Текст книги "Год дракона"

Автор книги: Владимир Сиренко

Соавторы: Лариса Захарова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

28

На воротах висела табличка: «Часы работы с 14 до 18.30». Сиволодский и оперативники ждали уже час. Время подходило к двум. На сигналы клаксона с той стороны ворот не реагировали.

Ровно в два ворота раскрылись, но казалось, что автосервисный пункт безлюден.

Сиволодский, миновав ворота, увидел большой ангар с подиумом и ямой – все как положено. На подиуме стоял «Жигуленок», точнее, каркас «Жигуленка». Из ямы виднелась светловолосая коротко стриженая голова.

– Здравствуйте, – сказал Сиволодский громко, – я от Чернова Саши… А вы, наверное… – и Сиволодский словно запамятовал, к кому же следует обратиться.

– Да, да, Ян… Я – Ян, у меня редкое имя, – отозвался блондин. Он пружинисто выпрыгнул, схватившись за крыло машины, и Сиволодский на секунду остолбенел – это же он, «мальчик в белом». Только вместо белых джинсов, голубой рубашки и белой кожаной куртки на нем был темно-синий джинсовый комбинезон с фирменным знаком «Фиата» на нагрудном кармане.

– Ну что, где ваш кобыздох? – проговорил Ян. – Что с мим? Давно Чернов вас направил?

– На той неделе. Но выходные, то, се… – стараясь держать себя в руках, отвечал Сиволодский, понимая – его проверяют. Не мог же вчера или сегодня он видеться с Черновым, если Чернова нет в Москве, о чем здесь вполне может быть известно.

– Ну ладно, – Ян достал из нагрудного кармана чистую тряпку, принялся старательно вытирать руки, – загоняйте…

«Хорошо, – решил Сиволодский, – будь по-твоему».

– Этот тип – «парень в белом», – прошептал капитан своей группе. – Его надо брать.

Оперативник уступил Сиволодскому место за рулем, два других, что сидели сзади, легли на пол машины, укрылись мешковиной.

Походкой от бедра, эдак небрежно, Ян подошел к «Волге»,

– Новая? За сколько взял? Ладно, слезай… Сам загоню ее на яму, вторая у нас за домом.

Сиволодский открыл дверцу, Ян сел к рулю, поставил ногу на педаль, протянул руку к ключу зажигания. И в этот миг сильные руки перехватили его запястья, опрокинули назад, приподняли. И не успел он опомниться, как на руках оказались наручники.

Ян дернулся.

– Тихо! Не двигайся! – приказал Сиволодский.

– Там… Я ее только что кормил, – проговорил Ян, поводя безумными голубыми глазами. Только сейчас Сиволодский понял, отчего Лена Фролова сравнила их с глазами дикого кота.

– Где девочка? Вы говорите о девочке? Кто еще в доме?

Ян уронил голову и почти неслышно прошептал:

– Она одна. Я сам покажу, где. Она вас испугается.

…Бравада и спесь быстро слетели с «мальчика в белом», едва он оказался в комнате с привинченной к полу табуреткой, за решетчатым окном и яркой настольной лампой, чей свет помогал следователю лучше видеть его лицо, а его, Яна Крынкина, заставлял щуриться и опускать глаза. Единственное, за что он цеплялся, это за то, что сам не принимал участия в злодеяниях. Да, Лену Фролову он пугал, но только пугал… А отца не убивал, нет… Девочку ему привезли, но он не знает этих ребят, они привезли ее и продукты, сказали, чтоб обращался хорошо, кормил, и тут же уехали.

И так, может быть, он пел бы до бесконечности, если бы Левченко на следующий день не ввела еще одного задержанного – бармена из пиццерии «Тоскана» Валерия Демкина.

Они мгновенно узнали друг друга, спектаклей не устраивали.

– Вот он, он скажет, – Крынкин едва не бросился к Демкину, – Я девочку не бил, не похищал… Ничего плохого ей не сделал. Мы ж не как на диком Западе…

Демкина увели.

