Текст книги "Тринадцатый миллионер (СИ)"
Автор книги: Владислав Григорьянц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Так, как вода, очищала меня и тихая украинская речь тети Маруси. Было что-то в этой обычной болтовне сельской женщины, рассказывающей об обычной жизни своего села такое благотворящее. Не в самих словах, нет, такие банальности говорят везде и всюду, но в тоне, в том, как спокойно расставлены акценты, в том, что нету в речах ни ненависти, ни страха, и только иногда промелькнет безмерная усталость человека, привыкшего к непосильному труду.
Лето. А в баньке натоплено. Обливаешься горячей водой, а тут, рядышком ведра с ледяной, для любителя. А я люблю. Окатишься. Проорешь! Была б зима – можно было бы и по снежку покататься. А так, обойдется... Пришлось окатить себя, использовав все три приготовленных ведра. Получился своеобразный контрастный душ. И сразу же – холодненького кваску. А вот теперь душа моя пребывает в нирване.
Ведь что человеку надо до полного счастья? Ощущение полной безмятежности. Наверное, это только у меня такое ощущение, что гонка по жизни меня измотала, измочалила, вытянула все жизненные соки, забрала все силы. Вот теперь я и наслаждался тем перерывом, который даровала мне судьба.
От жара и холода, от контрастов звука и тени – а в селе звуки совсем не такие как в городе, становилось необычайно спокойно. И на этой волне – успокоенности я вернулся в хату, нырнул в приготовленную чистую постель и уже через минуту спал крепким сном. Спал, и, впервые за последних два года, мне не снились тревожные сны. Я не просыпался ночью ни от страха умереть, ни от ощущения, что меня опять обокрали, ни от ужаса полной нищеты. Ощущение денег – это не только наслаждение и удача, это может быть и кошмаром. А тут, в Приполье, меня как-то покинуло ощущение того, что деньги вообще существуют, что они нужны мне, что я нахожусь под постоянным прессом их быстрого добывания.
И вот я спал, спал крепко и мирно почти восемнадцать часов кряду. Когда я проснулся было на часах уже десять часов поутру. В селе так поздно не встают. Да и я, обычно, когда попадаю в село, просыпаюсь рано, в часов шесть или пол-седьмого. Встал, побежал на улицу умываться. Там как раз тетя Маруся кормила курей.
– Доброе утро, тетя Маруся.
– Доброе утро, сынку... Ну что, выспался? Вижу, вижу... Ничего... Завтрак на столе. Поешь. А я еще курям попораю, да и свинку, а потом и поговорим. Я уже поела.
Я с удовольствием окатил себя холодной водой из колодца, умылся, почистил зубы (у тети Маруси я уже давным-давно оставил аварийный комплект домашних принадлежностей: бритву, помазок и зубную щетку). День обещал быть жарким. Парило.
– Дощику потрібно, земля висушена, може, ти мені водички набереш? Он у ту балю. Дякую... Водичка до вечора зігріється, як раз поливати.
Я с удовольствием взялся за дело. Можно было бы, конечно, посмотреть, дышит ли насос, проиграться с проводкой, попытаться выкачать насосом воду и стоять, слушая, как фыркающий движок насоса разгоняет тишину сельского дня. В ту балью входит литров пятьсот, не меньше. Немного подумав, я покрутил ручку корбы, стал спускать ведро вниз. Вскоре первое ведро воды, наполненное до краев, показалось над ободом колодца. День начался. Скрипел ворот, цепь мерно наматывалась на обод, я люблю, когда цепь наматывается ровными рядами, аккуратно, не путается, тогда и ведро идет ровно, вода не расплескивается, ее выбираешь почти полным до краев ведром.
– Та чого ж ти, синку, відразу й до праці, поснідав би спочатку. – Тетя Маруся всплеснула руками.
– Ничего, поесть успею. Лучше мышцы чуть разогрею.
Тетя Маруся улыбнулась. Она какое-то время понаблюдала, как я споро притаскиваю воду, потом пошла «поратысь» по своим другим делам.
