Текст книги "Остров тайн"
Автор книги: Владимир Акентьев
Соавторы: Юрий Лобачев
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Снова „S"!
– А не могла Валя свалиться с утеса?
Несмотря на всю невероятность этого предположения, капитан и Федя, перегнувшись через парапет, обошли все же вокруг площадки…
– Что с тобой, Димка?
Дима не ответил. Уставившись в одну точку – туда, где тень парапета, незаметно сокращаясь, отступала к востоку, он медленно полз на четвереньках.
– Дима!
Дима нагнулся еще ниже, ткнул пальцем во что-то невидимое:
Валин волос!..
Димка, да ты что? – Федя с отчаянием перевел взгляд на Мореходова. – Капитан, что это с ним?!
Дима повернулся:
– Не бойся, Федька, я с ума не сошел… Вот, посмотрите!
Из трещины под правым краем «зуба» торчал тоненький волосок. Темно-каштановый, в солнечном луче он казался бронзовым.
– Я его заметил, когда сидел. Тень отошла, он и заблестел…
Дима хотел поднять волосок, но он, казалось, врос между камнями. Мореходов обвел глазами щель – ровный круг!..
Ребята, да эта площадка вымощена! Постойте, постойте… – вынул нож, попробовал всунуть кончик между камнями. Ничего не получилось.
Дима, давай топор!
Но и эта попытка не дала никаких результатов.
– А это что? – Он указал на правую сторону торчащего выступа. Солнце немного передвинулось, н тонкая тень легла на контуры выдолбленного рисунка:
Латинское «S» в круге… Лоб капитана перерезали глубокие морщины. Он подошел, нагнулся: «S»… Вспомнилось: Sea, Shot, Sin… Совпадение?!. На концах «S» – гладко отполированные лунки… Эх, придется заводить очки.
А ну-ка, ребята, посмотрите: нет здесь отпечатков пальцев?
Есть!
– Федя, достань, пожалуйста, лупу. Федя бросился к рюкзаку.
– Да, отпечатки совсем свежие. Пальцы тонкие – Валюшины. А круг, видать, вырезан в камне… – Капитан сел на парапет. – Ребята, отойдите-ка немного.
Нажим направо – ничего. Налево… С едва слышным шумом мгновенно опустился круглый камень.
Дима и Федя бросились к открывшемуся люку. Дима отстегнул фонарь, опустился на колено, осветил колодец:
– Там бумажка!
Соскакивая с парапета, капитан отнял руку от камня. Дима едва успел откинуться назад: круглый камень, мгновенно вернувшись на свое место, ударил о стекло фонаря. Оно разлетелось вдребезги…
Капитан схватил Диму за плечи, поднял:
Ты не ушибся?
Нет, вот только фонарь…
Ну, фонарь, бог с ним!.. Это я оплошал. Ясно же было, что нельзя отпускать руки… Так, говоришь, там бумажка? Вот что, ребята: один из вас пусть светит фонарем, другой рассмотрит в бинокль, что это за бумажка. Наверное, записка…
Четыре шага – вдох, четыре – выдох… Никогда еще не приходилось бежать в такой темноте…
Четыре шага уже не получается, не хватает дыхания: три шага – вдох, три – выдох…
Фонарик горит совсем-совсем тускло. Лучше его выключить– сохранить остаток батарейки… Ух, чуть не упала – нога поскользнулась! Валя остановилась, перевела дыхание. Километра два она бежит?.. Но теперь придется идти: дальше пол галереи влажный, скользкий, не хватает еще ногу вывихнуть… Да и как бежать в темноте?
Вытянула вперед руки, пошла… Ничего, скоро должна быть лестница.
В глазах – светлые точки, круги… Их еще больше, когда глаза закроешь. Интересно, почему это так – откуда берутся эти круги и точки? Валя идет, стараясь сосредоточиться на этой мысли. Почему это так: если есть глаза, то не видеть нельзя? Даже в самой полной темноте?
Вот и теперь она что-то видит. Только это уже не в глазах, это впереди. Лестница?!
Валя побежала…
И вот уже лестница. Противная – так круто заворачивается, что никак не шагнуть через ступеньку! Валя торопится, а кругом светлее и светлее, и вот ступени кончились, вот отверстие…
Валь!..
Я здесь… – Девочка подняла голову и ударилась о камень.
