Текст книги "Моя миссия в Армении. 1992-1994"

Автор книги: Владимир Ступишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

Казимирова я, естественно, нашел. Он перезвонил мне в 17.00 и попросил передать Джалилову: Кочарян дал указание остановить продвижение войск и обстрелы три часа назад; Казимиров работает с Кочаряном над текстом заявления, проект которого был прочитан утром Джалилову по ВЧ.

В 17.10 я соединился с Джалиловым и передал ему это сообщение. Аффиятдин Джалилович рассыпался в благодарностях.

Мне показалось тогда, что этот человек искренне переживает и очень хочет умиротворения. Через какое-то время он падет жертвой внутриполитических разборок в Баку.

Общаясь с карабахцами, я восхищался трезвости их ума и способности быстро овладевать дипломатической наукой, постигать премудрости переговоров и компромиссов в целях обеспечения национальных интересов НКР. По-моему, у них это стало получаться очень даже хорошо.

Хорошо получалось и с формированием национальной армии, об успехах которой убедительно говорила вся кампания 1993 года – от взятия Кельбаджара в апреле и Агдама в июле до выхода на границу с Ираном в сентябре-октябре. Одним из добрых помощников в постижении военного дела был генерал Зиневич Анатолий Владимирович, мой ровесник. Он родился на Украине, служил на Дальнем Востоке, окончил Военную академию имени Фрунзе и Академические курсы руководящего состава Вооруженных Сил СССР, пять лет воевал в Афганистане. В середине 1992 года его пригласили в Армению в качестве советника по военным вопросам. Он приехал в Карабах, увидел, что там творится, и стал помогать карабахцам создавать регулярную армию.

9 ноября 1993 года Анатолий Владимирович побывал в гостях у меня, и я узнал от него много интересного. Когда он прибыл в Степанакерт, кругом – упадок сил и мрачные настроения: азербайджанцы только что захватили север НКР. Армии в собственном смысле слова тогда у карабахцев не было, хотя они и провели успешные операции по освобождению Шуши и Лачина. Было две сотни партизанских отрядов. Вот из них Зиневич вместе с Сержиком Саркисяном и Самвелом Бабаяном и создавали армию численностью порядка 15-20 тысяч бойцов. Эти бойцы сбили 36 самолетов противника. Такое в горных условиях случилось впервые. Успешно заработала артиллерия, в Карабахе начало получаться то, что не получалось в Афганистане. Армия стала средством воспитания патриотизма у людей, которые до того были способны защищать лишь свой дом, в лучшем случае – деревню, но не страну, и не сопротивлялись, когда погибал сосед, думая, что их минует чаша сия. Теперь все иначе. У Карабаха есть национальная армия. В карабахцах, да и в остальных армянах выросло чувство патриотизма.

Стратегия карабахской армии простая. Сначала взяли перевал на Муровдаге и Кельбаджар. Потом надо было отодвинуть позиции азерских «Градов» (это модернизированные «Катюши») и «Гиацинтов» (162-миллиметровых гаубиц с воющим, как свинья, снарядом вместо задуманного ранее нейтронного) соответственно на 20 и 35 километров – такова их дальнобойность. Надо – сделали. Вернули Сарсангскую ГЭС, а с нею – свет в Степанакерт. Вернули десятки деревень. Взяли господствующие высотки.

Но последнее наступление на юге – это даже не наступление. Это – результат разложения азербайджанской армии, которая побежала после первых же выстрелов.

Анатолий Владимирович думал, что у Роберта Кочаряна и поддерживающего его Левона Тер-Петросяна хватит разума вовремя остановиться и путем переговоров обменять часть взятых территорий на гарантированный мир. Так, собственно, оно и было: дальше не пошли, к обмену готовы. Нет только разумной ответной реакции Баку. Хуже того, прошло некоторое время, и г-н Алиев, мечтая о реванше, начал подумывать, а не выдвинуть ли ему территориальные претензии к собственно Армении.