Я потратил какое-то время на то, чтобы бадья, в которой не было ни грамма воды, наполнилась до краев. Чувствовалось, что колодец я не то чтобы вычерпал совершенно, но воды в нем оставалось маловато. В засушливое лето колодец не слишком быстро наполняется водой. Вода в колодце, который тут называют только ласково: «крыныця» свежая и чистая. Когда бадья наполнилась до самого краюшка, я сумел перевести дух. Руки скрипели с непривычки, мышцы рук ломало, я чувствовал себя немного не в своей тарелке. Вернулся в хату, там действительно на столе было накрыто, еда была аккуратно закрыта от мух чистым кухонным полотенцем. Я с удовольствием съел салат, сваренные всмятку яйца, запил это большой кружкой кисляка. Потом убрал со стола и вымыл посуду, чтобы тете Марусе было меньше работы.
В голове было пусто, ни одной плохой мысли. В животе приятно урчал кисляк, переворачиваемый и смешиваемый с остальной пищей. Жизнь казалась не такой уж и противной. Вот тут я и вспомнил про мой вчерашний разговор (вчерашний? Несомненно вчерашний, хотя мне стало казаться, что это разговор был очень и очень давно, совсем в другой жизни).
И тут мне стало ясно, что мне как раз дано время, чтобы начать ту игру, о которой мне и рассказали. Я не слишком верил в то, что эти действия помогут, тем более, что мое положение было ниже не только плинтуса, а вообще ниже самой земли. Но попробовать я все-таки решил. Терять-то мне нечего. На край крыши я еще успею. А пока есть возможность дышать, то почему бы и не продолжать барахтаться? Я опять вспомнил сказку про лягушку, попавшую в сметану, подумал, что в наше время лягушку в холодильник калачом не заманишь, а капроновую крышку с банки ей в жизни не снять... Улыбнулся, представив себе лягушку не в крынке, а в трехлитровой стеклянной банке – там бы ее явно не хватило на барахтанье. Потянулся. На столе у тети Маруси лежала подходящая ручка, блокнот... Оппаньки – есть тетрадка. И как раз подходящего мне размера. В тетрадке можно будет странички расчертить. Стоп! А ведь вот что у меня осталось от прежней жизни!
Я вытащил на свет божий живую чековую книжку. Мне выдали ее полтора года назад в банке, но я так и не успел воспользоваться ни одним из чеков. Книжка была девственно чистой и со множеством печатей, которые я успел в нее наставить от нечего делать. Почему я эту бумаженцию пропустил, когда чистил карманы перед полетом – я не знаю, но теперь мне это оказалось совершенно кстати. Это сейчас, по прошествии целого года жизни, во мне выросла уверенность, что ничего и никогда не делается просто так, по воле случая. Во всем есть своя предопределенность. И когда я, стоя на мосту имени Патона, выбрасывал в урну одну за другой ненужные мне уже вещи, я пропустил карман с чековой книжкой не совершенно случайно, а потому, что встреча моя была предопределена уже, и кто-то в книге судьбы начертал неторопливые строки о возможности выбора. Опять же, не считайте меня фаталистом. Выбор: вниз или нет, все равно оставался за мной. Но если бы не было предопределено, то и не было бы выбора. Ведь так?
Мне снова захотелось курить. Захотелось курить так, как не хотелось с самой молодости. Перед замужеством (этот термин подходит для моего брака более, нежели женитьба), я курить бросил. Мне было это нелегко. Но сейчас мне захотелось так курить, что сил сдержаться просто не было. Точно как тогда, на крыше, когда я курил толстую Гавану и понимал, что это ПОСЛЕДНЕЕ наслаждение в моей жизни. Вот оно, начало начал... Ладно! Надо отписаться и тогда... Нет, я не буду откладывать обещанное, моему организму смертельно тоскливо хочется курить – значит, он получит свое курево, будь я неладен.
