Текст книги "Гравировщик и Рита (СИ)"
Автор книги: Владимир Прудков
Жанр:
Повесть
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
"Вот и директор туда же – в сводники", – стараясь не морщиться, подумал Шаров.
– Спасибо, Роман Федорович, но со своими проблемами я разберусь как-нибудь сам.
– Так живее разбирайтесь, – проворчал Пулатов. – Не забудьте, что через месяц заканчивается ваш договор об аренде помещения? Вы желаете его продлить?
– Да, конечно.
– Ладно, идите, – Пулатов прикрыл веки. – И не забывайте время от времени наведываться ко мне.
"Для чего? – выходя, спросил себя Шаров. – Платок на лбу подержать?"
14. Риту поставили на кон
После его болезни Рита, словно исполнив долг врачующей, длительное время не появлялась. Правда, один раз позвонила и скороговоркой сообщила, что очень-очень благодарна, но за что – объяснять не стала.
– Это не телефонный разговор, Глеб Константиныч. Только при личной встрече!
Опять загадка, которую он так и не разгадал и стал дожидаться "личной встречи". Рита явилась и первым делом спросила о самочувствии. Так спрашивают, когда хотят преподнести дурную весть. Еще, бывает, советуют: "Вы стоите? Так лучше сядьте!" Сама-то она сияла, но через радость пробивалось смущение.
– Ну, Глеб Константиныч, можете расслабиться. Вам больше не надо мучиться с дурной и взбалмошной Ритой... Большое вам спасибо! По вашей наводке я познакомилась с замечательным человеком!
Сам факт, что она в очередной раз с кем-то познакомилась, для Шарова не стал уж столь неожиданным. Ведь встречаясь с ним, Рита продолжала находиться в поиске. И все-таки удивила.
– По моей наводке? – спросил он.
– Да. Вы ж мне дали билет в театр, – оживленно поведала она. – Села я на свое место в первом ряду, с самого боку, что мне, кстати, ужасно не понравилось. И вдруг на подставленный с краю стул, вообще без номера, подсел странно одетый юноша... ну, не юноша, молодой мужчина. В каком-то старомодном лапсердаке, чуб торчком, бакенбарды. Сразу комплимент отвесил и руку схватил – поцеловать. Я, правда, отдернула, а он мне шепотком на самое ухо: "Сударыня, не сердитесь, я в роль вхожу"... И знаете, что дальше?
– И что же?
– А, это ты, брат Чичиков!!! – вскричал он на весь зал и выбежал на сцену. Оказывается, артист. Потом, в антракте, опять ко мне подошел. Мы с ним долго беседовали.
– Так погоди... – оторопел Шаров. – А при чем тут Чичиков?
– По Гоголю же пьеса. Современная интерпретация. Этот Чичиков – типа Мефистофеля, знаете такого?.. Разница лишь в том, что немец живые души скупал, а наш, отечественный, не брезговал трупами. И все подешевле старался приобрести. А этот, который ко мне подсел, знаете кто?
– И кто же он?
– Подполковник Ноздрев. Он и разоблачил подлеца Чичикова, который к тому же оказался агентом иностранной державы и тайным пособником диктатора Наполеона.
– Вот так номер, – ошеломленно пробормотал Шаров. – Но у Гоголя Ноздрев же не подполковник, а кажется... отставной поручик. Его повысили в звании?
– Ну, а что такого? Режиссер и повысил. Сделал его роль самой главной. Я ж вам толкую: современная аранжировка. Мне очень понравилось! Все эти новшества от режиссера. Я потом за кулисы попала. Ноздрев меня и с ним познакомил. Казимир Богданович – просто душка... Алеша говорит, что он лауреат какой-то международной премии.
– Какой Алеша?
– Глеб, вы невнимательно слушаете. Мой новый знакомый, Ноздрев!
– Он разве Алеша? У Гоголя вроде по-другому звали.
– Ну, не знаю, как у Гоголя, а по жизни он – Алеша. Казимир Богданович в восторге от его игры. Точное, говорит, попадалово. "А хотите, – говорит, – Маргарита Николавна, мы и для вас устроим пробу". И меня, как током ударило! Помните, я вам рассказывала, что пела и плясала, только драматическое искусство почему-то прошло мимо меня... Глеб Константиныч, что это вы усмехнулись? Подумали, что на мне пробы негде ставить?
