Текст книги "Тень воина"

Автор книги: Владимир Перемолотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Глава 24

Лошади были чужими, и поэтому Марк их не жалел.

Купец азартно хлестал заморенных работой кляч, раз за разом заставляя убегать от боли.

Стук колес слился в непрерывный треск, в котором затерялись крики преследователей. Прохожие, заслышав его, прижимались к стенам, освобождая дорогу, и от этого стремительность побега не снижалась. Копыта лошадей, бешено бьющие в пыль, треск колес, свист ветра в ушах и единственная мысль в голове: " Бежать, бежать, бежать, спрятаться, скрыться!" Марк не сомневался, что их будут преследовать, поэтому сбивая погоню со следа, купец юлой завертелся по улицам, стараясь при этом все же держать направление к морю.

Оно уже чувствовалось не только ноздрями. Упругие волны, пахнущие солью и водорослями, трепали волосы и туго били в грудь.

Несколько поворотов и повозка вылетела на окраину города.

С одной стороны стояли дома, а вдоль другой тянулась каменная стена, из-за которой торчали мачты кораблей и шипели, выбегая на песок волны. Этой стеной рачительный Император, или кто-то из власть предержащих города, обнес порт, чтоб не было у купцов соблазна проскользнуть в город в обход таможенной стражи.

Марк нахлестывал лошадей, постепенно остывая. Мысли в голове перешли с галопа на шаг. Хотя одна беда от них отстала, зато другая делалась все ближе и ближе.

Ворота в порт наверняка охранялись. Не так-то просто будет пробиться сквозь стражу, что охраняла выход из порта в город и брала сборы с иноземных купцов. Он и сам не раз бывал тут и помнил, что воинов там хватало… Он замотал головой и даже зашипел от огорчения. Ай, как кстати пришелся бы там богатырь Гаврила Масленников, любимец Богов и Киевского князя!

Марк бросил взгляд вниз, боясь оторваться от дороги. Гаврила лежал внизу совсем никакой, голова болталась в такт толчкам.

– "Только б до ворот его довести!" – подумал купец. – "Только б там его опять на ноги поставить, да напугать!" Может быть, так оно и вышло бы, но Мусил спутал все карты. Он тоже думал о входе в порт и страже, что охраняла его.

– Там стража! – крикнул он, посчитав, что Марк слишком быстро едет. Гаврила, до этих слов спокойно лежавший, забился, поднялся, разбрасывая товарищей. Начальника купеческой охраны подбросило вверх, но он каким-то чудом удержался на повозке. Марк повернулся и увидел как Гаврила, словно медведь из-под завала, вылезает из-под облепивших его тел.

– Держите его! – крикнул купец, но куда там… Масленников протяжно закричал, лошади рванулись в разные стороны и под этот крик повозка налетела на столб и развалилась. Сбитое с оси колесо покатилось по улице и пропустив поворот со всего маха врезалось в стену, усеяв землю вокруг себя мелкими щепками. Все смешалось. Лошади рванулись вперед, а люди покатились в пыль. Гаврила ничего не видя и не чувствуя вышел из пыльного облака и, не разбирая дороги, пошел вперед. Стену на своем пути он заметил только тогда, когда камни из пролома рухнули ему на голову. Тут колени его подогнулись и он упал, ничего не чувствуя и ни о чем не помня.

Несколько мгновений товарищи его раскрыв рты смотрели, как каменные глыбы рушатся вниз, погребая героя под собой. Никто ни слова ни проронил пока Марк не поднялся с земли. Отбросив в сторону придавившее колесо, он первым бросился вперед, взбежал на кучу обломков и заглянул за стену. Груда щебня то поднималась, то опускалась. Любимец Богов и Киевского князя еще дышал.

С облегчением в глазах купец повернулся к товарищам…

– Откопайте его! – крикнул он. – Быстрее.

Понятное дело, задерживаться тут никому не хотелось. Люди молча обступили груду камней и начали растаскивать ее, добираясь до дергающегося под камнями тела, а сам Марк боком протиснулся на другую сторону и сделал несколько шагов вперед.

