Текст книги "Моя миссия в Армении. 1992-1994"

Автор книги: Владимир Ступишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

ГУМАНИТАРНАЯ ПОМОЩЬ

5 февраля самолетом ИЛ-76 военно-транспортной авиации (на таких десантников возят) вылетел я из Чкаловского в Ереван. Холодно было в моей комнате – что-то около шести градусов по Цельсию. С помощью масляной батареи при периодическом отключении электричества удалось с грехом пополам поднять температуру до 14 градусов – спать можно. В рабочем кабинете тоже зябко. Электрообогреватель спасает, пока горит. Поэтому сидеть приходилось в пуховой куртке. Немного помогали коньяк и тутовка.

Грачик Карапетян, управделами МИДа, рассказал мне как-то, что радио «Свобода» в рубрике «После империи» посвятило Армении пятнадцать минут, назвав ее «замерзшим адом», и воздало должное российскому послу, который делает все, чтобы привлечь к положению в Армении внимание россиян, в том числе депутатов Верховного Совета, куда посол недавно ходил. Я к этому репортажу руку не прикладывал. Поэтому было вдвойне приятно узнать, что твоя работа не проходит бесследно. Жаль только сам передачу не слышал.

А на улице – своя зима. У Оперы на площади Свободы митингует Паруйр Айрикян, требуя отставки президента и созыва Учредительного собрания. Эдик Симонянц по телефону сказал сотруднику посольства, что это – проба сил оппозиции, причем не той, что играет сколько-нибудь существенную роль в политической жизни Армении. Паруйр явно воспользовался эмоциональным всплеском ереванцев, уставших от трудностей суровой зимы, и собрал на митинг несколько десятков тысяч человек. Президент айрикяновцев не принял, но через несколько дней вступил в консультации с основными политическими партиями. Однако повел себя так, что диалога не получилось: оппозиция выдвигать своих кандидатов в правительство на его условиях отказалась, а он не пошел на требуемое ею перераспределение полномочий между ним и парламентом и никакой программы вывода страны из кризиса не предложил. В сообщении об этих консультациях в Москву я высказал предположение, что наиболее вероятным главой правительства можно считать либо самого президента, либо Гранта Багратяна, первого зампредсовмина. Его и назначил президент своим указом от 12 февраля.

Грант Араратович Багратян родился в 1958 году в Ереване. В 1979-ом с отличием окончил Ереванский институт народного хозяйства, потом отслужил свое в армии, поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую в 1987 году, работал научным сотрудником в Институте экономики Академии наук, участвовал в карабахском движении, рыночник по убеждениям. С сентября 1990 года он ходил в первых замах предсовмина. Когда Грант стал премьер-министром вместо ушедшего в отставку Хосрова Арутюняна, в Ереване шутили: «Армянского Черномырдина сменили на армянского Гайдара». Сам Багратян действительно очень уважал Гайдара и готов был оправдывать любые его действия, так что нам с ним приходилось спорить на эту тему, в приватных беседах, естественно. Ему-то и пришлось с ходу решать некоторые проблемы, возникшие в связи с доставкой российской гуманитарной помощи, которую я ускорил своими посланиями в Центр.

Одно из таких посланий я отправил 8 февраля. В нем содержалась просьба о помощи и молоканам в Красносельске.

В тот же день я побывал у Франс де Артинг, которая любезно позвала меня пообщаться с Шарлем Азнавуром. Он привез гуманитарную помощь для беженцев из Азербайджана не впервые, а на этот раз в основе его акции была инициатива моего старого знакомого из Венеции, армянина-католика падре Рафаэле. Азнавур уже встречался с Тер-Петросяном и беженцами. Планирует визит к Ельцину. Франс побуждает Шарля к контакту с турецким правительством, чтобы поискать с ним компромиссные решения, которые бы устроили Азербайджан и Армению. У меня это вызывало скептическое отношение, но отговаривать я не стал: любые шаги в сторону мира могут оказаться полезными, даже оставаясь вроде бы безрезультатными. Это все равно, что разведка боем.