– Вот что, Крынкин, слушайте меня внимательно. Вы можете сколько угодно утверждать, что не убивали Фролова. Однако я вас сейчас познакомлю с заключением экспертов, которые подтвердили, что серьги убитой Ламко, прежде чем попасть в карман убитого Фролова, находились в кармане ваших брюк. Это ваши брюки? – Быков брезгливо приподнял за пояс изъятые при обыске в автомастерской белые джинсы. – Ваши, и не вздумайте отвергать, потому что у нас есть масса средств и методов доказать принадлежность носильной вещи.

– Да, мои это штаны, мои… – нехотя согласился Крынкин.

– В таком случае ознакомьтесь с заключением экспертов.

Крынкин со страхом смотрел на бумагу с грифом, протянутую полковником Быковым, но не взял и даже отвернулся:

– Я и так вам верю…

– Что, ужас пробирает? Небось, думали, все шито-крыто, никто не узнает, организовывали дело – комар носа не подточит? Ан нет… Да, Крынкин, много вы натворили.

– Да не убивал я Фролова, гражданин следователь! – взвыл Крынкин. – Не знаю, чем доказать! Серьги мне дал один парень, я его первый раз видел, он мне передал привет от Саши, ну, от Чернова. Потом сказали пугнуть Ленку, как сумею. Я пугнул. А ее отца я не видел.

– Хорошо, вы вышли из дома, довольный, что нагнали страху на беззащитного человека, что дальше?

– Ко мне подошел мужик и передал привет от Саши и Валеры. Ну, от Демкина. Мужик сказал, давай серьги, я отдал.

– Так, а что же Саша? Вы его видели в тот день или в ту ночь?

– Сашу? Нет… Он на место не выходит. Он шеф нашей пятерки.

– Какой еще пятерки?

– Ну, нашей… – Ян тяжело вздохнул, – не знаю, как объяснить.

– Когда вам привезли девочку?

– Вчера вечером, в понедельник…

– Кто?

– Валера. Потом позже приехал Саша, дал деньги, взял машину и уехал.

– Куда?

– Не знаю. Велел дать команду блокировать Окружную, потом блокировать направления автотрасс с Щелковской… И все. Больше я его не видел.

– И каким же образом вы выполнили его команду? Вы что, впятером с таким заданием справились, которое только полку под силу?

– У меня пять номеров телефонов. Если это смягчит мое положение, я все вам назову. И шестой – Сашин. Вот… Я звоню по пяти, они тоже звонят каждый по пяти, каждый по своему списочку, передают команду, потом выходят в пикеты, если надо, или еще делают, что надо. А девочку я не обижал. Маленькая… Что я, не понимаю? Гражданин полковник, это же смягчает…

– Крем для бритья смягчает, Крынкин. Где сейчас Чернов?

– Не знаю.

– Он уехал из Москвы один?

– Не знаю. Но мы вчера переговаривались, вроде с ним какой-то мужик был, я второй голос слышал.

– Кто? Чернов называл имя этого человека? Голос был вам знаком?

Крынкин отрицательно покачал головой.

– Кто такой Макс?

– Не знаю.

– Воздвиженский, Арбузов, Горохов?

– Нет, не знаю никого… Ничего я не знаю… Знаю, что убивали, шантажировали, они ж смеются над вами, когда похваляются… Но кто, не знаю… Мне не говорят! – парень озлобился, начал кричать. – Мне говорят – делай! Говорят, куда, с кем, как! А за что? Почему? Приказы не обсуждают! За исполнение платят! Я винтик! Они не хотят быть винтиками. А я – делай, что говорят!

– Зачем же ты это делал, Ян? – Быкову показалось, сейчас он докопается до сути этого подонка.