Дима помогает Вале выбраться из отверстия. Валя выпрямляется, но тотчас никнет и опускается, и Дима, не зная еще, что случилось, видит, как бледнеет Валино лицо.
– Валь, ты что?! – кричит он, чувствуя, что только его руки не дают девочке упасть.
Но Валя уже стоит на ногах, отстраняется.
– Ударилась головой!.. – Она поднимает обе руки, осторожно ощупывает голову и улыбается. – Дура… Проходит. Знаешь, как было больно! Даже в глазах потемнело… – Валя снова улыбается и, блестя влажными глазами, смотрит вверх, откуда льется свет.
Федя нагнулся над колодцем:
– Валь!.. Давай, лезь сюда.
Дима помогает Вале обвязываться веревкой. Узел все не получается… Он не видит, как Валя отрывает от его куртки едва держащуюся пуговицу и зажимает в кулаке. Крепко-крепко, так что белеют косточки пальцев…
Максимыч сидит, прислонившись к ножке стола. Через иллюминаторы проникает свет лунного серпа, звезд… В углу, то разгораясь, то почти потухая, краснеет кончик сигареты. Это курит часовой. Другой матрос улегся на диван, оттуда доносится его свистящий храп. Часы на стене пробили три раза: без четверти два… Руки ноют, но Максимыч ни на секунду не прекращает бесшумную борьбу с веревками. Он то напрягает, то расслабляет мускулы… Он весь мокрый. Но мышцы не переставая вздуваются, жмут на веревку…
Часы отбили два часа… четверть третьего… Наконец! На правой руке узел ослабел… Половина третьего… Ослабел и левый узел… Теперь, прижимая руки к телу и поднимая плечи, передвинуть веревку ниже локтей… Смотри-ка, это оказалось проще, чем думал!
Красный огонек упал на пол. Вот дикари – кидают окурки куда попало. Весь ковер испортили…
Часовой перебросил ноги через ручку кресла, голову положил на руку. Глаза слипаются. Не заснуть бы! Черт возьми, – головой отвечаешь! Вскочил, направил фонарь на пленного: сидит, голова упала на грудь. Должно быть, дремлет… Интересно, кто он такой?.. А в общем наплевать… Сколько еще до смены?.. Больше часа. Он снова плюхнулся в кресло, вытянул ноги…
Боцман приоткрыл один глаз… Все в порядке. В его распоряжении еще четыре часа. Успеет ли?.. Он нащупал угол ножки стола. Голова еще ниже опустилась на грудь. Пусть думает, что спит… И снова, словно поршни, задвигались руки– вверх, вниз, вверх, вниз… Полированное дерево от трения нагревается. Постепенно, долями миллиметра оно вгрызается в веревку…
Скоростной лифт взмыл на двадцатый этаж. Лейтенант распахнул дверь, вытянулся в струнку:
– Радиограмма у вас на столе, сэр!
Эштон опустился в кресло, открыл папку. В ней лежала шифровка:
Эштон нажал кнопку видеотелефона:
– Лейтенант! Переулок Фраинг-Пэн, Лондон второй.
– Простите, сэр, у нас в картотеке нет такого адреса. Редкая бровь Эштона чуть дрогнула. Но лейтенант на экране увидел и это едва заметное движение. Увидел и лежащую перед полковником шифровку.
– Сию минуту, сэр! – Экран погас.
Эштон снял с руки часы, положил перед собой: сколько времени понадобится лейтенанту, чтобы исполнить приказ? Библиотека этажом ниже, в конце коридора: три минуты дойти, три – вернуться; там две минуты – всего восемь. Он откинулся назад, голова опустилась на широкую тучную грудь…
В дверь постучали. Эштон выпрямился. Прошло восемь с половиной минут.
– Войдите. – Взял протянутую книгу «Люди бездны». – Вы опоздали на тридцать секунд… Учтите! Не поднимая руки, пальцем показал на дверь. Полковник нашел указанную главу, отсчитал абзацы, прочел:
«В соседней каморке живет женщина с шестью детьми. В другой грязной дыре – вдова с единственным сыном шестнадцати лет, который умирает от чахотки. Эта женщина торгует на улице леденцами, и лишь в редкие дни ей удается заработать на три кварты молока для сына. А мясо этот слабый, умирающий мальчик получает не чаще чем раз в неделю, и то такую дрянь, что трудно даже понять, как люди могут есть подобные отбросы».
