Текст книги "Трюкачи-2 (роман) (СИ)"

Автор книги: Владимир Пекальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Борясь с дрожью, Ладлоу дотянулся до мобильника левой рукой и принялся тыкать в кнопки. Дважды он сбивался, отчаянно вертя баранку...

– Черный "линкольн", немедленно сбросьте скорость и остановитесь!!! – уже две машины на хвосте. Зашибись.

Но вот номер набран. Девять-один-один.

– Вы позвонили в службу спасения...

– Я – черный линкольн! – завопил Терри, пытаясь перекричать рев мотора и вой сирен. – Это я в черном линкольне, который идет по западной авеню! Я не могу остановиться, не работает ничего, кроме руля, и скорость растет! Пожалуйста, помогите! Освободите трассу до моста!! До моста!!

Тут он, пролетая очередной перекресток на красный, едва не сбил женщину с коляской, вильнул в сторону и был вынужден вцепиться в руль обеими руками, чтобы не встретиться со столбом. Мобильный полетел куда-то под сидение.

Беззвучно шевеля губами, Ладлоу крутил баранку так, как вряд ли когда-то приходилось Шумахеру. Адреналин повысил рефлексы, и потому бывший каскадер еще не врезался, но машину вел уже на пределе своего не особо выдающегося мастерства. Вот еще автобус, Терренсу удалось избежать столкновения уже даже не на волосок, он зацепил его крылом едва-едва. Разумеется, не доведись ему в молодости побыть каскадером – врезался бы.

Впереди появилась группа машин: на следующем перекрестке снова красный. Чтобы объехать, пришлось выскочить на встречную, а затем в последнюю долю секунды избежать столкновения.

Сердце уже готово выскочить из груди, но впереди – почти пустая дорога. И полицейские больше не орут в громкоговорители, кажется, им сообщили, в чем дело. Там чуть дальше – небольшой изгиб улицы, а за ним – еще перекресток, потом сто метров – и мост.

Ладлоу попытался унять дрожь и страх. Кажется, у него все-таки получится. Он сможет. Будет удар, в лицо выстрелит подушка, затем сидение уйдет из-под задницы, желудок подкатит к горлу... ремень. Отстегнуть ремень сейчас, потом на это не будет времени.

Двести, срань господня, целых двести. Что ж, тут есть один плюс: если Терренс выйдет живым из этой передряги, известность ему обеспечена. Надо сосредоточиться, собраться: до реки двести метров. Вот он, момент истины...

Терренс стрелой пролетел изгиб улицы и внезапно понял, что до того самого момента истины ему не добраться: на перекрестке с неторопливой неотвратимостью рока разворачивался панелевоз, занявший всю улицу.

Время застыло. Терри молчал, словно подставная пешка: помолиться уже не успеет, а кричать "А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!" – бессмысленно. Если врезаться в панелевоз на двухстах с лишком в час – подушка просто не спасет. Никаких шансов, бывший каскадер-автомобилист хорошо это знал. И полицейская машина – сзади и сбоку. Спасения нет. Деваться некуда.

С другой стороны, терять теперь уже тоже нечего. У человека, которого переехала машина, есть шанс выжить. Призрачный, но есть... Если Терри попадет под колеса полицейского "порша" – у него будет шанс, при условии, что только колесами, конечно. Встреча с бампером – смертельна без вариантов...

Но не смертельней столкновения с панелевозом.

За миг до того, как небо упало на землю с адским лязгом и грохотом, Терренс Ладлоу оттолкнулся руками от борта и открытой дверцы и выбросился под колеса идущей сзади и чуть сбоку полицейской машины.

***

В «макдональдсе», зажатом с двух сторон высококультурными заведениями – кинотеатром и библиотекой – было, как обычно, тихо и малолюдно. Менеджеры компании просчитались, полагая, что в этом месте быстрый общепит будет востребован, потому большая выручка тут случалась только во время премьер кассовых фильмов в кинотеатре. В остальные дни и часы сюда периодически забредают студенты из библиотеки и люди, проголодавшиеся во время прогулки по скверу, на который выходили окна заведения. Впрочем, торговля все же шла в плюс, потому «макдональдс» оставили, посчитав, что затраты на релокацию заведения перекроют возможную выгоду.