Очень понравился мне генерал Зиневич, и мы потом встречались с ним еще не раз.

Участвуя в карабахских делах, я не забывал о том, что творится дома, где шла подготовка к выборам. Именно тогда наметился пересмотр моего отношения к демократам гайдаровского типа, которые взяли на вооружение политику обмана собственного народа. В свое время таким обманом я считал горбачевскую конституционную реформу и даже на телевидении об этом полемизировал с докторами права Венгеровым и Барабашкиным. В избирательной системе, придуманной прежде всего «выбороссами» и кое-кем из других фракций демократического лагеря, я увидел чудовищную попытку надуть избирателя полупропорциональной и полумажоритарной системой, позволяющей буквально протыриться в Думу всяческой шпане, что и произошло на парламентских выборах 1993, 1995 и 2000 гг. Как можно было не знать, что пропорциональная система для огромной страны с несложившейся многопартийностью ведет только к несправедливостям и перекосам в представительстве населения? Похоже, гайдаровцы надеялись, что именно они выиграют от этого трюкачества. И не вышло. Не вышло еще и потому, что не может победить движение, во главе которого стоит человек, ограбивший свой народ, да и внешностью своей не шибко похожий на лидера. Не может и все тут, сколько ты его ни расхваливай в средствах массовой информации. Потому и проиграли в 1993 году, а потом и в 1995-ом, и в 2000-ом. Но главное – не проигрыш, а ставка на ложь, на обман, на хитроумие. Вот сами себя и перехитрили. А мне с ними все больше становилось не по пути.

Пока мы с Джалиловым беседовали по ВЧ, Гейдар Алиев плел свою интригу. Еще 26 октября он на имя очередного председателя СБ ООН направил письмо, в котором объявил о «преступлениях армянской военщины» и потребовал экстренного созыва Совета Безопасности, осуждения им «прямой агрессии» Республики Армения против Азербайджанской Республики и применения против Армении «действенных военных, политических и экономических санкций». Просьбу Азербайджана поддержали Турция и Иран.

Узнав об этом, я 30 октября написал в Москву о том, что, дав отпор азербайджанцам, устроившим очередную провокацию, которая обернулась для них новыми территориальными потерями, НКР остановила 27 октября продвижение своих войск и изъявила готовность провести переговоры с властями Азербайджана. Что же касается СБ ООН, то он, не оказав до сих пор серьезной поддержки таким переговорам, несет ответственность за неустойчивость ситуации. Видимо, кого-то не устраивает реалистический поиск мира, начатый при посредничестве России. Но другой путь – это продолжение кровопролития.

В этих условиях, писал я, долг России побудить СБ ООН не только не принимать опрометчивых решений, но, напротив, без экивоков поддержать линию на прямые переговоры. Нашим интересам отвечала бы лишь такая позиция, которая способна воспрепятствовать направлению в район конфликта любых сил из-за пределов бывшего Союза. В этих целях было бы правильно применить и право вето, если потребуется. Иное развитие международного вмешательства может оказаться катастрофичным для нашего присутствия в Закавказье.

