Текст книги "Трое в «копейке», не считая зайца Митьки"
Автор книги: Владислав Крапивин
Соавторы: Александр Кердан,Сергей Аксёненко
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
15.10. У дороги памятник Радищеву. С чего бы это?
15.40. Проезжаем населенный пункт Чаадаевка. Тут уж А. К. не выдерживает и зарывается в атлас автомобильных дорог – изучает названия городов и деревень. Ну и область! Сплошная родина талантов. Прямо хрестоматия по литературе для средней школы! Только одни названия перечислить – и достаточно: Тарханы, Чаадаевка, Радищевск, Белинск, Беднодемьяновск… Последнее, впрочем, звучит как-то не в общей тональности (по выражению Командора).
15.50. Деревня Архангельское. На выезде памятник – голубой журавель. В. П. со свойственной ему скромностью и тягой к аналогиям (вспомнив, какую область мы проезжаем) заявил, что это памятник гигантской птице из его знаменитой повести «Дети синего фламинго». (В. П.: «Я не говорил, что знаменитой, елки-палки…») А мы, наивные, согласились. Ибо следом за Архангельским началась деревня Борисовка.
А. К. без лишних сомнений выдал ее за родину своего отца, которого он не помнит. Это не вызвало возражений (по причине общей усталости – у С. А. от дороги, у В. П. и А. К. от… ладно, не будем).
15.55. Спорим о том, где все-таки должны проходить крупные автотрассы: по деревням или вне их… Спор вызвало то обстоятельство, что мы сами движемся через непрерывную цепочку деревень, примыкающих одна к другой. Названия самые поэтические: Павлово-Куракино, Середа-Марьевка и т. д. Сам собой напрашивается вывод: пензюки и пензючки (так мы с легкой руки А. К. окрестили жителей Пензенской области) – народ общительный, одиночества не любят. Потому и живут кучно вдоль дорог. Нам это, с одной стороны, интересно, с другой – усложняет движение, так как скорость-то в населенных пунктах положено держать не выше 60 км в час!
16.20. Видим на горизонте Пензу. Остановились на полу-построенной заправке. Залили в «Лайбу» 25 литров за 175 рублей. На спидометре 1681 километр.
16.35. Въехали в город Пензу. Здесь у нас ни друзей, ни знакомых… Но решили все же приостановиться на обочине для перекура (тех, кто курит) и разминки.
Оказалось, что остановились не напрасно. С. А., бродя по придорожной траве, нашел Митьке подругу – куклу без рук, но с моргающими глазами – добрыми и голубыми, как окрестные незабудки. Дали найденной имя Настя (отчество – по приемному отцу – Сергеевна), а фамилия (по населенному пункту) Пензючка. Теперь Митька не одинок!
Поэт А. К. сочинил краткую оду по случаю:
Взамен потерянного носа
Подругу Митьке мы нашли.
Без рук она и безволоса,
Зато, как кочегар, в пыли.
(В. П.: «На какие ухищрения не пойдешь ради рифмы! На самом деле Настя весьма кудрява и пыли на ней нет. А руки приделаем…»)
17.00. Наблюдаем герб города Пензы, на нем – ласточка. Город основан в 1663 году. В связи с ласточкой А. К. вспомнил гимн Уральской школы бизнеса, который он написал в соавторстве с композитором Евгением Щекалевым. Там такие слова:
Мы, как ласточки, стремимся к свету,
Красоту соединяя с добротой…
Свято веря, что Россия – ось планеты,
Та, которая и держит шар земной.
– Слегка выспренно, но по существу правильно… – снисходительно заметил Митька, после появления Насти пребывавший в прекрасном настроении (неужели некоторые литературные критики оттого и злые, что у них в личной жизни нелады?).
17.33. Стоимость бензина растет. Уже 7,2 рубля за литр! Предложено в Пензенской области называть бензин «пензином». Погода за окном автомобиля тоже меняется. Сильный ветер в лобовое стекло. По словам В. П., такой курс относительно ветра называется «левентик» (по строгой морской науке) или «мордотык» (на разудалом парусном жаргоне).
