Текст книги "Тринадцатый миллионер (СИ)"
Автор книги: Владислав Григорьянц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
И я пошел завтракать. Сначала заскочил к себе в комнату: в тетрадке все оставалось на своих местах. Удовлетворенный увиденным, стремительной и энергичной походкой прошествовал на кухню. Тетя Маруся с завтраком немного запаздывала, что-то долго не могла «впоратысь» по огороду, а потому на столе был только травяной настой. Кастрюлька с картошкой уже кипела, крышка подпрыгивала, тетя Маруся уменьшила огонь, посмотрела на меня своим, таким мудрым и добрым, взглядом, и предложила пока обождать, ведь завтрак вот-вот поспеет. А я напросился попить ее настоя, очень что-то тепленького захотелось.
Настой был горьковатым и сладким одновременно. Сахара в нем не было, а вот корень солодки был, это точно. Трава чуть обожгла горло, я почувствовал, как жжение идет по нёбу, достигает горла...
* * *
И в этот момент все остановилось. Исчез звук, исчезли цвета, превратив мир в оттенки серого. Замерла рука тети Маруси на пол-пути от ручки газовой плиты ко лбу, по которому сбегала капелька пота. Застыла капелька пота, которая падала со лба на ресницу тети Маруси. Застыл маятник часов, которые тетя Маруся называла так по-доброму и по-деревенски «ходики».
А я застыл прямо перед кассой банка. Оператор Леночка подсовывала мне марку от чека, я так же автоматически, как только что глотнул того травяного настоя, черкнул подпись. И только после этого понял, что очутился снова тут, где все происходит в ИНОЙ реальности. На мне отличный костюм, который жена три месяца назад снесла на сэконд-хэнд, чтобы получить за него двадцатку (я купил этот костюм в бутике за пятьсот семьдесят баксов). На месте и часы одной неприметной швейцарской фирмы. Это не хваленый Ролекс, это не Кассио тайбэйского производства. Это настоящая Швейцария. Эти часы мне привез Славка из последней поездки в страну банков, часов и шоколада. Что это Леночка так уставилась на меня? Ага... Чуть поправил галстук, видно, разболтался узел. Нет, оказывается, это я разболтался. Деньги-то уже меня ждут. Ровно девять тысяч шестьсот сорок гривен. Люблю круглые цифры. Я вытаскиваю из кармана шоколадку – девочки-операторы тоже люди. Надо не забывать об этом. И тогда ваши платежи будут идти самым прямым экспрессом: без задержек и прочих эксцессов, на которые так горазда наша банковская система. Лицо Леночки с чуть заостренным подбородком, всегда такое строгое и нахмуренное, мгновенно расплывается в улыбке, а ее подружки-сотрудницы тут же начинают сооружать чай, дабы скоренько оприходовать чужую добычу.
Я захожу в отдельную кабинку, где принято пересчитывать деньги, особенно, когда их много. Вера Федоровна – кассир со стажем. Можно и не пересчитывать. Но такое пренебрежение к деньгам Вер Федоровну обидит. Я пробегаю пальцами по корешкам – все в полном порядке.
Как только покидаю банк – раздается звонок на мобильный. Никак не могу привыкнуть носить с собой дорогой телефон. И вроде, для престижа, надо. А я пользуюсь этим простеньким телефоном практически с двумя функциями: звонки и эсэмэски. Ну не по сердцу мне эти навороченные монстры – почти компьютеры в миниатюре. По телефону надо говорить. И, по возможности, говорить коротко и ясно. Если же быть честным, у этой модели есть одно, но шикарное преимущество: это фирменный телефон. И его батарея натурально семь-девять дней держит заряд. Вот и говорю я по телефону, за который вроде как стыдно. Мои товарищи поменяли уже по три модели. А у меня все тот же неизменный аппарат.
