Текст книги "Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона"

Автор книги: Владимир Набоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Мое дело слушалось в начале ноября, и решение будет вынесено 27-го. Напиши мне сюда. Ужасно хочется дочитать твой роман до конца. Привет Вере.

Всегда твой

Эдмунд У.

__________________________

27 ноября 1946

Дорогой Кролик,

ужасно был рад твоему письму из Невады. Мы с Верой желаем тебе и твоей жене mnogo samovo luchezarnovo shchast'ia Надеемся в самом скором времени увидеть вас обоих.

Мой роман – его окончательное название «Под знаком незаконнорожденных» – отправлен в печать. Второй экземпляр рукописи более или менее расчленен (кое-что, думаю, будет опубликовано в журналах), поэтому я по-прежнему не могу прислать тебе роман целиком. Что-то мне подсказывает, что было бы лучше всего, если бы ты судил о романе только по его окончательной – если не по изданной, то хотя бы по корректурной – версии, тем более что первые главы я существенно изменил. Так что можешь считать, что романа ты еще не видел. Хочу, чтобы он попал к тебе целиком и стал настоящим сюрпризом – своего рода свадебным подарком.

Et maintenant – en garde.[106]106
  А теперь – берегись (франц.).


[Закрыть] Отказываюсь понимать, отчего тебе нравятся книги Мальро. Или это шутка? Или литературный вкус – вещь столь субъективная, что два разумных человека расходятся по столь ничтожному поводу? Твой Мальро – самый обыкновенный третьеразрядный писатель (но хороший, добрый, очень приличный человек). J'ai dressé[107]107
  Я составил (франц.).


[Закрыть] небольшой список вопросов (относительно «La Condition Humaine»), на которые жду от тебя ответа.

1. Что это за прелюбопытные couvertures, в которые enveloppés femmes, enfants et vieillards?[108]108
  Одеяла… кутаются женщины, дети и старики (франц.).


[Закрыть] Боже, что за сочетание! Сочетание, повторяющееся в десятитысячный раз! И где, чёрт возьми, автор видел, чтобы чихали на морозе?

2. Что прикажешь понимать под grand silence de la nuit chinoise (попробуй заменить: de la nuit américaine, de la nuit belge[109]109
  Великое молчание китайской ночи… американской ночи, бельгийской ночи (франц.).


[Закрыть] и т. д., и посмотри, что получится, и, пожалуйста, не забудь, что Китай состоит из огромного числа биотически разных областей). С детства помню поразившую меня надпись золотыми буквами: Compagnie Internationale des Wagons-Lits et des Grands Express Européens. Так вот творчество Мальро принадлежит к Compagnie Internationale des Grands Clichés.[110]110
  «Международная компания спальных вагонов и европейских экспрессов»… «Международная компания великих штампов» (франц.).


[Закрыть]

3. Разве сверчки (проклятый Богом сверчок – приевшаяся примета местного колорита), éveillé[111]111
  Разбуженные (франц.).


[Закрыть] из-за прихода одного из действующих лиц (с. 20), а также комары (с. 348), могут появиться ранней весной в Шанхае? Очень сомневаюсь.

4. Ты никогда не замечал, как плохие писатели силятся придать индивидуальность своим (безнадежно аморфным) персонажам, наделяя их каким-нибудь речевым трюком (подобно тому, как Голсуорси, или Хью Уолпол,^{149} или какой-нибудь еще английский середняк снабжали кого-то из своих героев собакой и вынуждены были потом всякий раз, когда герой появлялся, на эту собаку ссылаться)? Никогда не поверю, что ты в состоянии вынести постоянно встречающиеся bong Тчена, 'bsolument Катова и прочие soi disant[112]112
  Хорошо (вместо bon)… безусловно (вместо absolument)… так называемые (франц.).


[Закрыть] особенности речи, от которых меня передергивает (все они весьма типичны для автора, который, подобно Мальро, начисто лишен чувства юмора). Этим приемом широко пользуются русские (советские) писатели в трогательном стремлении придать некоторую оригинальность или привлекательную черту тупо сдержанным, волевым, бескомпромиссным коммунистам, которых они изображают; то же самое делают и авторы детективов со своими сыщиками.