Азнавур сказал мне, что был против восстановления Мецаморской АЭС, но готов изменить свое отношение, если ему докажут, что есть гарантии безопасности.

Он, как и я, убежден в том, что Армения много теряет на отсутствии в ее посольствах служб информации: никто даже во Франции про Армению ни черта не знает и ее судьбой не интересуется, с горечью заметил Азнавур.

После этой встречи я написал еще одну «цидульку» в администрацию президента, в правительство, МИД, Госкомсотрудничество и ГКЧС, в которой сообщил, что делают Франция и США в области гуманитарной помощи Армении, напомнил, что мы ждем обещанного из России и предложил, чтобы груз ГКЧС сопровождал какой-нибудь известный деятель России. Если Азнавур привез 36 тонн, американский конгрессмен Джозеф Кеннеди – медикаменты, то 90 тонн из Москвы заслуживают подобного сопровождения. Просил снова не забыть о Красносельске.

10 февраля позвонили из нашего МИДа: ждите послезавтра два самолета с первой частью груза и для вывоза в Россию ста пятидесяти молокан, изъявивших желание вернуться на родину предков; попросите правительство Армении о содействии. Я тут же сообщил об этом Арману Киракосяну и договорился с генералом Бабкиным, который дал указание Канакерскому полку помочь нам разгрузить самолеты, доставить помощь в Красносельск и вывезти оттуда эвакуируемых.

Наше намерение вывезти группу молокан встретило поначалу настороженное отношение части армянского руководства. Вице-президент Гагик Арутюнян сказал мне, что ему это не очень нравится, лучше бы пристроить красносельских беженцев где-нибудь в Армении. Я ему возразил: до сих пор армянское правительство не думало об этом, да и нет у него возможностей даже беженцев из Азербайджана толком разместить, вот мы и откликнулись на просьбу сельского схода, но вывоз нескольких десятков женщин и детей из-под азербайджанского обстрела – не массовая, а одиночная акция, и Армении никакого политического ущерба не наносит, более того – плохо говорит о ее соседях, стреляющих по мирным жителям, которых мы и вынуждены спасать. Должен сказать, что возражения Гагика ограничились частным разговором со мной на одном их дипломатических приемов и не имели характера официального демарша. Со стороны правительства Армении я скорее встретил полное понимание. С готовностью подключился к осуществлению операции «гуманитарная помощь» новый премьер-министр.

Первый самолет АН-22 прилетел не 12, а 16 февраля и привез 45 тонн муки и разной крупы, но молокан вывозить отказался: у командира было предписание Главного штаба ВВС везти еще какой-то спецгруз на Дальний Восток и он улетел без наших пассажиров. Две трети груза мы отдали армянскому Госуправлению по делам беженцев, а пятнадцать тонн отвезли на военных грузовиках в Красносельск, где раздали помощь, естественно, не только молоканам, а всем страждущим. После моего разговора по телефону с авиационным начальством 18 февраля прилетел ИЛ-76 из Моздока специально за молоканами, но на этот раз грузовикам пробиться в Красносельск не удалось из-за снежных заносов, перекрывших перевалы: ни через Дилижан, ни вдоль северного берега Севана проехать оказалось невозможным. К счастью, 19 февраля у меня была запланирована встреча с Грантом Багратяном. Он и распорядился срочно направить снегоочистительную технику, куда следовало, и 20 февраля прямо из-под очередного обстрела из Красносельска мы вывезли несколько десятков человек. Их оказалось не сто пятьдесят, а чуть больше восьмидесяти: остальные не решились расставаться с хозяйством, домом, скотиной. Потом они все равно уйдут оттуда, но какими-то своими путями.