Несмотря на то, что карабахскими делами вплотную занималась Минская группа, которая 2-8 ноября в Вене провела очередную «неофициальную» встречу, Совет Безопасности ООН 11 ноября принял резолюцию № 844. Эта бумага от своих предшественниц отличалась только требованием «одностороннего вывода оккупирующих сил из Зангеланского района и города Горадиза», а также из других «оккупированных недавно районов Азербайджанской Республики» и все это теперь уже в соответствии с «Обновленным графиком неотложных мер по осуществлению резолюций… Совета Безопасности» с поправками, внесенными в него на совещании Минской группы в Вене 2-8 ноября 1993 года. НКР по-прежнему не существовала для СБ ООН, и отклика на свои многомудрые решения он все ждал от каких-то «армян нагорно-карабахского региона Азербайджанской Республики.» Ответная реакция была все той же. Коротко ее вполне можно свести к формуле: «Спасибо вам большое, но судьбу НКР вы зря предопределяете, не ваше это дело». Штампуя свои бессмысленные по большому счету и несправедливые к борющемуся Карабаху резолюции, СБ ООН умудрился не заметить на азербайджанской стороне большой группы афганских моджахедов. И не просто появления, а участия в боях. Правда, счастья азербайджаннам эти наемники, как и наемники русские и украинские, не принесли, но и международного осуждения бандитов и их бакинских нанимателей тоже не прозвучало. А что это как не поощрение беспредела? Только в январе 1994 года госдеп США под давлением Конгресса потребовал от Кабула убрать своих моджахедов из Азербайджана. Это госдеп, но не СБ ООН. Делало ли что-либо подобное российское правительство, мне неизвестно. Скорее всего, не делало.

И СБСЕ в лице Минской группы, разрабатывая свои «графики», тоже постоянно шло на поводу у Азербайджана, выдвигавшего неприемлемые для карабахцев условия даже после очередного позорного поражения, нанесенного ими азербайджанскому воинству.

Не лучшим образом показывала себя и Москва. Не только в вопросе о наемниках. В ноябре случился столь беспрецедентный выкидыш козыревской дипломатии, что об этом стоит рассказать поподробнее.

КАЗУС КАЗИМИРОВА

19 ноября утром Шаген Караманукян поделился со мной новостью: «Сегодня в 17.00 на армяно-азербайджанской границе в районе ее пересечения дорогой Казах – Иджеван мы ждем Казимирова. Он на этот раз почему-то решил из Баку в Ереван ехать таким путем, а не через Москву, как обычно».

Это место я знал, был там совсем недавно, 23 октября. Ездил туда с министром легкой промышленности Рудольфом Александровичем Теймуразяном, который знакомил меня с действующими предприятиями в разных районах Армении и привез в Иджеван на ковроткацкий комбинат. Знакомились мы и с местными достопримечательностями – старинными монастырями и церквами. С горы смотрели на Казах. Совсем недавно он был главным местным рынком не только для азербайджанских, но и для армянских сел.

«Оттуда время от времени тоже постреливают, – сказал мне директор ковроткацкого завода Бабкен Галустович Худавердян. – Но это бывает не так часто. Более того, есть контакт у наших с властями Казахского района. Даже вместе выпивают и оплакивают мирное советское прошлое. Население, конечно, так не общается, как во времена, описанные Грантом Матевосяном. Но в перестрелках тоже не участвует. Занимаются этим военные, присылаемые издалека». Услышав от Шатена, что все обговорено и Казимирова едут встречать ответственные люди, и учитывая тот факт, что посредник чаще всего обходился без меня, а если что – посольство в его распоряжении, я своих планов менять не стал и вылетел в Москву за очередной суммой долларов на нужды посольства. Дипломатическая почта тогда к нам еще не ходила, и я возил деньги сам, как пистолет, под мышкой.

Субботу я провел дома с младшей дочерью и зятем, а в воскресенье у меня зазвонил телефон. Это был Казимиров. Он сообщил, что его якобы обстреляли на границе «нехорошие армяне», и он в Армению не поехал, а вернулся в Баку и оттуда в Москву, где сразу же поставил вопрос об отзыве российского посла в Армении на консультации – в знак протеста.

– А ты, оказывается, уже в Москве. Как же теперь тебя отзывать? Ну да ладно, мы объявим о том, что тебя задержали здесь для консультаций.

– Если так, то хорошо бы предусмотреть действительно какие-то мои консультации с начальством.

– А зачем?

– Как зачем? Наверное, и меня неплохо бы выслушать. А потом, вернувшись в Ереван, я должен буду что-то рассказать об этих консультациях и руководству Армении, и журналистам, и общественности, и друзьям. Иначе, какой смысл называть вашу акцию «консультациями»?

