Текст книги "Трюкачи-2 (роман) (СИ)"

Автор книги: Владимир Пекальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Пекальчук Владимир
Трюкачи-2 (роман)

Трюкачи-2, или Трудно быть эльфом

Двое полицейских появились в кафе как раз в тот момент, когда мужчина в строгом деловом костюме доел свое мороженое со сливовым сиропом. Тео поначалу подумал, что человек в костюме показался им похожим на преступника в розыске, но тут они все трое пошли на выход: мужчина в центре, полицейские по обе стороны.

Странным в этой ситуации было то, что вся троица разговаривала очень тихо и спокойно, а затем полицейские забрали его. Даже "забрали" – сильно сказано. Мужчина просто кивнул, встал и все трое вышли. Будь это преступник – наверное, все произошло бы не так тихо и мирно.

– Они его арестовали, что ли? – сказал Тео, приподняв бровь.

– Задержали, – пояснила Киоко, лизнула свое мороженое и добавила: – это самоубийца, судя по всему. Потенциальный, в смысле.

– Хм... ну да, это ведь Аокигахара. Тут, надо думать, у полиции глаз наметанный.

– Тут у всех глаз наметанный, – внезапно уточнила продавщица. – Если встречать много-много самоубийц – поневоле научишься выделять их из толпы. Такие люди некоторое время слоняются неподалеку перед тем, как пойти по тропинке, а еще они стараются ни с кем не встречаться глазами... Особенно бросаются в глаза мужчины в деловых костюмах, блуждающие по тропинкам Аокигахары в строгой офисной одежде, их полиция забирает в первую очередь. Пиджак тут – первый признак... Собственно, это я полицию и вызвала, сразу после того, как продала ему мороженое... Специально сделала порцию больше, чтобы он не смог быстро ее съесть и уйти.

Тео как раз дожевал вафельный стаканчик.

– Неудивительно, что Аокигахара называется "лесом самоубийц"... мы только что приехали – и сразу же первого встретили...

– Искренне надеюсь, нам хотя бы трупы находить не придется, – добавила Уруми.

– Это вряд ли, – заверила подружку Киоко. – По туристическим маршрутам и дорожкам самоубийцы не ходят, так как там им могут помешать. Я бывала тут с отцом три раза – никогда ничего подобного не видела. Да и вообще, ежегодно в Аокигахаре умирает от семидесяти до ста человек, потому вероятность того, что именно сегодня где-то в лесу кто-то сведет счеты с жизнью – процентов двадцать-тридцать, не больше.

Этой поездки Тео ждал давно – по многим причинам. Если вдуматься, и вроде бы до столицы свыше трехсот километров, но с другой стороны, поездка на монорельсе из Сакурами в Токио занимает три часа. Триста километров – это много по меркам сонного Сакурами, прочно застрявшего в двадцатом веке. Глубинка – она везде глубинка, хоть в России, хоть в Японии. Но если выбраться куда-то в Киото или даже в столицу, где давно уже настало третье тысячелетие, в мир высоких скоростей и высокотехнологичных роботов... Что такое триста километров для монорельса, пролетающего это расстояние менее чем за три часа? В третьем тысячелетии, когда люди стали смотреть на Марс и Луну не мечтательно, а с расчетом, и потихоньку начинают коситься на звезды, до которых парсеки и световые годы, триста километров – уже не расстояние.

Тем не менее, экскурсия в Аокигахару для Тео – во многом знаковая. Во-первых, это его первая самостоятельная поездка, причем он отвечает не только сам за себя, но и за Киоко с Уруми.

– Так уж получилось, – напутствовал его отец по телефону, – что тут, в мире людей, мужчины – сильный пол, а девочки – слабый. И тот факт, что у Киоко какое-то там звание в каком-то там нелепом боевом искусстве и что сама она местная – ничего не меняет. Это на моей неласковой родине ты отвечал бы только за себя и думал только о себе, а тут правила другие. Так что веди себя соответственно: как единственный в вашей группе мужчина, ты в ответе за все, и все проблемы, которые могут возникнуть, решать тоже тебе.

