Текст книги "Вернуться из Готана"

Автор книги: Владимир Зырянцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 18
Эвакуация

Спустя полчаса все мои образцы были упакованы; результаты наблюдений я на всякий случай перенес на дискету и положил ее в карман рюкзака. Там же, в рюкзаке, уже находились карта с компасом, две бутылки с водой, пакет с орехами и шоколадом и кое-какая одежда.

Так, и что теперь делать с бесценными результатами моей многотрудной работы? Видович велел оставить здесь, дескать потом привезут. А как же я буду работать в кемпинге, если все данные будут здесь?

После напряженных, хотя и недолгих размышлений я пришел к выводу, что физический вес моей работы совершенно несопоставим с ее научным весом и что в вертолете найдется для нее уголок. Посему, сложив все в коробку и написав на ней свою фамилию, я направился к вертолетной площадке.

Там я застал Антуана Маршо. Математик в окружении двух охранников и юного лаборанта (с ним я даже успел немного познакомиться; кажется, его звали Фред) сидел на груде ящиков и коробок. В отличие от своих помощников, Маршо вовсе не казался утомленным, напротив, он был возбужден и горел жаждой деятельности. Вот что значит не носить тяжести самому!

Составленная ими груда выглядела весьма внушительно, так что я засомневался, что моему научному багажу найдется здесь место. Однако, когда я изложил свою просьбу, математик махнул рукой:

– Ставьте вон туда, погрузим. Места хватит.

– Почему вы так уверены?

– Видите ли, ситуация немного изменилась. Недавно здесь была Шанкар, сообщила, что повар умер.

– Вот как… Но колебания вроде не усиливаются – я, по крайней мере, не чувствую…

– Видимо, у него было неважное здоровье. Так что можно что-то дополнительно отправить. Я уже принял коробку вроде вашей от госпожи Шанкар и тяжеленный ящик от мадемуазель Буйонэ.

– Значит, у нас есть первый погибший… – Я не мог так легко отмахнуться от случившегося, как Маршо. – И что же, его оставят здесь?

– Нет, почему же? Дрнди вызвал крестьян, они отнесут тело в деревню, а оттуда вывезут в столицу. Что до меня, то я рад, что этот представитель министра не идет с нами в кемпинг.

– Почему же? – удивился я.

– Знаете, Чернецки, – математик поднялся и заговорщицки отвел меня в сторону, – не доверяю я этому сыну Востока. Что он тут делает? Никаких конфликтов с населением у нас нет, помощи не требуется – зачем же посылать сюда человека в ранге заместителя министра безопасности? И так ли уж Готан заинтересован в изучении здешних феноменов? Мне кажется, совсем не заинтересован.

– Почему вы так считаете? Мне кажется, Дрнди не давал повода…

– Как же не давал? Не далее как полчаса назад выдал очень весомый повод. Вы заметили, как он обрадовался, когда мы решили свернуть работу? И как пытался отговорить нас от ее продолжения? И я понимаю почему. Выяснение физической природы всех этих «воинов мантры» равносильно их разоблачению, вы согласны? Тайна исчезнет, и кто тогда согласится платить доллары и иены за порцию тошноты, приправленной убогой кухней и первобытным сервисом? Господам из столицы необходимо продемонстрировать готовность к сотрудничеству, любовь к просвещению, доказать отсутствие в Готане партизан, и не более того. И еще сегодня утром я невольно стал свидетелем телефонного разговора, который вел наш Али-Баба. Разговор шел, естественно, на готанском, поэтому он говорил, стоя возле штаба и нисколько не скрываясь. Но штука в том, что у меня необыкновенные способности к языкам и я схватываю их буквально на лету.

– Значит, у нас здесь целая группа полиглотов, – заметил я.

– А кто еще?

– Мой сосед Барт Персон говорил, что тоже быстро запоминает любой язык. Так что такого предосудительного вы услышали?

– Я услышал фразу, которую Дрнди повторил дважды, поэтому я ее запомнил, а позже попросил Химмельсберга перевести. По-готански это звучало как «тускаш марранде ки, харрасме тинден». И знаете, как мне перевели эти слова? «Пришлите людей завтра, все готово». Что бы это значило?