Казимиров не захотел понять меня и принять мое предложение. Ему мои встречи с начальством явно были не нужны. Чудно! Он что, думал, я буду сидеть дома и ждать у моря погоды?

Когда мы с ним говорили, в нашу беседу ворвался кто-то из его бакинских друзей. Казимиров был, видимо, настолько загипнотизирован звонками из Баку, что тут же отключился от меня и перешел на разговор, который не должен был предназначаться для моих ушей, а я не успел положить трубку, как слышу:

– Ну как там наши ребята? – с неподдельной заботой спрашивал Казимиров своего бакинского собеседника.

– Все в порядке, все целы, все живы-здоровы.

Я положил трубку: неудобно подслушивать, не в моих правилах. А позже пожалел о своей щепетильности, когда увидел, какую пакость устроили азербайджанцы в сотрудничестве с Казимировым.

Через некоторое время Казимиров опять мне звонит. Начинаю понимать, что он в назначенное место и в условленное время, оказывается, не явился, и армяне его не дождались. На следующее утро, 20 ноября, вместе с азербайджанскими военными он отправился совсем в другом направлении, севернее, в сторону Ноемберянского района Армении, где постоянно стреляют и где его, естественно, не ждали.

– Кой черт тебя понес не туда и не тогда? Неужели ты не знаешь, что время и место встречи изменять нельзя, особенно там, где стреляют?

– Ты знаешь, мне хотелось посмотреть на азербайджанские деревни, сожженные армянами.

– А разве это входит в твои задачи? Ты же посредник в карабахском конфликте. Инспектирование армяно-азербайджанской границы – не твое дело. Зачем же зря рисковать?

– Ну, знаешь, полезно и это, – промямлил Володя.

– И там нас обстреляли армяне, – добавил он с наигранным негодованием, – а это пахнет серьезными осложнениями.

Оказывается, уже вечером 20-го возбужденный неадекватным докладом Казимирова и истерическими воплями посла России в Баку Вальтера Шония, который врал безбожно, лишь бы угодить азербайджанцам и начальству, господин Козырев успел публично заявить громкий протест в адрес армянских властей по поводу того, что утром был якобы обстрелян кортеж личного представителя президента России в карабахском урегулировании. В сообщении ИТАР-ТАСС это выглядело так:

«Сегодня при пересечении азербайджанско-армянской границы огнем из крупнокалиберного оружия с армянской стороны были обстреляны автомашины специального представителя Президента России, посла Казимирова и группы сопровождения. В результате пострадали сопровождающие российского представителя азербайджанские военнослужащие».

Козырев заявил также, что «подобная варварская акция в отношении российского представителя вызывает возмущение и не может быть оправдана». И пригрозил «жесткими выводами».

Армянский МИД отреагировал на следующий день заявлением, в котором подробно рассказывалось, как азербайджанцы с Казимировым нарушили договоренность о месте и времени встречи, и потребовал от имени Армении, чтобы Россия создала компетентную комиссию для расследования всех обстоятельств происшествия, которое в Ереване расценили как азербайджанскую провокацию. Тогда же Ваган Папазян направил Козыреву срочную телеграмму. Он выразил искренние сожаления, но признался, что ему «непонятен резкий тон» заявлений Козырева. Папазян потребовал также публичных объяснений от Казимирова, «был ли он в курсе намерений азербайджанской стороны об изменении согласованного маршрута или сам стал невольной жертвой провокации, организованной бакинскими властями». (Что точно – был, мы уже видели). Без таких объяснений, без четкого определения послом Казимировым своей позиции сотрудничество с ним в качестве посредника в карабахском урегулировании представляется затруднительным для Республики Армения, предупредил Ваган Папазян.

