Текст книги "Письма, заявления, записки, телеграммы, доверенности"

Автор книги: Владимир Маяковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Центральной комиссии по устройству Октябрьских торжеств

Краткое изложение моей «Мистерии-буфф» и мотивов, требующих ее постановки в дни Октябрьских торжеств.

Предисловие.

Некая дама просила Льва Толстого объяснить ей, что, собственно, он хотел сказать своей «Войной и миром». «Для этого,– отвечал находчивый Толстой,– пришлось бы второй раз написать ее, и если некоторые излагают мои вещи вкратце, то поздравляю их,– они талантливее меня. Если бы я мог вместить в несколько строк то, о чем говорю томами, то я бы сделал это раньше».

Наше положение приблизительно одинаково. Выйти из него – способ один: прослушать всю вещь, но времени у вас нет, и я, исполняя ваше требование, товарищи, излагаю вкратце мою "Мистерию".

1 д. Вся вселенная залита потопом революций. К последней еще сухой точке, к полюсу, карабкаются семь пар запуганных чистых. И турецкий паша, и русский купец, и богдыхан, и поп, и проч и проч белые представители всех пяти частей света. А за ними, запуганными и ноющими, подымаются семь пар нечистых – пролетариев, у которых нечему тонуть в этой буре. Весело и спокойно слушают они косноязычное собрание чистых, в ужасе спорящих: что же это, наконец, светопреставление, что ли. И когда, нагоняя бегущих от бунта, и сквозь полюс начинает бить та же кровавая струя, чистые хватаются за последнюю соломинку: "Давайте, давайте построим ковчег!" Одни спасемся. Без этих издевающихся нечистых. Насмешливый голос плотника: "А ты умеешь пилить и строгать?" – сволакивает почтенных с облаков – и униженно просят "господа чистые" "товарищей нечистых" заняться стройкой. "Ехать так ехать",– холодно соглашается плотник.

2 д. Под плач чистых и смех нечистых грохнулась в волны земля. Нечистые, напевая, спускаются в трюм. Чего им бояться, еда – дело их рук. Распустив слюнки, слушают чистые веселые песни, и у голодных возникает план подложить нечистым свинью, выбрать им царя. "Затем, что царь издаст манифест – все кушанья мне, мол, должны быть отданы. Царь ест, и мы едим, его верноподданные". Номер прошел. Но когда чистые возвращаются к царю, которому сволакивали отобранную у нечистых еду, перед царем сияло пустое блюдо. Ночью разгорелся голод. Ночь мокра. И каждый чистый почувствовал, что он как будто немножко демократ. За самодержавием – демократическая республика. Но "раньше обжирал один рот, а теперь обжирают ротой. Республика-то оказалась тот же царь, да только сторотый". Под могучими кулаками нечистых задами к борту теснятся чистые и вот уже сверкают пятки сваливаемых в воду белых. С этого места веселое подтрунивание над нестрашными нам какими-то самодержавиями и республиками сменяются пафосом грозовой борьбы пролетариата. Реют по палубе железные слова: "Пусть нас бури бьют, пусть изжарит жара, голод пусть, посмотрим в глаза его. Будем пену одну морскую жрать, мы зато здесь всего хозяева". В бреде об Арарате, изнеможенные, сломленные голодом,-ведь республика и самодержавие съели последнее,– все начинают видеть сияющую гору. Тогда по волнам, как посуху, идет на ковчег не Христос, искушенный в таких занятиях, нет, а самый обыкновенный человек. Став на станки, верстаки и горны, он низвергает великую нагорную проповедь грядущего земного рая. Распаленные видениями рабочие, как за пророком, тянутся за ним. Но насмешлив голос человека. "Довольно на пророков пялить око, взорвите все, что чтили и чтут, и земля обетованная окажется под боком – вот тут". Человек исчез. И вот догадались сразу,– да ведь это была наша собственная, в человечьем образе явившаяся воля. Клятва найти землю обетованную озаряет море, и по мачтам и реям лезут они, грохочут песню восстания, ломятся сквозь небо, сквозь ад и рай, в радужные двери коммунизма. "Не надо пророков, мы все Назареи, на мачты! на мачты! за реи! за реи!"