18.00. Прошли полторы тысячи километров от дома А. К. (такую единицу отсчета предложил С. А. Он – капитан, ему виднее…). Ура – Сереге! Ура – «Ладушке»! Да и остальные члены экипажа – люди неплохие… Впереди город Ломов да еще не простой, а Нижний.
18.10. Проезжаем через деревню Вирга. Изучавший латынь в своих университетах (в военных училищах этому не учат) В. П. заявляет, что «вирга» по-древнеримски «розга».
Жители вдоль дороги продают ведрами и поштучно больших вареных раков, покрасневших от предвкушаемого удовольствия потенциальных покупателей. Раки водятся, очевидно, в той самой поросшей тальником речушке Виргуша, которую мы пересекаем. Вот и разгадка названия. Из тальника розги как раз и делали (опять же по утверждению В. П., хорошо знакомого с наукой педагогикой).
«Битие определяет сознание», – это уже Митька.
Упоминание о розгах вызвало всплеск поэтического творчества, касаемого той части тела, к коей это орудие воспитания обычно применялось.
В. П. + А. К.:
Дорога через много мест,
Сказать по правде, это – тест
На воспитанье, на культуру,
На… задницы мускулатуру!
Митька заметил, что если бы он не был сшит из полосато-диагональной ткани, то покраснел бы, как те самые раки. Вместо Митьки покраснели авторы. И обещали, что больше не будут…
18.20. Мы у города Нижний Ломов. Самая запоминающаяся деталь: реклама на обочине – огромная (метра три) бутыль водки «Ломовский сувенир». Сколько стоит, не указано. Стоимость другого горючего (бензина) здесь – 7,4 рубля за литр.
18.45. Опять попали в полосу сплошного дождя. В. П. углядел в нем всю гамму оттенков, от серого до перламутрового. Вот что значит взгляд классика!
19.20 Въехали в город Беднодемьяновск. У дороги мангал без шашлыков и одинокая продавщица-шашлычница, как будто ждет, что ее саму на шампур нанижут (вот такие жуткие образы приходят с голодухи в голову). Проехали 1600 километров. У А. К. сей городок (как мы поняли – родина Д. Бедного, пролетарского поэта) вызвал следующие воспоминания.
А. К.:
…Для меня имя Демьяна Бедного – это далекое детство. Моя тетушка Нюра (Анна Ивановна) учит меня игре на балалайке. (Стоит заметить, что из известных мне поэтов на балалайке играли: Н. Клюев, В. Боков и я.)
Ученик я был старательный. Музыкальным слухом наделен был не очень, но все же довольно скоро выучился играть «Подгорную», «Во саду ли, в огороде…» и песню, особенно понравившуюся мне, – «Как родная меня мать провожала…» на стихи упомянутого Д. Бедного.
Помню, особый задор вызывали строчки «Без тебя большевики обойдутся» и «Лучше б ты женился, свет, на Арине». Почему? Теперь, хоть убейте, не отвечу, но тогда с этим «номером» даже умудрился выступить на концерте школьной самодеятельности и завоевал в подарок томик Есенина. Лишь став взрослее и узнав о неприятии поэтами друг друга, подивился такому совпадению.
При первом прочтении Сергея Есенина в памяти засели почему-то не знаменитые стихи: «Выткался над озером алый цвет зари» или «Спит ковыль, равнина дорогая», а такие вот строфы:
С горы идет крестьянский комсомол
И под гармонику, наяривая рьяно,
Поет частушки Бедного Демьяна,
Веселым криком оглашая дол.
Эта история «Есенин – Бедный» интересна не только в связи с проездом через Беднодемьяновск, но еще и потому, что именно здесь мы приняли решение: завтра во что бы то ни стало побывать на родине Сергея Александровича в деревне Константиново под Рязанью.
Ну а завершить это лирическое отступление захотелось такими строчками «рязанского соловья»:
Я вам не кенар!
Я поэт!
И не чета каким-то там Демьянам.
Пускай бываю иногда я пьяным,
Зато в глазах моих
Прозренья дивный свет.
19.45. Пересекли границу Мордовии вскоре после того, как переехали речку Студенец.
