Текст книги "Аргонавты вселенной (редакция 1939 года)"

Автор книги: Владимир Владко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Очень прошу вас как можно больше времени быть под этой защитой, в тени от космического излучения. И если кто-нибудь заметит признаки возбуждения, немедленно прятаться сюда и извещать меня. Друзья мои, опасность слишком велика, чтобы можно было не обращать на нее внимания…

…В этот же день мы укрыли стену справа, откуда неслось к нам загадочное излучение, тремя слоями свинца, перенеся с нее все приборы. Этого было достаточно! Теперь я хорошо понимаю: наше спасение зависело только от того, что лучи неслись лишь с одной стороны. Нашу ракету словно освещало с правой стороны гигантским прожектором космического сияния.

На другой день Николай Петрович, вместе с Соколом, сделал карту нашего пути в межпланетном пространстве, обозначив на ней положение ракеты по отношению к главному потоку космических лучей. Как это нам пригодилось в дальнейшем! Ведь единственное, что помогало нам ориентироваться легко и без изучения положения звезд, – было направление главного потока космических лучей.

Вполне понятно, что именно при помощи этой карты Николаю Петровичу удалось относительно легко определить размер отклонения ракеты. Чтобы выправить его, нужно было повернуть ракету так, чтоб она слова летела в таком же положении к главному потоку космических лучей, как летела раньше. Сделать это было уже нетрудно. Несколько взрывов из боковых дюз – и ракета, легко повернувшись, взяла нужное направление.

Мы с Борисом Гуро заняты были несколько дней наблюдением Венеры – так приказал Николай Петрович, Он распорядился:

– На протяжении 36-ти часов нужно следить за малейшими изменениями облика очаровательной соседки нашей Земли. Прошу не сводить с нее глаз. Чередуйтесь у телескопа и следите неотрывно. Прошу вас, кроме того, отметить, если найдете где-нибудь голубоватое или розовое сияние.

Сам Николай Петрович не отрывался от наблюдений, относившихся к пути ракеты. После первого изменения курса нужно было все время следить за показаниями приборов, обозначавшими положение ракеты среди потока космических лучей. А Сокол в другой телескоп изучал поверхность Солнца – тоже по заданию Николая Петровича.

Я заглянул было в его телескоп. Жуткая и удивительная картина!

Разве это то спокойное, мягкое и ласковое Солнце, которое мы привыкли видеть с Земли?.. Ничего похожего. Бурлящий гигантский огненный диск. Он кипит, он выплевывает все время из себя длинные фонтаны ослепительного разноцветного пламени. Эти фонтаны поднимаются вверх, рассыпаются цветными лепестками, как удивительные гигантские цветы, и падают назад, в огненное море. На смену им взрываются новые и новые столбы пламени, покрывая странным блестящим фантастическим лесом золотистое светило. А вот вырывается вихрь раскаленного пара металлов и газов – и кажется, что золотая поверхность солнца раскрывается как разорванное кружево. Темное пятно неправильной формы надолго остается на блестящем круге – и что-то клокочет в кем, что-то свирепствует там, внутри, словно пытаясь выпрыгнуть из бездны. Однако, нечего и мечтать рассмотреть, что именно происходит в глубине солнечного пятна, которое медленно затягивается, закрывается, заливая сиянием пламени черную пропасть…

Сокол сделал много фотографий Солнца. Это будет необычайная коллекция, невиданная до сих пор на Земле. Он сказал мне:

– Даже если б мы и не нашли ничего на Венере, – этих наблюдений, фотографий и рулонов заснятой кинопленки достаточно было бы для того, чтобы оправдать наше путешествие. Вот увидите, как встретят их на Земле, когда мы возвратимся.

«Когда мы возвратимся»… Однако, мы еще и не думаем возвращаться, перед нами столько работы! Но я опять отклонился в сторону.

Красивое зрелище открывается в телескопе Сокола; но не менее чарующую картину наблюдаем в наш телескоп и мы с Гуро. Правда, тут нет таких ужасных огненных бурь, у нас все значительно спокойнее. Сейчас я попробую описать то, что мы видим уже вторые сутки.

