Текст книги "Трое в «копейке», не считая зайца Митьки"

Автор книги: Владислав Крапивин

Соавторы: Александр Кердан,Сергей Аксёненко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Оружие есть?

Клянемся, что нет.

– А что видеокамерой снимали? – (Черт возьми, не успели убрать с сиденья).

– Только родственников в Белоруссии! – (А вот как заставит прокрутить пленку да заявит, что какой-нибудь мосток через одну из Черных речек есть стратегический объект!)

Не заставил, не заявил. Величественно махнул жезлом: проваливайте, мол…

14.57. Мы снова в междуречье. Переезжаем Свиягу, широченную, словно Волга. Затем Прорву (ассоциация с той прорвой денег, которую мы за истекающие сутки потратили на разный ремонт), следом – Сулицу. Ох и богата ты реками, наша родная страна…

15.15. Наблюдаем окраины Казани. Через пару минут подъезжаем к Волге. Проезд по мосту для всех россиян, кроме татар, платный (20 рублей). Не зря даже имечко у Волги здесь татарское «Идель».

15.45. Движемся в объезд Казани. Снова прокол колеса. Очевидно, в Цивильске нам подсунули драную покрышку. Смена колеса заняла всего несколько минут – операция доведена до автоматизма (ничто не пропадает зря, тем более «опыт – сын ошибок трудных…»).

16.00. Обедаем в корчме «Барс». Вкусный рассольник и неплохая поджарка (281 рубль). В зале сидит своя «плечевая», но, по общему мнению, ей далеко до своих симпатичных чувашских подруг.

16.25. Снова в дороге. Просветлело, потеплело… Опять междуречье: реки Казанка, Меша, Шумбутка…

17.45. Дороги в Татарстане намного лучше, чем у соседей. Проезжаем очередной пост ГАИ с чванливым милиционером на посту. Ходит с видом этакого мурзы (мол, хоть и маленький, но начальник!). Понятно, место-то хлебное…

18.30. Переехали реку Омарку. Омарами здесь не торгуют… На общем благополучном фоне татарских дорог и окружающих их полей (все распаханы и ухожены) бросается в глаза, что совсем нет придорожных туалетов. Вроде бы и мелочь, но для путешественников неприятная…

18.36. Река Крименка (по-татарски это звучит как «Кримэн ел». Почти «криминал». С этим, слава Богу, пока не столкнулись, если не считать добродушного Вована под Рязанью).

С холмов, по которым мы катим, Татария видится этаким слоеным пирогом: поля, леса, деревни – все это на расстоянии километров сорок-пятьдесят. А над простором – страна белоснежных облаков, подсвеченных солнцем, на горизонте – сиреневые грозовые фронты, преследующие нас вот уже третьи сутки. Воистину, Аллах акбар!

18.50. Река Вятка недалеко от места ее слияния с Камой. Широка и красива! Новый повод для В. П. пригубить из фляжки: Вятская земля – родина его предков! А. К. учтиво отказывается поддержать компанию, на что В. П. реагирует фразой: «В отличие от вас, милостивый государь, Митька никогда не отказывается от коньяка!» Не смеем спорить…

19.00. Деревня Яковлево. В ней красивая белая церковь – не частое явление на мусульманской почве. А на Урале церкви и мечети часто стоят недалеко друг от друга. Это подтверждение тому, что Урал – пример веротерпимости и интернационализма в лучшем его понимании.

19.15. Слева на горизонте Нижнекамск с нефтяными факелами и трубами до туч, справа – Елабуга. Город, в котором родился знаменитый живописец И. Шишкин, а в 1942 году повесилась Марина Цветаева. Причина – общая депрессия. В свидетельстве о смерти в графе род занятий у нее было записано «эвакуированная». Цветаева, по мнению А. К., как поэт больше «мужчина», чем «женщина». По духу, по образу мысли… Она таковой была, если верить биографам, и в поступках. Какая женщина смогла бы так же, как Цветаева в голодном 1921-м, сдать своих родных детей в приют, подписав при этом бумагу, что они чужие?

Как же должна была быть жестока к этому человеку жизнь, чтобы она добровольно ушла из нее?

