Текст книги "Страховщики (СИ)"

Автор книги: Владимир Перемолотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

У подножия горы стоял большой приземистый бревенчатый дом. Цепь гор позади него уходила к далекой долине. Сквозь вечернюю дымку, опустившуюся на равнину, проступала редкая россыпь огоньков. Огромный купол неба заполняли бесчисленные звезды, намного более яркие, чем в городе. На востоке, словно фонарь на сторожевой башне, висел Лао. Самое большое скопление огней в долине обозначало, по-видимому, имперский город Саар, самое маленькое, справа – таможенный пост при переправе через Эйбер. Еще дальше, туда, куда едва достигал взгляд, на темном небе вспыхивали зарницы – то ли Божьи помощники играли, толи собиралась загореться неведомая звезда.

«У аттагов, говорят, есть стекла, через которые далекое может стать близким, – подумал Эвин. – Вот бы сюда такое!».

Но волшебного стекла не имелось, и ему пришлось без него внимательно осмотреть дом. Справа нашлась кухня, там какая-то женщина склонилась над очагом. Центральная часть дома, по всем признакам из нескольких комнат, оставалась неосвещенной, но в левой половине, в большой комнате с камином, Эвин разглядел Бомплигаву и еще чей-то силуэт; они сидели на кушетке лицом к нему. Когда Бомплигава протянул руку к кубку, из кресла поднялся третий человек и налил вина из темного кувшина. На мгновение в свете факелов сверкнуло золотое шитье на рукаве, и темнота вновь объяла неизвестного.

«Убью его и женюсь… – подумал Эвин. – Разбогатею так же вот и тоже буду горячее винцо попивать! Об умных вещах разговаривать!»

Потом мельком подумал о волшебном ухе, что, говорят, имели те же аттаги. Ухо, говорили, могло сделать неслышное слышным, но, не задержавшись на этом мыслью, пригнулся, пересек лужайку, перебрался через изгородь и… угодил в самую гущу держи-куста. Кляня про себя острые шипы, торопливо облизал царапины на руках. Жалеть себя времени не оставалось.

Пришло время мести.

Свернув направо и стараясь держаться в тени дома, незваный гость на цыпочках перешел усыпанную гравием дорожку и подошел к окну.

«Двое в комнате, – подумал Эвин. Он прислушался, пытаясь расслышать чьи-нибудь шаги или голоса, но напевавшая в полголоса женщина не дала этого. – Где-то ведь и остальные… Наверняка ведь он с телохранителями…Да и монахи отчего-то с ним. Зачем, интересно?»

На его счастье окна тут прорубили на пальский манер – одной створкой, открывавшейся наружу и в бок. К тому же тот, кто строил дом, словно загодя подумав о таких как он, не стал стараться и прилаживать створку на совесть, а сделал, как получилось. Получилось хорошо – между двумя сходящимися деревяшками имелась щелочка. Не щелочка даже, а самая настоящая щель, как раз, чтоб лезвие вошло. В благородных домах, в смысле, в спальнях благородных дам, такие щелочки тоже случалось повсеместно и ничего – жили люди, не жаловались. Некоторые даже благодарили.

Просунув в щель лезвие короткого меча, Эвин приподнял крючок, заранее кривясь от того, что тот, соскочив, обязательно звякнет. Угадал. За окошком тихонько звякнуло. Несколько мгновений он ждал, присев под подоконник, чтоб всякого любопытствующего угостить ударом меча, но, слава Кархе, никто не выглянул.

Неслышно отодвинув створку, поднялся. По спине скользнули ветки, зацепились за перевязь, но удержать его не смогли.

Мгновение посидев, спустил ноги вниз. Тихо. Где-то за стеной, совсем рядом, клокотала закипающая вода. Кухня. Запах жаренного мяса, стук ножа по деревянной доске. Ничего страшного. Опасности нет.

Ухватив нож за лезвие Эвин осторожно, стараясь не скрипеть половицами, прошел вперед, прислушался. Дверь налево, дверь направо. Одна простая, другая с резьбой по притолоке. Куда? Приложился ухом к створке, прислушался.