– Ну, потому что… все… Потому что я не трус. И потому что хочу жрать, как они, красиво одеваться хочу, как импортный. Я что, из другого теста? И мне интересно, мне интересно, что, кроме вставай и пошел на работу, есть на свете, может быть, другая жизнь, как в кино, когда можно убедиться, что ты не быдло!..

– Сколько вам лет, Крынкин? – спросил Быков, чтобы сбить начинающуюся истерику.

– Двадцать один, гражданин следователь, – Крынкин посмотрел умоляюще, – если вам нужен Чернов, я вам его достану. Только скажите, что это смягчит. Смягчит?

– Ну, зачтется.

– Тогда доставьте меня к телефону, я ему позвоню.

– Куда? Может, я ему сам позвоню?

– Я ж ему в машину позвоню.

– Вы что, ребятки, спецмашину угнали?

– Нет, что вы… На «Волге» смонтировали рацию, как у такси. Это не проблема. Я хочу позвонить сам, чтобы мне зачлось, что я добровольно содействую, без принуждения…

Сержант отвел задержанного в комнату с телефоном. Рядом сел Сиволодский. Быков в соседней комнате снял трубку параллельного аппарата.

– Саш, ты чего не отвечаешь, как дела? – услышал Быков голос Крынкина.

– Что тебе нужно? Что случилось? – голос прерывался. Слышались эфирные помехи.

– Девчонка дурит. Что делать? Долго еще?

– Плюнь, разотри и жди. Я скоро скажу, куда ее привозить,

– Где ты, Саш?

– Не задавай дурацких вопросов.

Сейчас определят, откуда шел разговор. Быков вернулся к задержанному.

– Коль уж ты начал, – сказал он, – надо продолжать помогать нам. Вот что, Крынкин, сейчас капитан Сиволодский отведет тебя на вашу базу. Вместе там будете ждать звонка Чернова. И не советую валять дурака, Крынкин. Мы должны точно знать, куда, когда и зачем нужно доставить девочку.

Крынкин согласно кивнул.

Быков направился к себе в кабинет.

В холле у открытого окна сидела майор Левченко. Лицо усталое, глаза измученные.

– Ты что, Валя? – спросил Быков участливо. – Запирается бармен?

– Если бы… Слава, Славочка, хоть ты объясни… Ну, есть в сознании образ преступника. Не то рецидивист с кайлом, по фене ботающий, не то… циничный лицемер, хапнувший миллион, его деньги от всего мира отгородили… А тут сидит мальчишка, мальчик, ты понимаешь, Слава, и порет… о примате силы, о подчинении разболтавшегося общества, о красоте власти, о все подчиняющей воле… Я чувствую, для него это чужие слова, он не только марионетка, он еще и чей-то рупор… Но он верит в то, что говорит! Кажется, мы встречаемся с каким-то психологическим феноменом, вот что страшно, Слава… Убить человека ничего не стоит, кроме денег…

– Мда, – буркнул полковник, – чтоб было, как в кино, чтобы знать, что ты не быдло…

– Что?

– А это из репертуара Яна Крынкина.

– Вот видишь… – безнадежно вздохнула майор.

– Все это было под луной, – понимающе кивнул Быков. – Что Демкин показал по существу?

– Из ценного – он не знает, кто такой Макс, но утверждает, что это человек, содержащий «Элладу». Дал Арбузову денег на открытие кооператива, теперь Арбузов выплачивает ему долг с процентами. Объединение, которое представляют Чернов, Демкин и Крынкин, он так и говорит, объединение, заинтересовано в переориентации «Эллады». Поскольку у Ламко с Арбузовым имелись разногласия, некоторое время рассчитывали на то, что она поможет убрать Арбузова, переизбрать его, посадить на его место человека их круга, с ней даже велись переговоры, как я и думала, в «Будапеште». Но она отказалась сотрудничать. Переговоры вел человек, известный Демкину как Король. Кроме Чернова, Демкин руководства так называемого объединения не знает. У меня такое впечатление, что, хоть Демкин и бравирует, и чушь несет, он говорит правду. Я пыталась выяснить степень его информированности, но… В принципе он сказал то, что мы и так знали. Скорее, чувствовали и понимали.