В окуляре телескопа большой круг, словно затянутый густым черным бархатом. Он лежит неподвижно – и только. Далекие-далекие огненные искорки сияют в его густой глубине. Они словно спрятались, едва выглядывают, и лишь внимательно присмотревшись, видишь, что этот бархат уходит еще дальше, в невероятную глубину, далеко за разноцветные, крошечные искорки звезд. Но это, повторяю, только тогда, когда присмотришься. А так – бархат приближается. Он словно затягивает объектив телескопа. И на нем, на его глубоком черном фоне, как драгоценный, сверкающий камень – лежит Венера. Неподвижная и спокойная, она позволяет любоваться собою. Это уже не та вечерняя или утренняя яркая звезда, которую мы привыкли видеть на земном небосводе. Это большое светило, которое мы сейчас, к сожалению, видим освещенным далеко не полностью, а лишь как серп с большими и длинными рогами, направленными в сторону, противоположную Солнцу. Серп охватывает Венеру слева; мы видим ее всю, но большая ее часть не освещена, она светло-серого цвета.

Мы по очереди внимательно следим, как выглядит Венера. Николай Петрович заметил в начале наших наблюдений:

– Темная часть Венеры не менее интересна, чем сияющая. Прошу не забывать и о ней.

До сих пор мы не замечали на темной части ничего. Вся она совсем одинакового пепельного цвета. Ровная серая поверхность – и больше ничего. На светлой части планеты, на серпе, я заметил неопределенное движение. Казалось, что там плыли какие-то тени. Думаю, что это передвигаются большие массивы туч в атмосфере Венеры. Гуро тоже присоединился к моему предположению. Но кроме этого, в течение первых суток мы не заметили ничего интересного.

После ужина, вернувшись к телескопу и сменив Гуро, я снова припал глазом к окуляру, стараясь рассмотреть малейшие подробности. И почти в ту же минуту я удивленно протер себе глаза: может – это мерещится?.. Нет, не мерещится. Это факт!

На верхнем рожке Венеры возникло голубоватое сияние, – словно цветок из тончайших светлых лепестков расцвел на остром кончике рожка. Он колебался, он покачивался на черном фоне неба, словно боясь прикоснуться к пепельной поверхности темной части Венеры. Как зачарованный, наблюдал я дивное зрелище. Еще несколько секунд – и уже снова ничего нет. Сияние исчезло. Оно исчезло так же внезапно, как и возникло.

Я уже совсем было решил бежать рассказать о замечательном явлении, но вспомнил, что от телескопа нельзя отходить, если нет смены. Я был часовым на научном посту. И как хорошо, что я вспомнил об этом! Потому что через полминуты новое удивительное зрелище овладело моим вниманием.

Внизу и справа у края темной пепельной поверхности Венеры, диаметрально противоположно месту, где возникло и исчезло сияние, – появился свет. Сначала я заметил, будто под серым пеплом что-то закраснелось, как бывает это с костром, когда под пеплом остается жар. На серой поверхности возникло небольшое красное пятно. Оно светилось изнутри, словно просвечивая сквозь пепел. Вот оно стало ярче, расширилось. Словно красный огонь вспыхнул в центре пятна. Затем пятно уже не делалось ярче. Оставаясь все таким же, оно колыхалось, по нему пробегали темные и светлые отблески, как от пожара.

Не отрываясь от окуляра, я закричал:

– Николай Петрович! Николай Петрович, идите сюда!

– Что случилось? – услышал я возле себя голос Рындина.

– Смотрите!

Николай Петрович несколько минут смотрел в телескоп, не отрываясь. Потом он повернулся ко мне. Лицо его было задумчиво. Он пожал плечами:

– Не знаю, что и думать… До сих пор наука не имела сведений о таких явлениях. Похоже на то, что на поверхности Венеры происходит извержение вулкана. Мы видим это движение сквозь атмосферу планеты, сквозь тучи… Однако, – почему бы не проверить этого?

Николай Петрович позвал Сокола:

– Вадим, возьмите инфракрасный экран. Давайте его сюда. Так. Посмотрим, посмотрим. Я надеюсь, что на таком расстоянии он уже действует.