За левой дверью приглушенные голоса, взрыв смеха. Обычно Бомплигава путешествовал с четырьмя телохранителями. Вряд ли сюда он привез меньше. Рассчитывать свои силы следовало исходя из этого. Правая дверь. Комната. Пусто. Стол, две лавки. По стенам висят чьи-то шкуры и вместо благородного оружия – начищенная посуда.

Все не то, мимо.

Еще несколько шагов вперед. Дверной проем, но дверь не закрыта.

Вот он. Эвин ощутил снизошедшее на него спокойствие.

В глубине комнаты, в проеме двери, спиной к нему стоял кровный враг.

Ну и что, что спиной стоял? Кто-нибудь из ревнителей рыцарской чести и противников здравого смысла может быть и упрекнул бы его в том, что он зашел со спины, но Эвин никаких угрызений совести по этому поводу не испытывал – что на груди, что на спине хватало места, чтоб всадить нож так, чтоб человек быстро и негромко расстался с жизнью. Тем более, и за самим Бомплигавой никто не замечал никакого благородства. Его телохранители убивали так, как им было удобно, и он достоверно знал, что Младшего Брата Вельта они вообще убили во время свершения им Охранительной пляски.

Наслаждение полной властью над жизнью врага мелькнуло и пропало, спрятанное в дальний уголок души. Насадиться воспоминаниями можно будет потом, а сейчас… Нож уже лежал в ладони и Эвин осторожно, чтоб не скрипнула кожа камзола, отвел руку назад.

И тут счастье, сопровождавшее его весь сегодняшний день, изменило.

Он почувствовал движение рядом с собой, и, не медля ни мгновения, метнул кинжал…

Не метнул, конечно. Рука только дернулась, и пальцы разжались, выпуская нож. Деревянная палка, оказавшаяся между шеей и рукой, остановила руку, не давая ей сдвинуться с места.

Кто-то схватил его за неё и потащил назад.

Эвин вывернулся, рванулся в сторону, но тут ему заплели ноги и ударом под колено опрокинули. Уже падая, неудачливый покуситель сообразил, что его ждали – сам Бомплигава на шум даже не пошевелился, уверенный в своей охране.

Лоэр застонал от обиды, дернулся, но держали его крепко. С азартными вскрикиваниями его протащили по неструганным доскам, поставили на ноги, повернули лицом к спине кровника. Лицо жгло, из носа текла кровь, капала на пол. Он дернул рукой, пробуя, как держат, но держали его правильно. Ничего не скажешь – умельцы. Руки даже не шевельнулась. И, что удивительно, держали-то его монахи!

Бомплигава, явно издеваясь, несколько мгновений что-то перебирал на столе и только потом повернулся.

– Ну, вот и снова мы вместе, Эвин Лоэр, – сказал он. – Это Судьба? Или Рок?

Лоэр промолчал. Ничего путного в голову не пришло, да и не о разговорах тут думать нужно и не о монахах, а о том, как жизнь спасти. Голова заработала, прикидывая, что тут можно сделать. Два окна, очаг, стол, лавка, на столе серебряная посуда – единственное, что тут могло сойти за оружие, только ведь не дадут добраться. Ну-ка, ну-ка, а там что?

Бомплигава увидел его ищущий взгляд и понятливо рассмеялся.

– Наверное все же Судьба… Если б ты знал во что сейчас вмешался своими кривыми руками, чему захотел помешать!

– Не надо об этом, уважаемый, – сказал один из монахов. – Не время и не место…

– Да-да… Конечно, – неожиданно любезно согласился Бомплигава. – Действительно не время…

С веселой улыбкой он оглядел Эвина.

– Ну да ладно – сказал кровник – Всему на свете приходит конец. Кровной мести тоже. Я предлагал тебе мир и жизнь… Помнишь?

Эвин снова не ответил.

Назад нельзя. Там сопели сразу двое, несло пивом и сырой редькой. Ага! Значит еще и телохранители тут. Во дворе, получается, никого нет, может быть, разве кто-то из работников или хозяин. Это не страшно. Тогда правое окно. Узко, конечно, только левое-то еще меньше. Думай, думай, думай…

Что делать? Куда выгребать?