– Ничего я не подумал...
– Значит, вы верите в меня? – глаза Риты загорелись, как будто подействовал ток, который её ударил.
– Да, – ответил Шаров. – Я никогда не сомневался в твоих талантах.
– Ну, спасибочки на добром слове! Глеб Константиныч, голубчик, вы своим билетом определили мою судьбу. Это был джек-пот! Дайте я вас расцелую!
Она крепко поцеловала его в губы и убежала. А он, получивший самый сладкий поцелуй в жизни, себя успокаивал: "Ну, что скис? Не в первый же раз". По крайней мере трех-четырех её близких знакомых он мог определить в лицо даже при очной ставке. И того господина с бабьим голосом, и плешивого Леонида, который оказался вовсе не плешивый, и громилу на джипе, который пожалел и оставил в живых. Даже бывший учитель Чибисов теперь принадлежал к числу Ритиных поклонников. Но теперь-то, теперь, после столь близкого сближения с ней! Глеб надеялся... нет, напрасно. Никаких обещаний и тем более гарантий Рита не давала.
Она зачастила к нему с новыми впечатлениями – с яркими, подробными, откровенными... ну да, объясняла же, что с любящим человеком можно быть предельно искренней. Она становилась всё радостней и оживленней, так что он даже подумал: "Может, действительно ей выпал джек-пот?"
Как-то вечером забежала и вовсе окрыленная.
– Ну, Глеб Константиныч, поздравьте меня! Я впервые вышла на сцену! Правда, пока изображала всего лишь бессловесную кухарку в трактире. Там такая мизансцена: Алешка хлопает меня вот сюда, – Рита хлопнула себя по попе. – А я, по задумке Казимира Богдановича, должна показать негодование, но и, вместе с тем, поощрение. И у меня столь сложное переплетение чувств удалось!.. Казимир Богданович меня похвалил, а я попросила дать роль поглавнее. А он говорит: не гоните лошадей, Маргарита Николавна. Всему своё время.
Она успокоилась, попросила кофе, потому что после бурного дня "проголодалась и домой еще не заходила – сразу к вам". Нет проблем. Он уже сделал закупки продовольствия. Она выпила кружку, закусив двумя бутербродами. Опять беспокойно заметалась по комнате, в проходе между шкафом и диваном.
– О, Глеб Константиныч! Вы знаете, какое это чувство, когда мы, артисты, выбегаем на сцену, а весь зал встает и начинает аплодировать?.. Летать хочется! – взмахнула руками и, пожалуй, взлетела бы и полетела, если б не потолки...
Рита стала забегать реже. Понятно, у ней появился новый молодой человек и работа на сцене. Все-таки и о нем, Шарове, она не забывала. Даже пообещала бесплатно провести на спектакль. Но Глебу так и не удалось посмотреть на Риту в роли кухарки. В очередной раз она зашла к нему не с приглашением в театр, а с новым известием.
– Увы, Глеб Константиныч, гастроли в нашем городе заканчиваются. Труппа едет дальше. "В глушь, в Саратов", – так сказал Казимир Богданович. А потом пароходом в Волгоград, оттуда в Астрахань и далее, по железной дороге, к Черному морю. Алешка мне предложил ехать с ними, а Казимир Богданович пообещал включить в труппу...
– Так ты уезжаешь?! – с тоской спросил он.
– Да, решилась окончательно. Я с Алешей – хоть куда. Он влюбился в меня с первого взгляда. У нас столько общего! Мы понимаем друг друга с полуслова... Глеб Константиныч, голубчик, вы ж не против, чтобы я была счастлива?
– Да нет...
– Я и не сомневалась! Принимаю ваше согласие, как благословение. Мне и раньше хотелось вырваться из дома, стать самостоятельной. И вот – свершилось. В конце гастролей мы остановимся в родном городе Алеши... Тсс! Не спрашивайте, не отвечу! А то с вас станется, и вы двинете туда. Скажу только, что это замечательный город. Море, солнце, а на причалах белоснежные пароходы. И один из них доставит нас с Алешей в Анталию, в романтическое путешествие. Мы уже обговорили. Я же романтик в душе и долгие годы дожидалась своего принца. И вот он, наконец, явился. Правда, не на белой лошади и без шпаги, но это пока. Потом появится и шпага. Богдан Казимирович советует изучать язык Шекспира, а моего Алешку нацеливает на монолог: "В чем, в сущности, вопрос?" Нам светят гастроли в Англию, представляете?
