Текст книги "В глубине Великого Кристалла. Том 1"
Автор книги: Владислав Крапивин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]
Спешить было некуда. Недалеко от автостанц ии они увидели столовую – такую же квадратно-стеклянную, как парикмахерс кая, но открытую. Пообедали в пустом зале. Неторопливо и сытно. Когда вышли, мальчик сказал:
– Ну и Веха! Как на забытой планете… Да понятно, люди в поле.
Он заметно повеселел. Дурашливо поглаживая живот, остановился перед зеркальным стеклом. И вдруг опять свел брови.
Пассажир как-то по-мальчишечьи, с подковыркой, проговорил:
– А спорим, знаю, о чем думаешь! Только не обижайся, что лезу в мысли.
Мальчик вопросительно обернулся.
– Ты думаешь: «А взял бы меня Командор?»
Мальчик опустил глаза, слегка набычился.
Пассажир мягко сказал:
– Тебе незачем было бы уходить с ним. У тебя… Ну, пусть не все ладно в жизни, но дом все-таки есть. Никто тебя не прогонял, а наоборот, ждут. Не правда ли?
Мальчик ответил нехотя:
– Не в этом дело. Я же не койво.
– Ну, тут-то как раз… Вспомни, как ты меня лечил. И кстати, спина до сих пор не болит.
– Подумаешь! Это многие умеют. Тут никаких чудес.
– Я не о том. – Пассажир легонько подтолкнул мальчика, и они пошли в сторону пристани. – Я про умение чувствовать чужую боль. Ты ведь не просто меня вылечил, ты сперва почуял, что мне больно. Без моих жалоб, сам. Это дано далеко не каждому. И в этом твое преимущество перед Галькой.
– Преимущество?
– Да. Он был честный и смелый, но…
– Он в тыщу раз смелее, чем я, – перебил мальчик.
– Возможно. Но твоей струнки у него не было. Он чувствовал лишь свою боль, свою обиду… Может быть, в этом была его вина перед городом. Не исключено, что он понял эту вину в конце концов, поэтому и ушел насовсем.
Мальчик долго шагал молча. Держал перед собой на ладони монетку. Иногда подбрасывал.
– Не… это неправда, – наконец сказал он.
– Что – неправда?
– То, что он не чувствовал чужой боли. Зачем он тогда остановил трамвай? Он не хотел, чтобы колесами по лицу… Вот у этого мальчишки, на денежке… Ему показалось, что он живой!
– Да. Я как-то упустил это из виду.
– Вы же сами про это написали!
– Я? Я, голубчик, не написал. Я, скорее, записал.
Мальчик сказал с оттенком досады:
– Я не понимаю разницы. Все равно ведь это ваша повесть. Вы ее сочинили.
– Сочинил?
Тогда мальчик улыбнулся чуть снисходительно и сожалеюще:
– Но ведь это же все-таки сказка. Не было же здесь никакого Реттерхальма… И кристалл мадам Валентины – он тоже фантастика… Это даже хорошо.
– Почему же? – уязвленно спросил Пассажир. Но мальчик не заметил обиды.
– Потому что если сказка, значит, вы в ней хозяин. Можете переделать конец по-другому!
– Нет, голубчик! Быль это или фантазия, но изменить я ничего не могу. Галька ушел из города.
– Ну пусть! – Мальчик сжал монетку в кулаке, на ходу заглянул Пассажиру в лицо. Требовательными коричневыми глазами. – Ладно, ушел. Но напишите, что Лотик и Майка… ой, Вьюшка то есть… его догнали. И они пошли вместе. А? Это можно?
– Это можно лишь в одном случае, – очень серьезно сказал Пассажир. – Если у них хватит времени. Но мадам Валентина давно умерла, кто перевернет часы? Надо, чтобы замкнулось во времени колечко. А это зависит не от меня.
– А от кого?
– Ну-у, дорогой мой… Опять скажешь «фантазия». Перестал бы ты кидать монетку, потеряешь раньше времени.
– Какого времени?
– То есть вообще потеряешь. Жаль будет.
Мальчик сунул монетку в карман.
За разговором они незаметно подошли к пристани. С палубы их заторопил пассажирский помощник:
– Давайте, давайте, граждане! Сейчас отходим.