21 февраля самолет из Моздока повез молокан в Москву. А пока суд да дело, в Ереван прилетели еще два ИЛ-76 с итальянской мясной тушонкой, сублимированными супами и макаронами, которые мы передали Владимиру Миграновичу Мовсесяну, директору Госуправления по делам беженцев, одному из последних первых секретарей ЦК КПА, нашедшему свое место и при новой власти, и просто симпатичному, сердечному человеку, другими словами – в хорошие руки: никто потом не жаловался, что гуманитарная помощь попала не по адресу, такого не было. Я направил телеграмму П.С. Грачеву, С.К. Шойгу, Т.М. Регент, А.В. Козыреву, в которой дал высокую оценку действиям наших военных и дипломатов, успешно справившихся с выполнением непростой задачи доставки грузов и вывоза людей в довольно сложных метеорологических условиях, не говоря уже об опасностях, связанных с азербайджанским артобстрелом. При этом я особо выделил полковника Алексея Семеновича Третьякова, замначштаба Группы российских войск, который лично участвовал вместе с советником посольства Виктором Игоревичем Дерегой в эвакуации молокан из Красносельска, и советника-посланника Владимира Степановича Старикова – он обеспечивал взаимодействие всех служб, наших и армянских, так или иначе причастных ко всей операции ГКЧС, и делал это блестяще.

В том же 1993 году, в ноябре-месяце, в Ереван прилетал еще один самолет ГКЧС с гуманитарной помощью для русских. Распределение этой помощи посольство попыталось проконтролировать таким образом, чтобы она досталась всем организациям соотечественников, а не только самой малозначительной, но крикливой, а главное – сумевшей установить прямые контакты с ГКЧС. Называла она себя претенциозно «Обществом друзей Армении – ОДА» и связалась с рогозинским Конгрессом русских общин, а подавляющее большинство русских в Армении сгруппировалось вокруг общества «Россия», не признавало опеки КРО и сотрудничало с нашим посольством. Крокодильской «Оде» очень хотелось диктовать свою волю другим. Контроль посольства ее никак не устраивал. И она начала скандалить, рискуя сорвать дальнейшее поступление и без того мизерной помощи. Так было и в мае 1994 года, когда не без участия посольства состоялась еще одна операция по доставке гуманитарного груза для русской общины, «Ода» попыталась перехватить этот груз и, когда ей это не удалось, начала нажимать на все педали в Москве, вплоть до того, что мне звонили от одного из замов Козырева по этому вопросу. Я ответил, что мы все сделали по справедливости, груз распределен пропорционально списочному составу русских ассоциаций, и «Ода» получила даже больше, чем должна бы, ибо со списками она, как обычно, схимичила. Давление на меня из Москвы прекратилось. Но через некоторое время местные «крокодилы» организовали атаку на меня в одной маргинальной прокоммунистической газетенке, о чем я, кажется, уже упоминал.

ВИЗИТЕРЫ ИЗ МОСКВЫ

Наиболее солидным визитером из Москвы в тот год был председатель Верховного Совета Российской Федерации Руслан Имранович Хасбулатов. Он прибыл в Ереван 19 марта во главе большой делегации.

В тот день с утра шел снег, погода была мрачная, а я ждал не только «спикера», но и другой самолет, на котором из Москвы должны были прилететь моя жена и трое новых сотрудников посольства. Слава Богу, ИЛ-76 из Чкаловского долетел и приземлился благополучно, я встретил своих «десантников» и через час вернулся в Звартноц встречать Хасбулатова, летевшего из Киева. Он целый тур тогда делал: Москва – Минск-Киев – Ереван – Баку – Москва. Ужинали в Доме приемов, куда поселили главу делегации. В ее составе были заместитель главкома ОВС СНГ генерал-полковник Борис Евгеньевич Пьянков, предгорсовета Санкт-Петербурга Александр Николаевич Беляев, председатель Высшего экономического совета при президенте Владимир Олегович Исправников, зампред Центробанка Вячеслав Иванович Соловов, зампред Госкомсотрудничества Сергей Константинович Дубинин, зампред Комитета ВС по международным делам Иона Ионович Андронов, пресс-секретарь Константин Сергеевич Злобин, наш мидовский замминистра Сергей Викторович Лавров и другие. С армянской стороны с Хасбулатовым общались вице-президент Гагик Арутюнян (президент в это время был в отъезде), председатель Верховного Совета Бабкен Араркцян, его зам Ара Саакян, секретарь президиума Вараздат Авоян, представители всех фракций, госминистр Виген Читечян, мэр Еревана Ваагн Хачатрян и первый заммининдел Арман Киракосян.