– Я понимаю и ценю те чувства, что ты испытываешь ко мне и моему дому, – насмешливо продолжил Бомплигава, – но никак не могу умереть для твоего душевного спокойствия. Согласись, что это было бы слишком любезно с моей стороны…

«Женишься тут, как же… Живым бы уйти….»

Эвин слегка подёргивал руками, переступал с ноги на ногу. Он пока не пробовал вырваться, но проверял тех, кто его держал. Тот монах, что держал его слева, явно левша. Это давало маленький шанс. Совсем-совсем крохотный. Нужно только поймать момент.

– Ты не захотел мира, – продолжил Бомплигава так, словно ничего не видел и не чувствовал. – Что ж, каждый хозяин сам себе…

Заглушая его слова, в воздухе возник далекий рокочущий звук, словно где-то далеко-далеко разом грянули Императорские трубачи.

– Предлагать его тебе второй раз, значит не уважать тебя как врага. Так что…

Далекий гул приблизился, перешел в визг, и тут же, без перерыва в грохот. Дом качнуло. Стены задрожали, словно охваченные страхом, сверху посыпался мусор, что-то задребезжало и упало с жалобным звоном. Телохранители завертели головами, не понимая, что происходит. Женский голос за стеной завизжал и левый дернул головой, чтоб посмотреть, что там твориться.

Самое время.

Эвин всем весом прыгнул вперед и, развернувшись, тут же подался назад.

Левый неосмотрительно дернулся следом за ним, но не удержался, начал падать, и Эвин добавил ему ногой под колено, угодив по нужной косточке. Тот вскрикнул, но теперь его никто не слышал. Шум перестал быть просто звуком – он стал силой, которая лупила в стены невидимым молотом, заставляя дом подпрыгивать, раскачиваться и ходить ходуном.

Правого он достал пяткой, и тот упал, больше думая о себе, чем о господине и тем более о пленнике, добавил ребром ладони по шее. Правок такой удар не требовал. Один миг – и из четверых стало трое. Ничего. Обойдется, если жив останется.

Крыша подпрыгнула, и каким-то чудом Эвин увидел там небо и звезды и серп Мульпа и огненную полосу, перечеркнувшую небо. Бомплигава этого не видел, но сообразил, чем все это может кончиться, и отпрыгнул.

Стоял он неудобно…

От этого прыжок его оказался коротким – до расползающейся по бревнышкам стены.

На все что тут произошло, ушли какие-то мгновения. За спиной Эвина остались еще двое, но они уже не считались. Он кожей чувствовал, что не успеют они, не успеют!

Но он и сам не успел.

Куда уж человеку соревноваться с силами, которые стоят вне его разумения.

В одно мгновение крыша не выдержала и рассыпалась. Бревна и балки, отделявшие людей от милосердного неба, рухнули на пол, словно брошенные Кархой игральные палочки, отделяя его от Бомплигавы. Сухое дерево, крошась щепками, полетело в камин и вспыхнуло. Не дожидаясь смерти, Эвин оттолкнувшись от лежащего правого, нырнул в окно, угодив плечом в перегородку. Деревяшка хрустнула, разламываясь, и он, несмотря на то, что творилось вокруг, услышал этот хруст.

Острая боль в руках. Камни, трава. Через держи-кусты он прокатился так и не заметив их. Несколько раз его перевернуло через голову, скрюченные пальцы хватались за все, что попадается, но остановиться он так и не смог. Сила, раскатившая по бревнышку постоялый двор не пожалела и его самого.

Его несло, катило, ударяя, кажется, о каждое дерево в лесу. Грохот летел следом, и он не понимал, что же все-таки случилось, а потом его легко, как хозяйка бедной хижины сметает крошки со стола, смело с высокого берега прямо в Эйбер…

* * *

…Света не было.

Не было вообще ничего, кроме тяжести.

И от этого он не видел, что происходит рядом с ним.

Странное ощущение. Мир вокруг не давал ничего знать о себе, но он определенно находился где-то поблизости, окружал его. Он чувствовал мир, не смотря на то, что вокруг, сколько можно различить, раскинулась темнота, но она, эта тьма, как раз и свидетельствовала о том, что реальный мир есть где-то рядом, ибо мир, скрывавшийся за ней, никак не мог быть виртуальным.