Одним взглядом купец обежал причал. Три корабля. Два парусника и галера. Времени на выбор у него не было. Нужно было правильно угадать с первого раза.

Над причалом носились чайки. Ветер с берега шевелил снасти, заставляя спущенные на палубы паруса время от времени вздуваться неровными пузырями. Парусники сидели низко, около них не было ничего, а вот около галеры суетились несколько человек, перетаскивая какие-то тюки с берега на палубу.

Позади послышался топот ног, несдержанная ругань. Марк обернулся. В проломе никого уже не было. Все беглецы стояли кучей, поводя мечами по сторонам и только грязно-белый от каменной крошки, Гаврила безжизненно висел на плече у Мусила, да облачко белой пыли оседало на землю, словно не сквозь стену только что прошли, а через мельницу пробежали…

Купец жестом подозвал их к себе. Осторожность еще пересиливала страх, заставляла их медлить, и Марк подстегнул их.

– Быстрей, быстрей! Бегом! На галеру, пока по стреле в задницу не получили от благодарных городских властей…

Наверное, вид их был достаточно грозен, так что те, кто носил тюки, не желая наживать себе неприятностей попрятались на берегу. Защищать хозяйское добро навстречу им выбежал только один надсмотрщик. Люди, так и не успевшие еще по настоящему прочувствовать, что такое быть рабом, по доброте своей просто выбросили его за борт, как и троих выскочивших на шум то ли слуг, то ли моряков. У тех хватило ума молчком доплыть до берега и только там, скрывшись за мешками заорать, призывая стражу.

Под эти вопли, не без суеты, но слаженно и быстро незваные гости обрубили якорный канат и начали поднимать парус.

Положив Гаврилу около мачты, Марк спустился вниз. В темноте, освещенной несколькими светильниками, да случайно залетевшими сюда в палубные щели солнечными лучами, сидело десятка два гребцов. Тут пахло неволей, и даже свежий ветер, что высвистывал на палубе в снастях, казалось, боялся залетать сюда и потревожить запах беды.

Марк не стал ничего объяснять гребцам, просто крикнул в утробную темноту:

– Дружней навались, ребята. За волей, за своим счастьем плывете!

Галерники не ответили. Только кто-то завозился в темноте, кто-то очень знакомо звякнул цепями. Марк шагнул ближе, поднес светильник к первому ряду. Безразличные лица, потухшие глаза… То, что он говорил не касалось их. Слова "воля и счастье" были за пределами привычной им жизни. Марк не стал никого уговаривать. Не раздумывая, он поднял колотушку и ударил в барабан, задавая ритм.

Звук вдохнул жизнь в невольников, дал жизни смысл. По рядам прошло волнообразное движение, дерево заскрипело о дерево, весла поднялись и опустились.

Кто-то неразличимый в темноте спустился вниз и начал командовать.

– Навались! Раз! Раз! Раз!…

Марк сунул ему в руки колотушку и пошел наверх.

Безлюдный берег быстро уходил за корму. Мусил, вставший позади, сказал:

– Пока везет. Гаврила-то каков, а?

– Каков ни был, а весь вышел, – ответил Марк. – Теперь на себя только надежда, да на случай.

– Да на шторм.

Мусил кивнул за спину, где на горизонте клубились тяжелые облака.

– От стражи ушли, а от непогоды…

– У шторма больше милости, нежели чем у Императора.

Они не успели обсудить так ли это, как от недалекого еще берега отвалили два корабля. Мусил бросил взгляд на мачту. Ярко-красная лента, привязанная на самой верхушке, рвалась по ветру, выплясывая какой-то танец.

– Ставьте парус! С ветром уйдем!

Парус взлетел на мачту, и корабль ощутимо прибавил в ходе, отрываясь от преследователей. Сколько времени прошло – никто не считал, но вскоре и там поймали ветер.

Гаврила пока в голове у него не наладилось, смотрел на это отстранено, а когда ветром всю муть из головы выдуло, кряхтя поднялся, и тоже встал у борта.