Придвинул шифровку…
Полковник вскочил, нервно заходил из угла в угол: черт возьми, неужели он ошибся в Клайде? Двадцать пять человек против двенадцати! Ей-богу, он считал его сообразительнее!.. Но как русские пронюхали про лабораторию?!
Полковник потер виски.
Ну и что с того, что там русские? Разве официально хоть кому-нибудь известно про остров? Никому. Так чего тут думать? – Ладонью прорубил воздух. – Р-раз, и концы в воду! – нажал кнопку звонка:
Пишите. Затем зашифруете и немедленно отправите: «Зед-сикстин-эйч»…
*
Иллюминаторы справа зеленеют, рассвет уже близок. Часовые сменились. Этот выспался – жует свою резину и все ходит и ходит вокруг кают-компании. Когда он появляется с этой стороны стола – приходится замирать… Зато руки немного отходят…
Максимыч повернул кисть, попробовал веревку: еще совсем немного, и можно будет ее разорвать. Но хватит ли сил? Руки – как деревянные… В правом кармане – перочинный нож. Хорошо, что он его только сегодня наточил– острый, как бритва… Часовой остановился у иллюминатора. Давай, Максимыч, давай!..
Был второй час ночи, когда матрос, заменяющий раненого радиста, постучался в каюту Годфри:
Радиограмма из центра, сэр! – Щелкнул каблуками, протянул бумажку. – Разрешите идти?
Идите!
Годфри откинул пикейное одеяло, сунул ноги в шлепанцы, встал, натянул халат.
– Посмотрим, что пишет старая брюзга.
Взяв со стола лист бумаги, Клайд написал алфавит, разбил на группы по четыре буквы:
– Тоже, гений нашелся! Не-ет, полковник, расторопность тут ни при чем. Клайд Годфри не такой идиот, чтобы взять ответственность на себя… Здесь слишком пахнет международным скандалом. А теперь в случае чего имеем этот документик: я только исполняю приказание!..
Клайд сбросил халат, растянулся на кровати. Не проспать бы… Снял телефонную трубку:
– Дежурного!.. Дежурный? Говорит капитан-лейтенант Годфри. Разбудите в четыре ноль-ноль. К тому времени подготовить моторную лодку!
Он повернулся к стене, натянул на голову одеяло.
*
Небо заметно посветлело. Часовому надоело ходить, он подсел к пианино, одним пальцем тычет в клавиши…
Максимыч рванул руки. Готово! Откинул голову, прислонился к ножке стола. Закрыл глаза – чуточку отдохнуть…
Но что это? Показалось?.. Нет, стучит… Моторка!
Максимыч выпрямился:
– Гив ми, плиз, э глас оф уотер
– Ho! You speack English?
Онли э литл. Плиз, уотер.
Juste a minute, fellow![2]
[Закрыть]
Часовой подошел к спящему матросу, потряс его з; плечо:
– Старик просит пить. Присмотри-ка за ним, пока: схожу за водой.
Матрос повернулся на спину, пробурчал:
– Пошел к дьяволу! Спать хочу… Ладно, иди, никуда он не денется… – снова закрыл глаза.
Часовой вышел. Максимыч засунул– руку в карман вынул ножичек. Руки не слушаются, никак не от крыть… Открылся!.. Шум мотора слышен уже отчетливо… Неужели сюда? А куда еще?.. Веревки на ногах перерезаны.
Матрос вернулся, нагнулся над боцманом, протягивает стакан.
«Ну, брат, прости!» – Максимыч опрокидывает часового, вскакивает.
Но вскочил и второй матрос. Выхватил автомат и ту же присел: задев плечо, стул ударился в стенку, стекло иллюминатора со звоном разлетелось на куски. Очередь ударила в потолок, полетели осколки плафона. Матрос не успел выпрямиться, кулак боцмана швырнул его на пол.
Моторная лодка уже пристает. Слышна брань тоге что был вечером. Максимыч бросился к двери… и ту же растянулся, ударился головой об угол буфета: часовой схватил его за ноги, навалился всей тяжестью.
Шаги по палубе… Эх, руки плохо слушаются!. Боцман рывком сбрасывает часового. Ринулся к двери выскочил в коридор…
– Руки вверх! – Дуло пистолета черным немигающим глазом смотрит на сердце… Метр с небольшим..