Тео мог бы заметить, что это еще большой вопрос, кто кого на экскурсию ведет, он Киоко или Киоко – его, но не стал. В конце концов, отец – отпетый расист, считающий свою расу высшей по умолчанию, и с этим ничего не поделать. Нельзя прожить пятьдесят лет в обществе, ненавидящем и ни во что не ставящем поголовно всех чужаков, а затем переселиться в другой мир и стать другим. Отец подстроился, принял новые для себя правила, но ему не дано перестать быть дроу...

...Как и самому Тео не дано перестать быть полукровкой.

Во-вторых, в том, что Тео поехал вместе с Киоко и Уруми, есть много неочевидных плюсов. Уруми растрепала о том, что поедет в Аокигахару вместе с "людоедом с задней парты", на всю школу, и сейчас многие ученики школы Хоннодзи уверены, что больше никогда не увидят Уруми и Киоко живыми. И Тео питал слабую надежду, что, когда девочки вернутся целыми и невредимыми, хоть в пару голов на всю школу да закрадется сомнение – а действительно ли "людоед с задней парты" тот, за кого его все принимают?

Надежда, конечно, слабая, но у нее есть одно свойство: живучесть. Надежде свойственно умирать последней.

Закупившись в магазинчике снедью на полдня и газировкой, троица потопала по дорожке. Впереди раскинулось "море синих деревьев" – Аокигахара Дзюкай, печально известный "лес самоубийц".

Аокигахара достигла пика всемирной известности после того, как в тысяча девятьсот девяносто третьем году Ватару Цуруми написал свое руководство по самоубийствам, где, среди прочего, охарактеризовал этот лес как идеальное место, чтобы умереть. Впрочем, "лес самоубийц" был известен и до этого, еще в девятнадцатом веке бедные японцы привозили сюда на верную смерть детей и стариков, которых не могли прокормить.

Ничего удивительного, что суеверные японцы – а быть японцем значит быть суеверным – верят, что в Аокигахаре обитают, помимо собак, лисиц и змей, еще и духи с демонами. Ну японцы, что с них взять, они даже в тысяча восемьсот шестидесятом на самом полном серьезе посылали духам тэнгу официальное прошение освободить провинции, по которым будет ехать сегун. Пожалуй, только в Японии человек, считающий себя атеистом, может ходить в храм, поклоняться духам и участвовать в религиозных обрядах. Культура Японии неразрывно связана с синтоизмом, спаяна с ним в единое целое, и потому, как метко заметила однажды Киоко, быть японцем – значит быть верующим по умолчанию. Дошло даже до абсурда: сами японцы не считают синтоизм религией.

Поначалу поход шел по плану: Тео, Киоко и Уруми шагали по пешеходной дорожке, периодически сверяясь с брошюркой, глазели по сторонам и болтали на разные темы. Точнее, болтала преимущественно Уруми, а еще точнее – трещала без умолку. Тео, в общем-то, не возражал: болтлива – да, но зачастую на позитивной волне.

Чуть позже Киоко заметила в просвет лесное озерцо, очень маленькое, и вся троица свернула к нему по тропинке. На берегу даже была скамейка, а по воде плавала в гордом одиночестве маленькая уточка-мандаринка.

– Давайте тут отдохнем и перекусим, – предложила Киоко.

Они посидели минут двадцать, умяли часть припасов и заодно хорошенько накормили утку. Птица оказалась практически ручной и подплывала за кусочками печенья буквально на полметра от берега. Уруми задалась было целью приманить уточку совсем близко и заставить взять еду из рук, но та внезапно с сомнением покосилась на очередной кусок, вальяжно отплыла на середину пруда, забралась в самую гущу листьев, спрятала голову под крыло и уснула.

– Хитрая, – заметил Тео. – Она специально в листья заплыла, потому что они не дадут ветерку пригнать ее к берегу. А то неровен час лиса наведается...

– Хм... Лисы не умеют плавать? Они же вроде из собачьих, а собаки умеют плавать все поголовно.

– Скажем так, даже если лиса и умеет кое-как плавать, добраться до утки незаметно ей не удастся.

– Да, но озеро маленькое...

– Один фиг не догонит. Утка будет плавать вокруг середины, а если лиса вздумает через центр срезать – запутается в кувшинках и утонет как пить дать... будь это иначе – утка не спала бы в листьях.