Он попытался отождествить себя с чем-нибудь, чтобы зацепиться за реальность, но тщетно. Попытки что-либо вспомнить накатывались волнами и пропадали. Память, как и чувства, предала его и молчала.

Страха он не чувствовал – чтобы не называлось этим словом, оно было неведомо ему, но все же что-то похожее на растерянность в нем зародилось. Ничего подобного за всю его жизнь с ним еще не происходило, хотя какова длинна его жизни он также не знал.

Несколько долгих мгновений он ждал команды как знака свыше, но команда не приходила. Он точно знал, что та обязательно придет, ибо почему-то знал, что смысл его жизни и состоит в выполнении приказов и команд, но мгновения сливались в поток, чтобы унестись в бездну, из которой не возвращается ничего, а команды все не приходила, и он продолжал ждать.

Ожидание не тяготило, но оно было неприятным, ибо намекало на то, что что-то произошло. Что-то такое, что не давало ему заняться делом.

Делом всей своей жизни.

Бесконечная череда секунд оборвалась яркой вспышкой.

Искра сознания, робким огоньком мерцавшая в темноте, вспыхнула, словно раздутая ветром свеча и он понял, что должен сделать.

Анализаторы заработали на полную мощность, превращая абстрактный мир тьмы в пакеты электронных импульсов. Мир вокруг действительно оказался материальным. У него имелся объем, плотность температура… Он помнил, что мир всегда оставался враждебен к нему, и каждый раз первым делом следовало собрать информацию, чтобы противостоять внешней агрессии. Этот раз не оказался исключением. Температура за 800 градусов, атмосфера из раскаленных окислов. Спектрометр выдал целый букет, но он не обратил на него внимания. Там витала целая россыпь микроэлементов: титан, ванадий, вольфрам… Радиационный фон – норма. Вот это уже лучше. Похоже, что противник не использовал против него ядерное оружие.

Хорошо-то хорошо, но поводов для восторга все равно недоставало.

Трижды он вызывал Координатора, каждый раз, как и полагалось, меняя частоту вызова и шифруя сигнал, чтобы враги не смогли перехватить вызов, но тот не отвечал. Может быть, что-то случилось с Координатором, а может быть с ним. Скорее всего, именно с ним.

Едва он подумал об этом, как автоматически включилось внутреннее тестирование. Через несколько мгновений стало ясно, что дело плохо. Не так плохо, конечно, что бы своим ходом нырнуть в небытие, но всеже… Прорех хватало, и глубина их не радовала.

Блок наведения, система малых калибров и защитные экраны, часть внешних оптических датчиков, локатор… Тревожные сигналы поступали отовсюду.

Две «крысы» – два ремонтных робота, что прилагались ему, отлипнув от брони, юркнули внутрь, и подсоединились к внутренней информационной сети. Это стало прозрением. Ходовая часть, энергоблок, приводы, силовая подвеска, интерференционный подъемник. Кое-что из этого могло еще пригодиться, но многое, слишком многое годилось только для переплавки….

Безусловно, он не понимал всего, но того, что ему удалось вспомнить, хватало, чтобы увидеть общую картину. На него напали, и он пропустил этот удар.

Послав команду к исполнительным эффекторам, шевельнулся, пробуя, может ли двигаться. Знакомая дрожь пронизала тело, но сдвинуться с места не получилось. Внешние оптические датчики ничего не показывали, скорее всего, они отключились. «Крысы» получили команду и шустро бросились исправлять неполадку. Через мгновение свет разогнал тьму вокруг. На него обрушилась лавина новой информации, словно неведомая сила повернула выключатель, давший доступ к огромной ёмкости информационной базе.

Опорные датчики выстрелили пакетом данных о плотности и составе грунта.

Внешние барометрические датчики зафиксировали переменное давление. Атмосфера не отличалась спокойствием, но порывы больше напоминали не очень сильный ветер, чем ураган или взрывную волну. Ничего страшного. Его готовили куда как к худшим условиям существования.