Сзади рванули дверь. Максимыч метнулся вправо и одновременно сильнейшим ударом левой ноги выбил пистолет в момент, когда из его пасти вырвался огненный язычок. Раздался стон.
– Не таких видали!
Клайду показалось, что у него оторвалась челюсть. Он рухнул: свинг боцмана достиг цели.
Пистолет!.. Максимыч нагнулся, очередь протрещала над ним, поднял браунинг – матрос скрылся за дверью.
Вот он – трап. Схватился за поручни, подпрыгнул, выскочил через люк, захлопнул дверь… Пули прорешетили переборку.
На палубе появились еще двое… Снизу слышны шаги бегущих…
– Тьфу, черт, сколько их?
До берега метров двести…'Максимыч перелетел через борт.
Пули беспорядочно зашлепали по воде. Перевесившись через поручни, Клайд ждал, когда появится голова… Она показалась лишь на мгновенье – совсем не там, где он ожидал ее увидеть, а гораздо правее… Пули снова бесцельно расстреляли океан… Клайд прикинул расстояние, которое проплыл боцман: сейчас он, наверное, появится левее!.. Но голова вынырнула еще правее. Пока Годфри ее заметил, нажал на спуск, – она снова скрылась. Автомат выплюнул несколько пуль и осекся.
– Damned! Обойма кончилась! – бросил автомат, зарычал, – Не уйдешь!.. Мотор! Живо!
Старшина и моторист скатились по трапу. Соскочил в лодку и Клайд. Старшина рывком развязал узел, оттолкнул лодку. Моторист дернул шнур подвесного мотора. Мотор не завелся. Дернул вторично – тот же результат.
– Черт вас раздери! Вы это нарочно, что ли?!
На палубе появился дежуривший матрос. Клайд погрозил ему кулаком:
– Сволочи! Под суд – вас и вашего товарища! Матрос взял под козырек:
Есть под суд, сэр. Только Бернер уж кончился… Ваша пуля угодила ему прямо в лоб!..
Что?! – Годфри прикусил губу, повернулся к мотористу, тот безуспешно старался запустить двигатель. Срывающимся голосом заорал: – Да заведется ли у вас этот треклятый мотор?..
Свеча, сэр, барахлит. Придется менять…
– К черту свечу! Весла!
Старшина уже всовывал алюминиевые весла в уключины, уперся ногами, ударил по воде…
Максимыч снова вынырнул. Где они? Оглянулся – нет их… Берег совсем близко. Но здесь не взобраться– гладкая стена… Придется правее, к тем скалам… Сколько это? Метров семьдесят. И, как назло, сегодня нет тумана… Быстрее, Максимыч, быстрее! Можно по поверхности, кролем. До чего руки болят… Ничего, ничего, еще пятьдесят секунд… сорок пять…
Лодка обогнула «Бриз».
– Вот он! А-а-а, на те скалы?.. Не уйдешь… Не уйдешь!
С каждым взмахом весел расстояние сокращается.
– Оружие! Есть у кого из вас оружие?
Не переставая грести, старшина указал на кобуру. Клайд вынул пистолет… Нет, еще слишком далеко… Обернулся: моторист ввинчивал свечу.
– Скорее, дьявол вас раздери! Скорее!
Гребок… еще гребок… еще… Рука коснулась камня… Подхваченный волной, Максимыч оттолкнулся от воды, но не смог удержаться на скользких камнях, снова свалился. Те уже в ста метрах.
Темная тень промелькнула в воде. Новая волна подхватила Максимыча, он бросился грудью на камень, ухватился за обломок скалы, подтянулся…
Раздался щелчок, пуля ударила в воду.
Максимыч вскочил. Нога соскользнула, он упал на колено, снова вскочил. Лодка уже в шестидесяти метрах…
Цепляясь за острые выступы, боцман лезет все выше, падает, снова лезет…
До берега – тридцать метров. Отсюда он попадет без промаха… Клайд встал, вытянул руку, прицелился. Мушка следует за убегающим. Медленно нажимает на спуск…
Лодка рванулась… Клайд упал на скамейку, выстрелил в воздух:
– Проклятье!
Лодка описывала вираж:
Сэр, мотор заработал!
Будьте прокляты и вы и ваш мотор! К берегу! Скорее, черт возьми!