Обсуждали работу Межпарламентской ассамблеи, двусторонние межпарламентские связи и некоторые вопросы межгосударственного сотрудничества, в основном экономические. Касались и Карабаха. На обеде Иона Андронов сказал хороший тост за Арцах. Он, оказывается, был в Степанакерте, попал под обстрел из Шуши, когда она еще была в руках азербайджанцев, проникся пониманием к карабахцам. Бабкен Араркцян высказался за то, чтобы парламентские форумы СНГ, СБСЕ и Организации черноморского экономического сотрудничества тоже занялись конфликтными ситуациями, не избегали острых вопросов. Хасбулатов поддержал эту идею, отметив, что «Карабах – болевая проблема, и мы не имеем права уходить от нее. Решать ее надо на основе законности, справедливости, с участием сторон конфликта и в первую очередь самого страдающего населения».

Другая тема – «сближение законодательств стран СНГ в целях беспрепятственного развития экономических сил», как выразился Хасбулатов, подчеркнув, что, «правильно оценивая свои национально-государственные интересы, можно точнее учитывать и интересы всего Сообщества».

После пленарного заседания члены делегации побеседовали, группируясь «по интересам», а мы с Лавровым, Киракосяном, Андроновым и Давидом Варданяном как председателем комиссии по вопросам внешних сношений и представителями фракций АОД и Дашнакцутюн сочиняли совместное коммюнике, которое и было подписано Хасбулатовым и Араркцяном. В июне того же года состоялся ответный визит в Москву, во время которого те же действующие лица подписали соглашение о сотрудничестве между Верховными Советами России и Армении, но ему суждено было просуществовать всего около четырех месяцев.

Проводив Хасбулатова в Баку, Ара Саакян и его друг Ара Гомцян решили заехать ко мне в гости, чтобы поприветствовать, мою возвратившуюся из Москвы жену.

Арарат Двинович Гомцян работал в Карабахе как раз тогда, когда туда приезжал Иона Андронов, и они очень хорошо вспоминали о своих встречах там за обедом в Доме приемов. Я же с ним познакомился, когда он возглавлял Госкоммунхоз и готов был отдать здание своего «министерства» под наше посольство, но я этот подарок не принял, рассчитывая на лучший вариант. Нашим добрым отношениям мой отказ не помешал, скорее, наоборот. Виделись мы, хотя и реже, когда Арарат Гомцян стал губернатором Ширака. Это там, где Гюмри и наша военная база..

Не успели мы расположиться за столом в моей квартире, как за нами туда воспоследовал готовый шашлык с выпивкой и «переговоры» продолжились в соответствующей обстановке. А гвоздем их стал просмотр записи невзоровского телефильма «Геренбойский батальон». Запись привезла моя жена из Москвы, так как в Ереване из-за перебоев с электричеством эту передачу никто не видел. Невзоров сделал фильм с симпатией к азербайджанскому воинству, но умудрился показать его в таком виде, что солдаты вызывали жалость, а их командиры, особенно хам-полковник, омерзение, но никак не сочувствие, а тем более уважение. Паника в стане противника, запечатленная камерой Невзорова, говорила о том, что не так страшен черт, как его рисует себе фантазия блокадника. Поэтому фильм стоило показать широкой публике, чтобы взбодрить народ после тяжелой зимы. По инициативе моих гостей его прокрутили несколько раз по армянскому телевидению. Смотрели его и в Нагорном Карабахе, где, как оказалось, вот-вот должны были начаться интересные события.