– Тео-кун, ты явно переоцениваешь ее интеллект...

– Дело не в интеллекте, а в инстинкте. Почему утка заплывает в водоросли? Потому что там ее труднее достать. Миллионы лет утки, склонные заплывать в такие места, выживали с большим шансом, чем не склонные. Интеллект живого существа может быть вообще околонулевой, но его инстинкты неизменно рациональны. Это биологический автопилот, можно сказать.

Отдохнув, троица двинулась дальше по тропинке. Через пару минут Тео остановился и прижал палец к губам.

– Тс-с-с... Слушайте.

– Ничего не слышу, – сказала Уруми через две секунды.

– А ты помолчи и послушай.

В тишине прошло еще три секунды с половиной.

– Все равно не слышу!

– Конечно, не слышишь, ты же болтаешь без умолку.

Киоко хихикнула:

– Уруми, сосчитай мысленно до двадцати.

– Зачем?

– Сосчитай, потом скажу.

Сосчитала она довольно быстро.

– И что? Зачем я считала?

– А чтобы помолчала хоть немного.

– Могли бы просто сказать, если надоела, – обиделась Уруми.

Тео вздохнул.

– Да не надоела. Мы просто хотели немного послушать.

– Так ведь пока я молчала, была полнейшая тишина!

– Вот именно ее и хотели послушать, – сказала Киоко. – Из-за того, что лес очень густой и расположен в низине, Аокигахара славится "оглушающей" тишиной... Тут и правда очень тихо, даже эха нет... Звуки разносятся совсем недалеко, если заблудимся – докричаться будет непросто...

– Вообще-то, мы уже заблудились, – заметил Тео. – Мы несколько минут не можем выйти обратно на ту дорожку, с которой к озеру свернули.

– Значит, не по той пошли... Идемте назад, выйдем к озеру, а там уже и дорогу найдем.

Но и к озеру они не вышли, вместо этого заблудились еще сильнее.

– Ну и ничего страшного. Площадь Аокигахары каких-то тридцать пять квадратных километров. Это пять на семь или там шесть на шесть. Если идти только в одном направлении по прямой, самое позднее через два часа мы выйдет из леса.

– Главное – по кругу не ходить, – согласилась Киоко.

– Хорошо, что я из дома компас прихватил...

Но компас вел себя совершенно неадекватно.

– Я читала, что под Аокигахарой находятся залежи железной руды, – сказала Уруми. – Поэтому компас тут не работает... и поэтому я взяла с собой планшет с "джи-пи-эс"!

– Умница, – обрадовался Тео.

Оказалось, что до ближайшей дорожки – каких-то пятьсот метров.

– Точно, смотрите, со спутника даже виден валун, у которого мы стоим, – сказала Киоко.

– Ух ты... А если бы еще увеличить изображение, может, и мы были бы видны? – задумчиво произнесла Уруми.

– Это изображение не в реальном времени. Просто спутниковая фотография. Нам сюда.

Но как только все трое вышли из-за валуна, Тео увидел впереди и чуть сбоку меж деревьев нехарактерное для леса белое пятно. Человек? Он приподнял темные очки и присмотрелся: да, точно, человек. Сидит в двухстах метрах на поваленном дереве спиной к Тео, рядом – сложенный пиджак, а над ним с толстой ветки свисает веревочная петля.

– Стойте, – сказал он шепотом. – Смотрите вон туда. Видите?

– Там кто-то есть?

– Это самоубийца.

– Откуда ты знаешь? – насторожилась Киоко.

– Он себе уже петлю приготовил.

– Мы не должны ему позволить! Идемте к нему, и...

– У меня план получше... Уруми, ты со своим джи-пи-эсом бегом бежишь за помощью, вызови полицию и приведи их сюда. Киоко, а ты мне подыграешь.

– У тебя есть план?

– Есть...

Уруми помчалась в сторону пешеходной дорожки, а Тео поманил Киоко за собой.

– Значит, смотри. Ты станешь вот там за кустами. Я буду говорить с ним, и как только скажу "...к чему оттягивать неизбежное?" – ты должна выйти из-за кустов и заговорить с самоубийцей так, как будто меня нет. Если он будет говорить со мной дальше – ты спросишь, с кем он говорит. Поняла?

