Текст книги "Тень воина"

Автор книги: Владимир Перемолотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Глава 41

Гаврила выплыл из беспамятства под грохот, что звучал в его голове. Шум стоял такой, словно тысяча медников клепала там свои котелки. Зато ему не пришлось мучаться, вспоминая что тут произошло.

" Поганец", – не то подумал, не то прошептал он. Непонятно что родилось в разбитой голове – мысль или слово. – "Ели ведь вместе…" Он даже не попробовал подняться. Тело, уже само сообразившее, что тут к чему, не подкинуло голове такой мысли. Вместо этого, повернув глаза, он постарался рассмотреть, куда это его занесло.

Стена вокруг ощутимо закруглялась, уходя за спину. В полусвете, что лился откуда-то сверху, видны были сплюснутые тяжестью кирпичи. В их трещинах серебрилась вода, собираясь в прохладные тяжелые капли. Гаврила некоторое время осматривался и, наконец, решил, что больше всего это было похоже на колодезный сруб. Хотя не было тут пропитанных водой бревен, как в родном колодце, но была сырость и темнота.

Прикусив губу, потащил из-под себя руку. Плечо пробило острой болью, но рука двигалась. Поднеся к глазам сжатые пальцы, увидел, что кулак полон сырого песка.

Упираясь спиной в холодную стену, поднялся. Для глаз тут работы почти не было. Руками ощупал темноту вокруг себя и ничего кроме камня не обнаружил.

– Точно. Колодец, – сказал Гаврила. – Ничего себе… Дверь-то есть?

Потом его осенило. Подняв лицо, увидел, что высоко над головой висит угловатый кусок света, перегороженный решеткой. Сразу стало понятно, как он тут очутился. Наверняка не задумываясь о том, что с ним тут случится, его просто сбросили сюда, чтоб умер.

"Умру я, как же… Мертвая вода" – подумал Гаврила, гордясь тем, что такое сильное колдовство сидит в нем самом.

– Что ж делать-то? – Спросил неизвестно у кого журавлевец. Ясно было, что сюда его спустили не из уважения. Из уважения по голове не лупят… А значит ждут его вскорости неприятности неясного размера.

– Бежать тебе надо… – откликнулся голос сверху.

Гаврила задрал голову еще выше. В черепе что-то булькнуло, и грохот захлебнулся, словно сумасшедших медников смыло волной.

– Ты кто?

– Дед Пихто… – отозвался свысока голос. Он звучал тихо, и Масленников даже не смог понять, кто говорит мужчина или женщина.

– Не понял, – сказал Гаврила. – Какой там еще дед?

Он вдруг вспомнил о своих приключениях, когда чуть было не повесился на елке от чужого колдовства, и переспросил на всякий случай с опаской.

– А ты не колдун, часом, дедушка?

– Я тебе не дедушка. Я – любимая жена правителя города, – прозвенел сверху теперь уже, несомненно, женский голос. – Увидала тебя, достойный богатырь и голову потеряла от твоих глаз и твоих губ…

От неожиданности Гаврила едва не сел. Приятно, конечно, но уж больно неожиданно. С колдуном ей-богу было бы проще. Либо ты его, либо он тебя. А тут…

– Так я ничего…

– Вот видишь… А время-то идет…

Гаврила все еще стоял, задрав голову не зная, что ответить. Он не видел лица – только голос, но и его хватило, чтоб по спине побежали горячие мурашки. Она была такой смелой, что не могла не быть красивой. К тому же так вовремя появилась!

– Ты мне тоже…

Она недослушала.

– Держи!

Сверху невидимо упало что-то мягкое и упругое. Что-то вроде змеиного хвоста хлестнуло Гаврилу по лицу. Масленников поперхнулся словом, и стал нашаривать подарок рукой. Веревка! Сразу стало веселее. Подняв голову, он различил, как она тонкой чертой уходит вверх.

– Вылезай…

"Хорошо девка придумала, но не до конца. Понятно, конечно. У кого волос долг у того ум короток" – подумал Гаврила, вслух сказал:

– Тут решетка…

– А руки у тебя на что?

– Да уж не железки ломать, – обиделся Гаврила, посмотрев на руки. Тот, кто его сюда засадил, не мог знать всего, но он угадал.