3 д. I, II и III карт. Мимо райских жителей, завлекающих своим постным небом, мимо ада, в котором у рабочего хватает дерзновенной мощи поиздеваться над его кострами, такими ничтожными по сравнению с заревами сталелитных заводов, ломая все и вся, двигаемые своей несокрушимой волей, приходят к обетованной стране нечистые. Той же самой покинутой землей оказалась обетованная страна. "Кругла земля проклятая, ох, и кругла". Но напрасно неслись их проклятия земле,– омытая революциями и высушенная пеклами новых солнц, она предстала в таком ослепительном блеске, в каком может рисоваться жизнь только нам, ясно различающим за всеми ужасами дня иную великую жизнь. Апофеозом стройных псалмов, в котором хорами встали рабочие и недавние рабы рубля, невольные угнетатели: машины, хлеба и проч вещи, окончена эта картина. "С любовью прильните к земле все, дорога кому она. Славься труд, славься жизнь, славься и сияй наша трудовая коммуна!"

Мотивы и заключение.

Конечно, не -этот сухой газетный скелет делает мою вещь необходимой. Она, я убежден, велика тем, что впервые в песнопение революционной мистерии переложила будни. Я не могу не согласиться с товарищем Луначарским, что это, может быть, единственная сейчас пьеса коммуниста. Я убежден, что вы, товарищи, дадите ей надлежащую театральную оболочку, освободив любое из больших помещений, а не загоните ее на задворки вашего внимания, предоставив пролетариату питаться гнилой трафаретщиной не ими и не для них [созданного искусства, к сожалению, еще "блистающего" в театрах.

Пусть хоть день пролетарского праздника будет отпразднован пролетарской пьесой.

Владимир Маяковский.

44

А. А., Л. В., О. В. МАЯКОВСКИМ

[Петроград, конец 1918 г.]

Дорогие мои мамочка, Людочка и Оличка!

Простите меня, пожалуйста, что я до сих пор не писал. Причина, во-первых, общая – мое всегдашнее ленивое отношение к писанию писем, во-вторых, я все время собирался выехать к вам сам, но сейчас на железных дорогах никто не может ездить, кроме шпротов, привыкших к такой упаковке. А так как я ваш сын и брат, а не шпрот, то и сами понимаете.

Поздравляю вас с рождеством и двумя новыми годами сразу.

Желаю вам первой категории неуплотнения и прочих благ.

Я здесь работаю массу, здоров и вообще не жалуюсь.

Пишите.

Целую вас всех. Надеюсь скоро увидеться.

Любящий вас ваш Володя.

45

В КОЛЛЕГИЮ ГОСИЗДАТА

[Москва, 20 октября 1920 г.]

В коллегию Госиздата

Товарищи!

Полгода тому назад мною была сдана в ЛИТО книга «150 000 000».

Книга была рецензирована ЛИТО и получила исключительный отзыв, как агитационная, революционная вещь. С тех пор полгода я обиваю пороги и каждый раз слышу стереотипный ответ: "Завтра будет сдана в печать".

Вызванный тов. Вейсом, я сегодня получил от него уверения, что книга уже сдана в печать. Осталось только обратиться в технический отдел. В этом самом техническом отделе секретарша при мне переделала красными чернилами цифру "первая очередь" на цифру "третья" и заявила мне, что при третьей очереди о сроке печатания сказать нельзя.

Товарищи! Если эта книга с вашей точки зрения непонятна и ненужна, верните мне ее.

Если она нужна, искорените саботаж, иначе чем объяснить ее непечатанье, когда книжная макулатура, издаваемая спекулянтами, умудряется выходить в свет в две недели.

Владимир Маяковский.

Копия в ЛИТО.

20/X-20 г.

46

В КОЛЛЕГИЮ ГОСИЗДАТА

[Москва, 5 ноября 1920 г.]

В коллегию Госиздата

Товарищи!

Недели две тому назад я подал вам заявление, в котором просил вернуть мне «150 000 000» или же печатать и мягко охарактеризовал отношение к книге, как саботаж. Слово это, конечно, неважное. Называется все это издевательством над автором. Вот последовательное изложение событий.