Проезжаем первую мордовскую деревню. По замечанию В. П., здесь даже козы блеют по-мордовски. Продолжаем тему о специализации встречных населенных пунктов (по торговле). Действительно, деревня от деревни отличается. В одной продают раков, в другой – пирожки, в третьей – срубы для бань…
20.00. Деревня Умёт – это настоящее чудо! Вся проезжая улица (километров пять-семь) – сплошная вереница всевозможных трактиров и харчевен с экзотическими названиями на любой вкус: «Без жены», «Русалка», «Браток», «Ё-моё», «Едун». Не говоря уже о всяких там «Светланах», «Катюшах», «Натали»… Есть и литературные кафе: «Руслан и Людмила», «Серебряное копытце». Последнее, вдали от родных мест, особенно согрело нам душу, хотя вряд ли хозяева читали сказы Бажова… (Митька: «А может, и читали! Не вы одни такие умные…»)
Есть солидные кирпичные строения, а есть домики на сваях, стоящие прямо в русле речки. Венеция, да и только! По всей деревне дым от шашлыков, крики зазывал, перекрывающие даже шум автомобилей, и запахи, запахи…
С. А. утверждает, что сия деревня на границе с Рязанской областью занесена в Книгу рекордов Гиннесса. Мы ему верим. Но непонятно: откуда берутся посетители для столь огромного числа этих «точек общепита»?
20.10. Въехали в Рязанскую область. Говорим о книгах в Магдебурге, где когда-то служил С. А. Как он читал книги на немецком языке, мы не поняли, но то, что там были очень доброжелательные продавцы, в памяти осталось…
20.35. Переехали через реку Цна. За сегодняшний день, который еще не кончился, прошли уже 1000 километров!
20.40. Видим разрушенную церковь. Потом еще несколько таких же. Удивляемся. У нас на Урале церкви восстанавливают, вкладывают в это дело бюджетные и спонсорские средства, пусть даже и в ущерб социальной сфере живущих поблизости людей, а тут, в центре России, запустение…
С точки зрения веротерпимости и конфессиональной принадлежности у нас в «копейке» полная демократия и никаких противоречий. А. К. каждый раз перед началом движенья произносит: «Ну, с Богом, мужики!» Говорит, что такому напутствию научился у полковника Хабарова Л. В., в прошлом легендарного коменданта Саланга и героя «Афганского дневника» Виктора Верстакова, а ныне – начальника военного факультета УПИ…
У каждого красивого храма притормаживаем, стараемся заснять его на видео и фотопленку. Вспоминаем и Есенина: «…и на известку колоколен невольно крестится рука…» Да и Кердана можно процитировать: «…прорастает церквями Россия, словно порослью бывшая гарь».
20.56. Город Шацк. По улицам шастают шацянки (нетрудно догадаться, что сей каламбур принадлежит А. К., ностальгирующему таким образом по своей супруге Яне). А так, ничем не примечательный городок – по крайней мере, из окна автомобиля…
21.20. Наблюдаем необычайной красоты закат – ярко-красное, огненно-багряное, точно только что из сталелитейной домны, светило неспешно опускается в сиреневые облака (или дальний лес, кажущийся облаками). Пытаемся заснять это чудо, но на скорости не успеваем. Ведь действительно надо спешить, чтобы до полной тьмы отыскать какой-нибудь кемпинг или гостиницу…
21.40. В густом сумраке заливаем в баки бензин на маленькой автозаправке в деревне Екатериновке – наверное, дальней родственнице города Екатеринбурга («Нашему забору двоюродный плетень»). На спидометре 2045 километров. За 30 литров бензина отдали 230 рублей.
Пока С. А. осуществляет заправку, остальные прогуливаются около машины. Холодно. Поют соловьи. Командор критикует замерзшего А. К. за отсутствие лирики в данный момент. Позвольте, какая уж тут лирика, если «змэрз, як Маугли»!