– Ага.

– Иди к кустам, только тихо.

А сам Тео двинулся прямо к самоубийце, наложив на себя заклинание невидимости и круг тишины, чтобы хрустнувшая веточка под ногами не выдала его раньше времени.

Вот он у самоубийцы за спиной. Заглянув ему через плечо, мальчик увидел, что это примерно сорокалетний мужчина, занятый просмотром фотокарточек. На них – он сам, в возрасте от двадцати до тридцати, и с ним разные люди, в том числе и девушки.

Пора действовать. Тео осторожно обошел так, чтобы оказаться перед самоубийцей, а затем наложил на себя заклинание временного рассеивания магии. Разумеется, заклинание невидимости мгновенно потеряло силу, а волшебная руна на лбу, скрывающая от людей истинный облик дроу-полукровки, перестала работать.

Мужчина немедленно обратил внимание, что перед ним кто-то внезапно появился, вздрогнул от неожиданности, поднял глаза – и тут его челюсть отвисла, а глаза стали круглыми.

– Простите, пожалуйста, – вежливо сказал Тео, – я не хотел вас напугать.

– Ты... кто?!!

Закономерный вопрос. Когда перед тобой возникает некто с серой кожей, длинными ушами и глазами, отсвечивающими красным в полумраке леса – именно он просится на язык в первую очередь.

– Я? Я – о́ни. Так вы нас называете.

– О́ни?! Вот это да, – протянул мужчина, постепенно приходя в себя. – Признаться, я вас иначе себе представлял, да и не верил, прямо скажем...

– Краснокожими трехметровыми гигантами с ужасными клыками? Нет-нет, это сказки. На самом деле мы вот такие... и мы существуем.

– Ну и дела... Слушай, они-сан, а зачем ты пришел? Что тебе от меня надо?

Тео постарался, чтобы его голос прозвучал как можно вежливее.

– Я не хотел бы показаться наглым или черствым, тем более в такой момент, но... не могли бы вы оказать мне услугу и... немного поторопиться? Я голоден.

Эти слова неожиданно не произвели на самоубийцу сильного впечатления.

– Ты хочешь съесть мое тело? – невесело усмехнулся он. – Если так – приятно знать, что я хотя бы мертвый кому-то нужен...

– Эм-м-м... Нет-нет. Мы не едим плоть, это тоже вымысел чистейшей воды. Мы питаемся вашими душами.

Вот тут уже с губ мужчины напрочь исчезла улыбка, а печаль сменилась предшоковым выражением лица. Оно и понятно, одно дело думать, что после смерти ты станешь духом "ками", переродишься или превратишься еще во что-то, а тут – такая вот неприглядная перспектива внезапного конца не только тела, но и души.

Самоубийца несколько секунд осмысливал услышанное, а потом ответил:

– Знаешь, они-сан, я, пожалуй, вынужден тебе отказать. Сочувствую, конечно, но моя душа – она мне как бы самому нужна...

– Простите еще раз – но некоторые вещи неизбежны. Ваша душа все равно достанется кому-то из нас. Не мне – так другим.

– А вас... много?

– Ну разумеется. Здесь тот же принцип, что и с обычными животными. Много еды – много едоков. Вас, людей, все больше – и нас все больше, потому что пищи больше.

– Так значит... вы пожираете всех? И никто не становится ками? И все почитание предков, все молитвы, которые я возносил моим родителям – все впустую? И в храме Ясукуни тоже никого нет, и легенда о камикадзэ, который вернулся из полета светлячком – все ложь, потому что вы всех пожрали?!

– Эм-м-м... нет. Не все так просто. Я не знаю насчет вашего отца, без понятия, кем он был и каким, но что до храма Ясукуни и камикадзэ... Понимаете, не все души съедобны. Даже если бы мне было по силам одолеть душу камикадзэ... как бы вам это объяснить... Она... непригодная, несъедобная, понимаете? Душа есть астральная форма человека, и полностью отражает его суть и натуру. Камикадзэ в своем большинстве были люди сильные и жесткие. Мы не можем ими питаться, потому что они нам не по зубам. Жесткие и твердые... образно говоря.