Рита запнулась и внимательно посмотрела на Шарова. Мягко коснулась ладонью его груди.
– И я стала б совсем счастлива, Глеб, если б не вы.
– А что я? – спросил он.
– Вы в лице переменились. Я приношу вам одни страдания, – признала она, но вдруг рассердилась. – Ну, что ж вы такой! У вас честолюбия нет! Ни к чему не стремитесь, ничего не добиваетесь! Сами кругом виноваты.
"Ну вот, как всегда. Опять я виноват".
– А твои родители, Рита? – только и спросил. – Они согласились отпустить тебя?
– Они уже ходили на спектакль. Маме моя игра понравилась.
– А Николаю Петровичу?
– Так я папе истерику закатила. Прямо заявила, что не нужны мне больше его сомнительные женихи. Он из себя даже вышел. Я, говорит, тебе щас, как раньше, задницу надеру. Однако я убежала. А через день, представьте, явился домой совсем в другом настроении. Оказывается, наш мэр пригласил Казимира Богдановича к себе на дачу. И сразу рейтинг всей труппы в глазах у папы повысился. Да и мне как-то по лампочке его наставления. Надоел своей прагматичностью! Но и вы, Глеб Константиныч, честно сказать, приелись своей тактичностью. Мне хочется бури, натиска, страсти! Может, даже удали и разгула. Брат Саша меня поддержал. Езжай, говорит, сестрица. Но у него, стервеца, свои тараканы. Наступает период полового созревания, и ему хочется иметь в распоряжении отдельную комнату...
Рита приостановилась отдышаться.
– Ну, что вы приуныли, Глеб Константиныч? Что голову повесили? Вы же теперь полностью освободились от дрянной, взбалмошной девчонки. Вам ли сейчас не возрадоваться? Улыбнитесь же. Поздравьте от всей души!
Он через силу улыбнулся.
– Поздравляю, Рита.
– Ну вот, другое дело, – она ласково на него посмотрела. – Я никогда не забуду вас. Приходите к нам в субботу в шесть вечера. Буду знакомить Алешку с родителями. Обязательно приходите!
– Да что я... на каких правах?
– На прежних. Как "друг семьи". Будут самые близкие. Папа, мама, брат, Алешка Ноздрев с двумя верными товарищами – Чичиковым и Собакевичем. Может, и сам Казимир Богданович явится. Если успеет к тому времени попариться с мэром в баньке, – Рита выпалила залпом и, переведя дыхание, попросила: – Так я надеюсь на вас. А то с моей стороны и пригласить больше некого.
– А Маринка как же с Гришей?
– Их сейчас в городе нету. Она вместе с ним потащилась на утиную охоту. Ревнивая до ужаса. Согласна и в тайгу к медведям, и в тундру к северным оленям, и в Антарктиду к пингвинам. Но я не поняла. Вы отговорки ищете? Не желаете в последний раз пообщаться со своей Маргариткой?
– Да почему... желаю.
– Тогда приходите. И вот что. Мне очень не хотелось, чтоб вы смотрелись таким скучным, как сейчас. Будьте веселым, беззаботным. Знаете, что?.. Для расслабухи, перед тем как заявиться, тяпните стакан вина! Договорились?
Не мог он отказать ей в последней просьбе. В субботу, в разгар рабочего дня, когда, не подчиняясь его желаниям, нахлынули клиенты, закрыл кабинку и в очередной раз улизнул из магазина. По пути зашел в кафе-бар и по совету Риты «тяпнул» бокал вина.
Тут же, когда стоял у бара, в голове возник один щекотливый вопрос. С чем явиться? Ну, пусть не свадьба, пусть вечеринка или помолвка... Но для него – прощание с любимой. Последняя встреча. Не может он пойти без подарка. Но что именно подарить? И на какие шиши? Ситуация почти патовая. После того, как А. М. отказала занять деньги, не хотелось обращаться к ней вновь... Он вспомнил о маме. Осталось много украшений и драгоценностей – отец любил дарить. Но Глеб ни мало не задумываясь, передал всё старшей сестре, когда та прилетала на похороны с Камчатки. И только мамины часики, с золотым браслетом, оставил себе на память. Может их подарить Рите?..