21.50. Вырываемся на оперативный простор. Снова наблюдаем полотнище заката – вылитый российский стяг: белый, синий, красный… Но гостиницы все нет. Похоже, Родина забыла про своих сыновей…
Пересекаем речку Нетрож. Каламбурим:
Не трож-ж меня и не грызи
Мою истерзанную душу,
Коль нет гостиницы вблизи,
Ни ужина и ни подушек…
23.00. Путешествуем по ночным рязанским просторам. Узкая и неважная трасса. Встречный поток гигантских, сияющих огнями чудовищ. Это с ревом мчатся навстречу (пролетая в полуметре от нашей хрупкой «копейки») колонны дальнобойщиков. Уральцы, их коллеги, по ночам не ездят, а здесь просто непрерывные вспышки слепящих фар и других огней, которыми водители уснащают свои великанские фургоны. Зрелище, конечно, красивое, но утомительное для С. А. Да и на всех остальных действует отнюдь не расслабляюще! Кажется, возьмет такая «торпеда» на полметра левее – и… Командор сумрачно мурлычет под нос: «Знать не можешь доли своей…» Нельзя сказать, что это добавляет оптимизма остальным, но терпимость к чувствам соседа – одна из наших заповедей.
24.00. Въехали в город Рязань. Все чертовски устали, но, увидев герб и надпись, гласящую, что сей град образован в 1095 году, не смогли не заметить, что вовсе не «сей». Тот, первый, город Рязань Старая, и впрямь упомянутый в летописях означенного года (что вовсе не означает года образования!), находился в пятидесяти верстах на юго-запад от нынешней Рязани и был дотла спален монголо-татарами в 1237 году. А вот Рязань, в которую мы въехали, в ту давнюю пору была городищем с названием Переяславль-Рязанский и собственно нынешнее имечко получила только в 1778 году.
Говорят, здесь прекрасный Кремль, стоящий на месте слияния рек Трубеж и Лебедь, но нам его не суждено увидеть, так как совсем темно и хочется спать. А сон, по мнению академика Павлова, делавшего разные опыты над собачками и по невероятному стечению обстоятельств родившегося в Рязани, есть процесс физиологический, и нарушать его не рекомендуется.
ЧЕТВЕРГ, 24 мая
00.30. На окраине Рязани, после долгих расспросов ночных торговцев, чьи шашлычные огни с дымами напоминали стоянку огнепоклонников, нашли кемпинг. Там – не без приключений – и нашли наконец приют.
Приключение было такое. Пока А. К. ходил к администратору и оформлял нас на постой, к кемпингу подъехал один из местных братков-уркаганов (судя по наколкам и разговору), пристал к С. А. с доброжелательной беседою и предложил свои услуги по устройству на ночлег (вплоть до «девочек»). Сказал, что его зовут Вован, признался Сергею Алексеевичу в вечной дружбе и принялся хлопотать. Но явившийся от администратора штурман и казначей прервал эту сомнительную романтику, показал ключ от комнаты и вежливо отправил Вована заботиться о других постояльцах.
Разместились в отдельной комнатке, заплатив по 150 рублей с брата за койкоместо. Стоянка «Лайбы» – 25 рублей. Скромный ужин и пиво – сто «деревянных». Спали как убитые…
7.30. Подъем и т. д.
8.30. Выезд из Рязани. На спидометре 2160 километров. Утро солнечное. За ночь распушились одуванчики, и мы приободрились все. У В. П. и А. К. начинается традиционное стихосложение, что-то вроде утренней зарядки мозгов. Однако эти перлы решено в текст не помещать. Как сказал Митька, «по причине весьма среднего уровня и сомнительной нравственности». (Тоже моралист нашелся! А сам напропалую флиртует с пластмассовой Настей, не стесняясь остальных членов экипажа.)
9.00. Увлекшись стихотворчеством и полемикой с Митькой, мы чуть не прозевали поворот к настоящему поэту – Есенину.
Большой указатель на трассе Рязань – Москва. Туристический маршрут ощущается во всем. По газону медленно движется трактор – косит траву. Перед въездом в деревню Константиново плакат «АО Есенинское»… Ох, перевернулся бы в гробу Сергей Александрович, узнав, что его фамилия рядом с «акционерным обществом»… А может, и нет, дед-то у поэта был человеком зажиточным.