1. В день подачи заявления г-н Вейс сурово и грозно сказал: "Ах, так! Тогда я сделаю все от меня зависящее, чтоб вашу книгу не печатали, а вернули вам".

2. В три часа в этот же день г-н Вейс любезно сообщил мне по телефону: "Книгу решено печатать немедленно, за подробностями обратитесь к зав технич отделом".

3. Заведующий технич отделом сообщил: "Книга посылается немедленно в полиграф отдел и будет печататься вне всякой очереди, так как мы несколько виноваты в промедлении. За подробностями зайдите завтра".

4. "Завтра" секретарша мне удивленно сообщила: Очередь, кажется, вторая, когда напечатается, неизвестно, даже нет о ней никаких сведений".

5. Гр-н Вейс, спрошенный мною, когда кончится это кормление завтраками, изволил сказать: "Извините, заняты Октябрьскими торжествами. Первого ноября даю вам честное слово пустить в печать". Я указал г-ну Вейсу, что словам больше верить не могу, дайте расписку. Г-н Вейс дал мне такую расписку:

"В начале ноября (не позже 3-4) книга Маяковского будет сдана в типографию и будет набираться и печататься) без всяких задержек. 27/Х. Подпись (Вейс)".

Слова "будет набираться и печататься" внесены по моему указанию специально, чтоб мне не морочили голову передачей в какие-то инстанции.

6. Сегодня, 5-го, я обратился к секретарше: "Печатается?" – "Нет! В полиграфическом отделе".– "А когда печататься будет?" – "Неизвестно, на ней нет "крестика", а вот видите список книг с крестиками, эти идут в первую очередь".

Товарищи! Может быть, ценою еще полугодового хождения я бы и мог заработать этот "крестик", но карьера курьера г-на Вейса мне не улыбается.

На писание этой книги мною потрачено полтора года. Я отказался от наживы путем продажи этой книги частному издателю, я отказался от авторства, пуская ее и без фамилии, и, получив единогласное утверждение ЛИТО, что эта книга исключительна и агитационна, вправе требовать от вас внимательного отношения к книге.

Я не проситель в русской литературе, а скорее ее благотворитель. (Ведь культивированный вами и издаваемый пролеткульт потеет, переписывая от руки "150 000 000".) И в конце концов мне наплевать, пусть книга появляется не в подлиннике, а плагиатами. Но неужели среди вас никто не понимает, что это безобразие?

Категорически требую – верните книгу. Извиняюсь за резкость тона – вынужденная.

Влад. Маяковский.

5/XI-20 г.

Копия ЛИТО и А. В. Луначарскому.
47

В КОЛЛЕГИЮ ГОСИЗДАТА

[Москва, 5 ноября 1920 г.]

Дополнительно в коллегию Госиздата

Товарищи!

Предыдущее заявление, писанное мною час тому назад, было подано тов. Заксу. Тов. Закс отнесся с недоверием к «истории с крестиками» и сказал мне: «Я пока что порядки Госиздата знаю лучше вашего. Кто вам сказал, что ваша книга, сданная в полиграфический отдел, будет там лежать оттого, что она без крестика?» Пошли искать секретаря, нашли на лестнице, он оказался г. Осповатом и на вопрос Закса ответил ему: «Ну конечно, будут лежать под сукном и пылиться, ежели они без крестика». Посрамленный Закс бежал в кабинет, а тов. Осповат, видя, что я снова взялся за бумагу, вежливо меня предупредил: «Не пишите про меня, а то я буду действовать по инструкции, не прилагая личного рвения, и тогда ваша книга пролежит еще дольше».

Веселенькая история, не правда ли?

Вл. Маяковский.

5/XI-20 г. 2 ч. 15 м.

Копия ЛИТО и наркому Луначарскому.
48

К. И. ЧУКОВСКОМУ

[Петроград, около 10 декабря 1920 г.]

Дорогой Корней Иванович.

К счастью, в Вашем письме нет ни слова правды.

Мое "Окно сатиры" это же не отношение, а шутка и только. Если б это было отношение – я моего критика посвятил бы давно и печатно.