– Что? Раньше срока? – засуетился Пассажир. – Подождите, мальчик должен сойти, он только вещи возьмет.
…Потом они попрощались у трапа.
– До свиданья, – неловко сказал мальчик. «Может, еще встретимся», – хотел он добавить, но постеснялся.
Пассажир вежливо наклонил голову с пробором. Бежали серые облачка, стало прохладно. Мальчик передернул плечами.
– Вот что, голубчик, возьми мою куртку, – вдруг решил Пассажир. – Смотри, холодает.
– Да что вы! У меня же безрукавка.
– Безрукавка вязаная, продувается. Да и руки все равно голые. – Он расстегнул куртку. – А это, смотри, – целая плащ-палатка для тебя.
– Ну да, – неуверенно возразил мальчик. – Смеяться будут, скажут: во балахон…
– Да кто же тебя увидит в темноте?
– В темноте?
– Ох, я хотел сказать «в тесноте». На станции и в автобусе… Ну, скажешь, что папина или дедушкина куртка… Я же не говорю: надевай сейчас. Это на всякий случай. Возьми, я прошу.
Мальчик молчал. Возиться с большой и ненужной курткой не было охоты. Но не хотел он и обидеть Пассажира.
– А как же вы?
– У меня есть другая в чемодане… А тебе… пусть будет на память о нашей дороге.
– Ну… тогда вытащите все из карманов.
– Всенепременно! – Пассажир тщательно очистил карманы. – Очки, блокнот, бумажник… все! – Он отдал куртку, подержал мальчика за плечи и шагнул на трап.
Через минуту пароход отошел. Мальчик помахал с дебаркадера. Но Пассажира на палубе не было, он скрылся в каюте. Мальчик затолкал куртку в сумку. Та разбухла, как боксерская груша. «Подарок», – вздохнул мальчик. И вдруг очень пожалел, что не спросил у Пассажира, как его зовут.
Время до вечера мальчик провел без скуки.
Он побродил в ближнем лесу. Почти час просидел над муравейником, размышлял: есть ли у муравьев развитая цивилизация или они все-таки бестолковые? Из леса вышел к реке – на пустой песчаный пляжик. Солнце то выскакивало, то пряталось, было совсем не жарко, но мальчик искупался. Не для удовольствия, а из принципа (Гальке-то еще холоднее было ночью, под ветром). После купания напала такая дрожь, что пришлось надеть безрукавку. Согрелся.
Скоро совсем распогодилось, теплее стало. Мальчик сел на лужайке у расщепленной березы, на солнышке. Достал книгу «Человек, который смеется». Стал наугад перечитывать страницы… Раздались голоса, это пришли мальчишки с мячом. Разбились на две команды, разметили ворота. Береза сделалась штангой. Мальчик отодвинулся, чтобы не мешать. На него не обратили внимания. Или сделали вид, что не обратили. С полчаса он следил за игрой – робкий незваный зритель. А когда один из ребят захромал и ушел с поля, мальчик нерешительно спросил:
– Можно мне вместо него?
Тонкий мальчишка в полинялом трикотажном костюме и с белыми длинными волосами (ну прямо Галька!) прошелся по мальчику светло-синими глазами:
– Ты откуда? Дачник, что ли?
– Не… я проездом. С парохода.
– Ну, валяй.
Мальчик играл не лучше и не хуже других. Разгорячился, заработал пару синяков, удачно подал мяч беловолосому, а тот «впаял» красивый гол… А время летело. И скоро видно стало, что солнце катится к вечеру.
– Я пошел. Пока… – сказал мальчик.
Беловолосый рассеянно кивнул, остальные не обратили внимания.
Мальчик успел еще перекусить в столовой, и, когда пришел на автостанцию, пыльные часы над окошечком кассы показывали без четверти восемь.
Мальчик удивился, что на станции пусто. Неужели никто не едет в сторону Черемховска?
Он побродил, постоял, изучая красочную схему маршрутов рядом с расписанием. Шоссе тянулось вдоль реки, соединяя пристанские поселки. Нашел мальчик и мыс Город. У него река разделялась на два русла, обтекая длинный остров. Китовый!