Анализатор, наконец, разродился полной картиной потерь. Схематично начерченный корпус раскрасился в разные цвета – от оранжевого до зеленого, отличая невозвратимо потерянные блоки от тех, в которых еще теплилась жизнь.

Ничего. Дело было плохо, но не особенно плохо. Оставалась надежда. Он мог бороться и победить, а в этом случае его ждал ремонт.

Оттестировав двигатели, он дал на их десять процентов мощности. Гусеницы дернулись, проскользнули, и тогда включив грунтозацепы, он начал раскачиваться, выбираясь из-под обломков раскаленного железа. С девятой попытки груда железа, висевшая на нем, не выдержала напора и рассыпалась, выпуская его на волю.

Железо свалилось с брони, но звук от этого даже не родился. Ему не нашлось места в воздухе, наполненном грохотом, визгом и скрежетом.

Дым и пламя крутились вокруг.

Дым, пламя и пышущее жаром железо.

Черные раскаленные вихри обдавали жаром, но не разгоняли черного, жирного дыма. За ним, за стеной огня что-то гремело и выло, но определить, что там такое происходит, он не мог. Время от времени налетавший откуда-то горячий ветер расталкивал дым, и тогда вылезали оттуда перекрученные причудливыми узлами пучки труб, куски камня и даже, кажется несгоревшая органика, но за ними стелился все тот же дым, скрывавший все вокруг. Единственно в чем он был уверен абсолютно, так это в том, что где-то за ним прятались враги, что постараются доделать то, что не успели – добить его. Знать бы, что им помешало.

Это было реально важно, так как врагов-то он как раз и не видел. Ни локатор, ни ультразвуковой щуп не работали. Радиоволны вязли тут, словно в пустоте – уходили и не возвращались.

Одно радовало – «крысы» работали, не покладая лап. Что-то меняли, переставляли, внутренним зрением он видел, как со схемы повреждений исчезают черные провалы бездействующих агрегатов. Наконец заработал радар. Он послал во внешний мир идентификационный импульс «я свой» и ту же получил ответ.

Радости он не испылал. Только что-то похожее на удовлетворение. Несмотря на затишье, бой еще не кончен, и любая помощь могла стать той крошкой, которая принесет победу.

Рывком он выпрыгнул на холм, оставив под собой стелющийся во всех сторонах дым. Приборы сканировали пространство вокруг, давая главному вычислителю информацию.

Ему хватило четырех секунд, чтоб оценить ситуацию. Вообще-то в условиях реальных боевых действий хватило бы и полсекунды, но тут был другой случай.

Во все стороны от него тянулось заваленное бревнами и плющеным железом поле, ограниченное вдалеке стеной из поваленных деревьев. Кое-где виднелись обломки машин, сбитые башни, отдельные траки и целые гусеницы.

Отпустив обеих «крыс» мародерствовать среди окружавшего железного хлама, он встал на небольшом пригорке, чье подножье устилали размолотые в щепу и обугленные бревна. С возвышенности открывался неплохой вид на окрестности. Неплохой в том смысле, что сквозь горячий дым отсюда просматривался практически весь сектор, выделенный для наблюдения.

За чёрной стеной стоял зеленый лес – кроны деревьев сигналили ему оттуда.

Где-то за этими деревьями прятались враги.

Их не могло не быть.

Не мог он представить себе мира без врагов, и даже если сейчас по какой-нибудь нелепой случайности враги не найдутся рядом, это всего лишь значит, что они где-то хорошо спрятались и поэтому нужно быть настороже, ожидая нападения в любой момент.

Со своего места он уже обнаружил какие-то искусственные сооружения, почему-то не входящие, ни в одну известную фортификационную классификацию. Там, правда, с течением времени ничего не менялось. Каменные, судя по отраженному сигналу стены, оставались на своем месте, не предпринимая никаких попыток изменить своего положения, но это ничего не значило. Он знал, что это не может продолжаться вечно, и не ошибся.

Долгожданные враги обнаружились на третий день….