Паруса, за которыми и кораблей-то еще было не видно, делались все отчетливее. Глаза беглецов еще не различали самих кораблей, но белый цвет парусов постепенно обретал форму, становился прямоугольным.

– Догонят! – сказал кто-то обречено. – Не один так другой…

Барабан под палубой гремел не переставая, но весла вспенивали воду тяжело, словно морские Боги привязали к каждой лопасти по невидимому камню. А у преследователей трудностей вроде и вовсе не было…

То ли ветер им помогал, то ли Боги…

– Боги им, что ли помогают? – жалобно прозвучало за Гавриловой спиной не высказанная им мысль – Моряки там получше… Настоящие моряки… – сердито ответил Марк. Напряжение, с которым он смотрел на паруса, передалось и Гавриле.

– А у нас таких нет?

Марк даже не оглянулся.

– Кто хочет жить, пусть будет готов сменить гребцов, когда те устанут.

– Догонят…

– Может и нет…

– Догонят, – надрывно повторил тот же голос. В голосе не было желания драться. Было только желание поскорее умереть без мучений. – Догонят же…

Марк смолчал, не желая отвечать.

– Догонят – кулаками отмахаемся… – ответил за него Гаврила. – Вон у тебя на каждой руке по кулаку. Думаешь боги их просто так подвесили?

Беглецы разбрелись по палубе. Марк пошел вниз и на корме остался только Гаврила и Мусил. Они молча наблюдали как паруса увеличиваются в размерах, растут, а под ними проявляются корпуса кораблей. Они подошли так близко, что уже можно было увидеть, как на палубе копошатся люди.

Видно было, как преследователи накручивают ворот, словно посреди корабля вдруг образовался колодец, и они задумали через него вычерпать море.

– Что это они? – спросил Гаврила – Сейчас сам догадаешься…

Гаврила и впрямь догадался. Воины отскочили в стороны, а деревянная рама, на которой и укреплены были вороты, подпрыгнула и оттуда сорвалась гроздь камней. Они поднялись в воздух, а потом, став невидимыми на фоне волн, упали в воду.

– Не докрутили.

– Ну и радуйся…

– Пока можно, – невозмутимо согласился Мусил. Гаврила посмотрел на него с удивлением и тот пояснил:

– Я подсчитал. Девять оборотов. Дальше у них не получится…

Те, на корабле и сами это поняли. Барабан там застучал чаще, и оба корабля рывком придвинулись к Гавриле.

– Гляди, гляди…

Там опять закрутили ворот, что-то щелкнуло и здоровенное бревно плюхнулось в воду левее борта.

– Черт! – взвыл Гаврила, – и ответь же нечем!

Безнаказанность преследователей бесила, жгла душу. Они вели себя так, словно знали, что бояться им нечего. Гаврила сжал кулаки, зубами скрипнул. Страха не было – только злость.

– Не боятся они этого, – сказал сзади Марк, озабоченно глядя на то, как весла все реже и реже погружаются в воду. – И как ты тут зубами скрипишь, им тоже не слышно…

Гаврила оглянулся. Не на Марка смотрел – смотрел на палубу. Те, кому корабль принадлежал до них, не поленились, и заставили палубу какими-то бочками, ящиками, закутанными в рогожи.

– Сил нет у гребцов…

– Сил нет? – Гаврила ударил кулаком по борту. – Сил нет терпеть все это!

Он нагнулся, попробовал поднять бочку. Та только чуть приподнялась и легла на место. Гаврила закусил губу. Был выход! Был! И он знал какой именно!

– А ну-ка доставай свой заветный корешок… Не потерял?

Марк хлопнул себя по лбу. Торопясь, пока герой не передумал он, оторвав одну из кистей с пояса, растрепал ее, и вынул белый кусочек корня, величиной с три ногтя. Разорвав его на две неравные части он меньшую протянув Гавриле строго сказал.

– Разжуй, но глотать не вздумай… Понял?