Правее мыса была обозначена станция Белые Камни. Мальчик машинально прикинул, что от нее до мыса километра три… Потом он перевел глаза на часы.
Две минуты девятого!
Что же это такое? Он потерянно оглянулся. Церковные окна желтели вечерним светом. Из открытой двери тянуло сквозняком, шелестел на бетонном полу старый билет.
Мальчик постучал в окошко кассы. Выглянула кассирша – не прежняя девушка, а старуха:
– Что тебе, молодой человек?
– А почему автобуса нету?
– Какого тебе сегодня автобуса?
– В Черемховск! В двадцать ноль-ноль…
– Ишь ты, «ноль-ноль» ему! Ты глянь в расписание: он по понедельникам, средам, пятницам ходит.
– А сегодня-то что?!
– А сегодня с утра вторник… Ох вы, дачники. Живете, время не помните.
– Да какой же вторник… – беспомощно сказал мальчик. Это была явная чушь. – Среда. У меня билет, вот смотрите.
– Ну, смотрю… Билет. На завтра и есть. Вот и квитанция за предварительность. Куда же ты торопишься, голубок?.. Ты, никак, один едешь? Откуда ты?
Не хватало только ее вопросов! Мальчик едва не всхлипнул. Сидеть еще целые сутки в этой Вехе! На пароходе-то он бы к утру домой добрался! Хоть с какими остановками… Ох и паника будет дома, когда узнают, что пароход пришел, а его нет!..
– Ты что, на даче тут живешь? – опять начала допрос кассирша.
– На даче, – буркнул мальчик. Не объяснять же ей.
Он отошел, снова уставился рассеянно на схему маршрутов… А может, есть другие автобусы в нужном направлении? Ну, пускай с пересадкой… Нет, ничего подходяще го. Только в двадцать тридцать пять пойдет «икарус» из Кохты. Но это в другую сторону.
В другую? Или…
На миг показалось мальчику, что вокруг все стало зыбким и таинственным. Эти окна, сводчатый гулкий потолок. И часы стучат громко и многозначительно. И сам он – будто во сне, когда видишь себя на незнакомом и запутанном пути. Ох, домой бы, не поддаться бы жутковатому соблазну неизвестной дороги… Но, оказывается, ничего от тебя не зависит.
А может, так и надо? Может, все – не случайно?
Старая кассирша смотрела из окошка, и на лице ее было теперь сочувствие. Добрая, наверно, бабка. Попросить, объяснить все – и устроит ночевать…
Мальчик, пугаясь собственного решения, спросил:
– А можно билет до Белых Камней? – И соврал, хотя старуха ни о чем больше не спрашивала: – У меня там бабушка, я у нее переночую.
Парусиновая курткаАвтостанция Белые Камни оказалась небольшой постройкой из силикатного кирпича: будка диспетчера и навес со скамейками для пассажиров. И – никого, лишь в будке играло радио.
Справа лежало поле, за ним виднелся поселок. Солнце было уже над самыми крышами.
Слева от шоссе подымался почти черный еловый лес. В него убегала тропинка. И мальчик понял, что она ведет к реке, к мысу. А куда ей еще вести?
Мальчик посмотрел вслед укатившему автобусу, пересек шоссе. Постоял у заросшего кювета и перешел его с ощущением, будто переходит границу. Колючие шарики на сухих стеблях предупреждающе куснули за ноги: одумайся, мол. Куда тебя несет?
Ох, а куда его несет? Зачем? Убедиться, что на мысу есть остатки города и форта? Тронуть за плечо бронзового Гальку? И… может быть, оставить на его плечах парусиновую куртку?
Но это все – зачем?
Хочется поверить, что сказка – не сказка? Или как-то оправдать для себя все отставания и опоздания? Или тянет, тянет к себе неведомое?.. Мальчик оглянулся на солнце, поежился и вошел в тьму леса.
После ясного вечера и в самом деле показалось – тьма. Небо вверху светилось, а среди стволов и веток – первобытный мрак. Тропинка еле виднелась. Она, эта тропинка, была твердая, натоптанная, но порой пряталась в кустах и травах, путалась между корней. То можжевельник, то какие-то листья с бритвенными краями царапали и резали мальчишку. Ветки щелкали по щекам и кепке. Мелкие сучья цеплялись за безрукавку.