5. Какого рожна дал он своему русскому bonhomme[113]113
  Здесь: персонажу (франц.).


[Закрыть] фамилию, кончающуюся на «в» и производную – чего он, разумеется, не знал (я называю это la vengeance du Verbe)[114]114
  Месть слова (франц.).


[Закрыть] – от старого русского слова «кат», которое означает «палач»? Быть может, он позаимствовал «Schatow» из немецкого перевода (или из французского перевода, воспользовавшегося немецкой транслитерацией) романа Достоевского и заменил первые согласные на «к» от Каляева.^{150} La vengeance pure du Verbe bafouillé.[115]115
  Чистая месть невнятно произнесенного слова (франц.).


[Закрыть]

6. Что следует понимать (с расовой, политической, визуальной, любой другой точки зрения) под Russe du Caucase[116]116
  Кавказская русская (франц.).


[Закрыть] (с. 101), каковой является чрезвычайно несносная любовница французского капиталиста-индивидуалиста, почерпнутого у Лоти и Декобра? И как тебе нравится «beau visage d'Américain un peu (скажем, процента на три) Sioux»?[117]117
  «Красивое лицо американца, немного… похожего на туземца племени сиу» (франц.).


[Закрыть]

7. Фраза «quand j'étais encore socialiste-révolutionnaire»,[118]118
  Когда я еще был социалистом-революционером (франц.).


[Закрыть] оброненная между делом коммунистом Катовым (как сказала бы лягушка: когда я была еще головастиком), разумеется, напрочь лишена смысла и филогенетически, и онтогенетически, но, вероятно, понадобилась, чтобы попытаться объяснить его склонность к террористической деятельности.

8. Неужели ты и в самом деле отказываешься признать, что «La Condition Humaine» (равно как и его же «Temps du Mépris»)[119]119
  «Время ненависти» (франц.).


[Закрыть] – это сплошное нагромождение штампов? Проанализируй тривиальность таких предложений, как «jamais il n'eut cru» и т. д. (с. 202) или «il fallait revenir parmi les hommes»[120]120
  «Он никогда бы не поверил»… «нужно было возвращаться к людям» (франц.).


[Закрыть] и бессчетное число прочих пошлостей (веера однотипных, невнятных пошлостей в современном стиле вроде simplicité héroïque – qu'il mourut.)[121]121
  «Он умер в героической простоте» (франц.).


[Закрыть]

9. A chevo stoiat odni eti zagolovki: Minuit, Trois Heures du Matin[122]122
  Полночь, Три часа утра (франц.).


[Закрыть] и т. д.!

10. Ты читал Пильняка, Лидина, Всеволода Иванова и других потомков Савинкова и Андреева, то есть писателей первого советского десятилетия, которые любили переносить действие в Китай и делали это куда лучше?

11. Ты не пробовал расспросить культурного китайца о чудовищных ошибках в «La Condition Humaine»? Конечно же, хуже всего – (ложный) упор на (точный) местный колорит. Умирающий англичанин вспоминает меловые скалы Дувра. Верно, он может про них вспомнить, но станет ли?

Вот к чему сводится моя позиция. Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что значимо в литературе только одно: (более или менее иррациональное) shamanstvo книги; хороший писатель – это в первую очередь шаман, волшебник.

При этом не следует вытаскивать из рукава одни и те же вещи, как это делает Мальро.

Krepko zhmu tvoiu ruku, drug moi.

Tvoi

V.

__________________________

Минден-инн

Минден, Невада

1 декабря 1946

Дорогой Володя,

я знал, что ты останешься недоволен, но Мальро мне действительно нравится. Некоторые твои оценки «La Condition Humaine» кажутся мне несправедливыми, прочие – малозначительными. Что до колдовства, то Мальро околдовал меня с тех самых пор, как я прочел «Les Conquérants»[123]123
  «Завоеватели» (франц.).


[Закрыть] (хотя к «Les Temps du Mépris» я равнодушен). «La Condition Humaine» представляется мне романом, который очень точно выразил боль и чувства своего времени; первый же выпуск «La Lutte avec l'Ange»,[124]124
  «Борьба с ангелом» (франц.).


