Текст книги "Хранительница меридиана"

Автор книги: Владислав Бахревский

«МОРЕ, А СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ»?

Море так давно на земле, что промочило ее насквозь. Поэтому и на другом конце земли море.

Девочка смотрит на зеленые волны. Они набегают и набегают на скалы. Старый Алчак, похожий издали на сфинкса, скорбно глядит в море, положив перед собой каменные лапы. Море вырвало у сфинкса бок и все набегает и уносит песчинки.

Девочка стоит на скале. Внизу игрушечная бухта. Берегов сверху не видно. Они уходят под гору. До воды метров семь. Можно прыгать. Но Поля не знает, что там, под зелеными лбами волн. Может быть, глубина, а может быть, камни. Поля оборачивается и приказывает сестренке:

– Лорка, сидеть!

Лорка надувает губы.

Я сижу.

Лорке три года. Она послушная, но не любит, чтобы к ней приставали.

Поля спускается ниже. Теперь до воды близко, но волны рябят и море непроницаемо.

По скользким камням Поля пробирается к воде и грудью падает на волну. Кто-то хохочет.

На нижнем уступе, откуда она тоже побоялась прыгнуть, – мальчишка. Он презрительно улыбается. Потом отворачивается от девочки, прыгает вверх и летит, раскинув руки. Хорошо нырнул!

Поля не обращает на мальчишку внимания. Она плавает возле скалы и то и дело ныряет. Глубина страшная. Столбы солнечного света врезаются в голубую пропасть.

Поля выбралась из воды.

– Ну что, нырнем? – спрашивает мальчишка ехидно.

Поля молча поднимается на самый высокий уступ.

Вскидывает руки. Толчок! И вот летит она вниз, привычно выполняя виток, и точно входит в воду. Вода ласково обнимает упругое тело, гасит скорость и сильными ладонями выталкивает к солнцу.

У мальчишки напряженное лицо.

Девочка проходит мимо, и он, не смея заговорить, идет следом, потом стоит смотрит, как сестры надевают сарафаны и уходят по тропе в город.

Миша Боровский, или Артемида, завел знакомство с Лоркой. Когда он подошел к ней, Лорка посмотрела ему в лицо и спросила:

– А сколько времени?

Артемида удивился. Лорка была совсем маленькой, и трудно было поверить, что ей необходимо знать, который теперь час.

– Одиннадцать, наверное, – сказал он.

Лорка удовлетворенно кивнула головой и занялась камешками. Она собирала самые красивые, круглые. Артемида сел на корточки и стал помогать ей.

– А меня зовут Лора, – сказала вдруг девочка.

– Артемида, – представился Миша, которого давно уже не называли по имени. Даже дома.

Подошла Поля. Она только что выбралась из воды. Сегодня она много ныряла и уморилась.

– Здравствуйте! – сказала она Артемиде. Тот растерялся и смешал Лоркины камешки.

– У-у! – Лорка шлепнула помощника по коленке. Артемида бросился разбирать смешавшиеся камешки, потом посмотрел на Полю и, наконец, поздоровался.

– Здравствуйте! – И затараторил: – Вы очень хорошо ныряете. Вы, наверное, наша. Тоже на море родились.

– Нет, – сказала Поля. – Я из Свердловска.

– Где же вы научились нырять?

– Конечно, не здесь. Артемида обиделся.

– У нас в Судаке хорошо, – сказал он гордо.

– А я и не говорю, что в Судаке плохо. Ничего. Только что здесь особенного?

– Долину роз видели? Нет? А море? Где такое чистое море, как у нас? А наша Генуэзская крепость?

– Ну и что?

Поля взяла Лорку за руку, и они пошли.

Поля и Лорка жили у дедушки. Они приехали на море все вместе. Дедушка лечил в Свердловске глаза, и ему после операции ехать одному домой было нельзя. Поля вызвалась в провожатые. На семейном совете было решено, что в четырнадцать лет человек вполне самостоятельный, и Полю отпустили, поручив ее заботам и Лорку.

Дедушка неподвижно сидел у стола. Обрадовался, что внучки вернулись с моря.

– Суп готов, – сказал он Поле. – Я снял его.

– Тогда я пожарю картошку и сядем обедать! Труд у дедушки и Поли был поделен: Поля собирала первое, а дедушка варил его.