Я знал: инфракрасный экран дает возможность видеть вещи, которые отделены от наблюдателя водяным туманом или тучами. Но он действует лишь на небольшом расстоянии. С Земли например, Венеру наблюдать сквозь него было бы нельзя. Значит, Николай Петрович думает, что теперь, когда Венера была уже ближе к нам, экран будет действовать. Мы увидим, что именно светится под пеленою туч.

И вот Николай Петрович оторвался от наблюдений. Лицо его было смущено.

– Heт, – сказал он, – нет. К сожалению, ничего не получается и отсюда. Это тление стало лишь немного более ярким – и все. Василий, я остаюсь при моем первоначальном предположении. Мальчик мой, на вашу долю выпала честь быть первым человеком, которому удалось собственными глазами увидеть извержение вулкана на Венере!

…Мы часто горевали, что у нас нет возможности связаться с нашей старой Землей. Правда, дать о себе весточку мы можем. Николай Петрович предусмотрел и такую возможность.

У нас есть четыре маленьких ракеты-письмоносца, и эта маленькие приборы мы бережем как клад. По планам Николая Петровича, первую ракету-письмоносца мы должны отправить на Землю тогда, когда совсем приблизимся к Венере. Вторую мы пошлем к Земле после того, как очутимся на Венере. Третью – перед обратным вылетом и четвертую – из межпланетного пространства, по дороге к Земле. Эта последняя ракета перегонит нас и оповестит наших друзей на Земле о точном времени нашего прибытия.

Итак, до пуска первой ракеты-письмоносца остался еще день-два. Мы приближаемся к Венере. Первый этап нашего пути заканчивается. Венера сияет как никогда. Извержение вулкана закончилось – и пепельная поверхность темной части планеты вновь стала совсем ровной и одноцветной.

Я знаю, Николаю Петровичу давно уже хочется скорее послать на Землю ракету с извещением о нашем полете. Но – он человек суровой дисциплины. И терпеливо ждет того срока, в который выпуск ракеты предусмотрен по плану. А пока что мы разговариваем о разных вещах – и в особенности о связи с Землей.

Очень плохо, что мы не можем получить ни одного извещения с Земли. Вот оторвались от старухи – и все… Сами еще можем отослать домой письма. А оттуда – уж никак. Письмам трудненько было бы найти нас в межпланетном пространстве! Тут почтовых станций пока что не существует… И другие способы связи тоже, к сожалению, не действуют. Я имел как-то неосторожность сказать:

– Почему б нам не воспользоваться радио? Имели б мы с собой передатчик и приемник, установили б двухстороннюю связь с Землей – и все!

Я умолк, потому что заметил улыбки на лицах моих спутников. Что такое? Неужели я сказал какую-нибудь чепуху?.. Гуро спокойно ответил мне (он хорошо знал радио – это была его специальность в молодые годы):

– Приемник мы имеем. И небольшой передатчик. Это пригодится нам на Венере, если придется разойтись, разыскивая элементы. Но чтоб принять радиосигналы с Земли… – он покрутил головой.

– Почему? – удивился я. – Если есть приемник, то он примет. Факт! Радиоволны распространяются по эфиру, межпланетное пространство – тоже эфир. Почему же нам не принять передачу, скажем, из Москвы, со станции имени Коминтерна? Она, мне кажется, достаточно мощна.

Гуро спокойно выслушал меня и укоризненно покачал головой:

– Ай-яй-яй, Василий!.. А еще образованный юноша, а еще и ворошиловский стрелок… А про слой Хевисайда забыл?

Слой Хевисайда?.. Что-то знакомое. Но что именно – я никак не мог припомнить. Гуро продолжал:

– Ты забыл, Василий, что земная атмосфера покрыта слоем ионизированного воздуха, так называемым слоем Хевисайда. Этот слой почти полностью отражает от себя все радиоволны, возвращая их обратно на Землю. Чтобы пробить его радиосигналами, потребовался бы передатчик такой мощности, что для него не хватило бы энергии всех электростанций Земли.

Мы еще немножко поспорили. По-моему, можно найти способ пробить этот силой. Правда, я еще не придумал такого способа. Но – разве есть пределы человеческой изобретательности? Гуро был вынужден согласиться со мной, что недалеко то время, когда наша советская наука откроет способ пробить этот слой, мешающий нам связаться с Землею по радио. На этом мы и окончили разговор, еще раз погоревав, что такого способа еще не изобретено.