– Жалко, что ли? -Гаврила кивнул на большую часть, что купец оставил себе, укоризненно покачал головой. – Речь о жизни идет, а ты…

Марк ничуть не смутившись ответил.

– То-то и оно… Хороший купец все яйца в одной корзине не носит…

– Что задумал? – серьезно спросил Масленников, укладывая свою часть корешка за щеку. Горечь потекла под язык, заставляя неметь губы.

Купец, пальцам расправляя остаток на ладони, объяснил:

– Пока ты с ними драться будешь, я отвар сделаю… Гребцам дам. Твоей силы они не обретут, но с веслами управиться хватит.

Масленников расплылся в улыбке.

– Голова…

Он покачнулся, ухватился рукой за борт.

Марк вздернул голову, повернул к солнцу, посмотрел в глаза. Корешок уже начал действовать. Глаза у журавлевца заблестели, в уголках рта появилась слюна.

Камни вспенили воду за кормой. Гаврила отбросил руку Марка, повернулся к врагам, ладонью загородившись от солнца. Тем не терпелось, а может быть, они тоже чувствовали дыхание надвигающегося шторма и хотели быстрее закончить дело и вернуться в гавань, к вину и девкам.

Прикрыв глаза, Гаврила прислушался к себе. Он стал другим. Теперь сила переполняла его. Она бежала по рукам и ногам, вихрем проскакивала через грудь, заставляя сердце стучать словно молот по наковальне. Казалось, любое резкое движение разорвет его или опрокинет за борт.

Сунув руку за спину, он нащупал кусок ткани. Мир вокруг был ясен, играл красками, словно кто-то услужливый вымыл его перед тем, как он разобьет его вдребезги.

Рогожка отлетела в сторону и Гаврила увидел каменную фигуру. Бородатый мужик лежал, приподняв руку, в которой сжимал короткие молнии.

Не мороча себе голову мыслями кто это такой – бог это или не бог, он отломил голову истукана. Слом блеснул белой крупчатостью снега или соли. Едва увидев это, он в мгновение вспомнил Митридана и обращенного им в такой же белый камень разбойника. Чуть не выронив статую, Гаврила все же взял себя в руки.

– Откуда ж вас, колдунов, столько на белом свете-то? – прошептал он сквозь зубы, догадавшись у кого довелось отбить корабль. – Мало вас добрые люди бьют…

Погладив каменную голову, сказал.

– Извини, брат, что так вышло… Только ведь тебе уже все равно, а я и за себя, и за тебя с гадами поквитаюсь…

Он взвесил ее на руке, примеряя вес к расстоянию до корабля. Ладонь Масленникова качнулась вверх-вниз, вверх-вниз, и вдруг резко взметнулась в небо. Камень сорвался и, поднявшись в небо, упал в воду, не долетев до корабля. На нем, похоже даже не заметили, что у рабов есть что-то получше их катапульт.

– Не добросил, – напряженным голосом заметил Мусил. Он снова считал, как ромеи накручивают ворот. – Посильнее бы, а?

– Ага, – ответил Гаврила, ощущая веселое бешенство. – Сейчас… Поучи меня еще…

Он ударил безголовой статуей о колено, словно хотел ветку сломать. Мусил ахнул и покривился лицом, представляя, что случится с ногой, но обошлось… С сухим хрустом камень разломился на две половинки. Гаврила посмотрел на них с удовольствием. Такими ладными половинками можно было лихих дел натворить!

– Если удачно попадешь – ты им палубу проломишь и днище… – восторженно сказал Мусил. – Тебе бы только прицелиться… Так и мне работы не останется.

– Останется, останется… сказал Гаврила. – Работа дураков любит… Поберегись…

Глава 25.

Ни заколдованной головой, заколдованным туловищем Гаврила в корабль не попал, а вот с заколдованными ногами у него получилось. Когда, кувыркаясь, как палка, они подлетели к борту преследователей, волна услужливо приподняла корабль, и камень врезался в борт. Удар был настолько силен, что Гаврилов подарок догоняющим пробил борт и пропал внутри.

