Текст книги "Синий краб (сборник)"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Медленно-медленно открывал глаза Валерка. Сердце у него билось редкими сильными толчками. Он был уверен, что ему просто показалось. Но, протянув руку, он почувствовал под ладонью густую собачью шерсть.

– Рик, – тихо сказал он, – ты пришел все-таки. хорошая моя собака.

Потом он подтащил велосипед, крутнул переднее колесо и направил на собаку свет фонарика. Рик лежал на боку и старался приподнять морду. На голове у него виднелась кровавая полоса, одно ухо было надорвано, а правая передняя лапа перебита. Смутно белели сухожилия. Валерка вздрогнул и зажмурился.

Но он заставил себя открыть глаза и осмотреть раны. Потом, оторвав от рубашки полосу, стал перевязывать лапу. Было трудно бинтовать. Приходилось все время крутить колесо, чтобы не гас фонарь. Валерка все-таки туго обмотал перебитую лапу собаки и хотел забинтовать голову. Но тут Рик стал тихо взвизгивать и даже слабо огрызнулся.

– Ладно уж, – сказал Валерка. – И как ты добрался до меня, бедняга?.. И как мы доберемся домой?

Было ясно, что на велосипеде им не добраться.

Валерка очень устал. С минуту он сидел, закрыв глаза, потом поднялся и затащил велосипед в густой кустарник.

Луна уже скатилась к самым верхушкам елей на другом берегу реки. Небо очистилось от облаков, и ярче стали звезды. Густой негромкий гудок растолкал тишину. Из-за поворота показались пароходные огни, Валерка подождал, проводил взглядом уходящий пароход, поднял Рика и выбрался на дорогу.

Он не знал, сколько времени шел. Помнил только, что дорога была пуста, а низкие звезды над ней медленно раскачивались. Качались и темные березы, качались, не сгибая стволов и не шевеля ветвями. Валерка нес Ричарда, как охапку дров, на согнутых руках. Голова собаки лежала у него на плече. Усталости в руках он не чувствовал. Руки просто сильно болели, но это было лучше, чем усталость. Боль Валерка еще мог выдержать.

Ныла спина, потому что приходилось шагать, откинувшись назад. Но хуже всего была тошнота, подкатывающаяся к горлу. Она не проходила даже тогда, когда Валерка садился отдохнуть. А отдыхал он часто.

Показались редкие огни города. Они тоже качались, но не так сильно, как звезды. Потом вдоль шоссе потянулись дома с темными окнами. Валерка сначала не заметил их. Только увидев освещенный переулок, он понял, что шагать осталось совсем немного.

Улицы были так же пустынны, как дорога. До самого дома Валерка не встретил ни одного человека. Он вошел во двор, толкнул ногой дверь сарая и, осторожно ступая в темноте, пробрался к месту, где раньше стоял велосипед.

Валерке казалось, что руки уже одеревенели и не разогнутся. Но едва он решил положить Рика на пол, как руки опустились, словно перебитые, и собака, слабо взвизгнув, ударилась о доски.

Валерка принес воды в консервной банке, но Рик не стал пить. Мальчик наклонился над ним.

– Нахлебался воды, – сказал он. – А кто тебя заставлял прыгать с катера?

Он стянул рубашку, свернул и осторожно подложил под голову собаки. Все равно рубашка уже никуда не годилась.

– Ладно уж, – сказал Валерка. – Спи, Рик. Утром мы что-нибудь придумаем.

Утро было близко. Луна давно спряталась, и на востоке уже плавала в небе предрассветная синева. Налетел свежий ветерок и, вздрогнув, зашелестел тополь. Валерка вновь почувствовал сильную тошноту. Он пробрался в дом, разделся и лег. На минуту радость, что Рик спасен, пробилась сквозь усталость, и мальчик улыбнулся. Но тут кровать мягко качнулась и, плавно кружась, стала опускаться в темную глубину.

Проснулся Валерка рано. Руки и ноги у него гудели, но голова уже не кружилась. Он быстро встал. Мама еще спала. Валерка взял на кухне кусок хлеба с колбасой и пошел в сарай.