В обычный полдень понедельника тут сидели двое молодых адвокатов, работавших неподалеку в маленькой фирме, парочка влюбленных, пара студенток и хрупкая девчушка в очках и с ноутбуком. Последняя уже стала здесь завсегдатайкой, проводя часы в работе над книгой и периодически попивая кофе.

У потолка лениво крутились мухи, вентилятор и мухи на вентиляторе, слишком ленивые, чтобы летать самостоятельно, за стойкой торчал в ожидании новых заказов тощий парень в характерной униформе. Тишина и покой.

И потому все присутствующие разом напряглись, когда прямо перед стойкой возник странный вихрь цвета черной дыры.

– Что это?! – воскликнул один из адвокатов, гладко выбритый брюнет, а парочка влюбленных в испуге прижалась друг к другу.

В следующий момент посреди вихря внезапно появилась человеческая фигура, а затем черная воронка внезапно рассеялась и растаяла.

– Охренеть, – пробормотал официант.

Все глазели на странного пришельца, а тот преспокойно оглянулся по сторонам и приподнял руку.

– Приветствую вас! – воскликнул он на очень ломаном английском. – Вы не подскажете ли мне, будьте ж так любезны, какое нынче время?

– Половина второго, – промямлила одна студентка.

– Э-э-э? Мне бы эпоху знать... Век там, эру, период... У меня хронодевиация приключилась, поймите ли. Заблудился я, понимаете?

– Охренеть, – снова пробормотал официант, а оба адвоката принялись двигать челюстями, чтобы поскорее прожевать и заговорить.

– Третье тысячелетие, двадцать первый век, – ответила ему девушка с ноутбуком. – А вы... путешественник во времени, да?

– Ну так я и есть, – кивнул пришелец, – только, кхм, простите, третье тысячелетие какого времени? Старого или нового?

– Судя по всему – старого, – рассудительно заметила писательница, – потому что мы не знаем ни старого времени, ни нового.

Тут путешественник хлопнул себя по лбу.

– Ох, простите мою тупость... Я совсем забыл, что деление на старое и новое время практикуется уже после обоих эпох... Ладно, думаю, я разберусь сейчас с вашей помощью... Повезло, что вы говорите по-китайски...

– Мы говорим по-английски, – возразил брюнет, прожевав свой чизбургер, – как и вы. Только вы с акцентом сильным.

– Это? Английский? На котором мы говорим? Это китайский! Весь мир говорит на китайском на протяжение многих столетий! В будущем, которое для вас будущее, я имею в виду.

– Простите, ошибочка вышла. Это – английский, он сейчас международный. Китайский совсем другой, и на нем только китайцы говорят.

– Шайтан знает что... Куда ж я попал?.. – пробормотал путешественник, тыкая пальцем в прибор, очень похожий на обычный наладонник. – Послушайте, а двадцать первый век от какой точки отсчета? От какого события?

– Так от рождества Христова. Двадцать первый век нашей эры. А до этого было до нашей эры...

– Рождество чье? Первый раз слышу...

– Послушайте, мистер... А что, китайцы захватили мир, что английский стал известен как китайский?

– Ну да, после третьей ядерной...

По залу прокатился вздох ужаса.

– Было целых три ядерные войны?! – вытаращил глаза второй адвокат.

– Ну, вообще-то четыре... Китай правил миром с третьей по четвертую... А что?

– Господи боже ж ты мой...

– Ну да, понимаю, шокирует... – кивнул путешественник, тыкая в прибор. – Так, кажется, я приблизительно понял, куда попал. Скажите пожалуйста, до этого момента сколько было войн?

– Мировых, в смысле?

– Ну да.

– Две.

Теперь пришла очередь путешественника вытаращивать глаза.

– Две?!! Не может быть! У вас тут слишком все... благоустроено! Вы не смогли бы так быстро отстроиться после двух ядерных войн подряд!!