После Хасбулатова до конца года с официальными гостями из Москвы в Армении дело обстояло ниже среднего. Да еще в апреле отменили «саммит» СНГ в Ереване, чтобы не раздражать азербайджанцев. Правда, с тех пор перестали вообще проводить такие встречи поочередно в столицах стран-членов, что весьма подорвало перспективы Содружества. Постоянным председателем сделали Ельцина. Это запахло «ведущей ролью» России, да она и сама умудрилась в одном из указов президента с чудным названием «Стратегический курс России с государствами-участниками СНГ», изданном 14 сентября 1995 года, эту ведущую роль себе присвоить. Но еще задолго до этого указа, как раз в апреле 1993-го, распоряжением Ельцина были утверждены «Основные положения концепции внешней политики Российской Федерации», в которых – ни слова об уважении права народов на самоопределение, ну а без этого невозможно устойчивое существование любого международного объединения. «Саммит» в Ереване не состоялся, но ремонт дорог и зданий, затеянный по этому случаю, пошел на пользу городу.

В мае в Ереване совещались министры внутренних дел большинства республик бывшего Союза. Не было только представителей Азербайджана, Молдавии и Литвы. Из Москвы приехал Виктор Ерин, который, как мне потом рассказывали (я хоронил брата в Москве), очень тепло общался с армянским министром Вано Сирадегяном, а тот демонстрировал свое расположение к российскому министру. Само же совещание носило практический характер. Обсуждали детали техники обеспечения оперативной деятельности угрозысков, а МВД России и Армении договорились о сотрудничестве и на двусторонней основе.

И был еще ночной визит министра иностранных дел А.В.Козырева и министра безопасности В.П. Баранникова в сопровождении замминистра обороны Б.В. Громова, начальника погранвойск В.И. Шляхтина, заммининдел Б.Н. Пастухова и еще двух десятков сопровождающих лиц. Прилетели они в первом часу ночи 10 июня из Сухуми, где занимались абхазской проблемой. В Ереване оба министра плюс посол по особым поручениям Казимиров отделились от всех остальных и провели беседы сначала с армянским, а потом отдельно с карабахским руководством. Обсуждали, естественно, карабахские дела, пытаясь решить все наскоком и надеясь, что удастся сломить армян. Не вышло. Однако тосты за ночным пиршеством были благозвучные. Борис Николаевич Пастухов предложил даже за меня выпить.

Пока шли конфиденциальные переговоры, мы с ним обсудили дела, связанные с подбором здания для посольства. К этому моменту у меня уже появился оптимальный вариант. При поддержке Пастухова он и стал окончательным. Так что ночной визит оказался полезным, по крайней мере, для посольства. Летом, в августе, Ереван посетил министр просвещения Ткаченко. Подписали соглашение о сотрудничестве в области народного образования, предусматривающее в ряду прочих мер создание русской гимназии в Ереване.

В ноябре приезжала госделегация Олеандрова для подготовки очередной серии соглашений. И все. Наступила зима. Поездки в Ереван прекратились.

Этот существенный, на мой взгляд, пробел в отношениях в какой-то степени компенсировался довольно частыми полетами в Москву Левона Тер-Петросяна, Гранта Багратяна, вице-премьера Вигена Читечяна, Вазгена Саркисяна. И нового министра иностранных дел Вагана Папазяна.

МИНИНДЕЛ ПАПАЗЯН

Ваган Акопович Папазян родился в январе 1957 года в Ереване, в 1979 окончил иранское отделение факультета востоковедения ЕрГУ, в 1980-1991 гг. работал в Институте истории Академии наук, там защитил кандидатскую. В декабре 1991-го стал советником президента. Чуть меньше, чем через год, был назначен Временным поверенным в делах Армении во Франции. В феврале 1993 года в правительстве Гранта Багратяна занял пост министра иностранных дел. 3 марта я нанес ему первый визит.