У Козырева это вызвало истерический припадок. В «праведном» гневе он обругал Папазяна с помощью странного эвфемизма «эта персона» и стал требовать срочно связать его с президентом Армении лично. Не добившись своего, он в понедельник 22 ноября устроил совместную с Казимировым пресс-конференцию, в ходе которой усугубил инцидент еще больше. Великий дипломат, понимаешь!

В то утро, ничего не подозревая об этой пресс-конференции, я отправился в МИД не столько за деньгами, сколько затем, чтобы уяснить обстановку и попытаться поправить дело, не дать развернуться козыревским холуям, которые в угоду любимому шефу могут сотворить нечто непоправимое. По МИДу уже ходил проект докладной на имя президента с предложением порвать дипломатические отношения с Арменией.

Первое, что я прочитал, было сообщение пресс-центра азербайджанского МИДа. Даже из него не явствовало, что обстрелян был именно официальный кортеж как таковой, а уж азербайджанцы это дело раздули бы как пить дать, особенно, если бы кто-то из их вояк пострадал. В сообщении говорилось, что обстреляна была «группа сопровождения В.Н.Казимирова», и назывался населенный пункт Ашагы Аскипара, где произошел инцидент. После этого я принял по ВЧ из Еревана, из нашего посольства, сообщение от поверенного в делах, который продиктовал мне версию армянской стороны со слов Давида Шахназаряна, не преминувшего выразить «сожаление по поводу случившегося, независимо от того, кто несет ответственность за инцидент». Он тоже недоумевал по поводу оценок, которые делались в Москве без выяснения реальных обстоятельств.

На основании этой информации и азербайджанского пресс-релиза я написал краткое изложение ВЧ-граммы для первого заместителя министра Анатолия Адамишина и директора ДСНГ Вадима Кузнецова с некоторыми собственными комментариями, чтобы показать нарушение азербайджанцами и Казимировым договоренности с армянами. Я подчеркнул, что в результате изменения маршрута «кортеж» съехал с единственно приличной дороги Казах – Иджеван, отправился чуть ли не по горным тропам туда, откуда попасть можно только к грузинской границе, а не к Иджевану и Еревану. Армяне просили: не делайте этого, не гарантируем безопасность, не пускайтесь в этот путь без согласия армянской стороны. 20 ноября по радио «Свобода» в Ереване узнали, что в 11.00 произошел инцидент, но обошлось без жертв.

С этой бумагой я ознакомил и Чуркина, курировавшего в МИДе Закавказье, передав копию моего текста его помощникам.

А на пресс-конференции, которую он устроил вместе с Казимировым, г-н Козырев огласил «Заявление Совета Министров Правительства Российской Федерации» от 22 ноября. В этом заявлении совершенно определенно утверждалось, что спецпредставитель Президента Российской Федерации и сопровождающие его лица при пересечении границы в районе г. Казах «подверглись интенсивному обстрелу с армянской стороны». Правительство России, естественно, решительно осудило эту «беспрецедентную акцию, грубо попирающую нормы международного права», и потребовало «от высшего руководства Армении незамедлительно принести публичные извинения». А сам Козырев, переиначив этот текст, расшифровал «беспрецедентную акцию» как «нападение на личного представителя президента РФ».

Все это было грубой и бесстыдной ложью. Но самое удивительное – заявленное министром и с его подачи правительством не подтвердил даже сам участник инцидента (если не виновник). На той же пресс-конференции в присутствии Козырева «спецпредставитель президента» почему-то врать не осмелился и по существу признал, что в него, да и в кортеж тоже никто не стрелял. А если так, то о каком оскорблении президента и флага вообще может идти речь?