Рик был на старом месте, даже голова его лежала на рубашке, как раньше. Валерка подошел ближе и увидел, что не нужно было нести хлеб. Зубы Ричарда были слегка оскалены и открытые глаза подернуты мутной пленкой. Валерка положил кусок и сел на пол рядом с собакой.

Солнечные лучи узкими полосками пробивались сквозь дощатую дверь. Они скользили по серой шерсти Ричарда, и шерстинки вспыхивали крошечными искрами.

Несколько минут Валерка сидел неподвижно. Потом он осторожно погладил мертвую собаку и вышел из сарая. Может быть, ему снова хотелось заплакать, но он не стал. Он знал, что сделал все, что мог.

Не заходя домой, Валерка пошел к Павлику. Тот уже не спал.

– Надо съездить за моим велосипедом, – сказал Валерка. – Я – на багажнике, ты – крутить. Я все расскажу потом. по дороге.

Он был рад, что Павлик понимает его с полуслова. Говорить не хотелось.

Когда они были совсем близко от леса, Валерка тронул Павлика за плечо, и тот остановил велосипед.

– Слышишь? – спросил Валерка, соскакивая с багажника. – Это с Севера.

За лесом нарастал рокот мотора, нарастал быстро и уверенно. Валеркино сердце вдруг заколотилось торопливо и сбивчиво. Он не забыл про недавнее письмо, но с нетерпением ждал, когда из-за березовых вершин покажется низко идущий самолет.

Ждал, почему-то убежденный, что на этот раз не ошибся.

1960 г.

Минное заграждение

Влажный юго-западный ветер за несколько дней согнал с горных склонов серый тающий снег. Сейчас его нет даже в ложбинках. Вместо снега там стоят маленькие синие озера. В них плавают желтые солнечные облака и чуть заметно качают вершинами перевернутые сосны.

Между озерами, между соснами и теплыми камнями проходит государственная граница. Она отмечена флажками. Много бумажных флажков осталось после недавней спартакиады. Они пачками лежат под деревьями в серой прошлогодней траве. Подмокли немного, но для дела годятся: красными флажками со значком спартакиады отмечена граница, синими – с эмблемой «Труда» – минные поля. Минных полей много, и попадать на них нельзя.

Сашка лежит между маленьких сосенок. Он держит под рукой вырезанный из доски автомат, и прижимает к земле пограничную дворнягу Куцего, которую сегодня переименовали в Дозора. Сашка и Дозор ждут нападения дикой вражеской конницы. Она рыщет где-то в лесу по ту сторону границы.

Солнце уже высоко, оно припекает спину часового. Надо бы снять тужурку, но могут заметить, как он возится в своей засаде. Поколебавшись, Сашка все же переворачивается на бок и начинает отстегивать пуговицы. Дозор рад. Освободившись, он мчится от хозяина. Его совсем не интересует охрана границ.

– Дозор! Куцый! Дезертир несчастный! – громко шипит вслед ему Сашка. Потом хватает автомат и мчится за сбежавшей собакой. Если не поймать, выдаст «дезертир» пограничный пост.

К счастью, Куцый учуял что-то, остановился и, шумно втягивая воздух, старается подковырнуть носом замшелый камень. Сашка хочет ухватить пса за загривок и вдруг останавливается. Среди плоских камней, серой прошлогодней травы и сухой бурой хвои он видит желтоватый цветок с пушистыми лепестками. А потом замечает второй, подальше, и третий, у самого своего ботинка. Сашка садится на корточки, осторожно проводит пальцем по мягким лепесткам и, оглянувшись, замечает на поляне еще несколько подснежников…

Из-за деревьев слышатся голоса. «Дикая конница» бродит совсем неподалеку, ищет место, где можно обойти часовых. Может быть, она здесь захочет перейти границу?

Ветер пробрался между коричневых стволов, качнул сухие стебли, шевельнул желтоватые лепестки подснежников. Маленькие цветы, надави такой каблуком – и все.

Пригибаясь, чтоб не заметили, собрал Сашка пучок синих флажков и огородил ими полянку…

Потом он ухватил за шиворот зазевавшегося Дозора, и оба они покинули новое минное поле.