Вспоминаются стихи нашего общего знакомого, поэта, блуждающего, как огни святого Эльма, между Москвой, Сургутом и Екатеринбургом. Это Александр Павлов.

 
Как мучительно трудно порою себя обманывать,
На плечах расправляя пестротканую радугу…
Вы вернулись домой
(Бога нету, Марина Ивановна?),
Чтоб, шагнув с табурета, обессмертить Елабугу.
 

19.20. Река (элгасы) Танайка, следом за ней поворот на Ижевск, где живет знаменитый русский оружейник Калашников. А. К. рассказывает, как встречался с ним на партийных конференциях и какой Михаил Тимофеевич простой в общении человек. Правда, судьба к нему очень жестока (может, за то, что он создал самое массовое стрелковое оружие в мире?): у конструктора умерли все члены семьи, и сейчас он одинок. Кстати, интересная деталь: наши волгоградские коллеги приняли М. Т. Калашникова в члены Союза писателей России.

19.40. Переехав реку Тейму, оказываемся в городе Набережные Челны. У дороги плакат «Татнефти» – напоминание С. А. о необходимости торопиться к месту работы. (Отдых не может продолжаться вечно.)

19.45. Очередные «республиканские» поборы при переезде через Каму (20 руб.). Возмущенные, мы пришли к выводу, что на въезде татарских машин в Свердловскую и все остальные области России с них тоже надо брать подать. Тогда, может быть, почувствуют себя с нами в одном государстве…

19.48. Заправляем 35 литров за 260 рублей. На спидометре 6286 километров.

20.05. Выехали из Набережных Челнов. Дорога хорошая.

20.20. Проезжаем поселок Сосновый Бор. Название очень оригинальное, учитывая, что вокруг березовый лес. А. К. просит С. А. рассказать В. П. историю про березку, которую тот посадил, уезжая в Афган…

У истории счастливый конец, но немало в ней и печали – как у всех историй про войну…

20.30. После такого рассказа что-то все загрустили. Чтобы восстановить боевой настрой, зубоскалим по поводу названий встречных деревень и речек.

20.35. Деревня Балтаево (по-татарски «Балтай»), Вывод напрашивается сам собой: «Алиса в стране чудес» – это татарская, а не английская сказка. Льюис Кэрролл – просто псевдоним какого-нибудь мурзы Балтая.

Селение Калмурза. Расшифруйте название сами… Река Ик, тоже в пояснениях не нуждается.

21.08. С. А. дает развернутую оценку дорог Татарстана. Они находятся в хорошем состоянии, но автосервис на низком уровне. На всем отрезке до границы Башкирии, к которой мы приближаемся, единственный кемпинг и ни одной автомастерской. Заправки тоже не часты.

21.40. Граница солнечного Башкортостана. Никакого юмора в эпитетах. Только мы пересекли границу, выглянуло солнце.

21.45. Первая башкирская деревня – Исаметово. Как-то само собой родилось выражение «православный мусульманин». Оно вполне подошло бы к герою фильма Хотиненко «Мусульманин». Музыку к фильму написал наш общий знакомый Александр Пантыкин. А. К. вспоминает, как он и его жена работали у Пантыкина на студии, записывая альбом «Светла судьба…»

22.00. Переезжаем две речки у деревни Яркеево (Иште-ряк и База). Любуемся небесными пейзажами. Изумительная картина: красный закат, синие тучи, золотые облака и голубизна в просветах… Вчера в это время нас окружала сплошная мгла. Расчувствовавшись, А. К. цитирует себя любимого:

 
И веришь в гармоничность мира,
В котором так талантлив Бог!
 

22.15. В течение пяти минут проезжаем три реки – Сарьяз, Чишмыбаш и Куваш. По бокам дороги без устали работают нефтекачалки. А. К. фантазирует: если под землей находятся пустоты, после того как выкачали нефть, то это – целая подземная страна, в которой может быть своя разумная жизнь… В общем, тема для романа, если забыть, что у сказочника А. Волкова уже написаны «Семь подземных королей».

22.35. Начались уже ставшие недоброй традицией поиски ночлега. Учитывая, что вокруг леса и редкие деревеньки, в которых явно нет ни кемпингов, ни мотелей, решаем тянуть до Уфы. А пока слушаем стихи В. П., полные недобрых предчувствий.