За обедом дедушка расспрашивал о море.

– А не видно ли в море дельфинов? – спрашивает он.

– Не видно было, – отвечала Поля.;

– Пора бы им. Сейчас камса к берегу идет.

– А сколько времени? – вмешивалась в разговорЛорка. Ей нравилось задавать умные вопросы.

– Ты ешь, а не болтай, – сказала Поля. – Опять платье супом залила.

Лорка обиделась и отодвинула от себя тарелку.

– Есть захочешь – не проси, – сказала Поля.

Лорка долго рассматривает кипарисы за окном, потом тихонько вздыхает и снова ест суп.

– Волны нет на море? – спрашивает дедушка.

– Волны нет. Море спокойное. В молодости дедушка служил моряком на Дальнем Востоке, а потом жил у Черного моря, работал на почте книгоношей, но в душе он был моряком. Он упросил назвать внучек морскими именами. В переводе на русский язык Поля означает «морская», а Лариса – «чайка».

Дедушке нельзя быть на солнце, и он спрашивает и спрашивает девочек.

– А не заходили в бухту корабли?

– Нет, – ответила Поля. – Тральщик утром показался на горизонте и ушел.

То, что корабли не заходили, огорчило дедушку.

«О каких кораблях он спрашивает? – думала Поля. – Причала в Судаке нет. Корабли приходят сюда затем только, чтобы укрыться от бури».

По лицу Артемиды было видно, что он собирается удивить. Сестры загорали на городском пляже. Расстелили на песке старое одеяло и дремали. Артемида принес краба. Лорке краб понравился. Она отыскивала плоские камешки и совала ему в клешню.

Поля оставалась равнодушной.

– Большой, – сказала она лениво. – У нас в пионерской комнате тихоокеанский есть. Засушенный. Лапы у него на полметра.

Артемида покусывал губы.

– А ты дельфином умеешь плавать? – спросил он.

– Нет, – сказала Поля, – я плаваю на спине.

– На спине у нас вот какие плавают! – Артемида показал на Лорку. Он подбежал к морю, нырнул, выскочил из воды далеко от берега и пошел «дельфином» к буйку.

Было жарко. Поля посмотрела, как плавает Артемида, встала и направилась к воде.

Радуясь теплу, каталась на прибрежных волнах.

– Ну, лягушачья команда, плывем в открытое море?

Поле пришлось запрокинуть голову: человек, сказавший эти слова, был очень высокий.

– Поплыли, – сказала девочка.

Она зашла поглубже, легла на спину и стремительно понеслась вперед. Мужчина плыл кролем, плыл быстро, но у буйков он отстал.

– Девушка, заплывшая за линию «буек», вернитесь! – сердито сказал громкоговоритель спасательной станции.

Поля повернула назад, подплыла к буйку. На нем отдыхали Артемида и высокий мужчина.

– Плывем назад наперегонки! – предложила Поля.

– Плывем? – спросил Артемиду мужчина.

«Дельфин» Артемида вырвался вперед. Он спешил изовсех сил, а Поля плыла ровно, не сбавляя темпа. Сначала она поравнялась с Артемидой, а потом обошла его.

Забыв про «дельфина», мальчишка погнался за ней на саженках, но догнать не смог.

С берега следили за соревнованием.

– Ай да девочка! – похвалили Полю, когда она вышла из воды.

Приплыл мужчина.

– Вы чудесно плаваете! – сказал он.

Поля улыбнулась.

– Она чемпион, – сказала Лорка.

– Простите, вы не Галя Прозуменщикова? – спросил мужчина.

– Нет, я Поля. А ты, Лорка, молчи! – Она сердито шлепнула сестренку и, чтоб о ней забыли, открыла книгу и стала читать. Книга была приключенческая, девочка увлеклась, и вдруг на колени посыпались золотые персики.

Это я, – сказал Артемида. – Возьми. За победу.

– Спасибо! Лорка, смотри, какие персики!

Артемида был доволен, что фрукты понравились, но скоро лицо у него стало напряженным.

– Беседку, где скульптура пограничника, знаешь? – спросил он, отвернувшись. – Там возле лестницы камень. Под ним.

И Артемида убежал.

«Завтра в 10.00 у входа в крепость».

Поля сдвинула брови, скомкала бумажку, но потом улыбнулась.