– А... я?!

– А вы – слабый, мягкий и вкусный.

– Ну уж нет, демон! – воскликнул самоубийца и вскочил на ноги.

– Простите меня, пожалуйста, но... вы ничего не можете изменить. Вы – слабый, безвольный, никому не нужный человек. Я чувствую это, я буквально осязаю вашу душу... Вы – слабый. Слабый и безвольный. Давайте начистоту. Сколько раз вы пытались избавиться от вашего брюшка?

– Четыре или пять... – неохотно признался самоубийца.

– Вот в том-то и дело. У вас не хватает силы воли, чтобы решить эту проблему, а ведь это наименьшая из ваших проблем. Такова ваша сущность. Вам не дано переродиться или стать чем-то еще, ваш путь закончится в этом мире, и ваша душа в любом случае достанется кому-то из нас. Имейте каплю сострадания ко мне, тут и так очень высокая конкуренция, я голодаю уже давно. Вы можете облагодетельствовать меня и при этом избавить от мук безрадостного существования себя самого.

На лице шокированного происходящим самоубийцы – гамма сильнейших чувств.

– А вот и нет, демон! Я не собираюсь становиться твоим обедом, уж прости меня за мой эгоизм! Поищи себе другую закуску!

Тео вздохнул.

– Ну к чему такие сложности, а? Ведь итог так и так один. Подсознательно вы все равно понимаете, что изменить ничего нельзя, иначе не оказались бы здесь. Ваша жизнь окончена, у вас не осталось ни перспектив, ни сил, ни способности что-то изменить, ни даже храбрости, чтоб хотя бы попытаться. Вы никому в этом мире не нужны, вас отвергли все, потому что вы слабый и трусливый человек... простите меня за то, что я это говорю так прямо, но все именно так и обстоит. И когда вы умрете – ваше тело надолго останется в переполненном хранилище, где собираются такие же, как вы, чьи тела после смерти остаются никем не востребованными. Вы можете попытаться влачить жалкое существование, а можете хотя бы умереть достойно, восстановив свое лицо. Если вы сбежите сейчас – это ничего не изменит. Вы снова окажетесь тут и в конце концов сделаете то, что боитесь сделать сейчас. Так к чему оттягивать неизбежное?

В этот момент из-за кустов показалась Киоко и двинулась поближе, хрустя ветками. Самоубийца рывком обернулся, видимо, опасаясь приближения еще одного "душееда".

– Здравствуйте, – тихо сказала Киоко, – мне кажется, вам не следует делать то, что вы задумали... Ваша жизнь – дар ваших родителей, они бы вряд ли хотели, чтобы вы от него отказались... Вы можете позвонить по телефону поддержки, я уверена, они вам помогут...

– Вот же принесла нелегкая, – сокрушенно вздохнул Тео. – Не слушайте ее, она порет чушь, мы же прекрасно понимаем, что в службе поддержки вам будут лгать о том, что не все потеряно и что жизнь прекрасна... Но они не предложат вам ничего, кроме слов, а на дела вы не способны. Вы уже сделали все, что могли, у вас не получилось – увы, но не переживайте, не вы один такой. К чему бессмысленное, обременительное существование? Один шаг, одно-единственное волевое усилие – и вы покончите со всем этим, как достойный человек.

– Еще расскажи мне, демон, что ты не предвзят и вообще незаинтересованное лицо!

– Простите, а с кем вы разговариваете? – несмело спросила Киоко. – Если вдруг кто-то подговаривает вас покончить с собой – знайте, что в том месте, куда вы все время смотрите, никого нет...

Самоубийца снова взглянул на Киоко, затем на Тео.

– Хе-хе... Так может, ты и правда мне мерещишься?

– Не будьте наивным, не выдавайте желаемое за действительное. Вы совершенно здоровы, просто она меня не видит. Меня только вы можете видеть, потому что уже стоите одной ногой за гранью. Хоть один раз в жизни, соберите волю в кулак, прогоните эту девчонку и сделайте уже наконец то единственное, что еще можно сделать в вашем положении.