Своим чудесным кулачищем Масленников, наверное, смог бы разбить любую крышку, будь она из самого прочного дерева, но разбить решетку он не мог. Оставалась, конечно, стена…Он ковырнул ее пальцем, вдохнул тягостно. Хотя, правду сказать, стены-то по настоящему не было. Там, за кирпичом лежала земля. Даже если б он не убил сам себя осколками камней, разбив кирпичи, куда он мог выйти сквозь землю-то?

От невеселых мыслей он опять вздохнул. Ни вниз, ни куда в сторону уйти не выйдет. Оставалось только выбраться через верх.

– Ладно. Помалкивай. Попробуй протиснуться…

Гаврила пожал плечами, но спасительница не увидев, конечно, а так, догадавшись о том, что тот подумал, добавила:

– Давай, давай… А то поутру об тебя самого железки ломать начнут.

"Почему не попробовать?" – подумал Гаврила и ухватился за веревку, нащупывая узлы. Мелькнула мысль, что может случиться так, что он не первый, кого эта женщина вытаскивает из подземелья. На эту мысль наводило то, что что-то уж слишком хорошо подготовилась его спасительница. Вон сколько узлов навязала, да и веревка не новая. Масленников ревниво нахмурился, но сам себя и одернул. Прежде чем разбираться со своей легкомысленно красавицей, до нее сперва следовало добраться.

Веревка натянулась, и слегка загудела от напряжения. Лезть по узлам верх было одно удовольствие. Он добрался до решетки и понял, что присматривает за ним кто-то, если не Перун, так кто-нибудь другой. Решетка оказалась старой, изъеденной ржавчиной. Он выбрал прут пострашнее, нажал плечом и, заранее кривясь от скрежета, что издаст решетка, нажал.

Удача и тут не оставила его. Железо без скрипа поддалось, словно только и ждало того, кто его сломает. Ржавчина с тихим шорохом сыпалась вниз, а источенный ей прут медленно загибался все выше и выше. Гаврила пролез в дыру и, придерживаясь одной рукой за стену, другой за веревку, закачался, словно петух на жердочке. Женская головка вновь мелькнула над обрезом.

– Шевелись, – прикрикнула на него женщина.

– Как звать-то тебя? – спросил Гаврила. До края колодца оставалось не меньше трех косых саженей, но и так было ясно – выбрался…

– Вылезешь – скажу… – пообещала красавица медовым голосом.

Голова спасительницы пропала куда-то, голос стал глуше, и даже света вроде поубавилось. Масленников стал перебирать руками порезвее и спустя несколько мгновений голова его поднялась над обрезом колодца.

– Эй, красавица! – негромко крикнул он, поворачивая голову. – Где ты, радость моя?

Никого. Гаврила вылез, сел на кольцо, дернул веревку, проверяя, не почудилось ли ему все это… Тут было чуть светлее, чем внизу, но ничего это не меняло. Несколько раз он обошел круглый зал, но вместо женщины нашел там только еще один колодец. Из него поднимался влажный воздух, тянуло холодом. Тот, кому выпало сидеть в нем, повезло куда как меньше, чем ему. Там, похоже, была самая настоящая вода. Он склонился над черной бездной.

– Эй! Ты там, красавица?

Несколько мгновений вслушивался, но ничего не услышал.

Прямо перед ним более темным проемом обозначилась в темноте распахнутая дверь. Раз уж красавица не прыгнула в колодец, то исчезнуть отсюда она могла только через нее.

– Сбежала, – подумал Масленников без сожаления. – Испугалась, наверное…

От этой мысли почему-то стало приятно.

– А то меня не испугаться.

Он еще вертел головой, пытаясь разыскать пропажу, как услышал тихий голос.

– Уходи, славный богатырь… – донесся до него из темноты сладкий шепот. – Уходи… Я тебя сама разыщу…

Богатырь! Он горделиво расправил плечи и вдруг остро ощутил, что безоружен. От этого простого, но ставшим уже привычным движения, не уперся в левую лопатку кончик мечевой рукояти. Уже зная, что рука там ничего не найдет, Гаврила попытался коснуться ее, но той, конечно, не оказалось в нужном месте.