[Закрыть] роман, написанный во время войны, – произведение еще более примечательное. (Должен признать, что чувства юмора у него нет: в «La Voie Royale»,[125]125
  «Королевская дорога» (франц.).


[Закрыть] хотя книга эта увлекательна, имеются непроизвольно смешные места.) Мальро, вне всяких сомнений, – единственный по-настоящему значительный писатель, появившийся во Франции со времен Пруста. Неточности, штампы и шероховатости сами по себе творчества писателя не обесценивают. Кроме того, мы с тобой полностью расходимся не только относительно Мальро, но также относительно Достоевского, греческого театра, Ленина, Фрейда и еще очень многого, в чем, уверен, никогда не сойдемся. А потому не лучше ли заняться более продуктивной дискуссией, касающейся Пушкина, Флобера, Пруста, Джойса и др.? Кстати, твоя любовь к «Южному ветру»^{151} – отличный, с моей точки зрения, пример того, как человек, разбирающийся в литературе, жертвует своим вкусом в угоду ядовитому юмору, который вовсе не обязательно является показателем первоклассного дарования.

Знаешь ли ты Силоне?^{152} Я и его тоже здесь читаю – то, что не читал раньше. Он и Мальро принадлежат, мне кажется, к политико-социально-моральной, полумарксистской литературной школе, наиболее крупной со времен аналитического психологического романа. Впрочем, взгляды у них диаметрально противоположные. Силоне тебе должен понравиться больше – хотя писатель он менее значительный, чем Мальро.

Очень хочется поскорей увидеть твою книгу. Пусть отправят мне корректуру. «Воспоминания об округе Геката» были осуждены двумя голосами против одного. «Даблдей» собирается подать апелляцию. Инакомыслящий судья написал очень разумный вердикт; остальные двое – что довольно необычно – проголосовали «виновен» без объяснения причин. Все это крайне неприятно, да и накладно.

Жизнь я веду тихую, довольно приятную и искупительную. Места здесь своеобразные и пустынные – не столько романтические, сколько доисторические; кажется, будто кругом бродят привидения. На днях выиграл в рулетку кое-какие деньги, но потом все спустил. Впрочем, азартные игры – слабость великих русских писателей, мне недоступная. Как колдун-любитель я более или менее понимаю, как следует вращать рулетку и как играть в кости и в vingt-et-un[126]126
  Двадцать одно (франц.)


[Закрыть] (Блэк-Джек), чтобы не остаться в накладе. Хорошенькие девицы в здешних игорных домах здорово поднаторели в этом искусстве – не успеваешь следить за их пальчиками; такая сноровка требует многомесячной подготовки. Специально хожу смотреть, как они работают.

Очень уже хочется вернуться в Уэллфлит; надеюсь, вы нас навестите. <…>

Всегда твой

ЭУ.

1947

№ 25 Уэст 43-я стрит

9 января 1947

Дорогой Владимир,

Рождество мы провели на Кейпе [на Кейп-Код. – А. Л.], сейчас приехали на несколько дней в Нью-Йорк, а завтра возвращаемся в Уэллфлит, где пробудем до конца зимы. Когда обоснуемся, вы, очень надеюсь, сможете к нам приехать. У нас сейчас живут Нина и Розалинда.^{153}

На днях, на русской рождественской вечеринке, я познакомился с твоим кембриджским соседом по комнате К.,^{154} жена у него, насколько я знаю, испанка. Он сказал, что хотел бы с тобой встретиться. Я попытался выспросить его про твою жизнь в Кембридже, но он сказал лишь, что ты был чудной малый и поразил его сочинением английских стихов.

Насчет Генри Джеймса. Он может, как утверждает Эзра Паунд, не произвести вообще никакого впечатления, если начать с его худших вещей. Зато если прочел все самое лучшее и понял, как развивалось его литературное дарование, почти все, что он написал, становится интересным. Почти все его длинные романы быстро устаревают, а вот вещи покороче более удачны. Обязательно прочти том, куда вошли «Что знала Мейзи», «В кафе» и «Ученик». Эти повести – мои любимые.

Аллен Тейт в восторге от твоего романа. Очень хочу прочесть его в корректуре. Но зачем, скажи на милость, было подписывать с ними контракт, в котором не оговаривается аванс на твою следующую книгу? Этого никогда нельзя делать.