Повисла зловещая тишина. Затем девушка с ноутбуком несмело сказала:

– Ну, первые две мировые были без ядерного оружия... Не считая двух бомб, сброшенных в конце второй...

– О нет! – выдохнул путешественник, – не может быть... Вы говорите о двух бомбах, которые были вообще самым первым применением ядерного оружия в истории?

– Ну да...

У путешественника мелко затряслись руки.

– А... сколько точно лет прошло с момента первого применения? Меньше семидесяти пяти?

– Меньше...

– Нет, нет, нет!!! Мне пора, спасибо за помощь, но я куда-нибудь свалю и уже там разберусь с девиацией. А вам всякого добра и удачи, она вам скоро понадобится! Прощайте!

Он ткнул в свой прибор и исчез в вихре тьмы, который вскоре тоже растаял.

В зале несколько секунд царила полная тишина, затем второй адвокат вскочил и бросился к дверям.

– Майк, ты куда?!

– Я забираю семью и уматываю из города!

– А что шефу сказать?

– Да к черту шефа! Ты же видел, как быстро свалил этот тип! Наша работа уже вряд ли имеет значение! Скоро уже все станет неважным!

Следом за ним к выходу побежали студентки, влюбленные и писательница, позабывшая на столе свой ноутбук.

Тирр, поддерживая заклинание невидимости, вышел следом за писательницей до того, как дверь закрылась. Славная была шутка. У него не получилось как следует повеселиться с Терренсом Ладлоу, но зато теперь он замечательно размялся на посетителях кафе. А перед тем, как заняться Сильвервудом, разминка точно не будет лишней...

Ведь Ладлоу – всего лишь пешка. Орудие. А истинный враг – Сильвервуд.

И потому он должен страдать.

***

Стук в дверь вывел Ямаситу из глубокой задумчивости.

– Войдите.

На пороге появился мужчина в расстегнутом пиджаке с кожаными заплатами на локтях и довольно небрежно повязанном галстуке, средних лет, но без малейшего следа седины, с высоким лбом и глубоко посаженными глазами.

– Здравствуйте, инспектор. У вас есть минутка?

– Разумеется. Чем могу помочь?

– Мне нужны материалы по Мотоко Курусу, а также хотел бы задать вам несколько вопросов, после того, как ознакомлюсь с ними.

Ямасита приподнял брови:

– Вы разве не получили? Я отдал одному из вашей группы копию не далее, как сегодня утром.

– Ах, простите, вечно забываю представиться... Меня зовут Хиронори Итагаки, и я прибыл сюда отдельно от группы детектива Ямамото. Просто он считает меня старым пердуном с дутой репутацией, а я его – клиническим недоумком. Я вынужден побеспокоить вас по двум причинам: во-первых, я не желаю просить у него копию, во-вторых, я все равно должен буду задать вам вопросы, ведь Ямамото не потрудился с вами поговорить, верно?

– Тут вы правы, меня никто ни о чем не спрашивал.

– Я ведь не просто так считаю его недоумком. Жертва – проблемный подросток, а Ямамото даже не подумал поговорить с инспектором по делам несовершеннолетних... Впрочем, чтобы вас сильно не отрывать от дел – вы можете просто дать мне материалы, я сам сделаю копию и верну.

– Да без проблем... А знаете, ваше имя мне кажется знакомым... не помню только, почему.

Итагаки ответил без тени улыбки:

– Я известен в узких кругах, как ловец маньяков. Четырнадцать пойманных лично серийных убийц и еще несколько в сотрудничестве.

– Вот как?! – искренне удивился Ямасита, протягивая Итагаки папку с документами. – Надо же... Так вы тоже уверены, что это серийный убийца? Пока было всего одно убийство...

– Здесь – первое. А вообще – тридцать седьмое с одним и тем же почерком. Мой предшественник ловил Знакомца двенадцать лет... я ловлю четвертый год. А насчет убийств – не сомневайтесь, будут новые. Если не поймаем его в Сакурами – здесь будет в сумме не менее четырех и не более шести убийств школьников. Первое произошло.