– Но тут нет ничего странного! – запротестовал я. – Видович обратился к нему за помощью, нам нужно доставить в кемпинг…

– Знаю, знаю! – отмахнулся математик. – Но разве вы не чувствуете в этой фразе какой-то странности? Что означают слова «все готово»? Разве оборудование уже переброшено в деревню? Нет, Чернецки, здесь шла речь не о наших магнитометрах. Интересно, каких людей ему должны прислать? Может, группу убийц?

– Химмельсберг верит в демонов с того света, а вы демонизируете окружающих, – заметил я.

– Возможно, – согласился математик. – Но я по крайней мере делаю это бесплатно. – А вот капитан Уокер избрал это своей профессией. Мы все числимся у него в подозреваемых. Очередным кандидатом в заговорщики стал ваш сосед уфолог. Капитан спрашивал меня, не видел ли я Персона в компании с каким-то неизвестным.

– Барт в компании с неизвестным? – удивился я. – Может, это деревенский староста, присланный за телами погибших?

– Может быть. А может, наш уфолог, пользуясь своими космическими связями, вызвал сюда эмиссара маленьких зеленых человечков? О, глядите, наши идут!

Действительно, на площадке появилась группа участников экспедиции. Я понял, что «прощание у штаба» уже состоялось и сюда пришли те, кто решил отправиться в кемпинг. К своему удивлению, я увидел среди них не только Химмельсберга с Видовичем, но и Шанкар, Джейн Уолдершот, Марину и мою дорогую Кэт – в общем, всех женщин, работавших в лагере.

– Кто же пошел в деревню? – обратился я к Видовичу.

– Арнольд с капитаном Дрнди, обслуживающим персоналом, лаборантами и охраной, – отвечал наш руководитель.

– А что же госпожа Шанкар и Джейн?

– Госпожа Шанкар заявила, что мы нуждаемся в ее психологической помощи, а Джейн вообразила, что я без нее не смогу обойтись. – Видович пожал плечами. – Так что наша группа разрослась. И, как я понимаю, пора бы уже отправляться, времени у нас немного.

– Да, через два часа стемнеет, – подтвердил я. – Но вертолета все еще нет.

– А что со связью? – спросил Видович у Уокера, который, пристроившись на ящике, то нажимал кнопки телефона, то принимался крутить ручки рации.

– Последняя связь с вертолетом была полчаса назад, – сообщил капитан. – Пилот сообщал о каких-то неполадках. С тех пор ничего, в эфире один треск.

– Этого и следовало ждать, – заметил подошедший Латинк. – Колебания усиливаются, и связь страдает в первую очередь.

– Что ж, подождем еще немного, – сказал Видович.

Все уселись на ящики с оборудованием, обмахиваясь чем попало. Хоть бы ветерок какой подул! Но нет, влажный, липкий, как сироп, воздух был неподвижен.

Я направился к Кэт, хотелось перекинуться с ней парой слов, подержать ее за руку. Но не успел я к ней приблизиться, как послышался шум винтов.

Окрашенный в камуфляжные цвета вертолет появился над деревьями, и сразу же раздались испуганные крики: машина летела низко, почти задевая верхушки деревьев, и при этом накренившись набок. Казалось, что она вот-вот упадет, однако пилот сумел выровнять ее. Покачиваясь и дрожа, вертолет неуверенно сел. Мы бросились к нему.

Когда я, уворачиваясь от все еще вращавшихся винтов, подбежал к вертолету, Персон и Маршо уже спустили на землю одного пилота, Уокер и Ватанабэ, забежав с другой стороны кабины, помогали второму. Худенький готанец лежал на груди Барта, словно ребенок; я заметил белые, лишенные зрачков, глаза, отвратительного вида пятна на комбинезоне; из кабины пахло рвотой. Персон усадил пилота, прислонив его к колесу машины. Подбежавший Прелог уже заполнял шприц. Глазные яблоки задвигались, и мы увидели зрачки; внезапно взгляд пилота стал осмысленным. Он о чем-то спросил на готанском, и не успел я подумать, что его никто не понимает (ведь Дрнди ушел), как Персон ответил.