Ваше письмо чудовищно по не основанной ни на чем обидчивости.

И я Вас считаю человеком искренним, прямым и простым и, не имея ни желания, ни оснований менять мнение, уговариваю Вас: бросьте!

Влад. Маяковский.

Бросьте!

До свиданья.

49

В ПРАВЛЕНИЕ СОЮЗА ДРАМАТИЧЕСКИХ И МУЗЫКАЛЬНЫХ ПИСАТЕЛЕЙ

[Москва, конец октября – декабрь 1920 г.]

В правление Союза драматических и музыкальных писателей

от Владимира Маяковского

Заявление

Прошу зачислить с 1… 1920 г. меня в состав членов Союза драматических и музыкальных писателей.

Произведения мои следующие:

1. Мистерия-буфф (5 актов).

2. Про попов (2 к).

3. Как кто и что празднует (3 к)

4. А что, если (3 акта).

5. Владимир Маяковский.

6. Чемпионат.

Влад. Маяковский.

(Адрес) Лубянский проезд, д. 3, кв. 12. (Телефон) 2-86-13 (30-32)

50

В КОМИССИЮ ЦК РКП(б) ПО ДЕЛАМ ПЕЧАТИ

[Москва, 5 апреля 1921 г.]

Каждому из нас ясна огромная потребность РСФСР в революционном, в коммунистическом искусстве. Потребность же в таковой литературе потрясающа. Театр питается или халтурной макулатурой или падалью прошлого. Создаст новую литературу только организация писателей революции. Писателя организует книга. Революционная же книга встречает в Госиздате или ультрабюрократическое или издевательское отношение.

Три иллюстрации:

Иллюстрация первая

Бюрократизм в чистом виде

ЛИТО приняло к печати книгу «150 000 000». ЛИТО, поставленное именно для того, чтоб разобраться в вопросах художественной› литературы, аттестовало эту книгу как исключительно агитационную и требовало ее издания в возможно краткий срок, в возможно большем количестве экземпляров. Агитационность была отвергнута. Книга забита была в какую-то 3 или 4 очередь, не могущую увидеть света ни в коем случае. Для чего тогда эти очереди? Началась многомесячная история с «крестиком», крестик – это пометка, которую было необходимо получить для переведения в первую очередь (подробно эта издевательская история изложена в моем докладе коллегии Наркомпроса). Крестик я получил. Валялась с крестиком. После ряда атак мне выдал т. Вейс официальную расписку в том, что книга выйдет в половине февраля, две недели тому назад я получил вторую формальную расписку с обязательством выпустить ее к 15 апреля. Если (сомневаюсь) книга выйдет, можно праздновать 10-месячный юбилей волокиты.

Примечание. Книга издается в 5000 экземплярах (очевидно, мне для успокоения), тогда как средний тираж любой издаваемой "агитационной" книги типа Гамсуна "Новь" или "Дрожнины песни" 25-50 000 экз., а макулатура типа – Дерябина "На заре нового мира" издается в количестве 100 000 экземпляров.

Иллюстрация вторая

Чистое издевательство (плакат со стихами)

Мной были представлены вам плакаты о «Борьбе с волокитой» и о «помощи Донбассу». Я указывал на невозможность печатать в Госиздате ввиду обвинений каждой живой вещи в «футуризме». Вы одобрили 2 плаката, наиболее удачные. На всякий случай я отправил эти плакаты в Главполитпуть как учреждению, для которого эти вещи больше всего могли подойти. Прилагаю рецензию Главполитпути «О яркой агитационности» и ответ Госиздата: «Отклонить как погромный».

Иллюстрация третья

Бюрократизм, смешанный с издевательством

Мною подана неделя назад книга «Мистерия-буфф». Требование на издание этой пьесы, даже в первой редакции (пьеса переработана в связи с событиями наших дней) признанной ТЕО образцовой в коммунистическом) репертуаре, долго мотивировано настойчивым спросом со стороны рабочих театров. Пьеса отклонена «за недостатком бумаги», с примечанием «на рецензию не поступала». Как может отвергаться непросмотренная книга? Разве не усомниться в недостатке бумаги, видя прилагаемый здесь список с пятидесятитысячным тиражом макулатуры? Тем более возмущает такое отношение, что «Мистерия» многократно «прорецензирована» в рабочих районах, где она читана мною под энтузиазм слушателей.