Ускоренным шагом добрался до дому, торопливо открыл шкатулку. Вот они, часики-кирпичики!.. Попробовал завести и приложил к уху. Не тикают. Ну, как в неисправном виде подаришь? Да и браслет, возможно, Рите не подойдет.
Время еще терпело. Он понес часики в ломбард, надеясь, что позже выкупит. Получив деньги, зашел в ювелирный магазин "Жемчужина". Благо, всё рядом. Долго разглядывал витрину, где под стеклом лежали разнообразные украшения – глаза разбегаются. На помощь подошла улыбчивая девушка-продавец в нарядном кокошнике, инкрустированном блестящими стекляшками.
– Колечко для Риты выбираете? – живо поинтересовалась.
– Откуда вы знаете? – оторопев, спросил он.
– Так я напротив вас живу, у нас двор общий, – улыбаясь, разъяснила она. – Вы наконец-то сделали Рите предложение?
– Нет, – помрачнев, объяснил он. – У неё есть жених.
– А как же вы? Столько понапрасну ухаживали! – что-то похожее на сочувствие появилось на её мордашке.
– Мы остались с ней в хороших отношениях.
– Суду все ясно, – кивнула она, поняв на свой лад. – Тогда вам лучше подарить не кольцо, а колье. Окольцовывает пусть жених. Счас я вам подберу. Какой суммой вы располагаете?
У него остался железный пятак; с ним в кармане и с коробочкой в руках он вышел из "Жемчужины". Еще планировал купить цветы; но что купишь на пятак? Правда, когда проходил мимо бабушек, торговавших дачными цветами, одна из них вполне поняла по взгляду его желание и, почти задаром, за этот пятак, уступила букетик из трех ярко-желтых "жарков".
15. Жизнь без Риты
] Ровно в шесть Шаров позвонил в знакомую дверь.
– Открыто! – донесся знакомый голос.
Внедрившись в квартиру, гравировщик сразу увидел хозяйку, Надежду Иосифовну, отреагировавшую на появление нового гостя с недоумением и остывающей улыбкой на лице. "Наверно, Рита не предупредила. И я по-прежнему для неё мастер по гардинам". Однако жалкий букетик в его руке ясно показывал, что пришел не гардины устанавливать. "Это вам", – нашелся он. Надежда Иосифовна как-то невыразительно посмотрела на цветы, но быстро сориентировалась и пригласила пройти.
Гости уже сидели за столом. Все знакомые, кроме трех мужчин богемного вида. Вон тот – молодой, кудрявый, – несомненно Алеша Ноздрев и есть. Шаров почему-то постеснялся его разглядывать – так только посмотрел осторожно. Второй из незнакомцев был не молодой и не старый, не толстый и не тонкий, а так, упитанный – по всей видимости "Чичиков", в точном соответствии со сценическим амплуа. А третий, грузный и степенный, коротко стриженный, но с пышными бакенбардами – вероятно, был "Собакевичем". Этот встал из-за стола, опрокинув чашку, подошел и крепко, по-медвежьи, пожал руку.
"Срослись со сценическими образами, – подумал Шаров. – И продолжают играть в жизни". Вот только режиссер, Казимир Богданович, не явился. Наверно, до сих пор парился с главой города в баньке.
Мать Риты светилась от счастья, но изредка прикладывала пальцы к вискам, как будто утишая головную боль. Глава семьи, Николай Петрович, хотя и пытался улыбаться, был напряжен и сосредоточен, как главбух при составлении годового отчета. Саша чистил апельсин и вошедшего поприветствовал, вскинув руку.
В центре внимания, разумеется, оставался жених. И Шаров позже, осмелев, хорошенько рассмотрел его. Шкиперская бородка, кудрявые волосы, спадавшие на лоб. Он сидел в торце стола, рядом с улыбающейся, нарядной Ритой и благосклонно выслушивал, как его с охоткой рекламируют друзья.
– Наш Алеша талантлив во всем, – наворачивал Чичиков. – Он не только драматический артист, но и танцует – прямо класс!
– И поёт замечательно, – неспешно пробасил Собакевич. – Я советовал ему подать заявку на участие в конкурсе Евровидения.