9.20. Мы в Константинове. Нас встречает гнедая лошадь, пасущаяся на обочине. Дальше видны особняки рязанских нуворишей – такие, что по сравнению с ними даже «барский» дом Анны Снегиной кажется деревенской избушкой. Не говоря уже о домике самого поэта (реставрируемом в момент нашего визита; как здорово пахнет свежей сосновой стружкой в деревянных комнатах!).
Очевидно, это последний писк «новорусской» моды – строиться на родине Есенина.
Правды ради заметим: помимо поэтических достопримечательностей и великолепного храма, здесь немало поводов для дачного строительства: ухоженная деревенька, чистый воздух, изумительные по красоте дали за Окой. И сама Ока – величавая, спокойная (другой поэт, Языков, так сказал о ней: «Текущей царственно, блистательно и славно в виду почтенных берегов»), и коровы на заливных лугах, и бегающие по изумрудной траве-мураве белые козлята… Пастораль да и только!
Постояли мы у той калитки, где одна «девушка в белой накидке сказала» лирическому герою «ласково – нет», походили вокруг дома, о котором сам Сергей Александрович написал:
Приехали. Дом с мезонином
Немного присел на фасад.
Волнующе пахнет жасмином
Плетневый его палисад.
Появилась ребячья экскурсия из Рязани. Посмотрев, как выстраивают «персонажей Крапивина» в ряд бойкие воспитательницы, В. П. заметил:
– Режимы рушатся, идеологии меняются, но привычка выстраивать детей по ранжиру в нашей педагогике незыблема…
Мы тихо порадовались, что совершили поход по есенинским местам без сопровождения: столпотворение при общении с историей и поэзией ни к чему…
В. П. заснял на видео картины местной художницы Власовой в небольшом магазине-салоне. Есть там полотно – местный мальчуган (Ванюша Власов) – ну вылитый Сережа Есенин в детстве.
А у самого Сергея Александровича, точней у его бюста, что стоит у родительского дома (точная копия Ваганьковского надгробия), какие-то вандалы отбили нос… И если у сфинксов, лежащих на брегах Невы напротив Академии наук, отбиты бороды по вполне известным причинам (рабы в Египте считали, что в бороде у фараона – а прообразом сфинкса являлся именно он – заключена вся его сила, и свергнуть властителя можно, только лишив его этого украшения), то в случае с бюстом Есенина даже и оправдания содеянному не найти…
Этот последний эпизод, возможно, и заставил нас прибегнуть к испытанному дорожному средству для восстановления равновесия души – купить бутылку коньяка, о которой В. П. и А. К. не преминули сложить несколько строк, не оставшихся в памяти (в отличие от содержимого бутылки). Да и неловко как-то было их записывать после встречи с Есениным…
10.25. Едем по дороге из Константинова. В. П. рассказывает, как ездил лет десять-двенадцать назад во времена «сухого закона» на теплоходе «Юрий Андропов» на Валаам. Спутником его был знакомый журналист, также озабоченный проблемой «где достать».
Повествование похоже на лаконичный детектив.
«Приехали в Кижи. Шли по болоту. Нашли (по предварительной наводке) местного жителя, научного сотрудника музея, который посоветовал идти в ресторан «Кижи» и от его (этого жителя) имени «попросить официанта Гошу».
Официант Гоша взял деньги и сказал:
– Идите в туалет, там через десять минут в мусорном ведре будут три бутылки коньяка.
Зашли. Порылись в мусорке. Взяли коньяк. Спрятали его на груди. Назад к теплоходу возвращались по узким мосткам через болотце. А навстречу – милиционер, старшина. Огромными сапогами по доскам: хрум-хрум. Окинул понимающим взглядом с головы до ног. Хмыкнул и дальше потопал… Я помню, что душа у меня при этом утекла в полуботинки: ведь мы были нарушителями, и он мог нас остановить, обыскать, еще что-то сделать – например (самое страшное!), отобрать коньяк… А что мы ему тогда могли противопоставить? Такое вот было «интересное» время…»
А. К. добавил, что тоже его (это время) хорошо помнит. Например, чтобы купить водку, слушатели военной академии специально отряжали (прикрывая от начальства во время занятий) специальный наряд. Многочасовая давка за спиртным, талоны и т. д. Может, когда-то об этом будут читать наши потомки с таким же недоумением, как мы сейчас – об очередях за хлебом во времена Никиты Сергеевича…
11.22. Остановились у какой-то окской затоки помыть «Лайбу». Недалеко город Рыбное – это километрах в восемнадцати от Константинова. Искупали заодно и Настю Пензючку. Нельзя же, чтобы она продолжала общаться с Митькой в затрапезном виде…
Выезжаем в сторону Москвы, точнее, в Переделкино.