Так как я очень интересовался нашим приемником, Гуро согласился показать его мне. Кстати сказать, неплохо было бы попробовать и работу передатчика в условиях космического пространства, где свободно гуляют различные нежелательные незнакомцы вроде космических лучей и тому подобного. А может быть, передатчик и вовсе не работает под влиянием этих космических лучей?..

Сказано – сделано. Мы с Гуро достали передатчик и приемник. Гуро пошел с передатчиком в навигаторскую рубку – подавать оттуда сигналы. Я остался в общей каюте с приемником.

Через десять минут пришлось признать, что наши опасения подтвердились. Передатчик работал очень плохо. Очевидно, космические лучи вредно влияли на его работу. Оставаясь на расстоянии всего шести-семи метров от передатчика, я едва принимал в наушниках сигналы, которые посылал Гуро. А между тем, в нормальных условиях передатчик обеспечивал связь на расстоянии до тысячи километров.

Покрутив еще несколько минут ручку настройки, я хотел уже совсем оставить это неблагодарное дело и выключить приемник. Но Гуро продолжал подавать сигналы. Я едва-едва разбирал его слова, чуть слышно звеневшие в наушниках:

– Алло… Алло… говорит… говорит… слушайте… слушайте… раз-два-три-четыре-пять… слушайте… слушайте…

Его голос то совсем исчезал, то, наоборот, усиливался.

– Слушайте… слушайте… говорит… ракета… слушайте, слушайте, ракета… слушайте, слушайте, ракета… слушайте, говорит Земля, слушайте, слушайте… ракета Рындина, слушайте нас…

Что за шутки? Почему Гуро говорит так, будто бы он не с нами вместе, не в ракете. И еще – почему передатчик внезапно начал так изменять его голос? Это просто странно, это совсем не его голос…

– Слушайте, слушайте, ракета Рындина! Говорит Земля, говорит Земля. Алло, говорит Земля…

Может быть, я сошел с ума? Может, это какое-нибудь новое возбуждающее влияние страшных космических лучей?..

Ведь это не голос Гуро, это… это – Земля!

– Василий, что с вами? Вы побледнели! Стали на себя не похожи!

Это подошел ко мне встревоженный Николай Петрович. Не отвечая ни одного слова, я включил вторую пару наушников и подал ему. Николай Петрович удивленно взглянул на меня, но надел наушники. Я с опасением смотрел на него: может быть, мне все примерещилось, может, это и в самом деле проделки космических лучей… ведь это не может быть Земля, ведь слой Хевисайда…

Но вот выражение безграничного удивления появилось и на лице Николая Петровича. Обеими руками он плотно прижал наушники к ушам. Он слушал. Значит, мне не мерещится? Потому что я и далее слышал:

– Говорит Земля, говорит Земля! Слушайте нас, ракета Рындина, слушайте нас. Очень тревожимся за ваше положение. Самые мощные телескопы давно потеряли вас из поля зрения. Опасаемся, что ракета изменила направление. Проверьте направление полета, проверьте. Посылайте немедленно ракету-письмоносца с извещениями. Алло, говорит Земля с помощью антенны-стратостата. Алло, говорит Земля. Слушайте нас, ракета Рындина…

Это сообщение повторялось снова и снова. Ведь на Земле не знали, услышали ли мы его. Они повторяли все время то же самое. А мы слушали, как зачарованные, голос старой Земли, не имея сил оторваться от наушников…

– Что вы слушаете? Ведь я уже выключил передатчик! – удивленно сказал Гуро, появившись в каюте.

Николай Петрович решительным жестом сбросил со своей головы наушники и протянул их Борису. Глаза Гуро полезли на лоб. Он замер, как статуя, прислушиваясь к голосу Земли. А Николай Петрович уже распоряжался:

– Вадим, сюда. Василий, слушайте дальше. Может быть, они передадут еще что-нибудь. Борис, достаточно. За работу! Немедленно отправляем ракету-письмоносца. Вадим, готовьте письма. Через полчаса выпустим ракету.