Лодка бортом ударилась о скалу, мотор заглох… Но где же русский? Черт! Вон уже куда забрался!.. Старшина хотел ухватиться за камень, но разгон был слишком большой – лодка прошла мимо скалы. Он бросился к веслам.
Годфри уже уперся о плечо старшины, занес ногу, чтобы прыгнуть…
Огромное щупальце хлестнуло по борту, второе, извиваясь, подбиралось к ноге Клайда. Он отскочил, разрядил пистолет в неясную темную массу под лодкой…
Мотор взревел. Старшина поднял весло, со всей силы опустил его на щупальце чудовища. Оно исчезло… Освобожденная лодка чудом миновала скалу, развернулась и на предельной скорости стала удаляться…
Годфри сидел, судорожно скрестив руки. Он не в силах был унять дрожь. Не смел разжать челюсти: знал, что зубы будут лязгать…
СПАСИБО, ТОВАРИЩ ОСЬМИНОГ!
Каменный люк захлопнулся.
Крепко прижимая к груди Валину голову, капитан гладил ее растрепавшиеся волосы.
– И напугала же ты нас…
Он положил руки на плечи девочки, немного отстранил ее, пальцем приподнял голову за подбородок. Она совсем по-детски шмыгнула носом:
Я там все осмотрела до самого колодца… И никаких следов Степана Максимовича не нашла… Там только указатели и такие странные надписи…
Валюша, какие следы? Что за указатели?..
Я их срисовала. – И снова прильнула к груди капитана.
Капитан откашлялся, обнял Валю за плечи, провел рукой по щеке:
– Ладно… Федя, взгляни-ка, что у нас еще имеется из продуктов?
Федя вынул из рюкзака две пачки концентратов – рисовый суп с мясом и гречневая каша, – банку крабов, начатую пачку яичного порошка, бекон в целлофановой обертке, банку сгущенного какао, плитку шоколада, три пачки галет, коробку мятных леденцов, пачку чая, рафинад, соль.
– Есть еще коробка сухого спирта! – Прекрасно!.. А вода у нас есть?
Валя подробно рассказала друзьям о том, что с нею произошло, начиная с того момента, как она свалилась в люк. Вода на походной спиртовке закипела. Федя занялся яичницей. Капитан посасывал мундштук трубки.
– Что касается Максимыча, возможны две гипотезы: первая – менее вероятная – та, что произошло что-нибудь из ряда вон выходящее, стихийное, что заставило его временно увезти «Бриз» из бухты… Но, откровенно говоря, трудно представить, что бы это могло быть… Землетрясение? Мы бы его почувствовали… Вторая версия более вероятная. За нее говорят заметенные веткой следы, что шли от кустов: на Максимыча напали! Внезапно… Причем – отнюдь не аборигены… Они – даже если предположить их существование на острове – не справились бы с автоматическим управлением «Бриза»…
Капитан о чем-то задумался.
– Но делать окончательные выводы еще рано. Подождем. Что же касается подземелья, то, судя по надписям, оно когда-то служило убежищем для пиратов… Но камень, который перегораживает путь к колодцу!.. Покажи, Валюша, еще разок. – Валя протянула блокнот. – Ты права, – здорово похоже на рисунки под мостом… И на тот – у озера… Говоришь, и сам камень похож? Так-так… А поставлен-то камень, выходит, из добрых побуждений!.. А?.. Прямой коридор, говоришь, идет на север-северо-запад? Это примерно туда, где находится мост…
Федя раскладывал еду, Дима разливал чай.
– Вот что, ребята: быстренько позавтракаем и отправимся к мосту. Дорогу через лес мы вчера прорубили, за три часа дойдем. Я думал начать обход берегов, но Валина разведка меняет обстановку.
Перед тем как спуститься с «сахарной головы», Валя спросила:
– Капитан, вы обратили внимание на «S» в круге? Я вспомнила…
Мореходов несколько раз кивнул:
– Обратил, Валюта!.. Еще как обратил!
Почему не стреляют? Когда он оглянулся последний раз, они были у самого берега. Может быть, его сердце так стучит, что он не слышит погони?..
Максимыч поднял увесистый камень, спрятался за выступ скалы. В этот момент взревел мотор… Он увидел, как исчезло щупальце спрута, как лодка развернулась и умчалась, а на месте, где она только что стояла, расплылось большое пятно, будто пролили в океан гигантскую банку туши… Лодка все дальше удалялась от берега и, миновав «Бриз», не уменьшая скорости, направилась к северу, свернула направо.