 
Опять сменилась география,
И в небе тучи, как мочалки.
Мотают шеями жирафьими
Нефтесосущие качалки.
И перспективы здесь несладкие:
Увы, гостиниц – ни одной…
И как бы не пришлось в палатке нам
Хлебнуть романтики ночной…
 

22.41. Гостиницы нам не встречаются, зато много вывесок с пожеланием доброго пути на русском и башкирском языках. Это вызывает вполне понятную иронию А. К., которому в роли штурмана приходится внимательно читать все придорожные надписи:

 
Когда пути желают доброго,
То, значит, гостю места нет…
Доброжелательства подобного
Еще не видел белый свет.
 

22.55. У речки Саярыш – поворот на деревню с вполне ночным названием Марс. Напеваем песню «И на Марсе будут яблони цвести…». Впрочем, если судить по погоде, которая за «бортом», явно здесь цветеньем еще и не пахло.

22.59. Наблюдаем молодую луну с правой стороны. Это добрая примета, по мнению В. П. и А. С. Пушкина, у которого даже стихи есть на такую тему. Удивляемся (а чему удивляться-то?), что очень часто в дороге вспоминаем Александра Сергеевича. Может быть, потому, что он – «наше всё», и еще потому, что никак не ожидали встретить такое количество Черных речек. Вот и снова река Чермасан. Что-то подсказывает нам, что по-башкирски это не что иное, как «Черная речка». В. П. по этому поводу сочинил:

 
Да, Черных речек больше нету,
Зато есть речка Чермасан…
Луна – попутчица поэтов
За нами мчится по лесам.
Уют дорожного трактира
Весьма бы кстати был сейчас,
Покуда милая квартира
Еще так далека от нас…
 

А. К. предложил добавить еще две строки:

 
А лучше б номер – да с сортиром,
И в нем бесшумный унитаз…
 

23.10. Река Кудашлинка. У дороги лозунг «Слава труду!». Почему нигде нет лозунгов «Слава отдыху!»? Это ведь ближе к психологии любого человека, особенно в ночное время…

23.25. Преодолев еще три протекающие рядом речки: Каряку, Кармасан и Сикияз, увидели на горизонте огни Уфы. Еще недобрая примета – на обочине черная кошка…

СУББОТА, 2 июня

00.30. Переехали реку Белая в городе Уфе. Стоим и ремонтируемся (у нас, оказывается, нет света: ни дальнего, ни ближнего – ехать ночью без фар равно самоубийству, особенно на горных дорогах). Сказалась вчерашняя ночная встряска. А. К. закупает в ночном магазине кое-какие продукты. В городе есть гостиницы, но очень дорогие. Отправляемся искать мотель, едва только С. А. удается привести свет в порядок.

01.15. Стоим на КДП на выезде из Уфы. Мотелей в городе так и не нашли. Но в столице Башкортостана есть специализированный дорожно-патрульный полк. Делать, очевидно, его сотрудникам больше нечего, кроме как мучить водителей, выстроившихся в целую очередь, проверками на КДП. Неужели так ловят бандитов? Да за время нашей стоянки с десяток джипов с тонированными стеклами безо всякой остановки проскочили мимо нас, законопослушных, и никто за ними не погнался. Мы же, граждане, верящие в силу закона, должны перерегистрироваться, если едем ночью – с 23.00 до 6.00. Сам собой в машине родился новый термин: «Оккупированная страна». И в первую очередь – для собственных жителей.

02.00. Трижды переехав реку Белую и поплутав по окраинам Уфы, выехали к автостоянке «Горизонт» в тридцати километрах от столицы Башкортостана.