Был короткий южный вечер. На чистом серебристом поле неба зияла дырой черная гора. На голой хребтине торчали зубчатые стены и квадраты башни. Генуэзская крепость. Пятьсот лет назад между зубцами стен зловеще блестели шлемы воинов.

Чудаки эти древние полководцы! Зачем штурмовать скалы и стены? За Алчаком, километрах в пяти, пустыня. Даже сейчас. Высаживайся и ступай своей дорогой. Пусть сидят себе в крепости железные шлемы!

Крепость была скучная. Стены как стены, обыкновенный камень. Башни обрушились, объяснительные таблички потемнели и тоже были скучными. Крытые глубокие ямы «предположительно» назывались хранилищем воды, в башнях «предположительно» жили древние командоры.

Артемида заметил, что Поля хмурится, и показал на скалу, вокруг которой темнели развалины крепостных стен, а на вершине косо врезалась в небо неприступная цитадель.

– Там, – сказал Артемида, – жила самая прекрасная девушка. Дочь архонта, правителя города. Ее любил Диофант, лучший полководец понтийского царя Митридата. А вот она любила пастуха. Пастуха убили, а девушка бросилась в море. Эту башню зовут Кыз-Кулэ, Девичья башня. Но есть и другое предположение: Кэз-Кулэ – это глаз башни, маяк.

– Все у вас тут предположительное! – рассердилась Поля. – Я была у бабушки в Суздали, и там есть монастырь, где похоронен князь Пожарский. Настоящий, а не предположительный.

Артемида обиделся и замолчал. Он рассказал самую красивую легенду древнего Судака, а эта ехидная девчонка опять придралась. Но Поле вдруг захотелось побывать в Девичьей башне.

По едва приметным ступеням, выбитым в камне, они поднялись на вершину. Лорку несли попеременно. Лорка была тяжелая, подъем крут, и они запыхались.

Внизу, обведенное у берегов белым контуром, разлинованное, как тетрадка, было море. Сначала казалось, что оно большое, а когда Поля пригляделась, то увидала, что море маленькое. Горизонт начинается совсем близко, сразу за Алчаком. Это огорчило Полю.

– Смотри! – крикнул вдруг Артемида. – Лодка!

Это было странное видение. В той стороне, где было солнце, горизонт ломался. Дымчатое, темное море вдруг обрывалось, и там стояло плоское небо, бронзовое, как древнее зеркало. Посреди этого зеркала едва заметно двигалось судно. Оно поднялось высоко, до уровня сиреневой Медведь-горы, и все поднималось и поднималось.

– Обман зрения, – сказал Артемида.

– Нет, – возразила Поля. – Они засмотрелись и наехали на небо. Они скоро приедут на солнце!

– Ловкачи! – согласился Артемида.

Конечно, судно плыло по воде, но Артемида был рад, что Поле хоть что-то понравилось в Судаке.

– А сколько времени? – спросила Лорка.

«Возле входа на городской пляж. В 7.00».

Поля складывает записку и прячет в кармашек.

Любимое платье – голубое. Любимые туфли – белые. Туфли разговаривают с цикадами. «Гдззе!» – кричат цикады. «Тут, тут, тут», – отвечают туфельки.

Поля не узнала Артемиду. Навстречу ей шел высокий молодой человек в костюме, с галстуком.

– Артемида! – ахнула Поля. – Ты прямо как настоящий кавалер.

– А ты как балерина!

– Не злись, а то уйду.

– А я не злюсь. Я билеты на танцы купил.

– Тогда пошли. Музыка уже играет.

Они танцевали фокстрот, танго. Танцевали по-старому, пристукивая каблучком о каблучок.

– А ты чарльстонить умеешь? – спросил Артемида.

– Давай!

«Ну-ка! Ну-ка! – позвала музыка. – Ну-ка! Ну-ка! Ну-ка!»

Поводя плечами, они разошлись. Подальше друг от друга, чтобы видеть, как танцует партнер. Поля улыбалась: держись, Артемида!

Артемида вскинул голову, бровью повел: поглядим!

Туфелька о туфельку! Как у меня ловко! А ты покажи, что можешь!

Черноморские мальчишки все могут!

Хвастун. А молодец!..

Музыканты заметили белые туфельки. Трубы ринулись сквозь толпу к центру.