Да помню я, помню. До встречи еще час. А Валерчик названивает, боится, что я забуду. Ничего подобного. Валера Локницкий похож на недобитого юнкера из старого революционного фильма. Когда-то мы учились вместе. Как-то, после небольшого бодуна, чисто сдуру спрашиваю Валерку, когда он отчаливает в Австралию. И вижу на его лице настоящий испуг. И что же? Оказалось, Валерчик – потомок белогвардейских офицеров (какой-то захудалый польский род, служивший царю верой и правдой), а его недобитый дед ДЕЙСТВИТЕЛЬНО окопался в Австралии и приглашает внука настойчиво к себе. Это были советские времена. Вот и Валерчик решил, что я работаю на контору, раз знаю такие подробности. А это был просто миг озарения. Счастливого озарения, или несчастного озарения – кто знает. Теперь Валера австралиец (не путайте с австрийцем) и живет вполне припеваючи.
Мне надо успеть сделать еще одно дело. Набираю номер.
– Юрик, а бакс у тебя сколько?
Ответ меня устраивает. Юра подъезжает к условленному месту за пятнадцать минут до Валерчика. У его машины удивительная способность просачиваться сквозь любые пробки. Так в моих руках оказывается тысяча девятьсот долларов Соединенных Штатов Америки, а в руках Юрчика законные девять тысяч четыреста гриваков (на пятерку Юрик сделал мне скидку).
У ресторана быстрого питания немного людно. Появляется Валерчик. Мы пьем отвратный кофе, такой делают только тут, с привкусом бумажных стаканчиков и плохо фильтрованной воды. Потом перекочевываем в Валеркину машину, и я отсчитываю ему положенные денежки. Валера кивает головой и, высадив меня у станции метро, быстро уматывает по делам. Через день ему надо уезжать к своим кенгуру.
А я вспоминаю, что мне пора пополнить продуктовые запасы, после чего иду на рынок и начинаю скупаться. Не забыть бы оставить деньги на метро! А то таскаться с торбами пешком неохота.
Я иду по торговым рядам, где стоит гомон вечных продавцов. И скупаю, скупаю, скупаю, пока внутренний калькулятор не говорит мне «СТОП!».
Глава одиннадцатая
Грибная охота
Маятник качнулся, я увидел, как капелька пота продолжала падать, вот она пересеклась с рукой... И тут замедленное черно-белое кино закончилось. Мир и красок звуков снова стал моим миром.
Какое-то мгновение, растянувшееся в моем воображении в несколько часов экранного времени, это мгновение было на самом деле таким малозначительным, что тетя Маруся ничегошеньки вообще не заметила.
Понимая, что я своим внезапным приездом и так вывел старушку из равновесия, решил не смущать ее своими рассказами и промолчал. В конце-концов, со своими проблемами надо справляться самостоятельно, не так ли?
После завтрака я решил проверить, что произошло с моей тетрадкой и произошло ли с ней что-то вообще. Я раза два пытался открыть ее, но никак не получалось: отогну уголок, переверну одну страницу – и тут же захлопываю, как будто боюсь узнать, что будет написано на ТОМ САМОМ месте.
Рассердившись на себя достаточно крепко, я заскрипел зубами, раскрыл тетрадь сразу на искомой странице и уставился в текст, написанный таким знакомым, МОИМ СОБСТВЕННЫМ, почерком:
«15-е июня. Приход: 9740 грн. Расход: банковские услуги 96.4 грн., шоколадка Леночке 3.6 грн., покупка инвалюты – 9400 грн., отдал долг – 1900 долл., кофе, шейк – 10.25 грн., сало – 14 грн., мясо – 54.6 грн., масло сливочное – 6.3 грн., маслины – 12 грн., масло подсолнечное 18.55 грн., яблоки – 7.8 грн., петрушка – 2 грн., лук – 6 грн., базилик – 3 грн.. укроп – 2 грн., колбаса – 23.7 грн., сыр – 17.7 грн., балык – 43.8, пиво – 7.6 грн., мойва копченая – 7.7 грн., проезд на метро – 1 грн., проезд на маршрутке – 2 грн.»