И мальчик достал куртку.
Она оказалась ему ниже коленей. Вот хорошо-то… А рукава можно подвернуть, вот так… Для неласковых зарослей такой балахон в самый раз. Мальчик нервно усмехнулся: сбылось! «Кто тебя увидит в темноте»…
А если увидят, решат, что привидение. Но от мысли о привидениях стало совсем неуютно в этом сумрачном одиночестве.
Впрочем, сумрак был уже не таким густым, глаза привыкли. Из полумглы выступили громадные валуны, на них светился белый мох. Светились и березы – после черных елей пошел смешанный лес. Ярко выделялись пожелтевшие листья кленов. И тропинка стала хорошо различимой.
Это здорово, что есть тропинка. Без нее было бы совсем жутко, а так… Ох! Мальчик присел. Словно темный лоскут, бесшумно проплыла над ним громадная птица. Филин, сова? Откуда знать городскому мальчишке, впервые оказавшемуся в ночном лесу?
Да, но какой же он ночной? Внизу темно, а небо еще совсем светлое. Вон едва-едва засветилась первая звезда… А куртка – прямо как палатка: натянул на голову, запахнулся – и отгорожен от всего… Ну и пусть кто-то стучит за деревьями по сухому стволу. Пусть кто-то кричит печально и протяжно. Может, это вовсе не лесные жители, а катер на реке за мысом.
Тропинка сперва шла в гору, а потом побежала под уклон. И мальчик с радостью понял, что перевалил через вершину холма. И вот уже опять вверх – по кустам и мелколесью. Это значит, скоро обрыв, где стоял когда-то форт «Забрало»!
Сделалось совсем нестрашно, и сердце бухало просто от нетерпения. От быстрой ходьбы на подъеме…
Сосновый молодняк расступился, тропинка оборвалась у гранитных двухметровых зубцов. Сразу стало светло!
Широкие изгибы реки отражали ясное небо. В освещенных закатом лугах горстями были рассыпаны игрушечные деревушки. Желтели колокольни. Бежал по дороге-ниточке крошечный грузовик. А остров и в самом деле был похож на кита.
Мальчик отдышался. Торопливо расстегнул куртку. Одна пуговица оторвалась, он сунул ее в карман на шортах. Пальцы наткнулись на металлические денежки. Он вспомнил! Вытащил горсть мелочи, отыскал монетку «десять колосков», глянул на профиль мальчишки: «Принеси удачу!» И затем окинул взглядом кромку обрыва: где ты, Галька?
Скульптуры не было.
Камни, деревца, скальные зубцы…
Вот на этом месте (ну, точно же на этом!) стоял вчера мальчишка.
Или здесь?
Или на этом уступе?
Какая разница, нигде нет! А он-то, дурак, поверил…
И никаких следов форта, конечно, тоже не было. Даже остатков фундамента! Уж они-то должны были сохраниться.
С ощущением полной потери и обмана мальчик встал на краю обрыва. Понурый, неподвижный.
А куда теперь спешить? Обратно в темный лес?
Из лиловой дымки северного неба выступила круглая луна. Неяркая, темно-розовая. Было отчетливо видно, что это шар, планета. В другое время мальчик с удовольствием поразглядывал бы ее – такую неожиданно большую и близкую. Но теперь он смотрел на луну как на свидетельницу своей глупости.
Поверил, как дошкольник, небылице. Что его закрутило, понесло по этим берегам и лесам? Ехал бы сейчас в теплой каюте. Вон, как нормальные люди на том пароходе.
Пароходик, светясь ходовыми огнями, появился из-за поворота. В точности как «Кобург». Наверно, «Кулибин» или «Декабрист». Он подходил ближе, ближе и скоро стал виден уже не со стороны, а сверху. Звонко хлопали колеса. Из черного зева трубы тянулся жидкий дымок. Негромко играло радио. Там были люди, там было хорошо…
От толчка досады и зависти мальчик вздрогнул и сжал зубы. Размахнулся! Монетка «десять колосков» полетела с обрыва.
