Текст книги "Потерянные дети (СИ)"

Автор книги: Владимир Потехин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Энцелад посмотрел наверх, туда, где в облаках скрывается вершина лестницы. Считалось, что лишь только достойные смогут подняться наверх, туда, твориться история Системы, туда, де восседают Боги. Тысячи ступеней исчезали в вышине, окутываемые призрачным сиянием звезд. На этой лестнице исчезало время, исчезало пространство. Был только путь, с которого нельзя свернуть. Путь к Его справедливости. Путь к Его свободе. Боги давно покинули Иллион, слишком занятые своими делами, слишком уверенные, что запущенная ими Система сможет существовать без них, без их вмешательства. И вроде бы продуманны уже все детали, и можно расслабиться, насладиться мигом спокойствия. Но всегда есть мелочь. Одна неприятная, маленькая проблема, которую ты упускаешь из вида, когда стремишься продумать все, когда стремишься все держать под контролем. И, вероятнее всего, именно эта мелочь и сломает все твои достижения, скомкает их и выбросит. Так далеко, что уже никто и ничто не сможет вернуть тебя на этот путь, не сможет тебя даже заставить все начать с самого нуля. Одна мерзкая мелочь. В лице озлобленного, сжигаемого яростью, Бога, которого так долго не хотели признавать за равного. Почему мы отвергаем кого то, заставляем его страдать и чувствовать свое ничтожество? Мы боимся, что он может оказаться лучше нас, сильнее нас, благороднее нас. И что же происходит, кода мы ломаем его, лишаем его крыльев, рушим его надежды и сами зажигает его душу, надеясь, что он никогда не оправится от этого. Надеясь, что он никогда не сможет набраться сил, чтобы нанести ответный удар. Надеясь, что даже если это произойдет, мы опять окажемся сильнее. И снова сможем сбросить его вниз, на то дно, где, как нам кажется, он потеряет все силы. Что происходит, когда мы ошибаемся? Мы платим за свои ошибки. Некоторые раскаиваются, но все равно получают свое наказание, другие борются до последнего, но также получают наказание, которого достойны. Но самое главное, что никто не сможет уйти от праведного, ну или же не очень праведного гнева обиженного. Никто не сможет скрыться от того пожара, который его демоны подкармливали своими мыслями и желаниями. И что, если он когда-нибудь выпустит своих демонов, после длительного заточения.

Энцелад преодолел последний десяток легко, словно и не было позади нескольких тысяч ступеней, словно не пришлось ему карабкаться наверх, сквозь свои воспоминания и свою боль. Его вела жажда мести, жажда справедливости и желание расплаты. И когда он увидел всех своих братьев и сестер, спокойно восседающих на своих местах, находящихся в полудреме, ярость новой волной захлестнула его сознание, заполнила его сердце и заставила демонов всполохнуться в душе. Слишком страшно было даже им, слишком ужасна была учесть всех собравшихся, слишком жестокое наказание было уготовано им. Энцелад вспомнил тот день, когда был последний раз в этом месте, когда они смотрели на него, опустив глаза, все эти ничтожные создания, решившие, что могут судить его, что могут приравнять его к себе и лишить самого дорого, что было у него. Лишить его самого главного отличия от них.

Лишить его свободы, который он был наделен с рождения. С того самого мига, как утихло пламя последнего пожара.

Он стоял посреди своих многочисленных братьев и сестер, гордо смотря на них, понуро опустивших глаза. Теперь они должны будут его принять в свои ряды. Больше никогда не будут они смотреть на него с плохо скрываемым презрением и насмешкой. Серые одеяния его переливались всеми оттенками боли и скорби, наполнявшей подлунный мир.

Все ждали.