Вражий корабль содрогнулся. Весла, только что слаженно взбивавшие воду в беспорядке замолотили по воздуху.

Но этого удара оказалось мало. Чужие каменные ноги в своем трюме врагов ничуть не смутились. Войны у Императора были не из трусливых, готовые не только ноги увидеть, но и все остальное посмотреть. Команд Гавриле пока слышно не было, но они наверняка прозвучали – люди там забегали, стали яростнее накручивать рукояти метателей. Он сбросил рогожку с другой фигуры, покачал головой. Женщина. Красивая. На мгновение отвлекся, представил себе как она раздевается, бедная, перед колдуном, ни о чем не подозревая, а тот с гнусной ухмылкой уже бормочет заклинания.

– Сволочи… Прости, сестра! И за тебя тоже поквитаюсь.

– Берегись!

Гаврила поднял голову, но увидеть ничего не увидел. Мусил, как бешенный, налетел на него, и отбросил от борта.

Это оказался не камень. И не бревно. В деревянный борт с хрустом врезался трехлапый якорь. Мусил, отшатнувшийся от неожиданности, шагнул к нему, занося меч.

– Нашли чем ежа пугать!

Лезвие не успело опуститься, как над ним прогремело:

– Стой!

Мусил не понял его, точнее понял, но не послушал. Он-то знал, чем заканчиваются дни, когда в твой борт впивается такой вот якорь. Меч взлетел, чтоб обрушиться на веревку, но над головой грохнуло, и Мусил почувствовал, что не может шевельнуть рукой. Лезвие меча словно бы вмерзло в воздух и застряло там. Несколько раз он дернул рукоять вниз, но куда там… Мусил понял глаза. Прямо над головой висели Гавриловы ладони, меж которых и торчало лезвие меча.

– Стой сказал!

– Так они же…

– Я раньше них!

Мусил судорожно сглотнул. Опередить врагов было трудновато. Самые отчаянные, а может и самые нетерпеливые из них, уже лезли через борт по натянутому канату, и бежали прямо к нему. На воде пенился белый след от погруженных весел. Они тормозили, заставляя канат натягиваться.

Лиц их видно не было, но Мусил и так знал, что там на них написано – желание побыстрей добраться до чужой палубы и зарезать кого-нибудь…

Гаврила ухватился за канат. Рукой он ощутил звон, исходивший от него. На мгновение ему показалось, что он держит в руке удилище, на леске которого бьется сразу с десяток крупных рыб. Он согнул руку и. подчиняясь чудовищной силе, что бродила в нем, корабли сблизились. Канат ослаб. Гаврила дернул им вверх-вниз и по канату прокатился всплеск. Первого бегущего он настиг на середине.

Этому было проще, чем остальным – он-то видел, что там впереди и, увидев изгиб каната, еще издали подпрыгнул, но не удержался. Не нашлось в нем ловкости паука, бегущего по паутине и он с воплем полетел в воду.

Остальным повезло еще меньше… Даже, если честно, и не скажешь, что повезло. Канат провис и они все, кроме одного полетели вниз. Последний успел зацепиться за свой борт, и теперь болтался там, словно наживка в ожидании крупной рыбы.

Гаврила не стал любоваться на него– не до этого было, а выломал крюк из борта и отбросил в воду.

Границ своей силы Масленников не знал, но понимал, что ни одно колдовство не может бесконечным, и поэтому кидал во врагов бочки, корзины, камни… Кидал все, что попадалось под руку.

Рядом вскрикивал Мусил, которому только что и оставалось, так это подтаскивать вещи да переживать. Он то хохотал, то раздраженно орал на Гаврилу, если бочки пролетали мимо. Враги бесстрашно отвечали тем же, не решаясь все же забросить новый якорь. В конце концов, один из перекинутых Масленниковым ящиков опрокинул там жаровню и над догоняющим кораблем закурился дымок, становившийся все жирнее и жирнее.

Гаврила остановился. Мусил ударил его по плечу.