Молодой министр подчеркивал, что отношения с Россией – самое главное во внешней политике Армении. Я сразу же поставил вопрос о ненормальности ситуации, сложившейся в результате фактического исчезновения госделегации Армении для переговоров с Россией после ухода в отставку осенью ее первого руководителя. Надо сказать, этот вопрос я регулярно ставил при каждом удобном случае перед президентом, вице-президентом, премьер-министром, встречал полное понимание, а делегация все не возрождалась и постоянного визави у нашего Олеандрова не было. В мае 1993 года Тер-Петросян договорился с Ельциным, что в Москве с армянами доверительный контакт на высоком уровне будет поддерживать Олег Николаевич Лобов. Даже вроде бы создали какую-то российско-армянскую экономическую комиссию. И в Ереване решили, что госделегация больше не нужна. Я же старался разубедить их в этом. И жизнь доказала, что я прав: ведь упомянутая комиссия так и не появилась на свет. Но потребовалось время. Решение о назначении руководителя армянской госделегации и о ее новом составе Тер-Петросян принял лишь весной 1994 года, когда сам убедился, что «совместная экономическая комиссия» – пустой звук.

Папазян сразу же попытался установить личный контакт с Козыревым, хотя бы по телефону, но не тут-то было. Его заместитель Георгий Казинян, которому он поручил договориться об этом, жаловался мне, что никак не может пробиться через козыревских помощников. «Хорошо бы устроить встречу наших министров хотя бы после визита Левона Тер-Петросяна в Париж, намеченного на 11-14 марта», – говорил Георгий. Тогда я по своей линии направил в Москву соответствующее предложение и позвонил по ВЧ в ДСНГ. Но пока безрезультатно.

В Ереване стало известно, что 1 марта Козырев встречался с турецкий министром иностранных дел Четином. Казинян пытался получить хоть какую-нибудь информацию, но три российских замминистра ничего путного ответить на его вопросы не могли.

– У нас думают, – сказал он, – что Москва что-то скрывает.

– А, может, эти замы просто не в курсе?

– Может быть, но есть и такое предположение: Козырев не велит ничего говорить армянам.

Я стал настаивать перед Москвой о направлении нам информации о встрече с Четином и, в конце концов, получил резюме содержания беседы, из которого явствовало, что с турками, наконец-то, поговорили откровенно, обратив их внимание на опасность формирования внешнеполитических позиций на основе конфессиональной и этнической близости и уступок крайним националистическим силам. Туркам, похоже, намекнули на недопустимость создания «клиентных отношений» с конфликтующими сторонами (имелись в виду боснийские турки и азербайджанцы в карабахском конфликте) и попыток совать нос в жизнь тюрков на территории бывшего Советского Союза, в том числе в Закавказье. Четин заверил Козырева, что правительство Турции не настроено допускать пантюркизм и панисламизм в свою политику, не стремится иметь зоны влияния в СНГ и намерено быть объективным в конфликтных ситуациях, но при этом хотело бы играть «особую региональную роль», согласуя свои действия с Россией. Как явствовало из полученного мною сообщения, российская сторона никаких ангажементов на себя не стала брать, но проявила готовность к сотрудничеству и поддержала идею совместной поездки обоих министров в Баку и Ереван, чтобы поставить вопрос о прекращении огня в Карабахе на условиях Минской группы СБСЕ. Поездка эта не состоялась, но беседу в том виде, в каком мне о ней рассказали, я счел полезной и информировал о ней Папазяна при нашей следующей встрече с ним 17 марта.

Армянский министр поблагодарил за эту информацию и высказался за продолжение политической работы России с Турцией под углом зрения приоритетности национальных интересов России в Закавказье и Средней Азии перед интересами любой другой державы.