Всегда твой

ЭУ

__________________________

25 января 1947

Дорогой Кролик,

nakonetz-to посылаю тебе свой роман. «Авторский экземпляр» уже отправлен в типографию. Из него я перенес только основную правку. Поэтому пусть тебя не смущают отсутствие запятых перед придаточными предложениями и прочие мелочи. Если же тебе попадутся вещи и в самом деле вопиющие, пожалуйста, prishcholkni ikh. Хотя первые главы ты уже видел, начни, если можно, читать сначала: кое-что я изменил к лучшему и, кстати, поместил в текст великолепную луну. Нечего и говорить, что твое мнение о «Незаконнорожденных»… no, vprochem, ty vsio znaesh sam. Надеюсь, что вскоре мы с тобой полностью перейдем на русский язык.

Твоя очередная попытка покопаться в моем прошлом очень забавна, особенно потому, что мое прошлое ты воссоздаешь примерно так же, как я воссоздаю прошлое Себастьяна. Человек по имени К. был – и, вероятно, остался – типичным русским фашистом старой школы, chernosotentzem i durakom. Моим соседом по комнате К. был, слава богу, всего один семестр, ибо в конце учебного года он провалил экзамены за первый курс и вынужден был Кембридж покинуть. Себя он считал человеком необычайно начитанным, но в действительности прочел в своей жизни лишь две книги: «Sionskie Protokoly» и «L'homme qui assassina»[127]127
  «Человек, который убил» (франц.).


[Закрыть] Фаррера.^{155} В дальнейшем к этому списку прибавился еще «Остров Сан-Мишель». Мы делили с ним довольно убогую гостиную, и он, бывало, швырялся в меня вещами или, когда я пытался читать, гасил огонь в камине. Его экзаменационная работа была посвящена демократии и начиналась со слов, мгновенно решивших его судьбу. Первое предложение было: «Демократия – латинское слово». Ко всему прочему, это был совершенно непереносимый сноб, при этом женщины считали его остроумным и весьма привлекательным. Не говори об этом Нине Чавчавадзе, она уверена, что мы с ним были закадычными друзьями. Мы и в самом деле часто играли в теннис, и в начале 20-х я чуть было не женился на его кузине – но и только.

Хочу задать тебе вопрос в связи с рецензиями для «Нью-Йоркеpa». Вопрос это деликатный, ибо меньше всего мне бы хотелось заступать на твою территорию. Если ты опять все возьмешь в свои руки, это будет, конечно же, превосходно. Но если между уилсоновскими текстами и впредь останутся просветы, не мог бы я их заполнить своими рецензиями, как по-твоему? Ты бы не мог nashchupat' pochvu в «Нью-Йоркере», или же мне самому написать об этом миссис Уайт? Ответь мне со всей откровенностью, что ты думаешь об этой моей довольно вздорной идее – должен же я что-то предпринять для улучшения своего финансового положения! Осенью я отказываюсь от кураторства в Музее – уж очень мешает он моей литературной работе. С Вериной помощью я переписал около тридцати лекций по русской литературе и дважды в неделю читаю их в Уэллсли. Я рассчитывал, что теперь, когда Кросс умер, у меня появится шанс попасть на отделение славистики в Гарвард. Но, по всей вероятности, я не тот человек, который им нужен. Ничего не вышло и из затеи устроиться на русское радио. Добрый старый Ника получил место, которое было обещано мне…

Что ж, теперь самое время сесть поудобнее и приступить к чтению «Под знаком незаконнорожденных». Мы оба очень бы хотели вас видеть, но, к сожалению, сейчас покинуть Кембридж не можем. Не исключено, что окажусь в Нью-Йорке весной.

Над чем ты сейчас работаешь? Я прочел (а верней, перечел) «Что знала Мейзи». Чудовищно. Возможно, есть какой-то другой Генри Джеймс, и я постоянно берусь не за того, кого надо?

В.

__________________________

Шарж Дэвида Левина

Уэллфлит, Масс.