11.37. Въехали в Московскую область. На спидометре – 2248 километров. Дорога – великолепная: идеальное покрытие, после коньяка слегка укачивает. Приятно так… Чтобы не заснуть, блещем друг перед другом своим знанием истории. На сей раз – по поводу дорожного строительства.
Первая мощеная дорога была проложена при цезаре Аппии Клавдии в 321 году до нашей эры между Римом и Капуей. Носит она название Аппиевой и сохранилась до наших дней. Асфальт, к сожалению, не столь долговечен. Словно в подтверждение этого суждения местная сказочно-хорошая дорога закончилась, вызвав тираду А. К.: «Сказки кончаются быстро!»
11.45. Проезжаем через деревню Врачево. Аналогия напрашивается сама собой: или все врачи пошли отсюда, или здесь проживают их жертвы…
Улицы деревушки на удивление пусты. В. П. цитирует слышанную от своей мамы (и, кстати, уже использованную в одной его книге) вятскую частушку:
Кабы не было домов,
Не было б окнищев.
Кабы не было врачов,
Не было б кладбшцев…
А. К. и С. А. беседуют про военврача из Перми. Фамилии его не смогли вспомнить, но вот два диагноза, которые он поочередно ставил всем пациентам, забыть просто невозможно. Сей эскулап говорил в одном случае: «Тут медицина бессильна…», в другом: «Еще ерунда, само пройдет!»
11.57. Деревня Аксёново. С. А. (который, как вы помните, – Аксёненко) многозначительно улыбается. Продают редиску. Наверно, вкусную, но очень дорогую. Учитывая двуличность сего овоща, решили редиску не покупать. Уж если ты красен снаружи, то и внутри не стоит менять цвет! Отъехали немного и вернулись – купили-таки меньшевистский продукт. Девять штук по 5 рублей каждая! Дорог сегодня конформизм, однако…
Только тронулись – перед нами речка Чёрная! Пятая Чёрная речка на нашем пути! Ее мы здесь переезжаем дважды – петляет и двурушничает (как только что купленная редиска).
12.10. Переезжаем через Оку. Снова – отличная дорога. До Москвы, по мнению штурмана, осталось километров сто, а всего, по подсчетам С. А., от Екатеринбурга будет ровно 2000 км. Хорошая дорога так радует С. А., что он утверждает: «Если все дороги в России будут такими, то страну можно переименовать в Руслэнд»… Ну, не знаем, не знаем…
(В. П.: Даже если и наладим дороги, дураки никуда не денутся.
А. К.: Но тогда от них хоть уехать можно поскорее.)
12.15. На горизонте какой-то город со множеством церквей. Ошибочно принят нами за столицу. В. П. и А. К. вслух размышляют о том, что города и деревни проносятся мимо нас, словно дни жизни. И в каждом населенном пункте эта жизнь – своя. Наполненная простыми бытовыми заботами: продать мешок кукурузных палочек проезжающим туристам, посадить, вырастить и выкопать картошку… А мы, летящие мимо, для здешних жителей лишь краткий эпизод, миг, не оставляющий в памяти ничего, кроме, быть может, десятки или полусотни, вырученных за товар.
12.21. Пересекли реку Москву. После красавицы Оки не впечатляет.
13.10. На горизонте город Люберцы, а из магнитофона звучит песня группы «Любэ», к которой (и к песне, и к группе) у нас в экспедиции отношение весьма позитивное. По крайней мере, на сцене мужики, а не какие-то существа непонятного пола, и песни у них мужские…
13.20. Снова река Москва.