…Что-то звякнуло о палубу. Светлое небо отразилось в серебряном кружочке. Старый пассажир вздрогнул. Сидевший рядом мальчик быстро спустил со скамейки ноги и нагнулся. Но проходившая мимо буфетчица оказалась проворнее: присела, накрыла монетку ладонью:
– Это моя!
Мальчик стоял на обрыве, пока пароход не ушел за мыс. Просто так стоял. Потому что больше нечего было делать.
Луна стала ярче.
Мальчик с удивлением ощутил, что досада его уходит. Словно ее, как чернильную кляксу, вытягивала и сушила промокашка.
Над горизонтом, пониже луны, заиграли рубиновые искорки: где-то в страшной дали шел реактивный самолет. И от этого стало еще спокойнее. Не было уже обиды, осталось лишь сонливое утомление. Гудели от усталости все мышцы. Чесались и горели изжаленные травой и колючками щиколотки. Мальчик провел по ним ладонями, чтобы унять боль и зуд. Не вышло. С другими всегда получалось, а с собой – редко.
Надо было идти. Он поправил на плече сумку, поднял куртку. В кармане у нее что-то сухо брякнуло. Спички? Раньше он их не замечал. Старик вроде бы все вынул при прощании.
Мальчик сунул руку, нащупал коробок. А под ним… монетка?
Он достал, вздрогнул. Даже оглянулся растерянно.
«Десять колосков».
Значит, он перепутал? Швырнул в реку обычную пятнашку? Но он же ясно видел!..
А может, это другая? Наверно, у старика их было две…
Нет, она самая. Вот и заусеница на ободке!
Что это? Чудо? Совпадение? Продолжение странной игры, которая привела его на этот обрыв?
К мальчику возвращалась осторожная радость. Памятника нет, но что-то все-таки есть. Что-то такое, отчего загадочны ми кажутся камни, а луна смотрит лукаво и понимающе, как живая. И обратный путь представляется не таким уж длинным и почти не пугает.
Мальчик решительно поправил на затылке козырек, запахнул на себе куртку. Вперед!
Первую половину обратного пути он прошел легко и бесстрашно, хотя в лесу стало совсем темно. А когда перевалил холм, ноги ослабели от усталости. И снова стали чудиться опасности. Но сильнее боязни было все-таки утомление. И хотелось спать.
Вот сейчас он придет на станцию, под навес, где твердые скамейки и зябкий ветер. А что дальше? Когда-то еще будет автобус до Вехи. И что делать в Вехе ночью?
И зря, что ли, в кармане оказались спички?
Конечно, при этих мыслях страхи поднялись со дна души, как взбаламученный ил. Но и желание испытать то, чего с ним не бывало раньше, тоже усилилось. Ведь никогда не ночевал он один у лесного костра!
Раз уж так все закрутилось – пусть крутится дальше. Он опять подчинился жутковатой сказке. С замиранием и притаенной радостью.
Шагах в двадцати от тропинки отыскал мальчик полянку. Там судьба сделала еще один подарок: наткнулся на кучу валежника. После этого разве можно было колебаться?
Плохо только, что ни ножа, ни топора. Мальчик поотшибал сквозь кеды пятки, ломая толстые сучья. Потом зубами расщепил несколько сухих веток – для растопки. Набрал прошлогодней хвои. Чиркнул…
Все-таки кое-какой навык у мальчика был: костры он разжигал и раньше, в лагере. Огонек желтой бабочкой сел на рыжие иголки, зацепил один прутик, другой. Охватил ветку… Пламя выросло, застреляло, дохнуло теплом. Мальчик сел, закутал себя курткой – ноги от жара, а спину от липкой зябкости, которая подступила вместе с сумраком. Сумрак этот окружил костер и мальчика непроницаемо и недружелюбно.