30 января 1947

Дорогой Владимир,

роман «Под знаком незаконнорожденных» меня несколько разочаровал. Сомнения возникли у меня, еще когда я читал первые главы, которые ты мне показывал, и я выскажу тебе свое мнение, каким бы несправедливым оно тебе ни казалось. Есть на этот счет и другая точка зрения: я знаю, например, что Аллену Тейту твой роман понравился необычайно; он говорил мне, что считает его великой книгой. На мой же взгляд, хотя в романе есть что похвалить: превосходный слог, тонкая ирония, – к твоим лучшим вещам его отнести нельзя. Прежде всего, мне кажется, у него тот же недостаток, что и у твоей пьесы про диктатора. Политика, социальные преобразования – это не твои темы, они тебе не даются по той простой причине, что тебя все эти вопросы совершенно не интересуют, ты никогда не брал на себя труд понять их. Для тебя такой диктатор, как Жаба, – это попросту вульгарное и гнусное существо, которое угрожает серьезным и значительным людям вроде Круга. Ты совершенно себе не представляешь, почему и каким образом Жабе удалось взять власть и что такое его революция. В результате – написанная тобой картина оказывается довольно невнятной. Только не говори мне, что истинный художник не должен иметь с политикой ничего общего. Художник может не принимать политику всерьез, но если уж он обращается к подобным темам, то обязан знать, что они собой представляют. Никто так не сосредоточен на чистом искусстве, так не погружен в него, как Уолтер Пейтер,^{156} чью книгу «Гастон де Лятур» я сейчас дочитываю. Но я со всей ответственностью заявляю, что он гораздо глубже проник в суть непримиримой борьбы между католиками и протестантами в XVI веке, чем ты – в конфликты века XX.

Мне также кажется, что тебе не слишком удалась вымышленная страна. Твоя сила – в наблюдательности, умении запечатлеть реально происходящее; объединив же германское и славянское, ты создал нечто, от реальности очень далекое – тем более когда сопоставляешь придуманную тобой страну с жуткой современной реальностью. В сравнении с нацистской Германией и сталинской Россией испытания твоего несчастного профессора выглядят отталкивающим бурлеском. Уже в первых главах Круг не показался мне слишком убедительным, я остался равнодушен к судьбе его жены и сына. Но я-то надеялся, что ты в конечном счете вывернешь его наизнанку, все переиначишь и покажешь, что наши представления о несправедливости и трагедии носят характер чисто субъективный – что-нибудь в этом роде. (Жаль, что ты отказался от мысли столкнуть лицом к лицу героя и его создателя.) В результате же у тебя получилось сатирическое описание событий, столь ужасных, что сатира к ним не применима, – ведь для того, чтобы что-то высмеять, нужно изобразить предмет хуже, чем он есть на самом деле.

И еще одно. «Незаконнорожденные» (за исключением той пьесы) – единственная твоя вещь, которая, по-моему, затянута. Действие лишено пушкинской легкости, которая всегда восхищала меня в твоих книгах. Я понимаю, что здесь ты стремишься к более густой прозе, чем, например, в «Себастьяне Найте», и некоторые места написаны превосходно, но иногда – только не посылай мне бомбу замедленного действия – «Незаконнорожденные» напоминают мне Томаса Манна.

Надо сказать, что по сравнению с рукописью, которую я видел, последний вариант существенно выигрывает. Надеюсь перечитать «Незаконнорожденных», когда получу книгу, и, может статься, оценю то, чего не оценил раньше. Кстати, я теперь вижу, что был неправ, поменяв в корректуре род derrière[128]128
  Задница (франц.).


[Закрыть] – для меня почему-то это слово всегда женского рода. Одну вещь я, кажется, забыл поправить: девица говорит, что у Мака «a regular sense of humor».[129]129
  «Ну, я скажу, у твоего нового отличное чувство юмора», – прошептала сестре Мариэтта (перевод С. Ильина).


[Закрыть] Так сказать нельзя. Она должна либо сказать: «Не had a wonderful sense of humor» или «Не was a regular card».[130]130
  Букв.: он то, что надо (англ.).


[Закрыть] Думаю, слово «regular» здесь вообще не годится.

Насчет «Нью-Йоркера». Я с ними договорюсь. Говорить надо с Уильямом Шоном, а не с миссис Уайт. Ты должен написать ему письмо, а я с ним созвонюсь. Думаю, мысль хорошая. В настоящее время мы с Гамильтоном Бассо^{157} пишем в журнал по очереди по одной рецензии в месяц, но я им задолжал несколько рецензий за прошлый год, поэтому пока ситуация останется прежней.