Я аккуратно занес в тетрадку: 14-е. Получил от фирмы «Контекс» расчет ровно 1000 долларов США. Обмен по курсу (помнится, в обменнике было 4.89). Итого: 4890 грн. Отлично. Положил на счет. Номер-то счета где? Вот он, в чековой книжке. За снятие – 1%. Комиссия банка, и надо еще оставить гривен 15-20 на обслуживание. Положил. Снял. Вот, выписываю чек. Сколько смогу снять? 4820 гривен. Вполне приличная сумма.
А курить-то хочется!
Я подумал и решил оторваться от своего занятия: все равно ничего путного без курева не придумаю. А вот с куревом-то тяжеловато. Я ж у тети Маруси не могу попросить денег на курево. Глупо это. Вот. Бабка Маланка. Она как раз огородами – третья хата. У бабуси был самосад. Старушка одинокая. Я ей по хозяйству что-то сделаю, в самосаде мне не откажет. Решено. Действую. Надо сказать, что от решения к действию я перешел мгновенно, вспомнив старый самурайский девиз «Здесь и сейчас!».
Солнце палило нещадно. Деревья лопались от жары, покрываясь мелкими трещинами, из которых сочился вязкий клей, но и это им не помогало. Листва была такой пожухло-зеленой, что казалось и надо всего-то пару дней, чтобы началась беспробудная осень. «Дощу нема від самісінької Паски» – говорила тетя Маруся.
А вот и двор бабки Маланки. Огородик аккуратный. Почти пол гектара, а засажен и картошкой, и помидорами, а вот фасоль встает ровными рядками, а тут кормовая свекла. На подворье полно кур, они носятся по двору, встревоженные моим появлением, кудахтают, как не своим голосом. Я не видел бабки Маланки уже три года. Наверное, именно поэтому не узнал в сгорбленной старушке в грязной одежде ту самую бабку, которая не раз приходила к тете Марусе по каким-то своим соседским делам. Бабка стояла босыми ногами на земле и трясущимися руками раскидывала зерно курам. Услышав мои шаги, она развернулась, и я поразился еще больше: отечное лицо, из-под которого еле-еле выглядывали щелочки глаз, кожа красная, покрытая пятнами и нарывами, высохшие ручки-ножки ходят ходуном, кажется, это называется болезнью Паркинсона, а на ногах еще и эти колодки-отеки. Не человек, а ходячая болячка.
– Добрый день, бабка Маланка, вы меня помните? Я погостить к тете Марусе приезжал, ну же...
– Агов, помню, ты з города. Да. Опять побуть к Маруське приехал?
– На пару деньков. А вы что, болеете?
– Да вот, как муж помер, так и обсели меня болячки, сынку...
– А огород-то какой ухоженный, как же вы справляетесь?
– Людей наймаю, помогают кто чем может. А тебе шо надо, сынку?
Разговор длинным не получался, да и глупо было бы вести светскую беседу ни о чем с человеком, которому так мало осталось на свете Божьем.
– Может, вам сейчас помощь нужна? – я шел к цели напрямую.
– Чого ж не нужна, нужна, курнык вычистишь? – бабка зыркнул на меня острым взглядом из-под опухших век. Проверяла, насколько мне нужда припала, что ли?
– Отчего не вычистить? – я пожал плечами.
– Тільки в мене грошей нема? – я опять пожал плечами.
– Ну и не надо мне денег.
– Ладно, вот тебе струмент, працюй...
«Струментом» оказалась лопатка примерно таких размеров, какие используют для чистки печек. Куриный помет собирался и аккуратно складывался в полиэтиленовые мешки: ценное удобрение пропадать не должно! В тесном курныке было трудно развернуться, воняло отменно, я несколько раз выходил на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха и недобрым словом вспоминал проклятых капиталистов. В году восьмидесятом мне попался журнал «Америка», в котором на первой странице красовался их лайнер из самой «падучей» марки ДС, а вся вкладка была изукрашена фотографиями с американской птицефабрике, где негры в респираторах тащили вязки кур на скорую расправу. И как я завидовал этим неграм, которые в своей занюханой Оклахоме (Неваде, Небраске), имели эти трижды клятые респираторы, а я вот не имел. Вот так, в борьбе с расистскими предрассудками, я провел два часа своего драгоценного времени. Дело было сделано, табачок-самосад уже отягощал карман моих брюк, оставалось немного.