Энцелад осмотрелся по сторонам. Никогда прежде он не был тут и теперь жадно изучал место, где, как он думал, теперь предстоит проводить ему время, наравне со всеми. Белоснежные колонны, уходили высоко вверх, поддерживая сводчатый потолок, сверкавший в высоте. Стен у этого помещения не было и можно было наблюдать, как облака разбивались о крутые склоны гор, которые пронзали небеса. Внизу лежал мир, тихий и спокойный. Мир полный надеждами и мечтаниями. Он не любил этот мир и поэтому не стал любоваться открывающимся видом, сосредоточив свое внимание на письменах, покрывавших колонны. Пытаясь прочесть их, Энцелад с удивлением понял, что не понимает языка, на котором они вещают свою историю.

–Это язык, на котором создавалась Система. И этим языком ее можно уничтожить. Поэтому ты не можешь прочесть это. Тебе нельзя его знать.

–Я думал, что теперь я имею право знать его. Разве я не ваш брат?

Дамониэль отвернулся от него, пытаясь скрыть на своем лице отвращение и гнев, вмиг охватившие его. Он был последним. Все ждали его.

–Ты наш брат, но – он на краткое мгновение замолчал – твои действия не дают тебе права знать это. Ты даже не должен присутствовать тут. Пойми нас, после того, что ты совершил...

–Ты оскверняешь это место своим присутствием!

–Я не понимаю... Ведь...

Осмотревшись по сторонам, Энцелад увидел, что все отводят глаза. Избегают встречаться с ним взглядом. Лишь только Лаомеда, полная его противоположность, Богиня вечной молодости и жизни, холодно взирала на него со своего места. Она не шевелилась и казалась, что она вся была высечена из льда, гордая, прекрасная и... холодная. И лишь только глаза ее горели холодной яростью на этом непроницаемом лице.

–Так как все уже собрались, я думаю, что можно начинать.

Откуда-то сверху свесились нити и оплели тело Энцелада. Он даже не успел попробовать увернуться, слишком стремительно произошло все.

"Это суд! Но за что? Что такого я совершил, что меня собираются судить... Кто вообще осмелиться судить МЕНЯ? Как смеют они!? Я должен быть на их месте! По моему велению должны подниматься из Тьмы и падать в нее миры!"

–Признаешь ли ты, Энцелад, Бог смерти и покровитель мертвых, свою причастность к катастрофе, охватившей мир Иллион? Признаешь ли ты, что нарушил все запреты, которые не должны быть никогда нарушены. В частности, вмешательство в жизни смертных и применение своих сил, многократно превосходящих всю мощь Системы?

–Да. Но...

–Когда ты шел на эти преступления, знал ли ты о том, какое наказание ожидает тебя?

–Да, но...

–Братья и сестры. Виновен ли он?

Тишина длилась короткое мгновение, спустя которое наполнилась десятками голосов.

–Виновен...

Где-то в глубине сознания рушился мир из грез и надежд, надежд на то, что они примут его как равного, что когда-нибудь он будет вместе с ними наблюдать за Системой, а не копошиться внизу. Все рушилось, словно карточный замок от легкого дуновения ветра.

–Неужели вам всем жалко их? Они животные! Животные, которые хотели свергнуть вас вашим же оружием! И вы вот так меня благодарите за то, что я спас вас всех? Как смеете вы!?

Энцелад попытался вырваться. Можно было сбежать, расправить крылья и скрыться от них. Но опутавшие его нити оказались прочнее. Они впивались в кожу и с каждой минутой окутывали его все сильнее. Кровь тонкими ручейками стекала по его телу, но он не чувствовал боли, только непреодолимое чувство ненависти к ним всем.

–Они были всего лишь заблудшие дети, которых можно было поставить на путь мира и покоя. Но ты уничтожил их всех! Движимый своей гордыней и яростью ты уничтожил цивилизацию! И за это ты будешь изгнан. – Дамониэль посмотрел ему в глаза. – Изгнан и лишен крыльев.