– Вот как! – удивлялась Ритина мама. – Простите, а как вас по имени-отчеству?
– Михал Потапыч, – ответил "Собакевич" и дернул стриженной головой. – Но можно просто Миша.
– А вас? – обратилась Надежда Иосифовна к "Чичикову".
"Наверно, сейчас ответит, что Павел Иванович", – подумал гравировщик.
– Пал Иваныч, но можно просто Паша, – "Чичиков" тоже отвесил поклон хозяйке и продолжил расхваливать жениха. – А как наш Алеша играет на гитаре! Да знай об этом Коля Сличенко, он не раздумывая взял бы его в свой цыганский ансамбль.
– А еще я свистеть имею, – улыбаясь, вставил сам виновник торжества.
Поднялся Николай Петрович – благообразный, с поседевшими волосами, прилипающими к черепу. Похоже, он мысленно покончил с годовым отчетом, и вид у него теперь сделался торжественный. В одной руке держал бокал с шампанским, а в другой – серебряную вилку.
– Друзья! – постучал вилкой о бокал. – На правах старшего и главы семьи замолвлю слово. Учитывая специфику наших дорогих гостей, я осмелюсь предположить, что этот дружеский вечер является... как бы... репетицией известного процесса. И смею надеяться, что эта... как бы... увертюра, найдет продолжение в будущем, и наша... как бы... прелюдия закончится бравурным маршем Мендельсона в известном всем учреждении.
И все восприняли тост как надо и потянулись чокаться бокалами. Саша, первым опорожнив свой – с коричневым напитком, лукаво посмотрел на Шарова (вот маленький предатель!) и притворно поморщился:
– Ну, и гадость эта кола. Горькая! И как только её американцы пьют?..
Все понятливо подхватили:
– Горько, горько!
Жених и невеста встали и поцеловались. Следующий спич, перебивая и дополняя друг друга, произнесли друзья жениха. А потом настала очередь Шарова. Сама же Рита и попросила сказать пару ласковых. Гравировщик до сих пор не мог вручить ей подарок, а тут посчитал момент подходящим, поздравил молодых и протянул очаровательной невесте коробочку. Рита тотчас открыла. Колье, в виде подковы с подвеской из золотых нитей, ей очень понравилось, и она тут же надела на шею.
– Глеб Константиныч, ваша подкова... я поняла намек. Вы желаете мне счастья, да?
Глаза её заблестели и слегка увлажнились.
– Да, – коротко ответил Шаров.
Он обратил внимание, что обручального кольца на её пальце пока нету. Не "закольцевал" еще невесту жених. И, видимо, Алеше Ноздреву тот факт, что его опередили, не слишком понравился. В отличии от благодарной Риты, он глянул на гравировщика, как Отелло на Яго. "Не дай бог, он и в эту роль войдет", – с тревогой за девушку подумал Шаров. Её открытая шея показалась ему такой беззащитной. .
Всё дальнейшее для него протекало, как в тумане. Он редко ходил в гости, еще реже участвовал в шумных застольях и обычно первую рюмку или бокал выпивал, а потом, когда на него переставали обращать внимание, лишь чокался с желающими и пригублял. Теперь события развивались по иному сценарию. Сидевшие рядом артисты, Чичиков и Собакевич, требовали не оставлять горечь на дне и сами охотно, не пропуская ни одной, опорожняли рюмки. Впрочем, на их состоянии это не сказывалось. Крепкие оказались мужики. Разве что Михал Потапыч стал еще более неуклюж, а Пал Иванович сделался еще обходительнее.
Всем, а больше всего хозяйке, захотелось послушать Алешу Ноздрева – как он поет и играет. Герой вечера, снисходительно улыбнувшись, объявил, что не против "побренчать" и затребовал гитару. В доме не оказалось, и Саша, положив в карманы два апельсина, побежал к приятелю, имеющему инструмент. Через минуту явился с семиструнной. Жених стал настраивать, потом сделал глубокий вздох, как перед нырянием в глубину.
Не хожу один я на дорогу,
И кремнистый путь не светит мне.
Как давно уж я не внемлю богу,
Отыскивая истину в вине-е...