– Так вот какая тень промелькнула в воде!.. Ну, товарищ Осьминог, спасибо тебе! Сослужил службу…
На «Бризе», прислонившись к мачте, курил часовой. Максимыч узнал его – это был тот, что дежурил последним. А второй? неужели он его так здорово саданул? Хотя, тот был уже на ногах, когда он выбежал в коридор… Боцман вспомнил стон, раздавшийся за его спиной вслед за выстрелом…
Еще несколько метров, и он на вершине берегового хребта. Нужно решить, что делать. До восхода еще с полчаса. Но солнце не так скоро перевалит через горы… Капитан с ребятами, наверное, ночевали возле бухты. Отправиться туда? Но они тоже не будут сидеть там сложа руки. Куда пойдут?.. Эх, да ничего, уйдут – оставят знак…
Теперь, когда непосредственная опасность погони миновала, каждый шаг давался с невероятным трудом: руки плохо слушались, мокрая одежда, прилипая к телу, сковывала движения, сильно болела левая нога.
Через прорванную штанину торчало разбитое колено. Из глубокой ссадины сочилась кровь. Максимыч снял рубашку, оторвал длинную полосу, туго перебинтовал рану. Где он находится? Перед ним долина, с севера окаймленная лесом, справа – холм, похожий на морскую черепаху, прямо – горы. Это те горы, которые пересекают остров. Бухта на южной оконечности. Значит, отсюда она на юго-востоке. Берегом можно дойти до бухты. Но как и сколько он будет петлять?..
Моторная лодка… Она свернула куда-то направо, совсем близко… А он? Так вот и уйдет, ничего не узнав о тех, кто напал на «Бриз»? Нет, друг, так дело не пойдет! Что-то на этом острове не того… Почему бы тот так интересовался целью прихода «Бриза»? Пошли даже на такую штуку – украсть корабль… Тут, брат, дело не без кислоты! Они хотя по одежде вроде как с торгового судна, но, видать, военные… Сколько их? Что у них тут – база? Ну-ка, Максимыч, поворот на шестнадцать румбов!
*
В длинной бухте в виде буквы «Г», куда еще не проник дневной свет, притаился серый истребитель. Э-хе, вроде переделан на гражданское судно!.. Так-так, камуфляж, значит! Флага, конечно, никакого. Это уже о многом говорит. На носу, над якорным клюзом, черным лаком поблескивает название: «Famous». Команда на таком судне – до 35 человек…
С правого борта, у спущенного трапа, пришвартован катер. В нем офицер и четыре матроса. С палубы капитан что-то говорит, но сюда, на шестидесятиметровую высоту, слова не долетают. Катер отошел, направился к выходу из бухты.
По-пластунски, подтягиваясь на локтях, Максимыч переполз левее. Отсюда виден океан, южнее в полумиле белеет «Бриз». Катер идет к нему.
На берегу никаких следов базы или лагеря. Из бухты наверх ведет, очевидно, только вон тот узкий коридор… И людей на берегу не видать. Не видать также ни бумаг, ни окурков, ни прочей дряни, которой обычно люди отмечают свое присутствие… Что ж, теперь положение несколько прояснилось, можно и к своим… Но как? По берегу может занять слишком много времени! Максимыч решил пойти прямиком на юго-восток, минуя береговой хребет, на котором, к тому же, могли быть расставлены патрули. Здесь же, если ему удастся добраться до холмов, за которыми виднеется лес, он будет почти в безопасности.
Стараясь как можно легче ступать на левую ногу, которая все сильнее давала о себе знать, боцман спустился в долину. Сделал шаг, второй – ноги погружаются все глубже, их засасывает… Не пройти – трясина. Он повернулся, уперся правой ногой, чуть не вскрикнув от боли, с невероятным усилием вырвал левую. Зато правую засосало почти до половины голени. Он бросился на землю, вытянул руки, ухватился за траву. Трава вырвалась с корнями, но ему все же удалось немного высвободить ногу. Снова вцепился в траву – с хлюпающим звуком трясина отпустила ногу. Подтягиваясь на руках, делая минимум движений, сантиметр за сантиметром, Максимыч выбрался на сухое место, лег под камнем, отдышался. Осмотрел колено: оно распухло, посинело.
– Должно, растянул! Зря!..