Снова Сашка лежит за молодыми сосенками и вслушивается в далекие крики вражеских кавалеристов… Высоко, в очень синем небе плывут с юго-запада наполненные солнцем облака. Негромко стуча мотором, опускается к аэродрому маленький ПО-2. Коричневая бабочка рывками пролетает невысоко над землей.

На «границе» спокойно…

1960 г.

Костер

Густели темно-синие сумерки. Луна, похожая на щит из красной меди, поднималась над заросшим прудом. На другом берегу, касаясь черными кронами редких зеленых звезд, стояли одинокие сосны, а за ними светились окна заводского поселка. На листьях кустарника метались отблески костра.

А в кустах сидели Димка, Владик и Вовка. У них была задача: поймать того, кто разжигал костер. С ребятами соседней улицы у них была война, и мальчишка, возившийся у костра, мог быть только часовым передового поста противника.

– Пора, – сказал командир Димка. Шнурок висевшего на шее автомата натирал ему кожу, а рукоятка деревянного кинжала, засунутого за резинку трусов, больно уперлась в живот.

Ребята выбрались из кустов и подкрались к костру. Но «часовой» не думал ни бежать, ни сопротивляться. Он подбрасывал в костер щепки, потом хватал лежащий рядом альбом и кисточку и быстро бросал на бумагу мазки красок. На пуговице рубашки у него висел включенный фонарик. Мальчишки узнали Альку Ершова из четвертого «В».

– Я вас звал, да? – быстро сказал Алька, когда на него направили автоматы и скомандовали «Руки вверх!» Он выпрямился и загородил альбом: – Чего вам надо? – спросил он. – Я в войну не играю.

Димка опустил автомат.

– Покажь, – попросил он и кивнул на альбом. – А почему ты ночью рисуешь?

Алька колебался. Он хотел сказать, что в альбоме еще ничего нет, но ребята уже подошли и разглядывали рисунок.

Из темно-синих, черных и красноватых мазков складывался странный пейзаж. Он был немного похож на тот, который видели ребята перед собой, но в то же время был совсем другой, наполненный напряженной тишиной и тревогой. Среди черных ветвей и резных листьев мерцала синяя вода. Над горизонтом вставала розовая громадная планета. У воды поднимался из черной листвы светлый металлический конус (на самом же деле на берегу росла береза). На металле горел отблеск багрового огня.

– Это у тебя ракета, да? – спросил Димка, показывая на рисунок. – На Марсе, да?

Алька не ответил.

– Мало красных отблесков, – сказал он потом. – Сухих веток надо, чтобы горел костер.

И тогда Димка предложил:

– Давай, ты рисуй, а я посвечу. Дай фонарик.

Он был очень удивлен, что маленький Алька, которого можно положить на лопатки одним мизинцем, умел рисовать такие вещи.

Через пять минут костер снова начал угасать.

– Сходите за ветками, – сказал Димка. Но Владик и Вовка не ушли, потому что им тоже хотелось смотреть, как рисует Алька. И чтобы костер горел, они бросили в огонь свои автоматы. Тогда и Димка бросил в пламя автомат и меч. И маленький художник наносил на рисунок красные отблески сгоравшего оружия. А на бортах космолета, только что опустившегося на почву неизвестной планеты, дрожали блики таинственного огня.

– Здорово получилось, – сказал Владик, когда шагали домой. – Ты сам так научился, да?

– Может, совсем не здорово, – смущенно сказал Алька. – Надо еще днем посмотреть, как вышло.

Потом заговорил Вовка:

– Витька Сафонов говорит, что Тунгусский метеорит совсем даже не марсианский корабль, а так… ну просто метеорит и все… Врет, да?

– Ясно, врет, – отрезал Димка.

Они обошли пруд. Среди сосен, над городскими огнями, горели зеленоватые созвездия…

1960 г.

Планшет

1

В конце сентября мне пришлось лететь и Ханты-Мансийска в Тюмень. По пути наш маленький Ан-2 должен был сделать посадку в Тобольске.

Через два часа я увидел, как под крылом медленно разворачивается и растет город с башнями белого кремля на высоком берегу Иртыша. Волны на реке с высоты казались неподвижными…

Самолет сел, и сразу навалилась тишина, тяжелая и плотная, как ватное одеяло. Сквозь эту тишину я услышал голос девушки, сидевшей позади меня:

– Я читала раньше, но не верила, что земля с высоты похожа на географическую карту

Девушка летела первый раз и очень боялась, что ее укачает. Теперь она радовалась, что полет проходит благополучно.