«Куда мне до него, – слушая, сожалел Шаров. – Ко всему прочему еще и бард, импровизатор». Он приметил, что и Саша не отводил взгляда от главного героя вечера, громче всех хлопал в ладоши. «За книгами перестал ходить», – Шаров хмурился, испытывая нечто похожее на ревность. Однако попытался преодолеть в себе это низменное чувство, убеждая себя в том, что ему тоже следует порадоваться за любимую и обожаемую Риту, наконец-то удачно завершившую свои поиски и обретшую счастье.
Когда бард утомился, получив на свою долю изрядную порцию восхищения, Саша включил музыкальный центр, и из расставленных по углам мощных динамиков, зазвучала незнакомая гравировщику музыка.
Риту вышла на круг с женихом. Все смотрели и восхищались: прекрасная пара! Следом пылающую от внутреннего жара невесту пригласил застенчивый Собакевич. Он танцевал напряженно – видимо, остерегался наступить партнерше на ногу. Галантный Чичиков свободно кружил с раскрасневшейся хозяйкой дома. А освободившийся жених не стал проходить на прежнее место и сел рядом с гравировщиком. По виду и движениям он оставался совершенно трезвым, только его серые глаза слегка сошлись, отчего взгляд сделался трансцендентальным.
– Вот я че-то до сих пор не пойму, – Алеша сфокусировал свой необыкновенный взгляд на Шарове. – Ты, собсно говоря, кто такой?
– Да так... друг семьи, – Шаров не нашел ничего лучшего, чем объявить себя, как рекомендовала Рита.
– Ну-ну, не заливай. Я понял, кто ты!
– И... кто же?
– Богатенький Буратино. А? Верно?
Тур закончился. Пал Иванович отвесил галантный поклон партнерше и обеспокоено подрулил к мужчинам. Он, очевидно, хорошо знал приятеля – не только по сцене, но и по жизни.
– Алешка, перестань залупаться, – шепнул, но довольно громко. – Давай лучше сразимся в шашки.
– Надоело мне с тобой сражаться. Я вот с ним хочу! – жених ткнул пальцем в грудь Шарова.
– Не умею я в шашки, – отказался гравировщик.
– А в че ты умеешь? – не отставал Ноздрев. – Может, в подкидного?
– И в подкидного не могу.
– А в треньку?
– В первый раз слышу.
– Но в чё-то можешь?
– В шахматы, – выдавил Шаров.
– Ну, брось дурака валять. В шахматы можешь, а в шашки нет. Так не бывает. В шашки проще.
– Вы уж сыграйте с ним, – дипломатично шепнул Чичиков гравировщику, – Поддайтесь, а то Алешка не успокоится.
Маленький предатель Саша с удовольствием сопроводил "игроков" в комнату и вытащил коробку с шахматами. Ноздрев бесцеремонно плюхнулся на диван. А Шаров скромно присел на стул. Здесь он еще не бывал. И сейчас с сердечной тоской разглядывал обстановку. Вот шкаф, в котором Рита хранила бельё, вот застеленная кровать, на которой девушка видит сладкие сны. На кровати – плюшевый медвежонок, которого она, конечно, не раз прижимала к своей груди; книжная полка, рекламные плакаты и среди них почему-то портрет всемирно известного фокусника Коперфильда. Несколько полуголых кинодив... Впрочем, их, наверно, налепил половосозревающий Саша.
Мальчик расставил на доске шахматные фигурки. Пешек не хватило, и он в первые шеренги выставил коней и ладей.
В гостиной начали пить чай. Михаил Потапыч вызвался разрезать торт "Наполеон", который выставила Надежда Иосифовна, и безжалостно кромсал его на разновеликие ломти. А Пал Иванович почти в открытую приударил за хозяйкой и рассыпался перед ней в комплиментах, называя "дамой, приятной во всех отношениях". Надежда Иосифовна цвела и пахла дорогими французскими духами. Николай Петрович, выпив из хрустальной рюмочки чистой, как слеза, водочки и приналег на свежую осетрину.
Саша выставил вперед кулаки с зажатыми в них пешками. Жених небрежно хлопнул по левой руке, и ему достались белые – с правом первого хода. Мальчик, исполнив миссию арбитра, побежал в зал пить чай и кушать торт. Соперники остались наедине.
– Давненько я не брал в руки шашек, – стандартно, как и положено гоголевскому Ноздреву, проговорил жених.