Одобрительный гул пронесся по залу. И в этом гуле Энцелад понял, за что они ненавидели его. Все эти создания, по недоразумению или же по насмешке судьбы, являвшиеся его братьями и сестрами, ненавидели его именно за его крылья, за его свободу, которой были лишены сами. Ненавидели его, за его свободу жизни, передвижения и за свободу самому выбирать, где находиться. Они ненавидели его за то, что были заточены в том месте, куда он так стремился, в то время, как он сам мог выбирать, куда ему направиться и где встретить новый рассвет, сам решал, какой из миров посетить и что увидеть. Они были несчастны. И теперь они все были рады, что он станет таким же как они, станет хуже и ниже их. Они искренне радовались, что теперь он будет на веки вечные на самом дне, там, куда даже солнце пробивается редкий раз.

–Вы не...

Острая боль пронзила все существо, застелила глаза багровой пеленой и сжала горло. Он не мог кричать, не мог видеть, не мог ощущать ничего, кроме этой боли. Он корчился на полу в собственной крови, хлеставшей из открытых ран. Не было больше нитей, не было мыслей. Не звучали радостные возгласы, только лишь угнетающая тишина и десятки пристальных глаз.

–За что...

Энцелад поднял глаза и увидел прямо над собой Лаомеду, обеими руками сжимавшую меч, с которого еще капала кровь. Холодное удовлетворение в ее глазах было красноречивее всех слов, она ненавидела его всей душой, все ее существо было пропитано этой ненавистью и презрением.

Схватившись за острие меча, Энцелад притянул ее вниз и заглянул в глаза.

–Будь ты проклята. Будьте вы все прокляты!

Холодная ярость волной затопила его сознание, застилая глаза. Хотелось только одного. Убить. Убить их всех. Но даже смерть всех тварей во всех мирах не смогла бы утолить его кровавую жажду. С трудом поборов себя, Энцелад осмотрелся. Страх пропитывал воздух, наполнял всех и каждого в этом зале. И он наслаждался этим страхом. Они боялись его.

Упав на колени, Энцелад сдался на их милость.

Чьи-то сильные руки подхватили его и протащили к самому краю, туда, где внизу бьются о скалы облака. Он стоял на коленях и смотрел вниз, когда сильный удар в спину лишил его равновесия и он полетел в это море. Не чувствуя ни ударов о камни, ни боли, ни ярости, он жалел лишь о том, что он бессмертен. Где-то в вышине на камнях оставались лоскуты его кожи и плоти, а камни были окрашены его кровью.

Но в этот миг все было не важно.

Все это было не важно и теперь, спустя сотни лет. Спустя годы, полные боли и отчаяния. Спустя годы одиночества и тошнотворного ожидания. И вот теперь, когда он стоял и смотрел на них, таких слабых, по сравнению с ним, таких угнетенных своими же воспоминаниями и мыслями, он не мог понять, что же заставило его тогда сложить руки и допустить свершиться их "правосудию", что заставило его принять эту учесть? И ответ был только один. Его бесконечная вера в их силу, могущество и мудрость. И только теперь, поднявшись с самых низов мира, переборов в себе желание подчиняться и быть их рабом, он смог увидеть, как на самом деле они несчастны, сидящие здесь Боги. Он видел, как их угнетает собственное бессмертие, как много вопросов у них самих и как много вопросов задают им люди. Вопросов, на которые уже никогда не будут получены ответы. Вопросов, которые никогда не будут заданы.

Ему было жалко их, этих глубоко несчастных существ, мнивших себя всемогущими Богами, некогда великих, но теперь ослабленных собственным сомнением. Ему было противно быть среди них, противно смотреть на них, противно думать о них. Его шаги четко звучали в тишине этого священного места. Места, огороженного от зла и порока. Места, являвшегося средоточием мудрости и жизненной энергии всей Системы. И именно это место Энцелад и намеревался уничтожить. И если погибнет вся Система, если рухнут в небытие все девять сфер, так пусть оно так и будет. Одним решением можно избавить все миры от боли, страдания, войн и несправедливостей. И может быть, никогда больше в этой реальности не произойдет прекрасного проявления любви, чудесных мгновений дружбы и верности. Пусть так оно и будет, ведь это такая ничтожная малость по сравнению с тем, что творят с этими мирами войны, предательства, убийства и ложь. Баланс уже давно был нарушен, но только Они все стараются не видеть этого. Так зачем этим мирам, зачем Системе слепые Боги.