13.40. Едем по МКАД – Московской кольцевой дороге. Это детище мэра Москвы Юрия Лужкова. Шесть полос с каждой стороны, по которым со средней скоростью сто километров в час несутся непрестанные потоки. Машины самого разного класса (от тракторов «Беларусь» до эмалированных «Мерседесов» последних моделей) сосуществуют на МКАД вполне демократично, обгоняют друг друга и справа, и слева. В глазах рябит от такого автомобильного обилия. Но С. А. справляется со своей задачей великолепно, хотя сидящий на штурманском месте А. К. после и станет утверждать, что от напряжения у него «камуфляж» прилип к спине. А чего напрягаться рядом с асом?
14.10. Свернули по развязке на Боровское шоссе и въехали в Солнцево – район Москвы, расположенный за Кольцевой дорогой. Заправились. 30 литров – 250 рублей. На спидометре – 2439 километров. Едем в Переделкино.
14.30. Мы в Доме творчества писателей. Устроились А. К. и В. П. по льготным расценкам, а С. А. и «Лайба» как их родственники. Ночлег и завтрак за 400 рублей (на всех!). По московским меркам, практически за так! Пока оформляли бумаги, С. А. обнаружил первую неисправность – крышка люка у «копейки» расхлябалась и не желает открываться. Тут же неисправность устранили, но не совсем – дальше поедем с намертво задраенным люком! Авось погода не будет слишком жаркой…
Пока все устраивались по отдельным «нумерам», А. К. предался переделкинским воспоминаниям. А поскольку ни В. П. (что удивительно), ни С. А. (по вполне понятным причинам) здесь раньше не бывали, то это переделкинское эссе (озвученное автором всем остальным участникам автопробега) было прослушано с большим вниманием.
В парке Дома творчества ощутима печаль. Несколько флигелей, где раньше жили лауреаты Государственных и Ленинских премий, нынче проданы каким-то «новым русским» (или «нерусским», так как хозяева их вроде бы армяне), отделены от территории писательского «заповедника» заборами и выглядят этакими анклавами новой, сытой жизни – блещут импортными материалами отремонтированных стен и крыш на фоне дряхлеющих и хиреющих «старого» и «нового» корпусов, в которых на день нашего приезда проживало всего четыре писателя: драматурги – известный М. Рощин и молодой Сергей X. (фамилию не называем в связи с будущим рассказом о нем), два поэта – Игорь Калугин (в 90-м году угонявший самолет в знак поддержки независимости Литвы и отсидевший за это полгода в «Матросской Тишине», где, к слову, впоследствии сиживал еще один поэт – В. Лукьянов-Осенев, – некогда отправивший Калугина в тюрьму) и какой-то москвич, тоже уже в возрасте (познакомиться с ним не случилось из-за краткости нашего пребывания).
Сами сотрудники Дома творчества смотрят на писателей как на вымирающих мастодонтов. С одной стороны, приглашают приезжать почаще и агитировать отдыхать здесь наших уральских коллег, с другой, явно отдают предпочтение российским нуворишам. Те экзотики ради после всяких там ка-нар и ямаек иногда решают вдруг отдохнуть в Подмосковье. Их («богатеньких буратин») в этот приезд в Переделкине было куда больше, чем поэтов и прозаиков. Шикарные лимузины заняли все закрывающиеся на ночь автостоянки. Нашей «Лайбе» пришлось ночевать прямо перед окнами старого корпуса. Сторож обронил:
– Ну, кто такую угонит! Это же не джип…
Знал бы он, что это за машина!
Так или иначе, на ночь нашли приют и мы, и «Лайба». С точки зрения «министра финансов» экспедиции, не могу не заметить: приют почти что дармовой…
15.35. Выехали в Москву на электричке всей командой (за исключением Насти – Митькиной подруги. Впрочем, она и не член команды. Это право надо еще заслужить). Электричка идет до Киевского вокзала тридцать минут. Из окна вагона много не увидишь. Но кое-что все-таки мы разглядели. Например, фрагмент Поклонной горы с изящной часовенкой и памятником Георгию Победоносцу на ней… Увы, времени у нас очень мало, побывать на горе не удастся…
16.05. Мы на Киевском вокзале. Столица встретила нас турникетами на выходе с пригородных платформ – этакое железное сито, подобие пропускников на каком-нибудь режимном заводе (и птица не пролетит, и зверь не проскользнет).