Ямасита посмотрел в окно и забарабанил пальцами по столу. Он и сам боялся, что дело обернется вот так плохо... А если ты чего-то боишься – оно и случится. Конечно, тут бы радоваться, что приехали аж двое детективов – но если маньяка ловят уже шестнадцать лет, смогут ли теперь ему помешать продолжить убивать?

Итагаки отсутствовал минут двадцать, а затем появился снова и вернул папку.

– Спасибо, инспектор. Я все просмотрю, и, если вы не возражаете, загляну попозже, где-то к обеду.

– Да, конечно... Погодите. Я еще до вашего приезда подозревал такой поворот, и вот тут подумал... Вы, должно быть, не имеете кучи помощников, раз сами...

– Ну да, я работаю один. Ну как один – капитан Онода обещал мне всемерную помощь.

– Вот. Я подумал – что, если я буду вам помогать в расследовании? Убийцу надо остановить, и желательно до того, как он еще кого-то убьет!

Итагаки кивнул.

– Похвально, инспектор, но... Понимаете, ловить маньяков – это немного не то же самое, чем вы привыкли заниматься... Другой подход, другой образ мышления, другой противник. Другая лига, образно выражаясь.

– Я все это прекрасно понимаю, коллега... Вы заслуженный эксперт, а я даже не детектив, а просто инспектор... Но это мой город. Я здесь вырос, здесь живу, здесь работаю уже двенадцать лет, я всех тут знаю. Прекрасно понимаю, что мои скромные умственные способности вряд ли могут быть вам особо полезны, но я местный. Я могу войти в любое место, не отсвечивая жетоном, находиться где угодно, не привлекая внимания, и поговорить с любым человеком, не вызывая подозрений ни у собеседника, ни у посторонних наблюдателей. Наконец, у меня уважаемые родители, двое старших братьев и сестра, они работают в социальной сфере и любой в Сакурами знаком лично если не со мной, то с кем-то из моей родни. И вишенка на торте – в городе всего три молодежные банды, и любой из уличной шантрапы либо мой нынешний подопечный, либо мы чуть раньше знакомство водили, так сказать.

Детектив Итагаки поскреб подбородок.

– Знаете, инспектор... Возможно, вы и будете полезны. Только, как вы могли бы догадаться, преступник не может быть из шантрапы, потому что начал убивать, когда ваши городские оябуны еще в садик ходили...

Ямасита кивнул:

– Разумеется. Я упомянул про шантрапу по другой причине. Мы могли бы попытаться задействовать их.

– Уличное отребье? Это же несерьезно, инспектор!

– Собственно, почему нет? Не далее как вчера трое банцу из старшей школы Хоннодзи скрутили инспектора Торуяму, приняв его за маньяка. Капитан тоже подозревал, что убийство – дело рук психопата, и поручил Торуяме экспериментально выяснить степень доверчивости местных детей... В итоге Торуяма выяснил еще и степень бдительности школьных "защитников". Он пока в коротком отпуске: ему поставили синяки под оба глаза, еще и лбом по асфальту потаскали... Вот я и подумал – а что, если задействовать молодежные банды? Они ведь тоже горожане. У большинства есть младшие сестры или братья. Многие из них, особенно из банды Кавадзо, сами школьники, а кто естественней смотрится у школы, как не школьник?

Итагаки подтянул к себе стул и уселся напротив Ямаситы.

– Я бы не стал на это надеяться, но... отчего бы и нет. Иногда и кочерга стреляет... У вас есть план?

– Ну... в общих чертах да. Правда, возникло одно затруднение. Смотрите. – Ямасита пододвинул к себе лист бумаги и принялся чертить схему. – Условно, город делится на три полосы. Северная, южная и средняя. Каждая полоса – приблизительная территория одной из банд. Так вот, обе старшие школы и обе средние находятся в средней же полосе... Скажите, а этот... Знакомец. Каковы крайние возрасты его жертв?

– Подростки, независимо от пола, от пятнадцати до семнадцати.