– Нет, дорогая, это мы знали. Только сделать ничего не могли. Опоры не имели. Фактов, доказательств, свидетелей…

Служба сообщила, что передатчик работал в сорока километрах от города Киржач Владимирской области.

Машину Горохова обнаружили на стоянке автовокзала, откуда уходят автобусы на Киржач и Владимир. Так что получается, Чернов гонится за Гороховым? А где Воздвиженский? Куда Чернов поедет дальше? Куда вызовет своих подручных?

29

Вера еще спала, когда Гриша ушел с Саней на ферму. Он надеялся, что Вера отойдет от их ночной ссоры и успокоится.

Саня вел непривычные для Гриши странные разговоры ни о чем. Нет, смысл в них, конечно, был, но это были просто разговоры человека с человеком, а вовсе не то, к чему Гриша привык. За этими разговорами не стояло ничего, кроме тяги к общению и доброжелательного любопытства. Именно любопытства, а не интереса в Гришином понимании, когда контакт с человеком обусловлен тем, что с него можно иметь.

Вчера вечером к ним с Верой нагрянула знакомиться, как выразилась Вера, «земская интеллигенция». Гриша даже не сразу понял, что симпатичный парень с чеховской бородкой – местный поп. Он рассказывал об истории деревни, некогда богатого и обширного села, которую он взялся описать по уцелевшим церковным книгам. А жена его Лиля – женщина как женщина, с образованием, инязовка, и надо же – попадья. Как-то прежде Гриша не задумывался над существованием подобных людей.

Любопытной оказалась и пара из Нарвы, местные арендаторы. Она – экономист, он – инженер. У них своя программа, они шутя ее окрестили «Программа Соя». Буквально на днях знакомые из Ленинграда прислали им соевые семена прямо из всемирно известного института растениеводства.

– Это прекрасный корм, – доказывали они, – вся Западная Европа, вся Америка растит скот на сое, страшно рентабельно, – и они развивали грандиозные планы возрождения отечественного животноводства и молниеносного личного обогащения. Инженер вдохновенно горячился, как и положено дилетанту.

– Словом, вы начинаете с нуля, – скептически заметила Вера.

– Так это же прекрасно, Верочка, суметь начать с нуля, – не сдавался бывший инженер.

– Это значит, в руках есть силы, а в душе нет места разочарованию. – И его жена принялась уговаривать Веру и Гришу присмотреться, сделать выбор, на их примере убедившись в преимуществах развивающейся сельской жизни. – Все только начинается!..

Гости опустошили самовар и разошлись за полночь. Гриша сказал Вере:

– Знаешь, а ведь в жизни один раз, но приходится делать выбор. Казалось, свой я уже сделал, но… Расплатой запахло. Все, что я имею и могу иметь, не стоит этой цены, когда над головой висит закон, мало того, твой батька в придачу. Чего мне ждать – тюрьмы или смерти из-за угла? Ни того, ни другого не желаю. Почему я должен был бежать сюда, как шелудивый пес? Почему по ночам мне должно сниться, как переворачивают мою новенькую квартирку, как машину мою, «зубилку», конфисковывают? Твой батька решил меня в жертву принести. Не поняла еще? Следствию решил отдать. И «пришить», чтоб на допросах я рот не открыл, оправдываясь. Он бы меня давно убрал, да я ему нужен такой замазанный, чтоб никаких сомнений не оставалось, что я, я убил Ламко! Одна надежда. Пока тут сидим, там разберутся. В деле убийства Ламко моей вины нет. А другое… Похоронить, забыть и точку поставить. И снова не начинать, ну вас, я жить хочу, выжить и жить.