Заплатив 20 рублей за стоянку дежурившему здесь уголовнику (если судить по наколкам) и охраняющему его милиционеру, заночевали прямо в авто. Сон в скрюченном состоянии под шум автострады и писк комаров…

5.35. Подъем. Завтрак в близлежащем кафе, где продавщица рассказала нам, что ночью в бане, принадлежащей автостоянке, погиб человек – родственник того самого мента, который встречал нас на въезде. Нашей вины в том нет, но очень хочется поскорей уехать…

Не тут-то было. «Лайба» начинает капризничать, не заводится…

А. К. вспоминает «уазик», который был у него-на целине. Из-за своего привередливого нрава он даже получил прозвище «Цаца»: на переднем и заднем номерах были буквы «ц» и «а», а вместе получалось это самое слово. Так вот, «Цаце» раз десять не поклонишься – не поедешь…

6.20. С. А. возится с катушкой и со свечами. Солнце уже давно над лесом. Усилия С. А. результата не дали. Ждем 9.00 – времени, когда откроется местное СТО. По общему непрофессиональному мнению, дело вовсе не в свечах, а в некачественном башкирском бензине, который залили вчера вечером, позарясь на недорогую цену. «Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной…» Однако посмотрим, что скажут спецы.

8.35. Из-за потерянного времени (и смерти, бродившей рядом) настроение у всех не ахти.

9.30. Мастера в СТО так и не пришли (сегодня же суббота!), но… «копейка» вдруг завелась после очередной, уже совсем безнадежной попытки. Заурчала, как ни в чем не бывало, будто ждала именно этого момента.

Может, правда ждала?

Трогаемся в путь. На спидометре 6622 километра. А. К. посвящает свои строки недавней ситуации:

 
Судьба нас от чего-то берегла,
Когда уехать раньше не пустила.
И небо над дорогой загрустило,
Дождинками стекая со стекла.
Придумана не нами эта связь:
Небесного, телесного, земного…
Мы снова катим вдаль, перекрестясь,
Свою судьбу доверив небу снова.
 

Далее А. К. выжидательно смотрит на В. П., ожидая «поэтического отклика». Но тот неожиданно отзывается прозой:

– Бог даст, к вечеру окажемся дома… И хочется домой скорее, и… знаю, что завтра загрущу по дороге и по нашей «копейке». Даже по бензиновому запаху, который то и дело просачивается в кабину. Кстати, в детстве этот запах всегда был связан для меня с мечтами о путешествиях и дальних краях. Наверно, из-за Витиной полуторки…

Экипаж проявляет интерес: что за полуторка и кто такой Витя?

– Это давние воспоминания… Хотел когда-то даже такой рассказ написать, да не сложился сюжет. А память о той поре осталась…

ВИТИНА ПОЛУТОРКА

Было лето сорок пятого года. Хорошее такое время – полное радости от того, что кончилась война, и надежд на будущую счастливую жизнь. Поэтому и вспоминается все по-доброму.

Особенно запомнились теплые августовские вечера: тихий воздух, золотистые от заката листья громадного тополя, что нависал над нашим двором. Ребячьи игры – то в прятки, то в «штандер», то в запрещенную строгими взрослыми «чику». Впрочем, я в «чику» еще не играл, поскольку был смирным и послушным дошколенком (собирался только в сентябре пойти в первый класс).

Впрочем, к вечеру игры стихали или делались более спокойными. Наскачешься за день, и к закату – уже не до шума и беготни. И совсем тихо, даже уютно как-то делалось во дворе, когда там появлялся пыльный разбитый грузовичок – полуторка.

Шофером был Витя. Худой, всегда небритый парень с глубоким шрамом на правой щеке, под щетиной. Шрам, как мы все понимали, он заработал на фронте, где, по чьим-то рассказам, тоже был водителем, причем героическим. В двухэтажном деревянном доме, что стоял в нашем дворе, Витя поселился весной. Был ли он чей-то родственник или квартирант – не помню. Помню только, что отличался Витя немногословием и добродушием. Позволял ребятне лазить по кузову, забираться в машину и крутить баранку. Сердился только, если давили на кнопку гудка:

– Вы мне аккумулятор посадите, черти полосатые!

И скоро все уяснили, какое это непростительное дело – «посадить» Витин аккумулятор. Сигнальная кнопка сделалась «табу». Грешника, который осмелился нажать ее, ждало всеобщее осуждение и отлучение от игр на целый вечер. Еще бы! Ведь Витя мог рассердиться всерьез, и тогда – прощай надежда на путешествие…

Дело в том, что Витя заезжал домой для ужина, перед тем как угнать машину в гараж. Целый день он возил всякие грузы какого-то «потребсоюза» с базы на базу, со станции на пристань, и лишь вечером для него и для заслуженной пожилой полуторки наступало время отдыха. А для нас – время томления и надежд.