«Ну-ка! Ну-ка! Ну-ка!»

Танцоры послабей потеснились к углам. Дорогу тем, кто может!

«Ну-ка! Ну-ка!»

«Ну-ка! Ну-ка! Ну-ка!»

– Смотрите, – сказала какая-то женщина, – чарльстон, а очень изящно.

Море шумело сильнее, чем днем. Голубой луч пограничного катера играл с волнами в догонялочки.

– Ты очень хорошо танцуешь! – сказал Артемида.

– Ты тоже.

– Знаешь, если бы они играли всю ночь, я бы танцевал всю ночь.

– Я тоже.

– Правда?

– Правда.

– Тихо. Море дышит.

– Правда. Коровы так дышат.

– Все-таки дураки, кто целуется!

– Ужасные дураки!

– Я бы сейчас хотел поплыть. И все плыть, плыть!..

– А я хочу погладить тебя по голове. Ты бы не обиделся?

– Нет. Когда я был маленький, мама любила меня гладить. Это было очень хорошо.

– Ты придешь завтра на пляж?

– Приду.

– Ты приходи пораньше. Ладно?

– Ладно.

«Ну-ка, ну-ка, ну-ка…» Море дышит, как корова.

Артемида, посмотри на эти цветы. Все проходят мимо, а ведь они прекрасные.

– Это канны.

– Канны? Странное название. У всех цветов очень странные названия. Монстра, цикламен, традесканция…

«Море дышит, как корова».

Поля играла в карты. Она и незнакомый мальчишка.

– Привет! – обрадовалась она Артемиде. – Садись. Втроем будет интересно.

Играли в «дурака». Мальчишка прекрасно понимал игру. Он ни разу не остался и ни разу не позволил остаться Поле.

Артемида сердился. Берег козырей, шел на авантюру и опять оставался в дураках.

Мальчишка и Поля переглядывались и смеялись. Артемида не выдержал и предложил играть в волейбол. И опять не повезло Артемиде. Кто-то погасил и попал ему в лицо. Все, конечно, засмеялись, он тоже, хотя ему было очень больно. Мяч отскочил вверх, и тот самый мальчишка, который играл в «дурака», подпрыгнул, погасил, и мяч снова попал в Артемиду. Все так и повалились в песок. Уж очень это было смешно. Артемида поиграл немного, чтоб не подумали, будто он обиделся, и ушел. Он подсел к Лорке. Лорка ползала у самого моря и все хотела погладить волны. Ей было одной хорошо. Она гладила ладошкой волны и потихоньку спрашивала:

– Море, а сколько времени?

Море не отвечало глупой маленькой девочке. Оно приводило волны, и волны шумели: шу! шшу! шшу-у!

– Что? Не говорит тебе море, сколько времени? – спросил Артемида.

– Говорит.

– Что же оно говорит?

– Говорит, – сказала Лорка. Наклонила голову набок и поглядела, какой он, Артемида, если смотреть на него сбоку. Потом положила голову на ракушечник и поглядела, какой он, Артемида, если смотреть на него снизу.

Артемида был печальный.

Он сидел лицом к морю и, совсем как Лорка, спрашивал:

– Море, а сколько времени?

Море не отвечало глупому парню. Оно приводило волны, и волны шумели: шу! шшу! шшш-у-у!

У моря был свой, особый счет часам и векам.

«Возле Алчака, в бухте. На дне».

Артемида стал писать загадками.

Поля разгладила ладонями записку и посмотрела на старика сфинкса. Было жарко. От зноя бока у сфинкса посветлели, почти слились с небом.

Море было зеленое. Оно и на глубине было зеленое. Поля нырнула и не достала дна.

У берега между камней плавал мужчина в маске. Он ловил крабов и относил на скалы жене.

– Дяденька, дайте мне маску. Мне только разочек нырнуть, – попросила Поля.

– Возьми, – сказал мужчина. – Можешь нырнуть хоть три разочка.

Рыбы – серебряные, пестрые, серые, как тени, – разбежались в стороны. Все глубже, глубже…

Дна нет.

Вода прижала маску с такой силой, что заломило переносицу.

К солнцу!

Рывок, рывок! Где же оно? Еще рывок! А солнца все нет. Неужели… Рывок! Вот оно! Солнце и воздух. Целое небо воздуха.