Но тут ветер переменился, и я понял, что первым делом стоит все-таки помыться. Аммиачный аромат курятника так крепко впился в мое тело, что я первым делом побежал в летний душ. Вторая водная процедура за день окончательно настроила меня на какой-то мирный, особенный лад. Даже курить как-то расхотелось. А вот накатить соточку, да под борщец! Это было бы замечательно! А тут, как из-под земли, тетя Маруся, оказывается, что борщ уже на столе.
На столе, кроме борща, оказалась и свежайшая молодая картошечка, рассыпчатая, только отваренная, посыпанная петрушкой и укропом, сдобренная маслом и чесноком, и салат из порезанных крупными дольками огурцов и помидор, заправленный душистым домашним подсолнечным маслом, а еще и бутылочка крепкого первачка (помня мои пристрастия, тетя Маруся казенку не доставала). В крынку было налито парное молоко (для меня лично самый большой наркотик на свете). Я налил в граненые чарочки первачка, как говориться: «Поехали!»
Тетя Маруся ела, как говорится, «в приглядку». Не столько ела, сколько смотрела, как ем я. Она вообще питалась по-птичьи: там клюнет, там попробует, там чего-то отщипнет. Я никогда не видел, чтобы она ела за обеденным столом, разве что на свадьбах да поминках. И то, опять же, как птичка... Я удивляюсь, как у нее остается сил: жить, работать, постоянно находится в движении...
После обеда тетя Маруся имела привычку прилечь. Отдыхала она днем тоже по-птичьи: небольшими короткими урывками, один-два раза в день ложилась в постель минут на двадцать-тридцать, никогда не больше. Спала она или нет, я не знаю, но ритуал «отдыха», короткой своеобразной сельской «сиесты» соблюдался постоянно.
Я решил послеобеденное время провести «со вкусом». Взял тетрадку и пошел. Огород тети Маруси плавно спускался вниз, а внизу, за огородом, начиналась река Мелява, тихая, спокойная, соединяющая два озерца и ничьим приток не являющаяся. Этот берег реки был повыше и резко обрывался к воде. Иван довольно давно выложил спуск к реке камнями, получив импровизированную лестницу, а на берегу, под роскошной ивой, сделал скамеечку. На этой скамеечке он любил сидеть в редкие минуты отдыха и наблюдать за тем, как бежит вода в реке... Когда-то, незадолго до смерти, Иван сделал и кладку: берега речушки были болотистыми и поросли камышом. Чтобы иногда порыбачить, Иван и сделал кладку: набросал автомобильных шин, на которые сверху постелил доски. Года два назад кто-то жег камыш, кладка почти полностью сгорела, остались только кое-где шины, почти не тронутые огнем. Тетя Маруся любила сидеть на той же лавочке и наблюдать за тем, как Иванко ловит рыбу. Он, в отличии от других сельских, никогда не ловил сетью, а закидывал одну закидушку на резинке и ловил всегда только одной удочкой. Поймав три-пять хвостов, Иван рыбалку оканчивал. И очень редко, разве когда ждал гостей, мог наловить рыбы побольше.
Я расположился на живописном берегу реки (в этом месте Мелява делала плавный изгиб и меняла русло почти под прямым углом), вытащил тетрадку и записал: «14-е июня. Купил ноутбук. Потратил 4 820 гривен».
Курить мне как-то не сильно уже и хотелось. Но самосад был. Покойный дед Макар, сосед тети Маруси, давным-давно обучил меня премудростям скручивания «козьей ножки» и курения сельского самосада. Сельский табачок мог оказаться довольно ядреным, так что курение самосада – это была даже не наука, а великое искусство, из которого мне известны были только азы.