Вера серьезно глянула на него:

– Здесь начать новую жизнь? А папы тебе нечего бояться. Был бы отцу нужен твой свеженький труп, он не дал бы доброго совета уносить ноги, – она усмехнулась.

– А не дал ли он тебе этот добрый совет, чтобы навлечь на меня еще большее подозрение? Бежит и скрывается тот, у кого есть к тому очень серьезные причины.

Вера тяжело вздохнула:

– Все можно вывернуть наизнанку. А вообще, – она презрительно поморщилась, – тебя чуть поприжало, так ты и поплыл… Не крепок на излом, однако. Или это пейзанская идиллия расслабила тебя? Дорогой мой, да ты участвуешь в ней, как кинозритель в сюжете фильма! Давай завтра отсюда мотать. Прямо с утра.

К Вере он вернулся только вечером.

Ее глаза светились яростью.

– Ты мне назло пропадал целый день? Я все собрала, со всеми расплатилась. Пошли.

– Ты с ума сошла? Я устал, я есть хочу! И куда? Зачем?

– Дурак! – в сердцах выпалила Вера – Ладно. Как знаешь. А хочешь жрать, вон консервы, больше ничего нет. Если б ты видел эту знаменитую автолавку! Тот еще «Елисеевский»!

Гриша не мог понять, что с ней происходит. А она не могла, а после вчерашнего разговора с отцом не смела ему это объяснить. Ей стал понятен замысел отца. Она сразу почувствовала себя его пособницей. Нет, она такого не хотела. Она не могла не позвонить отцу, как условились, она была уверена, что он беспокоится, хочет знать, все ли у них в порядке, надежно ли их убежище. Теперь единственный выход она видела в том, чтобы скорее бежать из этой проклятой деревни, о которой знает отец. Но она не знала, как, не признаваясь в предательстве, уговорить Гришу уехать. Ему тут хорошо, черт побери! Он даже не чувствует опасности.

Вера подошла к Грише и опустилась на колени:

– Прости меня. Христом Богом прошу, уедем отсюда.

Под окнами раздался хруст, будто наступили на кусок шифера.

Вера обернулась, вскочила на ноги. Ей показалось, что кто-то глядит на нее из сумерек. Определенно, за окном кто-то стоит. Она вгляделась. Мужчина. Она решила, это отец.

– Гришенька… – шепнула, – я так и знала… Он… Приехал… Это конец… Смотри… – и она прижалась к Грише, как к шаткому, ненадежному, но укрытию. Так во время грозы прижимаются к единственному дереву в чистом поле. Гриша ее не понял, отстранился и подошел к окну. Да, там стоял человек и рассматривал их. Он сразу узнал его. Это был Воздвиженский.

«Значит, он нас выследил, – понял Гриша. – Кто же нас продал? Макс? А он как узнал, где мы?»

– Это мой знакомый, – сказал он Вере, – наверное, лучше его впустить. Успокойся, тебя это вряд ли касается. И не надо лишнего шума.

Гриша толкнул неплотно притворенную раму.

– Здравствуйте, – донеслось из темноты. – На пару слов, Григорий Борисович. Вы позволите?

– Входите. Дверь не заперта.

Воздвиженский вошел. На нем был светлый плащ. Руки он держал в карманах.

– Ее я нигде не видел. Но раз вы здесь, значит, и она… – тихо и печально заговорил Воздвиженский. – Вы не сможете мне отказать, – он умоляюще посмотрел на Веру, – верните ее.

– Кого? – глухо спросила Вера и посмотрела на Гришу – бледный, растерянный, молчащий, он испугал ее больше, чем появление незнакомца.

– Я третьи сутки на ногах. Я объехал столько деревень…

– Вы не один? – настороженно спросил Гриша.

– Григорий Борисович, давайте по-хорошему. Я готов предложить вам выкуп, все, что у меня есть, все, что удалось сколотить за последние четыре года…

– Вадим Федорович, я тут ни при чем. Я все знаю, но я тут ни при чем, – торопливо ответил ему Гриша, надеясь на том и закончить разговор.