«Комендант района азербайджанский полковник Садыхов, – рассказывал Казимиров, – принял меры предосторожности и не дал нам следовать сразу всей колонной, а предпочел, чтобы мы переждали за холмом на окраине полуразрушенного села, и отправил вперед лишь передовую машину. Машина отсутствовала 40 минут…» Как потом говорил мне Давид Шахназарян, чтобы попасть в то место, где стреляли, казимировскому «кортежу» пришлось несколько раз нарушать армянскую границу, а дорога, по которой он поехал, заканчивается тупиком в виде противотанкового рва, «укомплектованного» минами. Азербайджанские сопровождающие об этом хорошо знали. Им нужно было не Казимирова через границу переправлять, а провокацию устроить, в чем они с помощью Казимирова, Козырева и подыгрывавшего из Баку Шонии преуспели. Добравшись до нужного места, «кортеж» остановился, Казимиров и Садыхов действительно спрятались в укрытие, а вперед пустили «уазик», выкрашенный в защитные цвета, одинаковые для советской, российской, армянской, карабахской и азербайджанской боевой техники. И этот «уазик» сорок минут катал взад-вперед на двухкилометровом отрезке тупиковой дороги, пока в него кто-то не начал стрелять. Офицер и два солдата, сидевшие в нем, тут же покинули его и забрались то ли в окоп, то ли в придорожную канаву, где спокойненько ждали окончания операции. «Уазик» загорелся, значит нехорошие армяне покусились на «кортеж» московского гостя, что и требовалось доказать, вернее, показать. Непосредственные участники автопровокации благополучно вернулись к своим. Это, видимо, и были те самые «наши ребята», о которых так участливо пекся Казимиров в разговоре со своим бакинским собеседником, который ворвался в наш с ним телефонный разговор 21 ноября.

Во вторник 23 ноября российские газеты массированно обрушили на Армению кучу всяческих обвинений. Особенно постарался корреспондент газеты «Сегодня» Вахтанг Джанашия. Совсем недавно я часа три разъяснял ему в моем кабинете в Ереване все аспекты карабахской проблемы и армяно-азербайджанских отношений. Он специализировался тогда на поношении армян, и мое интервью было, признаюсь, попыткой «просветить» его и даже, чем черт не шутит, «перевоспитать». Наивной, наверное. Этот журналист, правда, ссылаясь на Шонию, преподнес историю с Казимировым таким образом, будто стреляли прямо по его машине, и она чудом увернулась от пуль армянских злодеев, а несколько азербайджанцев было убито и ранено. Мы встретились с Джанашия в тот же день в «Армянском подворье», как я называл в шутку две комнатки госделегации Олеандрова в мидовском здании на улице Веснина (ныне снова Денежный переулок), где когда-то жил Андрей Белый. Это тот, где аптека. Джанашия принес на просмотр текст того самого интервью. Я не преминул ткнуть его носом в его, мягко выражаясь, необъективный репортаж на первой полосе газеты, но он тут же спрятался за спину Шонии, от которого получил ложную информацию, а проверять, дескать, некогда было – сенсация же! Да и вроде бы принято как-то послам доверять.

Он согласился добавить в мое интервью фразу, которой я хотел минимизировать инцидент. Но все интервью, подготовленное к публикации на 25 ноября, было снято по звонку из МИДа, и на его месте появился текст Карасина на отвлеченную тему.

Вслед за Джанашией особо отличились некий Александр Гольц из «Красной Звезды» и известный Леонид Млечин из «Известий». Оба усердно мусолили козыревское вранье.

Правительство Армении 23 ноября повторило, что оно глубоко сожалеет по поводу обстрела автомашины из сопровождения Казимирова, напоминало, что последний поехал не туда, где его ждали, сообщило, что военная прокуратура уже приступила к расследованию инцидента и предложило правительству России направить компетентную комиссию с целью детального рассмотрения всех обстоятельств этого происшествия. Если комиссия установит виновность армянской стороны, Армения принесет свои извинения публично, говорилось в этом заявлении.