Тут вдалеке между деревьями мелькнули силуэты: Уруми возвращается чуть ли не бегом, ведя полицейских. Пора дожимать. Но перед этим Тео снял с себя заклинание рассеивания, чтобы руна, скрывающая его внешность, снова заработала. Разумеется, на самоубийцу это никак не повлияло: ведь он и так уже знает истинный облик собеседника.

– Ну же, решайтесь наконец! Вы – ленивый, безвольный слабак, ваша жизнь безрадостна и полна тягот, зачем ее влачить? Вы ничего не измените, потому что все давно изменили бы, если б могли! Не обрекайте себя еще на несколько месяцев или лет, по истечении которых вы все равно придете сюда, в этот лес! Поймите, выживает сильнейший, и это не про вас, я знаю, о чем говорю, мы, о́ни – санитары этой вселенной, мы следим за тем, чтобы слабые души не перерождались, и поверьте, что я разбираюсь в этом деле! За сотни лет я поглотил множество таких, как вы, и те из них, которые были слишком трусливы даже для того, чтобы достойно уйти, все равно приходили снова. Сколько еще страданий и унижений вы должны вынести, чтобы наконец-то избавить себя от оков этого мира и от своего рока?

И по выражению лица мужчины он понял, что дожал, еще до того, как тот открыл рот.

– Вот что я скажу, демон! Не дождешься, тебе это понятно?! Ни сейчас, ни потом, никогда! Заруби это себе на носу и своему роду передай!!

Он резко схватил свой пиджак и решительно двинулся прочь как раз в тот момент, когда на поляну уже выходили Уруми, двое полицейских и средних лет женщина в очках, возможно, из добровольцев, патрулирующих Аокигахару.

Полицейские попытались заговорить с мужчиной, но тот решительно прошел мимо них, а затем остановился и повернулся – но не к полицейским, а к Тео.

– И вот что еще, демон! Два месяца – и у меня не будет ни живота, ни жира вообще! Да какие там месяцы! Я сегодня же, буквально через четыре часа выставлю за порог неверную жену, прямо завтра в девять выскажу в лицо своему боссу все, что я о нем думаю, и клянусь небесами и преисподней, что это будет последний мой визит в офис! Я больше никогда не буду офисным планктоном, это понятно?! Завтра же я наймусь на сейнер, ловить кальмаров, или на сухогруз, куда угодно, да хоть на стройку кирпичи класть, уж я найду себе достойное занятие, чтобы потом детям показать, что я сделал или построил!! И я ни разу в жизни больше не позволю ни единому сопляку моложе меня называть меня "-кун"!!! А ты со всей своей паршивой породой можешь катиться в ад, демон! А как помирать буду – сделайте одолжение, зайдите в гости! Тогда и поглядим, справитесь или подавитесь!! Так им и передай!

Он развернулся и широким быстрым шагом двинулся прочь, в ту сторону, откуда пришли полицейские, а те в растерянности и недоумении глядели ему вслед.

– Что тут произошло? – спросил один из них, когда экс-самоубийца исчез из виду.

– Да ничего особенного. Человек думал счеты с жизнью свести, вот я и оказал ему психологическую помощь.

– Похоже, он остался очень зол на вас...

Тео пожал плечами:

– Ну да, шоковая терапия – она такая.

***

Тирр проснулся от настойчивого телефонного звонка. Странно, ведь персонал гостиницы давно знает, что странного клиента из пятьсот седьмого беспокоить нельзя, особенно днем...

Он протянул руку и снял с аппарата телефонную трубку.

– Что стряслось? Пожар в гостинице или всемирный потоп?

– Покорнейше прошу прощения, сэр, но тут в фойе находится посетительница, которая утверждает, что она ваша подчиненная и у нее для вас чрезвычайно важная информация, а ваш мобильный отключен, и...

– Как ее зовут?

– Назвалась Дженис Осборн.

– Чума на оба ваши дома... Пропустите ее. И передайте на кухню – мне завтрак, как обычно.

– Будет сделано, сэр.

О том, что жилец из пятьсот седьмого завтракает в любое время суток, когда просыпается, будь то хоть полночь, персонал отеля тоже знает.