* * *

… Поцур Кувалда помянул шепотом четырех небесных помощников, и, страшась, что и в этот раз ничего не выйдет, нажал на доску плечом. Позади заорал кот, словно предостерегал от чего-то, но что уж в таких делах котов слушаться что ли? Кот этот сроду ничего умного не сказал и не сделал, а тут жизнь на кону. Ну-ка, ну-ка, еще, еще….

Помогли Божьи помощники! Поделились силой и удачей!

Доска зашипела, словно второй рассерженный кот и стронулась. На пол пальца, не больше, но ведь стронулась же! Вышло! Вышло!!

Лицо обдало жаром. Поцур задышал, поняв, что приходит конец его страданиям. Натерпелся! Хватит! Кот позади продолжал орать, но уже радуясь. Ну, еще немного… Человек, упершись ногой в выступ, захрипел, вжимая в пальцы остатки сил, и доска с великим трудом отодвинулась с дороги, давая возможность просунуть наружу голову.

После того, что случилось с погребом, кузнец не удивился бы ничему, а уж тому, что увидел – и подавно. Прямо у порога лежал кто-то заваленный камнями, досками и кусками угля. Поцур Кувалда уже повидал на своем веку покойников и сразу понял, что этому уже ничего не поможет – из-под кучи вытекла и засохла кровавя лужа. Над ней лениво крутились мухи. Этим вообще ничего. Эти все переживут.

Издалека долетел конский топот и звяканье. От греха подальше Поцур отодвинулся внутрь, в темноту, не переставая искать глазами и удивляться переменам во дворе. Много чего изменилось там – исчезла поленница, от стены сарая осталась только чадящая куча бревен, и даже предполагать не стоило, что же стало с самим сараем. Во дворе не осталось ни травы, ни цветов, ни собачьей будки, ни даже деревьев. Вместо всего это лежало крошево из бревен и камня, придавленной кое-где остатками забора. Звяканье приблизилось и в проломе стали видны закованные в железо всадники. По флажку, что торчал над трубачом, узнал малую дружину эркмасса.

Пока Поцур смотрел на них цепляясь когтями за куртку, кот запрыгнул на плечо и с непотребным мявом сиганул наружу.

Сверху тут же посыпалась какая-то труха, ручейком заструился песок, в лицо пахнуло дымом, но он казался слаще того, чем он дышал последние два дня. Кузнец вздохнул, наслаждаясь, потом посмотрел назад.

Ну, ладно… У эркмасс свои дела – у него свои.

Боком он попытался выползти наружу. Не вышло… Залетевший в щель солнечный луч высветил покосившиеся, выбившиеся из пазов доски и бревна, разбитые кувшины и кадки. Из темноты нудно и муторно тянуло рассолом. Поцур содрогнулся. Этот запах преследовал его все время, что он сидел в погребе. Три дня! Целых три дня!

Что тут произошло, он и сейчас не понимал, но очень надеялся на то, что все-таки поймет.

Должен же кто-то за все это ответить и заплатить?

Ухватив доску руками, он начал расшатывать её, освобождая выход. Дерево пружинило, трещало, упиралось и, наконец, не выдержало. С сухим хрустом доска обломилась, и Поцур не устояв на ногах выпал в дыру. Лежал он там не более мгновения и подскочил как ужаленный. Рядом со знакомым уже покойником лежало еще двое.

Несколько мгновений хозяин смотрел на три пары хороших, со стальными подковками покойницких сапог и ноги сами собой начали отплясывать благодарственную. Вот это называется, повезло! Да еще как повезло-то!!! Этим-то, кто мимо проехал в жизнь такой удачи не дождаться! Им бы хоть реку целыми перейти!

* * *

… Река катила волны, словно ей никакого дела не было до того, что тут делается. Правду сказать она уже и смотрелась не так ужасно, как два дня назад. Прихорашиваясь, вода унесла или выбросила на берег все, что в ней каким-то чудом очутилось – стволы деревьев, спутанные, словно передравшиеся между собой коты, клубки кустов, трупы животных. Мути и то поубавилось. Местами, там где помельче, река проглядывалась до самого дна. Некоторые воины не смотря на запрет уже пили воду, правда, через окуренные священным дымом платки с вышивкой Третьего воплощения Кархи и – ничего. Брюхом не маялись. Картину портили только деревья, что кронами рухнув воду, уцепились корнями за берег и лежали так, взывая к людской жалости. Река бурлила, обтекая их, ворчала маленькими водоворотами, и эркмасс Кори с сожалением думал, что нет тут ни одного ствола, который мог бы стать мостом с одного берега на другой.