Боцман проверил пистолет – действует. Пять патронов – не так уж плохо!.. Встал и, придерживаясь за скалы, заковылял к лесу…
*
В каньон солнечные лучи не доходили, но белые рисунки ясно выделялись на потемневших от времени досках.
Как, Федя, снял?
Да.
Я тоже. – Мореходов застегнул футляр фотоаппарата.
Валя срисовывала рисунки:
Сейчас и я закончу…
Давай, Валюта, свою бумагу. Это будет удобнее, чем сидеть задрав головы. Так!.. Вероятно, их нужно рассматривать в том же порядке, как они изображены…
Федя почесал затылок:
Но как узнать – что это? Я ничего не понимаю. Ну вот, к примеру, первый рисунок: руки, игла, птица моа, нога…
Хм!.. Руки ли это?.. Не уверен. Может быть, «пальцы»? Но почему на третьем только два пальца? Всего – двенадцать… Может быть, «двенадцать»?.. Моа нарисован так же, как на камне в подземелье…
А что если попробовать так, как Валя сделала там, – предложил Дима, – взять только согласные?
Как Валя сделала там?.. Кстати, друзья, многие народы древнего Востока не имели письменных знаков для передачи гласных звуков, они записывали только согласные.
Не имели?
Видите ли, алфавит создавался, когда от идеографического письма стали переходить к звуковому. Один и тот же рисунок мог означать несколько совсем разных слов, лишь бы совпадал их «скелет» – костяк согласных букв… Скажем, рисунок «рак» мог означать также такие слова как «река», «рука», «рок»…
Но как же читали такие письма?
Рядом с рисунком, костяком слова, ставили значок-подсказку. Рядом с рисунком рака, например, волнистая черточка показывала бы, что читать нужно «река», папирус – читай «урок»… Давайте попробуем. Что у нас получится?
Он написал: ДВНДЦТЬГЛМНГ…
Да! Не совсем ясно…
Валь, ты что колдуешь?
Девочка, постукивая кончиком карандаша по щеке, рассеянно посмотрела на Федю:
Это не двенадцать.
А что?..
Валя карандашом написала что-то в воздухе, пробормотала:
Джн, джнг, джнгл… – ткнула карандашом в рисунок. – Это «дюжина». Д Ж Н. Получается ДЖНГЛ…
Молодец, Валюша!.. Джнгл – джунгли. Это уже что-то значит!
Правильно! На юге от моста начинаются джунгли! – воскликнул Дима.
На юге? Первый рисунок разгадан!
На втором непонятен последний рисунок! Федя удивленно поднял брови:
А разве это не римская волчица?
Эх ты, историк! Римскую сосут двое малышей: Ромул и Рем, а здесь… – Дима смешался, снова взглянул на рисунок. – Конечно, это римская волчица. Кого нет? Рема. Значит…
Интересно, о каких милях идет речь: о морских или уставных?.. Разница, в общем, небольшая, но в данном случае может выразиться примерно в трех четвертях километра. А это не так уж мало…
Остается последний рисунок. Что мы тут видим? Первое – очевидно. Второе – эмблема медицины…
Может быть, это «яд»? Вон капелька вытекает из зуба змеи.
Правильно, может быть и «яд». Даже, пожалуй, наверное – «яд».
Дима указал на предпоследний рисунок:
Что обозначает эта дуга? Солнце, месяц, звезды…
Это «небо». Так изображали его древние.
Тогда, мне кажется, что здесь все понятно.
Кроме одного: с чего высаживаться. И… вопрос с милями становится еще более важным, так как неизвестно – где высаживаться.
Капитан поскреб обросший седой щетиной подбородок.
– Во всех этих рисунках бесспорно одно – их сделали не аборигены.
Волоча ногу, Максимыч дошел до леса, который с севера окаймлял болото. Нигде никого. Сел отдохнуть. Странно, почему за ним нет погони? Он подумал было, что те – в катере – посланы по его следу, а они отправились на «Бриз». Искать судовые документы? Ну, им придется немало повозиться, прежде чем догадаются о существовании ящика в пульте управления… Боцман побледнел: неужели они отправились топить «Бриз»?! Не может быть! Не посмеют. Да и не сделают, пока не узнают, зачем прибыл сюда корабль…
Ухватившись за ветку, Максимыч встал, полез в карман за ножом, но вспомнил, что ножик остался на полу, в кают-компании.