Мы сидели на теплых ступенях длинного скрипучего крыльца, ждали и гадали: прокатит ли Витя сегодня нашу компанию?

– Фиг вам прокатит, – вздыхал рыжий скептик Толька Петров. – Он вчерась говорил, что нынче после работы не в гараж поедет, а в Парфеново.

– Ничего подобного! – возмущался интеллигентный второклассник Вовчик Сакурин. – В Парфеново он собирался в выходной! И не на машине, а на велосипеде!

– А ты молчи! Тебя он все равно не возьмет! Ты вчера без спросу гудком гудел!

– Я же нечаянно! Я просто кнопку локтем задел, когда через кабину пролазил насквозь! Она только чуть-чуть гукнула!

– Вот и не гукай теперь, а то он вспомнит, и всем – шиш!..

Вовчик боязливо шевелил цыплячьими лопатками под перекрещенной парусиновыми лямками ковбойкой, надвигал на лоб полинялую тюбетейку – словно хотел под ней, как под шапкой-невидимкой, укрыться и от Витиной строгости, и от Толькиных упреков…

А полуторка, хитро поблескивая фарами, стояла у крыльца и словно слушала наши разговоры. «Ждете? Ну-ну…» От нее сладковато и обещающе пахло бензином. И мне этот запах казался запахом дальних дорог (да он и был таким). Тех дорог, которые – я уже смутно понимал это – ждут меня в будущем…

Наконец Витя, вытирая с губ крупинки пшенной каши, появлялся на крыльце. Наступала тишина. Такая, что слышно было, как в дальнем сарае звенит о жестяное донышко ведра струйка молока – соседка тетя Ира доила вернувшуюся с загородного луга пегую безрогую Дусю.

Витя пробегал взглядом по нашим напряженным плечам и затылкам.

– Ну, чего, воробьи? Хотите проехаться?

– Ура-а!!

– Лезьте в кузов. Только тихо, а то шеи свернете! И не прыгайте там, сидите на карачках!

Вовчику Сакурину Витя вчерашний случайный грех не вспоминал. Мало того, он даже сажал его с собой в кабину. Вернее, сперва он предлагал это мне, как самому маленькому, но я хотел вместе со всеми, в кузове, и тогда место в кабине доставалось Вовчику – «второму с конца».

А самым старшим был среди нас Игорь Протасов, неуклюжий, медлительный парнишка. Ему в ту пору стукнуло уже тринадцать, но он обычно играл с нами – семи-, восьми– и десятилетними. Не очень сообразительный, но незлобивый и деловитый, ходил он в драной трикотажной фуфайке, мешковатых штанах до пят и тяжелых солдатских ботинках (такие во время войны носили с обмотками). Ботинки были так велики, что, случалось, слетали с ног, когда Игорь бил по самодельному футбольному мячу.

Витя поручал Игорю – как самому большому и спокойному – следить в кузове за дисциплиной: чтобы не вскакивали, не перегибались через борта. И мы тут слушались беспрекословно, хотя в другое время не всегда признавали «иго-решкин» авторитет.

Мотор полуторки начинал урчать, бензиновый запах делался ощутимее, дно кузова встряхивала вибрация, на нем дрожал всякий мусор. И наконец – о, сладкий миг! – полуторка тряско двигалась с места и выкатывала через распахнутые ворота на немощеную, рыжую от заката дорогу.

И мы неспешно ехали туда, где за низкими крышами и высокими тополями пряталось похожее на вымытый в дождевой луже красный мяч августовское солнце.

По правде говоря, путь был совсем недолог. Мы проезжали по старой тюменской улице Герцена всего несколько кварталов – мимо утонувших в бурьяне и конопле кривых заборов, мимо домиков со старинной, удивительно узорчатой резьбой и косыми парадными крылечками, вдоль полос желтой акации с мелкими, уже высыхающими стручками. С дороги разбегались пыльные куры, пятнистые кошки завистливо следили за нами с заборов…

Я сидел на корточках, вцепившись в дощатый дрожащий борт и провожал глазами каждый уплывающий назад дом. Порой накатывало «замирательное» чувство, будто я уезжаю куда-то надолго. Может быть – навсегда…

Но на самом деле мы ехали только до улицы Перекопской. Здесь, перед земляным мостом через лог, Витя высаживал нас. Гараж находился где-то в районе старого Городища, но туда нам было нельзя, а то «начальство меня во как взгреет».