– Исходя из особого характера российско-армянских отношений, – сказал Папазян, – армянская сторона хотела бы, чтобы с нею заблаговременно консультировались и учитывали ее позицию при достижении каких-либо договоренностей, затрагивающих интересы Армении. Хотелось бы узнавать об этом от вас, а не из газет. Мы за прямой диалог с Москвой, и я уверен, что найдем всегда взаимоудовлетворяющие решения, но надо согласовывать наши действия заранее. Я готов поддерживать обмен мнениями с российским послом по Нагорному Карабаху. Продолжайте делать это с Арманом Киракосяном и выходите на дипломатического советника президента Давида Шахназаряна. Он непосредственно занимается этой проблемой и находится в контакте с Казимировым. Мне к тому времени уже неоднократно давали понять, что монополия Казимирова на карабахскую проблему не очень устраивает карабахцев ввиду склонности российского посла по особым поручениям больше прислушиваться к азербайджанской точке зрения, нежели к армянской. И я решил, что пора знакомиться с Давидом Шахназаряном, дабы усилить мой канал информирования Центра обо всем, что касается Карабаха.

С Давидом у нас установились отношения взаимной симпатии. Мне он очень нравился. Беседы с ним всегда были содержательными и позволяли лучше разбираться в конфликтной ситуации. Этому способствовали и мои контакты с руководителями самого Нагорного Карабаха, с депутатами, военными, учеными, журналистами. О положении дел в Карабахе и на переговорах у меня было довольно четкое представление. Знал я неплохо и содержание бесед г-на Казимирова, хоть он меня и не подпускал к ним. Сам он в беседах с армянами перевирал мою позицию, чтобы подорвать их доверие ко мне, но это ему так и не удалось, скорее не очень-то доверяли ему, а я был информирован о его кознях. Но главное не в этом. Главное в том, что я имел возможность формировать собственное мнение о карабахских делах и подлостях не только «посредника», но и «международного сообщества» в лице ООН и СБСЕ. Мнение, которое я никогда не скрывал ни от армян, ни от Москвы.

Папазян, говоря о желании диалога с Москвой, невольно затронул больной вопрос. Дело в том, что соглашение о политических консультациях от 21 августа 1992 года фактически не выполнялось, если не считать обсуждения карабахской проблемы. Армяне не раз ставили вопрос о том, что неплохо бы нашим МИДам наладить регулярный обмен мнениями по разным международным темам, но ничего не получалось.

В начале 1993 года, за полтора месяца до визита Левона Тер-Петросяна во Францию, МИД Армении в лице Армана Киракосяна передал мне проект Договора о согласии, дружбе и сотрудничестве между Арменией и Францией, предложенный французской стороной. Его вручили в Москве, я получил копию. Но не отправил в архив, а изложил свое отношение к этому документу, равно как и к его предстоявшему подписанию, высказавшись в положительных тонах. Москва не выставила никаких замечаний, ни возражений. Договор был благополучно подписан во время пребывания Тер-Петросяна в Париже в марте 1993 года. Это был редкий случай подобия политических консультаций, но – по инициативе армянской стороны. Об инициативах российской стороны такого плана что-то ничего не припоминается.

Ваган Папазян рассказал мне о визите президента во Францию как об акции, которая важна для руководства Армении не только с внешнеполитической точки зрения, но и по внутриполитическим соображениям.

У армян сложилось впечатление, что, несмотря на предвыборную обстановку и ожидаемую смену парламентского большинства, Франция не забывает о своих внешнеполитических устремлениях. Она, в частности, хочет играть свою роль и в Закавказье, только пока не знает, с какого боку подойти к региону, что конкретно предпринять. Но французам уже ясно, что Армения должна рассматриваться как база их присутствия в Закавказье, и договор, который подписали Тер-Петросян и Миттеран, дает надежду на плодотворное развитие франко-армянских отношений.