Отломал сук. Опираясь одной рукой на него, другой придерживаясь за стволы деревьев, направился вдоль опушки. Впереди, километрах в двух, лес сворачивал к югу.
– Туда-то мне и надо. Ну, Максимыч, полный вперед! Вот только ход у тебя, прямо скажем, небольшой…
Четверо друзей выбрались из каньона и направились прямо на юг, к джунглям, которые начинались темной стеной в каких-нибудь ста метрах от навесного моста. Капитан, Федя и Дима отстегнули топоры, готовясь прорубаться через заросли, но, как ни странно, этого не понадобилось – в лесу, петляя и извиваясь, тянулась тропа. Лианы, валежник, кусты, которые местами ее перегораживали, были ничто по сравнению с тем, что им пришлось преодолевать накануне. Топкую почву устилал толстый слой бамбука, словно кто-то проложил здесь гать. Кое-где поваленные деревья также помогали перебираться через топкие места.
Шли молча, каждый погруженный в свои мысли. И, наверное, все думали об одном и том же…
Годфри пробежал мимо вахтенного, заперся у себя в каюте. Дрожащими руками достал из шкафа бутылку виски, расплескав добрую половину, налил в стакан. Зубы стучали, горькая жидкость стекала по подбородку, пролилась на костюм. Клайд завернулся в одеяло, бросился в кресло… Дрожь не унималась. Тупо глядя в одну точку, он пытался привести мысли в порядок, но они то мчались в каком-то бессмысленном хороводе, то холодными каменными глыбами ложились на темя… Дважды кто-то стучался в дверь, но он даже не шевельнулся. Он слышал, как капитан Уэнслн отдавал своему помощнику распоряжение сменить Рокка, привезти тело Бернера, но так и не смог полностью осознать значение этих слов.
*
Прошло три часа. Клайд проснулся. Шея затекла, неудобно повернутая голова разламывалась. Сжимая виски, он встал. Его мутило, тело покрылось испариной. Шатаясь, он прошел в ванную.
Открыв до отказа краны, разделся, с наслаждением лег в теплую воду, чувствуя, как кровь отливает от головы. Мозг снова четко заработал, но мысли были отнюдь не радужными:
– Черта мне нужно было сообщать шефу о пленном!.. Болван, испугался ответственности. Где он теперь, этот пленный?!
Он включил электробритву, посмотрел на себя в зеркало: на левой стороне подбородка расплылся кровоподтек: вот почему до сих пор болит челюсть!
Пока Клайд брился и одевался, он обдумал дальнейшие действия: русский, наверно, уже у своих. Надо полагать, они тут же свяжутся со своим центром. Оттуда пошлют помощь. Как? Самолетом? Вряд ли – приземляться негде. Значит, в ближайшее время можно не ожидать никаких сюрпризов. А за это время он разделается с теми, что на острове!.. Международную огласку они тоже едва ли дадут: очевидно, русские весьма заинтересованы в сохранении тайны острова…
Годфри позвонил вахтенному:
– Передайте капитану, что я жду его у себя. Когда Уэнсли, низко согнувшись, чтобы не задеть дверной косяк, вошел в каюту, Клайд был уже одет, причесан. Подбородок – сильно напудрен. Уэнсли опустился в кресло.
Годфри притушил сигарету. С самого начала пути у них с Уэнсли сложились довольно холодные отношения, которые постепенно перешли в открытую неприязнь. «Досадует, что до сих пор дальше капитана третьего ранга не пошел и что попал под мое командование», – подумал он.
Капитан, сколько у вас свободных людей?
Свободных? Ни одного. Вы приказали взять лишь самый необходимый состав, что я и сделал.
Годфри пропустил мимо ушей последнее замечание.
В таком случае сколько у вас вообще человек?
Не считая вас, капитан-лейтенант Годфри, господ офицеров и пассажира Кента, на «Фэймэзе» было девятнадцать человек. Радист лежит с переломом ребер, у Бена сломана рука, – по мере перечисления Уэнсли загибал пальцы, – Хэпсона унесло волной, Рокк на гауптвахте, – он поднял глаза на Годфри, тот стоял против света, и лица его не было видно, – мне старшина передал, что вы распорядились отдать его под суд, – он согнул еще один палец. – Это четыре. Пятый – Бернер. Кстати, что прикажете делать с его телом: похоронить на берегу или спустить в море?