Да, конечно при нем был кулак, но это было не богатырское, а колдовское. Кто знает, понравилось бы его спасительнице, что так хорошо говорила о руках и всем остальном то, что у него колдовской кулак? То-то и оно. Меч нужен. Чтоб все как у настоящих богатырей!

Не безоружным же дальше идти…

В замке Ко его тоже ведь наверняка не добром встретят, да и добираться до замка как-то нужно, а по дороге, как жизнь показала, разные люди попадаются…

"А щит? – напомнил кто-то внутри него. – Щит-то тоже тут оставишь? " По всему выходило, что рано было уходить из этого гостеприимного дома. Сама жизнь подсказывала, чтоб задержался и пошарил по углам. Только жаль, что никак не подсказывала в каком углу тут что лежит. Придется самому разбираться.

– Не о бабах, об оружии думать нужно… – упрекнул он сам себя. – Не с пустыми же руками с Судьбой бороться…

Не худо было бы так же до Перетрия добраться, расспросить, но уж это как получится… Не все сразу. А вот меч и щит, вот без этого никак!

Прикрыв глаза, он постоял в тишине, соображая, где тут вообще можно искать щит? Не простая все же вещь. Конечно, он помнил, какими глазами Бегдан смотрел на него, но и такому вояке этого щита не удержать. Не такая эта вещь – волшебный щит – что ее от людей спрятать можно было. Как не береги, как не прячь, а кто-нибудь из своих же и проговориться… А там из-за жадности и голову потерять можно.

Нет. Не осмелится он его у себя оставить. Так что скорее всего щит уже у мерзавца Перетрия… Даже наверняка у него.

Гаврила посмотрел в черную стену, припоминая, где держал свое оружие журавлевский князь. Второй поверх, вроде бы… А тут всего один… Да… Незадача…

Он вздохнул, вспомнив родной дом. То ли дело его изба. Все на виду ничего искать не нужно… А что в избе не найдешь, то обязательно в сарае отыщется, а не в сарае – так во дворе…

Но что говорить, да и не говорить даже, а так, раздумывать.

Надо что-то делать.

Щупая перед собой темноту, он вышел в открытую дверь. И трех шагов не сделал, как дотронулся до холодного камня. Провел руками. Не стена. Столб. Только не обычный. Он обошел его и увидел над головой уходящие вверх ступени. Они торчали из столба, на манер лестничных ступенек. Он не поленился, наклонился, потрогал рукой. Точно камень. Холод лизнул руку, словно не злая собака. Дивясь хитрости строителей, измысливших каменную лестницу Гаврила начал подниматься по ступеням.

Чтоб не сбиться, он начал их считать и на тридцать шестой увидел над головой свет. Большого ума, чтоб догадаться, что это такое не требовалось. Это был отсвет от укрепленного на стене факела. Масленников остановился.

Свет впереди наверняка означал стражу.

Мысли богатыря побежали одна за другой, словно ручеек вниз со склона покатился.

Человек он простой, не здешний… Всякий, кто его тут встретит, будет норовить обидеть – понятное дело чужак и заступиться за него не кому – ни друзей, ни приятелей… А это значит, что, чтоб чего скверного с ним не случилось, то он должен первым сделать все что нужно.

То есть поубивать, чтоб потом спокойно идти по своим делам, за своим щитом.

Мысли о том, чтоб сделать все тихо у него даже не возникло. То есть, нет. Она, конечно, возникла, но он сразу понял, что ничего хорошего из этого не выйдет. Он не воин. Это княжеских дружинников с детства учили подкрадываться к врагам, окружать их да глотки резать, а он богатырь от сохи, от земли Русской. Простой как сама она и, значит, хитрить и подкрадываться, к кому бы то ни было, ему резона нет… Простотой, Правдой и Силой действовать нужно.

Ну и колдовством себе, конечно помогать. Не все ж кому-то его бить да резать, пора и ответ держать. Несколько мгновений он колебался, но все-таки решился.

Поднявшись повыше, он постоял прислушиваясь.

Тихо было вокруг до звона в ушах. Держа наготове кулак, он добрался до площадки, на которую его вывела каменная лестница.

Никого.