Я аккуратно, по инструкции, скрутил курительную принадлежность, закурил, затянулся густым дымом и чуть не поперхнулся. Самосад оказался таким термоядерным, что по сравнению с ним Гавана просто таки отдыхала. У меня сперло в груди, я постарался прокашляться, освобождая легкие, потом встал, сделал несколько круговых движений руками, чуть лучше вентилируя легкие... Потом присел на лавочку и стал смотреть очумело в какую-то точку на горизонте, где маленькое белое облачко в виде собачки гонялось за ярким шаром медленно уползающего солнца.
* * *
Что такое четыре тысячи восемьсот двадцать гривен? Ерунда. Тонкая пачечка денег, особенно, когда они по 200 гриваков в одной купюре. Но мне выдали эту сумму в банке исключительно двадцатками. Белобрысая кассирша, Марта, с тонкими чертами лица, худенькая, почти-что прозрачная в кости, извинялась, объясняя, что такую сумму, в принципе, надо заказывать и оговаривать, какими купюрами хотите, тогда и будет, что хотите, но я-то знал, что все это ерунда и зависимость в этом вопросе не от моего заказа, а от наличия купюр нужного достоинства в кассе. Тем более, что и заботы никакой не было, так, мелочное неудобство.
Я собирался создавать свою финансовую империю. Для человека с моими амбициями фирма или концерн как-то мелковато. А вот финансовая империя – именно то, что надо. А как создавать империю без компьютерной техники? Бред! Я тут же решил начать трудиться над тем, чтобы приобрести соответственную технику. Сегодня решено было прибарахлиться ноутбуком. Я мог позвонить Вовчику и поспрашивать его про бэушные модели. Через его фирму постоянно проходили машинки, сдаваемые в продажу или на обмен, владельцы которых обзаводились более мощными монстрами из разряда «компьютер-что-всегда-под-рукой».
Но теперь у меня во внутреннем кармане находилась увесистая пачка из двухсот сорока одной купюры номиналом в двадцать гривен. А это означало, что я могу себе позволить купить новый ноутбук, пусть и не самый роскошный, но новый. Игра стоила свеч! Я опять-таки не пошел в маленькие компьютерные фирмы, где у меня были друзья, и где я мог рассчитывать на приличную скидку: дело в том, что в таком случае мне пришлось бы ждать мой мобильный компьютер от трех до десяти дней, а я этого не желал. Поэтому сразу же направился в магазин «Компьютерный свет». Сеть этих магазинов была не только в нашем городе, но и столице, да и в каждом областном центре можно было найти помещение под тремя концентрическими кругами с буквами КС – торговой маркой сети этой магазинов.
Вежливый менеджер. Предупредительный официант... тьфу ты, продавец-консультант. Я смотрю, сравниваю, переворачиваю крышки, оцениваю модели. И тут я вижу нечто. И сердце мое замирает. Это ноутбук на аэмдэшном процессоре! И марка вполне приличная. И цена. А характеристики! Да такой Интел стоит на триста баксов дороже. Дело в том, что в конкурентной борьбе АМД и Интела я на стороне АМД. Аэмдэшные процессора быстрее и думают как-то для меня понятнее, нежели интеловские. Тонкий серебряный корпус, отличные характеристики видео, пишущий дивиди-рум. Да и матрица просто великолепная. Я получаю оперативную систему «Виста» (по словам менеджера, лицензионную, что не есть правдой, поскольку диск с самой операционкой остался у него) и компакт-диск с откровенно пиратским программным обеспечением, которое мог установить на своем компьютере самостоятельно (типа подарок лично от менеджера).
Я освободился от двухсот тридцати девяти купюр (при этом оставил червонец менеджеру «на чай»). Возвращаться домой на маршрутке, а тем более пешком, мне не хотелось. Тем более, купив ноутбук возвращаться пешкарусом, подвергая ценную вещь риску уворовывания! Нетушки! Я схватил такси и за сороковку очутился дома.
Дома я включил компьютер, экран которого засиял ровным голубым светом, поставил установку взломанного майкрософтовского офиса (никто никогда не заставит меня отказаться от офиса Майкрософта ради каких-то мифически удобных альтернатив, но никто и никогда не заставит меня покупать его дорогущую лицензионную версию – пусть биллгейтс сбросит на офис цену, а вот тогда и посмотрим).