– Ну, это хотя бы выводит из зоны риска учеников младших школ... Ну вот. Средняя полоса – владения, скажем так, самой многочисленной группировки, состоящей преимущественно из несовершеннолетних. Их лидер – не самая достойная личность, но он умен, хитер и вполне адекватен. Отстоять свою территорию и быть равным среди равных между двумя лидерами старше себя – чего-то да стоит. Проблема же в том, что он исчез. Говорят – сбежал либо убит. А вся его группировка держалась преимущественно на нем. К тому же двое его ближайших помощников загремели в тюрьму, и вся шайка теперь непонятно кем управляется, это при условии, что у нее сейчас вообще есть вожак. А без четкого и эффективного контроля толпа подростков нам мало чем поможет. Кавадзо, будь он неладен, сбежал именно тогда, когда понадобился больше, чем когда-либо!

Детектив Итагаки откинулся на спинку стула.

– Если банда без управления и владения без оябуна – что мешает двум другим группировкам взять все под свой контроль?

– Две причины. Во-первых, Кавадзо, уступая двум другим лидерам в силе своих бойцов, заставил их уважать если не свою силу, то свои ум, хитрость и подлость. Средняя полоса – спальные массивы и социально значимые объекты, преимущественно, они не очень интересны и не стоят конфликта с находчивым врагом, который не гнушается никаких подлостей. Кавадзо ведь и вернуться может. Да и банда его, с точки зрения других, ничего не стоит. Вторая причина – две конкурирующие группировки не смогут обойтись без борьбы – а это точно нам не на руку. Я лишь надеюсь, что в отсутствие Кавадзо его группировкой управляет кто-то, хоть немного стоящий...

– Хм. А от кого Кавадзо сбежал или кем, якобы, убит?

– Ну, тут все еще интереснее. Сбежал он от ученика-первогодка из старшей школы Хоннодзи, который к тому же еще и гайдзин. Он появился в городе пару месяцев назад и сразу поставил точку в грызне банцу Хоннодзи, расправившись со всеми противоборствующими. Проще говоря, стал там главным.

– А вот это уже становится интересным, – протянул Итагаки. – И что же случилось дальше, если взрослый преступник удрал от подростка?

– Банцу из Хоннодзи под руководством нового лидера схлестнулись с банцу из школы Бенибэ. По итогам первой стычки пострадали четверо из Бенибэ, в том числе с госпитализацией. И тогда они попросили помощи у бывшего выпускника их школы – Кавадзо. А "сэмпай" подрядил на это задание своих ближайших помощников – оба по восемнадцать – и у них с собой был кастет. Мне неизвестно, зачем именно они его брали и собирались ли использовать всерьез, на суде странная версия прозвучала, но после встречи с гайдзином, которого в школе за глаза называют "людоедом", один попал в больницу с челюстью, сломанной тем самым кастетом. Собственно, вот тут-то Кавадзо и задал стрекача. А его подручные нынче в тюрьме сроки отсиживают.

– Честно говоря, как-то не верится. Кто он вообще такой, этот иностранец?

– О, дальше – все интересней и интересней. Был у нас в городе второй учитель боевых искусств, Сагара. И случился у него конфликт с мастером Хираямой, очень уважаемый человек, к слову... Но ходит упрямо слух один, что гайдзин пошел на встречу с Сагарой и сбил его с ног одним ударом. Просто слух. Но Сагара после этого уехал из Сакурами.

На лице детектива Итагаки появился неприкрытый интерес.

– А этот Сагара из себя каков был?

– Если вы про габариты – то побольше и потяжелее меня.

– С трудом верится...

– Понимаю. Но не далее как вчера Торуяма был сбит с ног ударом все того же паренька. Его вначале попытались повалить двое, одна из которых, к слову, дочь Хираямы. Их он стряхнул, и тут "людоед" двинул ему в спину, по словам самого Торуямы, с силой разогнавшегося форварда. А Торуяма в молодости в американский футбол играл. И более того. Был инцидент с попыткой угона самолета Вегас-Токио, на котором летел отец этого гайдзина. Угонщик с бомбой был им обезврежен, и тоже одним ударом. Историю быстро замяли, потому что угонщик был, судя по тому, что мне сообщил друг, работающий в токийской полиции, шпионом Северной Кореи, укравшим какую-то технологию, связанную с ядерным оружием...