Витина полуторка, оранжево блеснув стеклом кабины, уезжала через мост. Мы, поглядев ей вслед и постояв на краю лога, начинали неспешный путь домой.

Надо сказать, этот пеший путь был тоже хорош. С разными разговорами про машины (полуторки, «ЗИСы», «Студебеккеры» и «Доджи»), про недавнюю футбольную игру с пацанами с соседнего обширного двора (который назывался «большая ограда»), про фильм «Александр Пархоменко» – недавно опять показывали в кинотеатре имени Двадцатипятилетия Комсомола («Ты ждешь, Лизавета, от друга привета…»). После пережитой радости автомобильного путешествия, в тихий вечерний час, было в нашей компании умиротворение и ощущение теплого содружества. Никаких споров, стычек, подначек. Даже рыжий Толька вел себя мирно.

Мы шагали шеренгой посреди улицы, потому что машины здесь почти не ходили – Витина полуторка была единственной за весь вечер. Теперь на густой пыли виднелись ее рубчатые следы. Закатные, почти горизонтальные лучи делали эти следы особенно рельефными. Мы вспахивали их босыми ступнями, стоптанными сандалиями и тяжелыми ботинками Игоря.

Игорь шел, по-приятельски обняв за плечи меня и Вовчика – справа и слева.

Он был хороший парнишка, Игорь Протасов. Всегда по-доброму относился к младшим. И когда стал уже почти взрослым и работал в пожарной охране, продолжал в свободное время участвовать в наших забавах (я в ту пору сделался уже пятиклассником). По-прежнему бегал с нами, когда гоняли футбольный мяч или затевали игру в «сыщики-разбойники». Надо сказать, бегал не быстрее нас, потому что здоровья был хлипкого, часто задыхался.

Потом Игорь завел голубей, сколотил на краю двора из разномастных досок голубятню. Она стояла на высоких столбах. Махал шестом, гонял белокрылую стаю. Голуби очень повысили авторитет Игоря в ребячьей компании, рядом с ним теперь постоянно вертелись помощники-добровольцы.

А осенью Игоря забрали в армию. Непонятно, кто его туда послал – с таким-то здоровьем. Вскоре Игорь в армии умер от воспаления легких. А его голубятня долго стояла в углу нашего просторного двора – пустая и щелястая. Никто не решался тронуть ее. Она стояла еще и тогда, когда я уезжал из Тюмени в Свердловск, поступать в университет.

…Но все это случится потом, не скоро. А пока мы шагаем по освещенной закатом улице Герцена, и я знаю, что впереди все будет хорошо. Дома меня ждет большая кружка свежего молока с посоленным ломтем хлеба, который мама специально приберегла для моего ужина. Потом, перед сном, я буду долго листать «Сказки» Пушкина, выхватывая глазами наугад знакомые и любимые строчки: «Ветер, ветер, ты могуч…», «Приплыла к нему рыбка, спросила…», «Если только жив я буду, чудный остров навещу…».

Я тоже когда-нибудь навещу чудные острова. Когда вырасту… А пока не вырасту, жизнь тоже будет хорошая. Завтра наступит еще один теплый день, в конце которого опять появится Витина полуторка. И Витя, может быть, снова прокатит нас до моста через лог.

А если даже и не прокатит, то в самом ожидании возможного путешествия – радость. Она в золотистом свете вечера, в легком шепоте тополиных листьев, в близости сидящих рядом друзей-приятелей, в слабом запахе бензина от приехавшей Витиной полуторки. И в неясном предчувствии будущих далеких путешествий и открытий…

9.50. Пересекаем речку Тауш. По примеру первооткрывателей, всему дававших новые имена, называем ее «Да уж…».