Вопрос о постановке ее и о напечатании обсуждался на специальном собрании представителей от ЦК РКП, от МК, от Главполитпросвета, от ВЦСПС, Рабкрина и других организаций и была принята единогласно прилагаемая резолюция, внесенная коммунистами и принятая голосованием, в котором участвовало 82 коммуниста. Есть ли другое произведение, могущее так оправдать требование об издательстве?

Если вещь, так аттестованная и продвигаемая с такой энергией, не может выплыть из Госиздата, то что делается с другими книгами, у которых нет родственников, вылавливающих их из госиздатских корзин и госиздатской канцелярщины. Любой автор подтвердит, что это не случайность, а система. Надо освободить литературу от хозяйничания Вейсов.

В. Маяковский.

5.V. 21 г.

51

В ЮРИДИЧЕСКИЙ ОТДЕЛ

МОСКОВСКОГО ГОРОДСКОГО СОВЕТА

ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ СОЮЗОВ

[Москва, 6 августа 1921 г.]

В юридический отдел МГСПС

от В. В. Маяковского

Заявление

Обращаю Ваше внимание на расправу, учиняемую Государственным издательством надо мной – работником поэтического труда.

Год назад Центрхудкол под председательством Наркома обсуждала театральный репертуар Октябрьских торжеств и признала "Мистерию-буфф" одной из лучших и первых пьес коммунистического репертуара. Тов. Мейерхольд взялся за постановку. Постановка не могла быть осуществлена к годовщине, и я в течение нескольких месяцев перерабатывал "Мистерию", на которую мною уже был затрачен ранее год поэтического труда. Пьеса до постановки была прочитана мною представителям ЦК РКП, МК РКП, ВЦСПС, Рабкрина, Главполитпросвета и других организаций, интересующихся агитискусством. По прочтении пьесы была принята единогласно, по предложению присутствовавших коммунистов (85 чел.), резолюция, требовавшая постановки "Мистерии" во всех театрах РСФСР и напечатания ее в возможно большем количестве экземпляров. Резолюция опубликована в "Известиях" и "Вестнике театра".

ТЕО Главполитпросвета, приложив резолюцию и требование нескольких рабочих и красноармейских театров о присылке пьесы, отправило в Госиздат отношение о срочном напечатании пьесы. 2 апреля мне выдали выписку распорядительной комиссии с постановлением: "Ввиду отсутствия бумаги отложить" и с припиской: "Книга на отзыв не посылалась". Я указал гражданину Вейсу, что мотивировка недостатком бумаги не серьезна, так как, во-первых, Госиздат находит бумагу для печатания самой низкопробной макулатуры вроде пьесы "На заре новой жизни" Дерябиной или пьес Сабурова; во-вторых, эта макулатура издается в стотысячном тираже, "Мистерию" же можно издать в очень ограниченном количестве-только для нужд театров, тем более что переписывание этой весьма требуемой пьесы на машинке отнимает у Республики и бумаги больше и больше рабочих часов, на что гр. Вейс мне ответил, что "конечно, для крайне нужной вещи бумагу можно было бы наскресть, но мы не считаем таковой "Мистерию" и вообще против подобных произведений". Как же,– спросил я,– вы догадались, что пьеса не нужная, если она на отзыв не поступала, а если мнение о пьесе было предрешено до прочтения, то зачем нужна комедия с постановкой этого вопроса в комиссии? Ответом удостоен не был. Пьеса была переписана от руки и в таком виде была послана мной в Донбасс, в Тверь, ДВР, в Прагу, в Берлин и т. д. В некоторых городах Республики и за границей, по имеющимся у меня сведениям, она вышла или должна выйти в непродолжительном времени. Так как постановка "Мистерии" в Первом театре РСФСР встретила исключительно хорошее отношение и рабочей массы и газет (статьи в "Гудке", "Труде", "Известиях", в "Комтруде" и т. д.) и вызвала снова огромное требование, я снова обратился в Госиздат. На это обращение председатель коллегии Госиздата тов. Мещеряков мне сказал, что пьеса рабочим непонятна, ему лично она не нравится, что статьи и анкеты (собираемые в театре анкеты блестяще подтвердили понятность, нужность и революционность "Мистерии") не убедительны, так как статьи пишет советская интеллигенция, а анкеты заполняют советские барышни, а его может интересовать только мнение рабочих. Тов. Мещеряков предложил устроить спектакль исключительно для рабочей аудитории и позвать его, чтобы он лично убедился в производимом впечатлении. Проверял ли когда-нибудь Госиздат таким образом беллетристическую чепуху, издаваемую им,– не думаю: за это б по головке не погладили.

