Текст книги "Белая горница (сборник)"

В марте этого года я летал на промысловую разведку. Сверху Белое море похоже на неряшливую скатерть в обеденных пятнах, и какой-то постоянной угрюмой безысходностью веет оттуда, снизу, пронизывает самолет. И эта тягучая грусть неожиданно навещает нас и уже не оставляет.

Вдруг вспыхнула внезапная мысль, когда взгляд упал на пробковые спасательные пояса: как страшно, наверное, оказаться одному в ледяном безмолвии. Однажды рассказывали мне, как помор из Золотицы заблудился в тумане. Случилось это незадолго до первой мировой войны: заблудился посреди моря, когда все промысловики разбежались по льдам за зверем. Наконец через сутки он вернулся к стоянке, но лодки уже не было: товарищи ждали-пождали, поискали для верности, подумали, что «терящий» погиб, и ушли домой. Для зверобойки этот случай рядовой. И заблудший еще восемь суток ходил по льдинам, ища в тумане берег, а не было у него ни огня, ни еды. Потом соорудил себе из льдин могилу и приготовился умирать, накрывшись совиком. Но только смежил веки, тут и услыхал всхлип весел: пробиралась по разводьям зверобойная лодка. И закричал страдалец, собрав последние силы: «Рабы божьи, возьмите терящего человека, вывезите куда-нибудь на мать сыру землю».

Сколько же потерянных воплей слышали эти безразличные льды, которые неспешно протекали под нашим крылом. А сколько горестных женских плачей вторили им с Зимнего Берега. Да, хлеб насущный всегда был труден. Хотя и поговаривали поморы, мол, «батюшка море, не на тебя надея, матушка земля родит», и ставили избы спиной к воде, однако лицом всегда стояли к морю.

…Только на вторые сутки нашелся зверь: он лежал столь густо, словно поленницы дров рассыпаны. Тюлень приплыл, наконец, от гренландских припаев в Белое море, в свой постоянный «родильный дом». А через несколько дней двести зверобоев, покинув Золотицкую гостиницу «Белек», с лодками и волокушами вышли из вертолетов и за пять дней закончили промысел. Спасибо Пономареву, председателю «Рыбакколхозсоюза» – его затея, а то еще десять лет назад приходилось уходить на зверобойных шхунах на два-три месяца и досыта мокнуть в воде – морском рассоле.

Но непохожим был и нынешний промысел. Таскали поморы в жестяных коробках, похожих на ванны, малых тюленьих детей – бельков, совали в дерюжные мешки с дырками, чтобы не задохлись они, грузили в двухэтажные контейнеры и везли на берег. Матери-утельги ревниво и обиженно кричали, задирая усатые морды навстречу вертолетным вихрям: зеленые машины, покидая льды, торопились к Зимнему Берегу. Зверобойная путина ныне мгновенна. Не успеют рыбаки по родным соскучиться, как уже бани надо затапливать– домой работники едут.

Здесь, на Зимнем Берегу, все непохоже на Рязанщину или курские раздолья, здесь окраина России. Здесь море – поле, здесь и зимой собирают урожай. Зимний Берег – это серые глины, шумный прибой, стон чаек, удивительно пестрая тундра весной под низким небом и постоянное малолюдье.

В истории России Беломорье занимает свою особую заметную страницу. Здесь, в постоянной суровости и чистоте, в родовой мореходской школе ковался характер помора. Сотни капитанов поставил этот край в большой Российский флот, и поныне живут на Беломорском берегу знатные морские фамилии. Шестьдесят поморов Малыгиных из села Койда погибли на фронте, их имена высечены на обелиске, а еще десятки Малыгиных плавают во всех широтах. Это Поморье выковало династии Пустошных и Котцовых, Антуфьевых и Пономаревых.

Ведь как становились морскими работниками?.. Того же Федора Пономарева, о котором пойдет речь, отец взял в море, когда тому было восемь лет. Он только и сказал: «Давай, Федяшка, собирайся. Нечего тебе на берегу собак гонять. Правда, и на промысле ты пока не работник, но хоть ухи на морском ветре похлебаешь и вкус ее настоящий узнаешь».

А были тогда на Печоре, родине Пономарева, сложные двадцатые годы: трудно двигалась по тундре новая жизнь. Колдунам верили. Как на промысел уходить – через невод прыгали. Наговоры колдовские в поплавки прятали, обрывки сетей в чане варили и поливали той водой снасти. Молили бога, чтобы дал он удачи.