– Зачем же вы тогда здесь?

– На отдыхе… Я к этому не причастен. Понимаете? Я этого не совершал. Да вы представляете?.. – он оглянулся на Веру. – Вы представляете, что я реально мог?..

– И к тому, как меня отделали, вы не причастны? – с ненавистью выпалил Воздвиженский. – Неужели вам было мало? Но сейчас не о том речь. Я готов забыть, я уже забыл, как велели. Я хочу разойтись мирно.

– Я не могу вам помочь, поверьте…

– Понятно. Вас не уполномочили вести со мной переговоры. Но вы ведь здравомыслящий человек, Григорий Борисович. Вы не можете не понимать всех последствий. Если хотите, сейчас мы оба страдаем напрасно. А вы еще и сильно рискуете, таская из огня чужие каштаны. Отдайте девочку, и мы расходимся. Вы мне верите? Если ее здесь нет, проводите меня к ней. Пойдемте. Ведь, кроме вас, некому… Если не вы, то кто же поможет мне найти ее?

– Не знаю, как вам объяснить… – смешался Гриша. Ему вдруг стало ужасно тоскливо… Бьешься в стену, а стена с шипами. Он махнул рукой, в изнеможении сел на старомодный продавленный диван и обхватил голову руками.

– Девушка, – обратился Воздвиженский к Вере, – у вас же есть мать, у вас есть сердце… Сколько страданий… Представьте, что ваша мать должна чувствовать, потеряв вас! То же самое…

– О Господи… – прошептала Вера. – Какая девочка? Кто потерялся? О чем вы говорите?

Воздвиженский подскочил к Вере, попытался схватить ее за плечи, она увернулась.

– Вы издеваетесь! – закричал он. – Вы пойдете со мной!

И Вера увидела, как медленно он достает из кармана светлого плаща черный пистолет. Животный ужас, кошмар смертельной опасности, какой, должно быть, испытывает безответная жертва скотобойни, подбросили Веру.

– Й… яа! – дико заорала она, изгибаясь всем телом выбрасывая вперед ногу в своем молниеносном полете, вкладывая в удар каратэ всю силу страха и отчаяния. Грянул выстрел.

Вера не поняла, успела ли она ударить. Резкая боль, жаркая волна затопила ее. Гришино лицо закрыла красная завеса.

Гриша рванулся к ней, но что-то сломило и его, и он рухнул рядом, так и не помяв, что же случилось и с ним, и с Верой.

30

Услышав выстрелы, Чернов грязно и смачно выругался. Делать нечего. Теперь Воздвиженский пусть сам изворачивается.

Чернов сдал назад и начал разворачиваться, выбираясь из густого кустарника на берегу озера, где они с Воздвиженским прятались. Если завтра местные пинкертоны и обнаружат след протекторов – ерунда, может же автотурист просто заехать помыть машину.

На выезде из проселка черновскую «Волгу» обогнала «Нива». В свете фар Чернов увидел профиль водителя и вздрогнул. Макс?! Черт побери, эта сволочь уже мерещится. Откуда ему тут взяться? «Даже если Воздвиженский скажет в милиции, что завез его в эту глухомань соучастник, некто Чернов, – размышлял он, стараясь забыть о водителе «Нивы», – ну и что? Он уже на стольких людей наклепал! Поклепом больше, поклепом меньше. Алиби у меня будет. Пил без просыха с Яном и Тимониным, именины отмечали… Однако какое-то начальство в деревне есть, конечно, и оно уже зашевелилось. Ну, не начальство, так общественность, она теперь везде резвая. Пойдет писать губерния… Могут перекрыть дороги. Где же мне лучше перехватить Яна? Где-то здесь, до развилки на автостраде».

Чернов резко сбавил скорость, подыскивая место, где можно остановиться и спрятать машину.