10.15. Заправляемся (30 литров – 231 рубль). На спидометре 6660 километров. И даже три шестерки в показаниях спидометра не пугают – на горизонте синеют родные Уральские хребты. На обочинах вовсю растут папоротники. Завтра Троица. Скоро и Иван Купала…

11.27. Мы уже в Челябинской области. Катим через город Сим. Снова говорим о мерах предосторожности от клещей. Пережив много трудностей, обидно загнуться от укуса какой-то букашки, подцепленной в последний день многотрудного пути.

А. К. сочиняет:

 
Хоть чувашской ночью мошки
И кусали нас немножко,
Все ж не та у них моща,
Как у нашего клеща!
 

13.00. Долго едем по Уральским горам (дольше, чем по всей Беларуси!). Обогнали грузовик с коровой, которую везут то ли на бойню, то ли к быку… Буренка мычит, таращит глазищи, а под хвостом присохшая лепешка… Чем не человечья судьба?

13.30. Мы взбираемся на Большой перевал Уральского хребта. Тягун километров семь… Там останавливаемся (не могли этого не сделать) у монумента «Европа – Азия». В. П. снимает последние кадры (кончились запасы пленки и сел аккумулятор). А. К. говорит о происхождении слов «Европа» и «Азия». Оно довольно прозаично. «Эреб» – так азиаты называли страну мрака, заката, запад, – в переводе на греческий стало «Европой». «Асу» – по-ассирийски «восток», земля восходящего света, отсюда – «Азия».

13.42. Проезжаем Златоуст, впереди шесть километров крутого спуска. А. К. просвещает нас – рассказывает об истории Златоуста, ибо знает об этом городе немало…

14.20. Заправляемся, не доезжая Миасса. 15 литров за 340 рублей. На спидометре 6902 километра.

15.10. На окраине Миасса в знакомом магазинчике делаем покупки для последнего обеда. Дело – к дому, поэтому не экономим. Тут и коньяк, и маслины, и сок… Обедать решили у Каслей. Там же – подвести некоторые итоги и «раздать ордена»…

15.40. Мы снова у сталкерской зоны – дымящихся подступов к Карабашу. Интересно, чем завершились бои местного значения за медеплавильный комбинат? Ответ спросить не у кого.

У дороги видим мужика, собирающего в багажник «Волги» камни. Может быть, самое время это делать…

16.20. Проехали Кыштым. В экипаже усилились ностальгические настроения по путям-дорогам, которые почти все уже остались позади и вот-вот закончатся. Нам жаль этих дорог! Нам хочется еще (несмотря на то, что домой тоже очень хочется). А. К. сложил «балладу» – в самую точку:

 
Однообразие дороги
Разнообразили собой
То спуск крутой,
То дол пологий,
То страж порядка
слишком строгий,
То взгляд красотки «плечевой»…
Вкус шашлыка,
Мотелей редкость,
Шиномонтажек частота,
И каждый час – иная местность
И винный запах (изо рта)…
Когда придут разлуки сроки,
Пусть позовет магнит души
Собраться снова…
В день далекий
Мы будем вспоминать дороги —
Уж тем они и хороши.
 

17.00. Обедаем возле города Касли на берегу одного из его живописных озер. Там, где, начиная путь, отмечали юбилей С. А. Кажется, как давно это было…

Сначала, говоря морским языком, делаем авральную приборку. Участвуют все (даже Митька, хотя эксплуатация «зверского труда» у нас и запрещена). Пьем коньяк и минводу (бедный С. А.!).

Раздаем (своя рука владыка) почетные звания и титулы. А именно: Сергей Алексеевич заслужил звание «гросс-адмирала сухопутных дорог России», Александр Борисович – «гросс-штурман при гросс-адмирале сухопутных дорог России», Владислав Петрович – «гросс-командор экипажа «Лайбы» 1-й степени», Сергей Сергеевич (заочно) – «шкипер-историк дорог Белоруссии», заяц Митька – «самый лучший путешественник и собутыльник из всех тряпичных и прочих зайцев». И наконец, наша «Лада» – расшифровывается, как «Л(учшая) А(втомашина) Д(альних) Автопробегов)».

Разработку символики и знаков отличия решили обсудить на итоговом собрании БЕЛУРа.

18.30. Продолжаем дорогу к дому, рассуждая о том, что Урал – самый теплый край державы. И это правда. Нигде так ярко не светило нам солнце!