Это были годы, когда рыбаки еще жили в «буграх» – землянках, когда с тони на тоню водили слепого Ивана Ивановича Кабанича, а тот сказывал сказки. Он ничем не занимался, был родом из Пустозерска – пожалуй, последний житель покинутой деревни. Его водили от одной рыбацкой землянки к другой, и Федька Пономарев бегал сзади и тоже, забившись в угол сырой землянки, слушал слепого Кабанича.

Да, мы не можем быть Иванами, не помнящими родства. Нам нужно знать историю своего народа, его обычаи, беречь жемчужину – фольклор, хранить памятники. Но вдвойне нельзя забывать, из какой все же темноты вылез Зимний Берег и Летний, и Печора. Пономарев превосходно помнит не только мудрость дедов, но и ту дремучую застойную рутину, которая процветала в деревнях. Отголоски ее и поныне сказываются в хозяйской нерасторопности и нерасчетливости в делах. Вот, мол, сходили мы на траулере к Африке, рыбы наловили, денежки получили – и баста: живем до новой путины.

А интересно, что пониманию истинной ценности вещей, дел и поступков учил Федора Пономарева отец, учил с малых, совсем «глупых» лет. Однажды убежал мальчишка без опросу на речку, щурят завидно наимал, нанизал их на прут. Но тут гроза случилась страшная, пришлось в стоге сена пережидать. В общем домой заявился за полночь. И как рассказывал Пономарев: «Прибежал радостный, кричу: „Гляди, батя, сколько я щук-то наловил!“ Думал, что он нахваливать будет. А отец рыбу матери отдал и меня прутом хорошенько высек, приговаривая: „Мы из-за тебя все расстроились, думали – утонул где. Пошто убежал не сказался?“ Так и получил я от отца вместо „ордена“ – порку. А с того раза и усвоил хорошую истину: радость даже с маленькой горчинкой – уже не радость».

Как будто самый незаметный эпизод из длинной жизни, но как прочно он осел в памяти Пономарева заметной зарубкой. Потом была вторая засечка, когда ему, пионеру рыбацкой школы, председатель сельсовета вручил винтовку, правда, без патронов, и поставил у дверей нардома охранять кулаков. А те в малицах сидели на полу, дымили самосад и кляли недоростка, поднявшего на них руку. Все же… как жизнь будущая зависит от самых первых шагов.

С детских лет Пономарев сразу вошел в самую гущу событий и теперь, нажив седины и морщины, не утратил способности восторженно и непосредственно переживать. Редкая черта для людей его возраста – свидетельство исключительной искренности.

* * *

Совсем недавно при самых интересных обстоятельствах мне пришлось жить в Зимней Золотице, на родине знаменитой поморской сказительницы Марфы Крюковой. Стояли апрельские очень светлые дни. Круговые леса просыпались и, сползая с пологих холмов, несли на себе сиреневый дым – явный признак близкой весны. А сверху лился бесконечный голубой свет. Так много света можно найти, наверное, только в Поморье и именно в эти дни, когда где-то на горизонте, между льдами и небом, уже зарождаются длинные прозрачные ночи.

Наверное, в такие дни импровизировала свои былины Марфа Крюкова, удивительная хранительница оригинальной русской литературы. Земля, родившая подобных людей, требует к себе самого пристального внимания.

На Зимнем Берегу ходит интересная легенда. Когда деревня Кельи стала рушиться, то, умирая, глава общины повелел сундучок с золотом опустить в озеро, а цепь от него тайно провести на берег и спрятать в землю. «Кто найдет эту цепь, будет счастливым», – сказал он. Легенде на Зимнем Берегу верят, могут желающих сводить в лес и показать то озеро, где захоронен клад, но сами его не ищут.

А если вдуматься, то у легенды есть свой притягательный смысл. Ведь было время, когда с морем роднились, но и от земли не отворачивались: чистили чищеницы, валили лес и с горькой от дыма земли собирали хлеб. Потому и поговорка была: «Не с моря живем, а с поля». Если перелистать статистические отчеты, которые публиковались в сборниках Общества по изучению Русского Севера, то можно обнаружить одно интересное обстоятельство. Так, в 1912 году в каждой крохотной поморской деревушке – пусть то будет Пеша, Ома или Чижа – держали до полутора сотен коров, сотню лошадей и две сотни овец. Тогда еще не было комбикормов, а значит, корм скот получал только с местных лугов.