Тирр зевнул, потянулся, накинул халат и включил мобильный. Четырнадцать пропущенных звонков, все от Дженис. Однако же. Должно быть, как-то связано со вчерашним неудачным выступлением. Точнее, представление было как обычно, вот только зал, как правило полный, в этот раз был заполнен едва наполовину...

Она не заставила ждать себя долго.

– Входи, – сказал Тирр в ответ на стук в дверь.

Дженис, эффектная грудастая брюнетка с неплохим чувством юмора, за который и удостоилась чести быть ассистенткой великого мага, вошла в номер, прижимая к груди ноутбук.

– Доброго дня, шеф... В общем, у меня очень хреновые новости. Очень.

– Не сомневаюсь, если ради них ты разбудила меняв такую рань. Что стряслось?

– Смотрите сами.

Она поставила перед Тирром ноутбук, включила, чего-то в нем потыкала и запустила видеопередачу.

Улыбчивый толстяк в хорошем пиджаке показывал фокусы, причем довольно-таки неплохие, и при этом даже рассказывал, как именно он их делает, чертил на белой доске схемы и показывал мудрено выглядящее оборудование. Вот он формирует над ладонью огненный шар, затем вынимает из рукава странное приспособление и объясняет, как оно работает. Следующий номер – и он проходит сквозь цельный лист стекла, а затем снова пускается в объяснения, сдабривая свою лекцию шутками-прибаутками.

– Ну и? – зевнул Тирр. – Фокусник показывает, как он делает свои фокусы. И что?

– Вы ничего не поняли?!

В этот момент толстяк показал очередной трюк: исчез в клубах дыма и появился в них же в другом месте.

– Должен признать, мои дорогие телезрители, что формулу шикарного черного дыма, похожего на сверхъестественную тьму, я пока не открыл, но в общих чертах вы уже знаете, как делается эта "телепортация"...

– Постой-ка, о каком черном дыме вообще речь? – насторожился Тирр.

– Господи, шеф, вы ничего не соображаете спросонку?! Он показывает ваши фокусы!!! Ваши фокусы, шеф!!! Теперь-то вы понимаете, почему вчера у нас было так мало зрителей?! Я же говорила, никто не пойдет смотреть ваши фокусы, если будет знать, как они делаются!!

Тирр вздохнул.

– Дженис, как же я задолбался повторять тебе одно и то же... Нет никаких моих фокусов. Я показываю магию, а не ловкость рук и хитрых приспособлений. Ты – моя ассистентка, ты как никто другой знаешь, что у меня нет никаких вот таких штук и устройств.

Дженис выставила перед собой руки:

– Я помню, шеф. Но даже если я на секунду поверю, что вы настоящий волшебник – это не меняет сути проблемы. Другой иллюзионист показывает то, что показываете вы, и объясняет, как это делается. И тут уже неважно, делаете вы это так или иначе, важнее, что зрители видят, как делается то, что делаете вы, и ваше представление им уже неинтересно. К тому же этот клоун выставил вас дешевым фигляром... Это я, не раз держа в руках манекен, на котором вы пиджачки поджигаете, знаю, что в нем нет никакого скрытого устройства и что пиджак не пропитан лаком... Да, я так и не поняла, как вы поджигаете их щелчком пальцев, но этот сукин сын делает то же самое, да еще и издевательски щелкает пальцами на ваш манер... А зритель кому поверит? Даже если вы и правда показываете магию – какой смысл в магии, если то же самое можно сделать и без нее, с помощью скрытых устройств?!!

Тирр скрестил руки на груди.

– Ладно, и на кой черт этот жирняш сделал такую пакость мне и всем иллюзионистам?

– Это Ладлоу, Теренс Ладлоу... Третьесортный фокусник. Раньше он показывал разные простые трюки, но теперь... Он – орудие. Просто орудие. За всем этим стоит Сильвервуд.

– Тот самый, который хотел купить секрет фокуса с развоплощением?

– Именно.

– Как ты это узнала?

Дженис вздохнула:

– Элементарно, шеф... Здесь разоблачены все ваши фокусы, кроме этого самого развоплощения. Сильвервуд – талантливый иллюзионист, и сделать фокусы, которые внешне выглядят, как ваши, для него не особая проблема. Он потому-то и хотел развоплощение купить, что сам не знал, как его сделать...