Ходя по МИДу, я пытался получить официальное указание о том, что меня «задержали» в Москве, от кого-нибудь из мидовских бонз, а не по радио и телевидению, как оно, собственно, и было. Попросился к Виталию Чуркину как куратору посольств в Закавказье. Он – в коридоре – чуть ли не возопил: «Чур, чур, чур меня!» И отфутболил к Адамишину. Другой зам Козырева, уж не буду называть его фамилию, тоже в коридорной беседе, сказал мне, что министр зациклился на собственной позиции, и его теперь с нее не свернуть. «Раз Козырев что-то вякнул публично, то уж теперь все, хотя вы, Владимир Петрович, может быть, и правы на все сто», – сочувственно заметил молодой кадр.

Адамишина я тогда не застал в его кабинете и подумал: а почему бы мне не организовать себе «консультации» в более авторитетном месте, чем МИД? И я позвонил Вячеславу Костикову, с которым был знаком по Парижу, когда он работал в ЮНЕСКО. Вячеслав тут же назначил мне встречу.

24 ноября я пришел в Кремль. Костиков принял меня дружелюбно, внимательно выслушал мой вариант интерпретации происшествия с Казимировым, который явно расходился с козыревским, и позвонил Дмитрию Рюрикову: «Тут у меня старый парижский знакомый Ступишин Владимир Петрович, посол в Армении. Он рассказывает такие вещи, что, похоже, Козырева подставили. Не хочешь ли сам услышать?» Рюриков захотел, но у него было какое-то запланированное ранее мероприятие, и мне пришлось ждать минут сорок, которые я провел у Анатолия Красикова, работавшего в президентской пресс-службе вместе с Костиковым.

Рюриков тоже выслушал меня, но от обсуждения «казуса Казимирова», который вполне можно было бы назвать и «казусом Козырева», уклонился. Зато не преминул посетовать на армян, которые, по имеющимся у него сведениям, якобы ведут двойную игру, выставляя Россию перед Западом претендентом на «имперскую политику». Я сказал ему, что о такого рода действиях Армении мне ничего не известно, а известно о том, что она ориентирует свою политику преимущественно на Россию и верить ей можно.

Рюриков заговорил о каком-то мифическом проекте трубопровода из Азербайджана через Армению в Россию, согласованном с Гейдаром Алиевым.

– А не повернут в Турцию?

– Нет, речь идет о том, что вывод трубы на Россию – обязательное условие.

– Ну тогда вы можете быть уверены, что Армения проголосует «за» обеими руками.

А про себя я подумал: это что-то новое, я о таких проектах не слышал. Не слышал ни тогда, ни позже. Через Грузию в Турцию – понятно. Через Армению в Турцию – тоже понятно, но для этого нужен мир в Карабахе. А вот через Армению в Россию, до этого пока никто не додумался, да и география не позволила бы.

Вечером я все же увиделся с Адамишиным. Не успел подойти к его кабинету, Казимиров тут как тут, хочет присутствовать при нашем разговоре. Анатолий удалил его полушутливой фразой: «Заварил кашу, иди теперь, расхлебывай.» Со мной он тоже полностью соглашаться не стал, но конкретный интересовавший меня вопрос решил быстро.

– Ты когда собирался обратно в Ереван?

– В субботу.

– Ну тогда будем считать, что тебя задержали до понедельника.

– Значит, я улечу во вторник.

– Вот и хорошо. Привет Ноне.

– Спасибо. Привет Оле.

Вот таким образом я организовал себе «консультации», ради которых вроде бы и был «задержан» в Москве, о чем писала и московская, и ереванская пресса. Г-н Козырев «задержанного» им посла своего внимания не удостоил.

А события развивались дальше. Заявление правительства Армении от 23 ноября Козырева не удовлетворило, и он, используя форму интервью «Интерфаксу», уже 24 числа пригрозил: «Кажется в Ереване задались целью довести дело до санкций. Обнадеживает только то, что это происходит в отсутствие в Ереване президента Левона Тер-Петросяна, который еще может скорректировать ситуацию, на что я очень надеюсь».