Страшно ли было теперь? Мальчик признался себе, что да. Но страх жил как бы отдельно. «Я вынес его за скобки…» Страх не мешал размышлять и вспоминать, что случилось за последние сутки. Мальчик думал обо всем спокойно и улыбчиво. Даже мысли про опоздание домой сейчас не тревожили его. Он принял простое решение: не нужен ему автобус! Утром надо выйти на обочину и поднимать руку перед каждой машиной. Какие-нибудь да пойдут в сторону Черемховска. И в какой-нибудь из них, наверно, найдутся хорошие люди. Он все им без хитростей расскажет, и неужели не помогут мальчишке? Подвезут. Если не сразу, то с пересадками. Всего-то сотня километров.
Он попал в приключение, значит, так и надо на это смотреть. И чувство, что это действительно приключение, сделалось таким же осязаемым, как дыхание костра. А еще – пришло ожидание какой-то разгадки и встречи. Не опасной, хорошей.
И он не удивился и почти не испугался, когда из косматой темноты вышли к свету двое.
Да и чего было пугаться! Это оказались мальчуган лет девяти и девочка – чуть помладше. Костер горел ярко, и мальчик сразу разглядел их.
Девочка была в коричневом, похожем на старенькую школьную форму платье, в желтой косынке на темных кудряшках. В красных резиновых сапожках – низеньких и широких (они блестели, как маленькие пожарные ведра). И ее спутник – в таких же. Эти сапожки, хотя и нарядные сами по себе, никак не подходили к его белому летнему костюмчику с вышитым на груди корабликом. Вернее, костюм не вязался с сапожками. В нем на прогулку в парк ходить с мамой и папой теплым летним днем, а не в лесу ночью шастать с сестренкой. Или с подружкой?
Девочка тихо сказала своему спутнику:
– Вот, Юкки, и огонь. – А мальчику спокойно кивнула: – Здравствуй.
«Юкки… Странное имя».
Мальчику казалось, будто он попал в полузабытую, но смутно знакомую игру. Надо лишь вспомнить правила.
– Здравствуйте. Садитесь у огня… Только у меня нет никакой еды.
– Переживем, – буркнул неулыбчивый лохматый Юкки. Вынул ногу из сапожка, вытряхнул из него сухую хвою и сосновую шишку. Снова обулся, шагнул ближе, сел на корточки. И девочка присела. Съежилась, спрятала под мышкой ладони.
– Вы прямо как из сказки появились, – проговорил мальчик со странным ожиданием.
Юкки чуть улыбнулся:
– Гензель и Гретель, да?
– Нет, – серьезно сказал мальчик. – Из другой сказки… А по правде, откуда вы?
Юкки махнул большим пальцем через плечо: оттуда, мол.
Теперь, когда они были близко от огня, видно стало, что костюм у Юкки не такой уж нарядный. Пыльный он и мятый. А сапожки потерты и поцарапаны. И на ногах царапины – и свежие, и давние, засохшие. А у девочки на колготках мелкие дырки.
– Вы что, заблудились?
Юкки поднял неумытое лицо. Глаза его казались большущими и темными, даже костер не отражался в них.
– Тебе-то что? – Юкки сказал это спокойно, без всякой сердитости. Но и без улыбки. – Мы ведь не спрашиваем, откуда ты.
– Ну спросите, – слегка растерялся мальчик. – Это не секрет.
– А зачем? Про такое не спрашивают, если дорога.
– А может, у него нет дороги? – прошептала девочка Юкки. И повернулась к мальчику: – Может, ты сам заблудился?
– Я-то? Нет, я знаю дорогу, – в тон им ответил мальчик. А позади всех слов и мыслей звенел, звенел в нем вопрос, на который (мальчик понимал!) никогда не будет ясного ответа: «Кто вы? Кто?»
Но чувство сказочности уже уходило. Еще не понимая, в чем дело, мальчик смотрел на левый сапожок Юкки. И наконец под сердцем толкнулся привычно-тревожный болевой сигнал.
– У тебя нога болит, Юкки. Натер, да?
– Конечно натер! – встрепенулась девочка. – Говорила я: не надевай на босу ногу…
Мальчик сбросил куртку, обошел костер.
– Ну-ка, сними… – Осторожно стянул сапожок. Юкки не спорил. На пятке краснела мякоть лопнувшей пузырчатой мозоли.
– Говорила я, – прошептала девочка. – Вот упрямый.
Юкки виновато сопел. Он откинулся назад, уперся локтями в траву.
– Болит?