До чего ж это приятно – слушать далекий голос с родной Земли, из родного советского отечества!.. Победили, победили, пробили слой Хевисайда! Голос в наушниках повторял то же самое сообщение. Однако, в спокойном, четком голосе диктора иногда слышалась тревога. Они говорят, что самые мощные телескопы потеряли нас из поля зрения… это, вероятно, в связи с тем, что метеорит сбил нас тогда с пути… дорогой диктор! Если бы ты знал, с каким наслаждением мы слушаем тебя тут, в межпланетном пространстве, приближаясь к Венере!

Николай Петрович и Гуро внесли в каюту небольшую ракету-письмоносца. Это была блестящая металлическая сигарка с отверстием на длинном узком хвосте. Гуро открутил винты на ее боку. Открылись маленькие дверцы, за которыми видна была шкатулка. Николай Петрович тем временем проверил механизм ракеты, расправляя маленькие металлические крылья на толстой части сигарки.

Вадим принес заклеенную и перевязанную пачку бумаги. Это были заранее приготовленные письма и сообщения для Земли. И тут я вспомнил.

– Николай Петрович, позвольте мне… – обратился я к Рындину.

– Что такое?

– Позвольте мне положить туда маленькое письмецо… к матери, чтоб она совсем успокоилась…

– Мягкая усмешка осветила лицо Николая Петровича:

– Хорошо. Пишите, только скорей. А я пока что проверю расчеты направления.

– Да мне всего несколько строк.

Вот что я написал:

– «Дорогие мои мать и сестра! Все хорошо, не беспокойтесь, мы тут с Николаем Петровичем не пропадем. Передайте ребятам, что я привезу им с Венеры подарки, каких они никогда не видели. Особый привет передайте Марусе, пусть она не забывает меня. Мы скоро возвратимся. Путешествие идет прекрасно. Приближаемся к Венере. Крепко целую. Ваш Василий Рыжко».

Письмо мое было положено вместе с большим пакетом. Гуро снова завинтил крышку. Ракета была готова к полету.

– Борис, к скафандру! – прозвучал голос Николая Петровича, уже надевавшего скафандр.

Через несколько минут они вместе вышли через люк, вынося с собою ракету. А еще через несколько минут мы почувствовали едва заметный толчок: это оторвалась ракета-письмоносец и полетела на Землю…

С полчаса мы еще видели в телескопы маленькую блестящую звездочку, которая быстро удалялась от нас. Письма летели к Земле. Там, влетев в самые разреженные слои стратосферы, ракета автоматически выпустит из себя парашют и медленно опустится на Землю. Наш письмоносец не может не достигнуть цели, потому что Земля все равно притянет его к себе, если бы даже он пролетал лишь около нее, отклонившись в сторону.

Но вот исчезла наша звездочка. И лишь приемник на столе напоминал про неожиданное удивительное событие, которое произошло с нами сегодня. Да в наушниках все еще звучал голос, передававший те же самые сообщения. И хотя диктор не говорил ни одного нового слова, повторяя все время то же самое, – мы с наслаждением слушали его голос, ставший уже знакомым нам, ждали знакомых интонаций. Милый, дорогой голос старой Земли!

Уже ложась спать, я спросил у Гуро:

– Товарищ Гуро, скажите, пожалуйста, как вы выпускали ракету-письмоносца? И еще одно – как вы сами не оторвались от нашего корабля? Ведь можно было и того… остаться где-то там, в пространстве…

По его голосу я уже чувствовал, что Гуро улыбается…

– Ну, вышли с ракетой из наружного люка. Понимаешь, это было довольно легко, потому что ракета ничего не весила. Положили ее там…

Сокол насмешливо заметил:

– В свете предыдущих сообщений, не совсем понимаю. Как можно было положить ее, когда она ничего не весила?

– Хм… мы не то чтоб прямо положили, а я прижал ее к стенке корабля, а Николай Петрович слегка поправил направление, включил мотор, и она полетела от нас… назад, в обратном от нашего корабля направлении. Вот и все.