– О чем он говорит? – спросил я.

– Спрашивает, тот ли это лагерь, куда они летели. Видимо, они полностью потеряли ориентировку.

Прелог, склонившись над пилотом, вонзил шприц прямо через ткань комбинезона. Спустя несколько минут лицо парня стало розоветь; только теперь я заметил, как он молод – вряд ли больше двадцати.

– Связь пропала… – Теперь он говорил по-английски. – А потом… Потом Харнши, – он сделал слабое движение рукой, показывая, что где-то там находится Харнши, – совсем свалился, не мог управлять. А я… я увидел Судью…

– Кого?! – переспросил Уокер, но я уже знал ответ.

– Судью Кайохлабара… вы не знаете… я и сам не верил, думал, сказки… но он был там. Он разъял меня на части… Это нельзя описать…

Он замолчал.

– Ты второй пилот? – продолжал допытываться Уокер.

– Да. Командир – он. – На этот раз отвечавший попробовал повернуться в сторону, где сидел его товарищ. – Что с ним?

– То же, что с тобой. Расскажи, что было дальше.

– У меня стала кружиться голова. Я потерял ориентацию, не знал, куда лететь. Харнши в это время уже был в обмороке. Я понимал, что если тоже… если отключусь, мы погибнем. Потом я пришел в себя и увидел, что лечу назад, в столицу. Я не знал, что делать; полет сюда – это было важное задание, так сказали на базе. Я сделал круг, пытался помочь Харнши…

– Ладно, потом доскажешь, – заявил Прелог. – Отстаньте от парня, ему надо хотя бы несколько минут поспать, пока препарат действует.

Пилот пытался сопротивляться, однако Прелог заставил его лечь; свернув свою куртку, он засунул ее парню под голову.

– Ну что будем делать? – спросил Маршо.

– Лететь сейчас нельзя, это ясно, – ответил Латинк. – Наверху, видимо, напряжение поля больше, чем возле земли.

– Так что же, отказаться от всего? – с горечью воскликнул Ватанбэ. – Если нельзя доставить оборудование, то и нам нет смысла идти в кемпинг, и надо вслед за Прунцлем отправляться в деревню. А потом исследовать будет уже нечего.

– А что, если лететь не на восток, к деревне, а на юг? – предложила Марина. – Главное – выбраться из зоны колебаний. Помните, Андрей ее рисовал? Она имеет форму эллипса. И южная граница этого эллипса всего в двух километрах отсюда. Может, там менее опасно?

– Да, лететь на юг правильнее, – заметил я. – Можно уйти из опасной зоны, а затем повернуть. Только крюк большой будет.

– Крюк для такой машины нестрашен. Дело в другом: сейчас опасно везде, – возразил Латинк. – Ведь экипажи вышли из строя вдали отсюда.

– Может, там, где они летели, есть еще одна зона, аналогичная нашей? – предположил Ватанабэ.

Латинк молча пожал плечами.

– Питер прав, – вступил в обсуждение Видович, – лететь сейчас опасно в любую сторону. Может быть, южный вариант менее опасен. Но в любом случае я не могу заставлять пилотов делать это, ибо дело уже больше похоже не на транспортировку, а на боевой вылет.

– Мы готовы лететь! – раздался незнакомый голос. Все обернулись. Это был другой пилот – тот, которого звали Харнши. Никто не заметил, как он подошел.

– Мы полетим куда надо, – повторил он. – Гагндо скажет то же самое, не сомневайтесь. Мы военная авиация, и это важное задание.

– Вам давали задание перевезти людей и груз, а не рисковать своей головой! – сурово возразил Видович.

– Народ иссорг всегда рискует, – гордо заявил пилот; кажется, это была пословица. – Вы можете лететь.

– Но ведь вы уже подходили с юга – и все равно прилетели едва живые! – настаивал профессор.

– Теперь мы знаем, как себя вести, – не уступал пилот. – Мы будем все время держаться вдали от горы.

– Если своевременно ввести нейролептики в комбинации с антидепрессантами плюс что-нибудь сердечное, можно продержаться, – заявил Прелог.

– Ну что, профессор, надо решаться! – вновь заговорил Маршо. – Выход, по-видимому, найден. Давайте начинать погрузку, а то времени остается уже мало.