– Ага…
Мальчик сел, вытянув ноги. Положил ступню Юкки себе на колено. Поднес к пятке ладонь.
– Ой… – сказал Юкки.
– Что?
– Не болит.
– Подожди. Лежи и молчи.
Минут через пять сырая краснота потемнела, закрылась корочкой. Мальчик сказал:
– Ножик бы… Или хоть стекло острое.
Юкки дернулся.
– Да не бойся ты, – засмеялся мальчик.
– У него есть ножик, – сказала девочка. – Дай сюда, трусишка.
Юкки сжал губы, завозил локтями, дотянулся до бокового кармашка – оттопыренного и захватанного. Вынул ножик с плоской перламутровой ручкой.
– Только он туго открывается. Чем-то надо подцепить.
– Ага… Не опускай ногу.
Лежа с задранной ногой, Юкки опасливо наблюдал, как мальчик монеткой давит на зацепку лезвия, пробует пальцами остроту. Мальчик встретился с ним глазами, опять засмеялся:
– Ты что, думаешь, я твою пятку оттяпаю?
Он поднял куртку, зажал зубами нижний угол, полоснул по краю. С натугой стал отрывать полосу. Пришлось еще несколько раз резать швы. И наконец получилась лента, похожая на узкое полотенце. Мальчик разрезал ее пополам. Не туго, но плотно обмотал Юкки ступню и щиколотку. Натянул сапожок.
– Вот так. Давай и другую ногу, на всякий случай.
Теперь сапожки сидели как влитые. Юкки встал, потоптался, благодарно повздыхал.
– Спасибо… А за сюртук тебе не влетит?
– За «сюртук» не влетит… Возьми ножик.
– Ага… Смотри, ты денежку уронил… – Юкки поднял из травы монетку. – Ой!
Конечно же это была та самая, «десять колосков». Именно она попала мальчику под руку среди всей мелочи, когда пришлось раскрыть нож.
Юкки придвинул ладонь ближе к огню. Вместе с девочкой согнулся над монеткой. Девочка сказала:
– Та самая…
– Что? Ваша? – почти испуганно спросил мальчик.
– Нет. Но у меня была такая в точности. Возьми. – Юкки, кажется, с большим сожалением протянул монетку.
Мальчик взял и почувствовал непонятную виноватость. Проговорил скованно:
– А этот вот… портрет на ней… Вы знаете, кто это такой?
– Конечно! – Юкки удивился. – А ты не знаешь? Это Юхан-музыкант. Про него книжка есть… И меня в честь его назвали. – В голосе Юкки скользнула горделивая нотка.
Девочка снисходительно сказала:
– Садись, музыкант… – Опустилась на корточки, потянула за руку Юкки. Он сел. Девочка снизу вверх глянула на мальчика. – Ты позволишь нам еще погреться?
– Сидите хоть всю ночь! Огонь общий. – Мальчик чувствовал, как тепло ему от собственной ласковой заботливости, которую вызвали у него эти ребята. И от грусти близкого прощания. – Вы вот что. Возьмите ее. – Он набросил куртку разом на Юкки и на девочку. – Она вам как целая палатка.
Девочка высунула из куртки голову – будто из гнезда.
– А как же ты?
– А на моей дороге она не нужна. Прощайте, я пошел.
Юкки тоже высунул голову и смотрел молча.
– Будете уходить – не забудьте загасить костер, – сказал ему мальчик. И повторил: – Я пошел…
Ясное ощущение, что не надо ждать утра, подгоняло его. Машины идут по тракту и сейчас! При удаче он мог бы оказаться дома к полуночи.
И к тому же не хотелось оставаться одному, когда уйдут ребята. Лучше уйти первому…
– Х о от в е кки… – вдруг полушепотом произнес Юкки. И быстро отвернулся.
«Доброй дороги», – без удивления понял мальчик. И сказал сам неизвестно откуда пришедшие слова – старое напутствие тем, кто уходит на дорогу вдвоем:
– Эммер цусам. Флейк цу флейк… (Будьте всегда вместе. Крылом к крылу.)
И, не оглядываясь, пошел сквозь темноту, полную листьев, хлестких веток и шипастых стеблей…