Факел коптил стену немного в стороне, и он рискнул высунуть голову на свет. В десятке шагов кто-то стоял. Гаврила отпрянул в темноту и тут, присев на корточки выглянул еще раз.

Жалости в нм не было.

"Выбирать нужно, кому служишь… – подумал он. – А не умеешь выбирать – твоя беда…" После первого удара тишина не исчезла. Она только на мгновение спряталась, уступив место грохоту, и тут же вновь сомкнулась с темнотой. Гаврила недоверчиво прислушался, как, наверное, сделали это десяток сторожей во дворце Перетрия, и ударил во второй раз. Вот тут тишина, поняв, что творится что-то неладное, рассыпалась, исчезла, растворилась в чьем-то вопле…

Кто спал – проснулся. Где-то далеко зазвучали слова команды, послышался грохот тяжелых шагов – охрана бежала на шум. Гаврила сделал несколько шагов и, переступив через кровавую лужу, вошел в комнату. Факел, что стоял в кованной бронзовой державке за колонной чудом уцелел и богатырь сняв его, подняв повыше над головой. Тени вокруг метнулись, укорачиваясь, и Гаврила остро пожалел и самого себя и собственную тень, обреченную скитаться вдалеке от хозяина. Жалость змеей скользнула по сердцу и сгинула куда-то. Не до нее было. О другом нужно было думать.

Вдоль стен стояли богатые сундуки, а по сами стены сплошь завешены коврами. На полу беззвучно ползал стражник то ли ошалевший от грохота, то ли оттого, что только что на его глазах товарищ лопнул, словно обпившийся кровью комар. Гаврила только раз взглянул на него и отодвинул ногой, чтоб не мешал. Опасности в нем не было. Правда щита тут тоже не оказалась. Он прошел вперед, отыскивая в коврах еще одну дверь. Нашел. Несколько раз ударил плечом, но дверь стояла, только чуть потрескивала, словно хихикала. Гаврила по-свойски подмигнул ей и, отойдя на пару шагов, пустил в ход кулак.

От удара дверь вынесло, словно сухой лист от дуновенья ветра. Вместе с дверью, порвав его в клочья, унесло и ковер, что слегка прикрывал ее. Гаврила с не ослабшим еще удивлением посмотрел на свои руки. Чудеса продолжались.

Шум шагов стал слышнее. Теперь стража знала куда бежать, но и Гавриле работы прибавилось. За дверью оказалась целая груда оружия. Мечи, клевцы, копья, щиты и уйма разного другого железа, о котором Гаврила и понятия не имел, рухнули со стен и лежали кучей. Сундук, что стоял напротив двери раскололся и из него под ноги Масленникову выхлестнул поток золота. Сундук показался ему мордой чудовища, высунувшего золотой язык и ждущим, что он наступит на него. Он не постеснялся и все-таки наступил.

Он присмотрелся к блесткам на противоположной стене и присвистнул. Сила его удара была такова, что часть золотых монет, сплющившись, вошли в камень и торчали там похожие на звезды, которым Бог приколотил одно небо к другому.

На полу, залитом угловатой от теней темнотой лежало хозяйское добро. Ногой Гаврила разгреб гремящую кучу, и сердце радостно стукнуло. Вот она, потеря! Вот он, щит! Он выдернул находку, обрушив груду железа, и провел ладонью по теплой кожаной поверхности. Ну, понятно, ни одной царапины… А как же еще?

Шаги стали громче, света стало больше, и он оглянулся.

– Вот тут кто.

Он увидел четверых, но за их спинами в темноте посверкивали искорки копейных наконечников. Голос показался знакомым. Гаврила прищурился и узнал Бегдана. Тот и сам присмотрелся и опустил меч.

– Я думал, что серьезные враги к нам пожаловали, а тут крыса шарит…

Слегка смущенный– не каждый вот день по чужим кладовым лазить приходится – журавлевец отозвался.

– А я ничего… Я за своим пришел…

Поняв, что ничего необычного тут не произойдет – хитник он и есть хитник – Бегдан хохотнул:

– Тут твоего нет ничего. Тут все хозяйское. Вон чего наделал.

Он оглянулся, словно не ждал от него подвоха.