«Хотелось бы такие же отношения завязать и с другими европейскими странами, например, с Британией, которая начинает проявлять интерес к Армении», – заметил Папазян. Но с Британией тогда ничего серьезного не получилось, хотя Армения назначила в Лондон толкового посла Армена Саркисяна (он в 1996-97 гг. несколько месяцев будет возглавлять правительство Армении и уйдет по болезни). А вот Франция вела себя активно. И при этом старалась сотрудничать с Россией. Во всяком случае, к этому стремилась Франс де Артинг, посол Франции и дуайен дипкорпуса в Ереване. В конце марта при очередной встрече со мной, когда я, по ее просьбе, рассказал ей о визите Хасбулатова, Франс поделилась со мной некоторыми соображениями о фактически трехстороннем франко-русско-армянском сотрудничестве в восстановлении Мецаморской АЭС. Специалисты «Фраматома» обследовали Армянскую атомную электростанцию, остановленную после Спитаксого землетрясения, и пришли к выводу, что самую «молодую» очередь АЭС можно пустить за восемнадцать месяцев, и это будет стоить 100 миллионов долларов. Франция готова помогать, но предпочитает делать это вместе с Россией. В апреле 1993 года правительство Армении приняло постановление о подготовке к вводу в эксплуатацию АЭС в соответствии с положительными заключениями специалистов Франции, России и МАГАТЭ и начало переговоры с правительством России о возобновлении работы АЭС. В сентябре 1993-го я был на АЭС у подножия Арагаца. Ее директор Сурен Азатян поводил нас со Стариковым по всей станции. Постояли мы и у энергоблоков мощностью по 400 мегаватт каждый. Даже рядом с ними датчики показывали нулевую радиацию. Благодаря самоотверженной работе штатного персонала, оставшегося на станции (1300 человек из положенных 1800), ее удалось сохранить в состоянии, поддающемся регенерации. Для пуска первого энергоблока (вернее последнего по времени постройки) понадобилось, конечно, не полтора года, а несколько больше времени, но когда это произошло в 1995 году, Армения ожила. Не случайно так не хотели восстановления АЭС азербайджанцы и турки.

Но вернемся к Папазяну. Министр сообщил мне тогда любопытную вещь. В Париже Левон Тер-Петросян встретился с Апасланом Тюркешем, председателем турецкой «Партии национального труда» и лидером ее фракции в турецком парламенте. Встреча состоялась якобы по просьбе самого вождя турецких «серых волков», имевших своих людей в Азербайджане при Эльчибее. «Серым волком» был даже министр внутренних дел эльчибеевского правительства. Тюркеш пошел на контакт не без ведома турецкого премьера Демиреля. Официальные круги Турции беспокоило пошатнувшееся положение Эльчибея, падения которого они опасались, связывая эту вероятность с появлением антитурецких настроений в Азербайджане. Турки констатировали, что с Арменией у них собственных проблем нет, все проблемы – азербайджанские. Поэтому их интересовало, чего можно ожидать от Армении. Тер-Петросян сказал Тюркешу, а через него Демирелю: договоритесь с Эльчибеем и давайте улаживать конфликт Азербайджана с Нагорным Крабахом, тогда и все остальное легко будет уладить, а мы, Армения, за нормальное развитие отношений с Турцией.

Зачем Демирелю такой контакт? Видимо, хочет показать своему населению и оппозиции, что раз уж даже Тюркеш с Тер-Петросяном встречается, правительству сам Бог велел. Так оценил этот момент Папазян. И еще одно: деградацией обстановки в Азербайджане должны быть очень довольны в Тегеране, Эльчибей с его территориальными притязаниями на Иранский Азарбайджан иранцам – не подарок, и его уход на руку иранцам. Вот турки и всполошились, ищут варианты. А сам Папазян планирует съездить в ближайшее время в Тегеран.