Через «сито» процеживается пестрая толпа, вывалившая из десятков электропоездов. Нам объяснили: таким образом правительство Москвы решило бороться с «зайцами». Поведали, что был целый ряд облав на безбилетников. По этому поводу Митька гордо пискнул из сумки Командора: «Всех нас не переловите!»
16.08. Мы в Московском метрополитене. Вечная толчея, перекрытые переходы с одной линии на другую. Много милиции после терактов, которые еще не забылись (да и вряд ли такое забудется…).
А. К. говорит, что в метро принцип: «Иди чуть быстрее толпы, а то затопчут и сам никуда не успеешь!» Наверное, это так, потому что москвичей даже в метрополитеновской толчее видно сразу – по энергичной походке и точному мес-тоопределению, в какой вагон садиться (чтобы было удобнее сделать переход или оказаться поближе к выходу из метро – здесь экономят время даже на этом!).
16.13. Станция «Беговая». Неподалеку редакция журнала Министерства обороны «Воин России». Здесь, как нам известно, некогда служил постоянным корреспондентом А. К. Вид общего запустения. Снаружи оторванная вывеска и разбитый фонарь. Мрачные и пустынные коридоры (по словам А. К., раньше здесь всегда было шумно и многолюдно). Укоряющие (или это нам показалось?) взгляды классиков советской литературы, чьи портреты, украшенные автографами, висят вдоль лестницы, ведущей на второй этаж.
В свое время «Красный (Советский) воин» был одним из самых популярных и самых гонорарных советских журналов. Здесь охотно печатали свои произведения Исаковский, Твардовский, Шолохов, Анатолий Иванов, Борис Васильев… Сегодня у многих портретов кто-то выцарапал глаза. Наверное, чтобы они не видели всего происходящего: умирания журнала и государства, которому журнал по мере сил служил…
Тираж с полумиллиона (в годы застоя) упал до восьми тысяч! И сама редакция, потеряв наиболее авторитетных журналистов, словно вымерла. Главный редактор, капитан первого ранга Христофоров, узнав о нашем прибытии, не захотел даже пообщаться, ибо этот знаток отечественной словесности (а журнал-то литературно-художественный!) недавно не пропустил в печать повесть В. П. (корреспондент журнала и товарищ А. К. – Леня Горовой – весной, будучи в Екатеринбурге, долго выпрашивал ее у автора)… К сожалению, не Л. Горовой, выпускник Московского университета и большой подвижник литературы, здесь решает, что пойдет в печать, а что нет! Теперь, боясь трудного разговора, каперанг заперся в кабинете и сказал секретарю, что уехал в ГлавПУр.
Желая хоть как-то исправить ситуацию, А. К. начал рассказывать о тех временах, когда все было по-другому, но В. П. от этого не стало легче…
20.00. Вернулись в Переделкино. Учитывая, что на довольствие (на ужин) нас поставить не успели, занялись заботами о пище сами. С. А. и В. П. в сумерках ушли в парк и разожгли походный примус «шмель». «Забабахали» картошку с тушенкой (вполне походная еда).
Устроились в открытой беседке. Ужинали при свете автомобильного ручного фонаря, взятого из багажника «Лайбы». Вкусно! На огонек явился Сережа X., московский драматург и поэт.
Оказалось, он страстный поклонник творчества В. П. и под «стопаря» рассказал нам, как оказался в психушке, начитавшись «Мальчика со шпагой».
Нет, дело вовсе не в том, что произведения Командора к этому подвигают. Просто Сережа, как человек эмоциональный, после прочтения «заболел» идеей всеобщего благоденствия и вскрыл стоящую на одной из центральных улиц Москвы машину-рефрижератор. Он успел безвозмездно раздать прохожим почти половину лежавших там батонов салями (по тогдашним временам – жуткого дефицита), когда был повязан милиционерами (некоторые из них, по словам нашего героя, только что получали от него колбасу). Вывод соответствующий – псих. Полгода находился на излечении.
Не знаем, как В. П., а остальным Сергей показался вполне здоровым и приятным парнем, даже после всего услышанного.