– Оружие разбросал, золото рассыпал. Верных слуг жизни лишил…

Гаврила не ответил, только щит покрепче сжал. Краем глаза, не теряя из виду вход, присмотрел себе меч. Мельком пожалел, что нет времени натянуть кольчугу. Какая никакая, а драка тут будет. Выход-то отсюда имелся только один. Бегдан подумал о том же. Его товарищи осторожно, вдоль стен стали расходиться в стороны.

– Щит у него с секретом, – предупредил он товарищей и вдруг гавкнул. – Копьями!

Хоть треть вздоха, хоть четверть, а копьям нужно было время, чтоб долететь от одного конца комнаты до другого. Этого времени Гавриле хватило, что отклониться в сторону. Он скользнул под них, но два копья все же попали в щит. Чудо повторилось – копья лязгнули, словно пали в железо, но удара Гаврила не ощутил.

– Видали? – не отпуская взглядом Масленникова, гордо спросил Бегдан у товарищей. – Видали, какой щит я хозяину нашему отыскал?… С любой силой бить можно, а он даже не поцарапается… Хоть тараном лупи!

Гаврила посмотрел на него поверх щита.

– Не честно это, Бегдан…

– Что не честно?

– Да все… Пятеро на одного, например…

– А ты о чем думал, когда сюда пришел? Это ведь воровство!

Гаврила почувствовал, как совесть непонятно от чего шевельнулась в нем.

– У себя не воруют.

Бегдан засмеялся.

– Если б ты у себя был, то нас бы тут не было… Это мы у себя, а ты тут гость незваный. Не стыдно? Тебя как человека приютили, а ты…

Гаврила нахмурился, стражники весело заржали, а Бегдан укоризненно покачал головой, удивляясь неблагодарности гостя, а потом и сам прыснул вместе со всеми, не удержался…

– Ладно… Давай кончать все это. Сам понимаешь, что никуда тебе теперь из дворца не деться…

"Ладно, – подумал Гаврила. – Что с ними разговаривать…" Он расслабился и, опустив на пол меч, закинул щит за спину, чтоб не мешал идти.

Бегдан смотрел на него с улыбкой, считая, что ничего другого Гавриле и не остается, кроме как сдаться на милость хозяев.

– Жалел я вас, жалел, да видно зря, – объявил он и вскинул кулак. – Буду я с вами еще разговаривать… Первый удар он направил в глубину прохода, в котором толпились стражники все подбегавшие на шум. Воздух гулко хлопнул, ковры взмахнули крыльями и обрушились на пол, а из прохода пахнуло теплой, соленой влагой… Двух из тех, кто успел войти в комнату разбросало в стороны и приложило о стены. Не дожидаясь когда они опомнятся, Гаврила ударил во второй раз, целя в Бегдана, но тот, словно почувствовал близко подступившую смерть, прыгнул в сторону и колдовство, сорвавшись с кулака, ударило в один из сундуков…

Гаврила не сообразил – золото там или серебро. Не до этого было, он мгновенно вспомнил стену, утыканную золотыми монетами, и крутанулся на пятке, подставляют жалящему золоту щит. Одни свистнули над головой, ударили в стену, а другие, словно став каплями воды в фонтане, разлетелись по сторонам, впиваясь в тела стражников. Несколько мгновений он слушал эхо, сквозь которое прорвалась леденящая душу капель. Гаврила даже не стал смотреть, что к чему.

Он знал, что там капает.

Масленников подхватил брошенный меч и повернулся к врагам лицом, готовый постоять за себя, но врагов вокруг уже не было…

Глава 42

Его разбудило солнце.

Алый луч скользнул по лицу и проник под веки, призывая из мира грез и теней в мир обязанностей и долга.

Он сдержался и не открыл глаз, попытался из своего полусна вспомнить, что же все-таки произошло. В памяти остался холодный иссушающий вихрь, накрывший его с головой, похожий больше на волну холодной воды. Она набежала и… все. Ничего больше.

"Набежала и схлынула, – подумал Игнациус. Он явно ощущал движение. Что-то несло его, плавно покачивало. – Только куда унесла? Неужели опять?" Мысль не додумалась, оборвалась. Пора было открывать глаза и принимать вызов мира.