– Хорошо! – Видович принял решение. – Все, кто может, давайте грузить оборудование.

Спустя пятнадцать минут погрузка была закончена. Прелог сделал пилотам необходимые уколы и дал несколько заправленных шприцев с собой. Двигатель взревел, машина поднялась в воздух и скрылась за вершинами деревьев.

– Ну теперь и нам пора, – заключил Видович. – Где тут ваша тайная тропа, Персон?

– Вон там, возле лощины, – показал уфолог. – Идемте за мной. Только надо распределить, кто за кем идет, и назначить замыкающего. Чтобы никто не потерялся.

– На правах руководителя я попробую идти следом за вами, – сказал Видович. – Только не спешите сильно.

– Я с вами, профессор, – заявила Джейн.

– И я бы тоже попробовал войти в лидирующую группу, – сказал Маршо.

– Я пойду в середине колонны, – сообщил Прелог. – Если понадобится моя помощь, всегда можно позвать.

– Так кто же будет замыкающим? – еще раз спросил Персон. – Без этого нельзя.

– Хорошо, давайте я пойду сзади, – согласился я. – Местность я знаю, в любом случае не отстану.

– А я пойду рядом с Андрэ, – заявила Кэт. – С ним чувствуешь себя в безопасности. – И она одарила меня волшебным взглядом.

– Что ж, тогда вперед, – скомандовал профессор.

Глава 19
На тропе

Лес встретил нас духотой и гнетущей тишиной, мало похожей на обычное лесное молчание. Птицы не пели, мыши в кустах не шуршали, все живое замерло. Словно природа – без всяких графиков и замеров – тоже знала о близкой угрозе.

Нас, с нашим сопеньем, кряхтеньем, треском веток под ногами, было слышно, наверное, за километр. Между тем перекликаться приходилось часто, гораздо чаще, чем хотелось бы, поскольку мы растянулись далеко друг от друга, и с этим ничего нельзя было поделать. Персон, возглавлявший колонну, конечно, понимал, что ведет за собой отнюдь не покорителей тайги, и с самого начала следовал известному правилу: темп задает слабейший. Я сам поступил бы точно так же, окажись впереди. Я надеялся, что мы сможем идти парами или даже группами побольше, как на прогулке, достаточно компактно, беседуя и подбадривая друг друга, и таким образом за оставшиеся у нас полтора часа светлого времени успеем добраться до границы опасной зоны, а уж там как-нибудь.

Однако из этого ничего не вышло. Дело в том, что там не было никакой тропы. Лишь поначалу, первую четверть часа, ширина дороги, плавно спускавшейся по естественной террасе вдоль склона холма в нужном нам направлении, позволяла идти двум людям рядом. Но затем склон выровнялся, ориентир исчез. Зато появилось много бурелома, ям, буйно разросшихся кустов. Тут уже стало не до бесед. На некоторых участках надо было не столько идти, сколько пролезать, а к этому многие были совершенно не готовы и быстро начали отставать.

В результате уже спустя полчаса вокруг нас с Кэт образовалась группа отстающих. Здесь были хмурый Латинк, Эрландер, который все время спрашивал, долго ли еще идти, Видович в сопровождении верной Джейн, молодой лаборант Фред, жаловавшийся на ноги и сердце, и Химмельсберг. Готановед переживал из-за своей слабости и то и дело порывался уйти вперед, к основной группе, но эти попытки заканчивались тем, что спустя несколько минут мы нагоняли его, сидящего на каком-нибудь бревне. В отличие от готановеда, Видович всем своим видом показывал, что отставание его вовсе не беспокоит. Профессор неторопливо ковылял, опираясь на палку, с кряхтеньем перелезал через упавшие стволы, иногда присаживался отдохнуть.