– Знаем, как вы не брали, – в тон ему ответил Шаров. – В театре-то, на спектаклях... каждый день.
– Так то подчиняясь придумке Николая Васильевича и необузданной фантазии нашего Казимира. А щас токмо своею волею, аз есмь буки-веди... На что играть-то будем?
– Не знаю, – пробормотал Глеб, припомнив, что у него в карманах не осталось ни копейки. – Так просто.
– Нет уж, извини. Я играю только на интерес. – Артист опять вперился трансцендентальным взглядом в противника. – А давай-ка, друг любезный, поставим на кон Риту.
– Ка-ак это? – остолбенел Шаров. – Вы же объявили себя женихом и невестой...
– Выиграешь – добровольно уступлю. Умыкнем в лучших традициях старины, обвенчаем в церкви... Или ты другого вероисповедания? Мусульманин? Иудей? А может, идолопоклонник? Кого нанимать будем: муллу, рабэ, шамана?.. – Ноздрев сделал первый ход. – Ну, не будем забегать уперед. Тебе еще выиграть надо. А иначе – шиш с маком.
"Да что ж такое? Всерьез, что ли?" – Шарову стало жалко Риту. Ведь он желал девушке счастья. И даже, забывая про себя, уже решил, что может, Рите и вправду будет лучше с этим молодым, талантливым артистом, в труппе, по сходным интересам. Но, похоже, девушка попала в лапы человеку, для которого главное в жизни – игра.
"Ладно! Будет тебе игра!" – Глеб сосредоточился, ощутил низвержение водопада в своей голове. Никогда прежде не испытанные азарт и удаль явились, заслоняя всё.
– Ты не думай, я не шучу, – подтвердил жених. – В случае проигрыша, уступлю. У нас, у дворян, только так. Карточный долг – дело чести! Шашечный – тоже. Вообще, любой. На дуэлях стреляемся, отстаивая свою честь.
"Продолжает фантазировать", – Шаров усомнился в его дворянском происхождении.
– Сумлеваешься? Да мои предки тысячами душ владели, – с чувством наворачивал соперник. – Прекрасным особняком в Черниговской губернии. О-о! Бельэтаж, мраморный Аполлон Бельведерский у парадного входа. А какой у нас был прекрасный пруд! По нему плавали белые лебеди, и моя прабабушка с берега кормила их французскими булками... Твой ход!
– Сейчас у вас появилась возможность приватизировать родовое имение, – тактично подсказал Шаров. – Если сохранились документы.
– Увы, – покачал кудрявой головой Ноздрев. – Это сделать нелегко. Мой прадед много раз закладывал усадьбу и возвращал, проигрывал и вновь отыгрывал. И вся эта петрушка происходила задолго до национализации семнадцатого года.
– А какой прадед? – полюбопытствовал Глеб, не отрывая сосредоточенного взгляда от доски. – Не тот ли, который тоже очень любил играть в шашки?
Он с удивлением и удовлетворением обнаружил, что бывший дворянин играет довольно слабо, и у него появились большие шансы одержать победу.
– Все-то ты знаешь! – иронически отозвался противник, встал, нетерпеливо прошелся по комнате и остановился возле окна. – Вот так номер, чтоб я помер! – воскликнул он. – Нет, вы поглядите, что на белом свете деется! Уму не постижимо!!!
"Отвлекает, – тотчас смекнул Шаров. – Ну, в точности, ведет себя, как прадед из авантюрного романа Гоголя. Сейчас подойду к окну, засмотрюсь, а он на доске что-нибудь переставит или мою пешку слямзит".
– Да ты меня не боись, – пожурил артист. – Подходи, вместе полюбуемся этим чудом.
"Что ж он там увидел?" – Шаров встал и тоже подошел к окну, посмотрел вниз. Но ничего интересного не обнаружил. Двор был почти пустым, только знакомый дворник Моисей сметал опавшие листья с асфальтной дорожки.
– Да вон, вон, разуй глаза! Ходячий анекдот из двух слов: еврей – дворник! Надо же! Ха-ха! – Ноздрев громко, неестественно засмеялся, и Шаров понял, что именно сейчас его противник придумал какую-то хитрую комбинацию.
– Мальчики, что шумите? – спросила Рита, войдя в комнату и осматриваясь. – Вы тут еще не подрались?