Мне стало ясно, что разбираться с проблемой сейчас нет смысла: слишком мало информации для того, чтобы делать какие-то выводы. А выводы сделать очень хотелось. Усилием воли я сумел оторваться от вывододельческого зуда и пошел помогать тете Марусе по хозяйству. Утренние дела были сделаны достаточно быстро. Оставалась куча времени, так что я засобирался на рыбалку. Приготовил удочки. Накопал червяков. Взял небольшой кусочек белого хлеба. Погода благоприятствовала. Место у кладки было немного прикормлено (с этой кладки раньше охотно удили рыбу соседи), а у Иванка были рыбачьи чоботы типа «ботфортов», которые раньше были частью комплекта химзащиты. Имея такое снаряжение, ничего не стоило преодолеть зону камышей, вскоре я стал обладателем двух неплохих карасей и четырех жирных плотвичек. Посчитав свой речной долг исполненным, я пошел домой и вскоре почистил рыбу. Тетя Маруся увидела улов, всплеснула руками, поблагодарила за то, что я решил побаловать ее свежей рыбкой, потом сообщила, что пригласит на обед соседа Вашуту, который жил на самой окраине улицы и, соответственно, на самой окраине села.
Василий Федорович Шутков, которого окрестные жители называли не иначе, чем «дед Вашута», был человеком пожилым, жил одиноко, но достойно и отличался особенной чистотой и опрятностью. От него никогда не исходило того запаха затхлой старости, который сопровождает не только многих сельских, но и большинство городских стариков. Казалось, что он все еще служит в своей армии, той самой, «непобедимой и легендарной». Подтянутый, настроенный постоянно на свой особый лад, дед Вашута обладал набором своих устоявшихся взглядов и ценностных ориентиров. И сбить с этого настроя его было невозможно. Когда стал вопрос о военной пенсии, Василия Федоровича пригласили в военкомат и предложили принять присягу Украине, объясняя, что таким образом его военная пенсия будет увеличена до приемлемого размера. Дед Вашута присягу Украине приносить отказался. И не потому, что не любил Украину, а потому, что считал, что присягать можно только единожды. А вот приносить присягу второй раз, пусть и отвернувшись, пусть и шепотом в уголок – это уже будет предательством. Странное мнение по нонешним временам.
Вот так он и жил: с маленькой пенсией, но гордо поднятой головой. Рыбачил. Знал все окрестные леса по поводу грибного промысла. Ходил на охоту. Не браконьерствовал, ну разве иногда принесет домой лишнего зайца, да и то – если удачно стрелял, оставлял себе только одного зверя, остальных зайцев раздавал товарищам. Рыбачил он заядло, но по своим, ему одним понятным правилам и приметам. Мог выехать в пять утра и прорыбачить до десяти вечера, мог вернуться через час с тремя хвостами, а на расспросы, почему так быстро оставил рыбалку, раздраженно буркнуть, мол, не клевало...
Я заметил, что тетя Маруся, которая и раньше деда Вашуту как-то чуть-чуть выделяла из всего сельского населения, после смерти Ивана стала относиться к соседу намного теплее. Впрочем, отношениями назвать это было нельзя. А если и были они, эти отношения, то скрывались они и от людей, и от себя со всей военной конспиративностью.
Было жарко, и на обед тетя Маруся приготовила холодный красный борщ, напекла оладушек и нажарила рыбы. На десерт был приготовлен ягодный узвар, в который для вкуса были добавлены сухофрукты, а к нему – поздняя клубника со сметаной. Узвар уже успел отстояться, потом охладится в подвале, а теперь даже кувшинчик, в который он был налит, запотел, так крепко охлажден напиток.
Обед проходил мирно, чинно, если бы не вмешалось радио. Тетя Маруся не успела выключить этот допотопный агрегат, который и работал-то от случая к случаю. Впрочем, его всегда слушали, особенно что касалось прогноза погоды. По какой-то старой привычке радио в хате никогда не отключали. Так и сейчас. Радио включилось, раздалась трескотня первых помех, после чего бодрый голос диктора стал вещать последние новости. Теть Маруся чуток не успела перекрыть горлянку проснувшемуся чревовещателю, тот успел проскрипеть весть о том, что некому Шухевичу присвоили звание героя Украины. Увидев, как вытягивается Вашутино лицо, тетя Маруся бросилась к радиоточке чуть не с кулаками. Враг заткнулся. Обед был испорчен.