– Да, земля похожа на карту, – ответил я. – Особенно на Севере. На карту без надписей, поэтому…

– Вы считаете, что карты без надписей теряют свою привлекательность? Неожиданно перебил меня плотный мужчина в черном клеенчатом пальто и серой шляпе. Он повернул к нам круглое. Гладко выбритое лицо. Оно было сердитым.

– Люди привыкли к картам, где все расписано и разложено по полочкам, – ворчливо продолжал он, выбираясь из самолета. Мы вышли вслед за ним на солнечное поле аэродрома.

– Чем же плохи подробные карты? – спросил я.

– Вспомните карты прошлых веков, – ответил неожиданный собеседник. – Карты с нечеткими границами материков, с изображениями несуществующих островов, с рисунками фантастических зверей, каравелл, созвездий. Каждый мореплаватель наносил на них не только открытые земли, но и то, что узнал из легенд. Они не были точными, эти карты, но они манили путешественников в новые экспедиции…

Мужчина увлекся. Он говорил уже не ворчливо, а горячо. Он размахивал громадным желтым портфелем, с которым не расставался.

– Чего же вы хотите? – спросил я. – Вместо названий и обозначений печатать на картах циклопов и сирен?

Он вдруг остыл и грустно сказал:

– Ничего я не хочу. Просто грустной стала география. У меня брат, между прочим, географию преподает, так у него ученики каждый день двойки хватают. А почему? Не интересно им. Земля исхожена. Карты пестрят названиями. Детям скучно…

– Неправда, – удивленно сказала девушка.

– Ну да. Я знаю. Есть, скажете, белые пятна, космос, нерешенные проблемы. Есть! Согласен. А романтики нет. Нет. Даже дети не знают романтики…

Он махнул рукой и полез в самолет.

Девушка растерянно посмотрела ему вслед. Я пожал плечами. Я мог бы рассказать чудаковатому скептику один случай. Но какой уж там разговор, если ревет мотор и ветер кидает самолет! Однако я был рад, что помню историю, которая говорит о живучести романтики. Это история про потерянный планшет.

Вот она…

2

– Пусти! – крикнул Валерка и бросился назад, в лес. Нескольких секунд нашей растерянности хватило, чтобы он скрылся в темноте.

– Тихий мальчик, спокойный, послушный, – ехидно сказал я, повторяя слова наших знакомых, которые навязали мне и моему другу Виталию такого попутчика.

Впрочем, до последнего момента Валерка был и на самом деле очень спокойным для своих одиннадцати лет попутчиком. До тех пор, пока не обнаружил, что потерял планшет.

Со старой сумкой-планшетом Валерка не расставался ни разу за время плавания. Он таскал его на длинном ремне, а ночью, укладываясь на постель из наших пальто, совал его под голову. Спал Валерка на полу и был в нашей каюте «зайцем», потому что родственники, у которых он гостил в Самарове, купили ему палубный билет четвертого класса.

Мы плыли из Самарова в Тюмень. Маленький «Менделеев» был последним пароходом, который в этом году мог пройти к Тюмени по извилистому и обмелевшему фарватеру Туры. Но на Иртыше, несмотря на конец июля, все еще держался разлив.

Однажды ночью «Менделеев» неожиданно остановился. Мы с Виталием вышли на верхнюю, открытую палубу. Было темно, только на севере небо светилось ртутным отблеском белых ночей. Неожиданно рядом оказался Валерка. Он даже не оделся, выскочил на палубу в трусах и майке, только сунул ноги в тапочки. Однако в руках держал неизменный планшет.

– Зачем ты его таскаешь с собой?

Валерка ответил неохотно:

– Так… Карта там.

– Ну и что?

– Я отмечаю… путешествия.

– И много ты путешествовал? – усмехнулся я.

Валерка смутился. Ответил, вздохнув:

– Немного… Я не только те отмечаю, в которых бывал, а еще те, в которых хочу… Ну, потом когда-нибудь.