Он помолчал. Затем добавил:

– А знаешь ли, Василий, мне немножко нехорошо стало, когда эта ракетка толкнула меня облаком газа, вырвавшегося из ее дюзы… Кстати сказать, это и есть ответ на второй твой вопрос. Понимаешь, я пошатнулся, меня оттолкнуло от корабля. И я почувствовал, что понемногу отдаляюсь от него. Ну, словно бы кто-нибудь меня оттаскивал от него. И не падаю, а понемножку отплываю… и ухватиться не за что, плыть не поплывешь. Потому что это же тебе не вода, а эфир… Это было страшно! Правда, мы вышли из люка привязанными, и меня скреплял с ракетой крепкий тонкий трос. Итак, отнести далеко от ракеты меня не могло. Однако, одно дело рассудок, а другое – ощущение. Никогда, должно быть, я этого не забуду!..

Странно: Сокол не ответил какой-нибудь шуткой или шпилькой. Он просто и открыто сказал;

– Мне тоже кажется, что это страшно. Вот представляю себе, будто бы я там, снаружи. Что-то толкнуло меня… и оборвался почему-нибудь этот трос…

– Этого не может быть. Ведь это конструкция Николая Петровича, проверенная им, – заметил я.

– Не в том дело. Я уверен, что трос не оборвется. Но – допустим, что он оборвался. И вот, человек в скафандре отдаляется и отдаляется от корабля, падает в холодную черную бездну… без малейшей надежды спастись…

Это было и вправду страшно. Одинокий человек в бескрайном холодном и темном пространстве… Фу, даже пот выступил на лбу! Нет, лучше думать о чем-нибудь другом… И я громко спросил у Гуро:

– Товарищ Гуро, а как же ваш слой Хевисайда?

Гуро сделал вид, будто он спит и не слышит. Однако мне помог Сокол, который едко сказал:

– Разумеется, мы с вами, Василий, этого не знаем, ведь мы не радиоспециалисты. Мы слой Хевисайда пробить не можем. Для этого потребовалось бы слишком много энергии. Но вот голос с Земли услышали. Странно как это получилось?..

Гуро молчал.

– А что они сказали про антенну? – снова опросил Сокол.

– Сказали: «передаем с помощью антенны-стратостата».

– Хм… как же оно так? Борис, вы не знаете?

Только теперь Гуро отозвался, убедившись, вероятно, что разговора все равно не избежать:

– Просто взяли, запустили вверх большие стратостаты, один за другим, ступенями. На общую высоту, скажем, километров в восемьдесят-сто. И верхний стратостат очутился над слоем Хевисайда…

– Ну?

– А этот верхний стратостат, вероятно, соединен проволокой последовательно со всеми остальными и, наконец, с Землей. И по этой проволоке, наверно, к верхнему стратостату идут радиоволны. Понимаете, по проволоке? А уж с верхнего стратостата, который находится над слоем Хевисайда, радиоволны отрываются от антенны и несутся во все стороны… в том числе и сюда к нам.

Сокол подмигнул мне:

– И, выходит, энергии хватило? Не пришлось собирать ее со всех электростанций Земли?

Гуро не счел нужным отвечать на такой издевательский вопрос. Он промолчал.

Молчал и я. Ведь вышло именно так, как должно было выйти. Большевики и не такие трудности преодолевали. Просто, до сих пор не было большой нужды пробивать этот слой. А вот возникла надобность связаться с нами, связаться с межпланетным пространством, – и проблема разрешена. Потому что такая была поставлена перед учеными задача. Когда советская наука должна что-нибудь сделать, – она не останавливается ни перед чем. Слой Хевисайда? Что ж? Запустить десяток стратостатов ступенями – и нет этого слоя. Он сам по себе, а мы сами по себе. Вот и все. Должно быть, комсомольцы изобрели этот способ. И стратостаты, должно быть, комсомольцы запускали.

…А утром мы услышали веселый голос Николая Петровича:

– Довольно спать, будет, друзья мои! Вот она, наша красавица! Вот наша Венера! Можете по очереди подходить к телескопу, смотреть в него. Я установил инфракрасный экран – и теперь он действует. Правда, до четкой работы еще очень далеко, но видно какой-то большой океан. А впрочем, зачем сейчас этот экран, если цель нашего путешествия видна просто в окно навигаторской рубки? Пойдемте, пойдемте! Аргонавты вселенной, первый этап нашего путешествия по волнам неведомого океана космоса заканчивается!