Я редко видел деда Вашуту таким возбужденным. Его лицо побагровело, жилы напряглись, казалось, что его вот-вот разорвет от ярости.
– Только этот придурок может таких мерзавцев делать героями. Подумать только – подручник нацистов – и герой. Ни стыда, ни совести.
– Дык, вроде бендеровцы сейчас все в героях ходят... – робко подала голос тетя Маруся и тут же пожалела об этом.
– У нас не только эти подонки в героях ходят. А я так считаю: если участвовали в расстрелах мирных жителей, если помогали нацистам казнить евреев – вечный позор им! Пусть говорят все, что хотят. Но если получил оружие у Гитлера и служил ему – ты враг! А то, что потом, когда немец ослаб, против него оружие повернули – так и собака может кусить хозяина, когда тот болеет и пнуть в ответ не может. Все воевали. Только правда она в той войне одна была: или ты с Гитлером или ты против него. Вот это – полоса разделительная. Для оценки твоей деятельности. И если лизал пятки захватчику – ты враг. Остальное – это нюансы. Нюансы бывают всякие. Но делать героев из предателей и палачей нельзя. Это мое мнение.
Я попытался увести разговор немного в сторону:
– Так у нас и Мазепа чуть ли не главный национальный герой...
– У нации не должен быть предатель национальным героем. Неправильно это, Витька! У нас все беды от этого. Мы слишком просто относимся к предательству. Что такое предательство? Позор. А у нас – просто так обстоятельства сложились. Мазепа – предатель, его церковь анафеме предала. А тут – герой. Боролся за независимость Украины. Передать Украину из рук царя Московского королю Шведскому – это борьба за независимость? А все эти рассуждения, что, мол, шведы были далеко, ага, посадили бы себе на шею шведских управителей-бюргеров, не так бы взмолилась о пощаде Украина... Э-э-э, что говорить. У нас все еще считают тайной все, что касалось старого гетмана. Докатились до того, что лучшим произведением Байрона объявили поэму «Мазепа», которую хитрый лис так и не закончил. А ты скажи, есть хоть один документ, который свидетельствует, что Мазепа хотел независимости Украине? Нет. Есть только его письма. После поражения. А что, чтобы себя обелить и не такое можно придумать. Скажи, почему же тогда никто на Украине Мазепу не поддержал?
– Говорят, он обогнал свое время...
– И ты в это веришь?
– С трудом.
– И не верь. Если бы он боролся за то, что было украинцу близко, если бы действительно объявил своей целью независимость и государственность Украины, разве бы его не поддержал бы народ? А так, кто его поддержал? Никто. И стоило в церквях пропеть анафему, стоило Петру вернуть из ссылки казачью элиту, туда, в Сибирь, сосланную тем же Мазепой, как от воинства Мазепиного остался шиш. И с этим шишом Мазепа появился перед Карлом. И был Карл бит под Полтавой. Это история. И история не терпит сослагательных наклонений. Если бы, да кабы... Чем больше я читал про мазепино время, тем более убеждался: Мазепа боролся только лишь за себя. Боролся за свои шкурные интересы. И не был он государственным деятелем. Был управителем в землях господина. И поведение его – это не поведение восставшего титана, а поведение вора, укравшего ключи от господской каморы.
– Василь Федорович, тут вы уже загнули...