Может, ныне и не настало время снова вплотную обратиться к земле: мало рабочих рук, труд не механизирован достаточно. Но думать об этом нужно сейчас. Ведь море – это тот сказочный невод, который один раз может принести рыбу, а потом тину – как-то повезет. Все-таки землей всегда был крепок человек.

Но слишком мало было внимания Зимнему Берегу.

Оттого и оскудела здесь земля. Зимняя Золотица расположена на речном топком островке, Ручьи – на песчаной косе, Койда – на мшистом болоте. Может, селения нужно полностью отстраивать на новых местах, более удобных для жилья?

А сейчас мы подошли к такой границе, когда скудеют от рыбы и моря, и реки, и значит нужно заниматься рыбоводством. Да и звери покидают леса, поэтому нужны зверофермы. От десятков тысяч оленьих и тюленьих шкур при разумной полной обработке можно иметь постоянный доход, а это означает, что люди будут оседать в деревне.

Однако поморы пока с недоверием смотрят на затеи Пономарева. Траулеры, за которые он бился когда-то – это да, зверобойка на вертолетах – это замечательно. «Но ведь то старинные поморские занятия, а тут каких-то рыбок да зверюшек разводить. Кто его знает, на что еще вытянет?»

А Пономарев торопится: «Медленно, медленно разворачиваемся…» Порой и ругнет эмоционально, но не обидно. Люди у него не в «колдунке» – записной книжке, а в богатой памяти: он знает, кто когда женился, сколько детей сотворил и чем в жизни пригож. Особенно любит людей, жадных до работы.

При каждом удобном случае Пономарев обязательно вспомнит Николая Ивановича Корепанова, бывшего председателя на Печоре. На пенсии ныне Корепанов, но Пономарев считает, что нынешним руководителям колхозов полезно послушать о нем. Вот и рассказывает: «Помню, приехали к нему знамя вручать, а он в яме силосной вилами орудует. Кричим ему: мол, Николай Иванович, знамя вам вручать будем, надо людей в клубе собрать. А он из траншеи отвечает: „Знамя подождет, вы пока отдохните, а работе ждать нельзя“. А как знамя получил, по всей деревне пронес и к себе домой заявился. Жена в штыки: мол, разве место знамени в доме, его в правлении нужно поставить. „А еще там настоится, – сказал Корепанов, – пусть хоть ночку постоит у нас, заробили мы его“. И повесил на стене над кроватью. Есть же такие завидные до работы люди. На них-то и земля стоит».

Пономарев и сам жадный до работы, и, может, потому успехи не кружат ему голову, неудачи не гнетут к земле. Вокруг его имени всегда шумно, всегда разноречивые толки, так как рядом с думающим энергичным человеком ужиться трудно: он неизменно кого-то подталкивает, что-то придумывает, внедряет, совершенствует в своем многосложном неповоротливом хозяйстве на многих сотнях верст – таком, что не объехать и за месяц при бездорожности его.

Помнится, как в пятьдесят восьмом Пономарев предложил сплошное сетное перекрытие через рукав Печоры шириной около двух километров. Тогда считалось такое предложение фантастическим, чем-то из области сказки. Но Пономарев, которому поморская практика и давний опыт подсказывали, что это возможно, во всех инстанциях доказывал на схемах и расчетах верность идеи. И сам обжился на Печоре. Забили здесь колхозники три тысячи свай, протянули сложную систему гигантской ловушки и стали семгу считать поштучно: одна семга в лодку, другая – на нерест. Раньше в сезон по берегу Печоры сидело у неводов семьсот рыбаков, теперь – семьдесят. Не нужны стали многие десятки кавасаки – для перевозки рыбы, холодильники, промысловые избушки, а себестоимость центнера семги снизилась в четыре раза. Уже четырнадцать лет ставится перекрытие, и благодаря этому ученые могут примерно знать ход нерестовой рыбы.

Деятельный практический ум Пономарева не дает ему усидеть в кабинете, несмотря на его пятьдесят восемь лет – предпенсионный возраст. И потому совершенно не случайно третий год подряд в апреле он наезжает именно в Зимнюю Золотицу. И не случайно ныне вертолеты перевезли на берег две тысячи бельков – тюленьих детенышей.