После этого я отправился на кухню и понял, что погорячился. Холодильник был практически пуст (кроме полулитровой банки с окрошкой и бутылки кваса в нем ничего не было). Что же, на ужин будет окрошка. А вот завтра надо обязательно пройтись по продуктам.
Глава девятая
Что за хрень?
Когда происходит что-то непонятное или необычное – никогда не надо торопиться. Ничего нет хуже, чем делать поспешные выводы. И не потому, что «поспешишь – людей насмешишь», отнюдь. Главное, что скороспелые выводы ведут нас по неправильной дороге. Нельзя сказать, что длительные глубокие, мудромысленные размышления являются средством от ошибок, наоборот, самые чудовищные ошибки совершались как раз по глубокому и зрелому размышлению. И что тогда остается? Я убедился, что лучше всего надеяться на наитие.
Наитие – это то ли от Бога, то ли от других Высших сил, которые люди именуют Господом, какая тут разница? Очень часто, пропуская подсказку свыше, ты поступаешь по зрелому размышлению. И все правильно, и расчеты верны, а дело не складывается. А поступи по первому наитию, по звуку Божию, кто знает...
Однако, как говаривал старец Макарий, в этом деле главное отличить наитие Божие от шепота сатанинского...
– Сынок... А что ты тут сидишь? Я зову тебя, зову... Хоть бы рядныну постелил, простудишься ведь.
Я несколько очумело осмотрелся по сторонам, вспоминая, что я, где я, и как все это происходит. Я лежал на берегу реки, недалеко от скамеечки, на которой курил самосад, но почему-то не заметил нигде остатков «козьей ножки». Может, и не курил я вовсе?
– Разморило что-то на солнышке, теть Маруся, вот и залег, спасибо, что подняли...
Я осмотрелся. На скамеечке лежала тетрадка и ручка. Оставалось только взять их.
– Ага, а то мог бы сонячный удар заработать... Мне тут по хозяйству впоратысь надо, поможешь?
– С удовольствием. – ответил я искренне.
Я человек городской и никогда раньше к земле не прикасался. Это только тут, у тети Маруси в селе, я как-то незаметно стал приобщаться к труду у земли. Обычно я жил у тети Маруси ровно месяц. А за месяц хочешь-не-хочешь, а чему-то да научишься. Частный дом – он ведь требует каждодневного приложения сил. Вот и получается: в один день гвозди позабивал, в другой – какой-то мелкий ремонт сделал, то воду организуй, то травы накоси, то замешай варево птицам в летней кухне. Я не говорю о саде и огороде, которые постоянно требуют рук.
Как ни странно, но эта работа у земли меня не напрягала. Наоборот. Мне становилось легче, когда я приходил очумело уставшим под вечер, и, приняв положенных сто грамм самогона, засыпал безмятежным сном младенца. Но сегодня, не смотря на отличный ужин и принятый алкоголь, заснуть сразу не удалось.
Я пытался понять, что со мной произошло. Что это было. Сон? Но почему я очутился именно в той квартире, которую снимал в Городе ровно полтора года назад? Там даже ковры были те же. И холодильник, с чуть облупленными гранями, которые начала уже подтачивать ржавчина и который иногда покусывался электрическими разрядами, тоже был оттуда.
Сон? Но почему я не помню, как я ложился в траву? Солнечный удар? Но мне было бы плохо, а так я встал, как огурчик. Махорка? А это идея... Может, самосад оказался каким-то слишком ядреным? Или вообще Маланка какой травки в махорку подсыпала, с нее-то чего возьмешь?
Я вспомнил, как в студенческие годы как раз на рождество мы с ребятами и девчатами в общаге решили кутю заварить. А поскольку я тверже всех держался на ногах (пили мы, простите, праздновали, уже третий день подряд), то и достать компоненты на кутю (а именно мак), досталось тоже мне. Через четверть часа моя опухшая морда с трехдневной небритостью уже нависла над какой-то старушкой – божьим одуванчиком, которая торговала как раз в тех рядах, где обычно можно было купить семена мака.