– И ничего не загнул. Прочитай письма Мазепы к Петру. Он все жалуется в них на запорожцев, старается отобрать у них промыслы, спорит о праве на мыто с переправы, постоянно стремится к тому, чтобы прибрать под себя как можно больше богатства. А вот про развитие экономики государства, про упрочение его военной мощи – это Мазепу не слишком-то и волнует. Он пытается всеми силами уйти от участия в военных действиях, но не заботой об жителях Украины диктуются его действия – в походе не сможет гетман преумножать свои богатства. Да и измена Петру – это результат того, что почувствовал старый лис – недоволен им царь, того и гляди, лишит богатства и в Сибирь сошлет. Вот и пошел на предательство – авось Карл победит и сохранит за гетманом все его доходы. А что еще хотеть? Был разве Мазепа муж государственный? Нет. Он был селюк, который до власти дорвался. А у селюка психология простая. Государства нет. Есть только то, что принадлежит мне, что можно в карман свой положить. Мой кусок земли, моя хата, мой сарай, моя скотина. А все остальное – его как бы и нет, потому как оно не мое.
– Получается, что в феллахской психологии мир – мертв. Мир живой – это мир материальный, который принадлежит ему (феллаху – крестьянину). И единственный способ его оживить – это прибрать к своим рукам.
– Мудрено говоришь, но по сути – правильно. Знаешь, почему так Мазепа люб нонешним (тут дед Вашута скривил физиономию, чтобы не называть эту всю ораву поименно)? Он оправдывает их поведение. Герой-предатель. Герой-казнокрад. Ющенко, Кравчук, Марчук, Мороз, Юлечка – вот тебе кандидаты на орден «святого» Мазепы. Как близок он душевно тому, чьи ручки ничего не наворовали, тому кто предал свой народ, Майдан, плюнул на людей и подтерся ими...
И тут я понимаю, что эту тему посторанжевого хаоса дед Вашута может развивать до бесконечности. А у меня бесконечности в запасе нет. Тетя Маруся следит за нашим разговором бессильно сложив руки на коленях. И эта поза женской беспомощности толкает меня на моральный подвиг:
– Василий Федорович, а не махнуть ли нам с утреца по грибы?
Грибы – это единственная тема, которая может перебить политические рассуждения деда Вашуты. И не то, чтобы я в чем-то со стариком был не согласен, или его позиция не вызывала у меня сочувствия или уважения. Просто мне лично политика настолько осточертела. Нет, в страшном сне о политике и в политику. Пусть их... Сами там грызутся. А нам бы жить, растить детей, собирать грибы и становиться на ноги. Морально и материально.
На следующий день пришлось отрабатывать свое обещание и идти с дедом Вашутой в лес. С моими тетрадками ничего нового не происходило, и периодически возникало ощущение, что эта ИГРА нечто большее, нежели просто игра. Она сама диктует правила. И эти правила надо или принимать, или отказываться от игры вообще. А я от игры отказываться не собирался. Правда, как человек стихийный, я был уверен, что правила создаются не для меня, а если и для меня, так только для того, чтобы их нарушать.
Встать пришлось ни свет ни заря. Завтрак состоял из стакана крепкого чая и бутерброда с маслом и творогом (творог тетя Маруся делала сама, отогревая кисляк в печи). Творог был чуть подсолен и смешан с зеленью, что придавало бутерброду особый весенний аромат. Как только я допил последний глоток чая, появился и дед Вашута. Тетя Маруся снабдила меня пластиковым ведром (в Приполье уже давным-давно никто с корзинами в лес по грибы не ходит – на вооружении пластиковые ведра) и ножичком.
Надо сказать, что идти на грибную охоту с дедом Вашутой – это целая история и порядочное испытание. Василь Федорович знал все грибные места и выводил на добычу точно, как будто по локатору. А вот искать грибочки надо было самому. По лесу дед Вашута двигался легко и стремительно. Ты не успевал обшарить участок, который тут под самым носом, а но уже прошерстил пол лесочка и уже торопит тебя, мол, все бросай и гоу-гоу на новое место. И, что особенно бросается в глаза: в его руках уже половина ведра белых грибов, а в твоем пара-тройка маслят. Понимаете сами, как это угнетает! Пока привыкнешь, пока начнешь смотреть на лес другими глазами, отыскивать то, что хорошо упрятано под листвой или торчит нагло на самом виду, ан уже гонят домой... Потому как деду Вашуте просто-напросто уже некуда грибы собирать.
