Русские намерены испытать свою сверх-Бомбу по Гуанчжоу».

«Еще несколько тысяч американцев завтра сгорят в атомном огне. Сумеет ли наш Президент удержать советских от такого злодейства?»

«Миллион китайцев, виновных лишь в том, что выбрали демократию, а не тоталитаризм, завтра умрут в осажденном Гуанчжоу».

«Это начало Третьей Мировой войны? Сколько еще нам терпеть, как Сталин убивает американцев тысячами?».

Послание Королевы Великобритании Елизаветы Второй – Сталину. Утро 23 декабря 1955.