А что, радиопередачи ведет Николай? Я и не знал, что он уже вернулся из Европы.

Прежде чем поставить крест на Генри Джеймсе, попробуй прочесть его длинный роман «Княгиня Казамассима» и первый том его автобиографии «Маленький мальчик и другие». Эти вещи представляют две разновидности его творчества, с которыми ты, возможно, еще не познакомился.

Мы живем здесь, в Уэллфлите. Дни проходят довольно однообразно, но мы тихо трудимся во благо человечества. Нина останется у нас, пока Пол не вернется из Китая. В Нью-Йорке мы едва ли окажемся раньше конца марта. Я по-прежнему работаю над книгой о своем путешествии в Европу. К тому времени, когда она выйдет (следующей осенью), она безбожно устареет.

Да, с Лафлином я порвал окончательно. Давным-давно он попросил меня об одной услуге, я послал ему письмо, где написал, что я думаю о том, как он ведет дела. Сколько времени, например, он никак не выпустит книгу твоих рассказов! Попробуй передать ее в «Холт».

Будь добр, не пиши в своих письмах русские слова латинскими буквами – мне так гораздо труднее их разобрать и приходится, чтобы понять, что ты хочешь сказать, мысленно переводить их в кириллицу.

Привет Вере. Надеюсь, ты простишь меня за то, что профессор Круг понравился мне меньше других твоих героев.

Всегда твой

ЭУ.

__________________________

9 февраля 1947

Дорогой Кролик,

spasibo za pismo i zamechania – прости, я-то думал, что, вписывая эти русские слова, даю тебе скромные, неформальные уроки русского языка, но, по всей видимости, метод мой оказался плох.

Идея L'égorgerai-je ou non[131]131
  Убью я или нет (франц.).


[Закрыть] («Быть или не быть») – это, конечно же, хорошо известная гипотеза о том, что первые слова монолога Гамлета на самом деле означают: «Быть убийству короля или не быть?» <…>

Я, со своей стороны, тоже сомневался, что тебе понравится атмосфера моей книги, – особенно после того, как ты расхвалил Мальро. В исторических и политических вопросах ты придерживаешься определенной линии, которую считаешь непогрешимой. Это означает, что нам с тобой предстоит еще много увлекательных стычек, и ни тот ни другой не уступит ни пяди.

Сейчас пишу еще одну книгу, которая, надеюсь, понравится тебе больше.

Мы с Верой шлем тебе совместный привет.

Твой

В.

Благодарю за ценную правку.

__________________________

7 апреля 1947

Дорогой Кролик,

тысячу лет ничего от тебя не получал. Как живешь? До тебя дошло мое русское стихотворение? Роман недавно у нас побывал и высоко его оценил. Прилетел он на выходные с моим другом Георгием Гессеном,^{158} и мы чудесно провели время – и провели бы еще чудеснее, будь с нами ты.

Мой роман должен появиться в начале июня. Когда-нибудь ты его перечитаешь. Из издательства мне прислали совершенно абсурдную аннотацию на обложку, и после обмена телеграммами Тейт ее переписал. Он вообще все это время был чрезвычайно мил. В своем лекционном курсе, который я читаю в Уэллсли, я добрался до Толстого; повторится этот курс и на следующий год, а между тем положение мое по-прежнему шатко, зарплата мизерная, надеяться же на то, что «Под знаком незаконнорожденных» принесет деньги, не приходится. Пишу сейчас две вещи. 1. Короткий роман о человеке, которому нравились маленькие девочки; называться он будет «Королевство у моря».^{159} 2. Автобиографию нового типа – научная попытка распутать запутанный клубок человеческой личности; назвать ее собираюсь «The Person in Question».[132]132
  Букв.: «Тот, о ком идет речь» (англ.).