–Доброе утречко, милые мои братья и сестры. Вы даже не представляете себе, насколько я НЕ рад вас видеть и насколько мне противно находиться в этом месте в окружении вас. Но, я должен. – ему нравилось видеть боль и страх в их глазах. Нравилось ощущать, как рухнули их защитные барьеры, которые, как они считали, способны были защитить от него. Как легко рушатся надежды тех, кто слишком уверен в своей безнаказанности. – Мне кажется, что уже давно пришло время нам поговорить с вами, обсудить все наши небольшие проблемки, разногласия и недомолвки, которые возникли в свое время среди нас. Но мы одна семья и должны решать все вопросы не силой. Разве вы так не считаете?

Энцелад не ожидал ничего другого, он понимал, что стоит ему появиться в этом месте, и на него будут брошены все силы, вся мощь Системы обрушиться на его голову, лишь бы только уничтожить его, стереть его имя из веков, которые еще даже не наступили. Однако, братья и сестры, которые продумали все до мелочей, не учли все ту же маленькую проблему. Система имеет свой разум и свое видение ситуации, у нее свои мотивы, свои интересы и свои жертвы в достижении своих же целей. И старым Богам не было места в ЕЕ новом мире.

Когда казалось, что все кончено, и все могут вздохнуть с облегчением. Когда, по идее, на месте Энцелада должна была остаться только горсть пепла, а Система должна была начать свое восстановление и мир засиял бы по-новому, все оборвалось. Первые несколько вспышек уничтожили ближайших, и самых слабых, неспособных даже на малейшее проявление божественной силы. Они не успели бы даже крикнуть, слишком быстро произошло все. Где-то в вышине, где встречаются солнце и звезды, раздался тихий стон. Система оплакивала первые жертвы, которые позволила сама.

–Неужели вы и вправду думали, что сможете уничтожить меня? Что вам, ничтожным, лишенным сил созданиями будет позволено причинить вред единственному, который еще способен сопротивляться вам? – следующая вспышка врезалась в колонну, в шаге от Лаомеды. -Слишком долго вы жили в этом месте, не задавая себе вопроса, а что будет, если мы ошибемся. И вы ошиблись! А я– ответ на вопрос, который вы так и не посмели себе задать. Слишком долго я держал свои страхи при себе, слишком долго я боялся поднять голову, чтобы посмотреть на ваши лица, чтобы увидеть ваши страхи, вашу усталость. Но теперь я не боюсь! – Боги отпрянули от него, когда два языка пламени сплели за его спиной огромные крылья. Они прикрывали лица руками, прятались за колонны и боялись его, в то время, когда он вздымал все выше над их головами, держа в своих руках их жизни. – Теперь вам придется поднимать свои головы, чтобы увидеть мое лицо, полное справедливой ярости. Я принес вам прощение. Я отпускаю вас. И если вы пройдете очищение огнем, я не причиню вам более вреда.

С его рук сорвались искры, которые превращались в огонь, росли и становились все сильнее, до тех пор, пока все внизу не было превращено в багрово– оранжевое море, поглотившее все. Жар не трогал его, языки пламени не обжигали его тела, а крики умирающих не терзали его душу. Они уже не смогут пожалеть, что бессмертны. Великий Пожар способен забрать жизни, так же, как и дал их. Он способен наказать недостойных, забрать самое ценное, что только есть у них, лишить их всех надежд, желаний и переживаний. Лишить их силы и возможности наслаждаться новым днем, каждой новой минутой и секундой. Способен избавить их от ужасной пытки временем, которой подвергался каждый из них. Способен их лишить самого страшного разочарования.

Он лишал их жизни.

Энцелад не испытывал радости, не получал наслаждения от криков и стонов умирающих. Он не жалел их. Все произошло так, как и должно было, все имело свое логическое завершение и ничто не могло бы изменить его мнения об этом...