– Горят!

Радость сделала его руку тяжелой. Гаврила вдруг почувствовал, как подламываются ноги, покачнулся и повалился на доски. Запах просоленного дерева окружил его, щекой он почувствовал ласковое тепло нагретого дерева, но, отделяя его от настоящего, тьма невесть откуда взявшаяся накрыла его воронкой, засасывая в себя.

– Марк, Марк!! – услышал он долетевший откуда-то издалека крик Мусила. – Гаврила кончился!

"Кончился? – подумал Гаврила о себе отстранено. – Совсем? Или поживу еще?" Мир вокруг стал темнеть. Тьма завертелась все быстрее, сворачивая привычный мир в колодец, куда и устремилось ставшим невесомым тело…

Когда он сумел открыть глаза, то увидел, кусок палубы и открытый зев люка.

"Еще поживу, – сообразил он. – Сколько-то поживу…" Зрение вернулось быстрее слуха. Не в силах пошевелиться он смотрел, как Марк идет вдоль ряда гребцов, а в руке держит парующий котел. Ложкой на длинной рукояти вливал каждому гребцу в рот какое-то варево. Измученные гребцы безропотно хлебали. Только один попробовал то ли возразить Марку то ли спросить о чем-то, но тот, аккуратно вылив зачерпнутую жижу обратно в котел, той же поварешкой так врезал смутьяну, что тот упал назад.

Люди на веслах уже не гребли. Гаврила сейчас понимал их как никто. Сил в них осталось только на то, чтоб держаться за грубо оструганные деревяшки, чтоб не свалится со скамеек. Гаврила закрыл глада и снова выпал из жизни. Потом он почувствовал, как его поднимают и прислоняют к чему-то. Перед глазами появилось лицо Марка.

– Сейчас, – сказал он. – Немного посиди… Сейчас… Сейчас поплывем…

Он опять куда-то пропал, и Гаврила увидел внутренность трюма. Измученные греблей люди на глазах преображались – загорались глаза, согнутые только что спины распрямлялись.

– Корешок? – шепотом спросил Гаврила. – Успел все-таки?

Марк расслышал, кивнул.

– Сейчас они привыкнут, и мы в два счета оторвемся от этих…

Он посмотрел за борт, улыбнулся.

– Ты хорошо поработал. Молодец… Этот все еще горит…

Гаврила захотел повернуться, но не успел. За спиной Марка раздался грохот. Купец мгновенно присел на корточки и обернулся. Из-за его спины Гаврила увидел, как ближний гребец из первого ряда с глупой улыбкой согнул весло, и оно разломилось надвое. Его сосед, собрав в горсть цепь, скрутил ее так, словно выкручивал какую-то тряпку и на пол посыпались искореженные звенья.

– Стойте! – бросился к ним Марк. – За весла! Там свобода!

– Воля! – заорал передний. – Воля братцы!

Не задумываясь ни на мгновение, словно к этому мигу он готовился всю свою жизнь, раб половинкой весла ударил соседа по голове.

Тот успел уклониться и, обхватив драчуна поперек туловища, швырнул его дальше. Несколько мгновений он стоял, словно соображал, что ему делать с невесть откуда взявшейся силой. Сила, что дал колдовской отвар, просилась в дело, но тратить ее на рабский труд у весла дураков не было… Он ухватился за скамейку, на которой просидел, возможно, не один год и, выдрав ее из пола, бросился вглубь трюма, где рабы уже припоминали друг другу прошлые обиды. Сбитый светильник полетел вниз, и Гаврила, уже почувствовавший запах дыма попытался подняться, но беды не случилось – вода, хлынувшая в пробитые дыры, погасила огонь. Темнота не остановила драку. Рабская ненависть не нуждалась в свете. Привыкшие к своей темнице гребцы и так все отлично помнили. Из темноты доносился скрип ломающегося дерева, скрежет металла, смачное хаканье и крики.