К счастью для города то, что случилось, случилось на той стороне реки. Вон она, башня-то… Стоит. Нелепище железное. Не иначе как дьявол воткнул. Эркмасс угрюмо посмотрел на неё. Ничего… Посмотрим… Самое время посмотреть на то, что Карха послал им по милости своей или, это тоже возможно, то, что Пега по своему общеизвестному коварству в Империю сунул. Самое время пришло кончать привал. Он уже видел, как десятники переминаются с ноги на ногу, понимая, что не может отдых длиться вечно. Эркмасс поднялся, но, команду кончать дневку перебил чей-то голос.

– Человек! Человека нашли!

Кусты на самом берегу колыхались, переливаясь зеленью. Из них, спинами вперед, выдрались двое латников серого десятка. На ходу они развернулись и, повернувшись, поволокли находку к эркмассу. Губы латников блестели, один утирался свободной рукой. Серые шли, чуть отстранившись друг от друга, а между ними висела находка. По всему видно только что храбрые латники выловили её из реки – с человека текло, и босые ноги распухли от речной воды и побелели.

– Живой?

– Дышит!

Похоже, что у него все-таки хватило сил вылезти из воды наполовину и теперь часть его одежды украшал сухая грязь, а вот вторая половина расползлась почти в тесто – кожа размякла, краску с неё смыло… Голова находки болталась как у тряпичной куклы, которые делают бедняки для своих детей. Спутанные волосы закрывали лицо. По одежде, похоже, из благородных, только не ясно как этот благородный сюда попал?

Гостей, конечно, не гонят, но это если добрый гость. Его, конечно, могла принести река, но кто скажет, река его принесла или, может, он спустился с той башни, не иначе как колдовством поднявшейся в самой середине леса? А может быть это и не колдуны вовсе, а альригийцы? Возможно и впрямь это все альригийские происки? А если это самый настоящий альригиец? Уж больно кстати он тут выплыл, как знал.

Кори повелительно махнул рукой и латник, ухватив за волосы, поднял голову незнакомца. Лицо тонкое. Хоть на нем и слой засохшей грязи толщиной с палец, все равно видно благородного человека, даром, что без сапог. Ну, да после того, что тут случилось наверняка еще и встретятся вещи и поудивительнее. Вроде утром виденной по дороге деревянной часовни Братства, что неведомым образом занесло на верхушку гром-дерева. И ничего. Стоит, не падает Божьим соизволением. Так что дворянин без сапог это не самое удивительное.

Несколько мгновений эркмасс смотрел, а потом, повернувшись к лесу, приказал.

– В обоз. И лекаря ему…

Башня виднелась и отсюда. На фоне неба она стояла так, как ни один нормальный строитель её не поставил бы – с наклоном.

«Словно не строил, – мелькнула мысль, – а бросил и воткнул».

Кори нашел место, где деревья стояли не так часто и, приставив ладонь ко лбу, засмотрелся. Двадцать вздохов он оглядывал её, все прикидывая на что же она похожа, и так и не подобрал нужного слова. Ни на что она не походила! Правы были Братья, когда говорили о нечеловеческой природе. Не находилось в ней ничего привычного глазу – ни лестниц, ни бойниц, ни зубцов… От нее просто веяло скорбью, дерзостью и колдовством. Кто бы её не воздвиг, он не мог сделать этого без помощи колдовства. За одну ночь такое без магии не выстроишь!

Мелкий камень позади хрустнул под чьим-то шагом. Кори бросил взгляд за спину. Та-а-ак. Племянник и Брат.

– Что зубами стучишь? – спросил он племянника. – Боязно?

– Боязно, – не побоялся признаться юноша. – Как это они?

– А вот придем – узнаем. Колдовство, конечно.