Осторожно повернув голову, увидел, что лежит на телеге, а рядом проплывает степь. Слава Богу, ничего необычного! Только вот ветер принес с собой запах немытой плоти и пота.

– А-а-а! Очнулся! Ожил, собака! – прозвенело над ухом. – Раз ожил – вставай!

Голос звенел молодостью и здоровьем, да и зла в нем вообще то не было… Так. Куражился кто-то силой да молодостью.

Игнациус захотел встать и с удивлением увидел, что связан. Этого намека на неприятности ему хватило, чтоб сообразить, что случилось что-то еще, кроме памятного вихря.

– Вставай, – продолжил тот же веселый голос. – Лошадок пожалей. На них, бедных, какая только сволочь не ездит… А теперь вот и ты разлегся.

Маг и сам хотел спрыгнуть, но почувствовал, что кто-то невежливо ухватил его за воротник и потащил с телеги. Все-таки тот, кто тащил, был молодой и не опытный. Кто постарше, наверняка выдернул бы его отсюда одним уверенным и ловким движением, как морковку с грядку, а у этого не получилось. Ноги мага зацепились за доску, и через мгновение он ощутил губами горький вкус пыли. Мимо глаз прокатилась пара скрипучих колес, за которыми он увидел несколько босых ног, кто-то невидимый несильно ударил ногой.

– Встань!

Игнациус развернулся и посмотрел таки на обидчика. Действительно тот оказался молодым и, не смотря на груду оружия, что носил на себе, не страшным.

– Я, конечно, могу, – внутренне забавляясь, отозвался Игнациус. Действительно, что может быть смешнее человека с мечом если за твоими плечами сотни лет колдовства?

"Уважу" – подумал он. – "Что там у нас? Веревки?" он прошептал заклинание и шевельнул плечами, чтоб сбросить обрывки, но…веревка оказалась сильнее колдовства.

Он дернулся еще раз, по всплывшей откуда-то из давным-давно забытых времен привычке, добавляя силу рук к силе колдовства, но и тут ничего не вышло. Веревка, правда, скрипнула чуть громче, но и только.

Этого быть не могло! Не могло!

Но было!

От удивления он сделал то, что делать никак не следовало – начал спрашивать, показывая тем самым свою слабость.

– Где я? Ты кто?

Страж наклонил копье и несильно, но чувствительно стукнул мага по шее.

– Дело раба молчать…

Игнациус даже не заметил удара. Поняв кем он стал в этой жизни, он еще не справился с удивлением, потерял дар речи и движения.

Тогда страж ударил его еще раз, мечем. Не острием, конечно, а плашмя. Раб был товаром, и портить товар хороший хозяин не позволит.

Еще не до конца ощутив собственное бессилие маг не стал уворачиваться. Он готов был увидеть как меч ударяется о выставленную вперед руку и сталь, коснувшись плоти, разлетается на куски, как вылезают на лоб глаза сперва стражника, а потом уж и у остальных, когда до них дойдет с кем свела их забавница-Судьба и на дороге разливается острый запах страха…

Мысль эта была мгновенной, вроде вспышки молнии и тут же какой-то внутренний сторож, которому все было известно гораздо лучше, чем самому Игнациусу заорал – "Берегись!" Маг попробовал ощутить свою Силу и к ужасу своему не ощутил почти ничего. Меч летел вниз, а вместо свирепого урагана, вместо бушующего в груди моря могущества, он ощутил в себе лишь маленький ручеек, никак не позволивший бы ему принять на руку отточенное железо или после этого растереть негодяя в порошок.

Удар опрокинул его в пыль.

Потом удары посыпались один за другим. Удар, удар, еще удар…

Его били ногами и древком копья не для того чтоб убить или покалечить. Даже нет. Его не били. Его скорее пинали, чтоб показать его новое место в старом мире. Ставшие кругом рабы смеялись, радуясь, что все это происходит не с ними. Кое-кто даже вскрикивал одобрительно при каждом удачном тычке.

Развлечение не могло продолжаться вечно. Задержка каравана из-за одного раба цена непозволительная в такой торговле.

Когда ему позволили подняться, не маг, не пол мага, и даже не четверть встал на четвереньки, ловя взгляд стража.

Сил убить врага у него не было, но зачем Сила, если есть Хитрость?