Аргонавты – то есть мы, наспех оделись и поспешили в навигаторскую. В большом окне прямо перед нами, как застывшая, стояла Венера. Однако, разве мы, даже мы видели ее когда-нибудь такой?.. Гигантский диск стоял перед нашими глазами. Почти третья часть его сияла белым светом, словно покрытая сплошной снеговой тучей. Это – слева. Две трети диска были другого цвета. Похоже было, что там нависли неровные и густые темные тучи, передвигавшиеся снизу вверх. В условиях Венеры это означало, что тучи передвигаются с юга на север.

Сплошной поток туч, сплошная пелена глухого, непроницаемого для человеческого глаза тумана закрывала таинственную планету. Что таят под собой эти тучи?..

Я подошел к инфракрасному экрану, который должен был открыть поверхность Венеры моим глазам так, как если бы она не была закрыта этими тучами. Нет, Николай Петрович был прав. Экран, правда, действовал, но это было еще не то, что я надеялся увидеть. Пелена туч на экране превратилась в легкий туман, который окутывал планету. Были видны большие темные пятна. Одно из них занимало почти половину Венеры. Вероятно, о нем и думал Николай Петрович, говоря про океан. Океан на Венере!

Однако, нечего было и думать увидеть что-нибудь такое, что сказало бы мне о жизни или о растительности на Венере. Для этого мы были еще слишком далеко. Жаль, жаль! Какие чудовища, какие удивительные твари существуют на поверхности Венеры под таинственной завесой этого тумана?.. И невольно перед моими глазами проходили образы жутких чудовищ, о которых мы так много разговаривали с Соколом здесь, в ракете, про которых я много слышал еще и на Земле, к встречам с которыми готовился бесстрашный Борис Гуро. Игуанодоны, бронтозавры, птеродактили… археоптериксы… Ах, хоть бы на несколько минут заглянуть туда, хотя бы только одним глазком!..

Но еще слишком далеко. Передвигаются плотным покровом густые белые тучи, не оставляя ни одного просвета… И напрасно мы стараемся увидеть что-нибудь на инфракрасном экране, кроме огромных пятен, кроме великого океана Венеры…

Наша ракета мчится. Сколько ж еще осталось до Венеры?

Николай Петрович смотрел на приборы. Взял карандаш, записал что-то в журнал наблюдений. Выключил автоматический аппарат, фотографировавший Венеру с этого расстояния. Затем взгляд его остановился на нас.

– Пора начинать торможение. Через час долетим до зоны притяжения Венеры, начнем ощущать тяжесть. Странно, но мы снова станем весомыми.

А и правда, странно, что придется снова ходить, как все люди, делать усилия, поднимая что-нибудь, и думать – тяжелая эта вещь или не тяжелая… Однако, сейчас не было времени размышлять. Николай Петрович резко распорядился:

– В гамаки, друзья мои, в гамаки! Вы, Василий, ложитесь в мой. Он свободен.

Мы послушно вышли из навигаторской рубки, чтобы выполнить приказание. Я выходил последним. И, оглянувшись, увидел, как Николай Петрович, в последний раз записав что-то в журнале наблюдений, положил руки на рычаги и рукоятки управления ракетою. Фигура его выпрямилась, и только седые волосы выдавали, что перед пультом управления сидит не молодой человек, а старый академик Рындин.

Я немного завидовал его спокойствию. Сейчас мы трое были только пассажирами небесного корабля. Мы могли только ждать, когда наш корабль прибудет на Венеру. А Николай Петрович вел корабль. В его руках была судьба всех нас. От его движений, от его мыслей зависело все. Правда, Сокол мог бы заменить его, скажем, в случае болезни. Эту возможность Рындин тоже предвидел. Но – вряд ли кто сумел бы оставаться таким спокойным и сдержанным у пульта межпланетного корабля во время приближения к Венере, приближения к спуску, к самому опасному этапу нашей дороги.

Николай Петрович сидел спокойно и уверенно. Приближалось время спуска на Венеру!