В гостинице «Белек» я встретил Пономарева в трудные для него дни, когда его идею проверяла на прочность сама природа. Под апрельским густым солнцем стремительно скатывался снег и сквозь него проступал холодный жесткий песок. На берегу за металлической сеткой лениво катались по снегу тюлени, вытаивая лунки и уютно устраиваясь в них. Их черные глаза задумчиво моргали.

Но откуда же в длинном вольере, похожем на загон для овец, вдруг очутились тюлени? Мысль доращивать бельков на берегу с первого взгляда казалась абсурдной. Тюлени – и вдруг на берегу. Недаром, услыхав об эксперименте, все, даже ученые, задавали один постоянный вопрос: «Простите, а чем вы их кормите?» – «А их не надо кормить, они, как медведи, лапу сосут», – шутливо отвечал Пономарев, и ответ действительно был недалек от истины.

Группа авторов (Ф. Пономарев, Н. Касьянов и Г. Нестеров) взяли за исходное такое положение: молоко у самки тюленя в двенадцать раз жирнее коровьего, а потому детеныш ее за три недели накапливает слой жира до пяти сантиметров. Потом утельга-мать покидает дитя, белек лежит на льдине и линяет, одевается в богатое пятнисто-серое платье, превращается в серку. И что самое примечательное – в это время детеныш ничего не ест.

Но если белька можно добывать вертолетами, забрасывая на лед промышленников, то как же доставать серку, когда залежку зверя в апреле разносит по всему Белому морю? Тут и вертолет не поможет, но и к шхунам, которые приносят полмиллиона убытка за сезон, тоже возвращаться нет смысла.

Вот и родилась мысль: если серка голодает месяц, лежа на льдине, то почему бы в это время ей не вылинять на берегу? Так тюлени с помощью вертолетов очутились в вольерах.

А когда половина зверей благополучно вылиняла, пришло большое солнце, снег сошел, и песок стал забиваться в шерсть. Два дня шел аврал. Федор Пономарев, невысокий, грузный, споро бегал по комнате, размышляя вслух, что предпринять. Вчера часть тюленей из вольеров таскали на руках. И Пономарев таскал, а ноша не из легких: каждая серка килограммов за тридцать.

Уже поздно вечером «главная тройка» соавторов собралась на совет. Касьянов Николай Федорович, старший инженер Министерства рыбной промышленности, целый день стоял у мездрильной доски, орудовал длинным ножом и учил молодых золотицких парней обрабатывать тюленьи шкуры. В клеенчатом длинном фартуке, деловито-степенный, больше смахивающий на мастерового, Касьянов умел создать вокруг себя благожелательную атмосферу, ибо труд этот был понятен и близок ему. Сколько смеха и шуток было в мездрильном цехе, где густой воздух наполнен тяжелыми запахами тюленьего жира, соды и постоянной сырости.

Вот и двенадцать ночи, а Касьянов не унялся. Он лежит в постели, а на уме у него работа: он захлебывается словами, вспоминая, что сделали за день и что предстоит выполнить завтра.

Геннадий Нестеров – биолог. Прибыл в Золотицу с Командорских островов. Видно, постоянное общение с котиками в течение многих лет наложило на него свой отпечаток – он флегматичен, несловоохотлив и, слушая Касьянова, только кивает головой. Но светлая, чуть смущенная улыбка не сходит с его желтого от постоянного загара лица.

Пономарев сидел, устало откинувшись на спинку стула, и Касьянова тоже не перебивал. Снял толстые очки, и по длинным морщинам, что глубоко высеклись вокруг глаз, стало видно, как чертовски он устал за эти дни.

Наконец сказал:

– Как хотите, а я спать. Устал, как пропащая лошадь.

И только повалился на кровать, прогнув пружины до самого пола, как тут же и уплыл в тяжелый беспокойный сон: видно, и там Пономарев что-то планировал.

И вот первый в мировой практике опытно-промышленный эксперимент закончен удачно. Разработана методика. Экономический эффект по сравнению со зверобойным корабельным промыслом – сотни тысяч рублей. Выдано авторское свидетельство.

А у Пономарева уже новые задумки. Он полетел на Каспий смотреть тамошние промыслы. Поморы с Зимнего Берега учат добывать каспийского тюленя. Сейчас они добывают рыбу у африканских берегов. Так почему бы не поделиться опытом и с каспийскими промышленниками. Ведь поморская школа – старинная щедрая школа.

Очень отрадно, что Зимний Берег, пусть пока робко, но нащупывает свою новую тропку для движения вперед.