Я заявил тов. Мещерякову; что нравится ли ему пьеса или нет – меня не интересует. Пьесы пишу не для Госиздата, а для РСФСР, ко для испытания последнего средства на проверку согласился. Через МГСПС, при содействии тов. Охотова, был организован спектакль исключительно для рабочих-металлистов (ни один посторонний, даже по моим запискам, на спектакль попасть не мог). Несмотря на то, что я сообщил о спектакле тов. Мещерякову заранее и он обещал быть, тов не пришел.

После спектакля, прошедшего под шумное одобрение зала, была единогласно принята резолюция, в которой "Мистерия" приветствовалась как пролетарская пьеса, требовалось ее издание в возможно большем количестве экземпляров и выражалось негодование по поводу госиздатского отношения к "Мистерии" (резолюция в "Вестнике театра").

После спектакля и принятия этой резолюции ко мне обратился редактор "Вестника театра" тов. Загорский и предложил напечатать пьесу в "Вестнике", неоднократно печатавшем агитационные пьесы. Так как Госиздат в театре отсутствовал, а держать экзамены мне надоело, я согласился, и пьеса вышла в 91-92 номере "Вестника". Получив 1 июня служебную записку Всеработпроса за No 265, в которой пьеса была протарифицирована и предлагалось оплатить работу, и взяв от ТЕО отношение в Госиздат за No 180, удостоверяющее, что пьеса принята и отпечатана, я отнес эти бумаги в госиздатскую коллегию и просил уплатить построчную плату. На это тов. Мещеряков и тов. Вейс заявили мне, что надо нас всех предать суду Ревтрибунала за незаконнее отпечатание "Мистерии", а дело будет рассматриваться коллегией Госиздата. Платить же мне будут те, кто печатали пьесу (привлек ли Госиздат кого-нибудь к ответственности за напечатание никчемных томов Немировича?). Я направился в "Вестник театра" и просил оплатить в "Вестнике" ввиду отказа Госиздата. В "Вестнике" мне сообщили, что Госиздат отказываться права не имеет, так как коллегия Наркомпро-са передала ему всю смету "Вестника". Не желая вести бесплодных разговоров с яростным Госиздатом, я подождал, пока была составлена "Вестником" общая платежная ведомость и отправлена в Госиздат. Когда через неделю я пришел в Госиздат за справками, меня ждал новый сюрприз: коллегия, рассудив, что едва ли можно привлекать за напечатание революционной пьесы, напечатанной вполне законным образом на той бумаге, которая предназначалась для "Вестника театра", выпустившего с этой целью двойной номер, попробовала новый способ отшибить у меня охоту писать и стараться напечатать написанное. На ведомости стояло: "Распорядительная комиссия, 15/VII: поручить финотделу проверить ведомость по тарифным ставкам и оплатить, исключая пьесы Маяковского "Мистерия-буфф", 18/VII" (подписи).