К этому делу я приспособился. После второго похода в лес я умудрился просто попросить Василия Федоровича помочь мне дособирать грибов для общего стола. И старый воякам и не думал в этой ситуации отказывать.
С удовольствием все понятно, а почему испытанием? Тут особая история. Дело в том, что дед Вашута считал грибную охоту особенным ритуалом. Более того, к соблюдению этого ритуала, ставшего продолжением его (деда Вашуты) жизненной философии, отставной военный относился со всей строгостью и серьезностью, на какие был способен. Вот и сейчас, дойдя до Маруськиного лога, дед Вашута свернул на лесную тропинку и устремился к дубовой роще. Дойдя до заветного места, поклонился лесу и пристроился к ближайшему дубочку. Дед Вашута считал, что лес только тогда отдаст тебе грибы, если ты лесу что-то отдашь. Потому старался в лесу оправиться (отдать ему максимум удобрений), но неудобство состояло не в этом. Дед Вашута не признавал репеллентов, не отгонял никаких насекомых, считая их укусы и кровососание той самой данью, которую лесу необходимо принести. Тех же, кто пользовался какими-то новомодными средствами от насекомых, старик Вашута с собой просто не брал. И точка. А ходил он исключительно по местам, комарами и прочими кусачими тварями переполненными. Так что выбор был за тобою: махать ли все время руками, отгоняя назойливых кровопивцев, либо собирать грибы.
Надо сказать, что я уже давно принял правила игры, которые вел с лесом отставной военный. Потому и грибной урожай у меня оказывался не столь уж и плохим, особенно в последнее время. Я уже сам мог определить, даст ли вот та полянка грибной улов, или стоит сразу же идти на другое место и не тратить внимание и силы на пустое ворошение пожухлой листвы. А потому, подарив лесу и свои удобрения, я устремился за дедом Вашутой в дубовый лесок.
Через двадцать минут мне попался первый белый гриб. Молоденький, он выставил из-под листвы только бледно-коричневую шляпку, был срезан и торжественно помещен на дно ведра. Потом попались два польских – они стояли рядышком, похожие, как братья-близнецы. Так потихоньку набралось почти половина ведра белых и польских, а остальное пространство заняли маремухи – их почему-то тетя Маруся очень ценила и считала ничуть не уступающим тем же белым. В любом случае, грибов оказалось предостаточно. Дед Вашута тоже свое ведро насобирал быстро и ждал меня на полянке, выкуривая свою сигаретку (курил исключительно «Приму», говаривал, что в последние годы эти сигареты стали чуть лучше качеством). Я подошел, предъявил свой улов, оценил, что в ведре моего проводника были только белые (не то, чтобы деде Вашута не любил польские или маремухи, но белые он считал «высшим пилотажем» грибной охоты, потому, при возможности, собирал только их), закурил свой самосад. Заметил, как при запахе моего табачка дед Вашута поморщился. А еще через минуту мы оказались на дороге, которая вела только в село.
Глава двенадцатая
Кто диктует правила игры?
Как относится к игре? Как к игре или как к чему-то серьезному? Если это только игра, только мое субъективное ощущение, то... И все-таки почему эта субъективность вторгается в реальность? И что тогда вообще есть реальность?
Я шел по дороге из лесу и мучил себя вопросами. Благо, дед Вашута порядком отстал, а я шел в хорошем темпе. У околицы села я притормозил, подождал, пока спутник догонит меня. Тут к его хате совсем недалеко. Я же пошел к тете Марусе огородами, порядочно сокращая путь.
Настроение у меня было как всегда, когда я выходил из грибной охоты с полным ведром добычи, то есть прекрасное. Я знал, что тетя Маруся не откажется засолить баночку грибов, а вот маремухи все пойдут на жарку. Так что будет и покушать грибочков и на засолку.
Не знаю, но такие нехитрые жизненные радости действовали и действуют на меня успокаивающе. Мне нравится жить простой жизнью. Дышать этим воздухом, чувствовать, как стебли травы шуршат под твоими ногами, смотреть на эти облака, которые постоянно меняют свою форму...