– Да нет, Ритулька, тихо-мирно в шашки играем, – ответил жених.
– Ну, заканчивайте и присоединяйтесь к компании, – Рита, одарив обоих соперников обворожительной улыбкой, вышла.
– Хороша, да? – артист-дворянин подмигнул.
Шаров обхватил голову руками, еще подумал и сделал решающий выпад.
– Теперь вы ходите, – предложил, дрожа от нетерпения.
Еще несколько последовательных, продуманных ходов. Вы так? А мы так! Удачная комбинация! Он стал очищать от белых пешек и фигур доску. Забрал последнюю, поднял голову... и увидел довольную физиономию актера, услышал торжествующий возглас:
– Ага, я выиграл! Моя Рита!
– Как так? – вскричал Шаров. – Это ж я победил!
– Да ты чё несешь? Мы ж играли в поддавки; кто всё отдаст, тот и выиграл. У нас и спектакль называется: "Игра в поддавки".
Кровь прилила в голову Глебу, и он заспорил с женихом, утверждая, что так они не договаривались. Но взял себя в руки. Азарт слетел, удаль пропала. И не понимал он уже, на что рассчитывал, начиная забаву. В любом случае – заведомо! – проиграл бы, даже будь гроссмейстером. А Ноздрев при любых обстоятельствах вышел победителем. Ведь так еще Гоголь, Николай Васильевич, запланировал.
– Рита моя! Ныне, вовеки веков и присно! – весело гоготал артист. – Значит, "друг семьи", говоришь? Хо-хо, "друг семьи"!.. А признайся, дружок, с Ритой ты успел переспать до моего пришествия, так ведь?
– Нет, – честно ответил Шаров и припомнил сон-видение, явившееся к нему во время болезни, и жар, поднявшийся в голове, опять явил выжженную пустыню, посреди которой он сидел с прутиком в руках. – Я единственный, кто с ней не спал.
– Что?! – удивленно выкрикнул Ноздрев и в очередной раз ткнул его в грудь, да не пальцем, а кулаком. – Ну, ты! Исусик! Говори да не заговаривайся!
– Простите, – повинился Шаров, совершенно трезвея и заканчивая играть во все игры, в которые оказался вовлечен. – Я, кажется, не то ляпнул.
В понедельник Рита должна была уехать. Глеб отдыхал, но не посмел проводить – не пригласили. Остался дома, но ведь знал, во сколько она уезжает. Еще в воскресенье во дворе Саша, не дожидаясь, когда его спросят, радостно подсказал. Шаров, вышагивая по комнате, посматривал на большие настенные часы. Вот осталось полчаса до отъезда поезда. Вот стрелки передвинулись еще на десять минут...
За окном – осень. Дворовые тополя и березы с неохотой расстаются со своими пожелтевшими нарядами. Но день выдался теплый, солнечный, и по-прежнему на балконе весело чирикают воробьи. У кого-то за стеной, повторяясь, звучит припев старинной песни: "Прощай, не грусти, напрасно слез не лей"... Мужчины куда-то уезжают и наказывает ждать, когда вернутся из лагерей. Из каких это лагерей? Куда их отправляют? В концентрационный лагерь, что ли? В таком случае, певцам повезло: песню на прощание дали спеть...
А тут не до песен. Вот уже осталось пять минут до отправления поезда. Рита, по всей видимости, уже стоит на перроне. Рядом провожающие и отъезжающие. Веселый Ноздрев, его друзья Чичиков и Собакевич, вся труппа. Одухотворенный Казимир Богданович с грандиозными замыслами. И, конечно, Николай Петрович и Надежда Иосифовна. Провожают дочь с надеждой на её счастливое будущее. Может, вспомнила Рита в последнюю минуту о нем, гравировщике из "Райских Кущ"? Может, слегка взгрустнула? Светло запечалилась?.. Прощальный гудок тепловоза; Алешка Ноздрев подсаживает невесту в вагон, поезд трогается...
16. Под следствием и суд
Дни потянулись скучно и однообразно. Шаров похудел, потемнел лицом, давно не брился, не стригся, и отрастил волосы чуть ли не до плеч. Интересно, понравилось бы это Рите? Вряд ли. Впрочем, зачем мучить себя предположениями? Далеко она и будто совсем не существует.