Улыбчивый страж сам захотел взглянуть ему в глаза, проверить понял ли новый раб урок. С той же не злой усмешкой он посмотрел на мага и в один миг утонул в бездонных глазах старика. Чужая воля, воля против которой ничего не стоили ни меч, ни копье, вошла в него и осталась, замещая собой все – душу, долг, совесть.

Митридан почувствовал, что уже победил.

Тех капель колдовства, что еще оставались в нем, ему хватило, чтоб ощутить, как его воля вливается в череп этого никчемного человечишки, заставляя забыть себя и подчиниться. Чужое сознание скулило, словно побитая собака, пряталось куда-то, не вынеся напора.

Игнациус вытянул руки. Подчиняясь неслышному приказу, стражник взмахнул мечом и веревка, державшая руки лопнула. Рабы не поняли что к чему, не сообразили, и кто-то заорал, радуясь, что вот-вот на их глазах храбрый воин зарубит того, кто мог бы самим фактом своего существования в недалеком будущем осложнить жизнь каждому из них – стать лишним ртом или доносчиком или источником заразы, только не так все вышло…

Игнациус медленно отряхнул веревки, пнул их ногой, словно дохлых змей. Это, конечно, было лишнее, но душа требовала.

– Иди, куда шел… – приказал он. – И этих забирай. Нечего тут рассиживаться. Заждались вас…

Стражник молча развернулся, и так и не сказав ничего, пошел, куда послали. Рабы тронулись следом ничего не понимая, и только кто-то из последних взвыл от горя, сообразив что случилось.

– Освободи, милостивец!

– Еще чего… Баловать вас… – проворчал маг и громко добавил, чтоб услышали все. – Кто захочет – сам сбежишь…

Невольничий караван неспешно потек с горы вниз, а Игнациус поспешил вверх, отчетливо понимая, что это путь к счастью и славе.

На полдороги он оглянулся и увидел грязную ленту каравана, медленно сползавшую по дороге вниз. Что ждало их, он не знал, да и знать не хотел. Все-таки мир был устроен более чем справедливо…

– Каждому свое, – сказал он с улыбкой превосходства. – Каждому…

Этим – неволя и горький рабский хлеб, а ему – предчувствие удачи и город, в котором его ждал талисман.

Маг взошел на холм и увидел стены. Они был совсем рядом. Ворота и мага разделяло только озеро, в обход которого по берегу бежала дорога. Водяное зеркало казалось огромным, но и что с того? Чтоб добраться сюда, он преодолел море и пустыню. Будь при нем его магическая сила он перешел бы и его вброд, или просто перелетел бы, но… Ничего не поделаешь… Придется как все, по дороге, через ворота.

Сложности начнутся в городе… Сил у него почти не осталось, а придется ведь лезть в тюрьму, в застенок, в подземелье… Где он там, славянин-то? Куда подевался? Да и мало влезть. Вылезти еще нужно, да и дурака этого с собой вытащить, пока его куда не отправили… Он покрутил головой, воображая трудности. Ладно. Ничего… Справлюсь!

Единственное, что омрачало такое светлое будущее – Сила.

Она в нем вроде бы как была, но в тоже время ее как бы и не было. Она теплилась, где-то на самом дне души, что-то там плескалось, но, к сожалению, не более чем "что-то".

Подскакивая на кочках, Игнациус спустился на берег. Издали это, вероятно, смотрелось непотребно, но он успокоил себя тем, что если кто и видит человека, козлом скачущего по склону, то узнает в нем не его, не мага Игнациуса, а здешнего правителя, Перетрия Митрофади. Да и то – узнают ли? Похоже было, что в лицо мало кто тут знал своего правителя. Как бы не так, то никто не посмел бы пристегнуть Игнациуса к рабскому каравану. Хотя суета все это, меочи.

Набегу, сорвал ветку с куста и свил ее в кольцо. Не забавы ради – для дела!

Ту малость Силы, что еще оставалась в нем, можно было и не беречь. Честно говоря, можно было считать, что нет ее в нем теперь вовсе, однако не пропадать же добру? То, что еще плескалась в нем, можно было применить с пользой для дела… А потом еще наведаться к местному магу, точнее к его амулетам.