Как можно догадаться, меня наша немощная группа вовсе не радовала: я надеялся, что мы с Кэт будем идти вдвоем, беседуя, а иногда, возможно, и целуясь, и так мило проведем время. Вместо этого приходилось подбадривать, утешать, тянуть вперед. И тут оказалось, что у Кэт это получается гораздо лучше, чем у меня. В рюкзаке у нее нашлись и вода для Химмельсберга, и таблетки от сердца для юного Фреда, и плитка шоколада для Латинка (математик все время жаловался на слабость и упадок сил). Кэт, не раздражаясь, выслушивала жалобы, находила слова утешения и поддержки, помогала перелезать через стволы – в общем, была образцовым проводником. Это позволило мне, не отвлекаясь, сосредоточиться на работе с картой. А это было необходимо, поскольку разрыв с передовой группой все увеличивался, и наконец мы остались совершенно одни.

Как следовало из карты, впереди нас ожидало ущелье с ниткой ручья на дне. Там можно будет немного отдохнуть, размышлял я, попить воды. Отдых будет как нельзя кстати, ведь впереди самая трудная часть пути: предстоит пересечь хребет, отделяющий нас от кемпинга. На той стороне ручья горизонтали стояли, тесно прижавшись, как пассажиры в час пик, сомкнувшись, как готовые к бою легионеры; подъем будет тяжелым, угрожали они, слабые и больные здесь не пройдут.

– И что говорит топография? – услышал я голос Химмельсберга. Он только что догнал меня и стоял, прислонившись к стволу и тяжело дыша. – Что нам предвещают эти загадочные линии и крючочки?

– Скоро будет ручей, – сказал я. – Можно немного отдохнуть.

– Отдых – это замечательно, – откликнулся готановед. – Немного отдохнуть – и вперед. Здорово, однако, вы читаете эту карту, я завидую. Знаете, Чернецкий, я никогда не мог разобраться в этой премудрости. Ни в школе, когда мы играли в Робинзона и лесных братьев, ни позже. В прошлом году в монастыре Аччал-Крндо мне дали взглянуть на схему местности, составленную во времена короля Шуйонки Второго – это четвертый век, первый расцвет Готана. Как я ненавидел себя в ту минуту за свое незнание топографии, вы не представляете! Что, мы уже идем?

Мы начали спускаться, а он, охваченный лихорадочным возбуждением, то и дело спотыкаясь и чертыхаясь, продолжал рассказывать об эпохе Шуйонки, о книгах и легендах того времени, о монастырях… Возбуждение помогало ему преодолевать усталость и боль, но оно скоро кончится, думал я, и что будет тогда?

В лесу стало темнее. Что ж, ничего не поделаешь, девятый час. В сгустившихся сумерках среди зарослей папоротника и рододендрона мне стали мерещиться какие-то огоньки: видимо, глаза устали. Наконец впереди внизу я увидел вытянутое светлое пятно – дно ущелья. Последние метры были обрывистыми. Я обернулся, чтобы помочь Химмельсбергу, поскользнулся и съехал вниз, больно стукнувшись обо что-то. Культуролог, цепляясь за корни, спустился без приключений и сразу направился к ручью. «Отдохнуть сначала надо», – подсказал я ему, но только мысленно: нельзя надоедать советами, сам сообразит, если вода слишком холодная. Я снова полез на обрыв, чтобы помочь спуститься Кэт и остальным, но это оказалось ненужным: видя мое падение, Кэт избрала другой путь, более пологий.

Я вернулся к Химмельсбергу.

– Извините за беспокойство, но у вас не найдется кружки? – спросил он.

– Кружку не взял, есть фляжка, – ответил я, поглаживая ушибленный бок. – Да вы пейте из горсти, так даже лучше, не простудитесь.

– А как это – из горсти? Я не умею, – признался он. Пришлось лезть в рюкзак.

Спустя несколько минут он тяжело опустился рядом со мной и протянул полную фляжку.

– Спасибо, – сказал я, осторожно отхлебнув; вода оказалась не слишком холодной. – А вы держитесь молодцом, не жалуетесь. Хотя все равно не понимаю, зачем вы вообще обрекли себя на эти мучения. Я же вижу, как вам тяжело. Могли бы спокойно дойти до деревни, а завтра – ну послезавтра – снова присоединиться к нам.