– Боги! – всхлипнул Мусил. – Что это они…

Из темноты выбрался Марк. Он выбирался спиной вперед и Гаврила увидел его бледное как морозное небо лицо только тогда, когда тот поравнялся с ним.

– Дураки… Этим воля дороже свободы…

– Они-то дураки, а мы? Мы умные, раз с ними связались?

– А выбор-то был?

Мусил оглянулся. Вместе с ним оглянулся и Гаврила. Оставшийся невредимым второй преследовавший их корабль, словно почувствовав беззащитность беглецов, догонял их. Там еще не знали, что произошло внутри, но как бы то ни было кто-то там сообразил, что сейчас самое время добраться до смутьянов. Гаврила увидел как фигурки людей суетятся там около метателя и как мгновение спустя с него срывается ярко-алый шар и, разбрызгивая брызги, летит к ним.

– Нам конец! – неожиданно спокойно сказал Мусил. Он смотрел вперед из-под руки и видел что-то такое, что не видел ни Гаврила, ни Марк. – Греческий огонь… Прощайте…

– Мимо пройдет, – так же спокойно ответил Мусил. – Поживем еще…

В трюме что-то хрустнуло с таким звуком, что Гаврила вздрогнул. Грохот заглушил даже азартные вопли. Судно задрожало крупно дрожью, накренилось, мачта качнулась в сторону и поймала горящий снаряд. Неслышный за грохотом удар превратился во вспышку желтого пламени. Освобожденный от скорлупы огонь в одно мгновение стек с мачты и ручьями разбежался по палубе.

– Горим! – заорал Мусил. – Пожар!

Моряк и в цепях остается моряком.

Гребцы проплавали по морям Бог знает сколько времени, и знали цену этим словам. Едва Мусиловский вопль залетел в трюм, как драка там прекратилась. Словно выпираемые оттуда какой-то волшебной силой, голые люди полезли из темноты на палубу. На несколько мгновений они, ослепленные солнцем, останавливались, стараясь приспособиться к солнечному свету. В них уже не было ничего человеческого. Марк попятился назад.

– Вон они!

– Вон кого на своем горбу возим!

Гаврила встал, готовясь драться, но гребцы думали не о них. Сквозь дым, заволокший палубу, они разглядели корабль преследователей.

– Плывут, гады, – раздался звучный голос.

– Плавают, нас не боятся, – поддержал его другой голос.

– Совсем обнаглели…

Мусил и Марк стояли ни живы ни мертвы, а Гаврила искал глазами что-нибудь потяжелее или поострее.

– Это они зря…

Гребцы стояли, словно понимали, что драки не миновать. И это их ничуть не огорчало.

– Им все равно кого бить, – шепнул Мусил.– Нам повезло…

Гаврила посмотрел вокруг. Дрожащий от жара воздух пополам с дымом заставил его загородиться ладонью.

– Что загораживаешься-то, – спросил Мусил.– Все одно лучше не станет…

Пламя уже охватило противоположный борт, и пальцы огня уже хватали палубную надстройку. Треск загорающегося дерева заглушал рев воздуха, прилетевшего, чтоб сгореть посреди моря. Сложенный поперек палубы парус вдруг вздулся, словно почувствовал последние мгновения жизни. Дым расправил полотнище, но корабль не успел даже дернуться вперед. Парус вспыхнул, заставив их отступить к борту. Гаврила загородился рукой от обжигающего жара.

– Это точно. Они нас пальцем не тронут. Чего нас трогать? Мы и сами сгорим.

Гребцы загомонили и, разломав еще не горевший борт, сиганули на палубу чужого корабля.

– За ними! – крикнул Мусил. – Сгорим!

Они бы и успели, но порыв ветра наполнил загоревшийся парус, и его развернуло поперек палубы. Гаврила видел, как на него надвигается стена огня, и шарахнулся в сторону. Страх внутри вырос пузырем, но наружу так и не прорвался. Жар сушил кожу и сила так и не проснулась в нем.

Споткнувшись, он полетел вниз. Огонь, не в силах оставить его себе, отпустил его к прохладе воды…