Неужели все так просто?
Вот я и дома. Пока тетя Маруся начинает возиться с грибами: почистить их работа не хлопотная: белые и польские чистятся легко, а с маремухами возни куда как меньше, чем с опятами. А вообще-то тетя Маруся любит возиться с груздями. Я иногда собирал белые или черные грузди только для нее. Обычно грибник пропускает эти грибочки: слишком в них много горечи, а чтобы засолить их надо много труда. Я же заметил, что сельский житель труда не боится. А потому получаются грузди у тети Маруси такими обалденно вкусными, хрустящими, нигде и ни у кого таких груздей я не пробовал.
Маремухи тетя Маруся тоже готовит по-своему. Она вообще свежие грибы редко когда сначала отваривает, а потом обрабатывает, чаще всего она просто режет грибы и бросает их на сковородку: и они долго-долго жарятся в собственном соку. Этот способ приготовления грибов ничуть не хуже традиционного, а вкус и запах грибов получается ни с чем не сравнимый. Вот только надо быть абсолютно уверенным, что плохих грибов на сковородке не оказалось. Этот мой урожай ОТК (деда Вашуту) прошел успешно: ни одного грибика старый грибник не отмел в сторону.
Если говорить о грибной охоте деда Вашуты, то был один гриб, который старый военный любил особенно. Самое интересное, что не было и одного похода в лес, чтобы хотя бы одну лисичку дед Вашута из лесу не вынес. Правда, охота на лисичек высшим пилотажем грибного искусства не являлась, но представляла из себя совершенно особый ритуал. Два раза в году деде Вашута шел «на лисичек». Это происходило где-то на экваторе лета, когда проходило несколько ливней. Каждый раз дед Вашута приносил по ведру рыжих красавиц. Первое ведро он обрабатывал сам и потом лисички замораживал. Второе же ведро предназначалось тете Марусе. Она лисички жарила – с картошечкой, а оставшиеся мариновала. И на эту картошку с лисичками дед Вашута приходил неизменно.
Ну что же, вернемся к нашим играм? Я внимательно изучил тетрадку: обычная тетрадка без подвохов. И ручка не из той серии, у которых чернила вдруг исчезают часа через два после того, как были написаны.
И все-таки надо было попробовать провести эксперимент. Во мне бурчал, пищал, кричал, а то и просто бубнил-говорил старый лысый крепыш Сократ, убеждающий потомков во всем сомневаться.
А вот что. Я должен банку «Вешенский» восемнадцать тысяч гривен – это тело, плюс проценты, плюс штрафные санкции. По игре придет ровно три тысячи долларов. А что, если я попробую сегодня отдать только часть долга? Ну и что, что это будет против правил игры... Решено. Надо попробовать...
Итак, запишем: «16-е июня. Приход: Три тысячи долларов от фирмы „Авекс“ за рекламную компанию. На счет положил 14 730 гривен. Могу снять 14 584 грн, остальное – услуги банка. Снял. Зачислено банку „Вешенский“ – погашение кредита 14580 грн, 4 грн – проезд на маршрутке».
Надо теперь попробовать сосредоточиться и представить себе, как все это происходит.
Попробовал. Ничегошеньки не вышло. Сосредоточишься тут, когда с кухни на весь дом тянет ароматом грибочков! Э-э-э, тут без заправки желудка ничего не получиться. Надо топать на кухню, может, чего-то тете Марусе помочь. Помогать было нечего. На столе уже стояла еда: жареные грибочки, домашняя лапша (тетя Маруся не признавала магазинной вермишели, сама делала лапшу, сушила ее, складывала в полотняные мешки, а потом использовала по мере необходимости), вареные яйца, нарезанное толстыми ломтями сало. Тетя Маруся кабанчика не резало, а за свежим салом ходила к куме Веронике на улицу Ленина. Все это пиршество украшали молодые побеги лука, чеснока и листья петрушки.