Поля подплывает к камням. Отдыхает.

– Мне еще два раза! – говорит она мужчине.

Тот смеется.

И опять неудача. Неужели Артемида обманул? Можно ли тут достать дно? Поля возвратила маску.

– В маске больно, – говорит она. – Давление.

Артемида не обманул. Зеленые сумерки расступились. Серое дно. Яркие белые камни. Камни сложены в буквы. Буквы сложены в слово. Слово это – ее имя: Поля. И рядом, под одиноким камнем, красные канны.

Поля бродит с Лоркой по пляжу. Артемиды нет. Он не приходит четвертый день. А завтра надо уезжать.

Автобус сделал круг и вырвался на шоссе. На пустой площади одинокий старик в темных больших очках. Один.

За окном горы. Вертолет на небе. Лорка задремала. Скучно. Поля вертится, оглядывает пассажиров. На переднем кресле сидит важная умная старуха. Она важно и громко разговаривает с другой умной старухой.

– Трудно себе представить, – говорит она, – что две тысячи лет назад здесь жили доблестные скифы, что где-то здесь, на берегах Эвксинского Понта, произошла трагедия прекрасной Ифигении… Поля веселится. Уж как этой старухе хочется показать, что она умна! Все трудные слова вспомнила.

Поля забывает старуху и думает о Свердловске. Скоро у Нинки Прохоровой день рождения. Ей надо подарить сарафан. В прошлом году она говорила, что Поля не научится шить.

Степь началась…

* * *

 
Я у пенька на землю лег,
От хвои запах тонкий.
И мох кругом, и в этот лог
Приходят ночью волки.
 
 
Я не боюсь кусучих змей,
Заглядываю в норы.
Я в лес пришел любить зверей,
У нас не будет ссоры.
 
 
Я каждый день все жду и жду
И не дождусь, наверно,
Что сбросит платье на пруду
Лягушачье
Царевна.
 
 
И надо мной далекий шум
И лапы добрых сосен.
Я до сих пор весной дышу,
А в город входит осень.
 

ДУБЕНКА

Лежал я на берегу Дубенки. Есть такая темная лесная речка. Их у нас в России, таких речек, может, сто тысяч. В каждом лесу, в каждом лугу – своя.

Лежал я, не думал ни о чем. Вечер был спокойный. Тишина была. Вдруг – плеснуло! Будто рыба метровая хвостом по воде ударила. Удивился я: откуда ей взяться здесь?

Смотрю, скачет лягушка. Прыжки саженные, сама чумовая, хлопнулась в траву – и ни звука. Посмотрел на воду и все понял. Плывет у самого берега уж. Осторожно плывет, одна голова наружу. Кувшинка на черной ножке.

Вот и все происшествие. Они на Дубенке редко бывают. Плеснет где-то – и опять тишина.

ЗОЛОТОЕ ОЗЕРО

Я шел по лесу. Было пасмурно. И вдруг между деревьев ярко засветилась поляна. Я растерялся – солнца не было, а поляна солнечная!

Но тут стало все понятно. За поляну я принял озеро. Оно сплошь заросло листиками болотной травы. Листики были желтые, и озеро было золотое.

Обманувшись, я разочаровался, а потом обрадовался.

Солнца нет, а поляна – солнечная!

ЗЕМЛЯНИКА

У Каляны правая нога была тоньше. Он ходил с палкой, хорошо учился и любил сказки.

Возле деревни росла сосна-ведьма. Она была красивая и все ее любили.

Каляна заканчивал шестой класс. Май был зеленый. Девчонки перестали носить платки и выдумывали городские прически, которые сердили учителей. В эти дни Степанова подсунула Каляне записку, где были всякие глупости. Он не любил думать о себе, но когда девчонка написала «про любовь», Каляна стал думать о тонкой ноге каждый день. И он придумал что-то.

В сумерки Каляна стал уходить к ведьме. Она росла за ржаным полем, возле дороги у леса. Прямой ствол ее, поднимаясь метра на три от земли, переходил сразу в два десятка гибких вершин, которые росли вверх, распуская во все стороны сучки с густыми ежами иголок. Хвоя была темная, короткая, не как на других соснах.

Каляна выпросил у лесника мази от комаров и каждую ночь спал возле ведьмы.