[Закрыть]

Я закончил свою основную энтомологическую работу,^{160} и на год-другой с бабочками расстанусь. Этим летом, если нам будет сопутствовать удача, собираемся поехать в Колорадо или куда-нибудь еще. В этом году Дмитрий отлично успевает в школе, получает прекрасные отзывы, и мы надеемся, что он попадет в хорошую закрытую школу. Росту в нем шесть футов. Как выясняется, любители французской литературы не любят автора bong и 'bsolument. Перечитал твою «Рану и лук», книга о Хемингуэе превосходна – за вычетом тех мест, где ты объясняешь взлеты и падения в его творчестве взлетами и падениями на книжном рынке. Прочел также «Взгляни на дом свой, Ангел» – роман, к которому я всегда боялся подступиться. И как же я был прав! Время от времени встречаются блестящие места, однако в целом книга очень плоха. Перечел «Американскую трагедию» – без комментариев.

Весна несется на роликовых коньках. Когда же мы увидим вас обоих?

Всегда твой

В.

__________________________

№ 25 Уэст 43-я стрит

18 июля 1947

Дорогой Владимир,

вот какая мысль пришла мне в голову относительно нашего совместного русского проекта. Я договорился с «Оксфорд-пресс», что они переиздадут два моих старых сборника критических статей и один новый, и некто Водрин из этого издательства, который читает по-русски и кое-что знает о России, сказал мне, что уже давно хочет уговорить тебя издать у них переводы стихов Блока. Я бы, со своей стороны, с удовольствием отказался от участия в нашей с тобой русской книге: сейчас про Россию и без того много чего выходит, к тому же мне хочется заняться американской литературой – теми авторами, которые до сих пор еще толком не исследованы. Вот почему я задал «Оксфорд-пресс» вопрос: не согласились бы они вернуть издательству «Даблдей» тот аванс, который издательство выдало нам, и подписать с нами два новых контракта. Со мной – на сборник эссе, куда вошли бы мои статьи из «Атлантика», а с тобой – на книгу, которую мы должны были сделать вместе, а теперь сделаешь ты один, – на сборник русской поэзии в переводе на английский со вступлением и, возможно, примечаниями. Водрин с радостью за эту идею ухватился, «Даблдей» же вынужден был согласиться. Весь вопрос в том, готов ли ты за такую книгу взяться. Я дал Водрину понять, что мы оба рассчитываем на аванс помимо тех 750 долларов, которые получены за наш совместный проект. Пожалуйста, дай мне знать (пиши в Уэллфлит), что ты обо все этом думаешь.

Наша большая и сложная семья устроилась в Уэллфлите как нельзя лучше. Все, кроме меня, играют в шахматы как безумные, и на днях сын Елены обыграл местного чемпиона – за шахматной доской они просидели несколько часов и даже опоздали на ужин. Теперь оба мечтают сразиться с тобой – о твоем мастерстве они наслышаны от Розалинды.

Очень надеюсь, что колорадские бабочки тебя не разочаровали. Джеффри Хеллман^{161} из «Нью-Йоркера», любитель чешуекрылых, приехал этим летом на Кейп-Код, но остался, как и ты, недоволен.

Привет Вере и Дмитрию.

ЭУ.

__________________________

Коламбайн Лодж

Национальный парк в Роки-маунтен

Истс-парк, Колорадо

24 июля 1947

Дорогой Кролик,

мне очень жаль, что рвется наша сиамская связь, но в остальном твой план более чем приемлем, и я очень тебе благодарен, что для меня все так удачно устроилось.

Кое-какие переводы у меня уже готовы. Скажи, какой планируется объем сборника – 80 страниц, 100 страниц? Чем меньше, тем лучше. И когда, ты думаешь, я мог бы получить новый аванс? Чем скорей, тем лучше – я в данный момент (как обычно, летом) сижу на мели.

Занят я здесь в основном тем, что с огромной радостью, хоть и в поте лица, ловлю бабочек. Живем мы в очень уютном, отдельно стоящем домишке. Здешняя природа выше всяких похвал, какая-то часть моего естества, должно быть, родилась в Колорадо, ибо я с радостным сердцебиением постоянно узнаю многое из того, что меня окружает. В своем интересном списке^{162} (речь идет о книге Мучник) ты забыл про Олешу.

Будешь ли в Нью-Йорке в начале сентября? На обратном пути мы остановимся там дня на три-четыре.

С удовольствием сражусь в шахматы с твоей семьей!

Всегда твой

Владимир.