– Да, я понимаю, что это нелогично, – пробормотал он, с трудом вытягиваясь на камнях. – Но мне необходимо это видеть. Такой шанс…

– Подложите что-нибудь, – посоветовал я. – Куртку снимите и подложите, а то вмиг простудитесь. Нате, возьмите мою. Как же вы надеетесь увидеть эти ваши Ворота? Ведь возле них будет чудовищное напряжение поля – ничто живое не выдержит.

– Да, это проблема, – признался он. – Но у нее должно быть какое-то решение. Ведь те, кто стремился к Воротам, как-то их проходили! Да и монахи, охранявшие Кадоро, стояли не в двух километрах от них, а в пределах видимости. Сохранилось много описаний Ворот в момент их появления; значит, люди их видели и остались в живых. Может, их спасало незнание расчетов Латинка? Я не хочу сказать ничего обидного для нашего коллеги, но что-то здесь не сходится.

– Ну проверить его расчеты мы сможем совсем скоро, – заметил я. – Если они верны, то через несколько минут начнется резкое усиление колебаний. Если мы смотрим на эти научные гипотезы с усмешкой, то можем не спешить и даже заночевать в лесу.

– Не надо считать меня обскурантом, слепо верящим в древние мифы, – возразил Химмельсберг. – Я полагаюсь на выкладки наших физиков и математиков, этих жрецов ее величества науки. А потому готов выбиваться из сил, чтобы вовремя уйти из опасной зоны. Если скажете, что пора, я сейчас встану – и вперед.

– Нет, подождите немного, – ответил я. – Остальные еще не отдохнули.

– Насколько все же мы – я о себе, конечно, – удалились от природы! – пробормотал культуролог. – Мы утратили элементарные навыки наших предков. Ни воды набрать, ни огонь разжечь… Мы живем под колпаком цивилизации, в созданной нами среде, слепые, глухие… Лишь какие-то отзвуки…

Я взглянул вверх и отметил, что в небе произошли перемены: серое покрывало исчезло, разорванное спешащими на юг угольно-черными тучами. Вершины деревьев раскачивались под крепнущим ветром, его слабое дуновение доносилось даже на дно ущелья.

Тут я заметил, что присевший в стороне Видович делает мне какие-то знаки. Я подошел к нему.

– Далеко еще? – спросил он тихо.

– Мы прошли почти два километра, – отвечал я. – Осталось чуть больше четырех, а до границы опасной зоны – всего полтора. Но впереди подъем. – Я кивнул на противоположный склон ущелья.

– А обойти нельзя?

– Нет, если не делать крюк километров десять.

– А дальше так же круто?

– Нет, дальше положе, но все равно в гору не меньше километра.

Он молча кивнул.

Утолив жажду, люди возвращались, вытягивались на камнях. Одна Джейн осталась стоять, вглядываясь в чащу.

– Что вы там увидели, юная леди? – спросил я. – Тигра?

– Лес светится, – тихо сказала она. – Вон там, вверху. И на том берегу тоже.

– Вы тоже видите? – подал голос Фред. – А я думал, мне кажется. А еще прямо над нами, откуда мы пришли.

Я сел и огляделся. Зеленоватый огонек мерцал на краю поляны, то разгораясь, то потухая, словно сигарета; правее тускло светился еще один, словно крохотный опал. Темнело, и зеленое, желтое, сиреневое сияние заполняло лес, все ярче проступая в сгущавшихся сумерках.

– Флюоресценция, – все так же тихо сказала Кэт. – Это всего лишь гнилушки и светляки. Гроза близко, в воздухе много электричества. Я видела это много раз, но почему-то сейчас…

– Только грозы нам не хватало, – пробурчал Эрлендер.

– Ну что, если все отдохнули, можно идти? – спросил я, постаравшись придать своему голосу как можно больше бодрости.

– Да, надо идти, – согласился Видович и поднялся первым.

Я перешагнул ручей и помог ему сделать то же, протянул руку Химмельсбергу, потом Джейн, Кэт (которая ее проигнорировала), Латинку, Эрландеру… Обернувшись, я увидел, что Кэт уже догнала профессора. Между ними состоялся короткий разговор, в ходе которого она что-то предлагала, а Видович отрицательно качал головой. В итоге Кэт все же настояла на своем: профессор обнял ее за плечи, и они продолжили подъем уже вдвоем. Видимо, наш руководитель самостоятельно не мог одолеть склон, и Кэт это заметила первой.