В лесу кричали птицы. На белесом небе после недолгого летнего притемнения деревья выступали четко и так спокойно, что верилось, будто все на земле спит. Может быть, это казалось оттого, что не видно было листьев и зелени, а все было единое: и земля, и деревья, и небо. Пахло ржаным полем. Запах был теплый. Даже в те ночи, когда видно было дыхание, от ржи тянуло парным теплом. И дорога пахла теплом. Так ему казалось. Дорога была натруженная. А у него по вечерам от ходьбы ноги пылали. Особенно левая, на которую приходилась вся тяжесть.

Про затею Каляны узнали, и все мальчишки стали ему завидовать, потому что он сказал им:

– Я сплю для закалки.

А Степановой он рассказал сказку. Что, мол, жила прекрасная царевна, а старшая сестра была у нее некрасивая. Младшая доверилась ей и погибла. Заворожили ее, сделали колдуньей. Но она не захотела приносить людям горе и обернулась деревом. Кто знает, может, есть такой способ, чтоб расколдовать царевну. А кто ее расколдует, тому тоже будет счастье.

Наступило лето. Деревенские ходили в леса к Бар-Дубраве, где росла земляника. Каляна туда не ходил, потому что это было далеко. А ночевал он все еще под ведьмой.

И вот однажды он проснулся и увидел возле себя ведьмину лапу. В этой лапе, широкой, как блюдо, на лопушином листе, лежала алая пригоршня земляники. Вокруг никого. Следов никаких. Долго смотрел Каляна на сучья ведьмы. Он искал среди них человеческое лицо! Потом он собрал землянику и принес ее к дому Степановой.

Она ходила босыми ногами по двору, сгоняла с грядок цыплят.

Каляна сказал ей:

– Смотри, какая земляника!

Она испугалась и вся покраснела. Но он сказал ей:

– Ты ешь. Я тебе принес. Может, таких ягод никогда больше не увидишь.

Каляна взял две ягоды и попробовал их, жмурясь от сладости и той тайны, которую носил в себе и которую пока что не мог доверить никому из людей.

СТАРАЯ ЩУКА

Есть на Дубенке место. С обоих берегов наклонились над водой ольховые кусты. Там, где тень погуще, почти у самого берега, возле паукастых корневищ, кружится водяная лунка. Она беззвучная, гладкая, без единой морщинки. Может быть, потому, что кружится слишком давно. Здесь луга, и пахнет горькими стебельками одуванчиков. Я пришел сюда полежать в траве. Но место оказалось занятым. Под ольховым кустом лежал мальчишка и, не отрываясь, смотрел на воду.

– Что там? – спросил я.

– Старая щука.

– Где?!

– Здесь, – мальчишка показал на лунку. – У нее брюхо к земле приросло. Очень старая.

– Не вижу, – сказал я.

– Тут она. Пасть разинула и стоит. Как верша. Что попадет, то ее.

– Мы долго лежали в траве и смотрели на воду.

– Я один раз видел ее, – сказал мальчишка. – Погода была ясная, и я видел.

Мы опять лежали, смотрели и молчали. Мы думали о разном и о щуке тоже. Каждому из нас хотелось побыть в одиночестве. Про все такое лучше думать в одиночестве. Мальчишка несколько раз скосил на меня сердитые глаза, но я упрямый. Тогда он поднялся и, не прощаясь, ушел в лес. Я выждал, пока смолкнут кусты, разделся и полез в воду.

Вода теплая, вечерняя.

Здесь было не глубоко. Едва доходило по грудь. Я нырнул. Дно было песчаное, чистое. Я перевернулся на спину и увидел над собой пролитое на воду солнце. Оно собиралось со всех сторон в лунке, и лунка сияла, как лампочка.

Потом я перенес одежду на другой берег. Лежал в траве, смотрел на закат и думал о том, какой я простофиля. Поверил в щуку, у которой брюхо от старости приросло к земле.

Меня потревожили всплески.

Возле ольховых кустов, в воде, там, где кружилась лунка, стоял мальчишка. Меня он не заметил и долго нырял и накрывал лунку ладонями.

Потом он стоял на берегу, выжимал трусы и думал о чем-то, поглядывая на воду.

Впрочем, щука, может быть, и стояла здесь. Ее поймали до нас. Такую огромную, старую щуку.