Пламя уже стихло, когда он наконец позволил себе осмотреться. Не было даже пепла, не было ничего, что могло бы напомнить о случившимся, лишь только опустевшие места и тихий шепот в тенях.

–Неужели ты думал, что сможешь победить и меня тоже, братец. Почему ты такой глупый? Почему ты позволил себе считать, что огонь сможет уничтожить и меня, ту, которая дает всем начало, которая правит восходами и рассветами.

Ненавистный голос все не затихал, звуча отрывками фраз вокруг. Голос, который Энцелад ненавидел даже больше, чем свою жизнь. Голос, который причинил так много боли.

–Запомни, смерть никогда не победит жизнь. Так же, как и жизнь не сможет победить смерть. Пока жив один, второй умереть не может. Тебе придется мириться с моим существованием. Придется считаться со мной и бояться меня. Ты никогда не сможешь уйти от меня, ведь я буду идти за тобой по пятам, я буду твоей тенью. И на твое разрушение, я буду отвечать своим творением. На твою ярость, своей нежностью, а на страх – спокойствием. Все будут смотреть тебе в глаза и видеть меня, все будут поклоняться лишь только мне, зная, что на этом путь их не окончиться. Ты можешь уничтожить все, но я создам все снова, ты можешь извратить все мои творения, но я смогу поселить любовь и в их души, вернув им первозданную красоту. Ты никогда не сможешь победить меня, пока в моих венах течет кровь, ты никогда не сможешь обладать всей системой, пока во мне есть хотя бы небольшая капля силы, пока Система...

Лаомеда захлебнулась болью, когда длинное, тонкое лезвие пробило ее грудь, пригвоздив к колонне. Энцелад обошел колонну и заглянул в ее глаза, полные непонимания и страха. Страха уйти в бесконечность, раствориться в ней.

–Знаешь, моя дорогая сестричка, что отличает меня от тебя? Я никогда не любил много болтать, понимая, что некоторых болтовня может раздражать. Да, я знаю, что тебе сейчас больно и страшно, но я хочу, чтобы ты знала. Тебе не о чем беспокоиться, твоя сила найдет достойного человека. Не переживай. Жизнь не на долго покидает этот мир. – убийца провел ладонью около глаз Богини, собирая беловатый туман. – Только эта сила и имеет для меня значение, только жизнь должна иметь возможность перерождения. Тебе я ее кстати тоже дарую. Это твое, так сказать эксклюзивное наказание. Так подло было меня лишить самого ценного и дорогого, того, что отличало меня от вас, что я решил отплатить тебе тем же, и оставить тебя там же, где вы оставили меня. Отныне ты не живая и не мертвая. Ты будешь бродить на грани миров, там, где тени переплетаются между собой, шепчутся и тают. Только к тебе не приблизится никто. Никогда с тобой не заговорят, никогда на тебя не посмотрят. И никогда не прозвучат молитвы с твоим именем. Ни в одном храме.

Клинок легко покинул ее плоть. Энцелад осторожно подхватил ее на руки и поднес к краю. Облака, окрашенные в золото, разбивались об острые выступы, будто волны вечно бушующего моря.

– Ну! Пришло время прощаться. Я надеюсь тебе все понравилось. И надеюсь тебе понравится твое нынешнее положение, потому что от него ты не сможешь ничем откупиться. – Энцелад поцеловал сестру в лоб, заглянул в широко распахнутые глаза и улыбнулся, – Тебе нравится этот вид? Ох, не отвечай, тебе следует поберечь свои силы. Прощай.

Тело, словно тряпичная кукла летело со склона горы, разбиваясь об острые выступы. Когда оно скрылось за облаками, Энцелад отвернулся. Слишком невыносимо было смотреть на эту картину. Слишком пусто теперь стало внутри. Раньше его душу занимала жажда мести, теперь же, когда все было кончено, когда пантеон был уничтожен, а виновные наказаны, в душе оставалась пустота, которую могло заполнить только одно. Но вот что, это было бы самым тяжелым вопросом, если бы он его задал.

Но он не задавал. Боясь узнать ответ.