– Мозги у них там… – непонятно сказал эркмасс. – Или у их каменщиков руки кривые?

– Колдуны, – отозвался Младший Брат Пэх, хотя его никто и не спрашивал. – Колдунов, что ли не видел? Все у них никак у людей.

Они втроем смотрели на Башню, и не могли понять, из чего её сделал неведомый строитель. Никто не мог даже определить цвет. Под бегущими по небу облаками она меняла цвет от угольно-черного до темно-коричневого.

– Это место не для благочестивых… – сказал, наконец, Младший Брат. – Страх и суета суть его.

Ни страха ни суеты эркмасс не испытывал и от этих слов только плечами пожал…

* * *

…. Когда Эвин открыл глаза, ночное небо стало дневным. По голубому куполу над его головой, догоняя друг друга, бежали волны белых облаков, а над ними в неизмеримой человеком вышине сверкал Божественный свет. От этой картины веяло теплом и спокойствием. Мелькнула ленивая мысль: странно…Почему светло? Последнее, что осталось в памяти – ночь и фигура Бомплигавы, перечеркнутая двумя бревнами крест на крест… Эта мысль потащила за собой другую – вскипающую водоворотами реку, тащившую куски бревен и кусты… Удивляло, однако иное.

– Живой, – прошептал он. – Неужели опять живой?

Сил нашлось не так много, чтоб вскочить и плясать от радости, но всеже их достало на то, чтоб повернуть голову и удивиться еще больше. Вокруг не наблюдалось не только ночи, но и реки. Он лежал в телеге посреди леса, и не мог вспомнить, как очутился тут. В памяти всплыла отчаянная борьба с быстрой водой, борьба не для того, чтоб победить, а для того, чтоб выжить… Он и выжил, но на это ушли все силы. Несколько вздохов Лоэр пытался придумать, откуда тут могла взяться телега, но тут ноздри уловили слабый запах съестного и руки сами собой начали ворошить сено, отыскивая еду.

Ломоть хлеба, завернутый в листья, нашелся на самом дне и он, вонзив зубы в него, мельком подумал, что не ел, наверное, дня три, если учуял его на такой глубине.

Когда треск за ушами стих, он прислушался к тому, что твориться рядом.

Тишина…. Только шумят листья, да позвякивало где-то рядом железо. Он много наслушался в своей жизни железного звона и даже по этой малости мог угадать, что звон этот мирный, не военный. Ухватившись за деревяшку, он бесстрашно потянул себя наверх, разглядывая то, что появлялось над стенкой телеги. Деревья, деревья, лошадь. Лошадь трясла головой и уздечка на морде мирно звякала… Та-а-а-ак, а это что? Он оттолкнулся ногой и присел.

Мирным был тут только железный звон, да может быть эта телега – войне, по большому счету, нет разницы, на чем ездить – можно и на такой вот простой телеге. Только приметы мира на этом и кончились.

Сама телега стояла посреди воинского лагеря – палатки, брошенные прямо на землю копья, мешки, разбитые сундуки, охапки сена. В некоторых местах под вырванной с корнем травой, обнажался серый пласт земли, словно кто-то могучий хлестнул по ней бичом или железной цепью. В воздухе витал сладковатый запах близкой смерти и гари.

И ни одного человека рядом!

– Эй! – позвал он. Голос был не просто слаб, он его и сам почти не слышал. – Живые есть?

Он повидал на своем веку разные военные лагеря и отлично представлял шум и суету, какая неизбежно сопровождает жизнь в таком месте, только тут ничего такого не наблюдалось. С трудом перевалившись через борт, коснулся земли. Запах съестного потащил его, словно лодку канатом. На подгибающхся ногах дошел до груды мешков и опустился рядом. Вот оно, спасение-хлеб, мясо, фляга с вином.

Жуя и прихлебывая, человек вертел головой, размышляя над тем, что же тут произошло.

Судя по тому, что ни одной живой души не нашлось, то произойти могло многое. Только ничего из того, что пришло в голову не объясняло того, что люди исчезли, побросав столько добра. Вокруг лежала не только еда, лежало оружие – копья мечи, рассыпанные стрелы.