Тем временем пароход с трудом приткнулся к невысокому лесистому берегу: поломка колеса.

– Не меньше часа простоим, – сказал матрос.

– Значит, два, – заключил Виталий и предложил прогуляться по лесу. Ему иногда приходили в голову бредовые идеи.

На берегу смутно белели березовые стволы. В черной, удивительно спокойной воде на страшной глубине плавали звезды. Мы пошли.

Ничего интересного не было в этой прогулке. Только нашли поляну, где слабо светились венчики густо растущих ромашек. Они отражали те крохи света, которые звезды посылали земле.

А когда среди деревьев снова заблестели огни парохода, Валерка спохватился, что потерял планшет. Он нес его в руках, чтобы сумка не била по ногам и не цеплялась за ветки. Споткнулся, выпустил планшет.

– Мне показалось, что вы его подняли, – сказал он.

– Вот растяпа! – изумился Виталий.

– Надо найти, – почти со слезами сказал Валерка.

– Не валяй дурака! Пароход уйдет.

– Пусть уйдет пароход! А я пойду!

И вот теперь мы вынуждены были бежать вслед за мальчишкой, каждую секунду боясь услышать гудок уходящего парохода.

Валерку мы догнали минут через семь. Он ждал нас, прижимая к груди планшет. Нашел он его случайно, запнувшись за ремешок.

…В каюте мы извели, наверно, полчетвертинки спирта, смазывая Валеркины ссадины. Потом он сразу уснул.

Случилось так, что мы с Виталием заспорили о месте, где произошла остановка. В конце концов решили обратиться к карте. У нас ее не было, но на столе лежал Валеркин планшет. Будить парня не хотелось, и мы вытащили карту без разрешения.

– Черт возьми! – сказал я. Вместо ожидаемой карты области перед нами развернулась карта мира, исчерченная во всех направлениях синими пунктирами. Это были будущие Валеркины маршруты. Они пересекали континенты и океаны. И тогда понятным стал недавний Валеркин маршрут, самый короткий, но не самый простой – через ночной лес, за потерянным планшетом.

– Ну, что ж… – задумчиво сказал Виталий. – Каждый бережет свою мечту… Как ты думаешь, он боялся в лесу?

Мы оба посмотрели на нашего спутника. Тот спал, откинув исцарапанную ветками руку. Иногда у него беспокойно вздрагивали брови.

1960 г.

Рейс «Ориона»

Для посторонних это были просто пять бревен, сколоченных тремя поперечными досками. Но Сережка и Гарик знали, что это корабль. Нужно было лишь поставить мачту с парусом из старых мешков и укрепить вместо штурвала тележное колесо с ручками примотанными проволокой.

Плот-корабль с гордым именем «Орион» вполне годился для дальних экспедиций. И потому деньги, оставленные им для билетов на поезд, Гарик и Сережка истратили на припасы, необходимые в дальнем плавании.

Сережкина тетка, у которой целую неделю жили ребята, еще утром уехала из поселка в город.

– А мы приедем вечерним поездом. Надо нам еще удилища вырубить, – сказал ей Сережка.

Сборы затянулись. Лишь к полудню был оснащен «Орион».

– Гроза будет. И ветер, – сказал соседский Генка. Он был посвящен в планы ребят, но по молодости лет в экспедиции не участвовал. – Наш Бобка траву жует. Раз собака траву жует – значит, к дождю.

– Ваш Бобка – корова. Небо чистое, и не будет дождя, – возразил Сережка.

– Буря застигнет вас в пути! – зловеще продекламировал Гарик. – Трепещите!

Генка просмотрел на них, посопел и ушел.

Ветер и гроза застигли путешественников на полпути.

– Свистать всех наверх! – заорал Сережка, когда чуть на сорвало парус. Они свернули мешковину, затем опустили мачту: Гарик утверждал, что мачты притягивают молнии. Потом сложили одежду в брезентовый рюкзак. Серые лохматые края сизой тучи уже перешли зенит, и скоро грянул ливень.

Минут сорок проели ребята под дождем и ветром, вздрагивая от синих вспышек и трескучих ударов.

– З-ак-каляйся, как сталь! – изредка произносил Сережка. Нужно было оставаться бодрыми. Все равно укрытия не было ни на плоту, ни на берегу.