– Тогда понятно, почему я этого не слышал... Янки подсуетились.

– Угу. В общем, мое мнение – что старший гайдзин далеко не обычный фокусник. На него еще и Йонага работает.

– Тот самый адвокат?

– Тот самый. Что он мутит в своем Вегасе – неизвестно, профессия фокусника может быть лишь прикрытием. Но, видимо, сына он своей боевой технике обучил превосходно.

Итагаки улыбнулся:

– Занятно, весьма занятно. А чем занимается этот гайдзин-людоед после того, как сделал все то, о чем вы мне рассказали?

Ямасита пожал плечами:

– Ходит в школу, как все, и в поле моих профессиональных интересов больше не попадал... пока. Еще он периодически посещает занятия сэнсэя Хираямы и водит знакомство с его дочерью, что само по себе странно.

– А что странного? С учетом того, что он вроде бы решил конфликт двух сэнсэев в пользу Хираямы, все закономерно.

– Нет-нет, сэмпай. Я еще раз особо подчеркну: сэнсэй Хираяма – очень уважаемый человек и весьма достойный наследник своих предков, в честь которых в Сакурами названа улица "имени шести Хираяма". Он крайне щепетилен во всех смыслах, включая то, кого обучать, а кому отказать, пользуется уважением и авторитетом, что и послужило причиной конфликта с Сагарой. У Сагары учились лишь те, кому отказал Хираяма, понимаете? В частности, все школьные банцу, хулиганы и драчуны учились только у Сагары, потому что Хираяма принципиально отказывает всем, кого считает недостойным. Либо идея о том, что Хираяма использовал паренька-гайдзина в качестве "наемника", несостоятельна, либо весь город очень сильно заблуждается насчет него, а его достойные предки, видя такой позор, беспокойно ворочаются на дне морском в кабинах своих самолетов...

– Вот оно как... Знаете что, а давайте по возможности навестим сэнсэя Хираяму, желательно именно тогда, когда там будет этот самый гайдзин.

– Зачем?

– Ну, у нас же есть никем не управляемая группировка, так? Чтобы она могла послужить целям поимки маньяка – ей нужен лидер, и я уже догадываюсь, где мы его возьмем.

Тут Ямасита слегка оторопел.

– Сэмпай, а вам не кажется, что это... скажем так, идет вразрез с профессиональной этикой, и вообще...

– Понятия не имею, инспектор, потому что у меня нет этики. У меня есть цель – поймать ублюдка, и желательно до того, как он еще кого-то убьет. И в средствах я не разборчив. Будь у меня волшебная кнопка, которая мгновенно убьет нас обоих – его и меня – я бы нажал.

– Это... что-то очень личное? – тихо спросил Ямасита.

– Очень личное. Хоть и не то, что вам пришло на ум. Как вы понимаете, я уже перешел ту грань, где этика теряет свою значимость, остается лишь цель. И у нашего гайдзина тоже есть цель – защитить своих друзей, а может, и не только их. Он способен на решительные действия, иначе не нападал бы на Торуяму. Мы не сделаем ничего неэтичного, на самом деле, просто поможем ему осмыслить свои цели и понять, на что он готов пойти ради их достижения.

***

Лязгнула дверь, пропуская заключенного в сопровождении конвоира.

– Снимите с него наручники, – распорядился Трекслер. – Спасибо, офицер, я позову, если будет что-то нужно. Садитесь, мистер Лейбер.

Заключенный молча сел, продолжая спокойно смотреть на Трекслера и Вуковича. Снова лязгнула дверь, они остались в комнате для допросов втроем.

Трекслер немного выждал, чтобы вынудить собеседника задать вопрос и тем самым сделать первый шаг, но тут же спохватился: напротив него сидит бывший и более опытный коллега, который и сам прекрасно знает все психологические трюки, применяемые на допросах.