Жареные маремухи ничем не уступают жареным белым грибам. Многие грибники (в том числе и я) предпочитают маремухи другим грибочкам. И вот неземного вкуса пишу ем я, прислушиваюсь к тому, как приятно урчит желудок, чувствую, что постепенно превращаюсь в человека, который наслаждается жизнью... И тут происходит нечто, что снова ставит меня в тупик.
Перед моими глазами возникает черный экран. Просто черный экран по которому перемещаются черные же тени. Я не вижу их перемещения, я только ощущаю, что есть оно, движение. Я не вижу, это моя кожа чувствует, что кто-то проносится рядом, что кто-то стоит за моей спиной, что кто-то наклоняется и поднимает что-то с земли.
Наверное, это состояние сна наяву длилось несколько мгновений. Потому что, когда я вновь оказываюсь на белом свете, и невольно зажмуриваю глаза (так невыносимо ярок этот свет!), тетя Маруся смотрит на меня очень пристальным и внимательным взглядом.
– Что с тобою, сынок? – в ее голосе уже недюжинное беспокойство.
– Да вот, теть Маруся, как-то задумался... – я тяжело вздыхаю и продолжаю есть. Но уже без прежнего удовольствия. Тетя Маруся молчит. Она, как обычно, почти не прикоснулась к еде. Кое как справившись с грибами, я благодарю хозяйку и направляюсь к себе в комнату. Чисто автоматически открываю тетрадку (мне, конечно же, интересно, что в ней изменилось, но беспокоит это странное видение). И тут меня поражает новое открытие: запись за шестнадцатое число исчезла без следа. Остался чистый лист. Только лишь чистый лист.
И я понимаю, что должен что-то начать в своей жизни с чистого листа.
Глава тринадцатая
Пропущенная
Глава четырнадцатая
Что, когда, зачем и почему
В пропущенной главе герой мучительно исследует особенности игры, ее правила, порядки и убеждается в том, что правила игры надо принять и играть так, как было установлено. В конце-концов, ведь принял он правила грибной охоты от деда Вашуты? Так почему не принять правила игры от таинственного незнакомца?
Поскольку его длинные и утомительные философские рассуждения не представляют большого интереса для читателя (поскольку ничем иным, как повтором уже сказанного не являются), автор набрался наглости эти философствования пропустить.
В отделении банка начали ремонт: девочек уплотнили, Леночки нет, вместо нее сидит совершенно незнакомая девица с копной рыжих волос и веснушками на все лицо. Выясняется (по бейджику), что ее зовут Вера. Вера явно только-только приступила к работе и немного теряется. Она смотрит на мой чек, на меня, просит предъявить паспорт. Естественно, я без паспорта в банк не ходок. Посмотрев внимательно на мою физиономию, Верочка с уморительной миной типа «а что мне сейчас бедной делать» принимается за обработку чека. Отрезать марку при этом забывает. Приходится ненавязчиво ей напомнить. Девушка окончательно теряется, заливается краской, так что даже кончики ушей становятся пунцовыми. И мое раздражение тут же исчезает, сменяется спокойствием и каким-то даже отеческим отношением. Я как-то успокаиваю Веру и иду в кассу. Хорошо, хоть кассовый узел перестройка не затронула и я могу спокойно пересчитать выписанные деньги. Четырнадцать тысяч пятьсот восемьдесят четыре тысячи гривен ровно. Что же. У меня была мечта о хорошем телевизоре с дивиди-плейером и хорошим саундом? Так почему бы не осуществить мечту?
И я бросаюсь на ее осуществление.
Из всех салонов домашней техники я выбираю тот, к которому ближе всего добираться. Нет, не предлагайте мне маленький магазинчик, в котором восседает тетя Тося и торгуется с пылом одесской уличной торговки: тетя Тося всучит вам всякий хлам и заломит за него цену супербренда!
Я выбираю известную сетевую марку – и не потому, что цены у нее (судя по рекламной акции) заоблачно низкие, отнюдь. Просто она ближе всего от помещения банка: пройти квартал, повернуть налево, потом по подземному переходу и ты на месте. Упираешься прямо в его красно-зеленую вывеску.