Дождь стих мгновенно, и сразу стало теплее. Путешественники причалили к берегу. Там, метрах в сорока проходила дорога, ведущая от кирпичного завода к городу. Ливень размыл глиняные колеи. Увязнув да осей, на дороге буксовал грузовик. Наконец, на последнем издыхании машина выползла из глиняного мешка, но не вперед, а назад. Ребята подошли, с сочувствием глядя на чертыхающегося водителя.

– Не проехать, – сказал шофер, садясь на подножку. – Черт бы побрал это дело.

Объезда не было. Слева – размытая глина пологого берега, дальше – вода, а справа – косогор, на который не заберется ни одна машина.

– На ТЭЦ кирпичи везете? – спросил Сережка, кивнув на кузов. Шофер осторожно мотнул головой. В этот момент, прикрыв ладонями спичку, он закуривал сигарету.

– На судостроительный, – наконец, произнес он, с ожесточением выпустив сквозь зубы дымную струю. – Цех достраивать надо. График срывается.

Он отбросил недокуренную сигарету и полез в кабину. И вдруг замер на подножке, с надеждой глядя на ребят.

– Хлопчики, выручите, а? – осторожно сказал он. – Я бы… Это такое дело. Понимаете, а?

Чего уж было не понять, когда водитель смотрел отчаянными глазами то на мальчишек, то на приткнувшийся к берегу «Орион».

– Вам обратно сколотить плот – на полчаса работы. Я и молоток оставлю. А мост получился бы, что надо. Это ж не долго. Ребята?

Как жить на свете, если не помогать друг другу? Втроем они закатывали на дорогу бревна. Мост был готов за пятнадцать минут. Машина прошла.

Ребята начали разбирать переправу. Но тут подошел и остановился тяжеловесный «МАЗ».

– Вы что… Головы у вас нет?! – загремел водитель. – Люди старались, а вы переправу губите!

– Это наши бревна, – удивленно возразил Гарик. – Мы их дали шоферу. Он буксовал.

– Я вам дам «ваши». Сейчас забуксуете… – Тяжело дыша, грузный водитель в промасленном пиджаке выбрался из кабины. Растерянно переглянувшись, ребята отступили.

Шофер ногой закатил на старое место вытащенное бревно и провел машину, еще глубже утопив в глине остатки «Ориона». Подождав, когда отъедет «МАЗ», ребята снова принялись выковыривать бревна. Когда, с ног до головы перемазавшись глиной, выпрямились они, чтобы передохнуть, Гарик сообразил:

– Мачтой надо подцепить.

Скользя по глине босыми ногами, они подошли к воде, где лежала мачта. С реки продолжал дуть сырой плотный ветер. Маленькие крутые волны коротко хлестали о берег. В небе, желтом от низкого солнца и влажного тумана, проносились серые рваные облака.

Скользнув взглядом вдоль берега, Сережка увидел далеко-далеко, у поворота, где река теряла свинцовый блеск и зеленой ниткой казался береговой тальник, несколько автомашин.

– Колонна идет, – сказал он.

– Колонна? – переспросил Гарик. – Много? – И тут же определил сам: – Машин двенадцать… Но мы до них успеем еще…

Он замолчал вдруг. Дальше нужно был сказать слова: «…вытащить бревна», но это было все равно, что сказать «разрушить мост».

Далеко-далеко шла колонна грузовиков.

– Потом еще будут машины. Без конца, – сказал Гарик. – Ну, как?

Сережка думал. Уже стал слышен гул моторов. Но еще можно было успеть скатить бревна к воде. Сережка взял мачту и двумя руками, как тяжелый гарпун, кинул ее в реку. Гарик вздохнул и промолчал.

Потом они вымылись в реке. Вода оказалась теплой, но ветер обжигал мокрое тело. Ребята оделись.

– Пошли?

Они двинулись в путь, держа в руках ботинки.

Впереди было семь километров размытой дороги и пять километров асфальтового шоссе. В мокрых кустах шумел ветер. Солнце клонилось к горизонту где-то за облаками.

…В трех километрах от города, когда уже стемнело, их взяла на борт попутная машина.

1960 г.