– Знаете, мистер Лейбер, не для протокола... В какой-то мере можно сказать, что вы... А, к черту. Меня зовут Трекслер, Роберт Трекслер, это мой коллега Джимми Вукович, мы из ФБР, и приехали сюда в надежде, что вы сможете помочь нам в деле, которое наверняка было бы вашим, не уйди вы из ФБР. По правде, когда вы уже были с именем, а я всего лишь работал под чужим началом по куда менее важным делам, мне казалось, что было бы здорово поработать с вами и поучиться у вас. И я, конечно же, и во сне не мог бы увидеть обстоятельства нашей нынешней встречи...

Фрэнк Лейбер едва заметно улыбнулся:

– Ну, агент Трекслер, если сейчас вам поручили дело, которое могло бы быть моим – то вы, вероятно, и сами с усами.

– Мне опыта вашего не хватает и знаний... Вы слыхали о "музейном призраке"?

– Нет, никогда.

– Понятно... вообще-то, он распоясался года два назад, но вы к тому времени уже ушли из ФБР... Это вор, который грабит музеи и выставки. Проникает куда угодно, вскрывает...

– Открывает, – поправил коллегу Вукович.

– Открывает, да. Без видимых следов взлома. Любые, даже самые надежные системы защиты и охрана оказались бессильны. Вначале его носило по Европе, но теперь он отметился в Филадельфии, Нью-Йорке и Лос-Анжелесе. Ворует картины, произведения искусства, исторические предметы, не оставляя ни следов, ни зацепок, ни даже понимания того, как он вообще умудряется проникать в помещения и открывать сейфы, кубы из бронестекла и хранилища. Лазерная сигнализация, электронные замки, датчики движения – все это либо не срабатывает, либо срабатывает с опозданием.

Лейбер положил руки на стол, сцепив пальцы:

– Всякое преступление, связанное с предметами искусства, имеет два ключевых момента. Кража и продажа украденного. Не можете поймать в момент кражи – ловите, когда он будет сбывать добычу.

– Пытались. В "теневом интернете" глухо, конвенциональные пути никуда нас не привели...

– Призрак работает стопроцентно по заказу, – добавил Вукович, – потому что нередко он похищал из музеев и выставок не самые ценные предметы. Был случай, когда "призрак" украл картину, стоившую двести тысяч долларов, но проигнорировал выставленный в шести метрах негашеный "Голубой Маврикий" первого выпуска, стоимость которого не то десять, не то двенадцать миллионов долларов. При том, что оба предмета экспонировались в идентично защищенных кубах.

Лейбер откинулся на спинку стула.

– Тогда вы его вряд ли поймаете... Есть две причины, по которым попадается подавляющее большинство воров. Жадность и глупость. Если у вашего "призрака" нет ни жадности, ни глупости – ваша задача многократно усложняется. Тут стоило бы покопать в направлении его технического арсенала. Поймете, как он проникает и открывает – возможно, выйдете на разработчика инструментария, если только "призрак" еще и не технический гений в придачу. У вас вообще есть хоть что-нибудь на него?

Трекслер кивнул:

– Есть. Два дня назад он попал на камеры. Он стырил из музея в Лос-Анжелесе набор уникального столового серебра.

– Ориентировочная стоимость? – приподнял бровь Лейбер.

– Тысяч сто, может, и двадцать пять всего. Серебро, обычное серебро, возраст – где-то сто или сто двадцать лет. Не особый шедевр, но набор был изготовлен на заказ мастером-кустарем, в единственном экземпляре. Должен признать, вещи красивые, но...

– Но рядом были вещи подороже? – догадался бывший детектив.

– Рядом были вещи стоимостью в сотни тысяч долларов. В том числе такие, которые можно продать более-менее безопасно. В том же музее, в соседнем зале прямо, экспонируется оригинальный "Кольт Уокер", в две тысячи восьмом такой был продан за девятьсот двадцать тысяч – сумма, рекордная для оружия. Их сохранилось относительно мало, отсюда и цена, но если спилить номера на тех моделях, где они были – можно продавать безопасно, ибо доказать, что именно продавец спилил номер, а не прошлый владелец и не сто лет назад, вряд ли реально.

– Так он, выходит, ворует в большинстве своем только уникальные вещи, существующие в единственном экземпляре, безотносительно их стоимости?

– Примерно так и есть. Случаев, когда "призрак" брал дорогое, но существующее в количестве более одного, очень мало...