Конечно, после этого можно было бы сразу двинуться в застенок, вряд ли что за это время изменилось в положении Гаврилы, но чем черт не шутит? Следовало бы в точности убедиться в том, что никуда неугомонный славянин из застенка не делся. Для успокоения совести.

Маг приостановился, окидывая взглядом озеро.

С берега водная гладь, что раскинулась перед ним, показалась такой огромной, что он не усомнился – даже той малости Силы, что оставалась нем, должно было хватить, чтоб отыскать славянина. Наверняка тот был где-то рядом.

Не прекращая об этом думать, он, доскакав до заводи, забросил туда ветку.

Шагах в сорока от него, за зарослями камыша кто-то плавал, пуская пузыри и яростно скребя голову, но колдовству это помехой не было. Та мелкая волна, которую гнал вокруг себя купальщик, застревала в камышах.

Игнациуса остро кольнуло ощущение бессилия – был бы в своей силе, утопил бы мерзавца и делу конец, а тут терпеть приходится, но тут стало не до мелких неприятностей.

Сжигая в себе остатки Силы, произнес заклинание. Ветка дернулась, распрямилась, разбрызгивая воду, и словно перепуганная рыба метнулась в тростниковые заросли…

На мгновение маг опешил. Ветка должна была показать на город. Должна была!

Но одного мгновения ему оказалось достаточно, чтоб прийти в разум.

Колдовство не ошибается. Оно просто не может ошибаться, и если хочешь чего-то достичь – следуй ему…

Он осторожно обошел по берегу камышовые заросли, стараясь разглядеть за узкими зелеными листьями, кто это там плещется, но удача поджидала его не в озере, а на берегу. Не сделав и двух десятков шагов, он наступил на то, что искал.

Жизнь снова испытывала его, но он устоял перед соблазном.

Несколько мгновений он боролся с собой. С усилием отведя взгляд от брошенной славянином волчевки, посмотрел в озеро.

Гаврила плескался в воде, смывая с себя чужую кровь, чужой пот и чужие слезы.

Маг, невольно кося глазом на оставленную Гаврилой без присмотра одежду, уселся рядом с кучей, честно собираясь дождаться старого товарища.

Теперь, когда он знал, где лежит талисман, было странным не заметить грубого шва на плече волчовки. Славянин заметил чужого и бросив отскребаться тоже поспешил к берегу.

"Купить? Поменяться?" – подумал маг глядя на приближающуюся голову. Мысли просто отобрать у него уже не возникало. "Не продаст ведь…" Он вспомнил тот ужасный вихрь, что промчался сквозь него и передернул плечами.

"Придется, видно, к дураку в кабалу идти… Эх…" Отчаяние вспыхнуло и погасло. Теперь делать нечего – только улыбаться.

Гаврила вылез на берег. С него текло, словно с медведя. Игнациус привстал, обозначая себя, хотя итак все было видно – на берегу не спрячншся.

– Ты кто? – нахмурился славянин, но потом узнал. Его глаза потемнели, что-то опасно сверкнуло в них. – Ах ты…!

Игнациус попятился. Гаврила медленно показал на него пальцем, и маг выставил перед собой руки, защищаясь. Он сообразил, что сейчас происходит в душе у Гаврилы. Этот увалень наверняка перепутал его с настоящим Перетрием.

– Не я, – быстро ответил он. – Это не я.

Гаврила прищурился, но руки не опустил.

– Кто ж, это если не ты?

Вот об этом он не подумал. Давно он уже не мог ощущать себя обычным человеком. Он даже думать не мог как простой человек и вот результат. Из-за того, что в свое время он одел на себя личину Перетрия Митрофади, славянин совершенно напрасно считал его виноватым в том, что произошло вчера. Гаврила смотрел грозно и готов был без зазрения совести применить силу. По накатанной, Игнациус хотел произнести Слово Послушания, но, вспомнив, чем может обернуться магия около талисмана, поперхнулся. Рисковать не хотелось.

– Это не я. Это мой брат близнец, – нашелся маг. Страх оказался хорошим подсказчиком. Масленников остановился, но рук не опустил. – Он меня из дома выгнал, крова лишил… Спасибо тебе, родной!