– Понятно, – мрачно изрек Тирр.

– И что мы теперь будем делать, шеф?

– Отдохни немного. А я займусь экспортом.

Реплика поставила ассистентку в тупик:

– Экспортом? Не поняла, что вы экспортировать собрались?

– Страдания, Дженис, страдания...

– Хе-хе... Как с Уилсоном?

– Отнюдь. Уилсон был просто паразит, приживалка, желавший подняться на моем имидже, и потому заслуживал небольшого наказания... Сильвервуд сделал то, что он сделал, из мести. Не ради собственной выгоды, а в порядке вражды. А вражда – это уже совсем другое дело. Очень личное.

***

Инспектор Ямасита упаковал в прозрачный файл очередное дело: хулиганство раскрыто, с виновными проведена воспитательная работа, на учет они поставлены. Ребят жаль: это не их вина, что они вляпались в не самую лучшую компанию. Неполные проблемные семьи, нехватка внимания воспитателей в школе... Вот и катятся, того и гляди, докатятся в уличную банду. Якудза издавна выполняет своего рода социальную функцию «последнего прибежища» для людей, не имеющих полноценной семьи или нормальной работы, эдакая семья для отверженных. Неудивительно, что подростки из проблемных семей частенько спят и видят себя членами этой криминальной, но уважаемой прослойки...

Однако самая большая проблема, по мнению инспектора, заключалась не в якудза. Якудза были и будут, даже если бы они внезапно испарились, игорные синдикаты, бордели и подряды на наем рабочей силы никуда не денутся. Пропадут якудза – на их место придут другие, и, как говорят европейцы, "король умер – да здравствует король".

Беда же заключалась вовсе не в желании подростков стать "гокудо", бойцами якудза. Как бы там ни было, но у якудза есть жесткая дисциплина и кодекс чести хотя бы. Это пусть преступная, но организация. Вот только молодежь далеко не всегда способна отличить якудза от обычной уличной банды, которая пытается быть "как якудза", но на деле – все равно банда. И все те, с кем инспектору приходится иметь дело по долгу службы, если не свернут со своего пути, станут обычными бандитами. В самом деле, откуда в Сакурами якудза? Их тут нет. Три мелкие молодежные уличные банды – вот и вся организованная преступность.

Ситуация усугублялась тем, что главарь одной из них, молодой, но уже отпетый уголовник по имени Кавадзо, пропал. Был недавно один инцидент, когда Кавадзо решил вмешаться в разборки школьных банцу, но напоролся более молодого, но оттого не менее опасного противника. По итогам разборок двое ближайших помощников Кавадзо оказались за решеткой, с реальным сроком в год, а сам лидер исчез, вероятно, опасаясь возмездия своего недруга. Поговаривали, нанялся на сейнер, но Ямасита в это верил слабо: не тот это человек, чтобы работать. Ходил также слушок, что Кавадзо, на самом деле, уже пошел червям на корм. В это инспектор тоже не очень-то верил: главный "защитник" школы Хоннодзи, может быть, не самый приятный мелкий гайдзин, но его мать произвела впечатление очень приличной женщины, да и отец – иллюзионист в Лас-Вегасе. Наконец, сэнсэй Хираяма, наследник достойнейшего рода и сам по себе весьма уважаемый в Сакурами человек, точно не стал бы учить кого попало, он известен своей щепетильностью. А между тем банцу-гайдзин периодически посещает его додзе.

В общем, Ямасита сильно сомневался, что Кавадзо убит, а если все же убит – то вряд ли это дело рук нового "защитника" из Хоннодзи. Но проблема заключалась не в вопросе, куда подевался Кавадзо, а в самом факте его исчезновения.

Инспектор имел все основания относиться к нему с антипатией. И дело даже не в том, что полицейский и уголовник – извечные недруги по определению, Кавадзо и просто как человек был, мягко говоря, не образцом. Подлый, хитрый, иногда жестокий, иногда коварный, зачастую трусливый и расчетливый – не самый приятный тип, в общем. Но вместе с тем он выделялся среди уличного криминалитета недюжинным умом и организаторскими способностями, что в сумме с расчетливостью и трусливостью давало на выходе довольно "удобного", с точки зрения полиции, преступника.