Из-за старого потерявшего голову идиота все пошло наперекосяк! Начиналось все, как планировалось. Три дня поиска не прошли даром. Горохова они обнаружили на хоздворе, когда день клонился к закату. Как заправский механик, Гришка возился в моторе старого «Кировца». Чернов отправил Воздвиженского проследить, в каком доме остановился Горохов, узнать, с кем он тут, у кого живет, вдруг родственники или друзья, словом, своя кодла? В отсутствие Воздвиженского нужно было связаться с Яном. Не при любящем же дедушке речь вести о девчонке!

– Бери атлас дорог, открывай на Владимирской области и следи по карте, я буду давать ориентиры. Я вас встречу на дороге, где окажется удобнее.

Ян уточнил, где именно.

– Не разминемся, – ответил ему Чернов.

Воздвиженскому было сказано четко: только разведать обстановку и возвращаться, ведь идти за девочкой все равно одним нельзя, нужно прежде найти местных представителей власти, брать Горохова с поличным. Чернов таким образом собирался выиграть время, придержать Воздвиженского на те два – два с половиной часа, за которые Ян с Тимопиным привезут малышку и спрячут ее в одной из построек двора, где обретается Горохов. Вот тогда и начнется настоящий спектакль. Сам Чернов, разумеется, принимать в нем участие не собирался. Он только анонимно вызовет милицию – телефоном областного управления он запасся.

После разговора с Яном прошло сорок минут. Воздвиженский не возвращался. И только услышав выстрелы, Чернов понял, почему. Кто же кого там порешил? Это уже не имело практического значения. Все полетело в тартарары. Теперь нужно только перехватить Яна, чтобы он с девочкой не прикатил в Кузнецы, где наверняка уже началась заваруха.

В это время в тишине над его головой застрекотал вертолет. Чернов проследил за его полетом и понял: вертолет идет прямо на Кузнецы. Значит, это милицейский вертолет. Он бросился к машине. Схватился за телефонную трубку. Мастерская не ответила. Конечно, Ян давно уехал. Поручить кому-то перехватить его нереально. Маршрут знает только Ян. «Что же делать? – Чернов начал кусать старый болезненный заусенец. – Яна не остановишь, придется сидеть и ждать его здесь, что тоже рискованно». Волей-неволей в мыслях Чернова начала складываться взаимосвязь: выстрелы, померещившийся Макс, милицейский вертолет и молчание телефона в мастерской, – в такой момент там не могло никого не быть. Чернов даже начал сомневаться, кого настигла пуля. Горохова ли? А если Воздвиженского? Макс мог и не привидеться. Так что же главное? Перехватить Яна, отмежеваться от Воздвиженского. Остальное уже детали.

«В этой машине, – думал Чернов, – полным-полно отпечатков пальцев, и моих, и Вадима… И это бесспорное доказательство, что мы действовали заодно. А если поискать, найдутся и отпечатки пальцев девочки. Ведь я ее вез на этой машине. Вот и получается… А, машина дело наживное. Да и не моя она в конце концов. Общая, то есть ничья».

Чернов снова сел за руль. Вывел машину на дорогу. Прислушался. Нет, гудения моторов, звуков приближающегося транспорта он не услыхал. Вышел из машины, открыл багажник, вытащил канистру. Полная, да и в бачке почти под завязку. Это хорошо. Хорошо, что он запаслив. Раскрыл канистру, потом раскрыл дверцу и вылил бензин на оба сиденья – на переднее и на заднее. Обивочная ткань не сразу впитывала маслянистую жидкость, она стекала на пол и застывала мелкими лужицами на резиновых ковриках. И это тоже по-своему хорошо. Чернов скомкал газету, вложил в нее камень, поджег и бросил в раскрытую дверцу «Волги». А сам побежал вперед. За его спиной взметнулось пламя. Потом раздался взрыв.

А он бежал и бежал, всматриваясь в синюю тьму. Ни машина Яна, ни какая другая не встретились ему.