– Бабуль, маку продай... – говорю я старушке, старательно выворачивая морду в сторону, чтобы не свалить старушенцию с ног мощным таким перегарищем. Старушка начинает мяться, смотреть то в одну сторону, то в другую, то на щетинистый подбородок вашего покорного слуги и тут же разряжается убийственной фразой:
– Сынок, мака, которого тебе надо, у меня нет. Иди себе...
И повернулась к товаркам лицом а ко мне так сказать тылом. Ничего не сообразив (все-таки похмелье – дело тонкое) я потащился в общагу и передал ребятам наш диалог в лицах и слово в слово. Хохот стоял дня три и нешуточный.
А на базар мы отрядили Светика, которую отмыли и намакияжили, она же вернулась со стаканом мака, оный потом и пошел на кутю.
Я аккуратно вытряхнул махорку из пакетика на стол и под светом настольной лампы старательно изучил продукт.
Нет. Натуральный табак и никаких дополнительных присадок в нем не наблюдалось. Никакой тебе травы-муравы, никаких семян, зерен, вообще ничего, что вызывало бы хоть какие-то подозрения. Значит, сморил меня здоровый детский сон, только-то и всех делов.
Я зевнул, почувствовав, что пора уже отходить ко сну, но тут рука моя, когда тянулась к кнопке настольной лампы, непроизвольно задела краешек открытой тетрадки. Почему-то она открылась как раз на последней записи. Рука повисла в воздухе. Мгновение. Еще одно. Еще. Наконец, когда рука налилась свинцом, опустил вниз. На тетрадку. Перевернул листок. Пересчитал листки – они все до единого были на месте, следовательно, никто ничего не вырывал. Вот и первая запись про приход... Что за шуточки! Что за хрень!
Моей последней записи не было, а на листке моим почерком значилось:
«14-е июня. Приход: „Контекс“ – 4890 грн. Расход: банковские услуги – 70 грн., ноутбук – 4770 грн., менеджеру на чай – 10 грн., такси – 40 грн.»
Глава десятая
Не паникуй!
У меня под руками не было «Путеводителя по Галактике для путешествующих автостопом», но слова «НЕ ПАНИКУЙ!» тут же возникли перед моим внутренним взором и не исчезали почти до самого утра. Тем более, что заснул я тоже почти под самое утро.
Я прекрасно понимал, что со мной происходит что-то не то. Не мог же я сам себе напаскудить... или это мое уставшее подсознание выбрасывает какие-то нелепые фортели? В результате я был совершенно растерян. Наверное, именно эта моя растерянность, именно эта моя сосредоточенность на второстепенной (по сравнению с добыванием финансов, расчетами с кредиторами и прочими обязательствами) проблеме и помогла мне выкарабкаться из всего того дерьма, в которое я вляпался...
Размышляя над всем происшедшим, я успокоился на том, что именно я, подсознательно, сам вчера расписал в тетрадке именно так, подробно, акт покупки ноутбука, а то, что сон (сон ли?) подтвердил «длинную» версию расходов, это и есть подтверждение тому, что все было так и никак не иначе.
Выстроив столь зыбкую систему предположений и допущений, я сумел-таки заснуть, как ни странно, ночью мне ничего не снилось, да и проснулся я отдохнувший и свежий, хотя ожидал от себя поутру состояния «выжатого лимона». А это означало, что я не паникую, и с психикой у меня все пока что в порядке.
Было обычное сельское раннее утро. На кухне кипел чайник. Тетя Маруся никогда не варила кофе, пила только чай и травяные настои. Ванюша, ее сын, приобщился к городской культуре кофепития, а потому в его сельской хате была даже глиняная турочка – мой подарок на день рождения. Это произведение искусства я привез из Рахова за два года до его смерти. Турочка была действительно произведением искусства: сделанная из светлой глины, она имела лепной орнамент, изображавший виноградные лозы, в таком же орнаменте были и две чашечки, с которыми турочка составляла комплект. В такой турочке было очень приятно варить кофе, правда, поначалу надо было привыкнуть: глиняная посуда медленнее нагревалась, по сравнению с медной туркой, а вот тепло хранила подольше. Пока привык, кофе два – три раза сбегал, но потом приноровился и никакой другой посуды для варки кофе не признавал.