Мне оставалось тянуть остальных, чем я и занялся с переменным успехом. Передвигались мы буквально как черепахи. Я взглянул на часы. Ага, время «Ч», предсказанное Латинком, уже пришло. Если его расчеты верны, магнитная буря уже началась. Между тем я чувствовал себя хорошо, можно даже сказать, великолепно, только голова немного кружилась, но это пустяки.

Я одолевал подъем, сам находясь на подъеме. Хотелось поделиться этим каламбуром со спутниками, но они могли счесть это нескромной похвальбой, и я не стал. Лидеру, как девушке, пристала скромность и сдержанность.

Силы буквально бурлили во мне, хотелось двигаться, идти вперед. Моя благородная миссия – тянуть за собой группу отстающих – стала меня раздражать. Какого черта Персон взвалил на меня эту ношу? Они там небось уже подходят к кемпингу, а я тащусь с этим лазаретом. «Так ты же сам вызвался идти сзади», – сказал кто-то внутри меня. Сам? Я не мог в это поверить. Ах да, из-за девушки! Я хотел с ней общаться. Да что там – просто ХОТЕЛ. А теперь хочу еще сильнее. И зачем она привязалась к профессору? Обойдется как-нибудь, не такой уж он слабый. Уйти с ней вперед, оторваться от остальных, побыть вдвоем хотя бы десять минут. Надо ее догнать, сказать о своем замысле. Правда, она что-то стала меня сторониться, руку вон не подала, но я ее уговорю, я сильный…

Тут я заметил, что Кэт и Видович остановились. Сделав еще несколько шагов, я понял причину остановки. Склон в этом месте делал что-то вроде уступа. Пологая площадка была к тому же завалена крупными камнями, на которых было удобно сидеть, что делало ее хорошим местом для отдыха. Между камней что-то блеснуло: фольга от плитки шоколада. Как видно, не мы первые решили здесь отдохнуть.

Бодрыми возгласами я подтянул свою группу к уступу, и все тотчас повалились на камни. А я подошел к Кэт.

– Надо разведать тропу, – сказал я громко, так, чтобы все слышали. – А то можно уйти в сторону. Пойдемте проведем разведку, а потом вернемся.

– Ты так считаешь? – спросила она, глядя на меня с непонятным выражением.

– Да, уверен, что так будет лучше, – подтвердил я, крепко взяв ее за руку и поднимая с камня.

– Хорошо, оставим вещи здесь, – неожиданно легко согласилась она (а я-то думал, что придется уговаривать, настаивать). – Мы ненадолго, – пообещала она Видовичу.

Тот кивнул в ответ. Я заметил настороженный взгляд Эрландера, нечто вроде усмешки на губах Латинка. Но что мне за дело до их мнения! Мы с Кэт обогнули груду камней и двинулись дальше. Как только уступ с оставшимися на нем людьми скрылся из глаз, я привлек Кэт к себе. Она не сопротивлялась.

– Какой ты у нас сегодня… – сказала она между двумя поцелуями.

– Какой?

– Властный… И настойчивый… Не мямлишь, как обычно. Прямо покоритель сердец.

– Это на меня так колебания действуют, – пошутил я.

– На меня, наверное, тоже, – призналась она. – Что-то со мной непонятное… Но если ты сегодня такой сильный…

– То что?

– Тогда докажи свою силу – догони меня! – воскликнула она, неуловимым движением выскользнув из моих объятий.

Она устремилась сначала вверх по склону, а затем повернула и побежала вдоль хребта. Я бросился за ней.

Я бежал легко, словно по стадиону. Сил во мне было много, бег даже доставлял удовольствие. И чего я раньше никогда не бегал? Наверное, потому, что не было желанной награды впереди.