– Можете назвать другие примеры украденного?

– Картины, дорогая посуда, различный антиквариат, в основном предметы обихода былых времен. Был даже вопиющий, но малоизвестный случай, когда в Варшаве с выставки, посвященной трехсотлетию со дня смерти Яна Собеского, украли антикварные стол, два стула и кое-какую посуду. При этом самый наиценнейший экспонат – сабля с золотой дарственной надписью, подаренная императором Священной Римской империи Леопольдом Первым польскому королю Яну Собескому, победителю Венской битвы и спасителю Европы – вор не взял. Хотя это историческая ценность, стоимость которой невозможно даже прикинуть. Вор мог бы требовать у поляков любые деньги, даже миллиарды, в том числе и потому, что утрата сабли привела бы к очень большому политическому скандалу.

– В каком смысле? – спросил Лейбер.

Трекслер потер переносицу.

– Эта сабля ныне хранится в Украине, в музее города Тернополь. Ее похищение привело бы не только к утрате чуть ли не священного для поляков артефакта, но и к необходимости компенсировать это украинскому музею... Дело, конечно, огласке не предавалось... Так или иначе, но вор, укравший стол, два стула и мелочи, не взял вещь, по-настоящему ценную и неповторимую. Дело было давно, в тысяча девятьсот девяносто восьмом году. Но теперь про него вспомнили, когда появился новый вор, крадущий вещи без следа и прокола, обходящий любые защиты и охрану.

Лейбер задумчиво забарабанил пальцами по столу, а затем произнес:

– Верно ли будет сказать, что этот ваш призрак берет только вещи, сохраняющие какую-либо утилитарную ценность?

Трекслер переглянулся с напарником, затем Вукович кивнул:

– Кажется, так оно и есть... Если, конечно, у кого-то не дрогнет рука восседать на стуле, которому триста пятьдесят лет, за столом, которому столько же, и кушать яичницу с беконом из тарелки, возраст которой тоже на века идет... То да. Практически всему украденному – утвари, мебели, гобеленам, картинам – можно найти применение по их прямому назначению... Мистер Лейбер, вы полагаете, что вор... ворует для себя, полностью игнорируя все, что не нужно в повседневной жизни?

Заключенный пожал плечами:

– Почему нет? Допустим, еще можно придумать объяснение, что вор не знал о сабле, привезенной из музея другой страны. Но все остальные случаи, когда он игнорировал более ценные вещи... По всему выходит, что он действительно ворует для себя, или для человека, который платит безумные деньги за обладание вещами, чья рыночно-аукционная стоимость ниже стоимости похищения. Так что насчет видео, о котором вы говорили?

Трекслер взял с пола дипломат и вынул из него ноутбук.

– Любуйтесь. Вор вывел из строя все камеры наблюдения еще до проникновения внутрь, но там дополнительно установили еще четыре инфракрасные камеры с автономным питанием, о которых вор не знал поначалу... На две из них он попал, при этом заметил только одну. Вот, смотрите.

Лейбер увидел, как посреди зала внезапно появился идущий человек в черном плаще и шляпе, с сумкой через плечо. Он буквально шагнул из воздуха.

– А это не может быть сбоем камеры? Тут ничего не вырезано?

– Нет, обратите внимание на тайминг. Это была непрерывная съемка в течение всего времени.

Похититель подошел к стеклянному контейнеру, при этом закрыв его собой, и, стоя спиной к видеокамере, начал совершать движения, очень похожие на те, которые совершает человек, достающий из микроволновки разогретые пирожки. Открывает дверцу, начинает перекладывать экспонаты в свою сумку, закрывает дверцу, поворачивается и идет в то же место, откуда материализовался. За его спиной – целый и неповрежденный куб, уже пустой. По пути вор внезапно остановился, его лицо, скрытое за темными очками, повернуто к камере. Секунду спустя изображение пропало. Затем на видео появилась картинка с другой камеры, на которой было хорошо видно, как вор спокойно пошел дальше и внезапно просто исчез. Еще через пять секунд в поле зрения камеры показались вбегающие охранники.