На кухне вскипал чайник. Тетя Маруся, как всегда, «поралась» по хозяйству, так что кухня была пустынна. Турочка стояла на своем месте. Я всполоснул рабочий инструмент колодезной водой. Что ни говори, а вкус кофе во многом зависит именно от качества воды и способа приготовления. Кофе был в герметичной банке – остался еще с моего прошлого приезда. Я насыпал три ложечки в турку (обычная норма). Тут как раз вскипел чайник. Тетя Маруся по утрам пила травы. Белый эмалированный заварочный чайник был уже подготовлен: он был с чистой белоснежной тряпицей, в которую заботливые руки уже аккуратно насыпали ароматные травы. Эти травы тетя Маруся собирала сама. Говорила, что они никакие не лекарственные, просто аромат их как раз такой, как ей нравится больше всего. Я придержал тряпицу по краям и залил заварочник крутым кипятком. Расправил тряпицу и накрыл заварочный чайничек крышечкой. Теперь чай должен был пол часа настояться и только после этого становился годным к употреблению. Оставалось только снять крышечку и аккуратно вытащить тряпицу с настоявшимися травами, а в чайничке оставался крепко запаренный травяной настой. Я прогревал турочку с кофейным порошком и сахаром на огне, пытаясь уловить момент, когда надо будет вливать горячую воду, когда тетя Маруся зашла на кухню, увидела меня, поздоровалась, потом заметила, что травы уже запарены, улыбнулась, поинтересовалась, как мне спалось. Я ответил, что хорошо, а вот про вчерашнее происшествие умолчал: слишком уж оно мне казалось незначительным и не стоящим пристального внимания.
Завтрака ждать надо было чуть больше часа. Подумав, что терять время есть превеликая глупость, я снова взялся за заветную тетрадочку и записал: 15-е июня. Приход от Валентина 2000 у.е. обмен по курсу (тут радио проскрипело, что курс упал на две копейки) 4.87 – это выходит 9740 грн. Положил на свой счет. А теперь посмотрим, сколько смогу снять со счета. Получается 9640 грн. Прекрасно. Кстати, надо было заполнить холодильник. Это верно. Да, я должен Валере Локницкому 1900 баксов... это получается... Это получается, что я смогу их ему отдать. Так и запишем. Расход: Локницкому 1900 у.е., остальное – продукты.
Я подумал, что сейчас что-то случиться. Но ничего ровным счетом не произошло. Я не падал ниц, не терял сознание, не перемещался в параллельный мир и за мной (что было особенно обидно) не прилетели инопланетяне. Но вот почему-то на душе стало чуть-чуть поспокойнее. Это не было ощущение того, что я снял с себя часть груза – это было ощущение того, что что-то важное происходит. И это что-то важное успокаивало меня самим фактом своего происхождения.
И тут я решился на эксперимент. Оставил тетрадку дома, а сам пошел на то самое место у реки. Сел на скамеечку. Чтобы усилить эффект эксперимента, достал тот же самосад и смачно затянулся. Опять поперхнулся терпким дымом, опять чуть не подавился собственным кашлем... И... Ничего, ровным счетом ничего не произошло. Я докурил козью ножку, потянулся, и, окончательно успокоенный, пошел домой. Вчерашнее стало казаться мне бредом уставшего подсознания, которое иногда и не такие шутки выкидывает, особенно, учитывая, что еще пару дней назад я стоял, в прямом смысле, на краю могилы.
Сознание мое оказалось не помутившимся – ну и ладно. Махорка оказалась самой обычной махоркой, а не сигаркой из травки или грибочков – еще лучше. А лучшее, что можно было бы сейчас предпринять – так это идти завтракать.