Наверху усиливался ветер, струны воздуха гудели от напряжения, два беркута, все еще парившие в вышине, устремились к своим скалам: добычи сегодня не будет, она попряталась, лесная мелочь жмется к стволам, к земле, надеясь укрыться от приближающейся бури. Ветер уже проник под лесной полог, обшаривал деревья, ломая гнилые ветки, обрывая старую листву. В его потоках мерцающие огоньки задвигались, сплетаясь в огненные струи. Ветер и огни были живые, это была другая форма жизни, лишенная мембран и митохондрий, недоступная для ученых тупиц, но тем не менее постигаемая. Я чувствовал, что сейчас мне представился случай, мне дано проникнуть в их тайну. А заодно – в тайну самого себя, своих возможностей, тайну жизни и смерти, тайну Женщины…

Лес вокруг переливался разноцветными огнями, задетые моими ботинками гнилушки взрывались ярко-зеленым пламенем, сиреневые светляки летели впереди, словно указывая дорогу. Но я не нуждался в провожатых, не боялся заблудиться, преследуя Кэт: мной вновь овладело то особое состояние, как когда-то возле моей чудесной зоны; я вновь видел всю местность словно с высоты. Оставшееся позади ущелье, где мы недавно отдыхали; уступ с сидящими на камнях людьми… Впереди, там, где подъем заканчивался, я видел изрезанное оврагами и холмами плато, плавно спускавшееся к подножию горы, а там, возле ручья, – домики кемпинга, уже почти неразличимые. А где наша передовая группа? А вот и она, спешит, спускается с плато. Один человек почему-то отделился и движется назад, в нашу сторону.

Но я не стал следить за ним, не пытался разгадать причины его странного поступка. Главное, что я видел, – это Кэт. Видел, даже когда она скрывалась за деревьями и скалами, когда думала, что я отстал. Вот сейчас, например, она спряталась за деревом и выглядывает, ищет меня глазами. Ведь она не хочет на самом деле скрыться от меня – нет, она так же жаждет близости, как и я!

Я резко свернул и двинулся в обход, заходя к ней с тыла. Я найду тебя везде, ты не сможешь от меня спрятаться, сейчас ты будешь моей…

Видимо, под моей ногой хрустнула ветка – Кэт обернулась, увидела меня, но не стала убегать. Я подошел, обнял ее. Сверкнула молния, потом еще, уже с другой стороны. Они освещали лицо Кэт с разных сторон, и, наверное, поэтому оно каждый раз казалось другим: то исполненным желания, то насмешливым, то суровым. Но это, конечно, была иллюзия.

Я опустился на колени, чтобы снять с нее одежду. В этот миг вновь сверкнула молния. Прямо перед моими глазами оказалось ярко освещенное пятно на джинсах – пятно с причудливыми очертаниями. Оно было мне знакомо. Несколько дней назад я видел точно такое же, и тогда, как и сейчас, бешено колотилось сердце. Сейчас это было, конечно, неважно, но почему-то захотелось вспомнить, что тогда произошло. Мои руки замерли на бедрах Кэт – это можно было принять за ласку, и она, видимо, так это и поняла: опустила ладони мне на голову, ее пальцы сжали остатки волос…

И тут я вспомнил: ночная лаборатория, осколки стекла на полу и смерть, приближающаяся ко мне, – неумолимая смерть, одетая в джинсы с темным пятном внизу, в черных кроссовках с белыми полосками. Вот в этих самых кроссовках, которые сейчас были на Кэт. Только теперь я знал, что при дневном свете они не черные, а синие.

– Скажи, – хрипло произнес я, – это пятно на джинсах – вот здесь, на левой ноге, – давно у тебя?

– Что? Какое пятно? А, это… Не знаю. Не помню, где посадила. Почему ты спрашиваешь?

– Оно очень характерное, невозможно спутать. Такое же пятно было у того, кто в меня стрелял. И кроссовки – они такие же!

Она взглянула на свои ноги, потом подняла глаза, и наши взгляды встретились. Ее лицо неуловимо изменилось. И хотя ее ладони еще лежали на моем лице, в них уже не было ласки.

– Так это… была ты?! – медленно выговорил я. Я надеялся, что она поднимет меня на смех с моими подозрениями, найдет простое, понятное объяснение: уступила просьбе, дала свои джинсы денек поносить (кому? кому?), назовет еще какие-то причины… Но она молча рассматривала меня, словно оценивала. Потом, усмехнувшись, сказала:

– Да, милый, ты угадал. Это была я.