19.20. На горизонте видим Екатеринбург! Ура! «Мы сделали это» (так, кажется, говорят во всех модных фильмах). То есть завершили путешествие, о котором мечтали!

Остается только вспомнить слова Анатоля Франса, заметившего: «Путешествия учат больше, чем что бы то ни было. Иногда один день, проведенный в других местах, дает больше, чем десять лет жизни дома».

P. S. Готовя рукопись к печати, мы, проехавшие семь тысяч километров без споров и в полном взаимопонимании, сошлись как-то на квартире у Командора и заспорили, как те некрасовские мужички из поэмы «Кому на Руси жить хорошо?».

– Стоит ли публиковать наши дорожные стишки, понимая их истинную цену?

– Да и шуточки наши «холостяцкие» могут будущим читателям, а особенно читательницам, прийтись не по душе…

– Надо бы поосторожнее и с политическими пристрастиями – вон что в мире творится!

– И критиков лучше бы всуе не поминать. Себе дороже…

«Что это вы, такие храбрые были в дороге, моих советов не слушали, а теперь…» – подал вдруг голос со шкафа заяц Митька.

– А ведь верно говорит наш друг! – устыдились мы. И, устыдившись, неожиданно быстро пришли к общему знаменателю: мы такие, какие мы есть. И в путевом журнале записано то, что было на самом деле. Что тут копья ломать? Из песни слова не выкинешь.

Да, из песни слова не выкинешь. Да и песню – ту, которая сложилась через два дня после возвращения, – выкидывать не хочется, хотя она и далеко не шедевр поэзии. Какая ни есть, а память…

ПЕСНЬ О ДОРОГЕ

Грустно-веселые стихи по свежим следам

Сергею Аксёненко, Александру Кердану и мудрому зайцу Митьке

 
Если стала убогой
Жизнь в квартирном тепле,
Пусть возьмет нас дорога
В свой загадочный плен,
Чтобы призрачным скоро
Стал домашний наш кров…
В ровном шуме мотора —
Эхо древних ветров.
Путь заманчивый ляжет
Далеко-далеко —
Под пуховую тяжесть
Кучевых облаков.
Пулей гравий дорожный
Свистнет от колеса.
Горизонт осторожно
 К нам придвинет леса.
Над лесами синея,
Вызревают хребты.
Песня ветра сильнее.
Подпоешь ей и ты…
Пролетают деревни
И плывут города.
Нет для них у нас времени.
Ну и пусть, не беда!
У дороги есть свойство —
Быть самой по себе,
Завораживать скоростью
К ней пришедших людей.
Эта даль перегонов —
Словно песня побед.
Фары встречных фургонов —
Будто взрывы торпед!
Пожелайте успеха,
Чтоб не быть нам средь тех,
Кто не смог, не доехал,
Кто исчез в пустоте.
Вдоль дороги, местами,
Став средь майской травы,
Обелиски с крестами
Упрекают живых.
Станешь тише и строже,
Поглядев на кресты, —
Знать не можешь
Своей доли и ты…
Но ладонями теплыми
Вновь качает нас шлях.
Колокольни за стеклами
Проплывают в полях.
И, зелеными взмахами
Прогоняя печаль,
Лес, ветрами распаханный,
Мчится мимо плеча.
Мимолетные встречи
И добры, и просты.
Вновь нам Черные речки
Щедро дарят мосты.
Над ночными лесами
Яркий месяц встает.
О Сереге, о Санине
Нам приемник поет.
«То взлет, то посадка…»
Приехали – трах!
И куда же, касатики,
Вам на двух колесах?
А в тепло так охота…
Что нас ждет впереди?
Иронично с капота
Заяц Митька глядит.
«Закаленные ратники!
Вы неделю назад
Так хотели романтики
На несчастный свой зад!
Приключения, братцы,
Для того, чтоб потом
Вспоминать и смеяться
За накрытым столом!»
…Этот миг – как награда,
Лучше сказки любой.
Наша добрая «Лада»
Принесла нас домой.
За финал наш дорожный
Надо выпить скорей.
Стали мы чуть моложе
И, быть может, добрей.
Ведь дорога нам лечит
В душах всякий изъян.
И спасибо ей вечное!
И спасибо друзьям!
 

4 июня 2001 года