Таким образом, Госиздат сам признал: 1) законность отпечатания номера и 2) законность требований об оплате, предъявляемых Госиздату со стороны сотрудников "В Т". Меня же исключили, очевидно, просто потому, что я вообще Госиздату не нравлюсь. Я обратился с жалобой в Цекпрос. Цекпрос направил меня в юридический отдел ВЦСПС. Юридический отдел дал свое заключение, подтверждающее мое безусловное право на получение платы за труд. Тогда заведующий ТНО Цекпроса тов. Богомолов просил по телефону гр. Вейса дать объяснение по поводу неуплаты. Гр. Вейс (передаю со слов тов. Богомолова) в крайне раздраженном тоне отвечал, что пьеса к печати не дозволена (отложить за неимением бумаги – едва ли это запрещение?!– В. М.), напечатана обманным путем и оплате не подлежит (интересно, арестованы ли наборщики, набиравшие эту «нелегальщину», и получил ли плату корректор). Тов. Богомолов указал, что все равно обязаны уплатить за труд,– если угодно, привлекая незаконно напечатавших,– обязанность же профсоюза защищать интересы трудящихся. На это гр. Вейс ответствовал: «Маяковский по отношению к „Мистерии-буфф“ меньше всего может быть назван трудящимся» – и бросил трубку. Так как мы не могли догадаться, что могут означать эти загадочные слова, Цекпрос отправил официальную бумагу Госиздату, требующую немедленно сообщить в письменной форме причины неоплаты. Записка отправлена 22-го. Три раза я приходил в Цекпрос, ответа не было. На телефонные звонки нам отвечали, что ничего не знают, т. к. заседание будет, и то, может быть, через неделю. Через неделю ответа не последовало. Тогда тов. Богомолов снова телефонировал в Госиздат. Кто говорил с тов. Богомоловым и что – я не знаю. Тов. Богомолов сказал мне только, что платить не хотят, а говорили такое, что и передать невозможно.

Мне эта комедия надоела. Я взял новее удостоверение о том, что мне должны уплатить (служебная записка Цекпроса No 370). Записка была подтверждена заведующим ОНТ МГСПС тов. Сивковым, предлагающим немедленно уплатить за работу. На просьбу принять меня вышел разъяренный Вейс, взял у меня записку, отнес ее и через секунду вынес обратно с надписью: "В уплате отказать. И. Скворцов. 5/VIII-21 г.". Я еще раз просил мотивировать отказ, на что мне гр. Вейс сказал: "Мы Вам пьесы не заказывали, пусть Вам платит тот, кто Вам заказал!" (Интересно, заказывал ли Вейс Грибоедову "Горе от ума", а если нет, то кто осмеливается печатать эту пьесу?)

Потеряв 1/4 месяца на разговоры о напечатании пьесы и 2/4 – на хождение за заработной платой, я, имея другие дела, должен от этого удовольствия на будущее время отказаться. Так как руководители Госиздата, во-первых, не желают признавать существующих законов об оплате труда; так как, во-вторых, в этом непризнании руководствуются, очевидно, личными симпатиями, недопустимыми в учреждениях Республики; так как, в-третьих, такой личный способ вредит всему делу развития литературы в Республике; так как, в-четвертых, лица, стоящие во главе Госиздата, в выборе печатаемых литературных произведений обнаруживают полную профессиональную безграмотность, несовместимую с их ответственными постами; так как, в-пятых, Госиздат упорствует в своей безграмотности, саботируя издание литературы высокой квалификации, невзирая даже на требование массы рабочих; так как, в-шестых, форма ответов на законные вопросы явно оскорбительна и для запрашивающего профсоюза и для меня, как для работника, защищаемого профсоюзом,– прошу Вас расследовать это дело, принудить Государственное издательство оплатить мой труд и привлечь к законной ответственности руководителей Госиздата по указываемым мною 6 пунктам. Для всестороннего выяснения этого дела прошу допросить следующих товарищей: 1) заведующего ТНО Всеработпроса Богомолова, 2) редактора "Вестника театра" тов. Загорского, 3) заведующего ТЕО Главполитпросветатов. Козырева, секретаря Всероскома помощи голодающим тов. Охотова, 5) режиссера Первого театра РСФСР тов. Мейерхольда, 6) редактора "Вестника ЦК Всерабиса" тов. Бескина и 7) председателя Губотдела Всерабиса т. Лебедева.

При сем прилагается No 91-92 "Вестника театра", 2) выписка из протокола заседания распорядительной комиссии No44(110), отношение ТЕО за No 180 и две служебные записки No 265 (копия) и 370 и дополнительный счет на оплату извозчиков в связи с поездками, вынужденными волокитой Госиздата.

В. Маяковский.

6/VIII-21 г.