25-го Левон Тер-Петросян собрал дипломатов, аккредитованных в Ереване, и поддержал позицию своего правительства и МИДа, но подчеркнул, что досадный инцидент – недоразумение в отношениях России и Армении и скоро будет улажен. Поверенному в делах России Старикову он сказал: надо найти выход, достойный для обеих сторон, оптимальный вариант – спустить все на тормозах, не делать больше заявлений, не нагнетать атмосферу. Но публичных извинений не будет, не за что извиняться, – твердо сказал президент. Поверенный отреагировал, стараясь быть в козыревской струе, чтобы было, что начальству доложить: дескать, дал надлежащий ответ и так далее, как обычно пишется в дипломатических депешах.

26 ноября МИД России выразил свое неудовольствие отказом Армении принести извинения не известно за что. Но уже не возмущался по поводу ущерба российскому флагу, каковой в действительности и не имел места. Стреляли все-таки не в личного представителя президента России, а в машину сопровождения, – признал рупор МИДа. Не «пондравились» дипломатам со Смоленской площади и появившиеся в печати предположения о крутом проазербайджанском крене в российской политике, что в тот момент было очевидным фактом.

Армянская община в Москве сделала внушение Козыреву за его хамство по отношению к Армении. И это, видимо, тоже сыграло положительную роль в охлаждении пыла зарвавшегося псевдопатриота, захотевшего поиграть мускулами накануне парламентских выборов: смотрите, мол, какой я державник, не побоялся даже самой Армении нахамить!

Никакой комиссии Москва, конечно, никуда не послала, но 30 ноября, после двух встреч Козырева с «этой персоной» Папазяном в Риме, во время совещания министров иностранных дел стран СБСЕ, было объявлено, что инцидент исчерпан, а Давид Шахназарян вылетел в Москву для контакта с Казимировым.

В этот же день посол России вернулся в Ереван и, отвечая на вопросы журналистов, высказался по поводу инцидента в том же духе, что и Левон Тер-Петросян: мы имеем дело с недоразумением, у которого не должно быть серьезных последствий.

Оба мы ошибались. Последствия все же были. И довольно серьезные. Г-н Козырев, как оказалось, не успокоился и добился-таки ужесточения санкций против Армении, невзирая на наступление очередной блокадной зимы и возобновившееся военное давление Азербайджана на Карабах и армянское пограничье.

25 ноября Карен Бабурян отправил Марио Рафаэлли послание, в котором дал согласие на новый «График неотложных мер», но с обычными оговорками и критическими замечаниями. При этом подчеркивалось, что во всех случаях под термином «сторона в конфликте» карабахцы понимают признание за НКР международно-правового статуса воюющей стороны со всем объемом юридических последствий этого признания и что именно очевидностью этой посылки обусловлено дальнейшее участие НКР в Минском процессе.

Азербайджан 30 ноября отверг и этот график и подтвердил свое категорическое нежелание признавать НКР даже просто «конфликтующей стороной» или «воюющей стороной», снова лишив смысла какие бы то ни было переговоры. Было ясно, что Баку замышляет новую военную авантюру. На линии соприкосновения началась концентрация азербайджанских войск, а в первых числах декабря они уже предприняли широкомасштабное наступление. Забегая вперед, скажу сразу: азербайджанское наступление, вернее, попытки наступать, с переменным успехом продолжались больше двух месяцев. При соотношении десять к одному в военной силе в пользу азербайджанцев их потери были тоже порядка десять к одному, так как карабахцы защищались отчаянно, и Азербайджан потерял более 5000 солдат и офицеров, свыше 60 единиц бронетехники, включая 40 танков, а также самолеты, установки «Град», артиллерийские орудия. Карабахцы потеряли в десять раз меньше солдат, а свою подбитую технику полностью восстановили за счет трофейных танков и БМП. Попытки Гейдара Алиева решить карабахскую проблему силой с треском провалились. Не попал он ни в Степанакерт, ни даже в Физули, как планировал. Пришлось снова обращаться к России за посредническими услугами.